Морган Стенли
Продавец швейных машинок
Стенли Морган
ПРОДАВЕЦ ШВЕЙНЫХ МАШИНОК
роман
Перевел с английского Александр Санин
Посвящение:
П., Д., Р., и особенно С., вопреки любовной
помощи которой мне все-таки удалось
написать эту книгу
Стенание сладострастника
О, сколько свеженьких прелестниц
Высоких, полненьких и разных
Ласкает взор.
Увы, одно меня гнетет
Мне всех их не познать.
Нет,
Никогда мне всех их не познать.
Сочинил Расс Тобин на борту парома
Ливерпуль - Нью-Брайтон.
Глава первая
Едва продрав глаза и увидев солнечный свет, я понял - денек должен выдаться на славу. Дело в том, что света вообще не должно было быть, во всяком случае, в это время года. Когда стоит январь, в моей выходящей во двор каморке в семь утра черно, как подмышкой у угольщика, да и во всех других отношениях - прошу прощения у дам - в ней точно так же. Порой, конечно, терпеть становится совсем невозможно, но выбора нет - открыв окно, я рискую замерзнуть насмерть, а ничто не прельщает меня меньше, чем перспектива откинуть копыта. Более того, я уже отчаянно опаздывал; это было само по себе довольно скверно, но в пятницу, в самый занятый день у Уэйнрайта - совсем непростительно. Виновник - ушастый Мики-Маус, ухмыляющийся во весь дурацкий рот, отбивая свои тик-таки, - красовался рядом на маленьком столике. Примерно раз в три месяца он откалывает одну и ту же идиотскую выходку - делает вид, что забывает прозвонить вовремя, тем самым сажая меня в лужу. Впрочем, я сам виноват. Следовало сто лет назад выставить негодяя пинком на пенсию и приобрести взамен новый будильник; у меня уже давно чесались руки сделать это, но всякий раз что-то сдерживало. Гнусный интриган находился у меня так долго, что избавиться от него было равносильно тому, чтобы слопать любимого кота.
Тем не менее, я решил отомстить, от души огрев бездельника по самой макушке, и, черт меня побери, в ответ он тут же разразился трезвоном, способным пробудить и мертвого - ровно на час позже! В восемь, блин, утра в пятницу!
Скакнув кузнечиком из постели, я рывком раздвинул шторы. Дьявольщина на дворе лил дождь! Как из ведра. С крыши соседнего дома низвергалась стена воды, которой позавидовал бы водопад Виктория. А из водосточной трубы, у которой оторвалась нижняя секция, водяной столб дубасил по земле, как отбойный молоток.
Пока я с упавшим сердцем наблюдал за разгулом стихии, дверь дома напротив распахнулась, и на пороге возник старый Мэтьюз - в зюйдвестке и высоченных сапогах, как заправский рыбак. Пинком растворив деревянные ворота, он попытался завести мопед, который был укрыт от непогоды старым макинтошем, но не тут-то было. Как ни старался бедняга Мэтьюз, как ни лупил он по педали, мопед заупрямился, как ледащий осел. Потом нога Мэтьюза соскользнула, и он пребольно ударился лодыжкой. Даже из моей клетушки было слышно, как выматерился старик, но сочувствовать ему я не стал - старый козел обожал плевать на тротуар, а я таких хамов на дух не переношу.
Впрочем, стоять и праздно наблюдать за злоключениями Мэтьюза мне было недосуг. Я нацепил халат, прихватил умывальные и бритвенные принадлежности, и выбрался в коридор.
Дом наш, Рейвенскорт - или Вороний двор, как его называют, - довольно большой и... Знаете, давайте обо всем по порядку - сперва я объясню, кто я такой, а потом вы сами смекнете, что к чему.
Итак, зовут меня Расс Тобин, мне двадцать два года, я белый и свободный, как ветер в поле. Уточнение: белый я, потому что наш кретинский климат не позволяет приобрести хоть мало-мальски приличный загар, а свободный... А кто, скажите, получая три фунта в неделю чистыми, не ощущал бы себя свободным.
Родился я в обалденно замечательной чеширской деревушке (которую, из опасения, что мои записки прочитает кто-либо из её семидесяти пяти обитателей, я назову просто Учертанакуличкинг), основными, да и единственными достопримечательностями коей являются пять трактиров - вы не поверите, но они называются "Корона", "Рыжий лев", "Пес и селезень", "Роза и венец" и "Плуг" - и потрясная церквушка двенадцатого века, заправляет которой одряхлевший викарий Гластонбери, пичкающий прихожан не менее потрясными двенадцативековыми проповедями на Пасху, Рождество и Поминальное воскресенье; в остальные дни вся его паства состоит из хора, звонарей и глухого сторожа.
Кажется, мне было уже десять, когда я осознал, что Учертанакуличкинг не самый райский уголок на свете. Боже, как я мечтал о крупных городах с населением в пятьсот или даже в шестьсот человек; мне снилось, что когда-нибудь я даже воочию увижу настоящий звуковой фильм, а не бесхитростные немые поделки, что крутил нам по воскресеньям Плешка Йейтс.
К счастью, мой отец оказался прозорливым человеком, настоящим гигантом мысли в стране дротикометающих, элепоглощающих, навозоразгребающих пигмеев. Он послал меня в среднюю школу.
Увы, деревенская жизнь успела наложить на меня свой отпечаток, так что гений из меня не вышел, но и на второй год меня не оставляли. Типичная серость, по определению учителя. А какого черта? Ум, как и все остальное понятие относительное; он зависит от окружения, в котором находишься.
Закончив школу, я понял, что перерос свою деревню. В течение каждого семестра она сжималась и сжималась, словно шагреневая кожа, а к моему шестнадцатилетию стала душить меня, как пластиковый мешок. Я отправился на поиски лучшей жизни, так и не осознав степени собственной серости, и попал в Ливерпуль.
Поначалу дела мои шли из рук вон плохо. Мне понадобилось немного времени, чтобы понять, что скучать и нищенствовать в огромном городе ничуть не менее угнетающе, чем скучать и нищенствовать в деревне. Да, разумеется, бесплатных развлечений в Ливерпуле хоть отбавляй, особенно, когда идет дождь - который, по-моему, идет там все тринадцать месяцев в году. Музей, картинная галерея, порт... Но от музеев и картинных галерей у меня болит голова, а после посещения порта во мне и вовсе зарождалось чувство неполноценности. При виде огромных лайнеров, державших курс на Канаду или на Соединенные Штаты, или даже на остров Мэн, я сразу вспоминал, что не в состоянии заплатить даже за билет на паром до Нью-Брайтона.
Виновата была, конечно, работа. Первые двенадцать месяцев я корпел, как проклятый, в крохотной комнатенке, которая горделиво именовалась конторой ливерпульского отделения компании "Тернер и сыновья - специалисты по перевозкам. Лондон, Ливерпуль и Глазго". "Переезжаете? Не волнуйтесь, обо всем позаботятся Тернеры. Не пожалеете!". Вы поняли, какой белибердой я занимался? Выписывал бесконечные счета, квитанции, ордера. А я, увы, прозрел только по прошествии года, когда уже ощущал себя стосорокалетним старцем.
