– Безалкогольные напитки снаружи, рядом с автоматом с выпечкой.
– Простите, что разбудил.
– Высплюсь, когда помру.
На улице царила сырая ночь. Автостоянку освещал один фонарь. Мой автомобиль оказался здесь единственным. На полученном мною ключе висела бирка с цифрой "1".
Прекрасно.
Представив себя на месте Пити, я отметил, что стоянка не просматривается из каморки владелицы мотеля. Никто не мог заметить, как мой брат вытаскивал из багажника связанных женщину и ребенка с заклеенными ртами.
Комната была маленькая, перегородки – тонкие, зеркало – грязное. Я посмотрел на собственное заросшее щетиной лицо и заглянул в свои усталые глаза. И сам себе показался незнакомцем.
2
3
4
5
6
– Простите, что разбудил.
– Высплюсь, когда помру.
На улице царила сырая ночь. Автостоянку освещал один фонарь. Мой автомобиль оказался здесь единственным. На полученном мною ключе висела бирка с цифрой "1".
Прекрасно.
Представив себя на месте Пити, я отметил, что стоянка не просматривается из каморки владелицы мотеля. Никто не мог заметить, как мой брат вытаскивал из багажника связанных женщину и ребенка с заклеенными ртами.
Комната была маленькая, перегородки – тонкие, зеркало – грязное. Я посмотрел на собственное заросшее щетиной лицо и заглянул в свои усталые глаза. И сам себе показался незнакомцем.
2
– Вы знаете этого человека?
Хозяйка мотеля выглядела такой же усталой, как и ночью, когда я ее разбудил. Облокотившись на стойку, она вертела в руках предложенное мною фото.
– Что-то не припоминаю. Откуда шрам на подбородке?
– Дорожная авария.
– Не скажу, что знаю его... Вы тоже из ФБР?
– Что значит – "тоже"?
– В прошлом году агент ФБР спрашивал меня про этого парня.
Сердце у меня упало. Если Гейдер перепроверил биографию Дента, то я понапрасну теряю время.
– Наверное, он натворил нечто действительно скверное, если его до сих пор разыскивают, – заметила женщина.
– Да. Нечто действительно скверное. Вам не знакомо такое имя – Питер Дэннинг?
– Нет.
– А Лестер Дент?
– Дент... – Женщина на секунду задумалась. – Тот агент из ФБР называл это имя. В нашем захолустье немало семей, откликающихся на фамилию Дент.
Я почувствовал, что меня охватывает полное отчаяние.
– Когда-то какие-то Денты держали здесь скобяную лавку, – продолжала женщина. – Но теперь она принадлежит Бену Портеру.
Нет, только понапрасну теряю время, сказал я себе.
Меня так и подмывало сесть в машину и взять курс на Вудфорд, но я ведь решил использовать малейшую возможность напасть на след Пити.
– А где находится эта скобяная лавка?
Хозяйка мотеля выглядела такой же усталой, как и ночью, когда я ее разбудил. Облокотившись на стойку, она вертела в руках предложенное мною фото.
– Что-то не припоминаю. Откуда шрам на подбородке?
– Дорожная авария.
– Не скажу, что знаю его... Вы тоже из ФБР?
– Что значит – "тоже"?
– В прошлом году агент ФБР спрашивал меня про этого парня.
Сердце у меня упало. Если Гейдер перепроверил биографию Дента, то я понапрасну теряю время.
– Наверное, он натворил нечто действительно скверное, если его до сих пор разыскивают, – заметила женщина.
– Да. Нечто действительно скверное. Вам не знакомо такое имя – Питер Дэннинг?
– Нет.
– А Лестер Дент?
– Дент... – Женщина на секунду задумалась. – Тот агент из ФБР называл это имя. В нашем захолустье немало семей, откликающихся на фамилию Дент.
Я почувствовал, что меня охватывает полное отчаяние.
– Когда-то какие-то Денты держали здесь скобяную лавку, – продолжала женщина. – Но теперь она принадлежит Бену Портеру.
Нет, только понапрасну теряю время, сказал я себе.
