Монро. Игрушки мира

вы сможете обратить особое внимание на все детали внешности животного.
- Я боюсь, что вообще не усну нынче ночью, - патетически изрекла Лола.
- Каждую пятую ночь я мучаюсь бессонницей, а эта - как раз пятая.
- Это меня сильнее всего пугает, - заявил Берти. - Конечно, мы можем
поставить на обеих лошадей, но было бы куда лучше вложить все наши деньги в
победителя. Разве вы не можете принять снотворное или что-то в этом роде?
- Некоторые рекомендуют дубовые листья, вымоченные в теплой воде и
разложенные под кроватью, - высказалась госпожа Дюкло.
- Стакан бенедиктина с каплей одеколона... - засвидетельствовал сэр
Лалворт.
- Я испробовала все известные средства, - с достоинством ответила Лола,
"я страдаю от бессонницы уже много лет.
- Но теперь от вашей бессонницы страдаем мы, - сказал Одо надувшись. -
Мне в особенности хочется сорвать большой куш на этой гонке.
- Меня бессонница тоже не радует, - прервала его Лола.
- Будем надеяться на лучшее, - успокоительно сказала госпожа Дюкло. -
Вдруг сегодня будет исключение из правила пятой ночи.
Но когда настало время завтрака, Лола поведала о прошедшей впустую
ночи, не прерываемой никакими видениями:
- Не думаю, что и на десять минут сомкнула глаза; и конечно, никаких
снов.
- Мне так жаль, прежде всего вас, да и нас - тоже, - сказала хозяйка
дома. - Вы не думаете, что могли бы слегка вздремнуть после завтрака? Вам
стало бы получше - и вы МОГЛИ БЫ кое-что увидеть во сне. У нас осталось бы
еще время, чтобы сделать ставки.
- Я попытаюсь, если вы пожелаете, - сказала Лола. - Это звучит
по-детски, как будто маленького ребенка с позором отсылают в кровать.
- Я приду и буду читать вам энциклопедию "Британника", если вы
полагаете, что это поможет вам уснуть поскорее, - любезно сказал Берти.
Дождь был слишком силен, чтобы можно было развлекаться на открытом
воздухе, и все собравшиеся в течение двух часов страдали от абсолютной
тишины, которую следовало сохранять по всем дому, чтобы увеличить шансы Лолы
на сновидения. Даже щелканье бильярдных шаров считалось отвлекающим
фактором, канареек отнесли в садовый домик, а часы с кукушкой прикрыли
несколькими ковриками. На дверях по предложению Берти была вывешена надпись
"Пожалуйста, не стучите и не звоните", гости и слуги переговаривались
трагическим шепотом, как будто в дом вошла болезнь или смерть. Все эти
предосторожности не принесли пользы: беспокойная ночь Лолы сменилась
бессонным утром, и ставки гостей поровну разделились между Детским Чаем и
французской лошадью.
- Так печально, что пришлось разделить ставки, - произнесла госпожа
Дюкло, когда ее гости собрались в зале днем, ожидая результатов заезда.
- Я старалась для вас, - сказала Лола, чувствуя, что она не получает
должной благодарности, - я сказала вам, что видела во сне, как коричневая
лошадь по имени Бутерброд с легкостью опередила всех остальных.
- Как? - вскричал Берти, подскочив на месте. - Коричневая лошадь!
Несчастная женщина, вы никогда не говорили, что эта лошадь - коричневая.
- Разве? - заколебалась Лола. - Я думала, что сказала вам: это была
коричневая лошадь. Она определенно была коричневой в обоих снах. Но я не
вижу, что можно поделать с этим цветом. Детский Чай и Ле Файф-о-клок -
каштанового цвета.
- Милосердные Небеса! Коричневый бутерброд с оттенком лимона - это о
чем-нибудь напоминает вам? - бушевал Берти.
Медленный, общий стон звучал отовсюду, пока значение его слов достигало
разума слушателей.
Во второй раз за этот день Лола удалялась в свою комнату; она не могла
вынести взоров упрека, направленных на нее отовсюду, когда Снеток был
объявлен победителем при подходящей ставке четырнадцать к одному.

