Она уже была готова сбросить чертово трико и, должно быть, с минуту забавлялась стоявшим в полный рост Фридрихом, когда вдруг замерла и знаком велела мне затихнуть.
   Ступеньки лестницы скрипели!
   - О, Боже! - шепнула Милли.
   Наши взгляды заметались по комнате, но тщетно - прятаться было негде. И вдруг Милли осенило.
   - Сюда! - указала она на просвет между кроватью и стеной. Около фута шириной.
   - Ты уверена...
   - Скорей!
   Я протиснулся в щель и затаился на полу ни жив, ни мертв. Милли набросила на меня сверху плед, и я услышал, что она заходила по комнате, напевая себе под нос.
   За дверью скрипнула половица!
   - Милли, ты спишь?
   Как ни в чем не бывало, Милли прощебетала:
   - Нет еще, миссис Лейевски. Я вам нужна?
   - Да, на одну секунду.
   Я услышал, как дверь открылась.
   - Ваш молодой человек уже ушел? - задушевно спросила хозяйка. Я мысленно представил, как её крысиные глазки шныряют по спальне и кухне девушки.
   - Да, сто лет назад, - засмеялась Милли.
   - Забавно, - хмыкнула миссис Лейевски. - А мне показалось, что я слышу ваш смех.
   - Это радио, миссис Лейевски. Я включала приемник.
   - Понятно. Я... Я просто хотела узнать, понравилась ли тебе швейная машинка.
   Я почувствовал зловещее щекотание на правой ноге и покрылся холодным потом. Больше всего на свете я боюсь и ненавижу пауков. Мерзкие отродья! Бр-рр! Если это паук, то все пропало - сейчас я заору благим матом и выскочу прямо на миссис Лейевски, перепугав беднягу насмерть - наверняка она никогда не видела необрезанных...
   - Увы, нет, миссис Лейевски. Она не шьет зигзагом.
   - Да, это ужасно, - посочувствовала старая ведьма.
   Катись в постель, гнусная карга! Нет, это точно паук. Дюймов девяти в диаметре, мохнатый, кровожадный, с огромными челюстями...
   - Что ж, Милли, спокойной ночи. Ты, наверно, была уже в постели?
   - Да, - быстро ответила Милли. - Я немного устала и решила уснуть пораньше.
   - Как я тебе завидую, - вздохнула старая мерзавка. - А я так страдаю от бессонницы. Буду опять читать до утра. - Снова скрипнула половица. Спокойной ночи, милая.
   Проклятый паук пощипывал мои яйца!
   - Спокойной ночи, миссис Лейевски!
   Закрой же эту чертову дверь, Милли, мысленно орал я, пока этот чертов паук не отгрыз все мое достояние...
   Услышав, что дверь закрылась, я зашептал:
   - Скорее отодвинь кровать, Милли! Я не могу встать!
   Милли отодвинула кровать и я, в чем мать родила, вскочил на ноги. Представляете? И тут я его увидел! Мерзкая, трепещущая, волосатая тварь, едва не отправившая меня в царство мрачного Аида, оказалась крохотным белым мотыльком величиной с ноготь муравья. Я почувствовал себя последним идиотом.
   Милли закатилась в истерике, зажав рот ладонями. Слезы лились по щекам ручьями. Я был с ног до головы покрыт пухом, а одна, особо выступающая часть... Словом, мне было совершенно не смешно.
   Я кое-как стряхнул с себя дурацкий пух и забрался в постель. Милли, хихикая, как ненормальная, заползла рядышком, то и дело зажимая рот, чтобы не прыснуть.
   - Теперь тебе придется остаться на ночь, - давясь от смеха, прошептала она.
   - Вот как?
   - Ты против?
   - Нет, конечно, но как, черт побери, мне удрать утром?
   - В девять утра миссис Лейевски отправляется по магазинам. Как только она уйдет, путь свободен.
   - А больше в доме никого нет.
   Милли пожала плечами.
   - Ее сын. Но он уходит в восемь.
   - А ты во сколько?
   - Тоже в восемь.
   - Значит, мне придется целый час торчать тут в одиночестве?
   Милли прыснула.
