– Да, это наш поворот, – согласился я. – Чуть его не проскочил.
Я свернул направо, и автомобиль выехал на узкую грязную дорогу. По обочинам сплошной стеной стоял густой кустарник. Ветви сосен сплетались над головой, образуя естественный навес.
Джейсон от волнения подался вперед.
– Вы уверены, что мы не застрянем?
– У нас привод на все четыре колеса, – успокоил его Пити. – Потребуется что-то невообразимое, чтобы мы забуксовали. Даже если пойдет снег, нам бояться нечего.
Глаза Джейсона округлились.
– Снег? В июне?
– Конечно, – сказал Пити. – В это время года в горах случаются метели.
Деревья впереди начали расступаться.
– Посмотри на вершины – сколько на них снега! Здесь, наверху, у солнца еще не хватает сил, чтобы растопить его.
Дорога, петляя, поднималась выше и выше. Подъем, который мы оставляли за спиной, становился все круче. Рытвины и ухабы наводили на мысль о том, что наслаждаться поездкой в таких условиях могли только настоящие ковбои.
– Как вы думаете, кто построил эту дорогу? – спросил Джейсон. – Похоже, она очень старая.
– Может быть, лесничие, – ответил я. – Или лесорубы. Впрочем, вполне возможно, что и ковбои – до того, как лес стал частью системы национальных парков. Помнится, отец рассказывал, что в былые времена скотоводы пасли здесь небольшие стада, чтобы снабжать мясом местных золотоискателей.
– Золотоискателей? – восторженно переспросил Джейсон. – Здесь есть золото?
– Ну, или серебро. Впрочем, это было давно. Почти все старательские поселения сейчас заброшены.
– Города мертвых, – заупокойным голосом произнес Пити.
– Города мертвых... – завороженно повторил Джейсон.
– Некоторые из них стали лыжными курортами, – беззаботно сообщил я, памятуя о ночных кошмарах, которым был подвержен сын.
Перевалив через вершину, мы неожиданно оказались на лугу, поросшем свежей травой, по которой гулял прохладный ветерок.
– Все было точно так же, когда папа привез нас сюда, – сказал я Пити.
– Сколько лет прошло, – отозвался он.
– Мы уже приехали? – спросил Джейсон.
Вечный вопрос, который постоянно задают дети. Мне представилось, как я и Пити донимали отца таким же вопросом.
Мы с братом переглянулись и не сумели удержаться от смеха.
– Что смешного? – сердито поинтересовался Джейсон.
– Ничего, – ответил Пити. – Нет, мы еще не приехали.
13
14
15
16
Я свернул направо, и автомобиль выехал на узкую грязную дорогу. По обочинам сплошной стеной стоял густой кустарник. Ветви сосен сплетались над головой, образуя естественный навес.
Джейсон от волнения подался вперед.
– Вы уверены, что мы не застрянем?
– У нас привод на все четыре колеса, – успокоил его Пити. – Потребуется что-то невообразимое, чтобы мы забуксовали. Даже если пойдет снег, нам бояться нечего.
Глаза Джейсона округлились.
– Снег? В июне?
– Конечно, – сказал Пити. – В это время года в горах случаются метели.
Деревья впереди начали расступаться.
– Посмотри на вершины – сколько на них снега! Здесь, наверху, у солнца еще не хватает сил, чтобы растопить его.
Дорога, петляя, поднималась выше и выше. Подъем, который мы оставляли за спиной, становился все круче. Рытвины и ухабы наводили на мысль о том, что наслаждаться поездкой в таких условиях могли только настоящие ковбои.
– Как вы думаете, кто построил эту дорогу? – спросил Джейсон. – Похоже, она очень старая.
– Может быть, лесничие, – ответил я. – Или лесорубы. Впрочем, вполне возможно, что и ковбои – до того, как лес стал частью системы национальных парков. Помнится, отец рассказывал, что в былые времена скотоводы пасли здесь небольшие стада, чтобы снабжать мясом местных золотоискателей.
– Золотоискателей? – восторженно переспросил Джейсон. – Здесь есть золото?
– Ну, или серебро. Впрочем, это было давно. Почти все старательские поселения сейчас заброшены.
– Города мертвых, – заупокойным голосом произнес Пити.
– Города мертвых... – завороженно повторил Джейсон.
– Некоторые из них стали лыжными курортами, – беззаботно сообщил я, памятуя о ночных кошмарах, которым был подвержен сын.
Перевалив через вершину, мы неожиданно оказались на лугу, поросшем свежей травой, по которой гулял прохладный ветерок.
– Все было точно так же, когда папа привез нас сюда, – сказал я Пити.
– Сколько лет прошло, – отозвался он.
– Мы уже приехали? – спросил Джейсон.
Вечный вопрос, который постоянно задают дети. Мне представилось, как я и Пити донимали отца таким же вопросом.
Мы с братом переглянулись и не сумели удержаться от смеха.
– Что смешного? – сердито поинтересовался Джейсон.
– Ничего, – ответил Пити. – Нет, мы еще не приехали.
13
Нам понадобилось еще полчаса. Луг переходил в крутой косогор, спускающийся к сосняку, и ехать по нему пришлось зигзагами.
Перевалив через каменистый гребень, я резко затормозил и посмотрел вниз – туда, где едва различимая дорога терялась в мягкой траве. Солнце сверкало на глади озера, словно нарисованного на картинке; вокруг высились осины, за ними поднимались сосны, и над всем этим великолепием царили горы.
– Да, – произнес я сдавленным голосом. – Все так, как запомнилось.
– Ничего не изменилось, – подтвердил Пити.
С правой стороны гармонию пейзажа нарушали только старые загоны. Серые от непогоды столбы и жерди превратились в груды гниющего хлама. Мы проехали мимо них ближе к озеру. Других машин здесь не было. Судя по всему, сюда очень долгое время вообще никто не заглядывал.
Мы остановились в пятидесяти футах от озера – на том же месте, где затормозил когда-то отец. Выбравшись из машины, я с удовольствием вдохнул свежий прохладный воздух.
– Папа, смотри, старое кострище!
Я посмотрел на обрамленный камнями выжженный круг земли с обугленными поленьями посередине.
– Правильно, старое, – подтвердил Пити. – Похоже, здесь не разводили огня много лет. – Он глянул на меня. – Интересно, мы с отцом жгли костер именно здесь?
– Хочется верить.
Джейсона переполняла жажда деятельности.
– Где мы поставим палатку?
Я показал на площадку справа от кострища.
– Может, здесь? Вроде бы именно тут мы с Пити помогали отцу разбить лагерь...
– Я помогу, папа?