Это было пять лет назад, а с тех пор я вкалывал на строительную компанию Уэйнрайта. За эти годы по славной реке Мерси, на которой стоит Ливерпуль, утекло много воды и всякого мусора, с каким можно довольно бесхитростно сравнить и мою жизнь. Нет, даже и не с мусором, а кое с чем иным, что не тонет. На букву "г". Вот каково мне приходилось.
Не думайте, что я жалуюсь. Были и в моей мрачной жизни просветы.
Но вернемся в Вороний двор.
Миссис Барнес, так зовут нашу хозяйку. Типичная английская тетушка. Приземистая, грушевидная фигура, добрая душа, но крайне подозрительна. Меня подозревает лишь за то, что я мужчина.
Джек, хозяйкин благоверный, за последние десять лет, похоже, даже пальцем ни разу не шевельнул. Целыми днями напролет торчит в гостиной и читает Библию. Славный такой тихоня, только улыбается и кивает; ни разу при мне не выругался.
Есть у них ещё молоденькая племянница по имени Джин. Шестнадцать лет, но уже премиленькая. Длинноногая, прелестная попочка, только вот грудки пока подгуляли. Ничего, отрастут. Зато глаза прехорошенькие. Темные, коричневато-зеленые и раскосые, придающие Джин сходство с китаянкой, отчего порой она мне кажется ещё привлекательней. Джин живет на третьем этаже, так же, как и я.
Если это вас интересует, то каморку в Вороньем дворе мне помог снять мой приятель Деннис, который живет здесь же, в соседней комнате. Он хотя и сумасброд, но вполне безобидный. У него огненно-рыжие волосы и он так оглушительно хохочет, рассказывая анекдот, что никто не может понять, что именно он рассказывает. По большому счету, мне-то это безразлично - я не любитель анекдотов.
Я уже говорил, что наш Вороний двор - довольно большой. Трехэтажный. Точнее, в нем два этажа и мансарда. Первый этаж занимают две просторные гостиные и кухня. На втором располагаются три спальни и ванная (на этом этаже обитают Тетушка и Джек), а в мансарде - три комнатки, в которых живут Джин, Деннис и я. Вы, конечно, спросите, почему Тетушка отважилась на такой риск, поселив племянницу по соседству со мной и Деннисом, в то время как на втором этаже пустуют две спальни. А ответ заключается в том, что Тетушка деловая женщина (настолько деловая, что если бы ей втемяшилось в голову заняться бизнесом в Америке, то на следующий день Джон П. Морган, Рокфеллер и Гетти выстроились бы в очередь за пособием по безработице) - в эти спальни она поселила ещё двух жильцов, с которых берет довольно внушительную плату. Что же касается риска, то Тетушка беспрерывно снует вверх-вниз, как челнок, причем передвигается со скоростью шаровой молнии только что мы слышали, как она ходит по кухне, а долей секунды спустя она уже топает по нашему коридору.
Впрочем, я даже не пытался заигрывать с Джин. Сами понимаете: было бы верхом аморальности, распущенности и низости соблазнить племянницу собственной хозяйки. И тому подобное. Ладно, не буду заливать - вы мне все равно не поверите. Дело, конечно, не в этом. Порой я настолько осатаневаю в своем вороньем гнезде, что готов погубить хоть саму Тетушку. Не буквально, конечно, а... словом, вы поняли. Да и при виде шестнадцатилетней красотки, которая поднимается после ванны по лестнице, благоухая, как прилавок парфюмерного магазина, да ещё и в распахивающемся почти до пупка халатике, в мозгу изголодавшегося мужчины возникают отнюдь не самые пуританские мысли. А ведь девчонка делает это нарочно, я точно знаю, причем до дюйма рассчитывает, какую часть тела и на сколько обнажить перед моим нескромным взором.
Помню один случай, который выдался месяца два назад. Мы засиделись в пабе с двумя приятелями из крикет-клуба и я завалился домой в час ночи. Скинул ботинки при входе и тихонько, стараясь не скрипеть, начал карабкаться вверх по ступенькам, ступая на самый краешек. Когда я поднялся, то увидел, что дверь комнаты Джин чуть-чуть приоткрыта, а внутри горит свет. Я отомкнул собственную дверь и уже собрался было войти, как вдруг услышал, как меня шепотом позвали по имени.
Приоткрыв её дверь, я остановился на пороге. Джин притворялась, что спит. Забормотав, словно во сне, она сбросила простыню и предстала передо мной во всей красе, раскинув стройные ножки. На ней была только абсолютно прозрачная ночная рубашка из тончайшего нейлона, через который просвечивал удивительно манящий треугольничек нежного пуха. Я внутренне усмехнулся наивности девчушки, но зрелище было настолько возбуждающим, что во рту у меня вмиг пересохло.
Не выдержав, я приблизился к её постели, нагнулся и прикоснулся рукой к крохотной грудке. Упругий сосочек тут же затвердел и набух, как вишенка на праздничном торте. Я поцеловал Джин в пухленькие губки, после чего она несколько секунд полежала с бешено колотящимся сердцем, а потом притворилась, будто просыпается. На это стоило посмотреть! Она испуганно охнула, потом шепотом спросила, как я посмел вломиться посреди ночи к ней в комнату и наброситься на нее, воспользовавшись тем, что она спит. Вместо ответа я снова поцеловал её, и ей это так понравилось, что она перестала притворяться и сама прильнула ко мне. Но тут мы услышали, как внизу скрипнула дверь.
В два прыжка я очутился у себя в комнате и тут же закашлялся, словно только что проснулся. Тетушкины шаги протопали к комнате Джин, которая принялась храпеть, как простуженный гиппопотам. Да, девчонка могла бы играть в шекспировском театре, уверяю вас.
На следующее утро Тетушка метнула на мою невинную физиономию подозрительный взгляд, но промолчала. Должно быть, решила отныне удвоить бдительность.
С тех пор мне больше не удавалось проникнуть к Джин, хотя она постоянно меня поддразнивает и заводит: отпускает двусмысленные шуточки, демонстрирует кусочки обнаженного тела, многозначительно гладит себя по груди или просто, выходя из комнаты, подтягивает "молнию" на джинсах. Впрочем, мне это даже нравится. Во всяком случае, добавляет остроты в пресное мансардское существование.
Есть, конечно, у этой мансарды и минусы. Во-первых, каморка жутко тесная - не всякая собака согласилась бы ютиться в такой конуре. Во-вторых, вид из окна предельно сер и уныл - кухонная дверь Мэтьюза даже в солнечный день, выпадающий раз в столетие, не прибавляет вам оптимизма. Наконец, в-третьих, на весь дом всего одна ванная. Почти всегда, когда тебе позарез нужно по нужде, там кто-то торчит, да и вода половину времени жутко холодная. Порой это настолько угнетает, что я начинаю подумывать о поисках нового жилья.