Меня так и подмывало сесть в машину и взять курс на Вудфорд, но я ведь решил использовать малейшую возможность напасть на след Пити.
– А где находится эта скобяная лавка?
3
Бену Портеру было за пятьдесят, как и почти всем немногочисленным жителям городка, встреченным мной на пути к его скобяной лавке. Он пилил доски, засыпая все вокруг опилками.
– Я его не знаю. Хотя это еще ни о чем не говорит.
– Почему?
– Я никогда не видел прежнего владельца моего заведения. Но сохранил имя Дент на вывеске, чтобы не нарушать традицию.
В вымирающем городке слово "традиция" прозвучало довольно зловеще.
– А вы не знаете никаких Дентов?
– Я же говорил человеку из ФБР, что они жили здесь до меня. Сам я сюда переехал лет десять назад.
Судя по выражению лица Портера, он сожалел об этом поступке.
– Не подскажете, кто бы мог рассказать о них?
– Конечно, подскажу. Преподобный.
– Кто?
– Преподобный Бенедикт. Насколько мне известно, он жил в Броктоне всегда.
– Я его не знаю. Хотя это еще ни о чем не говорит.
– Почему?
– Я никогда не видел прежнего владельца моего заведения. Но сохранил имя Дент на вывеске, чтобы не нарушать традицию.
В вымирающем городке слово "традиция" прозвучало довольно зловеще.
– А вы не знаете никаких Дентов?
– Я же говорил человеку из ФБР, что они жили здесь до меня. Сам я сюда переехал лет десять назад.
Судя по выражению лица Портера, он сожалел об этом поступке.
– Не подскажете, кто бы мог рассказать о них?
– Конечно, подскажу. Преподобный.
– Кто?
– Преподобный Бенедикт. Насколько мне известно, он жил в Броктоне всегда.
4
Белая церковь со шпилем и уютный коттедж, спрятавшийся за ней, казались единственными зданиями в Броктоне, не требующими ремонта.
Справа, между церковью и кладбищем, между розовых кустов бежала дорожка. Я сразу увидел пожилого человека в голубой рубашке с короткими рукавами и воротничком священнослужителя. Он стоял спиной ко мне на коленях и то и дело наклонял голову, словно молился. Потом человек выпрямился, отряхнул руки, и мне стало ясно, что он подрезает розы.
За правым ухом священника был прикреплен слуховой аппарат. Вероятно, модель отвечала самым современным требованиям, потому что старик услышал шаги и обернулся, чтобы посмотреть, кто к нему заглянул.
– Преподобный Бенедикт?
Кустистые седые брови вопросительно поползли вверх, и священник с трудом поднялся на ноги. На коленках старых брюк остались следы от травы.
– Меня зовут Брэд Дэннинг. Бен Портер из скобяной лавки...
– Очень достойный человек.
– ...посоветовал обратиться к вам, чтобы иметь возможность поговорить о некоторых семействах, проживавших в вашей местности.
– Некоторых семействах?
– О Дентах.
В глазах преподобного загорелись искорки, словно он обрадовался случаю освежить воспоминания. Наконец-то они кому-то понадобились!
– Вы помните Дентов? – спросил я.
– Вы из ФБР?
– Нет.
– В прошлом году человек из ФБР расспрашивал меня о Дентах, – сообщил преподобный.
– Мне это известно. Но я не из Бюро. Агент показывал вам эту фотографию?
– Показывал. Это Лестер. Я так и сказал тому агенту.
– Вы уверены? Это Лестер Дент?
– Он был моложе. И шрама на подбородке тогда не было. Но это, вне всяких сомнений, именно Лестер.
Мне чуть не стало плохо. Гипотеза, в которую я верил, лопнула. Лестер Дент, а не мой брат похитил Кейт и Джейсона. У него не было причины оставлять их в живых.
– Почему вы хотите узнать о нем?
– Больше это не имеет значения, преподобный, – только и сумел выговорить я и, чувствуя в душе страшную пустоту, повернулся, чтобы уйти.
– Тот агент ФБР сказал, что это обычная проверка.