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ

Алисия Дебченс сидела в углу пустого железнодорожного вагона, внешне -
более или менее непринужденно, внутренне - с некоторым трепетом. Она
решилась на приключение, не столь уж незначительное в сравнении с привычным
уединением и покоем ее прошлой жизни. В возрасте двадцати восьми лет,
оглядываясь назад, она не видела никаких событий, кроме повседневного круга
ее существования в доме тетушки в Вебблхинтоне, деревеньке, удаленной на
четыре с половиной мили от провинциального города и на четверть столетия от
современности. Их соседи были стары и немногочисленны, они не были склонны к
общению, но полезны, вежливы и полны сочувствия во время болезни. Обычные
газеты были редкостью; те, которые Алетия видела регулярно, были посвящены
исключительно религии или домашней птице, и мир политики был нее незримым и
неизведанным. Все ее идеи о жизни вообще были приобретены из популярных
респектабельных романов, и изменены или усилены теми знаниями, которые
предоставили в ее распоряжение тетя, священник и домоправительница тети. И
теперь, на двадцать девятом году жизни, смерть тети хорошо ее обеспечила в
финансовом отношении, но лишила родственников, семьи и человеческих
отношений. У нее было несколько кузин и кузенов, которые писали ей
дружеские, хотя и редкие письма. Но поскольку они постоянно проживали на
острове Цейлон, о местоположении которого Алетия имела смутное
представление, исключая содержащуюся в гимне миссионеров гарантию, что
человеческий элемент там мерзок, то кузены не могли быть ей полезны.
У нее были и другие кузены, более далекие в человеческом отношении, но
не столь уж географически удаленные, учитывая, что они обитали где-то в
центральных графствах. Она с трудом могла вспомнить, когда с ними
встречалась, но один или два раза за последние три-четыре года они выражали
вежливое пожелание, что она должна нанести им визит; они, вероятно, не
особенно расстроились из-за того, что нездоровье тети помешало Алетии
принять все их приглашения. Выражение сочувствия, которое было получено в
связи со смертью тети, содержало неопределенную надежду, что Алетия в
ближайшем будущем найдет время, чтобы провести несколько дней с кузенами. И
после многих размышлений и продолжительных колебаний она написала, что
хотела бы приехать в гости в определенное время несколько недель спустя.
Семейство, как она с облегчением узнала, было невелико; две дочери вышли
замуж и жили где-то далеко, в доме обитали только старая миссис Блудвард и
ее сын Роберт. Мисси Блудвард была, судя по всему, инвалидом, а Роберт -
молодым человеком, который кончил курс в Оксфорде и входил в парламент.
Далее этого знания Алетии не простирались; ее воображение, основанное на ее
обширном знании людей, встравшихся в романах, должно было заполнить пробелы.
Мать было нетрудно вообразить; либо она окажется сверх-любезной старой леди,
переносящей свою болезнь с безропотной силой духа и находящей доброе слово
для мальчика садовника и солнечную улыбку для случайного посетителя, либо
она будет холодной и злой, глаза ее будут вворачиваться в посетителя, как
два буравчика, а сама миссис Блудвард будет безгранично преклоняться перед
своим сыном. Воображение Алетии склоняло ее к последнему предположению.
Роберт представлял больше проблем. Существовали три основных типа
мужественности, которые следовало учитывать в разработке классификации; был
Хьюго, сильный, добрый и красивый, редкий тип, не очень часто встречающийся;
был сэр Джаспер, до крайности мерзкий и абсолютно недобросовестный, и был
Невил, в душе совсем не плохой, но слабохарактерный и обычно требующий
постоянных усилий двух хороших женщин, предохраняющих его от окончательного
падения. Вероятнее всего, сочла Алетия, Роберт принадлежит к последней
категории, так что она определенно сможет насладиться дружбой одной или двух
превосходных женщин, а еще сможет получить представление о нежелательных
авантюристках или столкнется лицом к лицу с опрометчивыми, ищущими
развлечений замужними женщинами. Это была в целом захватывающая перспектива
- столь внезапное погружение в неизведанный мир неизвестных людей; и Алетия
очень сожалела, что не может взять с собой священника. Она не была, однако,
богата или достаточно знатна, чтобы путешествовать со священником, как
всегда делала маркиза Мойстонкли в только что прочитанном романе. Так что
Алетии пришлось признать, что данный вариант просто невозможен.