Теперь, если вы уже достаточно познакомились с моей персоной, давайте вернемся к тому пятничному утру, когда очередная прихоть будильника привела меня к осознанию, что я опоздал на работу.
На работу? Внезапно мой мозг пронзило острейшее желание послать эту работу ко всем чертям. Почему бы вместо нового жилья мне не подыскать новую работу? А уже потом сосредоточить усилия на поисках подходящей комнаты.
Радости моей от этого решения не было предела. Проходя мимо комнаты Джин, дверь в которую была вновь приоткрыта, я услышал, как девчонка что-то напевает себе под нос.
- Доброе утро, Расс, - окликнула она. - Что-то ты сегодня припозднился.
- Лучше не напоминай, - отозвался я и устремился в её комнату.
Джин услышала мои шаги.
- О, только не входи! Я не одета.
Ну и тон - чистая провокация.
- Что ты - как можно! - возмущенно сказал я, просовывая голову внутрь.
Джин стояла перед высоким зеркалом, расчесывая блестящие каштановые волосы. Абсолютно голая, повернувшись спиной ко мне, она улыбалась, прекрасно зная, что я пожираю глазами её прелести.
Закончив расчесывать волосы, она хихикнула и, опустив руку, запустила гребешок прямо в кустик курчавых волосков на лобке. Расчесав каштановый треугольник, Джин отложила гребешок на стол и удовлетворенно хмыкнула.
- Ну вот, - сказала она, делая вид, что меня не замечает, - можно встречать новый день.
Я покатился от смеха и кубарем слетел с лестницы, едва не сбив с ног Тетушку, которая неслась вверх по ступенькам, включив радары на полную мощность.
- Ах, мистер Тобин, как хорошо, что вы встали. Я как раз собиралась вас будить. Ой, вы уже так опаздываете! У вас снова будильник не зазвонил? Знаете, вам все-таки нужно купить себе новый...
Она продолжала лопотать и причитать, когда я открыл дверь ванной.
Глава вторая
До работы я добрался в самом радостном настроении, несмотря на то, что в ожидании автобуса промок до нитки. Забавно, да? Когда человек возбужден в предвкушении какого-то события, ничто не может ввергнуть его в уныние. А меня просто распирало от нетерпения объявить моему боссу, чтобы подыскивал себе нового ишака.
А ведь я ещё даже представления не имел, на что променяю эту свою работу, однако в тот час ничто не могло омрачить моего праздника. Одна мысль о том, что я вырвусь из уэйнрайтского плена, окрыляла меня.
При этом я вовсе не могу пожаловаться, что работать там плохо. Нет, дело, видимо, в том, что я просто не создан для канцелярской работы. Да и обстановка в конторе угнетающая. Само здание фирмы, которое при возведении окрестили "временной постройкой", стоит на прежнем месте вот уже десять лет. Построено оно для быстроты и дешевизны из монолитных бетонных блоков, так что внутри создается полное впечатление, что ты сидишь в одном из блиндажей линии Мажино, и в любую минуту на тебя может обрушиться град десятидюймовых снарядов.
Наша контора в этом здании самая крупная и занимает самую большую площадь; вполне справедливо, ведь и народу у нас побольше, чем у других. Заправляет нами некий Боб Фитч. Долговязый тощий стручок, точь-в-точь карикатурная копия де Голля, разве что шнобель чуть поменьше. Со стариной Фитчем ужиться можно. Почти всю жизнь он провел в Индии, да и теперь, похоже, мысленно все время там. Я ему немного даже сочувствую. Жил себе в солнечной Индии, да в ус не дул, на всем готовеньком. А здесь - серый туман, да промозглая сырость.
Он славный малый, старина Фитч, никогда даже голоса не повысит. Порой ему, конечно, приходится отчитывать нас за какие-нибудь провинности, но даже это получается у него совершенно формально. Он явно дорабатывает до пенсии, а потом, должно быть, протянет ноги от скуки.
Иное дело миссис Ридер. Уникальное создание неопределенного цвета и возраста. Считается женщиной, но вряд ли у кого язык повернется так её назвать. Более нелепой внешности не сыскать во всей Вселенной. Вся какая-то скрюченная, скособоченная, едва ли не вывернутая наизнанку. Лишь по звуку голоса можно определить, стоит она сейчас на ногах или на голове. Зато норов! В одну минуту она вопит, брызжет слюной и размахивает руками, точно ветряная мельница, а в следующую - весело хохочет, как ни в чем не бывало. С самого начала она решила меня невзлюбить и в первую неделю буквально ела меня поедом. Наконец, я не выдержал и предложил ей для разнообразия поцеловать себя в одно место. Миссис Ридер вместо ответа схватила со стола нож для разрезания бумаги, и я уже решил, что в следующую секунду она с криком "Оле!" попытается вонзить его мне в загривок, но она вдруг разразилась смехом, и с тех пор мы с ней друзья не разлей вода.
Есть у нас ещё миссис Робертсон, но про неё мне даже рассказать нечего. Сидит себе в углу весь день напролет и копошится со своими бумажками. Если миссис Робертсон за день произносит шесть слов, это значит, что где-то на горе рак свистнул. Так, серая мышка.
Вот, наконец, я и добрался до Глории - до неё я и впрямь мечтаю добраться! Роскошная пышнобедрая блондинка с шикарным бюстом, который мужчинам снится в самых смелых снах. Сидит позади меня, но, несмотря на все мои ухищрения, отказывается пересесть.
Одна беда - Глория замужем, и мы с ней дружим. В том смысле, что навсегда останемся друзьям. Правда, это ей не мешает заигрывать со мной и флиртовать напропалую. У нас с ней такие рабочие отношения, которые позволяют совершить все что угодно, вплоть до полового акта, при условии, что мы не одни. Однажды, например, она загнала меня в угол и прямо на глазах у миссис Ридер, которая её и подначила, расстегнула мне ширинку, чтобы доказать миссис Ридер, что мужчина я не только по паспорту.
Держу пари, что в глубине души Глория ко мне неравнодушна. В том смысле, что лазить в ширинку Бобу Фитчу она не стала бы как пить дать. А вообще, она женщина хоть куда. Пальчики оближешь!
Ну, вот и все про наш славный персонал. Есть у нас ещё счетовод, который приставлен к нам главным, но у него отдельный кабинет, дальше по коридору. Зовут его Мак-Фадден и от него, должно быть, пошли все байки и анекдоты о неприветливости шотландцев. Более мрачного типа днем с огнем не сыскать. Мне кажется, если ему когда-нибудь взбредет в голову улыбнуться, то кожа на его физиономии треснет и разойдется по швам. Нам он особенно не докучает, но вечно вызывает к себе беднягу Фитча, когда на нас приходит какая-нибудь жалоба. К нашему сожалению, кабинет его расположен крайне неудобно - прямо при входе, - так что всякий раз, как кто-то из нас опаздывает, как я в эту пятницу, то неизбежно попадается на глаза бдительному Мак-Фаддену. Чего не миновал и я.