Я посмотрел на него.
– Самая обычная.
– Что случилось, мистер Дэннинг? Кажется, вы ужасно расстроены.
У меня не было намерения объясняться, но что-то в этом человеке располагало к откровенности.
В отчаянии я заговорил, стараясь, чтобы голос не дрожал, но чем дольше рассказывал, тем меньше владел собою.
Священник изумленно смотрел на меня. Судя по его виду, он вот-вот ожидал конца истории, но я все говорил, говорил, говорил, и потрясение на его лице сменялось выражением сострадания к человеку, который из-за мальчишеской ошибки обречен на адские мучения.
– И все это сотворил Лестер?
– Или мой брат, выдающий себя за него. И мне необходимо разобраться в этом.
– Да помилует его Господь. И да поможет Он вам.
– Если бы только помог...
– Ни одна молитва не остается неуслышанной.
– Но не всегда это происходит быстро.
Мне показалось, что он хотел напомнить о терпении и покорности судьбе, но вместо этого преподобный вздохнул и увлек меня к скамейке.
– В судьбе Лестера есть нюансы, которые вам не помешает узнать.
– Нюансы? Надеюсь, вы не имеете в виду что-то вроде "понять и простить", преподобный, поскольку я намереваюсь покарать его. И прошу вас, не говорите о необходимости повернуться другой щекой и предоставить Господу совершить правосудие.
– Вы сами сказали это.
Мы обменялись изучающими взглядами.
– Вы абсолютно уверены, что человек на фотографии – Лестер Дент?
– Абсолютно.
Силы оставили меня. И все-таки я должен знать правду.
Я покорно опустился на скамью.
– Ну что ж, преподобный. Помогите мне понять его.
Справа, между церковью и кладбищем, между розовых кустов бежала дорожка. Я сразу увидел пожилого человека в голубой рубашке с короткими рукавами и воротничком священнослужителя. Он стоял спиной ко мне на коленях и то и дело наклонял голову, словно молился. Потом человек выпрямился, отряхнул руки, и мне стало ясно, что он подрезает розы.
За правым ухом священника был прикреплен слуховой аппарат. Вероятно, модель отвечала самым современным требованиям, потому что старик услышал шаги и обернулся, чтобы посмотреть, кто к нему заглянул.
– Преподобный Бенедикт?
Кустистые седые брови вопросительно поползли вверх, и священник с трудом поднялся на ноги. На коленках старых брюк остались следы от травы.
– Меня зовут Брэд Дэннинг. Бен Портер из скобяной лавки...
– Очень достойный человек.
– ...посоветовал обратиться к вам, чтобы иметь возможность поговорить о некоторых семействах, проживавших в вашей местности.
– Некоторых семействах?
– О Дентах.
В глазах преподобного загорелись искорки, словно он обрадовался случаю освежить воспоминания. Наконец-то они кому-то понадобились!
– Вы помните Дентов? – спросил я.
– Вы из ФБР?
– Нет.
– В прошлом году человек из ФБР расспрашивал меня о Дентах, – сообщил преподобный.
– Мне это известно. Но я не из Бюро. Агент показывал вам эту фотографию?
– Показывал. Это Лестер. Я так и сказал тому агенту.
– Вы уверены? Это Лестер Дент?
– Он был моложе. И шрама на подбородке тогда не было. Но это, вне всяких сомнений, именно Лестер.
Мне чуть не стало плохо. Гипотеза, в которую я верил, лопнула. Лестер Дент, а не мой брат похитил Кейт и Джейсона. У него не было причины оставлять их в живых.
– Почему вы хотите узнать о нем?
– Больше это не имеет значения, преподобный, – только и сумел выговорить я и, чувствуя в душе страшную пустоту, повернулся, чтобы уйти.
– Тот агент ФБР сказал, что это обычная проверка.
Я посмотрел на него.
– Самая обычная.
– Что случилось, мистер Дэннинг? Кажется, вы ужасно расстроены.
У меня не было намерения объясняться, но что-то в этом человеке располагало к откровенности.