Поезд, который нес Алетию к месту назначения, был местным, с ярко
выраженной привычкой останавливаться на каждой станции. На большинстве
станций никто, казалось, не собирался садиться на поезд или покидать его, но
на одной платформе обнаружилось несколько торговцев, и два человека, фермеры
или мелкие торговцы рогатым скотом, сели в вагон Алетии. Очевидно, они
только что закончили торговлю, и их беседа сводилась к быстрому обмену
короткими дружественными вопросами о здоровье, семьях, деньгах и прочем, да
еще к ворчливым замечаниям о погоде. Внезапно, однако, их разговор принял
драматически интересный оборот, и Алетия прислушалась с наивным вниманием.
- Что вы думаете о мистере Роберте Блудварде, а?
В его вопросе прозвучали презрительные нотки.
- Роберт Блудвард? Настоящая дрянь, вот он кто. Ему должно быть стыдно
смотреть в лицо порядочным людям. Послать его в Парламент, чтобы
представлять нас - надо же! Он отберет у бедного человека последний шиллинг,
это точно.
- Да, отберет. Наврать с три короба, чтобы заполучить наши голоса - это
все, на что он способен. Будь он неладен! Ты видел, что "Аргус" ему устроил
на этой неделе. Подходяще тяпнул, скажу я тебе.
И после этого они продолжали свои обвинения. Не было ни малейшего
сомнения, что говорили они как раз о кузене Алетии, к которому она
направлялась в гости; намек на выдвижение в Парламент это подтверждал. Что
же мог сделать Роберт Блудвард, каким он мог быть человеком, если люди
говорили о нем с таким очевидным осуждением?
- Его вчера ошикали в Шолфорде, - заявил один из собеседников.
Ошикали! Как до этого дошло? Было нечто драматичное, почти библейское в
образе соседей и знакомых Роберта Блудварда, с презрением шикающих на него.
Алетия вспомнила, что лорд Хервард Странглат был ошикан в восьмой главе
"Маттерби Тауэрс", во время веслианского базара, потому что его подозревали
(несправедливо, как это выяснилось впоследствии) в том, что он до смерти
забил немецкую гувернантку. И в "Зараженной гинее" Ропер Сквендерби был по
заслугам ошикан на собрании Жокейского клуба за то, что вручил конкуренту
поддельную телеграмму, содержащую ложные вести о смерти его матери, как раз
перед началом важной гонки, таким образом добиваясь снятия лошади его
конкурента. Спокойные англосаксы не выказывали открыто своих чувств без
некой сильной неотразимой причины. Какое же злодейство сотворил Роберт
Блудвард?
Поезд остановился на другой маленькой станции, и два человека вышли.
Один из них забыл в вагоне номер "Аргуса", местной газеты, на которую
он ссылался. Алетия бросилась на этот листок, ожидая обнаружить внутри
культурное литературное выражение того осуждения, которое эти грубые
поселяне выразили домашним, честным образом. Ей не пришлось долго искать.
"Мистер Роберт Блудвард, бахвал" - так называлась одна из основных статей в
газете. Алетия в точности не знала, кто такой бахвал, вероятно, это слово
указывало на некую отвратительную форму жестокости; но уже из нескольких
первых предложений статьи она узнала достаточно: ее кузен Роберт, человек, в
доме которого она собиралась остановиться, был недобросовестным,
беспринципным субъектом, с низким коэффициентом интеллекта, но с сильно
развитой хитростью; он и его партнеры были ответственны за всю нищету,
болезни, бедствия и невежество, в которых погрязла страна; никогда, разве
что в одном-двух обвинительных псалмах, которые она всегда считала
написанными в духе преувеличенной восточной образности, Алисия не
сталкивалась с такими обвинениями в адрес человека. И этот монстр собирался
встретить ее на Деррелтон-стейшн всего через несколько минут. Она тотчас его
узнает; у него будут темные густые брови, быстрый, скрытный взгляд,
глумливая, порочная улыбка, которая всегда характеризовала сэров джасперов в
этом мире. Должно быть, бежать уже слишком поздно; она должна собрать все
силы, чтобы встретить его с показным спокойствием.
Для нее было значительным потрясением, когда Роберт оказался
симпатичным юношей с длинным носом, веселым взглядом и почти что школьными
манерами. "Змея в оперении утенка" - таков был ее комментарий; милосердный
случай открыл ей истинный облик кузена.
Когда они уезжали со станции, какой-то взъерошенный человек, явно
представитель рабочего класса, взмахнул шляпой в дружественном приветствии.
"Удачи Вам, мистер Блудвард", крикнул он, "вы взойдете на вершину! Мы
свернем шею старику Чобхэму".