   - Не бойся. Миссис Лейевски никогда ко мне не заходит. Комнату я убираю сама...
   Ночь выдалась на славу. Полная приключений. Милли меня многому научила. Вы даже не представляете, какие позы способно принимать человеческое тело, если очень захотеть. Ну, и если есть рядом столь возбуждающее создание, как Милли... Впрочем, забываться тоже не советую один раз, увлекшись акробатикой (я проник в изогнувшуюся колесом Милли, стоя на голове), я потерял равновесие, и бедный принц Ричард едва не сломал свою августейшую шею. Так что, поосторожнее.
   Разбудили меня солнечные лучи, нахально брызнувшие мне в глаза. Я приподнялся на локтях, огляделся по сторонам, и лишь тогда вспомнил, где нахожусь. Повернувшись, я увидел мирно посапывавшую, повернувшись спиной ко мне, Милли. Гладенькую и трогательно нежную, как котенок. Какое счастье, что есть такие женщины, подумал я. Что может прекраснее молодой здоровой девахи, которая обладает подобными прелестями, да ещё и позволяет вам пользоваться ими...
   Простыня с неё соскользнула, и белоснежные полукружия очаровательного задика Милли бесстыдно выпячивались прямо мне в лицо. Это было уже чересчур. Отдохнувший за пару часов сна (остальное время мы с Милли занимались гимнастикой) Фридрих встрепенулся и, испустив боевой клич, проник в спящую Милли.
   - Доброе утро, - прошептала она, словно подобное пробуждение было для неё самым привычным делом на свете. - Который час?
   - Почти семь, - учтиво отозвался я, обнимая её за грудь и лаская сосочек.
   - О-оо, пора вставать, - простонала она и зевнула.
   Я ускорил ритм.
   - Десять минут, - прошептал я ей в ухо.
   В ответ Милли только застонала, но уже по-другому...
   Позднее я лежал в постели и наблюдал, как Милли, быстро приняв ванну, одевается. Мне это напомнило стриптиз наоборот. Не менее возбуждающе. Эта девчонка умела двигаться!
   - Чего бы ты хотел на завтрак? - спросила Милли.
   - Тебя.
   Одевшись, она решила прикинуться серьезной.
   - Нет, честно, - сказала она.
   - Да так, ничего особенного, - сказал я. - Может, только цыплячий паштет, омара по-бургундски и бутылочку кьянти.
   Милли замахнулась на меня, потом сказала:
   - Хватит с тебя и тостов с мармеладом. Иди в ванную.
   После завтрака она напомнила:
   - В девять приоткрой дверь и слушай. После того, как она уйдет, выжди ещё пять минут на тот случай, если она остановится почесать языки с соседкой.
   - Усек! - кивнул я.
   - Выйдя на улицу, тоже осмотрись по сторонам - вдруг она торчит где-нибудь неподалеку.
   - Да, мэм.
   - И еще...
   - Да, мэм?
   Она улыбнулась и нежно погладила меня по руке.
   - Ты очень красивый.
   Я рассмеялся и поцеловал кончики её пальцев.
   - Целиком и полностью с тобой согласен, - пошутил я. - А здорово было, да?
   Я скользнул рукой между её длинных ножек. Милли грозно зарычала. Я с деланным испугом отнял руку и посмотрел на часы.
   - Давай вернемся в спальню. У нас ещё есть пять минут.
   Она вздохнула.
   - Не дразни меня - сам ведь знаешь, как мне хочется...
   Я проводил её до двери, и Милли наградила меня нежным поцелуем.
   - Пока, мой сладкий, - шепнула она. - Приходи еще.
   - Клянусь твоим трико! - выпалил я.
   Милли ушла, и я остался один. Не зная, чем убить время (за последние десять минут я восемь тысяч раз смотрел на часы), я начал лениво листать какой-то журнал, как вдруг услышал голос миссис Лейевски. Ей ответил какой-то мужчина, после чего заскрипели ступеньки!
   У меня оставался только один выход. Назад, к мотылькам и пуху!
   Я вжался в давешнюю щель, накинув сверху покрывало и, затаив дыхание, стал ждать.
   Дверь открылась.
