---------------------------------------------------------------
© Saki (H.H. Munro) "The Toys of Peace" 1919
© Александр Сорочан, перевод, 2006
Любое коммерческое использование данного перевода, воспроизведение
текста или его частей без разрешения переводчика запрещено. Текст
предназначен для ознакомительной публикации на сайте lib.ru.
---------------------------------------------------------------
Содержание:
Игрушки мира
Луиза
Волки Черногратца
Луи
Гости
Покаяние
Призрачный завтрак
Бутерброд
Предупреждение
Перепелиное семя
Капитуляция
Угроза
Марк
Еж
Вольер
Судьба
Бык
Морлвира
Сад по случаю....
Оветс
Оплошность
Образ Пропащей Души
Порфира Балканских Царей
Чулан
За продолжение войны
От переводчика
Как и большинство из тех, кто читает эти строки, я жадно ухватил с
прилавка книжку Саки, вышедшую в издательстве "Азбука" - "Омлет
по-византийски". Спору нет, 65 рассказов в прекрасном переводе И. Богданова
вызывают восторг, восхищение, упоение и много чего еще... Но и озлобление
вызывают. Почему великий писатель до сих пор удостаивается только
"избранного"? Почему не переиздан ни один сборник его рассказов?
А раз никто на вопросы отвечать не брался, пришлось отвечать самому. И
я перевел все рассказы из "Игрушек мира", доселе не представленные на
русском. Не все в посмертном сборнике равноценно. Замечу, что рассказы в
книге были расположены в хронологическом порядке. И поздние тексты,
связанные с ожиданием войны, могут показаться устаревшими и излишне
жестокими. Но Гектор Манро выражал свои взгляды. И он за эти взгляды
заплатил жизнью. Так что выслушать его - долг внимательного читателя.
Прочие тексты вопросов не вызывают. Ярче всех "Морлвира" и "Покаяние" -
насколько возможно выделить наиболее удачные произведения. Надеюсь, мои
переводы помогут поддержать интерес к удивительному рассказчику. В ближайших
планах - рассказы из сборников "Хроники Кловиса" и "Животные и
сверх-животные" (именно так надо переводить заглавие книги, напрямую
содержащее отсылку к "Человеку и сверх-человеку"), а также рассказы, не
вошедшие в сборники. Из текстов Саки в оригинале я не нашел пока "Алису в
Вестминстере" и сборник "Квадратное лицо". Был бы признателен за помощь...
Засим - приятного чтения.
Александр Сорочан (bvelvet@rambler.ru)
- Харви, - сказала Элеонора Боуп, вручая брату вырезку из утренней
лондонской газеты от 19-ого марта, - прочти-ка здесь про детские игрушки,
пожалуйста; это все в точности совпадает с некоторыми нашими мыслями о
влиянии и воспитании.
"По мнению Национального Совета Мира", гласила вырезка, "возникают
серьезные возражения в связи с тем, что нашим мальчикам предоставляют целые
полки вооруженных людей, артиллерийские батареи и эскадры дредноутов. Как
признает Совет, мальчики по природе своей любят сражения и все
воинственное...., но это не причина поддерживать, развивать и укреплять их
примитивные инстинкты. На Детской Выставке, которая откроется в "Олимпии"
через три недели, Совет Мира предложит родителям альтернативу в форме
выставки "игрушек мира". В специально подстроенной модели Дворца Мира в
Гааге будут размещены не миниатюрные солдаты, а миниатюрные гражданские
лица, не с ружьями, а с плугами и промышленными изделиями... Надеемся, что
производители последуют совету организаторов выставки, которая тем самым
повлияет на ассортимент игрушек в магазинах".
- Идея, конечно, интересна; задумано очень хорошо, - сказал Харви. - А
вот удастся ли все это на практике...
- Мы должны попробовать, - прервала его сестра, - ты придешь к нам на
Пасху, а ты всегда приносишь мальчикам какие-нибудь игрушки, так что у тебя
будет прекрасная возможность продолжить новый эксперимент. Пройдись по
магазинам и купи любые игрушки или модели, которые имеют отношение к
гражданской жизни в самых мирных ее проявлениях. Конечно, тебе придется
объяснить детям смысл игрушек и заинтересовать их новой идеей. Очень жаль,
что игра "Осада Адрианополя", которую им прислала тетя Сьюзен, не нуждается
в объяснениях; они уже узнали все формы и флаги, даже запомнили имена
командиров. И когда я услышала однажды утром, что они изъясняются
неподобающе, мальчики сообщили мне, что это приказы на болгарском языке;
конечно, это мог быть и болгарский, но в любом случае игру я у них отобрала.
Теперь буду надеяться, что твои пасхальные подарки дадут совершенно новый
импульс и направление размышлениям ребят. Эрику еще нет одиннадцати, а Берти
только девять с половиной, так что они в самом что ни на есть подходящем
возрасте.
- Но есть и примитивные инстинкты, с которыми, знаешь ли, следует
считаться, - с сомнением сказал Харви, - да и наследственность тоже... Один
их двоюродный дедушка весьма решительно сражался в Инкермане - его участие
особо отмечено в нескольких депешах; а их прадед разносил пылающие дома
своих соседей-вигов, когда был принят великий Билль о реформах. Однако, как
ты говоришь, они сейчас очень впечатлительны. Я постараюсь как смогу.
В пасхальную субботу Харви Боуп распаковал большую красную картонную
коробку под жадными взглядами племянников.
- Ваш дядя принес вам самую новую игрушку, - выразительно сказала
Элеонора, и нетерпеливая молодость в тревоге заколебалась между албанскими
солдатами и корпусом сомалийских наездников. Эрик склонялся на сторону
вторых.
- Там будут верховые арабы, - прошептал он, - у албанцев забавная
форма, и они сражаются целыми днями, да и ночами, когда восходит луна, но у
них скалистая страна, так что у них нет никакой конницы.
Огромное количество мятой бумаги - первое, что они увидели, когда была
снята крышка; самые восхитительные игрушки всегда начинались именно так.
Харви приподнял верхний слой и приоткрыл весьма невыразительное квадратное
сооружение.
- Это форт! - воскликнул Берти.
- Нет, не форт, это - дворец мпрета Албании, - сказал Эрик, очень
гордившийся своими познаниями в экзотических словах. - Там же нет окон,
видишь, чтобы прохожие не могли стрелять по Королевскому Семейству.
- Это - муниципальный мусорный ящик, - поспешно сказал Харви. - Видите,
все отходы и городской мусор скапливаются там вместо того, чтобы валяться
вокруг, причиняя вред здоровью граждан.
В ужасной тишине он вытащил из коробки маленькую фигурку человека в
черной одежде.
- Это, - пояснил он, - выдающийся гражданин, Джон Стюарт Милль. Он был
авторитетом в политической экономии.