– Само собой, – сказал Пити.
В тот момент, когда мы открыли багажник и начали выгружать снаряжение, я понял, что такое "дежа-вю". Воспоминания нахлынули с потрясающей силой: все окружающее сделалось пронзительно реальным.
Я смотрел на Пити и Джейсона, которые доставали из нейлонового мешка сложенную палатку, и старался привести мысли в порядок. Джейсон с его очками, веснушками и русыми вихрами, торчащими из-под бейсболки, в мешковатых джинсах и рубашке навыпуск был настолько похож на Пити в мальчишеские годы, что я даже вздрогнул.
Джейсон это заметил.
– Что случилось, папа?
– Ничего. Просто ветер холодный. Наверное, надо надеть ветровку. Твою достать?
– Не надо, мне тепло.
Пити повернулся ко мне.
– Большой брат, – сказал он, – ты специалист по возведению монументальных сооружений. Как думаешь, у тебя получится поставить проклятую палатку?
Нам потребовался целый час, чтобы справиться с этим делом.
Перевалив через каменистый гребень, я резко затормозил и посмотрел вниз – туда, где едва различимая дорога терялась в мягкой траве. Солнце сверкало на глади озера, словно нарисованного на картинке; вокруг высились осины, за ними поднимались сосны, и над всем этим великолепием царили горы.
– Да, – произнес я сдавленным голосом. – Все так, как запомнилось.
– Ничего не изменилось, – подтвердил Пити.
С правой стороны гармонию пейзажа нарушали только старые загоны. Серые от непогоды столбы и жерди превратились в груды гниющего хлама. Мы проехали мимо них ближе к озеру. Других машин здесь не было. Судя по всему, сюда очень долгое время вообще никто не заглядывал.
Мы остановились в пятидесяти футах от озера – на том же месте, где затормозил когда-то отец. Выбравшись из машины, я с удовольствием вдохнул свежий прохладный воздух.
– Папа, смотри, старое кострище!
Я посмотрел на обрамленный камнями выжженный круг земли с обугленными поленьями посередине.
– Правильно, старое, – подтвердил Пити. – Похоже, здесь не разводили огня много лет. – Он глянул на меня. – Интересно, мы с отцом жгли костер именно здесь?
– Хочется верить.
Джейсона переполняла жажда деятельности.
– Где мы поставим палатку?
Я показал на площадку справа от кострища.
– Может, здесь? Вроде бы именно тут мы с Пити помогали отцу разбить лагерь...
– Я помогу, папа?
– Само собой, – сказал Пити.
В тот момент, когда мы открыли багажник и начали выгружать снаряжение, я понял, что такое "дежа-вю". Воспоминания нахлынули с потрясающей силой: все окружающее сделалось пронзительно реальным.
Я смотрел на Пити и Джейсона, которые доставали из нейлонового мешка сложенную палатку, и старался привести мысли в порядок. Джейсон с его очками, веснушками и русыми вихрами, торчащими из-под бейсболки, в мешковатых джинсах и рубашке навыпуск был настолько похож на Пити в мальчишеские годы, что я даже вздрогнул.
Джейсон это заметил.
– Что случилось, папа?
– Ничего. Просто ветер холодный. Наверное, надо надеть ветровку. Твою достать?
– Не надо, мне тепло.
Пити повернулся ко мне.
– Большой брат, – сказал он, – ты специалист по возведению монументальных сооружений. Как думаешь, у тебя получится поставить проклятую палатку?
Нам потребовался целый час, чтобы справиться с этим делом.
14
К тому времени было уже почти половина второго. Кейт упаковала ланч в холодильник: цыпленок, говядина, сэндвичи с ореховым маслом, небольшие упаковки с жареной картошкой, кипяченая вода, яблоки.
К яблокам Джейсон не притронулся, зато все остальное проглотил с волчьим аппетитом, как, впрочем, и мы с Пити. Мы видели, что в озере плещется рыба, но решили достать удочки позже. Пока что надо было обследовать местность.
Уложив остатки еды в сумку и закрыв машину, мы двинулись в обход озера.
– Помнится, где-то наверху должна быть пещера, – сказал я. – Замечательное место для тех, кто любит полазать по скалам.
Джейсон бросился вперед, и Пити прокричал ему вслед:
– Ты любишь карабкаться по утесам?
На бегу Джейсон обернулся и крикнул:
– Не знаю! Я никогда не пробовал!
– Тебе понравится!
В поперечнике озеро было не менее сотни ярдов. Мы перешли на другую сторону и обнаружили впадающий в него большой ручей. Из-за таяния снега он был довольно бурным и широким, поэтому пришлось идти вверх и вдоль него между осин. Временами рев бегущей воды был настолько силен, что мы не слышали друг друга.
В Денвере мы живем на высоте пяти тысяч футов над уровнем моря и вполне привыкли к этому, а у озера оказались еще на три тысячи футов выше, но разреженный горный воздух не замедлял наших движений. Наоборот, он бодрил. Перешагивая через поваленные деревья, карабкаясь на валуны и спрыгивая с них, я получал огромное удовольствие и ругал себя за то, что не удосужился совершить подобную прогулку раньше.
За ручьем между деревьев промелькнул и при нашем появлении исчез олень. Мне подумалось, что из-за шума бурлящей воды животное не могло нас слышать. Скорее всего, оно учуяло чужаков по запаху. Потом мы видели еще одного убегающего оленя, чуть позже – третьего. Даже возле грохочущего потока я разобрал, как стучат по земле их копыта.
Вскоре мы вышли к месту, возле которого вода каскадом падала с высокого узкого уступа, слишком опасного, чтобы по нему перейти. Пришлось уклониться влево и двигаться по крутому подъему с отпечатками копыт. Тропа уводила дальше по лесистому склону, и мы решили пройти по ней, потому что наше внимание привлек залитый солнцем утес.
Оказалось, что добраться до него не так-то просто. И я, и Пити то и дело спотыкались, наши ноги скользили по камням. Если бы не корни, за которые мы умудрялись хвататься в критические моменты, лежать бы нам у подножия горы с переломанными руками и ногами. А вот Джейсон легко скакал вверх, будто горный козленок.
Когда мы с Пити, тяжело дыша, взобрались наверх, то обнаружили моего сына, который поджидал нас на просторной скальной площадке, откуда открывался вид на расселину с бегущим по ней потоком.
Мы стояли в двухстах футах над ревущей водой, и мне не пришлось кричать, когда я предупредил Джейсона:
– Держись подальше от края.
– Хорошо, – ответил он. – Но как же здесь здорово, папа!