   - А эту комнату я сдаю, - произнес голос миссис Лейевски. - Ремонт здесь не делали уже года три, так что стоит, пожалуй, покрасить и здесь.
   - Хорошо, мадам. Обои тоже переклеить?
   - Да, пожалуй. Только пусть мисс Уорвик сама их выберет. Она такая милая барышня, я в ней души не чаю.
   - Хорошо, мадам. Вечером я принесу для неё образцы. Теперь, если позволите, я тут промерю...
   Я услышал, как звякает рулетка, а потом снова заговорил этот тип:
   - А штукатурка не осыпается, мадам? У стен, за кроватью.
   Настал мой смертный час, и я приготовился встретить его достойно. Что делать? Сейчас он отодвинет кровать и... Дать стрекача и слышать, как мне вслед несутся крики "Держи вора!"? Или просто поздороваться с миссис Лейевски, задушевно улыбнуться и сказать: "Я только заскочил за своей катушкой. Закатилась, понимаете, ли под кровать, проклятая".
   И чего я вечно влипаю в какие-то невероятные истории. Я дал себе зарок, поклявшись всеми языческими, еврейскими, мусульманскими и прочими богами: если я выберусь живым из этой передряги, то больше никогда-никогда ни во что не влипну! Только, пожалуйста, ради меня и Милли, заберите их отсюда!
   - Нет-нет, мистер Рэнкин, - сказала милая, чудесная, славная, замечательная миссис-умница Лейевски-Прелестнер. - Впрочем, если хотите, можете взглянуть, - добавила эта гнусная зануда. - Я помогу вам отодвинуть кровать.
   - Нет, мадам, я вам верю, - ответил самый лучший в мире Рэнкин, король Рэнкинов. - Я все подсчитаю, а вечером занесу образцы.
   Они ушли и спустились по лестнице. Дождавшись, пока хлопнет входная дверь, я выполз из-за кровати.
   Мой синий костюм стал пыльно-серым. Пух покрывал меня с головы до пят. Я нашел на кухне щетку и кое-как привел себя в порядок, хотя костюм все равно являл собой довольно жалкое зрелище. В девять утра я приоткрыл дверь.
   Точно в девять, как по часам, миссис Лейевски вышла из своей комнаты и, подойдя к двери, остановилась и крикнула:
   - Эй, мистер Тобин! Я ухожу в магазин, так что можете спускаться. Только не забудьте захлопнуть дверь, хорошо?
   Глава тринадцатая
   Что ж, урок пошел мне впрок, скажу я вам. Больше я в такие истории не ввязываюсь! Отныне с клиентами - только деловые отношения. Ни любовных интрижек, ни кокетства, ни трах-трах или даже чмок-чмок - только бизнес!
   Нет, не думайте, своих кисок я не забросил, не такой я охальник. Нет, я исправно водил Глорию в кино; с Самантой мы плавали на пароме в Нью-Брайтон; Хелен и Крис я навестил и принес каждой по букету цветов; с Милли же я даже сходил в театр.
   Я вовсе не хочу сказать, что каждая из этих встреч носила чисто платонический характер - вы бы все равно не поверили в такой вздор, - но состоялись они только во внерабочее время, то есть никак не были связаны с продажей швейных машинок. Что касается последнего, то я превзошел сам себя. К концу сентября я вышел на первое место по числу продаж и выплатил последний взнос за машину. Более того, за все это время я не соблазнил ни одной клиентки, тогда как сам отбился от нескольких дюжин атак с применением артподготовки и тяжелой бронетехники. Словом, жизнь виделась мне в самых розовых красках и, казалось, ничто уже не омрачит моего горизонта, как вдруг меня угораздило встретить Питера и Френсиса. Крайне неприятный случай, скажу я вам.
   Очаровательный домик, стоявший особняком в зеленом предместье, встретил меня свежей краской, розовыми петуниями и желтым львиным зевом. Над дверью покачивался старинный медный фонарь, весело поблескивавший на дневном солнце.
   Идиллическое уединенное любовное гнездышко для какой-то счастливой парочки.
   Постучав в дверь, я ещё раз оглянулся по сторонам и вздохнул с завистью. Совсем рядом с городом, и такое чудо!