- Э-ээ... Мистер Тобин!
Черт побери! А ведь я уже почти прокрался мимо.
- Доброе утро, мистер Мак-Фадден.
Он пропустил мое жизнерадостное приветствие мимо ушей и придирчиво посмотрел на свои наручные часы.
- Вы только пришли? - по его тону легко было догадаться, что это не вопрос, и я не стал врать.
- Да, мне страшно неловко. Все из-за дождя...
Он посмотрел на меня поверх круглых очков без оправы.
- Причем тут дождь?
- Не совсем дождь... Скорее, это даже не дождь, а будильник. Он не прозвонил вовремя. Заржавел, должно быть, из-за сырости...
- Вы хотите сказать, что он промок под дождем? Где же вы ночуете, молодой человек? На заднем дворе?
Я чистосердечно рассмеялся.
- Нет, конечно, но...
- Тогда что вы имели в виду? - Мак-Фадден отнюдь не смеялся.
Я пожал плечами.
- Он не зазвонил.
Мак-Фадден посмотрел на меня так, будто только что изловил в дамском туалете.
- Значит, вам следовало отдать его в починку, мистер Тобин. Если это повторится, я буду вынужден известить о вашем поведении нашего секретаря.
Ой, как напугал! Теперь понимаете, чем я недоволен? Какого черта я должен выслушивать подобные отповеди от какого-то подслеповатого скотча?
- А впредь, - не унимался старый хрыч, - я буду самым пристальным образом следить за вами, Тобин. Вы совсем распустились...
Это меня добило. Либо я уволюсь в ту же минуту, либо буду вынужден терпеть подобный вздор всю оставшуюся жизнь.
- Вам не придется напрягать зрение и следить за мной, мистер Мак-Фадден, - заявил я, волнуясь, как мускусная крыса в ненастную погоду. Я увольняюсь. Официальное заявление получите позднее.
Словно я ударил его под дых. Его нижняя челюсть отвалилась, словно у задыхающейся золотой рыбки, кадык заходил вверх-вниз, а из горла извергся сдавленный звук.
Что ж, я одержал верх. И ушел с гордо задранным носом. Впрочем, всю значимость содеянного я осознал лишь позже, обедая в кафе вместе с Глорией.
Закусочная Курилки Джо, находящаяся прямо за углом от конторы Уэйнрайта - наша излюбленная забегаловка. Ее любят посещать портовые парни и в первое время, когда мы начали захаживать туда вдвоем с Глорией, по нашему поводу отпускали немало шуточек. Затем мы уже сами познакомились со многими докерами и веселились с ними вместе. Глорию, разумеется, продолжали поддразнивать до сих пор, но она нисколько не обижалась. Воистину, закусочную нужно было переименовать в "Глорию", ведь она привлекала в неё куда больше посетителей, чем сам Курилка Джо.
- Что у нас сегодня? - поинтересовалась она, когда мы сели за столик.
- Сосиски с картофельным пюре или фирменное блюдо, - ответил я, заглянув в меню.
- Мне надоели сосиски с пюре. Давай отведаем фирменного блюда.
Мы заказали две порции, и Глория наклонилась ко мне.
- Теперь расскажи мне все подробно, Расс, - попросила она, сверкая глазами. - Что ты сказал Мак-Фаддену?
Я, конечно, слегка приукрасил собственную речь, как это свойственно мужчинам, когда они хвастаются перед дамами своими воинскими подвигами, но все-таки старался держаться в рамках приличия. Глория была за меня рада и горда, но все же немного встревожилась.
- Но, Расс, не поспешил ли ты с увольнением? Ведь ты ещё не подыскал себе другую работу.
Я пожал плечами.
- Главное - уйти вовремя, крошка, а время как раз подоспело. Так что, спасибо Мак-Фаддену. А также Мики-Маусу.
Глория недоуменно посмотрела на меня.
- Кому?
- Мики-Маусу. Он торчит на моем будильнике. Дергается в такт тиканью. Он у меня с детства.
Она кивнула.
- Да, знаю. У меня когда-то тоже был такой, но потом я оторвала ему лапки.
Курилка Джо принес нам две порции фирменного блюда. Дождавшись, пока он отошел, Глория метнула на меня подозрительный взгляд.
- Что это такое?
Я попробовал.
- Похоже на сосисочный фарш с картофельным пюре, - промямлил я.
- Ах, какая прелесть! - воскликнула Глория. - Вот это разнообразие!
Некоторое время мы молча работали челюстями, потом Глория спросила:
- Что ты все-таки собираешься делать, Расс? Я имею в виду работу.
Я пожал плечами.
- Пока ещё точно не знаю. Но в нашу дыру не вернусь ни за какие коврижки. У меня от одного вида Мак-Фаддена зубы болят.
Глория отодвинула тарелку и отпила глоток чая.
- А что ты умеешь делать? Чем ещё занимался?
Я ухмыльнулся, метнув на неё красноречивый взгляд.
- О, нет, только не это, - хихикнула Глория. - В постели ты, вероятно, настоящий гений, но на хлеб этим не заработаешь.
- Ну, джиголо*(*Любовник, как правило, живущий за счет пожилых женщин) все-таки с голода не умирают, - сказал я, поддразнивая её.
Глория прыснула.
- Представляю, как ты обхаживаешь семидесятипятилетнюю красотку ради трехразового питания.
- Фи, - поморщился я. - Не порти мне аппетит.
- Ну, а что тогда?
Я снова пожал плечами.
- Не знаю, Глория. Я родился в деревне, но фермерство меня не прельщает - по утрам я вообще чувствую себя разбитым. Днем и вечером другое дело, могу вкалывать хоть до глубокой ночи, но рано утром - увольте.
Глория задумалась.
Я угостил её сигаретой и закурил сам.
- Торговля? - предложила она.
Я посмотрел на нее, представил что скрывается за этим словом, и помотал головой.
- А почему бы и нет, Расс? По меньшей мере, тебе не придется вставать на рассвете.
Я потряс головой.
- Нет, это не по мне.
Глория хихикнула, как будто я сказал что-то смешное.
- Почему же нет? С твоей внешностью... Ты умен, обаятелен...
- Продолжай же! - заинтересованно попросил я.
- Нет, правда, Расс. Из тебя вышел бы превосходный продавец... особенно, если ты будешь продавать товар женщинам.
- Что?
Она вздохнула.
- А ведь ты себя явно недооцениваешь. Ты интересный мужчина. Женщины только увидят твои невинно-голубые глаза и на коленях начнут уговаривать, чтобы ты взял у них деньги, - Глория плотоядно усмехнулась, её глаза лукаво блеснули. - А также все остальное.