– Это тебе не по телевизору, правда? – подзадорил Пити.
Джейсон подумал и кивнул с озадаченным видом. Пити рассмеялся.
– А где та пещера, про которую ты говорил? – спросил Джейсон.
– Не могу припомнить точно, – ответил я. – Но уверен, что где-то рядом.
– Поищем ее?
– Конечно. После того, как отдохнем.
Я сел на камни, снял с ремня фляжку и стал жадно пить тепловатую, но необыкновенно вкусную воду. Служащая лесничества, с которой я разговаривал по телефону, особо подчеркнула, что нам следует взять с собой фляжки, рюкзаки с провизией, компас и топографическую карту (которыми я не умел пользоваться), аптечку и тент для защиты от дождя – на случай перемены погоды. "Возьмите непромокаемые куртки, – советовала она. – И держите в рюкзаках сухую одежду".
Когда мы уходили от машины, я надел свою толстую ветровку, но после прогулки так разогрелся, что ее пришлось снять и запихать обратно в рюкзак.
– Кто хочет орехов с изюмом? – спросил я.
– Я еще от ланча не отошел, – ответил Пити.
Джейсон вдруг забеспокоился.
– Что с тобой? – поинтересовался я.
– Мне нужно...
Что ж, догадаться было нетрудно.
– Пописать?
Он смущенно кивнул.
– Так отойди за тот валун, – посоветовал я.
Немного поколебавшись, сынишка скрылся за камнем.
Исполнив родительские обязанности, я подошел к краю плиты полюбоваться видом потока, который падал вниз каскадом невысоких водопадов. В воздухе висела водяная пыль, летели брызги. Как это Джейсон определил открывающийся вид? "Здорово"? Он был прав, здесь действительно оказалось здорово.
Внезапно за моей спиной раздался его крик:
– Папа!..
Что-то ударило меня в спину с такой силой, что чуть не вышибло дух. Я полетел в пустоту.
К яблокам Джейсон не притронулся, зато все остальное проглотил с волчьим аппетитом, как, впрочем, и мы с Пити. Мы видели, что в озере плещется рыба, но решили достать удочки позже. Пока что надо было обследовать местность.
Уложив остатки еды в сумку и закрыв машину, мы двинулись в обход озера.
– Помнится, где-то наверху должна быть пещера, – сказал я. – Замечательное место для тех, кто любит полазать по скалам.
Джейсон бросился вперед, и Пити прокричал ему вслед:
– Ты любишь карабкаться по утесам?
На бегу Джейсон обернулся и крикнул:
– Не знаю! Я никогда не пробовал!
– Тебе понравится!
В поперечнике озеро было не менее сотни ярдов. Мы перешли на другую сторону и обнаружили впадающий в него большой ручей. Из-за таяния снега он был довольно бурным и широким, поэтому пришлось идти вверх и вдоль него между осин. Временами рев бегущей воды был настолько силен, что мы не слышали друг друга.
В Денвере мы живем на высоте пяти тысяч футов над уровнем моря и вполне привыкли к этому, а у озера оказались еще на три тысячи футов выше, но разреженный горный воздух не замедлял наших движений. Наоборот, он бодрил. Перешагивая через поваленные деревья, карабкаясь на валуны и спрыгивая с них, я получал огромное удовольствие и ругал себя за то, что не удосужился совершить подобную прогулку раньше.
За ручьем между деревьев промелькнул и при нашем появлении исчез олень. Мне подумалось, что из-за шума бурлящей воды животное не могло нас слышать. Скорее всего, оно учуяло чужаков по запаху. Потом мы видели еще одного убегающего оленя, чуть позже – третьего. Даже возле грохочущего потока я разобрал, как стучат по земле их копыта.
Вскоре мы вышли к месту, возле которого вода каскадом падала с высокого узкого уступа, слишком опасного, чтобы по нему перейти. Пришлось уклониться влево и двигаться по крутому подъему с отпечатками копыт. Тропа уводила дальше по лесистому склону, и мы решили пройти по ней, потому что наше внимание привлек залитый солнцем утес.
Оказалось, что добраться до него не так-то просто. И я, и Пити то и дело спотыкались, наши ноги скользили по камням. Если бы не корни, за которые мы умудрялись хвататься в критические моменты, лежать бы нам у подножия горы с переломанными руками и ногами. А вот Джейсон легко скакал вверх, будто горный козленок.
Когда мы с Пити, тяжело дыша, взобрались наверх, то обнаружили моего сына, который поджидал нас на просторной скальной площадке, откуда открывался вид на расселину с бегущим по ней потоком.
Мы стояли в двухстах футах над ревущей водой, и мне не пришлось кричать, когда я предупредил Джейсона:
– Держись подальше от края.
– Хорошо, – ответил он. – Но как же здесь здорово, папа!
– Это тебе не по телевизору, правда? – подзадорил Пити.
Джейсон подумал и кивнул с озадаченным видом. Пити рассмеялся.
– А где та пещера, про которую ты говорил? – спросил Джейсон.
– Не могу припомнить точно, – ответил я. – Но уверен, что где-то рядом.
– Поищем ее?
– Конечно. После того, как отдохнем.
Я сел на камни, снял с ремня фляжку и стал жадно пить тепловатую, но необыкновенно вкусную воду. Служащая лесничества, с которой я разговаривал по телефону, особо подчеркнула, что нам следует взять с собой фляжки, рюкзаки с провизией, компас и топографическую карту (которыми я не умел пользоваться), аптечку и тент для защиты от дождя – на случай перемены погоды. "Возьмите непромокаемые куртки, – советовала она. – И держите в рюкзаках сухую одежду".
Когда мы уходили от машины, я надел свою толстую ветровку, но после прогулки так разогрелся, что ее пришлось снять и запихать обратно в рюкзак.
– Кто хочет орехов с изюмом? – спросил я.
– Я еще от ланча не отошел, – ответил Пити.
Джейсон вдруг забеспокоился.
– Что с тобой? – поинтересовался я.
– Мне нужно...
Что ж, догадаться было нетрудно.
– Пописать?
Он смущенно кивнул.
– Так отойди за тот валун, – посоветовал я.
Немного поколебавшись, сынишка скрылся за камнем.
Исполнив родительские обязанности, я подошел к краю плиты полюбоваться видом потока, который падал вниз каскадом невысоких водопадов. В воздухе висела водяная пыль, летели брызги. Как это Джейсон определил открывающийся вид? "Здорово"? Он был прав, здесь действительно оказалось здорово.
Внезапно за моей спиной раздался его крик:
– Папа!..
Что-то ударило меня в спину с такой силой, что чуть не вышибло дух. Я полетел в пустоту.