- Почему? - спросил Берти.
- Ну, он стремился к этому; он думал, что это будет весьма полезно.
Берти издал выразительный стон, явно доказывавший, что его взгляды на
этот предмет сильно отличались от взглядов Джона Стюарта Милля.
Появилось еще одно квадратное здание, на сей раз с окнами и дымоходами.
- Модель Манчестерского отделения Христианской Ассоциации Юных Девушек,
- сказал Харви.
- А где же львы? - с надеждой поинтересовался Эрик. Он читал историю
Древнего Рима и думал, что там, где можно обнаружить христиан, вполне
разумно ожидать появления нескольких львов.
- Никаких львов нет, - сказал Харви. - Вот и другое гражданское лицо,
Роберт Райкс, создатель воскресных школ, а это модель муниципальной
прачечной. Эти маленькие кругляши - караваи, испеченные в государственной
пекарне. Эта фигура - санитарный инспектор, это - член совета района, а это
- должностное лицо из местного управления.
- Что он делает? - утомленно спросил Эрик.
- Он управляет делами своего департамента, - пояснил Харви. - Эта
коробка с разрезом - избирательная урна. Сюда опускают бюллетени во время
выборов.
- А что туда опускают в другое время? - спросил Берти.
- Ничего. А вот некоторые промышленные инструменты, тачки и мотыги, и я
думаю, что это предназначено для сбора хмеля. Это образцовый пчелиный улей,
а это вентилятор для проветривания коллекторов. Это, кажется, еще один
муниципальный мусорный ящик - нет, это модель художественной школы и
общественной библиотеки. Эта маленькая фигурка - миссис Хеманс, поэтесса, а
это - Роуленд Хилл, который изобрел систему почтовой оплаты. Это - сэр Джон
Хершел, выдающийся астроном.
- Мы должны играть с этими гражданскими фигурками? - спросил Эрик.
- Конечно, - сказал Харви, - это игрушки; они предназначены для того,
чтобы с ними играть.
- Но как?
Вот это был сложный вопрос.
- Вы могли бы представить, что двое из них борются за место в
Парламенте, - заметил Харви, - устроить выборы...
- С тухлыми яйцами, свободными поединками и великим множеством
проломленных голов! - воскликнул Эрик.
- И носы все в крови! И все пьяны до предела! - откликнулся Берти,
который тщательно изучил одну из картин Хогарта.
- Ничего подобного, - сказал Харви, - ничего похожего на это. Бюллетени
будут опущены в избирательную урну, и мэр подсчитает голоса и скажет, кто
добился большинства голосов, и потом эти два кандидата будут благодарить его
за председательство, и оба скажут, что борьба велась открыто и честно, и они
расстанутся с выражениями взаимного уважения. Это очень веселая игра для
вас, мальчики. Когда я был молод, у меня никогда не было таких игрушек.
- Я не думаю, что мы станем играть с ними сейчас, - сказал Эрик, вовсе
не разделяя энтузиазма, который излучал его дядя. - Я думаю, может, нам
следует немного поработать над домашним заданием на праздники. У нас сейчас
история; мы как раз собирались кое-что узнать о правлении Бурбонов во
Франции.
- Правление Бурбонов... - пробормотал Харви с некоторым неодобрением в
голосе.
- Мы узнали кое-что про Луи Четырнадцатого, - продолжал Эрик, - я уже
выучил названия всех основных сражений.
Это было уже совсем плохо.
- Конечно, в его правление происходили кое-какие сражения, - сказал
Харви, - но я полагаю, что их количество сильно преувеличено; новости в те
времена были очень ненадежны, и не было никаких военных корреспондентов, так
что генералы и командующие могли раздувать все ничтожные перестрелки, в
которых принимали участие, пока эти стычки не достигали размеров решающих
сражений. На самом деле Луи знаменит теперь как прекрасный ландшафтный
архитектор; придуманное им расположение Версаля оказалось настолько
восхитительным, что его находку копировали по всей Европе.
- Вы знаете что-нибудь о мадам Дю Барри? - спросил Эрик. - Разве ей не
отрубили голову?
- Она тоже была большой поклонницей ландшафтной архитектуры, - сказал
Харви уклончиво. - В самом деле, я уверен, знаменитая роза Дю Барри названа
в ее честь. А теперь, по-моему, вам лучше бы немного поиграть и оставить
уроки на потом.
Харви отступил в библиотеку и провел приблизительно тридцать или сорок
минут в размышлениях, возможно ли для использования в начальных школах
разработать курс истории, в котором не будет места сражениям, резне,
кровавым интригам и ужасным смертоубийствам. Эпоха Йорка и Ланкастера и
наполеоновская эра, признал он, представляют значительные трудности, да и
Тридцатилетняя война превратилась бы в некое пустое место, если выбросить ее
целиком. Однако кое-что могло бы получиться, если бы в таком впечатлительном
возрасте дети сосредоточили свое внимание на изобретении печатного станка, а
не на Испанской Армаде или битве при Ватерлоо.
Он подумал, что пора вернуться в комнату мальчиков, и посмотреть, как
они управляются с игрушками мира. Стоя за дверью, он мог расслышать, как
Эрик во весь голос отдавал команды; Берти время от времени прерывал его
полезными предложениями.
- Это Луи Четырнадцатый, - говорил Эрик, - этот, в бриджах, который, по
словам дяди, изобрел воскресные школы. Не особенно на него похож, но на
худой конец сгодится.
- Мы дадим ему алый плащ из моей коробки с красками и... - сказал
Берти.
- Да, и красные каблуки. Это мадам Ментенон, та, которую он назвал
миссис Хеманс. Она просит Луи не продолжать эту экспедицию, но он
отворачивается, как глухой. Он берет с собой маршала Сакса, и мы должны
притвориться, что с ними многие тысячи людей. Пароль: "Qui vive?". Отзыв
"L'etat c'est moi" - это было одно из его любимых изречений, сам знаешь. Они
высаживаются в Манчестере в полночь, и якобит-заговорщик передает им ключи
от крепости.
Заглянув в дверной проем, Харви обнаружил, что муниципальный мусорный
ящик продырявили, чтобы разместить внутри мнимые орудия, и теперь он
представлял главную укрепленную позицию в линии обороны Манчестера; Джона
Стюарта Милля окунули в красные чернила и, очевидно, превратили в маршала
Сакса.
- Луи приказывает, чтобы его отряды окружили Христианскую Ассоциацию
Юных Девушек и захватили их побольше. "Вернемся назад в Лувр и девочки будут
мои", восклицает он. Нам снова пригодится госпожа Хеманс вместо одной из
девочек; она говорит "Никогда" и наносит удар маршалу Саксу прямо в сердце.
- Он ужасно истекает кровью, - воскликнул Берти, старательно
разбрызгивая красные чернила по фасаду здания Ассоциации.