   Дверь открылась, и в проеме возник голубоглазый и белокурый молодой человек очень приятной наружности. Посмотрев на меня с некоторым испугом, он вдруг улыбнулся и пропел:
   - Приветик!
   В голосе прозвучало столь откровенное и неприкрытое приглашение, что такому искусству позавидовала бы даже Саманта.
   В подобных случаях есть лишь один выход - нужно принять свирепый вид и вообще прикинуться распоследним сукиным сыном. Если вы хоть разок улыбнетесь - пиши пропало.
   - Здравствуйте. Мистер Томас? - прорычал я.
   Вместо ответа, он, грациозно изогнув стан, широким жестом пригласил меня войти.
   Разодет он был, как и положено голубым, в светло-синие тона. Тонюсенький голубой свитер с глубоким вырезом и обтягивающие переливающиеся брючки, столь тесные, что был виден весь десерт и три четверти мясного блюда; тонкие холеные пальцы разукрашены золотыми кольцами такой толщины, что я даже не поверил, сможет ли Аполлончик поднять руку.
   - Как вас зовут, милый? - пропел педик.
   - Тобин! - рявкнул я.
   - Ах, как восхитительно. А имя?
   - Просто Тобин. Рассел Тобин.
   - Ну надо же. Проходите в гостиную, мистер Тобин.
   - После вас, мистер Томас.
   Я предпочитаю видеть, что делают эти мальчики.
   Радостно взвизгнув, красавчик, виляя бедрами, поплыл в гостиную.
   Я последовал за ним. Прихожая и коридор сверкали чистотой и были прекрасно обставлены. На стенах красовались картины в стиле модерн, а растений было больше, чем в бирманских джунглях. Воздух благоухал, как дамская косметичка.
   В гостиной можно было без труда летать на самолете. Пол от стены до стены устилал белоснежный пушистый ковер, посреди залы торчала стойка с роскошным темносиним костюмом-тройкой, а на стенах были развешаны бесчисленные картины и рисунки.
   За небольшим столиком в углу гостиной сидел ещё один образчик, который рассматривал разбросанные по столу скетчи. Примерно тех же лет, что и Томас, худощавый и такой смуглый, что мог без труда сойти за испанца; а может, только что вернулся из отпуска в Блэкпуле. На первый взгляд, он мог сойти за мужчину, но уже в следующий миг все испортил, повернувшись ко мне и пропищав тонюсеньким фальцетом:
   - Доо-о-обрый день!
   - Френсис, познакомься с мистером Тобином, - сказал Томас. - Впрочем, давайте отбросим формальности. Меня зовут Питер, это Френсис, а вы Рассел. Поставьте машинку на стол, Рассел, вам, должно быть, ужасно тяжело её держать.
   Он лихо смахнул со столика кипу скетчей.
   - Вот сюда, лапик. Сейчас мы на неё полюбуемся. Розетка нужна?
   Я уже не был в этом уверен, но не усмотрел в его вопросе подвоха, и кивнул.
   - Да.
   Он взял провод с вилкой и исчез под столом, выпятив обтянутый брючками задик. Я с трудом удержал правую ногу от естественного порыва влепить ему пинка. Справа послышалось учащенное дыхание. Я повернулся и увидел, как Френсис с разгоревшимися глазами созерцает извивающиеся формы Питера, то и дело облизывая пухлые губы.
   Перехватив мой взгляд, он потупил взор, порозовел и хихикнул.
   - Ну вот! - победоносно провозгласил Питер. - Расставь стулья, Френсис.
   Они расселись вокруг стола, а я снял с "мини" футляр.
   - Но она ужасно маленькая, Рассел, - прогнусавил Питер.
   - Но жутко клевая, - тявкнул Френсис.
   - Смотря для чего она вам нужна, - пожал плечами я.
   - А вот посмотри, миленочек, - гордо пропел Питер, протягивая мне наброски. - Это Френсис придумал. Потрясающе, да?
   Я перелистал несколько альбомных листов с невероятно вычурными и расфуфыренными костюмчиками, разукрашенными кружевами и виньетками, как викторианский сервант.
   - Ну как? - с придыханием спросил Питер.
   - Клево, - сказал я. Френсис хихикнул.
