Морган Стенли. Продавец швейных машинок

   - Итак, наша "макси"...
   - А можно два?
   - Один!
   - Жук тоже хочет.
   - Жук мертвый. К тому же, жуки не едят шоколадные бисквиты.
   - Мой ест!
   Я представил, что сейчас творится у милого доброго Уэйнрайта. Сидят, должно быть, в благословенной тишине, строчат в гроссбухах...
   - Извините, мистер Тобин, что вы говорили?
   - Я хочу писать!
   - Иди, Андромеда, ты это можешь и сама сделать.
   - Я сейчас не хочу.
   - Тогда зачем ты сказала?
   - Тогда мне хотелось, а сейчас уже расхотелось.
   Мама на секунду закрыла глаза, потом открыла и сказала:
   - Извините, мистер Тобин...
   Андромеда молчала секунд четырнадцать, если не считать внезапного приступа кашля - маленькая ведьма поперхнулась, пытаясь затолкать в пасть слишком большой кусок бисквита, и нам с мамочкой пришлось колотить её по спине и утирать слезы, - и я ухитрился изложить основные прелести нашего "исключительного предложения". Пока я говорил, мамочка пожирала меня глазами, в которых плясала загадочная улыбка, словно все происходящее было нашей с ней сексуальной тайной. На самом же деле, мы просто совершали глазами половой акт, и, сознавая это, она упивалась.
   То и дело её колено, которое уже откровенно прижималось к моему бедру, начинало елозить по нему, как бы лаская. Несколько раз она беспричинно закидывала ногу на ногу и тут же меняла ноги, всякий раз показывая мне соблазнительные бедра, а пару раз и трусики.
   Примерно половину времени я не сознавал, что несу, потому что принц Ричард, отчаянно брыкаясь, рвался наружу, а перед глазами стоял туман.
   Как бы то ни было, показ состоялся, и я уже решил, что сделка у меня в кармане. Ни одна женщина ещё не проявляла столь откровенного и пылкого интереса, что к машинке, что к продавцу, а тут - и то и другое!
   Я прошил кусок ткани вдоль и поперек, стараясь хоть изредка отводить глаза от полностью открытых моему алчному взору обнаженных грудей, которые столь щедро показывала мне низко склонившаяся над столом мамочка.
   Потом она попросила: "можно теперь я?", и, встав у меня за спиной, принялась нажимать на рычаг, в то время как я отчаянно пытался не обращать внимания на две мягкие груши, прижавшиеся к моей шее. Я уже почти его не обращал, когда это случилось. Чертова девчонка ухитрилась запутаться в машинке!
   Она вскарабкалась на стол и, пока мы не смотрели, просунула грязную лапу прямо в одно из отверстий махового колеса, а потом, когда попыталась её вытащить, поняла, что лапа застряла.
   Вой, которым она огласила гостиную, ливерпульские докеры вполне могли принять за сигнал на второй завтрак. Мама, сорвавшись с места, начала оглашать воздух угрозами вызвать сразу полицию, пожарных, скорую помощь, суффражисток, лигу трезвости и общество защиты животных, а я пытался одновременно урезонить маму и заткнуть пасть ревущей, как иерихонская труба Андромеде.
   - Вазелин у вас есть? - проорал я.
   Мамочка метнула на меня ошарашенный взгляд. Когда до неё дошло, что я имею в виду вовсе не половой акт в извращенной форме, она опрометью кинулась в спальню.
   - Вот видишь, - назидательно сказал я тем временем дочери Дракулы, что бывает с непослушными девочками.
   Мамочка, кубарем скатившись с лестницы, едва не сломала себе шею.
   - Ой, бедная моя малышка! - причитала она.
   Я обильно намазал ручонку Андромеды вазелином и принялся вытаскивать её через отверстие. Мамочка, заломив руки, ахала и охала. Наконец, ручонка обрела свободу, и мы все вздохнули с облегчением. Может, теперь, наконец, мне удастся продать эту чертову штуку!
   - Мне не нравится эта машинка, мамочка! Скажи, чтобы он забрал её.
   Я мечтательно припомнил времена инквизиции. Эх, мне бы сейчас пару тисков, да испанский сапог, да раскаленные угли, да...