- Солдаты мчатся и мстят за его смерть с предельной жестокостью. Сотня
девиц убита, - тут Берти вылил остатки красных чернил на обреченное здание,
- а выжившие пять сотен утащены на французские корабли. "Я потерял Маршала",
говорит Луи, "но я не вернусь с пустыми руками".
Харви выскользнул из комнаты и разыскал сестру.
- Элеонор, - сказал он, - эксперимент...
- Да?
- ...провалился. Мы начали слишком поздно.
- Чай остынет, вы бы лучше позвонили еще раз, - сказала вдовая леди
Бинфорд.
Леди Сьюзен Бинфорд была весьма энергичной пожилой дамой, которая
кокетливо намекала на мнимые болезни большую часть жизни; Кловис Сангрейл
непочтительно замечал, что она простудилась на коронации королевы Виктории и
решила больше этого не допускать. Ее сестра, Джейн Тропплстэнс, которая была
на несколько лет моложе, тоже выделялась из числа прочих: ее считали самой
рассеянной женщиной в Миддлсексе.
- Я и впрямь была необычайно внимательна в этот день, - весело заметила
она, когда звонила, требуя чаю. - Я позвонила всем тем, кому собиралась
позвонить; и я сделала все покупки, которые собиралась сделать. Я даже не
забыла посмотреть для вас тот шелк в "Хэрродс", но я забыла взять с собой
образец, так что это оказалось бесполезным. Я и впрямь думаю, что это
единственная важная вещь, о которой я забыла за целый день. Неплохо для
меня, не так ли?
- А что вы сделали с Луизой? - спросила ее сестра. - Разве вы не взяли
ее с собой? Вы сказали, что собираетесь.
- Боже правый, - воскликнула Джейн, - что я сделала с Луизой? Я, должно
быть, оставила ее где-нибудь.
- Но где?
- В том-то и дело. Где я ее оставила? Я не могу вспомнить, были
Кэрривуды дома или я просто оставляла им визитные карточки. Если они были
дома, то я скорее всего оставила Луизу там, чтобы поиграть в бридж. Я пойду,
позвоню лорду Кэрривуду и все выясню.
- Это вы, лорд Кэрривуд? - поинтересовалась она у телефонной трубки. -
Это я, Джейн Тропплстэнс. Я хочу узнать, видели вы Луизу?
- Луиза... - раздалось в ответ. - Мне суждено было видеть ее три раза.
В первый раз, вынужден признать, она не произвела на меня впечатления, но
музыка производит эффект со временем. Но я не думаю, что хотел бы посмотреть
ее снова прямо сейчас. Вы хотите предложить мне место в своей ложе?
- Не оперу "Луиза", а мою племянницу, Луизу Тропплстэнс. Я думала, что
могла оставить ее у вас дома.
- Вы сегодня днем позабыли у нас карты, это я понимаю, но не думаю, что
вы позабыли племянницу. Лакей наверняка сказал бы, если б это случилось.
Неужели вошло в моду оставлять людям племянниц, как карточные колоды?
Надеюсь, что нет; некоторые дома на Беркли-сквер для таких новшеств просто
не приспособлены.
- Она не у Кэрривудов, - объявила Джейн, возвращаясь к чаю, - теперь я
вспомнила; может быть, я оставила ее в отделе шелков "Селфриджа". Может, я
попросила ее подождать минутку, пока я взгляну на шелка при лучшем
освещении, а потом про нее забыла, когда обнаружила, что не захватила с
собой ваш образец. В таком случае она там еще сидит. Она с места не
двинется, пока ей не скажут; у Луизы напрочь отсутствует самостоятельность.
- Вы сказали, что осматривали шелка в "Хэрродс", - заметила вдова.
- Неужели? А может, это было в "Хэрродс". Я и в самом деле не помню. В
одном из тех мест, где все так добры, очаровательны и услужливы, что никому
не хочется даже рулон хлопка унести из такого чудесного окружения.
- Я полагаю, вам следует забрать Луизу. Мне не хочется думать, что она
сидит там одна-одинешенька среди множества незнакомых людей. Может так
случиться, что какой-нибудь беспринципный субъект завяжет с ней разговор.
- Невозможно. Луиза не вступает в разговоры. Я так и не смогла
обнаружить ни единой темы, насчет которой она могла бы произнести нечто
членораздельное, кроме: "Вы так думаете? Я полагаю, что вы совершенно
правы". Лично я думаю, что ее молчание о падении министерства Рибо было
смехотворным, учитывая, сколько раз ее покойная мать посещала Париж... Эти
бутерброды слишком тонко нарезаны; они распадаются задолго до того, как их
успевают донести до рта. Это попросту абсурдно - выбрасывать пищу в воздух;
да, выглядит настолько же абсурдно, как форель, набрасывающаяся на майскую
мушку.
- Я немало удивлена, - сказала вдова, - что вы можете так сидеть,
спокойно попивая чай, когда только что потеряли любимую племянницу.
- Вы говорите так, как будто я потеряла ее навеки, в кладбищенском
смысле, а мы лишились ее временно. Уверена, что сейчас вспомню, где ее
оставила.
- Вы не посещали никаких священных мест? Если вы оставили ее бродящей у
Вестминстера или у Святого Петра, на Итон-сквер, и она не сможет
удовлетворительно объяснить, почему там оказалась, то Луизу схватят согласно
акту "Кота и Мыши" и отправят прямиком к Реджинальду Маккенне.
- Это было бы чрезвычайно неудачно, - сказала Джейн, перехватывая
сомнительный бутерброд на полпути. - Мы едва знакомы с МакКенной, и было бы
весьма утомительно телефонировать совершенно постороннему лицу,
какому-нибудь безразличному частному секретарю, описывать ему Луизу и
просить, чтобы ее вернули обратно к обеду. К счастью, я не была ни в одном
охраняемом месте, хотя и столкнулась с процессией Армии Спасения. Мне
показалось очень интересным идти рядом с ними, они совсем не похожи на то,
как я их представляла с восьмидесятых. Тогда они бродили повсюду, неопрятные
и растрепанные, будто выражая своими улыбками негодование, и теперь они -
нарядные, бойкие и ярко разукрашенные - прямо ходячие клумбы с религиозными
убеждениями. Лаура Кеттлвей повстречалась с ними на станции Довер-стрит на
днях, а потом рассуждала, сколько добрых дел они сделали, и как много мы бы
потеряли, если бы их не существовало. "Если б их не было", сказала я,
"Грэнвиллю Банкеру пришлось бы изобрести что-нибудь в точности похожее на
них". Если вы произносите нечто подобное на станции достаточно громким
голосом, ваши слова звучат как настоящая эпиграмма.
- Я все же думаю, вам надо что-нибудь предпринять в связи с Луизой, -
сказала вдова.