   - Мы держим в городе магазинчик мужской одежды, - пояснил Питер, - но до сих пор продавали готовое платье. Теперь же мы решили сами заняться дизайном, а для этого нужна машинка.
   - Замечательная идея! - сказал я.
   - Да, - произнес Френсис, с сомнением воззрившись на "мини". - Но все-таки, мой утеночек...
   - Вам кажется, что она маловата, - перебил я.
   - Да, милый. Может, у тебя есть что-нибудь покрупнее?
   - Есть, - кивнул я. - Но она и стоит подороже.
   - Ну естественно, - отмахнулся Френсис. - Тащи сюда, и мы полюбуемся.
   - Не задерживайся, цыпочка! - подпел Питер.
   Вы не поверите, но эта парочка начала мне чем-то нравиться. Была в них какая-то легкость и искренность.
   Выбравшись к машине, я позволил себе посмеяться. Никогда я ещё так тесно не общался с двумя гомиками, а ведь прежде я их на дух не переносил. Теперь же я даже получал удовольствие от общения.
   Когда я вошел в гостиную, оба засуетились, помогая мне устанавливать и подключать "макси". На этот раз под стол влезли оба, получая, должно быть, море удовольствия, от столь тесной близости.
   - Ну вот, красавчик, - промурлыкал Питер. - Теперь твоя очередь.
   Я снял с "макси" футляр.
   - Ух ты! - выпучил глаза Френсис.
   - Ой, какая прелесть! - залился Питер. - Совсем другое дело.
   - Она дорогая, - предупредил я.
   Френсис бережно погладил машинку, словно перед ним была фарфоровая ваза эпохи Минг.
   - Сколько она стоит? - спросил он.
   - Сорок девять фунтов и десять шиллингов, - выпалил я.
   Я ждал хоть какого-то проявления чувств, но гомики просто молча стояли и любовались машинкой. Я даже испугался, не вогнал ли их в транс.
   - Разумеется, - быстро сказал я, - мы торгуем в рассрочку.
   Питер потряс головой.
   - Нет, киска, мы в такие игры не играем. "Деньги на бочку" - вот наш девиз. Правда, Френсис?
   - Да, ангел. Деньги на бочку. - Он повернулся ко мне. - Расси, душка, а что она умеет? Покажи, будь ласков.
   - С превеликим удовольствием, - улыбнулся я.
   Я лихо прострочил кусок ткани, а Питер вдруг сказал:
   - Слушай, Френсис, а давай спросим Рассика, что он думает насчет... сам знаешь чего. - Он кивнул в сторону кухни.
   - А что, - расхохотался Френсис. - Давай. Принеси три стаканчика, дорогой.
   Я озадаченно посмотрел на них, но мне ничего не объяснили.
   Питер отчалил на кухню, и я услышал, как там звякают стаканы и льется жидкость. Минуту спустя он вернулся с тремя полными стаканами на подносе.
   - Рассел! - торжественно произнес он. - Нам важно услышать твое мнение. Этот рецепт придумал сам Френсис, и лично мне напиток кажется просто божественным. Скажи, что ты о нем думаешь.
   Он раздал стаканы и провозгласил:
   - За осуществление наших замыслов!
   Я не большой любитель пунша. Мне кажется, что смешивать разные спиртные напитки с яблочным соком, значит просто убить их вкус. Я предпочел бы выпить все по отдельности, а потом запить яблочным соком. Однако, чтобы не рисковать сделкой, я решил уважить хозяев, и залпом осушил стакан.
   Как я и ожидал: похоже на яблочный сок, но слегка пощипывает горло.
   - Восхитительно! - похвалил я.
   Гомики запрыгали от восторга.
   - Правда? Ты и в самом деле так думаешь, Рассик?
   - Угу, - проурчал я, приканчивая пунш.
   - Осторожней, - захихикал Френсис. - Он очень крепкий.
   - Да что вы - он мягкий, как компот, - возразил я.
   - Еще стаканчик? - игриво предложил Питер.
   Я пожал плечами.
   - Почему бы и нет.
   Они допили, и Питер помчался на кухню.