15
В момент падения у меня перехватило дыхание. Жалкие остатки воздуха, уцелевшие в легких, выскочили наружу после удара о камни. Я рухнул на них, покатился и, не успев застонать, снова полетел вниз, чувствуя, как желудок поднимается к горлу. Последовал сильнейший рывок, и мне показалось, что левую руку чуть не выдернуло из сустава. Я опять упал и обо что-то сильно ударился. Все кругом поглотила холодная мгла. Сознание померкло.
Когда я медленно открыл глаза, чернота сменилась серыми сумерками, но вокруг все кружилось. Все тело ныло от боли. Я не сразу понял, что серый водоворот вокруг меня – клубы водяной пыли. От рева воды головокружение усиливалось.
Внезапно я понял, что дышу сквозь холодную мокрую ткань. Постепенно осознал, что левая рука лежит на лице, закрывая рот и нос. Рукав пропитался брызгами, разлетавшимися от потока во все стороны. Потом я вздрогнул, сообразив, что рукав намок не только от воды. Кровь. Рука была повреждена.
Меня охватила паника. Я попробовал поднять голову и обнаружил, что лежу на спине на скальном выступе. Ниже находился обрыв; я определил, что до дна не менее ста пятидесяти футов. Из почти отвесной стены тут и там выступали острые каменные зубы.
Господи, да что же случилось?!
Я посмотрел вверх. Водяная пыль не позволяла четко видеть вершину утеса, однако сквозь марево я сумел рассмотреть длинный каменистый откос, находившийся сразу под краем скальной плиты. Этот откос спас мне жизнь. Если бы я упал прямо сюда, где сейчас лежу, то разбился бы насмерть. Вместо этого я покатился по откосу, значительно сократив высоту падения. Но за откосом располагался выступ, о который я ударился, полетел дальше и очутился на этой площадке. Между ними футов двадцать. Потенциально смертельное падение. Почему я жив?
Надо мной раскачивался рюкзак. Он свисал с ветки какой-то сосны, умудрившейся вырасти прямо из склона утеса. Я вспомнил, что сунул ветровку в рюкзак и повесил его на левое плечо перед тем, как подойти к краю и посмотреть на расселину. Рюкзак зацепился за ветку. Острая боль в левом плече напомнила о резком рывке, остановившем падение. Рука выскользнула из лямки. Я упал на выступ с высоты нескольких футов. Мне просто повезло, что я остался жив.
Каждое движение причиняло мучительную боль, но я пересилил себя и сел. В голове было так тяжело и гулко, словно внутри черепа перекатывались чугунные ядра. На мгновение показалось, что сейчас меня стошнит.
– Джейсон! – попытался крикнуть я. – Пити!
Слова стали тяжелыми, как камни, и не выходили изо рта.
– Джейсон! – попробовал я еще раз. – Пити!..
Рев воды заглушал мой слабый голос.
Только без паники, велел я себе. Ничего страшного, если они не слышат меня. Они знают, где я нахожусь, и помогут мне.
Неожиданно в голове промелькнула мысль: бог мой, ведь не станут же они спускаться вниз!
– Джейсон! Пити! Оставайтесь там, где стоите! Вы упадете и разобьетесь!
Голос сорвался, и вместо крика получился хриплый шепот.
Стараясь разглядеть что-нибудь сквозь водяную пыль, я надеялся увидеть, как Джейсон и Пити высматривают меня с края плиты. Их не было видно. Возможно, ищут место, с которого можно рассмотреть получше, подумал я. Или же поспешили назад, к устью ручья, надеясь добраться до меня снизу.
Я молился, чтобы они были осторожны, чтобы Джейсон не совершил какой-нибудь глупости, чтобы Пити присмотрел за ним. Меня трясло. Дрожащими пальцами я поднял разорванный рукав. Вытерев кровь, я увидел рану длиной в пять дюймов, протянувшуюся от запястья к локтю. Сразу же сильно пошла кровь, капая на камни.
Рот наполнился желчью.
Делай что-нибудь, приказал я себе. Нельзя просто сидеть здесь и ждать, пока не истечешь кровью.
Рюкзак раскачивался над головой. Я вытянул здоровую руку, но не достал его; потом, превозмогая боль, собрался с силами и попытался подняться на ноги.
– В рюкзаке есть аптечка, – сказал я вслух.
Ноги отказывались служить. Я ухватился за выступ в стене и едва не свалился в расселину. Несмотря на холод, исходивший от бегущей воды, меня прошиб пот.
Трясясь, я вцепился в следующий выступ и с трудом поднялся на ноги. На мгновение перед глазами поплыли пятна. Потом стало легче, и я посмотрел вверх, на рюкзак. Нет, не достать. Прижимая к телу раненую левую руку, вытянул правую вверх. Не хватило шести дюймов. Всего лишь шести дюймов...
Вжимаясь грудью в утес, поднявшись на цыпочки, морщась от сильной боли в ногах, боках и ребрах, я тянулся как только мог и перевел дух лишь тогда, когда сумел дотронуться до лямки рюкзака.
Брызги воды намочили нейлон. Лямка выскользнула из пальцев, но я настойчиво тянулся к ней, еще сильнее приподнявшись – чуть ли не на ногтях пальцев ног, – и на сей раз вцепился в нейлон изо всех сил. Я дернул рюкзак вбок, стараясь снять его с корявой ветви. Дернул раз, другой и неожиданно почувствовал его вес – рюкзак соскочил с дерева.
Я упал и внезапно очутился на самом краю выступа. Вскрикнул, ударившись поврежденной рукой, но не она сейчас привлекала мое внимание. Я полностью сконцентрировался на здоровой руке – она свисала с выступа, а пальцы сжимали лямку рюкзака.
Осторожно перекатившись на спину, я подтянул рюкзак к себе. От соблазна отдохнуть пришлось отказаться, потому что кровь из раны пошла еще сильнее. Чувствуя тошноту, я открыл рюкзак, вытащил куртку, отложил упаковки с едой и нашел пластиковую аптечку.
С трудом открыв ее, я обнаружил только бинт и салфетки шириной в два дюйма, ножницы, антисептические тампоны, мазь на антибиотиках и пластиковую бутылочку с тайленолом. Этим остановить кровотечение невозможно.
Жгут, подумал я. Использую свой ремень. Перехвачу им руку, и...
Однако, расстегивая ремень, я вспомнил, как где-то читал, что со жгутами надо быть поосторожней: есть опасность застоя крови и гангрены, если жгут не ослаблять через определенные интервалы времени.
Какая разница, мелькнула мысль. Я умру от потери крови гораздо быстрее, чем от гангрены.