ПРОДАВЕЦ ШВЕЙНЫХ МАШИНОК
роман
Перевел с английского Александр Санин
Посвящение:
П., Д., Р., и особенно С., вопреки любовной
помощи которой мне все-таки удалось
написать эту книгу
Стенание сладострастника
О, сколько свеженьких прелестниц
Высоких, полненьких и разных
Ласкает взор.
Увы, одно меня гнетет
Мне всех их не познать.
Нет,
Никогда мне всех их не познать.
Сочинил Расс Тобин на борту парома
Ливерпуль - Нью-Брайтон.
Глава первая
Едва продрав глаза и увидев солнечный свет, я понял - денек должен выдаться на славу. Дело в том, что света вообще не должно было быть, во всяком случае, в это время года. Когда стоит январь, в моей выходящей во двор каморке в семь утра черно, как подмышкой у угольщика, да и во всех других отношениях - прошу прощения у дам - в ней точно так же. Порой, конечно, терпеть становится совсем невозможно, но выбора нет - открыв окно, я рискую замерзнуть насмерть, а ничто не прельщает меня меньше, чем перспектива откинуть копыта. Более того, я уже отчаянно опаздывал; это было само по себе довольно скверно, но в пятницу, в самый занятый день у Уэйнрайта - совсем непростительно. Виновник - ушастый Мики-Маус, ухмыляющийся во весь дурацкий рот, отбивая свои тик-таки, - красовался рядом на маленьком столике. Примерно раз в три месяца он откалывает одну и ту же идиотскую выходку - делает вид, что забывает прозвонить вовремя, тем самым сажая меня в лужу. Впрочем, я сам виноват. Следовало сто лет назад выставить негодяя пинком на пенсию и приобрести взамен новый будильник; у меня уже давно чесались руки сделать это, но всякий раз что-то сдерживало. Гнусный интриган находился у меня так долго, что избавиться от него было равносильно тому, чтобы слопать любимого кота.
Тем не менее, я решил отомстить, от души огрев бездельника по самой макушке, и, черт меня побери, в ответ он тут же разразился трезвоном, способным пробудить и мертвого - ровно на час позже! В восемь, блин, утра в пятницу!
Скакнув кузнечиком из постели, я рывком раздвинул шторы. Дьявольщина на дворе лил дождь! Как из ведра. С крыши соседнего дома низвергалась стена воды, которой позавидовал бы водопад Виктория. А из водосточной трубы, у которой оторвалась нижняя секция, водяной столб дубасил по земле, как отбойный молоток.
Пока я с упавшим сердцем наблюдал за разгулом стихии, дверь дома напротив распахнулась, и на пороге возник старый Мэтьюз - в зюйдвестке и высоченных сапогах, как заправский рыбак. Пинком растворив деревянные ворота, он попытался завести мопед, который был укрыт от непогоды старым макинтошем, но не тут-то было. Как ни старался бедняга Мэтьюз, как ни лупил он по педали, мопед заупрямился, как ледащий осел. Потом нога Мэтьюза соскользнула, и он пребольно ударился лодыжкой. Даже из моей клетушки было слышно, как выматерился старик, но сочувствовать ему я не стал - старый козел обожал плевать на тротуар, а я таких хамов на дух не переношу.
Впрочем, стоять и праздно наблюдать за злоключениями Мэтьюза мне было недосуг. Я нацепил халат, прихватил умывальные и бритвенные принадлежности, и выбрался в коридор.
Дом наш, Рейвенскорт - или Вороний двор, как его называют, - довольно большой и... Знаете, давайте обо всем по порядку - сперва я объясню, кто я такой, а потом вы сами смекнете, что к чему.
Итак, зовут меня Расс Тобин, мне двадцать два года, я белый и свободный, как ветер в поле. Уточнение: белый я, потому что наш кретинский климат не позволяет приобрести хоть мало-мальски приличный загар, а свободный... А кто, скажите, получая три фунта в неделю чистыми, не ощущал бы себя свободным.
Родился я в обалденно замечательной чеширской деревушке (которую, из опасения, что мои записки прочитает кто-либо из её семидесяти пяти обитателей, я назову просто Учертанакуличкинг), основными, да и единственными достопримечательностями коей являются пять трактиров - вы не поверите, но они называются "Корона", "Рыжий лев", "Пес и селезень", "Роза и венец" и "Плуг" - и потрясная церквушка двенадцатого века, заправляет которой одряхлевший викарий Гластонбери, пичкающий прихожан не менее потрясными двенадцативековыми проповедями на Пасху, Рождество и Поминальное воскресенье; в остальные дни вся его паства состоит из хора, звонарей и глухого сторожа.
Кажется, мне было уже десять, когда я осознал, что Учертанакуличкинг не самый райский уголок на свете. Боже, как я мечтал о крупных городах с населением в пятьсот или даже в шестьсот человек; мне снилось, что когда-нибудь я даже воочию увижу настоящий звуковой фильм, а не бесхитростные немые поделки, что крутил нам по воскресеньям Плешка Йейтс.
К счастью, мой отец оказался прозорливым человеком, настоящим гигантом мысли в стране дротикометающих, элепоглощающих, навозоразгребающих пигмеев. Он послал меня в среднюю школу.
Увы, деревенская жизнь успела наложить на меня свой отпечаток, так что гений из меня не вышел, но и на второй год меня не оставляли. Типичная серость, по определению учителя. А какого черта? Ум, как и все остальное понятие относительное; он зависит от окружения, в котором находишься.
Закончив школу, я понял, что перерос свою деревню. В течение каждого семестра она сжималась и сжималась, словно шагреневая кожа, а к моему шестнадцатилетию стала душить меня, как пластиковый мешок. Я отправился на поиски лучшей жизни, так и не осознав степени собственной серости, и попал в Ливерпуль.
Поначалу дела мои шли из рук вон плохо. Мне понадобилось немного времени, чтобы понять, что скучать и нищенствовать в огромном городе ничуть не менее угнетающе, чем скучать и нищенствовать в деревне. Да, разумеется, бесплатных развлечений в Ливерпуле хоть отбавляй, особенно, когда идет дождь - который, по-моему, идет там все тринадцать месяцев в году. Музей, картинная галерея, порт... Но от музеев и картинных галерей у меня болит голова, а после посещения порта во мне и вовсе зарождалось чувство неполноценности. При виде огромных лайнеров, державших курс на Канаду или на Соединенные Штаты, или даже на остров Мэн, я сразу вспоминал, что не в состоянии заплатить даже за билет на паром до Нью-Брайтона.
Виновата была, конечно, работа. Первые двенадцать месяцев я корпел, как проклятый, в крохотной комнатенке, которая горделиво именовалась конторой ливерпульского отделения компании "Тернер и сыновья - специалисты по перевозкам. Лондон, Ливерпуль и Глазго". "Переезжаете? Не волнуйтесь, обо всем позаботятся Тернеры. Не пожалеете!". Вы поняли, какой белибердой я занимался? Выписывал бесконечные счета, квитанции, ордера. А я, увы, прозрел только по прошествии года, когда уже ощущал себя стосорокалетним старцем.