- Кто этот человек? - тут же спросила Алетия.
- О, один из моих сторонников, - рассмеялся Роберт, - немного браконьер
и немного бездельник, но он на верном пути.
Так что вот каковы союзники, которых подобрал себе Роберт Блудвард,
мелькнуло в голове Алетии.
- Кто этот старый Чобхэм, про которого он говорил? - спросила гостья.
- Сэр Джон Чобхэм, человек, который противостоит мне, - ответил Роберт.
- Вот его дом - там, справа, среди деревьев.
Значит, все-таки был настоящий человек, возможно, истинный Хьюго по
характеру, который решился и бросил вызов злодею в его низменных замыслах, и
был трусливый заговор, цель которого - сломать герою шею! Возможно, попытка
будет предпринята в течение ближайших часов. Его, конечно, следовало,
предупредить. Алетия вспомнила, как в "Найтшейд Корт" леди Сильвия Брумгейт
притворилась, что лошадь принесла ее к входной двери находившегося в
опасности магната, и прошептала ему на ухо предупреждение, которое спасло
его от ужасного убийства. Она задумалась, есть ли в стойле спокойный пони,
на котором ей позволили бы выехать одной. Возможно, за ней будут наблюдать.
Роберт погонится за ней и перехватит ее уздечку, как только она завернет в
ворота сэра Джона.
Группа людей, мимо которых они проехали по тихой улочке, одарила их не
очень дружественными взглядами, и Алетии показалось, что она слышит скрытое
шикание; мгновением позже они натолкнулись на мальчика-курьера, ехавшего на
велосипеде. У него было открытое лицо, аккуратно причесанные волосы и
опрятная одежда, что указывало на наличие чистой совести и чудесной матери.
Он глянул прямо на пассажиров автомобиля, и, после того как они проехали,
запел ясным, ребяческим голосом: "Мы подвесим Бобби Блудварда на кислой
яблоне".
Роберт громко рассмеялся. Именно так он выражал презрение и осуждение
своим братьям-людям. Он подталкивал их к отчаянию своей бесстыдной
развращенностью, пока они не заговаривали в открытую о суровой смертной
каре, и тогда он смеялся.
Госпожа Блудвард, оказалось, была именно того типа, который Алетия и
представляла себе: тонкогубая, с холодными глазами, очевидно, посвятившая
себя недостойному сыну.
От нее нельзя было ожидать никакой помощи. Алетия той ночью заперла
дверь и завалила ее таким количеством мебели, что у горничной возникли
немалые трудности, когда она принесла утренний чай.
После завтрака Алетия, под предлогом прогулки к отдаленному розарию,
помчалась в деревню, которую они миновали прошлым вечером. Она вспомнила,
что Роберт указал ей на общественный читальный зал, и здесь она считала
возможным встретить сэра Джона Чобхама или кого-то, кто хорошо его знает и
передаст ему сообщение. Комната была пуста, когда она вошла, "График"
двенадцатидневной давности, еще более древний "Панч" и несколько местных
газет лежали на центральном столе; другие столы были заняты главным образом
шахматными и шашечными досками и деревянными коробками с шахматными фигурами
и домино. Она уныло взяла одну из газет, "Страж", и просмотрела содержание.
Внезапно она начала читать, затаив дыхание, полная внимания, крупно
набранную статью, озаглавленную "Немного о сэре Джоне Чобхэме". Румянец увял
на ее щеках, страх и отчаяние воцарились в глазах. Никогда, ни в каком
романе, который она читала, беззащитная молодая женщина не попадала в
подобную ситуацию. Сэр Джон, Хьюго ее мечты, был еще более развращен и
ужасен, чем Роберт Блудвард.
Он был грязен, скрытен, черств и безразличен к интересам страны, лжив;
этот человек никогда не держал слова и нес ответственность, вместе с
подельниками, за большую часть бедности, нищеты, преступлений и национальных
катастроф, которыми была сокрушена страна. Он также был кандидатом в
Парламент, и поскольку в этом конкретном округе было только одно место,
становилось очевидным, что успех или Роберта, или сэра Джона будет суровым
испытанием для амбиций другой стороны. Отсюда, без сомнения, конкуренция и
вражда между этими двумя родственными душами. Один стремился подстроить
убийство своего врага, другой пытался призвать своих сторонников к акту
"линчевания". Все это для того, чтобы состоялись безальтернативные выборы,
чтобы один из кандидатов мог войти в парламент со сладким красноречием на
устах и кровью на сердце.