   Мамочка бросила влюбленный взгляд на "макси", потом уныло посмотрела на меня.
   - Сами видите, мистер Тобин, как она расстроена, - сказала она убитым горем голосом. - Давайте договоримся так. Вернитесь через полчаса, а там посмотрим. Мне самой машинка страшно нравится, но Андромеда в таком состоянии, что я должна её успокоить.
   На мой взгляд, Андромеде требовалась только пара здоровенных шлепков, но я промолчал.
   Сидя в машине в самом дурном расположении духа, я курил сигареты и размышлял о несправедливости бытия. Столь замечательно поначалу складывавшаяся сделка гибла на глазах. Притушив вторую сигарету, я посмотрел на часы. С тех пор, как меня отправили в изгнание, прошло тридцать три минуты. Что ж, была не была. Я решительно позвонил в дверь и мне открыла сияющая мамаша. Глаза кокетливее, чем прежде.
   - Заходите, мистер Тобин. Извините, ради Бога. Андромеде уже гораздо лучше.
   Мы прошли в гостиную и - чтоб мне гореть в геенне огненной, если дьявольское отродье не сидело за столом и не возилось с кукольными нарядами.
   - Мы с Андромедой все тщательно обсудили, - сказала мамочка. - Я сказала, что, купив новую машинку, мы сможем сшить нарядные платьица для всех её кукол. Поэтому Андромеда настаивает на том, чтобы мы её купили.
   У меня отвисла челюсть.
   - Но... я думал, у неё нет кукол, - пролепетал я.
   Андромеда презрительно фыркнула.
   - Ну и дурачок же ты! У всех девчонок есть куклы...
   Видите, как все оказалось просто. Правда, больше в этот день я ничего не продал. Хотя, с другой стороны, продал. Дело в том, что по возвращении в "Райтбай", меня радостно поздравил Аллен Дрейпер:
   - Молодец, Расс, с первым успехом.
   Я вылупился на него.
   - Откуда вы знаете?
   Пришел его черед казаться изумленным.
   - Ты уже продал сегодня одну машинку? - спросил он.
   - Да.
   - Молодчина! Ты продал две!
   - Э-ээ...
   - Да. Мистер... как бишь его... Ах, да, Реновски! Он зашел сегодня в магазин и принес твою "мини". Оказывается, его дочери такая малютка не нужна. И он спросил, о каком "исключительном предложении" ты ему вчера наговорил. Я показал ему "макси", и он купил её, не сходя с места. Вот и вся недолга. Поздравляю!
   Да, выходит за один понедельник я заработал десять фунтов! Почти две трети моего недельного жалованья у Уэйнрайта. Не считая Саманты. Эх, так бы каждый день...
   Вторник меня разочаровал - ни одной продажи. Двое клиентов весь день отсутствовали, а двое остальных не захотели покупать даже "мини"!
   Одна из женщин встретила меня в трауре - её кошка попала под машину. В гостиной стоял крохотный гробик, и она сняла крышку и заставила меня посмотреть на останки несчастного животного. После этого я не смог заставить себя пообедать. Я быстро унес ноги, пообещав заехать через неделю.
   Вторую домохозяйку я, похоже, вытащил из-под любовника. Во всяком случае, дверь она открыла в канареечном халатике, растрепанная и с размазанной помадой.
   Она пригласила меня зайти и целую минуту терпеливо выслушивала, как я расхваливаю "мини"; правда, каждую секунду поглядывала на потолок. Смотреть на машинку она не пожелала, но выпроводила меня вполне любезно. Я, правда, получил маленькое удовлетворение от несостоявшейся сделки - когда она встала с дивана, халатик распахнулся и я в очередной раз убедился, как много у нас крашеных блондинок.
   Словом, вторник оказался бесплодным, как кукурузное поле после набега саранчи. В "Райтбае" меня не укоряли - неудачи на первых порах случались со всеми. Это прибавило мне настроения, так что в среду я ринулся в бой со свежими силами, преисполненный дерзости и задора.
   Надолго же мне запомнится эта среда!
   Глава одиннадцатая
   Среда.