   - У нас сегодня ожидается маленький междусобойчик, - вкрадчиво произнес Френсис. - Соберется несколько самых близких друзей. Сегодня у нас годовщина.
   Он не уточнил, что за годовщина, а я не стал проявлять излишнее любопытство.
   Вернулся Питер.
   - А вот и я. Я так рад, что тебе понравился наш напиток, Расси.
   - Я рассказал ему, что у нас сегодня вечеринка, - сказал Френсис.
   Питер пригубил напиток и спросил:
   - Ты не мог бы остаться, Расси? Мы будем очень, ну очень рады. Познакомишься с интересными людьми - художниками, дизайнерами... даже актерами.
   - Это очень любезно с вашей стороны, но...
   - Останься, прошу тебя, - взмолился Френсис. - Ты такой славный. Ты всем понравишься.
   Я отхлебнул немного яблочного сока. Странно! Я готов был поклясться, что "макси" приподнялась и повисла в дюйме над столом. Я поморгал и помотал головой, пытаясь рассеять туман, которым вдруг заволокло мои глаза.
   - Фу! - выдохнул я. - Что вы намешали в этот пунш?
   Питер хихикнул.
   - Ага! Говорил же я тебе! С изобретениями Френсиса нужно держать ухо востро.
   - Так что в нем есть? - не унимался я.
   Френсис пожал плечами.
   - О, капелька бренди...
   - И?
   - ... чуть-чуть водки...
   - И?
   - ... немного сидра...
   - И?
   Френсис визгливо расхохотался.
   - Ой, я уже всего и не упомню. Итак, чуток одного, щепотка другого.
   - Зря ты не записал, - вознегодовал Питер. - Сегодня ты самого себя превзошел.
   - А что положено в основу? - настаивал я. - Бензин?
   Педики так и покатились со смеха.
   - Ладно, - махнул рукой я. - Я покажу вам, как работает машинка, пока ещё хоть смутно различаю, где она находится. Сначала - лапки. С помощью этой вы можете...
   Я углубился в демонстрацию.
   Прикончив за следующие полчаса ещё два или три стакана адского зелья, я научился летать. Во всяком случае, мне удавалось совершенно запросто парить дюймах в трех-четырех от пола. Голоса доносились до меня гулко и раскатисто, словно раздавались в длинном и извилистом туннеле; мой собственный голос слышался со стороны - слева и почему-то чуть сзади. Все это я говорю вам лишь для того, чтобы вы поняли - назюзюкался я просто вусмерть.
   Не помню, когда стали прибывать гости, но время от времени из голубоватой дымки выплывали очки... или борода, которые участливо интересовались, летаю ли я, и несли какой-то вздор. Я, пошатываясь, добрел до туалета, а потом заблудился и оказался на кухне. Решив передохнуть, я привалился к двери.
   - Тебе помочь, киска? - спросил вдруг какой-то тощий тип с козлиной бородкой и с рогами.
   Я хихикнул, и рога исчезли.
   - Ты уже его видел? - спросил козлобородый, тыча в меня сухой лапкой со стаканом.
   - Пунш? - спросил я.
   Козлобородый прыснул и возвел глаза к потолку.
   - Фильм, глупыш.
   Его голос дрожал от возбуждения.
   - Какой фильм? - глупо спросил я.
   - О, черт! - поморщился тощий. - Ты что, совсем ничего не знаешь?
   Я покачал головой, ожидая, что она вот-вот оторвется и утонет в пунше.
   - Френсис достал новую пленку! - счастливо поведал козлобородый. "Голубой хлыст против Мак-Таггерта"! Все только о нем и говорят.
   - Неужели? - проблеял я.
   - Да, это штучка похлеще, чем "Ровно в девять"! Его-то ты видел?
   - Нет.
   Тощий пришел в ужас.
   - Ну, ты даешь... - Он подлил мне пунша и прошептал: - Может, посидим вдвоем?
   - А?
   - Ну, во время фильма. Френсис уже устанавливает экран.
   Он ткнул пальцем в сторону гостиной, а я вдруг почувствовал, что отрубаюсь. Отмахнувшись от козлобородого, я выбрался в коридор и, пошатываясь, побрел вдоль стены. Проковыляв пару миль, я увидел перед собой дверь. Потянувшись к ручке, я промахнулся и упал на четвереньки. Затем нащупал ручку, нажал и провалился в спальню. В ноздри шибанул запах дорогих духов.