- Я пытаюсь вспомнить, была ли она со мной, когда я направилась к Аде
Спелвексит. Я была просто в восторге. Ада пыталась, как обычно, повесить мне
на шею эту ужасную женщину Корятовскую, прекрасно зная, что я не переношу
ее, и она по неосторожности сказала: "Она покидает свой нынешний дом и
собирается переехать на Сеймур-стрит". "Смею сказать, что так и будет, если
только она продержится там достаточно долго", ответила я. Ада не обращала на
это внимания минуты три, а затем она стала определенно невежливой. Нет, я
уверена, что не оставляла там Луизу.
- Если б вы могли вспомнить, где все-таки ее оставили, это было бы
ближе к сути дела, чем долгие отрицания, - сказала Леди Бинфорд. - Пока все,
что нам известно - что она не у Кэрривудов, не у Ады Спелвексит и не в
Вестминстерском аббатстве.
- Это немного сужает область поисков, - с надеждой сказала Джейн. - Я
полагаю, что она, должно быть, оставалась со мной, когда я поехала к Морнею.
Я знаю, что пошла к Морнею, поскольку помню, что встретила там этого
чудесного Малькольма Как-его-там - ну, вы знаете, кого я имею в виду. У
людей с необычными именами есть немалое преимущество - не нужно запоминать
их фамилии. Конечно, я знакома еще с парочкой Малькольмов, но ни одного из
них нельзя назвать чудесным. Он дал мне два билета на "Счастливый воскресный
вечер" в Слоан-сквер. Я, наверное, забыла их у Морнея, но все равно с его
стороны было ужасно мило сделать мне такой подарок".
- Вы думаете, что оставили Луизу там?
- Я могу позвонить и спросить. О, Роберт, прежде, чем вы унесете чайные
приборы, позвоните к Морнею, на Риджент-стрит, и уточните, не оставляла ли я
сегодня днем у них в магазине два билета в театр и одну племянницу.
- Племянницу, мэм? - переспросил лакей.
- Да, мисс Луиза не вернулась домой вместе со мной, и я не уверена, где
оставила ее.
- Мисс Луиза была наверху весь день, мэм, она читала второй
посудомойке, у которой случилась невралгия. Я отнес мисс Луизе чай без
четверти пять, мэм.
- Ну конечно, как же это глупо! Теперь припоминаю, я попросила ее
почитать "Королеву фей" бедной Эмме, чтобы она уснула. Я всегда заставляю
кого-нибудь почитать мне "Королеву фей", когда у меня невралгия, и это
обычно вызывает глубокий здоровый сон. Луиза, кажется, не добилась успеха,
но никто не скажет, что она не пыталась. Я думала, через час или около того
посудомойка предпочтет, чтобы ее оставили наедине с невралгией. Но,
разумеется, Луиза не прекратит читать, пока ей кто-нибудь не скажет. В любом
случае вы можете позвонить к Морнею, Роберт, и спросить, не оставила ли я
там два билета в театр. Кроме вашего шелка, Сьюзен, это единственные вещи, о
которых я забыла сегодня за день. Замечательно для меня! Просто чудесно!
- К замку прилагаются какие-нибудь старинные предания? - спросил Конрад
у своей сестры. Конрад был преуспевающим гамбургским торговцем, но он же был
и самым поэтичным представителем весьма практичного семейства.
Баронесса Грюбель пожала пухлыми плечами:
- Всегда существуют легенды, окружающие подобные старинные места. Их не
трудно изобрести и они ничего не стоят. В данном случае есть такая история:
когда кто-нибудь в замке умирает, все собаки в деревне и все звери в лесу
воют ночь напролет. Не слишком приятно слышать подобное, не правда ли?
- Это было бы сверхъестественно и романтично, - сказал гамбургский
торговец.
- Во всяком случае, это неправда, - с удовлетворением откликнулась
баронесса. - С тех пор, как мы купили это место, то могли получить
доказательство, что ничего подобного не происходит. Когда старая свекровь
умерла прошлой весной, мы все прислушивались, но никакого воя не было. Это
всего лишь сказка, которая прибавляет солидности месту, но сама по себе
ничего не стоит.
- Вы не совсем верно изложили историю, - сказала Амалия, седая старая
гувернантка. Все обернулись и удивленно посмотрели на нее. Она обыкновенно
тихо и чопорно сидела за столом и будто таяла в своем кресле, если никто с
ней не заговаривал, а находилось немного желающих обеспокоить себя беседой
со старухой. Сегодня ее внезапно обуяла разговорчивость; она продолжала
говорить, быстро и нервно, глядя прямо перед собой и ни к кому конкретно не
обращаясь.
- Вой слышен не тогда, когда в замке кто-нибудь умирает. Когда здесь
умирает кто-то из семьи Черногратц, волки собираются отовсюду и воют на краю
леса незадолго до смертного часа. Всего несколько волков прячутся теперь в
этой части леса, но в былые времена, рассказывают старожилы, их было великое
множество, они крались среди теней и выли хором, а собаки в деревне и на
всех окрестных фермах прятались и лаяли в ярости и ужасе, отзываясь на вой
стаи волков. И когда душа умирающего покидала тело, в парке падало дерево.
Это случалось, когда Черногратц умирал в фамильном замке. Но если здесь
умрет чужак, ни один волк не станет выть и ни одно дерево не рухнет. О, нет!
В ее голосе звучали ноты вызова, почти презрения, когда она произносила
последние слова. Упитанная, одетая с чрезмерным шиком баронесса сердито
смотрела на неряшливую старуху, которая забыла про обычное, приличествующее
ей самоуничижение и заговорила в присутствии хозяев так непочтительно.
- Вы, кажется, очень много знаете о легенде фон Черногратцев, фройляйн
Шмидт, - резко заметила она. - Я и не подумать не могла, что семейные
истории входят в число предметов, находящихся в вашей компетенции".
Ответ на ее колкость был еще более неожиданным и удивительным, чем
монолог, который стал причиной вспышки.
- Я сама фон Черногратц, - сказала старуха, - именно поэтому я знаю
семейную историю.
- Вы - фон Черногратц? Вы! - зазвучал хор голосов, выражавших
недоверие.
- Когда мы сильно обеднели, - объяснила она, - и мне пришлось уйти и
давать платные уроки, я взяла другую фамилию; я думала, что так будет
спокойнее. Но мой дедушка провел мальчиком очень много времени в этом замке,
и мой отец частенько рассказывал про него разные истории, и, конечно, я
знала все семейные легенды и предания. Когда у человека ничего не остается,
кроме воспоминаний, он охраняет и бережет их особенно заботливо. Я немного
задумалась, когда поступала к вам на службу, я думала, что могу когда-нибудь
оказаться с вами в старом семейном особняке. Я хотела бы, чтобы этого не
случилось.