Это было пять лет назад, а с тех пор я вкалывал на строительную компанию Уэйнрайта. За эти годы по славной реке Мерси, на которой стоит Ливерпуль, утекло много воды и всякого мусора, с каким можно довольно бесхитростно сравнить и мою жизнь. Нет, даже и не с мусором, а кое с чем иным, что не тонет. На букву "г". Вот каково мне приходилось.
Не думайте, что я жалуюсь. Были и в моей мрачной жизни просветы.
Но вернемся в Вороний двор.
Миссис Барнес, так зовут нашу хозяйку. Типичная английская тетушка. Приземистая, грушевидная фигура, добрая душа, но крайне подозрительна. Меня подозревает лишь за то, что я мужчина.
Джек, хозяйкин благоверный, за последние десять лет, похоже, даже пальцем ни разу не шевельнул. Целыми днями напролет торчит в гостиной и читает Библию. Славный такой тихоня, только улыбается и кивает; ни разу при мне не выругался.
Есть у них ещё молоденькая племянница по имени Джин. Шестнадцать лет, но уже премиленькая. Длинноногая, прелестная попочка, только вот грудки пока подгуляли. Ничего, отрастут. Зато глаза прехорошенькие. Темные, коричневато-зеленые и раскосые, придающие Джин сходство с китаянкой, отчего порой она мне кажется ещё привлекательней. Джин живет на третьем этаже, так же, как и я.
Если это вас интересует, то каморку в Вороньем дворе мне помог снять мой приятель Деннис, который живет здесь же, в соседней комнате. Он хотя и сумасброд, но вполне безобидный. У него огненно-рыжие волосы и он так оглушительно хохочет, рассказывая анекдот, что никто не может понять, что именно он рассказывает. По большому счету, мне-то это безразлично - я не любитель анекдотов.
Я уже говорил, что наш Вороний двор - довольно большой. Трехэтажный. Точнее, в нем два этажа и мансарда. Первый этаж занимают две просторные гостиные и кухня. На втором располагаются три спальни и ванная (на этом этаже обитают Тетушка и Джек), а в мансарде - три комнатки, в которых живут Джин, Деннис и я. Вы, конечно, спросите, почему Тетушка отважилась на такой риск, поселив племянницу по соседству со мной и Деннисом, в то время как на втором этаже пустуют две спальни. А ответ заключается в том, что Тетушка деловая женщина (настолько деловая, что если бы ей втемяшилось в голову заняться бизнесом в Америке, то на следующий день Джон П. Морган, Рокфеллер и Гетти выстроились бы в очередь за пособием по безработице) - в эти спальни она поселила ещё двух жильцов, с которых берет довольно внушительную плату. Что же касается риска, то Тетушка беспрерывно снует вверх-вниз, как челнок, причем передвигается со скоростью шаровой молнии только что мы слышали, как она ходит по кухне, а долей секунды спустя она уже топает по нашему коридору.
Впрочем, я даже не пытался заигрывать с Джин. Сами понимаете: было бы верхом аморальности, распущенности и низости соблазнить племянницу собственной хозяйки. И тому подобное. Ладно, не буду заливать - вы мне все равно не поверите. Дело, конечно, не в этом. Порой я настолько осатаневаю в своем вороньем гнезде, что готов погубить хоть саму Тетушку. Не буквально, конечно, а... словом, вы поняли. Да и при виде шестнадцатилетней красотки, которая поднимается после ванны по лестнице, благоухая, как прилавок парфюмерного магазина, да ещё и в распахивающемся почти до пупка халатике, в мозгу изголодавшегося мужчины возникают отнюдь не самые пуританские мысли. А ведь девчонка делает это нарочно, я точно знаю, причем до дюйма рассчитывает, какую часть тела и на сколько обнажить перед моим нескромным взором.
Помню один случай, который выдался месяца два назад. Мы засиделись в пабе с двумя приятелями из крикет-клуба и я завалился домой в час ночи. Скинул ботинки при входе и тихонько, стараясь не скрипеть, начал карабкаться вверх по ступенькам, ступая на самый краешек. Когда я поднялся, то увидел, что дверь комнаты Джин чуть-чуть приоткрыта, а внутри горит свет. Я отомкнул собственную дверь и уже собрался было войти, как вдруг услышал, как меня шепотом позвали по имени.
Приоткрыв её дверь, я остановился на пороге. Джин притворялась, что спит. Забормотав, словно во сне, она сбросила простыню и предстала передо мной во всей красе, раскинув стройные ножки. На ней была только абсолютно прозрачная ночная рубашка из тончайшего нейлона, через который просвечивал удивительно манящий треугольничек нежного пуха. Я внутренне усмехнулся наивности девчушки, но зрелище было настолько возбуждающим, что во рту у меня вмиг пересохло.
Не выдержав, я приблизился к её постели, нагнулся и прикоснулся рукой к крохотной грудке. Упругий сосочек тут же затвердел и набух, как вишенка на праздничном торте. Я поцеловал Джин в пухленькие губки, после чего она несколько секунд полежала с бешено колотящимся сердцем, а потом притворилась, будто просыпается. На это стоило посмотреть! Она испуганно охнула, потом шепотом спросила, как я посмел вломиться посреди ночи к ней в комнату и наброситься на нее, воспользовавшись тем, что она спит. Вместо ответа я снова поцеловал её, и ей это так понравилось, что она перестала притворяться и сама прильнула ко мне. Но тут мы услышали, как внизу скрипнула дверь.
В два прыжка я очутился у себя в комнате и тут же закашлялся, словно только что проснулся. Тетушкины шаги протопали к комнате Джин, которая принялась храпеть, как простуженный гиппопотам. Да, девчонка могла бы играть в шекспировском театре, уверяю вас.
На следующее утро Тетушка метнула на мою невинную физиономию подозрительный взгляд, но промолчала. Должно быть, решила отныне удвоить бдительность.
С тех пор мне больше не удавалось проникнуть к Джин, хотя она постоянно меня поддразнивает и заводит: отпускает двусмысленные шуточки, демонстрирует кусочки обнаженного тела, многозначительно гладит себя по груди или просто, выходя из комнаты, подтягивает "молнию" на джинсах. Впрочем, мне это даже нравится. Во всяком случае, добавляет остроты в пресное мансардское существование.
Есть, конечно, у этой мансарды и минусы. Во-первых, каморка жутко тесная - не всякая собака согласилась бы ютиться в такой конуре. Во-вторых, вид из окна предельно сер и уныл - кухонная дверь Мэтьюза даже в солнечный день, выпадающий раз в столетие, не прибавляет вам оптимизма. Наконец, в-третьих, на весь дом всего одна ванная. Почти всегда, когда тебе позарез нужно по нужде, там кто-то торчит, да и вода половину времени жутко холодная. Порой это настолько угнетает, что я начинаю подумывать о поисках нового жилья.