   В первой же поездке меня подстерегала неудача. Мало того, что я не продал "макси", так мне ещё едва удалось отбиться от разьяренного мужа разьяренной клиентки, которые требовали, что я продал им "мини"! Вернувшись к машине, я дрожал, как осиновый лист. Муж грозил пожаловаться на меня в Палату коммерции, в министерство торговли, в ООН и Бог знает куда еще. Отвратительный тип. Хорошо бы прострочить кончик его детородного органа.
   Словом, звоня в дверь крупного особняка возле Стэнли-Парка, я чувствовал себя не в своей тарелке.
   Дверь открыл приятный сухонький старичок. Мистер Эйнсворт. Он так мило улыбнулся, что на душе у меня потеплело. А потом, увидев его жену, совершенно очаровательную старушку, божий одуванчик, я окончательно пришел в себя.
   Меня тут же усадили пить чай, расспросили о том, о сем, после чего я лихо прогарцевал к машине и принес "мини". Лица у старичков вытянулись. Неужели опять провал, подумал я.
   Мистер Эйнсворт произнес:
   - Не сочтите меня невежливым, мистер Тобин, но мне кажется, что моя милая жена предпочла бы что-нибудь э-ээ... более основательное. Вы понимаете, что я имею в виду?
   - Основательное? - переспросил я, не веря своим ушам.
   - Да, - кивнул он. - И... подороже.
   Ха! Я побил все рекорды, вихрем пронесясь к "хиллману" за "макси" и примчавшись обратно в дом.
   - О, совсем другое дело! - воскликнул мистер Эйнсворт, тогда как миссис Эйнсворт уставилась на машинку, как зачарованная.
   - Э-ээ, сколько она стоит, мистер Тобин?
   Наступил самый щекотливый момент. Дело в том, что нам разрешено запрашивать за "макси" сколько душе угодно, в зависимости от обстановки. Единой розничной цены не существовало, потому что кроме "Райтбая", этой моделью не торговал никто. Если же нам удавалось продать её более, чем за пятьдесят фунтов, половина разницы выплачивалась нам как премия.
   - Семьдесят фунтов, - небрежно бросил я.
   Я прекрасно знал, что загнул, но всегда мог скостить цену, вспомнив про "исключительное предложение". Зато в случае удачи я получал дополнительно целую десятку премиальных, а старичок, судя по всему, не слишком стеснялся в средствах.
   - Да, то, что надо, - повторил мистер Эйнсворт. - Она смотрится раз в десять лучше, чем эта малышка.
   Он махнул рукой в сторону "мини", которая, казалось, совсем увяла и съежилась от его слов, потом лукаво взглянул на жену.
   - Хочешь?
   - О, Генри, она такая замечательная!
   Старые лапочки так меня умилили, что я решил плюнуть на премиальные и сделать им подарок.
   - У меня для вас ещё сюрприз! - услышал я свой голос как бы со стороны. - Сегодня у нас на неё особая, уникальная скидка - сегодня её цена не семьдесят, и даже не шестьдесят, а... - меня уже понесло, - всего сорок девять фунтов и десять шиллингов!
   Они пооткрывали рты. Первым опомнился мистер Эйнсворт. Он сказал:
   - Что ж, моя дорогая, тогда уж думать нечего. Хорошо, мистер Тобин, мы её берем. Чек вас устроит?
   Еще бы, черт возьми!
   Я выписал квитанцию и начал показывать миссис Эйнсворт, как пользоваться дополнительными приспособлениями, когда в дверь позвонили.
   - Я открою, - сказал старичок.
   Я услышал, как он с кем-то поздоровался в прихожей, а вскоре он вернулся в гостиную в сопровождении пожилой женщины.
   - Машинка просто потрясающая, - говорил он ей. - Э-ээ, познакомьтесь, мистер Тобин. Наша дочь, миссис Рейдок.
   Я учтиво поклонился, а миссис Рейдок присоединилась к компании пылких поклонников "макси".
   Чувствовалось, что дочь отчаянно завидует матери.
   - Да, нужно мне тоже купить новую машинку, - вздохнула она. - При одном виде моей каракатицы, у меня портится настроение. Пусти, мам, дай я попробую.