Когда она закончила говорить, настала тишина, а затем баронесса
© Saki (H.H. Munro) "The Toys of Peace" 1919
© Александр Сорочан, перевод, 2006
Любое коммерческое использование данного перевода, воспроизведение
текста или его частей без разрешения переводчика запрещено. Текст
предназначен для ознакомительной публикации на сайте lib.ru.
---------------------------------------------------------------
Содержание:
Игрушки мира
Луиза
Волки Черногратца
Луи
Гости
Покаяние
Призрачный завтрак
Бутерброд
Предупреждение
Перепелиное семя
Капитуляция
Угроза
Марк
Еж
Вольер
Судьба
Бык
Морлвира
Сад по случаю....
Оветс
Оплошность
Образ Пропащей Души
Порфира Балканских Царей
Чулан
За продолжение войны
От переводчика
Как и большинство из тех, кто читает эти строки, я жадно ухватил с
прилавка книжку Саки, вышедшую в издательстве "Азбука" - "Омлет
по-византийски". Спору нет, 65 рассказов в прекрасном переводе И. Богданова
вызывают восторг, восхищение, упоение и много чего еще... Но и озлобление
вызывают. Почему великий писатель до сих пор удостаивается только
"избранного"? Почему не переиздан ни один сборник его рассказов?
А раз никто на вопросы отвечать не брался, пришлось отвечать самому. И
я перевел все рассказы из "Игрушек мира", доселе не представленные на
русском. Не все в посмертном сборнике равноценно. Замечу, что рассказы в
книге были расположены в хронологическом порядке. И поздние тексты,
связанные с ожиданием войны, могут показаться устаревшими и излишне
жестокими. Но Гектор Манро выражал свои взгляды. И он за эти взгляды
заплатил жизнью. Так что выслушать его - долг внимательного читателя.
Прочие тексты вопросов не вызывают. Ярче всех "Морлвира" и "Покаяние" -
насколько возможно выделить наиболее удачные произведения. Надеюсь, мои
переводы помогут поддержать интерес к удивительному рассказчику. В ближайших
планах - рассказы из сборников "Хроники Кловиса" и "Животные и
сверх-животные" (именно так надо переводить заглавие книги, напрямую
содержащее отсылку к "Человеку и сверх-человеку"), а также рассказы, не
вошедшие в сборники. Из текстов Саки в оригинале я не нашел пока "Алису в
Вестминстере" и сборник "Квадратное лицо". Был бы признателен за помощь...
Засим - приятного чтения.
Александр Сорочан (bvelvet@rambler.ru)
- Харви, - сказала Элеонора Боуп, вручая брату вырезку из утренней
лондонской газеты от 19-ого марта, - прочти-ка здесь про детские игрушки,
пожалуйста; это все в точности совпадает с некоторыми нашими мыслями о
влиянии и воспитании.
"По мнению Национального Совета Мира", гласила вырезка, "возникают
серьезные возражения в связи с тем, что нашим мальчикам предоставляют целые
полки вооруженных людей, артиллерийские батареи и эскадры дредноутов. Как
признает Совет, мальчики по природе своей любят сражения и все
воинственное...., но это не причина поддерживать, развивать и укреплять их
примитивные инстинкты. На Детской Выставке, которая откроется в "Олимпии"
через три недели, Совет Мира предложит родителям альтернативу в форме
выставки "игрушек мира". В специально подстроенной модели Дворца Мира в
Гааге будут размещены не миниатюрные солдаты, а миниатюрные гражданские
лица, не с ружьями, а с плугами и промышленными изделиями... Надеемся, что
производители последуют совету организаторов выставки, которая тем самым
повлияет на ассортимент игрушек в магазинах".
- Идея, конечно, интересна; задумано очень хорошо, - сказал Харви. - А
вот удастся ли все это на практике...
- Мы должны попробовать, - прервала его сестра, - ты придешь к нам на
Пасху, а ты всегда приносишь мальчикам какие-нибудь игрушки, так что у тебя
будет прекрасная возможность продолжить новый эксперимент. Пройдись по
магазинам и купи любые игрушки или модели, которые имеют отношение к
гражданской жизни в самых мирных ее проявлениях. Конечно, тебе придется
объяснить детям смысл игрушек и заинтересовать их новой идеей. Очень жаль,
что игра "Осада Адрианополя", которую им прислала тетя Сьюзен, не нуждается
в объяснениях; они уже узнали все формы и флаги, даже запомнили имена
командиров. И когда я услышала однажды утром, что они изъясняются
неподобающе, мальчики сообщили мне, что это приказы на болгарском языке;
конечно, это мог быть и болгарский, но в любом случае игру я у них отобрала.
Теперь буду надеяться, что твои пасхальные подарки дадут совершенно новый
импульс и направление размышлениям ребят. Эрику еще нет одиннадцати, а Берти
только девять с половиной, так что они в самом что ни на есть подходящем
возрасте.
- Но есть и примитивные инстинкты, с которыми, знаешь ли, следует
считаться, - с сомнением сказал Харви, - да и наследственность тоже... Один
их двоюродный дедушка весьма решительно сражался в Инкермане - его участие
особо отмечено в нескольких депешах; а их прадед разносил пылающие дома
своих соседей-вигов, когда был принят великий Билль о реформах. Однако, как
ты говоришь, они сейчас очень впечатлительны. Я постараюсь как смогу.
В пасхальную субботу Харви Боуп распаковал большую красную картонную
коробку под жадными взглядами племянников.
- Ваш дядя принес вам самую новую игрушку, - выразительно сказала
Элеонора, и нетерпеливая молодость в тревоге заколебалась между албанскими
солдатами и корпусом сомалийских наездников. Эрик склонялся на сторону
вторых.
- Там будут верховые арабы, - прошептал он, - у албанцев забавная
форма, и они сражаются целыми днями, да и ночами, когда восходит луна, но у
них скалистая страна, так что у них нет никакой конницы.
Огромное количество мятой бумаги - первое, что они увидели, когда была
снята крышка; самые восхитительные игрушки всегда начинались именно так.
Харви приподнял верхний слой и приоткрыл весьма невыразительное квадратное
сооружение.
- Это форт! - воскликнул Берти.
- Нет, не форт, это - дворец мпрета Албании, - сказал Эрик, очень
гордившийся своими познаниями в экзотических словах. - Там же нет окон,
видишь, чтобы прохожие не могли стрелять по Королевскому Семейству.
- Это - муниципальный мусорный ящик, - поспешно сказал Харви. - Видите,
все отходы и городской мусор скапливаются там вместо того, чтобы валяться
вокруг, причиняя вред здоровью граждан.
В ужасной тишине он вытащил из коробки маленькую фигурку человека в
черной одежде.
- Это, - пояснил он, - выдающийся гражданин, Джон Стюарт Милль. Он был
авторитетом в политической экономии.
- Почему? - спросил Берти.