Неужели люди и впрямь настолько отвратительны?
- Я должна тотчас же вернуться в Вебблхинтон, - проинформировала Алетия
свою удивленную хозяйку во время завтрака. -Я получила телеграмму. Подруга
очень серьезно больна, и за мной послали.
Ужасная необходимость - изобретать такую ложь, но еще более ужасна
необходимость проводить еще одну ночь под этой крышей.
Алетия теперь читает романы с еще большим вниманием, чем прежде.
Она побывала в мире за пределами Вебблхинтона, в мире, где без конца
разыгрываются великие драмы греха и подлости.
Она вернулась оттуда невредимой, но что могло бы случиться, если б она
ушла, ничего не подозревая, чтобы посетить сэра Джона Чобхэма и предупредить
его об опасности? Какой ужас! Она была спасена бесстрашной откровенностью
местной печати.

ПЕРЕПЕЛИНОЕ СЕМЯ

- Перспективы не благоприятны для нас, мелких бизнесменов, - сказал
мистер Скаррик художнику и сестре художника, которые заняли комнаты над его
бакалейным магазинчиком в пригороде. - Эти крупные предприятия предлагают
покупателям все виды соблазнов, а мы не можем позволить себе как-нибудь им
подражать, даже в малом масштабе - читальные залы, игровые комнаты,
граммофоны и Бог знает что еще. Нынче люди не пожелают купить полфунта
сахара, если они не смогут послушать Гарри Лаудера и узнать самые свежие
результаты австралийского первенства по крикету. При широком рождественском
ассортименте, который сейчас у нас, следовало бы держать полдюжины
помощников, но сейчас всем занимается только мой племянник Джимми, да я сам.
У нас были бы прекрасные продажи, если б я мог удержать клиентов еще на
несколько недель, но на это нет ни единого шанса - ну, разве что дорогу до
Лондона завалит снегом. У меня была своего рода идея насчет очаровательной
мисс Лаффкомб, которая могла бы днем выступать с декламациями; она произвела
прекрасное впечатление на вечере в почтовом отделении, читая "Решение
Маленькой Беатрис".
- Это вряд ли поможет сделать ваш магазин фешенебельным торговым
центром, который я не могу себе представить, - сказал художник, явственно
вздрогнув. - Если бы я пытался сделать выбор между достоинствами
карлсбадских слив и сладкого риса в качестве зимнего десерта, меня это
привело бы в бешенство. Течение моих мыслей прервалось бы и я погрузился бы
в решение запутанного вопроса - быть маленькой Беатрис Ангелом Света или
девочкой-бойскаутом. Нет, - продолжил он, - желание выбросить кое-что на
ветер - это главная страсть женщин-покупательниц, но вы не можете позволить
себе этому эффективно потворствовать. Почему бы не обратиться к другому
инстинкту; к тому, который повелевает не только покупательницами, но и
покупателями - фактически, всей человеческой расой?
- Что это за инстинкт, сэр? - спросил бакалейщик.
* * *
Миссис Грейс и мисс Фриттен не успели на рейс в 2.18 до Сити, а
поскольку другого поезда до 3.12 не было, они решили, что могут сделать свои
покупки и в бакалее Скаррика. Это будет не столь сенсационно, согласились
они, но это все равно будет шоппинг.
На несколько минут они полностью ушли в себя, такова уж природа
покупателей, но в то время, как они обсуждали соответствующие достоинства и
недостатки двух конкурирующих марок пасты из анчоусов, они были поражены
заказом, сделанным у прилавка: шесть гранатов и пачка перепелиного семени.
Ни тот, ни другой товар не пользовался спросом в окрестностях. Столь же
необычен был внешний облик клиента; приблизительно шестнадцати лет, с темной
оливковой кожей, большими темноватыми глазами, и тонкими, иссиня-черными
волосами, он мог бы послужить прекрасной моделью художнику. Фактически он и
был моделью. Битая медная миска, в которую он складывал свои покупки, была в
пригородной цивилизации определенно самой удивительной разновидностью сумки
или корзины для покупок, которую когда-либо видели его собратья-покупатели.
Он бросил золотую монету, очевидно, какую-то экзотическую валюту, на
прилавок, и казалось, не собирался дожидаться сдачи.
- За вино и фиги вчера не заплатили, - сказал он. - Оставьте то, что
сверху, в счет наших будущих закупок.