Перевязать. Помнится, где-то писали, что давящая повязка – надежный способ остановить кровотечение, не нарушив нормальной циркуляции крови. Но из чего ее сделать?
Кровь шла все сильнее.
Наверное, потому, что у меня кружилась голова, потребовалось время, чтобы сообразить: в рюкзаке может быть что-то еще. Как-то раз Кейт побывала в Париже и повредила там колено, а потом долго таскалась из аптеки в аптеку в поисках эластичного бинта – длинной и широкой ленты, которую обматывают вокруг больного сустава, чтобы обеспечить ему поддержку. С тех пор, куда бы жена ни направлялась, в ее багаже всегда присутствовал этот самый эластичный бинт и она всегда заботилась о том, чтобы он был и у меня.
Чувствуя сильную тошноту, я обследовал содержимое рюкзака здоровой рукой. Где же он? Неужели Кейт его не положила?
Черт побери, на этот раз – нет...
В отчаянии я едва не отшвырнул рюкзак, но внезапно заметил боковой карман. Стараясь успокоиться, раздернул "молнию" – и чуть не расплакался, обнаружив свернутый эластичный бинт.
Кое-как действуя одной рукой и зубами, я очистил рану антисептическими тампонами, покрыл ее мазью с антибиотиками и наложил несколько салфеток, которые сразу же пропитались кровью. Я принялся поспешно обматывать руку эластичным бинтом. Бинтовал туго, накладывая слой за слоем, и видел, как на материи тут же проступает кровь.
Я старался накладывать повязку потуже, жалея о том, что бинт такой короткий. Еще два слоя. Еще один. Я закрепил конец клипсами с зубчиками, которые прилагались к бинту. Потом, дрожа, посмотрел на повязку, не проступает ли кровь. На мгновение испугался: вдруг сейчас появится темная точка, которая расплывется в красное пятно? Задержал дыхание – и облегченно вздохнул, когда убедился, что крови не видно.
Перед глазами все плыло. Руки мерзли. Я не имел ни малейшего понятия, сколько времени провозился тут, но, когда посмотрел вверх, мне показалось, что солнце заметно опустилось к западу.
Странно, подумал я. Вроде бы с момента падения прошло совсем немного времени. Вероятно, я был без сознания дольше, чем предполагал.
Снова посмотрев вверх, я не увидел ни Пити, ни Джейсона.
Ничего-ничего. Дай им время, сказал я себе.
Однако нельзя долго оставаться на этом уступе.
Конечно, я не мог назвать себя бывалым путешественником, но невозможно жить в горном штате, таком как Колорадо, и не знать из газет и телевизионных передач об опасности переохлаждения. Туристы отправляются в горы в одних шортах и рубашках. Внезапный ливень – и они промокли. Если температура упала, если туристы провели без теплой одежды и горячего питья более трех часов, они погибают.
Я лежал на мокрых камнях и дрожал. Руки и ноги постепенно немели. Если быстро не уберусь с этой скалы, то умру пусть не от потери крови, так от гипотермии...
Я постарался прикинуть, можно ли добраться по почти голой стене до следующего уступа, а с него подняться вверх по склону к краю скальной плиты. На поврежденную руку рассчитывать не приходится. Значит, остается только один путь...
Я посмотрел вниз, пытаясь определить, как можно спуститься к ручью. Предстояло ползти по крутому косогору с большущими выпирающими камнями: самый близкий – в пяти футах ниже меня, следующий – вдвое дальше. Не хотелось думать о том, что там, ниже, опять какие-то препятствия.
Солнце уже скрылось за вершиной утеса. Дно расселины погрузилось в сумерки. Скоро окончательно стемнеет. Окрестные горы очень быстро закроют солнце, а в темноте сделать ничего нельзя... придется ждать до утра.
Но к тому времени я умру.
Морщась от боли, я перебросил рюкзак на спину, лег на живот и пополз к краю уступа. Уцепившись за него здоровой рукой, опустил ноги вниз и прыгнул.
Боль от падения пронзила меня до самых костей. Я едва не потерял сознание. Переползая через край следующего выступа, я разорвал рубашку и исцарапал грудь. Израненные колени выглядывали сквозь разодранные джинсы. Стараясь сдерживать эмоции, я пробирался все ниже. Некоторые участки, со стороны выглядевшие опасными, оказались вполне проходимыми. И наоборот, казавшиеся легкими отрезки пути давались с неимоверным трудом.
Постепенно темнело. Чем ближе становился шум воды, тем осторожней я двигался. Переставляя ноги, чуть не упал: камень не выдержал моего веса, вывернулся из-под ноги и полетел в расселину. Вместе с сумерками сгущались и клубы водяной пыли над бурлящим ручьем; брызги покрывали мое лицо, пропитывали одежду, заставляя дрожать еще сильнее. Я вспомнил, что жертвы переохлаждения ближе к концу тупеют и не отдают себе отчета о происходящем вокруг, и постарался успокоиться.
Получилось так, что я добрался до ручья, не заметив этого, и чуть не ступил в бурлящую воду – так силен был оглушающий рев стихии. Отскочив подальше, едва не подвернул лодыжку.
Пораженный контрастом между синим небом над расселиной и сгущающимися сумерками внизу, я осторожно двинулся вдоль катящихся волн. Когда уже стало видно устье ручья, я вдруг испугался, что накануне спасения сломаю ногу. Шел по скользким камням, хватаясь за валуны. Мой мозг и тело онемели настолько, что потребовалась целая минута, чтобы понять: передо мной не скала, а осина, свет солнца касается меня – я давно вышел из расселины и теперь бреду через лес.
Почти все позади, твердил я себе. Все, что осталось, – пройти вдоль ручья через лес до озера. Невольно ускорив шаг, я уже представлял, как открываю дверь автомобиля, предвкушал, как заберусь в салон, заведу двигатель, включу печку, почувствую поток теплого воздуха, а потом переоденусь в сухие вещи из дорожного чемодана...
– Джейсон! Пити!
Я выскочил из осинника на берег озера и в тускнеющих лучах солнца стал всматриваться в очертания противоположного берега.
Когда я понял, что машины на месте нет, сердце у меня упало.
Нет, все легко объясняется. Просто Пити и Джейсон поехали за помощью. Они скоро вернутся. Мне просто надо забраться в палатку и согреться.
Палатка тоже исчезла.
– Нет!..
Вены у меня на шее готовы были лопнуть, но я кричал не переставая:
– Не-е-ет!..