- Ну, он стремился к этому; он думал, что это будет весьма полезно.
Берти издал выразительный стон, явно доказывавший, что его взгляды на
этот предмет сильно отличались от взглядов Джона Стюарта Милля.
Появилось еще одно квадратное здание, на сей раз с окнами и дымоходами.
- Модель Манчестерского отделения Христианской Ассоциации Юных Девушек,
- сказал Харви.
- А где же львы? - с надеждой поинтересовался Эрик. Он читал историю
Древнего Рима и думал, что там, где можно обнаружить христиан, вполне
разумно ожидать появления нескольких львов.
- Никаких львов нет, - сказал Харви. - Вот и другое гражданское лицо,
Роберт Райкс, создатель воскресных школ, а это модель муниципальной
прачечной. Эти маленькие кругляши - караваи, испеченные в государственной
пекарне. Эта фигура - санитарный инспектор, это - член совета района, а это
- должностное лицо из местного управления.
- Что он делает? - утомленно спросил Эрик.
- Он управляет делами своего департамента, - пояснил Харви. - Эта
коробка с разрезом - избирательная урна. Сюда опускают бюллетени во время
выборов.
- А что туда опускают в другое время? - спросил Берти.
- Ничего. А вот некоторые промышленные инструменты, тачки и мотыги, и я
думаю, что это предназначено для сбора хмеля. Это образцовый пчелиный улей,
а это вентилятор для проветривания коллекторов. Это, кажется, еще один
муниципальный мусорный ящик - нет, это модель художественной школы и
общественной библиотеки. Эта маленькая фигурка - миссис Хеманс, поэтесса, а
это - Роуленд Хилл, который изобрел систему почтовой оплаты. Это - сэр Джон
Хершел, выдающийся астроном.
- Мы должны играть с этими гражданскими фигурками? - спросил Эрик.
- Конечно, - сказал Харви, - это игрушки; они предназначены для того,
чтобы с ними играть.
- Но как?
Вот это был сложный вопрос.
- Вы могли бы представить, что двое из них борются за место в
Парламенте, - заметил Харви, - устроить выборы...
- С тухлыми яйцами, свободными поединками и великим множеством
проломленных голов! - воскликнул Эрик.
- И носы все в крови! И все пьяны до предела! - откликнулся Берти,
который тщательно изучил одну из картин Хогарта.
- Ничего подобного, - сказал Харви, - ничего похожего на это. Бюллетени
будут опущены в избирательную урну, и мэр подсчитает голоса и скажет, кто
добился большинства голосов, и потом эти два кандидата будут благодарить его
за председательство, и оба скажут, что борьба велась открыто и честно, и они
расстанутся с выражениями взаимного уважения. Это очень веселая игра для
вас, мальчики. Когда я был молод, у меня никогда не было таких игрушек.
- Я не думаю, что мы станем играть с ними сейчас, - сказал Эрик, вовсе
не разделяя энтузиазма, который излучал его дядя. - Я думаю, может, нам
следует немного поработать над домашним заданием на праздники. У нас сейчас
история; мы как раз собирались кое-что узнать о правлении Бурбонов во
Франции.
- Правление Бурбонов... - пробормотал Харви с некоторым неодобрением в
голосе.
- Мы узнали кое-что про Луи Четырнадцатого, - продолжал Эрик, - я уже
выучил названия всех основных сражений.
Это было уже совсем плохо.
- Конечно, в его правление происходили кое-какие сражения, - сказал
Харви, - но я полагаю, что их количество сильно преувеличено; новости в те
времена были очень ненадежны, и не было никаких военных корреспондентов, так
что генералы и командующие могли раздувать все ничтожные перестрелки, в
которых принимали участие, пока эти стычки не достигали размеров решающих
сражений. На самом деле Луи знаменит теперь как прекрасный ландшафтный
архитектор; придуманное им расположение Версаля оказалось настолько
восхитительным, что его находку копировали по всей Европе.
- Вы знаете что-нибудь о мадам Дю Барри? - спросил Эрик. - Разве ей не
отрубили голову?
- Она тоже была большой поклонницей ландшафтной архитектуры, - сказал
Харви уклончиво. - В самом деле, я уверен, знаменитая роза Дю Барри названа
в ее честь. А теперь, по-моему, вам лучше бы немного поиграть и оставить
уроки на потом.
Харви отступил в библиотеку и провел приблизительно тридцать или сорок
минут в размышлениях, возможно ли для использования в начальных школах
разработать курс истории, в котором не будет места сражениям, резне,
кровавым интригам и ужасным смертоубийствам. Эпоха Йорка и Ланкастера и
наполеоновская эра, признал он, представляют значительные трудности, да и
Тридцатилетняя война превратилась бы в некое пустое место, если выбросить ее
целиком. Однако кое-что могло бы получиться, если бы в таком впечатлительном
возрасте дети сосредоточили свое внимание на изобретении печатного станка, а
не на Испанской Армаде или битве при Ватерлоо.
Он подумал, что пора вернуться в комнату мальчиков, и посмотреть, как
они управляются с игрушками мира. Стоя за дверью, он мог расслышать, как
Эрик во весь голос отдавал команды; Берти время от времени прерывал его
полезными предложениями.
- Это Луи Четырнадцатый, - говорил Эрик, - этот, в бриджах, который, по
словам дяди, изобрел воскресные школы. Не особенно на него похож, но на
худой конец сгодится.
- Мы дадим ему алый плащ из моей коробки с красками и... - сказал
Берти.
- Да, и красные каблуки. Это мадам Ментенон, та, которую он назвал
миссис Хеманс. Она просит Луи не продолжать эту экспедицию, но он
отворачивается, как глухой. Он берет с собой маршала Сакса, и мы должны
притвориться, что с ними многие тысячи людей. Пароль: "Qui vive?". Отзыв
"L'etat c'est moi" - это было одно из его любимых изречений, сам знаешь. Они
высаживаются в Манчестере в полночь, и якобит-заговорщик передает им ключи
от крепости.
Заглянув в дверной проем, Харви обнаружил, что муниципальный мусорный
ящик продырявили, чтобы разместить внутри мнимые орудия, и теперь он
представлял главную укрепленную позицию в линии обороны Манчестера; Джона
Стюарта Милля окунули в красные чернила и, очевидно, превратили в маршала
Сакса.
- Луи приказывает, чтобы его отряды окружили Христианскую Ассоциацию
Юных Девушек и захватили их побольше. "Вернемся назад в Лувр и девочки будут
мои", восклицает он. Нам снова пригодится госпожа Хеманс вместо одной из
девочек; она говорит "Никогда" и наносит удар маршалу Саксу прямо в сердце.
- Он ужасно истекает кровью, - воскликнул Берти, старательно
разбрызгивая красные чернила по фасаду здания Ассоциации.