- Очень странно выглядит этот мальчик... - вопросительно заметила
миссис Грейс бакалейщику, как только его клиент ушел.
- Иностранец, я полагаю, - ответил мистер Скаррик с краткостью, которая
решительно отличалась от его обычной манеры общаться с покупателями.
- Я желаю полтора фунта лучшего кофе, который у вас есть, - изрек
властный голос несколько мгновений спустя. Говорящий оказался высоким,
внушительно выглядящим мужчиной весьма диковинного облика; среди всего
прочего выделялась длинная черная борода, которая была бы более уместна в
древней Ассирии, а не в современном лондонском пригороде.
- Темнолицый мальчик покупал здесь гранаты? - внезапно спросил он,
когда ему отвешивали кофе.
Обе леди почти подскочили на месте, когда услышали, что бакалейщик, не
моргнув глазом, ответил отрицательно.
- У нас есть несколько гранатов в запасе, - продолжал он, - но на них
совсем нет спроса.
- Мой слуга заберет кофе, как обычно, - сказал покупатель, извлекая
монету из чудесного кошелька с металлической отделкой. Как будто вспомнив о
чем-то необходимом, он выпалил: - Может быть, у вас найдется перепелиное
семя?
- Нет, - сказал бакалейщик, не колеблясь, - мы им не торгуем.
- Что он будет отрицать дальше? - спросила миссис Грейс, чуть дыша. Ей
не стало лучше, когда она вспомнила, что мистер Скаррик совсем недавно
председательствовал на лекции о Савонароле.
Подняв высокий меховой воротник своего длинного пальто, незнакомец
умчался из магазина, как будто, описывала впоследствии мисс Фриттен, он был
сатрапом, разгоняющим синедрион. Выпадала ли когда-либо столь приятная
задача сатрапу, она была не вполне уверена, но сравнение прекрасно
передавало ее ощущения обширному кругу знакомых.
- Не будем беспокоиться про эти 3.12, - сказала миссис Грейс, -давай
пойдем и обсудим это с Лорой Липпинг. Сегодня ее день.
Когда темнолицый мальчик явился в магазин на следующий день со своим
медным блюдом для покупок, собралось уже немало клиентов, большинство
которых, казалось, растягивали свои покупательные действия с видом людей,
которым совершенно нечем заняться. Голосом, который было слышно по всему
магазину (возможно, потому, что все внимательно прислушивались), он
потребовал фунт меда и пачку перепелиного семени.
- Снова перепелиное семя! - сказала мисс Фриттен. - Эти перепела,
должно быть, очень прожорливы, или это вообще не перепелиное семя.
- Я полагаю, что это - опиум, а бородатый человек - детектив, -
высказала блестящую догадку миссис Грейс.
- Не думаю, - сказала Лора Липпинг. - Я уверена, что это как-то связано
с португальской короной.
- Более вероятна персидская интрига с участием бывшего шаха, - заявила
мисс Фриттен. - Бородатый человек принадлежит к правящей партии. Перепелиное
семя, разумеется, сигнал; Персия почти что рядом с Палестиной, а перепела
упомянуты в Ветхом Завете, сами знаете.
- Только как чудо, - уточнила ее хорошо осведомленная младшая сестра. -
Я думаю, что все это часть любовной интриги.
Мальчик, который возбудил так много интереса и предположений, собирался
уже уходить с покупками, когда его подстерег Джимми, ученик-племянник,
который со своего поста у сыра и прилавка с беконом мог с легкостью
наблюдать за происходящим на улице.
- У нас есть несколько превосходных апельсинов из Джаффы, - поспешно
произнес он, указывая на угол, где они были укрыты за высоким стопками
упаковок с бисквитами. В этой фразе, очевидно, содержалось нечто большее,
чем можно было расслышать. Мальчик помчался к апельсинам с энтузиазмом
хорька, обнаружившего в норе кроличье семейство после долгого дня бесплодных
поисков под землей. Почти в то же мгновение бородатый незнакомец влетел в
магазин и потребовал, подойдя к прилавку, фунт фиников и упаковку лучшей
халвы из Смирны. Самые предприимчивые домохозяйки в пригороде никогда не
слышали о халве, но мистер Скаррик, очевидно, был способен добыть ее лучшую
смирнскую разновидность, ни минуты не колеблясь.
- Мы, наверное, живем в царстве Арабских Ночей, - сказала мисс Фриттен