   Миссис Эйнсворт подвинулась и миссис Рейдок принялась усердно строчить какой-то замысловатый узор.
   - Фантастика! - воскликнула дочка.
   Старички переглянулись, а мистер Эйнсворт подмигнул мне.
   - А такая тебя не устроит, доченька? - спросил он.
   Воцарилось такая тишина, что было бы слышно, как чихнула муха.
   - О, папочка, я не смела... - ошарашенно пролепетала миссис Рейдок. Ты уже и так столько для нас сделал...
   - Ну, а для чего ещё деньги? - развел руками мистер Эйнсворт. - Ведь ради этого мы и играли в лотерею.
   О чем это он?
   _ Да, конечно... - кивнула дочка.
   - Мистер Тобин, вас не затруднит доставить ещё одну такую же машинку моей дочери? Она живет в доме напротив.
   - Конечно, нет, сэр! - гаркнул я, с трудом подавив в себе желание броситься ему на шею. - У меня в машине как раз есть ещё одна.
   Я уже выходил вместе с дочкой, когда мистер Эйнсворт, вынув из шкафа листочек бумаги, протянул его мне.
   - Вот, посмотрите, - сказал он. - Вы славный молодой человек, и мы хотели бы поделиться с вами своей радостью. - Он расхохотался. - А заодно поймете, как вам удалось продать целых две машинки.
   Я посмотрел на бумажку. Это был заверенный чек от "Объединенных лотерей", выписанный мистеру Х.Эйнсворту.
   На семьдесят восемь тысяч четыреста семнадцать фунтов, восемнадцать шиллингов и четыре пенса!
   В пятницу днем я ехал, весело насвистывая. За неделю я продал восемь машинок, заработав, таким образом, сорок фунтов, и чувствовал себя на седьмом небе.
   Я заехал пообедать в более приличную забегаловку, чем обычно, и размечтался о предстоящем уик-энде. Нужно непременно отпраздновать окончание первой рабочей - и к тому же удачной! - недели в "Райтбае". Какую представительницу прекрасного пола мне лучше осчастливить? Глорию? Саманту? Принцессу Бали?
   Потом, запустив зубы в сандвич с яйцом, я задумался уже не о том, с кем... а - как? Как и на что мне лучше потратить эту баснословную сумму? Может, махнуть в круиз? На Ямайку! Нет, на Багамы!
   И тут я вспомнил про чек на семьдесят восемь тысяч фунтов стерлингов. Семьдесят... восемь... тысяч... фунтов... стерлингов. Как ни произноси, быстро ли, медленно - все равно получается что-то сногсшибательное. На такую сумму можно купить... А что, кстати, можно купить на семьдесят восемь тысяч? Я вытащил карандаш, бумагу, и взялся за подсчеты.
   3120000 пакетиков жевательной резинки по 6 пенсов за штуку.
   78 автомобилей "воксхолл креста", да ещё на бензин останется.
   312000 яиц с чипсами по 5 шиллингов.
   857 лет ежедневных походов в кино по 5 шиллингов за сеанс.
   428 лет и 6 месяцев того же самого, но с подружкой, за которую вы платите.
   520000 презервативов по 3 пенса.
   - Вы не против? - прервала поток моих мыслей официантка, забирая у меня со стола меню. - Вы здесь не один, между прочим.
   Волосатые ноги и глаз косит - вот откуда дурной нрав. Q.E.D.* (*quod erat demonstrandum (лат.) что и требовалось доказать).
   Так что же мне делать?
   Пробило два часа, а я так и не решил. Ладно, подождем, авось, само решится.
   Я кинул взгляд на бумажку с последним сегодняшним заказом. Миссис Стэндиш, Нотти Эш, Брэнстон Мэншенз, квартира 12. Что ж, миссис Стэндиш, держитесь, к вам едет лучший продавец "Райтбая"!
   Я оставил мохнатой официантке шестипенсовик на чай, чтобы лечилась от косоглазия, и был таков.
   Денек выдался хоть куда. В воздухе впервые запахло весной. Люди уже жадно предвкушали, как проведут очередное промозглое лето. Я опустил стекло и всю дорогу до Нотти Эша напевал себе под нос.