Теперь, если вы уже достаточно познакомились с моей персоной, давайте вернемся к тому пятничному утру, когда очередная прихоть будильника привела меня к осознанию, что я опоздал на работу.
На работу? Внезапно мой мозг пронзило острейшее желание послать эту работу ко всем чертям. Почему бы вместо нового жилья мне не подыскать новую работу? А уже потом сосредоточить усилия на поисках подходящей комнаты.
Радости моей от этого решения не было предела. Проходя мимо комнаты Джин, дверь в которую была вновь приоткрыта, я услышал, как девчонка что-то напевает себе под нос.
- Доброе утро, Расс, - окликнула она. - Что-то ты сегодня припозднился.
- Лучше не напоминай, - отозвался я и устремился в её комнату.
Джин услышала мои шаги.
- О, только не входи! Я не одета.
Ну и тон - чистая провокация.
- Что ты - как можно! - возмущенно сказал я, просовывая голову внутрь.
Джин стояла перед высоким зеркалом, расчесывая блестящие каштановые волосы. Абсолютно голая, повернувшись спиной ко мне, она улыбалась, прекрасно зная, что я пожираю глазами её прелести.
Закончив расчесывать волосы, она хихикнула и, опустив руку, запустила гребешок прямо в кустик курчавых волосков на лобке. Расчесав каштановый треугольник, Джин отложила гребешок на стол и удовлетворенно хмыкнула.
- Ну вот, - сказала она, делая вид, что меня не замечает, - можно встречать новый день.
Я покатился от смеха и кубарем слетел с лестницы, едва не сбив с ног Тетушку, которая неслась вверх по ступенькам, включив радары на полную мощность.
- Ах, мистер Тобин, как хорошо, что вы встали. Я как раз собиралась вас будить. Ой, вы уже так опаздываете! У вас снова будильник не зазвонил? Знаете, вам все-таки нужно купить себе новый...
Она продолжала лопотать и причитать, когда я открыл дверь ванной.
Глава вторая
До работы я добрался в самом радостном настроении, несмотря на то, что в ожидании автобуса промок до нитки. Забавно, да? Когда человек возбужден в предвкушении какого-то события, ничто не может ввергнуть его в уныние. А меня просто распирало от нетерпения объявить моему боссу, чтобы подыскивал себе нового ишака.
А ведь я ещё даже представления не имел, на что променяю эту свою работу, однако в тот час ничто не могло омрачить моего праздника. Одна мысль о том, что я вырвусь из уэйнрайтского плена, окрыляла меня.
При этом я вовсе не могу пожаловаться, что работать там плохо. Нет, дело, видимо, в том, что я просто не создан для канцелярской работы. Да и обстановка в конторе угнетающая. Само здание фирмы, которое при возведении окрестили "временной постройкой", стоит на прежнем месте вот уже десять лет. Построено оно для быстроты и дешевизны из монолитных бетонных блоков, так что внутри создается полное впечатление, что ты сидишь в одном из блиндажей линии Мажино, и в любую минуту на тебя может обрушиться град десятидюймовых снарядов.
Наша контора в этом здании самая крупная и занимает самую большую площадь; вполне справедливо, ведь и народу у нас побольше, чем у других. Заправляет нами некий Боб Фитч. Долговязый тощий стручок, точь-в-точь карикатурная копия де Голля, разве что шнобель чуть поменьше. Со стариной Фитчем ужиться можно. Почти всю жизнь он провел в Индии, да и теперь, похоже, мысленно все время там. Я ему немного даже сочувствую. Жил себе в солнечной Индии, да в ус не дул, на всем готовеньком. А здесь - серый туман, да промозглая сырость.
Он славный малый, старина Фитч, никогда даже голоса не повысит. Порой ему, конечно, приходится отчитывать нас за какие-нибудь провинности, но даже это получается у него совершенно формально. Он явно дорабатывает до пенсии, а потом, должно быть, протянет ноги от скуки.
Иное дело миссис Ридер. Уникальное создание неопределенного цвета и возраста. Считается женщиной, но вряд ли у кого язык повернется так её назвать. Более нелепой внешности не сыскать во всей Вселенной. Вся какая-то скрюченная, скособоченная, едва ли не вывернутая наизнанку. Лишь по звуку голоса можно определить, стоит она сейчас на ногах или на голове. Зато норов! В одну минуту она вопит, брызжет слюной и размахивает руками, точно ветряная мельница, а в следующую - весело хохочет, как ни в чем не бывало. С самого начала она решила меня невзлюбить и в первую неделю буквально ела меня поедом. Наконец, я не выдержал и предложил ей для разнообразия поцеловать себя в одно место. Миссис Ридер вместо ответа схватила со стола нож для разрезания бумаги, и я уже решил, что в следующую секунду она с криком "Оле!" попытается вонзить его мне в загривок, но она вдруг разразилась смехом, и с тех пор мы с ней друзья не разлей вода.
Есть у нас ещё миссис Робертсон, но про неё мне даже рассказать нечего. Сидит себе в углу весь день напролет и копошится со своими бумажками. Если миссис Робертсон за день произносит шесть слов, это значит, что где-то на горе рак свистнул. Так, серая мышка.
Вот, наконец, я и добрался до Глории - до неё я и впрямь мечтаю добраться! Роскошная пышнобедрая блондинка с шикарным бюстом, который мужчинам снится в самых смелых снах. Сидит позади меня, но, несмотря на все мои ухищрения, отказывается пересесть.
Одна беда - Глория замужем, и мы с ней дружим. В том смысле, что навсегда останемся друзьям. Правда, это ей не мешает заигрывать со мной и флиртовать напропалую. У нас с ней такие рабочие отношения, которые позволяют совершить все что угодно, вплоть до полового акта, при условии, что мы не одни. Однажды, например, она загнала меня в угол и прямо на глазах у миссис Ридер, которая её и подначила, расстегнула мне ширинку, чтобы доказать миссис Ридер, что мужчина я не только по паспорту.
Держу пари, что в глубине души Глория ко мне неравнодушна. В том смысле, что лазить в ширинку Бобу Фитчу она не стала бы как пить дать. А вообще, она женщина хоть куда. Пальчики оближешь!
Ну, вот и все про наш славный персонал. Есть у нас ещё счетовод, который приставлен к нам главным, но у него отдельный кабинет, дальше по коридору. Зовут его Мак-Фадден и от него, должно быть, пошли все байки и анекдоты о неприветливости шотландцев. Более мрачного типа днем с огнем не сыскать. Мне кажется, если ему когда-нибудь взбредет в голову улыбнуться, то кожа на его физиономии треснет и разойдется по швам. Нам он особенно не докучает, но вечно вызывает к себе беднягу Фитча, когда на нас приходит какая-нибудь жалоба. К нашему сожалению, кабинет его расположен крайне неудобно - прямо при входе, - так что всякий раз, как кто-то из нас опаздывает, как я в эту пятницу, то неизбежно попадается на глаза бдительному Мак-Фаддену. Чего не миновал и я.