- Солдаты мчатся и мстят за его смерть с предельной жестокостью. Сотня
девиц убита, - тут Берти вылил остатки красных чернил на обреченное здание,
- а выжившие пять сотен утащены на французские корабли. "Я потерял Маршала",
говорит Луи, "но я не вернусь с пустыми руками".
Харви выскользнул из комнаты и разыскал сестру.
- Элеонор, - сказал он, - эксперимент...
- Да?
- ...провалился. Мы начали слишком поздно.
- Чай остынет, вы бы лучше позвонили еще раз, - сказала вдовая леди
Бинфорд.
Леди Сьюзен Бинфорд была весьма энергичной пожилой дамой, которая
кокетливо намекала на мнимые болезни большую часть жизни; Кловис Сангрейл
непочтительно замечал, что она простудилась на коронации королевы Виктории и
решила больше этого не допускать. Ее сестра, Джейн Тропплстэнс, которая была
на несколько лет моложе, тоже выделялась из числа прочих: ее считали самой
рассеянной женщиной в Миддлсексе.
- Я и впрямь была необычайно внимательна в этот день, - весело заметила
она, когда звонила, требуя чаю. - Я позвонила всем тем, кому собиралась
позвонить; и я сделала все покупки, которые собиралась сделать. Я даже не
забыла посмотреть для вас тот шелк в "Хэрродс", но я забыла взять с собой
образец, так что это оказалось бесполезным. Я и впрямь думаю, что это
единственная важная вещь, о которой я забыла за целый день. Неплохо для
меня, не так ли?
- А что вы сделали с Луизой? - спросила ее сестра. - Разве вы не взяли
ее с собой? Вы сказали, что собираетесь.
- Боже правый, - воскликнула Джейн, - что я сделала с Луизой? Я, должно
быть, оставила ее где-нибудь.
- Но где?
- В том-то и дело. Где я ее оставила? Я не могу вспомнить, были
Кэрривуды дома или я просто оставляла им визитные карточки. Если они были
дома, то я скорее всего оставила Луизу там, чтобы поиграть в бридж. Я пойду,
позвоню лорду Кэрривуду и все выясню.
- Это вы, лорд Кэрривуд? - поинтересовалась она у телефонной трубки. -
Это я, Джейн Тропплстэнс. Я хочу узнать, видели вы Луизу?
- Луиза... - раздалось в ответ. - Мне суждено было видеть ее три раза.
В первый раз, вынужден признать, она не произвела на меня впечатления, но
музыка производит эффект со временем. Но я не думаю, что хотел бы посмотреть
ее снова прямо сейчас. Вы хотите предложить мне место в своей ложе?
- Не оперу "Луиза", а мою племянницу, Луизу Тропплстэнс. Я думала, что
могла оставить ее у вас дома.
- Вы сегодня днем позабыли у нас карты, это я понимаю, но не думаю, что
вы позабыли племянницу. Лакей наверняка сказал бы, если б это случилось.
Неужели вошло в моду оставлять людям племянниц, как карточные колоды?
Надеюсь, что нет; некоторые дома на Беркли-сквер для таких новшеств просто
не приспособлены.
- Она не у Кэрривудов, - объявила Джейн, возвращаясь к чаю, - теперь я
вспомнила; может быть, я оставила ее в отделе шелков "Селфриджа". Может, я
попросила ее подождать минутку, пока я взгляну на шелка при лучшем
освещении, а потом про нее забыла, когда обнаружила, что не захватила с
собой ваш образец. В таком случае она там еще сидит. Она с места не
двинется, пока ей не скажут; у Луизы напрочь отсутствует самостоятельность.
- Вы сказали, что осматривали шелка в "Хэрродс", - заметила вдова.
- Неужели? А может, это было в "Хэрродс". Я и в самом деле не помню. В
одном из тех мест, где все так добры, очаровательны и услужливы, что никому
не хочется даже рулон хлопка унести из такого чудесного окружения.
- Я полагаю, вам следует забрать Луизу. Мне не хочется думать, что она
сидит там одна-одинешенька среди множества незнакомых людей. Может так
случиться, что какой-нибудь беспринципный субъект завяжет с ней разговор.
- Невозможно. Луиза не вступает в разговоры. Я так и не смогла
обнаружить ни единой темы, насчет которой она могла бы произнести нечто
членораздельное, кроме: "Вы так думаете? Я полагаю, что вы совершенно
правы". Лично я думаю, что ее молчание о падении министерства Рибо было
смехотворным, учитывая, сколько раз ее покойная мать посещала Париж... Эти
бутерброды слишком тонко нарезаны; они распадаются задолго до того, как их
успевают донести до рта. Это попросту абсурдно - выбрасывать пищу в воздух;
да, выглядит настолько же абсурдно, как форель, набрасывающаяся на майскую
мушку.
- Я немало удивлена, - сказала вдова, - что вы можете так сидеть,
спокойно попивая чай, когда только что потеряли любимую племянницу.
- Вы говорите так, как будто я потеряла ее навеки, в кладбищенском
смысле, а мы лишились ее временно. Уверена, что сейчас вспомню, где ее
оставила.
- Вы не посещали никаких священных мест? Если вы оставили ее бродящей у
Вестминстера или у Святого Петра, на Итон-сквер, и она не сможет
удовлетворительно объяснить, почему там оказалась, то Луизу схватят согласно
акту "Кота и Мыши" и отправят прямиком к Реджинальду Маккенне.
- Это было бы чрезвычайно неудачно, - сказала Джейн, перехватывая
сомнительный бутерброд на полпути. - Мы едва знакомы с МакКенной, и было бы
весьма утомительно телефонировать совершенно постороннему лицу,
какому-нибудь безразличному частному секретарю, описывать ему Луизу и
просить, чтобы ее вернули обратно к обеду. К счастью, я не была ни в одном
охраняемом месте, хотя и столкнулась с процессией Армии Спасения. Мне
показалось очень интересным идти рядом с ними, они совсем не похожи на то,
как я их представляла с восьмидесятых. Тогда они бродили повсюду, неопрятные
и растрепанные, будто выражая своими улыбками негодование, и теперь они -
нарядные, бойкие и ярко разукрашенные - прямо ходячие клумбы с религиозными
убеждениями. Лаура Кеттлвей повстречалась с ними на станции Довер-стрит на
днях, а потом рассуждала, сколько добрых дел они сделали, и как много мы бы
потеряли, если бы их не существовало. "Если б их не было", сказала я,
"Грэнвиллю Банкеру пришлось бы изобрести что-нибудь в точности похожее на
них". Если вы произносите нечто подобное на станции достаточно громким
голосом, ваши слова звучат как настоящая эпиграмма.
- Я все же думаю, вам надо что-нибудь предпринять в связи с Луизой, -
сказала вдова.