   Брэнстон Мэншенз меня поразил. Дух покоя и богатства витал над домом, как густой утренний туман. Он ощущался за добрый квартал. Да, тут уж без дураков.
   Пройдя через двойные двери, я поднялся на один этаж по лестнице, застланной ковром, в ворсинках которого заблудилась бы стая черепах. Перед дверью с номером двенадцать я остановился и позвонил. Внутри мелодично залились колокольчики. Достаток жильцов ощущался даже в коридоре, словно консьерж поливал его французскими духами. Я сразу вспомнил Саманту. "Саманта, я тебя люблю", - мысленно пропел я.
   Дверь распахнулась, я увидел миссис Стэндиш, и тут же позабыл про Саманту. В жизни не видел более соблазнительной и лакомой красотки! Лет двадцать пять, среднего роста, с идеальными выпуклостями и впадинами именно в тех местах, где я бы и сам их расположил. На ней были белые брючки, столь обтягивающие, что я разглядел очертания родинки на правом бедре, и голубой свитер, который, должно быть, подпрыгнул при покупке, увидев, на что его наденут. Смахнув со лба выбившуюся прядь пепельно-пепельных волос, она медленно улыбнулась, и я сразу понял, что мы станем очень добрыми друзьями.
   - Привет! - сказала она, ухитрившись одним коротким словом погладить меня от головы до коленок.
   - Миссис Стэндиш? - спросил я.
   - Нет, - сказала она. - Я её позову.
   И исчезла в квартире.
   Эх...
   Ура - мы опять живем! Подружка оказалась её вылитой копией; волосы только каштановые, брючки желтые, а свитер белый.
   - Добрый день, - сказала она.
   Чуть более формально, но для знакомства даже лучше.
   - Миссис Стэндиш, - снова произнес я, готовый откусить себе правое ухо, если и эта конфетка заявит "нет, я её позову".
   - Да.
   Я представился, а она шагнула в сторону, впуская меня в квартиру.
   Как будто я оказался в дорогом парфюмерном магазине. Запах стоял умопомрачительный, порождая сразу полный набор неприличных мыслей. А квартирка! На китайском ковре расположилась софа фунтов эдак за двести, да и остальная обстановка была под стать.
   Блондинка сидела на софе, подобрав под себя ножки и собираясь закурить сигарету фута в два длиной.
   - А это моя подруга, миссис Ван-Хайс, - представила миссис Стэндиш. Она живет в соседней квартире.
   Еще бы, подумал я. Но на кой черт таким сумасшедшим штучкам швейные машинки?
   Блондинка ещё раз улыбнулась. У меня в горле застрял комок размером с баскетбольный мяч.
   - Мне пора, ангел, - пропела она. Потом грациозно, как бело-голубая пантера, соскользнула с софы и проплыла к двери, обдав меня шлейфом дорогих духов.
   - До скорого, милочка, - попрощалась она, открывая дверь, и я едва удержался, чтобы не сказать "о'кей, крошка".
   Белокурая соседка вышла, а миссис Стэндиш, бросив на меня странный взгляд, пригласила сесть на софу.
   - Красивая, да? - спросила она вдруг.
   - А? Э-ээ... да.
   - Красивее, чем я?
   Мне показалось, что я ослышался. Я уставился на нее, открыв рот.
   - Да или нет?
   - Э-ээ... нет.
   - Как вас зовут?
   - Тобин.
   - Я знаю, что Тобин - вы мне представились. Я имею в виду ваше имя.
   - Рассел... э... Расс.
   Она улыбнулась. Точь-в-точь, как блондинка.
   - Прелестно.
   Секунд десять она поедала меня взглядом, и я понял, что вся моя одежда сейчас лежит в куче у моих ног.
   - Что вы для меня припасли, Расс?
   Я потряс головой, отгоняя прочь правдивый ответ, уже готовый сорваться с губ.
   - Швейную машинку, да?
   - А... э... да. У вас есть стол побольше, чем этот? - я указал на крохотный зеркальный кофейный столик, стоявший перед софой.
   Миссис Стэндиш возвела глаза к потолку. Я привстал. Она улыбнулась и остановила меня движением руки.