   - Господи, нигде покоя нет! - пропищал кто-то с кровати.
   - Отваливай, приятель! - присовокупил его дружок.
   Я ползком выбрался в коридор, с трудом встал, привалился к стене и пополз дальше. Наткнувшись на какую-то дверцу, я ввалился в неё и очутился в чуланчике, в углу которого стоял крохотный диван. С радостным воплем я запер дверь на ключ, торчавший изнутри, плюхнулся на спасительный диванчик и провалился в небытие.
   Я показывал шаху Попитинии, пригласившему меня провести мой двухнедельный отпуск в своем стамбульском гареме, на какие чудеса способна "макси", когда меня разбудил адский грохот.
   - А ну открывай! - прогромыхал зычный бас. - Мы знаем, что ты там! Считаю до пяти!
   Мое сердце заколотилось сразу по всему телу. Я не имел ни малейшего представления, где нахожусь.
   - В чем дело? - проскрипел я.
   - В чем дело! - передразнил бас. - Джордж, там ещё один! Он желает знать, в чем дело.
   Я не расслышал ответа Джорджа, но, судя по тому, как заржал бас, это было нечто нецензурное.
   - Выходи, голубок! - гаркнул он. - Это полиция!
   Из темноты выплыло бревно, которое врезалось мне между глаз; все вдруг поплыло. Какая полиция? Откуда здесь полиция? Издеваются надо мной, мерзавцы!
   - Уйдите! - простонал я. - Я устал.
   На секунду воцарилось молчание, потом меня оглушил дикий рев, прозвучавший из стофутового динамика, воткнутого мне в ухо:
   - Устал! Щас я тебе жопу прострелю! Открывай дверь, паршивый пидорас! Это полиция!
   Вы знаете - что-то подсказало мне, что там и вправду полиция. Я спустил с дивана одну ногу, потом другую, затем подобрал оторвавшуюся голову, ощупью нашел дверь и повернул ключ.
   Дверь рывком распахнулась. Передо мной высился шестифутовый блюститель закона, ненавидящие глаза которого смотрели на меня так, будто я был кусочком протухшего камамбера, который имел наглость пристать к подметке его ботинка.
   - Выходи, цыпленочек! - злобно гаркнул он. - Подружки заждались тебя в фургончике.
   Мне стало дурно.
   - Послушайте, - проквакал я. - Это ошибка!
   - Ты прав, сынок. Ее допустил твой папаша. Поскупился на презерватив, жмотина.
   Удар попал в цель. Я почувствовал, как вскипает кровь в моих жилах.
   - Слушайте, я вовсе не из них...! - проорал я.
   Полицейский вздохнул.
   - Да, конечно. Пошли со мной, сынок...
   Я решил не сдаваться.
   - Вы только меня выслушайте! Хоть две секунды!
   - Тебя силой, что ли, вывести?
   - Я продавец! - завопил я. - Я приехал сюда, чтобы продать швейную машинку!
   - Скажешь это сержанту! - заорал он. Куда громче, чем я мог даже мечтать. - Топай!
   Он стиснул мою руку кулачищем размером с кабанью голову и подтолкнул меня по коридору. Очутившись в прихожей, я не поверил своим глазам. И прихожая, и гостиница лежали в руинах. Как будто здесь произошло танковое сражение. Все картины сорваны, растения выдраны из горшков, бочки с землей перевернуты.
   Изумительный белый ковер был разодран или изрезан в клочья и залит кровью, а потрясающий синий костюм-тройка превратился в сорок семерку. Пружины из выпотрошенного дивана в беспорядке валялись на полу, как впавшие в ступор змеи.
   Во всей гостиной осталось только два неповрежденных предмета: 8-миллиметровый проектор, валявшийся на боку, на камине, и швейная машинка.
   В одном углу, похоронив голову в руках, сидел незнакомый бритоголовый парень в кожаной куртке, а на груде из обломков стола и обрывков одежды скорчился Френсис, по окровавленной физиономии которого катились слезы.