- Я пытаюсь вспомнить, была ли она со мной, когда я направилась к Аде
Спелвексит. Я была просто в восторге. Ада пыталась, как обычно, повесить мне
на шею эту ужасную женщину Корятовскую, прекрасно зная, что я не переношу
ее, и она по неосторожности сказала: "Она покидает свой нынешний дом и
собирается переехать на Сеймур-стрит". "Смею сказать, что так и будет, если
только она продержится там достаточно долго", ответила я. Ада не обращала на
это внимания минуты три, а затем она стала определенно невежливой. Нет, я
уверена, что не оставляла там Луизу.
- Если б вы могли вспомнить, где все-таки ее оставили, это было бы
ближе к сути дела, чем долгие отрицания, - сказала Леди Бинфорд. - Пока все,
что нам известно - что она не у Кэрривудов, не у Ады Спелвексит и не в
Вестминстерском аббатстве.
- Это немного сужает область поисков, - с надеждой сказала Джейн. - Я
полагаю, что она, должно быть, оставалась со мной, когда я поехала к Морнею.
Я знаю, что пошла к Морнею, поскольку помню, что встретила там этого
чудесного Малькольма Как-его-там - ну, вы знаете, кого я имею в виду. У
людей с необычными именами есть немалое преимущество - не нужно запоминать
их фамилии. Конечно, я знакома еще с парочкой Малькольмов, но ни одного из
них нельзя назвать чудесным. Он дал мне два билета на "Счастливый воскресный
вечер" в Слоан-сквер. Я, наверное, забыла их у Морнея, но все равно с его
стороны было ужасно мило сделать мне такой подарок".
- Вы думаете, что оставили Луизу там?
- Я могу позвонить и спросить. О, Роберт, прежде, чем вы унесете чайные
приборы, позвоните к Морнею, на Риджент-стрит, и уточните, не оставляла ли я
сегодня днем у них в магазине два билета в театр и одну племянницу.
- Племянницу, мэм? - переспросил лакей.
- Да, мисс Луиза не вернулась домой вместе со мной, и я не уверена, где
оставила ее.
- Мисс Луиза была наверху весь день, мэм, она читала второй
посудомойке, у которой случилась невралгия. Я отнес мисс Луизе чай без
четверти пять, мэм.
- Ну конечно, как же это глупо! Теперь припоминаю, я попросила ее
почитать "Королеву фей" бедной Эмме, чтобы она уснула. Я всегда заставляю
кого-нибудь почитать мне "Королеву фей", когда у меня невралгия, и это
обычно вызывает глубокий здоровый сон. Луиза, кажется, не добилась успеха,
но никто не скажет, что она не пыталась. Я думала, через час или около того
посудомойка предпочтет, чтобы ее оставили наедине с невралгией. Но,
разумеется, Луиза не прекратит читать, пока ей кто-нибудь не скажет. В любом
случае вы можете позвонить к Морнею, Роберт, и спросить, не оставила ли я
там два билета в театр. Кроме вашего шелка, Сьюзен, это единственные вещи, о
которых я забыла сегодня за день. Замечательно для меня! Просто чудесно!
- К замку прилагаются какие-нибудь старинные предания? - спросил Конрад
у своей сестры. Конрад был преуспевающим гамбургским торговцем, но он же был
и самым поэтичным представителем весьма практичного семейства.
Баронесса Грюбель пожала пухлыми плечами:
- Всегда существуют легенды, окружающие подобные старинные места. Их не
трудно изобрести и они ничего не стоят. В данном случае есть такая история:
когда кто-нибудь в замке умирает, все собаки в деревне и все звери в лесу
воют ночь напролет. Не слишком приятно слышать подобное, не правда ли?
- Это было бы сверхъестественно и романтично, - сказал гамбургский
торговец.
- Во всяком случае, это неправда, - с удовлетворением откликнулась
баронесса. - С тех пор, как мы купили это место, то могли получить
доказательство, что ничего подобного не происходит. Когда старая свекровь
умерла прошлой весной, мы все прислушивались, но никакого воя не было. Это
всего лишь сказка, которая прибавляет солидности месту, но сама по себе
ничего не стоит.
- Вы не совсем верно изложили историю, - сказала Амалия, седая старая
гувернантка. Все обернулись и удивленно посмотрели на нее. Она обыкновенно
тихо и чопорно сидела за столом и будто таяла в своем кресле, если никто с
ней не заговаривал, а находилось немного желающих обеспокоить себя беседой
со старухой. Сегодня ее внезапно обуяла разговорчивость; она продолжала
говорить, быстро и нервно, глядя прямо перед собой и ни к кому конкретно не
обращаясь.
- Вой слышен не тогда, когда в замке кто-нибудь умирает. Когда здесь
умирает кто-то из семьи Черногратц, волки собираются отовсюду и воют на краю
леса незадолго до смертного часа. Всего несколько волков прячутся теперь в
этой части леса, но в былые времена, рассказывают старожилы, их было великое
множество, они крались среди теней и выли хором, а собаки в деревне и на
всех окрестных фермах прятались и лаяли в ярости и ужасе, отзываясь на вой
стаи волков. И когда душа умирающего покидала тело, в парке падало дерево.
Это случалось, когда Черногратц умирал в фамильном замке. Но если здесь
умрет чужак, ни один волк не станет выть и ни одно дерево не рухнет. О, нет!
В ее голосе звучали ноты вызова, почти презрения, когда она произносила
последние слова. Упитанная, одетая с чрезмерным шиком баронесса сердито
смотрела на неряшливую старуху, которая забыла про обычное, приличествующее
ей самоуничижение и заговорила в присутствии хозяев так непочтительно.
- Вы, кажется, очень много знаете о легенде фон Черногратцев, фройляйн
Шмидт, - резко заметила она. - Я и не подумать не могла, что семейные
истории входят в число предметов, находящихся в вашей компетенции".
Ответ на ее колкость был еще более неожиданным и удивительным, чем
монолог, который стал причиной вспышки.
- Я сама фон Черногратц, - сказала старуха, - именно поэтому я знаю
семейную историю.
- Вы - фон Черногратц? Вы! - зазвучал хор голосов, выражавших
недоверие.
- Когда мы сильно обеднели, - объяснила она, - и мне пришлось уйти и
давать платные уроки, я взяла другую фамилию; я думала, что так будет
спокойнее. Но мой дедушка провел мальчиком очень много времени в этом замке,
и мой отец частенько рассказывал про него разные истории, и, конечно, я
знала все семейные легенды и предания. Когда у человека ничего не остается,
кроме воспоминаний, он охраняет и бережет их особенно заботливо. Я немного
задумалась, когда поступала к вам на службу, я думала, что могу когда-нибудь
оказаться с вами в старом семейном особняке. Я хотела бы, чтобы этого не
случилось.
Когда она закончила говорить, настала тишина, а затем баронесса