Когда я медленно открыл глаза, чернота сменилась серыми сумерками, но вокруг все кружилось. Все тело ныло от боли. Я не сразу понял, что серый водоворот вокруг меня – клубы водяной пыли. От рева воды головокружение усиливалось.
Внезапно я понял, что дышу сквозь холодную мокрую ткань. Постепенно осознал, что левая рука лежит на лице, закрывая рот и нос. Рукав пропитался брызгами, разлетавшимися от потока во все стороны. Потом я вздрогнул, сообразив, что рукав намок не только от воды. Кровь. Рука была повреждена.
Меня охватила паника. Я попробовал поднять голову и обнаружил, что лежу на спине на скальном выступе. Ниже находился обрыв; я определил, что до дна не менее ста пятидесяти футов. Из почти отвесной стены тут и там выступали острые каменные зубы.
Господи, да что же случилось?!
Я посмотрел вверх. Водяная пыль не позволяла четко видеть вершину утеса, однако сквозь марево я сумел рассмотреть длинный каменистый откос, находившийся сразу под краем скальной плиты. Этот откос спас мне жизнь. Если бы я упал прямо сюда, где сейчас лежу, то разбился бы насмерть. Вместо этого я покатился по откосу, значительно сократив высоту падения. Но за откосом располагался выступ, о который я ударился, полетел дальше и очутился на этой площадке. Между ними футов двадцать. Потенциально смертельное падение. Почему я жив?
Надо мной раскачивался рюкзак. Он свисал с ветки какой-то сосны, умудрившейся вырасти прямо из склона утеса. Я вспомнил, что сунул ветровку в рюкзак и повесил его на левое плечо перед тем, как подойти к краю и посмотреть на расселину. Рюкзак зацепился за ветку. Острая боль в левом плече напомнила о резком рывке, остановившем падение. Рука выскользнула из лямки. Я упал на выступ с высоты нескольких футов. Мне просто повезло, что я остался жив.
Каждое движение причиняло мучительную боль, но я пересилил себя и сел. В голове было так тяжело и гулко, словно внутри черепа перекатывались чугунные ядра. На мгновение показалось, что сейчас меня стошнит.
– Джейсон! – попытался крикнуть я. – Пити!
Слова стали тяжелыми, как камни, и не выходили изо рта.
– Джейсон! – попробовал я еще раз. – Пити!..
Рев воды заглушал мой слабый голос.
Только без паники, велел я себе. Ничего страшного, если они не слышат меня. Они знают, где я нахожусь, и помогут мне.
Неожиданно в голове промелькнула мысль: бог мой, ведь не станут же они спускаться вниз!
– Джейсон! Пити! Оставайтесь там, где стоите! Вы упадете и разобьетесь!
Голос сорвался, и вместо крика получился хриплый шепот.
Стараясь разглядеть что-нибудь сквозь водяную пыль, я надеялся увидеть, как Джейсон и Пити высматривают меня с края плиты. Их не было видно. Возможно, ищут место, с которого можно рассмотреть получше, подумал я. Или же поспешили назад, к устью ручья, надеясь добраться до меня снизу.
Я молился, чтобы они были осторожны, чтобы Джейсон не совершил какой-нибудь глупости, чтобы Пити присмотрел за ним. Меня трясло. Дрожащими пальцами я поднял разорванный рукав. Вытерев кровь, я увидел рану длиной в пять дюймов, протянувшуюся от запястья к локтю. Сразу же сильно пошла кровь, капая на камни.
Рот наполнился желчью.
Делай что-нибудь, приказал я себе. Нельзя просто сидеть здесь и ждать, пока не истечешь кровью.
Рюкзак раскачивался над головой. Я вытянул здоровую руку, но не достал его; потом, превозмогая боль, собрался с силами и попытался подняться на ноги.
– В рюкзаке есть аптечка, – сказал я вслух.
Ноги отказывались служить. Я ухватился за выступ в стене и едва не свалился в расселину. Несмотря на холод, исходивший от бегущей воды, меня прошиб пот.
Трясясь, я вцепился в следующий выступ и с трудом поднялся на ноги. На мгновение перед глазами поплыли пятна. Потом стало легче, и я посмотрел вверх, на рюкзак. Нет, не достать. Прижимая к телу раненую левую руку, вытянул правую вверх. Не хватило шести дюймов. Всего лишь шести дюймов...
Вжимаясь грудью в утес, поднявшись на цыпочки, морщась от сильной боли в ногах, боках и ребрах, я тянулся как только мог и перевел дух лишь тогда, когда сумел дотронуться до лямки рюкзака.
Брызги воды намочили нейлон. Лямка выскользнула из пальцев, но я настойчиво тянулся к ней, еще сильнее приподнявшись – чуть ли не на ногтях пальцев ног, – и на сей раз вцепился в нейлон изо всех сил. Я дернул рюкзак вбок, стараясь снять его с корявой ветви. Дернул раз, другой и неожиданно почувствовал его вес – рюкзак соскочил с дерева.
Я упал и внезапно очутился на самом краю выступа. Вскрикнул, ударившись поврежденной рукой, но не она сейчас привлекала мое внимание. Я полностью сконцентрировался на здоровой руке – она свисала с выступа, а пальцы сжимали лямку рюкзака.
Осторожно перекатившись на спину, я подтянул рюкзак к себе. От соблазна отдохнуть пришлось отказаться, потому что кровь из раны пошла еще сильнее. Чувствуя тошноту, я открыл рюкзак, вытащил куртку, отложил упаковки с едой и нашел пластиковую аптечку.
С трудом открыв ее, я обнаружил только бинт и салфетки шириной в два дюйма, ножницы, антисептические тампоны, мазь на антибиотиках и пластиковую бутылочку с тайленолом. Этим остановить кровотечение невозможно.
Жгут, подумал я. Использую свой ремень. Перехвачу им руку, и...
Однако, расстегивая ремень, я вспомнил, как где-то читал, что со жгутами надо быть поосторожней: есть опасность застоя крови и гангрены, если жгут не ослаблять через определенные интервалы времени.
Какая разница, мелькнула мысль. Я умру от потери крови гораздо быстрее, чем от гангрены.
Перевязать. Помнится, где-то писали, что давящая повязка – надежный способ остановить кровотечение, не нарушив нормальной циркуляции крови. Но из чего ее сделать?
Кровь шла все сильнее.
Наверное, потому, что у меня кружилась голова, потребовалось время, чтобы сообразить: в рюкзаке может быть что-то еще. Как-то раз Кейт побывала в Париже и повредила там колено, а потом долго таскалась из аптеки в аптеку в поисках эластичного бинта – длинной и широкой ленты, которую обматывают вокруг больного сустава, чтобы обеспечить ему поддержку. С тех пор, куда бы жена ни направлялась, в ее багаже всегда присутствовал этот самый эластичный бинт и она всегда заботилась о том, чтобы он был и у меня.