   - Это мы ещё успеем. Хотите выпить?
   Не дожидаясь ответа, она соскочила с софы и прошагала к стоявшему у стены столику на колесиках, уставленному всевозможными напитками. И вдруг я сообразил, что и она и её подружка были под мухой - я, должно быть, прервал их послеобеденный коктейль. Вот почему мне показалось, что они так странно смотрят.
   - Водка? - предложила она.
   А, понятно. Поэтому и запаха нет.
   - Спасибо, самую каплю...
   Она наполнила водкой два стакана размером с цветочную вазу и поставила их на кофейный столик вместе с бутылочкой лимонного сока.
   - За тебя, Расс Тобин, - провозгласила она, поднося к губам стакан.
   - За вас, миссис Стэндиш.
   А какого черта, решил я. Пятница, последний визит...
   - Хелен! - повелительно сказала она.
   - За тебя, Хелен.
   - За нас!
   Мы выпили, пожирая друг друга глазами. Опасная штука - водка. Без цвета и запаха, да и без особого вкуса. Пьешь себе пьешь, а потом она вдруг как врежет тебе под дых!..
   - Расскажи мне про себя, Расс, - попросила Хелен.
   - Про что?
   - Про все. Например, как ты провел прошлогодний отпуск?
   Что за странная женщина!
   - У меня не было отпуска.
   - А у меня был.
   - И куда ты ездила?
   - Мы путешествовали на машине.
   - Да?
   - У меня есть фотографии. Хочешь посмотреть?
   - Очень.
   Хелен проплыла к длиннющему серванту, выдвинула ящик и вынула пачку фотографий. Усаживаясь на софу, она плюхнулась почти ко мне на колени и протянула верхнюю фотографию. Мне понадобилась вся моя воля, чтобы заставить себя оторваться от неё и взглянуть на снимок.
   На фотографии был увековечен довольно симпатичный пейзаж. Лесное озеро, окаймленное изрезанной горной грядой.
   - Уиндермир, - пояснила Хелен.
   - Прекрасно.
   Она вручила мне второй снимок. Гора крупным планом, а у подножия голубая палатка. Возле палатки походная плитка, шашлыки, раздвижные стулья, надувной матрас...
   - Очень красиво, - пробормотал я, пытаясь отвлечься от её задика, елозившего по моей ляжке.
   - Палатка замечательная, - сказала она мне в самое ухо. - Страшно удобная.
   Следующая фотография. Тот же вид, только рядом с палаткой торчит какой-то тип. Невысокий, лысоватый, с толстым пузом, лет пятидесяти-пяти, а то и больше.
   - Мой муж, - вскользь обронила Хелен. - Он... немного старше, чем я.
   Она потянулась за своим стаканом, чисто случайно прижавшись упругой грудью к моему колену.
   - Давай тяпнем, - предложила она. Мы молча выпили.
   - А это я, - сказала она, протягивая следующий снимок. - Жарко было, как в сауне.
   Опять тот же вид, но толстопузого благоверного заменила Хелен. Фотография едва не обожгла мне руки. За исключением зеленого листочка, который она шутливо держала перед библейским местом, Хелен была в чем мать родила! Я судорожно глотнул и потянулся к водке.
   Хелен радостно закудахтала мне в ухо.
   - Это Чарльз придумал, - похвасталась она. - Он назвал этот снимок "Ева в палатке". Красиво, да? Тебе нравится, Расс?
   Я замычал.
   - Я тебе нравлюсь, Расс? - с придыханием спросила Хелен. - Я красивая?
   - Да... очень...
   - А вот снова я.
   Снятая крупным планом, Хелен нагишом лежала на надувном матрасе, закинув руки за голову, и улыбалась в объектив.
   В следующий миг чья-то повелительная рука туго стиснула голову стоявшего по стойке "смирно" Фридриха, а чьи-то жаркие губы зашептали мне в ухо:
   - Поцелуй меня.