- Э-ээ... Мистер Тобин!
Черт побери! А ведь я уже почти прокрался мимо.
- Доброе утро, мистер Мак-Фадден.
Он пропустил мое жизнерадостное приветствие мимо ушей и придирчиво посмотрел на свои наручные часы.
- Вы только пришли? - по его тону легко было догадаться, что это не вопрос, и я не стал врать.
- Да, мне страшно неловко. Все из-за дождя...
Он посмотрел на меня поверх круглых очков без оправы.
- Причем тут дождь?
- Не совсем дождь... Скорее, это даже не дождь, а будильник. Он не прозвонил вовремя. Заржавел, должно быть, из-за сырости...
- Вы хотите сказать, что он промок под дождем? Где же вы ночуете, молодой человек? На заднем дворе?
Я чистосердечно рассмеялся.
- Нет, конечно, но...
- Тогда что вы имели в виду? - Мак-Фадден отнюдь не смеялся.
Я пожал плечами.
- Он не зазвонил.
Мак-Фадден посмотрел на меня так, будто только что изловил в дамском туалете.
- Значит, вам следовало отдать его в починку, мистер Тобин. Если это повторится, я буду вынужден известить о вашем поведении нашего секретаря.
Ой, как напугал! Теперь понимаете, чем я недоволен? Какого черта я должен выслушивать подобные отповеди от какого-то подслеповатого скотча?
- А впредь, - не унимался старый хрыч, - я буду самым пристальным образом следить за вами, Тобин. Вы совсем распустились...
Это меня добило. Либо я уволюсь в ту же минуту, либо буду вынужден терпеть подобный вздор всю оставшуюся жизнь.
- Вам не придется напрягать зрение и следить за мной, мистер Мак-Фадден, - заявил я, волнуясь, как мускусная крыса в ненастную погоду. Я увольняюсь. Официальное заявление получите позднее.
Словно я ударил его под дых. Его нижняя челюсть отвалилась, словно у задыхающейся золотой рыбки, кадык заходил вверх-вниз, а из горла извергся сдавленный звук.
Что ж, я одержал верх. И ушел с гордо задранным носом. Впрочем, всю значимость содеянного я осознал лишь позже, обедая в кафе вместе с Глорией.
Закусочная Курилки Джо, находящаяся прямо за углом от конторы Уэйнрайта - наша излюбленная забегаловка. Ее любят посещать портовые парни и в первое время, когда мы начали захаживать туда вдвоем с Глорией, по нашему поводу отпускали немало шуточек. Затем мы уже сами познакомились со многими докерами и веселились с ними вместе. Глорию, разумеется, продолжали поддразнивать до сих пор, но она нисколько не обижалась. Воистину, закусочную нужно было переименовать в "Глорию", ведь она привлекала в неё куда больше посетителей, чем сам Курилка Джо.
- Что у нас сегодня? - поинтересовалась она, когда мы сели за столик.
- Сосиски с картофельным пюре или фирменное блюдо, - ответил я, заглянув в меню.
- Мне надоели сосиски с пюре. Давай отведаем фирменного блюда.
Мы заказали две порции, и Глория наклонилась ко мне.
- Теперь расскажи мне все подробно, Расс, - попросила она, сверкая глазами. - Что ты сказал Мак-Фаддену?
Я, конечно, слегка приукрасил собственную речь, как это свойственно мужчинам, когда они хвастаются перед дамами своими воинскими подвигами, но все-таки старался держаться в рамках приличия. Глория была за меня рада и горда, но все же немного встревожилась.
- Но, Расс, не поспешил ли ты с увольнением? Ведь ты ещё не подыскал себе другую работу.
Я пожал плечами.
- Главное - уйти вовремя, крошка, а время как раз подоспело. Так что, спасибо Мак-Фаддену. А также Мики-Маусу.
Глория недоуменно посмотрела на меня.
- Кому?
- Мики-Маусу. Он торчит на моем будильнике. Дергается в такт тиканью. Он у меня с детства.
Она кивнула.
- Да, знаю. У меня когда-то тоже был такой, но потом я оторвала ему лапки.
Курилка Джо принес нам две порции фирменного блюда. Дождавшись, пока он отошел, Глория метнула на меня подозрительный взгляд.
- Что это такое?
Я попробовал.
- Похоже на сосисочный фарш с картофельным пюре, - промямлил я.
- Ах, какая прелесть! - воскликнула Глория. - Вот это разнообразие!
Некоторое время мы молча работали челюстями, потом Глория спросила:
- Что ты все-таки собираешься делать, Расс? Я имею в виду работу.
Я пожал плечами.
- Пока ещё точно не знаю. Но в нашу дыру не вернусь ни за какие коврижки. У меня от одного вида Мак-Фаддена зубы болят.
Глория отодвинула тарелку и отпила глоток чая.
- А что ты умеешь делать? Чем ещё занимался?
Я ухмыльнулся, метнув на неё красноречивый взгляд.
- О, нет, только не это, - хихикнула Глория. - В постели ты, вероятно, настоящий гений, но на хлеб этим не заработаешь.
- Ну, джиголо*(*Любовник, как правило, живущий за счет пожилых женщин) все-таки с голода не умирают, - сказал я, поддразнивая её.
Глория прыснула.
- Представляю, как ты обхаживаешь семидесятипятилетнюю красотку ради трехразового питания.
- Фи, - поморщился я. - Не порти мне аппетит.
- Ну, а что тогда?
Я снова пожал плечами.
- Не знаю, Глория. Я родился в деревне, но фермерство меня не прельщает - по утрам я вообще чувствую себя разбитым. Днем и вечером другое дело, могу вкалывать хоть до глубокой ночи, но рано утром - увольте.
Глория задумалась.
Я угостил её сигаретой и закурил сам.
- Торговля? - предложила она.
Я посмотрел на нее, представил что скрывается за этим словом, и помотал головой.
- А почему бы и нет, Расс? По меньшей мере, тебе не придется вставать на рассвете.
Я потряс головой.
- Нет, это не по мне.
Глория хихикнула, как будто я сказал что-то смешное.
- Почему же нет? С твоей внешностью... Ты умен, обаятелен...
- Продолжай же! - заинтересованно попросил я.
- Нет, правда, Расс. Из тебя вышел бы превосходный продавец... особенно, если ты будешь продавать товар женщинам.
- Что?
Она вздохнула.
- А ведь ты себя явно недооцениваешь. Ты интересный мужчина. Женщины только увидят твои невинно-голубые глаза и на коленях начнут уговаривать, чтобы ты взял у них деньги, - Глория плотоядно усмехнулась, её глаза лукаво блеснули. - А также все остальное.