Чувствуя сильную тошноту, я обследовал содержимое рюкзака здоровой рукой. Где же он? Неужели Кейт его не положила?
Черт побери, на этот раз – нет...
В отчаянии я едва не отшвырнул рюкзак, но внезапно заметил боковой карман. Стараясь успокоиться, раздернул "молнию" – и чуть не расплакался, обнаружив свернутый эластичный бинт.
Кое-как действуя одной рукой и зубами, я очистил рану антисептическими тампонами, покрыл ее мазью с антибиотиками и наложил несколько салфеток, которые сразу же пропитались кровью. Я принялся поспешно обматывать руку эластичным бинтом. Бинтовал туго, накладывая слой за слоем, и видел, как на материи тут же проступает кровь.
Я старался накладывать повязку потуже, жалея о том, что бинт такой короткий. Еще два слоя. Еще один. Я закрепил конец клипсами с зубчиками, которые прилагались к бинту. Потом, дрожа, посмотрел на повязку, не проступает ли кровь. На мгновение испугался: вдруг сейчас появится темная точка, которая расплывется в красное пятно? Задержал дыхание – и облегченно вздохнул, когда убедился, что крови не видно.
Перед глазами все плыло. Руки мерзли. Я не имел ни малейшего понятия, сколько времени провозился тут, но, когда посмотрел вверх, мне показалось, что солнце заметно опустилось к западу.
Странно, подумал я. Вроде бы с момента падения прошло совсем немного времени. Вероятно, я был без сознания дольше, чем предполагал.
Снова посмотрев вверх, я не увидел ни Пити, ни Джейсона.
Ничего-ничего. Дай им время, сказал я себе.
Однако нельзя долго оставаться на этом уступе.
Конечно, я не мог назвать себя бывалым путешественником, но невозможно жить в горном штате, таком как Колорадо, и не знать из газет и телевизионных передач об опасности переохлаждения. Туристы отправляются в горы в одних шортах и рубашках. Внезапный ливень – и они промокли. Если температура упала, если туристы провели без теплой одежды и горячего питья более трех часов, они погибают.
Я лежал на мокрых камнях и дрожал. Руки и ноги постепенно немели. Если быстро не уберусь с этой скалы, то умру пусть не от потери крови, так от гипотермии...
Я постарался прикинуть, можно ли добраться по почти голой стене до следующего уступа, а с него подняться вверх по склону к краю скальной плиты. На поврежденную руку рассчитывать не приходится. Значит, остается только один путь...
Я посмотрел вниз, пытаясь определить, как можно спуститься к ручью. Предстояло ползти по крутому косогору с большущими выпирающими камнями: самый близкий – в пяти футах ниже меня, следующий – вдвое дальше. Не хотелось думать о том, что там, ниже, опять какие-то препятствия.
Солнце уже скрылось за вершиной утеса. Дно расселины погрузилось в сумерки. Скоро окончательно стемнеет. Окрестные горы очень быстро закроют солнце, а в темноте сделать ничего нельзя... придется ждать до утра.
Но к тому времени я умру.
Морщась от боли, я перебросил рюкзак на спину, лег на живот и пополз к краю уступа. Уцепившись за него здоровой рукой, опустил ноги вниз и прыгнул.
Боль от падения пронзила меня до самых костей. Я едва не потерял сознание. Переползая через край следующего выступа, я разорвал рубашку и исцарапал грудь. Израненные колени выглядывали сквозь разодранные джинсы. Стараясь сдерживать эмоции, я пробирался все ниже. Некоторые участки, со стороны выглядевшие опасными, оказались вполне проходимыми. И наоборот, казавшиеся легкими отрезки пути давались с неимоверным трудом.
Постепенно темнело. Чем ближе становился шум воды, тем осторожней я двигался. Переставляя ноги, чуть не упал: камень не выдержал моего веса, вывернулся из-под ноги и полетел в расселину. Вместе с сумерками сгущались и клубы водяной пыли над бурлящим ручьем; брызги покрывали мое лицо, пропитывали одежду, заставляя дрожать еще сильнее. Я вспомнил, что жертвы переохлаждения ближе к концу тупеют и не отдают себе отчета о происходящем вокруг, и постарался успокоиться.
Получилось так, что я добрался до ручья, не заметив этого, и чуть не ступил в бурлящую воду – так силен был оглушающий рев стихии. Отскочив подальше, едва не подвернул лодыжку.
Пораженный контрастом между синим небом над расселиной и сгущающимися сумерками внизу, я осторожно двинулся вдоль катящихся волн. Когда уже стало видно устье ручья, я вдруг испугался, что накануне спасения сломаю ногу. Шел по скользким камням, хватаясь за валуны. Мой мозг и тело онемели настолько, что потребовалась целая минута, чтобы понять: передо мной не скала, а осина, свет солнца касается меня – я давно вышел из расселины и теперь бреду через лес.
Почти все позади, твердил я себе. Все, что осталось, – пройти вдоль ручья через лес до озера. Невольно ускорив шаг, я уже представлял, как открываю дверь автомобиля, предвкушал, как заберусь в салон, заведу двигатель, включу печку, почувствую поток теплого воздуха, а потом переоденусь в сухие вещи из дорожного чемодана...
– Джейсон! Пити!
Я выскочил из осинника на берег озера и в тускнеющих лучах солнца стал всматриваться в очертания противоположного берега.
Когда я понял, что машины на месте нет, сердце у меня упало.
Нет, все легко объясняется. Просто Пити и Джейсон поехали за помощью. Они скоро вернутся. Мне просто надо забраться в палатку и согреться.
Палатка тоже исчезла.
– Нет!..
Вены у меня на шее готовы были лопнуть, но я кричал не переставая:
– Не-е-ет!..
16
Отрицание – удивительное чувство. Пока я спускался, во мне проснулись подозрения, но я сумел подавить их, потому что был слишком занят тем, чтобы выжить. И теперь я продолжал твердить себе, что ошибаюсь. В конце концов, еще шесть часов назад мысль, что брат столкнет меня с утеса, показалась бы невероятной, особенно если забыть о грузе вины, который я нес все эти годы.
Бог мой, что Пити сделал с Джейсоном?..
Дрожа так сильно, что клацали зубы, я яростно сорвал с себя мокрую рубашку, достал из рюкзака толстую куртку и быстро надел на голое тело. Куртка отсырела, но в ней оказалось куда теплее.