   Я медленно повернулся и наши уста сомкнулись. Несколько минут мы барахтались, жадно ощупывая и лаская друг друга; я только начал сожалеть о том, что у меня не восемь рук, как у осьминога, когда Хелен, оттолкнув меня, оправила одежду и зашагала к двери. В течение нескольких страшных мгновений я с замиранием сердца думал, что меня собираются спутить с лестницы, но потом я услышал сладостное клацание замка, запираемого на два оборота. Хелен между тем вернулась, сладострастная и завлекательная, присела на корточки перед кофейным столиком, вручила мне мой стакан, а сама поднесла к губам свой.
   - У тебя сегодня много работы? - спросила она.
   Я помотал головой.
   - Нет, это последняя поездка.
   Хелен улыбнулась, словно приняла решение, потом вдруг резко вскочила и вышла из гостиной. Я сперва подумал, что она пошла в спальню, но минуты две спустя услышал плеск воды в душе.
   - Расс! - позвала моя нимфа.
   Я одним глотком осушил стакан и поднялся, с сожалением думая, что это только сон, и Мики-Маус вот-вот разразится звоном, который выведет меня из оцепенения.
   Войдя в ванную, я увидел задернутую занавеску, а на стуле возле ванны желтые брючки, белый свитер, кружевной лифчик и крохотные желтые трусики.
   - Никак до спины не достану, - пожаловалась Хелен. - Помоги мне, пожалуйста...
   Honni soit qui mal y рense. Да устыдится тот, кто об этом дурно подумает.
   * * *
   Часа в четыре Хелен разбудила меня, зажав мне ноздри кончиками пальцев.
   - Просыпайся, соня, - потребовала она, лаская спящего Фридриха. Какой ты у меня большой мальчик! Должно быть, много молока пьешь, да?
   Она принялась тереться о меня всем телом. Фридрих затрепетал.
   - О, я вижу, ты ещё растешь, - захихикала Хелен. - Ах, проказник, ты меня опять хочешь!
   Внезапно она одним прыжком оседлала меня и, запрокинув голову назад, закрыв глаза и закусив губы, принялась скакать вверх-вниз.
   - Ооо-оо! Аа-ааа! - стонала она, а я гордо ухмылялся - приятно все-таки чувствовать, что доставляешь женщине такое удовольствие.
   Когда час назад Хелен попросила меня потереть ей спинку, я сперва решил, что ослышался, но уже в следующий миг она подтвердила серьезность своих намерений, лихо отдернув занавеску и представ передо мной в столь полюбившемся мне костюме Евы.
   Потом мы отправились на скачки. Наездницей Хелен была поистине неутомимой. Она загнала подряд двух или трех жеребцов, прежде чем я провалился в блаженное небытие.
   - Аа-ааа! О, Рассел Тобин...! - кричала она, скача во весь опор на моем взмыленном мустанге. - Боже, как замечательно! Ох, он меня проткнет!
   В следующий миг она испустила вопль, который, должно быть, услышали на Северном полюсе, и распласталась на мне в полном изнеможении.
   Я довольно расхохотался.
   Пару минут спустя Хелен пришла в себя, жалобно простонала, открыла глаза и поцеловала в шею. Следующий поцелуй пришелся в сосок, следующий в пупок, а ещё следующий...
   Недоуменное поначалу выражение на её лице сменилось недоверием, перемешанным с благоговейным ужасом, а потом - восхищением.
   - Ты женат? - внезапно спросила она.
   Я покачал головой.
   - Зря, - сказала она. - Ты ужасно жесток по отношению к какой-то бедной девушке.
   Я рассмеялся.
   - А почему ты вышла замуж? - в свою очередь, поинтересовался я.
   Хелен сразу посерьезнела.
   - Для страховки. - Чуть помолчав, она добавила. - Хотя, наверное, зря.
   - Он хоть тебя любит? - спросил я.
   - Его никогда нет дома. Вот и сейчас он в Аргентине. Я его уже больше трех месяцев не видела.
   - А чем он занимается?
   - Строит. Сейчас возводит какой-то мост. И всегда в самых Богом забытых местах.
   - А ты не можешь ездить с ним?
   - Нельзя. Компания не разрешает. Слишком опасно.
   Она нежно погладила меня по щеке.
   - Ты даже не представляешь, Рассел Тобин, что ты для меня сделал. Я уже на стенку лезла!