И все-таки этого было недостаточно. Необходимо разжечь костер, высушить джинсы, носки и обувь.
Открыв карман рюкзака и убедившись, что металлический контейнер со спичками действительно водонепроницаемый, как и уверял служащий в магазине туристического снаряжения, я направился в осинник за дровами.
Ветер пронизывал насквозь. Я обхватил себя руками, стараясь сохранить тепло, но задрожал еще сильнее. Не совсем понимая, что следует делать, я стал сооружать костер по типу того кострища, что видел на другом берегу озера: в центре кольца из булыжников положил ветки и сухие листья, на них – несколько сухих палок. Чиркнул спичкой, но рука дрожала так сильно, что огонь погас, едва я поднес его к листьям. Повторил попытку, отчаянно стараясь унять дрожь, и на этот раз пламя тронуло листья, поднялся дымок.
Через минуту костер затрещал.
Страшно хотелось пить, но когда я протянул руку к висевшей на ремне фляжке, то обнаружил, что ее нет. Черт, я и не заметил, как ее потерял... Язык во рту пересох до такой степени, что прилипал к небу. Мелькнула соблазнительная мысль пойти к ручью и напиться прямо оттуда, но я понятия не имел, какие бактерии могут оказаться в этой воде. Нельзя подвергать себя риску заболеть. Рвота и диарея обезвоживают организм очень быстро.
Тем временем солнце садилось. Мне следовало собрать как можно больше дров. Смеркалось, а я упорно работал, таская к костру сухостой.
Вскоре все кругом объяла темнота.
Но ночь была не чернее моих мыслей. Джейсон. Не навредит ли ему Пити? Господи, прошу, защити моего сына. Прошу Тебя...
Я твердил эти слова как заклинание, пока ночной холод подбирался все ближе к костру. Я разрывался между необходимостью поддерживать огонь и страхом, что дров не хватит до утра. Взял мокрую рубашку и держал у огня, часто поворачивая, так как опасался спалить ее. Хотя местами она и превратилась в лохмотья, но все ж таки какая-никакая дополнительная защита от холода... Потом быстро снял ветровку, подставив тело холоду, надел рубашку и поспешно накинул куртку. Достал из рюкзака дождевик и тоже натянул на себя, накинув капюшон на голову – так теплее.
Тем временем руки совершенно одеревенели от холода. Потирая ладони над огнем, я ругал себя за то, что не хватило ума взять перчатки.
Черт, да если бы у меня хватало ума, я никогда не пригласил бы Пити к себе в дом!.. Но сколько я ни размышлял о тревожных сигналах, которые должен был заметить в предыдущие дни, ничего не смог припомнить.
– Вот ублюдок! – яростно выкрикнул я.
И тут же пожалел, что произнес эти слова. Обругал себя за то, что оскорбил память родителей. Любое оскорбление, которое приходило на ум, каким-то образом касалось их, но ведь они-то ни в чем не виноваты.
Виноват только я.
Прогноз погоды обещал не выше сорока градусов по Фаренгейту[1]. Если я засну, а костер погаснет, промерзну так, что не проснусь. Я думал о теплых спальных мешках, находившихся в машине. Представлял, как забираюсь в один из них, застегиваю замок и...
Бог мой, что Пити сделал с Джейсоном?..
Дрожа так сильно, что клацали зубы, я яростно сорвал с себя мокрую рубашку, достал из рюкзака толстую куртку и быстро надел на голое тело. Куртка отсырела, но в ней оказалось куда теплее.
И все-таки этого было недостаточно. Необходимо разжечь костер, высушить джинсы, носки и обувь.
Открыв карман рюкзака и убедившись, что металлический контейнер со спичками действительно водонепроницаемый, как и уверял служащий в магазине туристического снаряжения, я направился в осинник за дровами.
Ветер пронизывал насквозь. Я обхватил себя руками, стараясь сохранить тепло, но задрожал еще сильнее. Не совсем понимая, что следует делать, я стал сооружать костер по типу того кострища, что видел на другом берегу озера: в центре кольца из булыжников положил ветки и сухие листья, на них – несколько сухих палок. Чиркнул спичкой, но рука дрожала так сильно, что огонь погас, едва я поднес его к листьям. Повторил попытку, отчаянно стараясь унять дрожь, и на этот раз пламя тронуло листья, поднялся дымок.
Через минуту костер затрещал.
Страшно хотелось пить, но когда я протянул руку к висевшей на ремне фляжке, то обнаружил, что ее нет. Черт, я и не заметил, как ее потерял... Язык во рту пересох до такой степени, что прилипал к небу. Мелькнула соблазнительная мысль пойти к ручью и напиться прямо оттуда, но я понятия не имел, какие бактерии могут оказаться в этой воде. Нельзя подвергать себя риску заболеть. Рвота и диарея обезвоживают организм очень быстро.
Тем временем солнце садилось. Мне следовало собрать как можно больше дров. Смеркалось, а я упорно работал, таская к костру сухостой.
Вскоре все кругом объяла темнота.
Но ночь была не чернее моих мыслей. Джейсон. Не навредит ли ему Пити? Господи, прошу, защити моего сына. Прошу Тебя...
Я твердил эти слова как заклинание, пока ночной холод подбирался все ближе к костру. Я разрывался между необходимостью поддерживать огонь и страхом, что дров не хватит до утра. Взял мокрую рубашку и держал у огня, часто поворачивая, так как опасался спалить ее. Хотя местами она и превратилась в лохмотья, но все ж таки какая-никакая дополнительная защита от холода... Потом быстро снял ветровку, подставив тело холоду, надел рубашку и поспешно накинул куртку. Достал из рюкзака дождевик и тоже натянул на себя, накинув капюшон на голову – так теплее.
Тем временем руки совершенно одеревенели от холода. Потирая ладони над огнем, я ругал себя за то, что не хватило ума взять перчатки.
Черт, да если бы у меня хватало ума, я никогда не пригласил бы Пити к себе в дом!.. Но сколько я ни размышлял о тревожных сигналах, которые должен был заметить в предыдущие дни, ничего не смог припомнить.
– Вот ублюдок! – яростно выкрикнул я.
И тут же пожалел, что произнес эти слова. Обругал себя за то, что оскорбил память родителей. Любое оскорбление, которое приходило на ум, каким-то образом касалось их, но ведь они-то ни в чем не виноваты.
Виноват только я.
Прогноз погоды обещал не выше сорока градусов по Фаренгейту[1]. Если я засну, а костер погаснет, промерзну так, что не проснусь. Я думал о теплых спальных мешках, находившихся в машине. Представлял, как забираюсь в один из них, застегиваю замок и...