В отчаянии я заговорил, стараясь, чтобы голос не дрожал, но чем дольше рассказывал, тем меньше владел собою.
Священник изумленно смотрел на меня. Судя по его виду, он вот-вот ожидал конца истории, но я все говорил, говорил, говорил, и потрясение на его лице сменялось выражением сострадания к человеку, который из-за мальчишеской ошибки обречен на адские мучения.
– И все это сотворил Лестер?
– Или мой брат, выдающий себя за него. И мне необходимо разобраться в этом.
– Да помилует его Господь. И да поможет Он вам.
– Если бы только помог...
– Ни одна молитва не остается неуслышанной.
– Но не всегда это происходит быстро.
Мне показалось, что он хотел напомнить о терпении и покорности судьбе, но вместо этого преподобный вздохнул и увлек меня к скамейке.
– В судьбе Лестера есть нюансы, которые вам не помешает узнать.
– Нюансы? Надеюсь, вы не имеете в виду что-то вроде "понять и простить", преподобный, поскольку я намереваюсь покарать его. И прошу вас, не говорите о необходимости повернуться другой щекой и предоставить Господу совершить правосудие.
– Вы сами сказали это.
Мы обменялись изучающими взглядами.
– Вы абсолютно уверены, что человек на фотографии – Лестер Дент?
– Абсолютно.
Силы оставили меня. И все-таки я должен знать правду.
Я покорно опустился на скамью.
– Ну что ж, преподобный. Помогите мне понять его.
5
– И его родителей, – добавил священник. – Вам необходимо понять и его родителей.
Он на секунду задумался.
– Дентов... – Его негромкий голос окреп. – Первоначально их было шесть семей. Жили они здесь испокон веков. По крайней мере, так говорил мой предшественник. Однако Денты не являлись частью местной общины. Они даже не являлись частью Соединенных Штатов.
– Вы говорите загадками, преподобный.
– Денты жили обособленно, как некое племя. Одиночки. Где-то далеко в их истории – мой предшественник считал, что чуть ли не в период Гражданской войны, – с ними случилось нечто ужасное. Они покинули родные места, которые изо всех сил старались забыть, и осели здесь, твердо решив жить уединенно.
Неизвестно откуда появилась пчела и стала, жужжа, крутиться прямо у меня перед глазами. Я нетерпеливо отмахнулся, стараясь сосредоточиться на словах собеседника.
– Само собой, чтобы Денты не вымерли, им приходилось идти на нарушение самоизоляции. Приходилось общаться с местными жителями, подыскивая женихов и невест. Внешне это были обычные люди. У них имелась своя Библия. Они владели собственностью. Денты не пьянствовали, не курили, осуждали азартные игры, не богохульствовали. Какое-то время к ним тянулись люди – обычно настолько бедные, что вступление в общину Дентов для них являлось шагом вверх по социальной лестнице. Но вскоре поползли слухи об аскетичности их быта, и Дентам пришлось подыскивать кандидатов на вступление в брак во все более дальних краях, зачастую в других штатах. Численность общины стала сокращаться. К моменту, когда здесь появился мой предшественник, от Дентов осталось три семьи.
Я удивленно покачал головой:
– Но если они решили жить сами по себе, каким образом кто-то из Дентов мог владеть скобяной лавкой?
– Такова жизнь. Как бы они ни старались, община не имела возможности обеспечить себя всем необходимым. Даже в удачный урожайный год Денты не могли прокормиться только плодами своего труда. Броктон был для них все равно что чужой страной. А скобяная лавка – посольством в этой стране. Через лавку они экспортировали результаты своего труда и импортировали пиломатериалы, инструменты, одежду...
– Лекарства.
– Нет, – возразил Бенедикт. – Только не лекарства. Денты в религии были убежденными фундаменталистами, как и в политике. Для них болезнь являлась знаком гнева Божьего. А использовать лекарства для избавления от гнева Господа они считали грехом.
– Человек – существо греховное.
– И за это, как верили Денты, Господь нас наказует, – кивнул преподобный.
– Но с подобным саморазрушительным отношением к жизни удивительно, что Денты вообще выжили.
– В том-то и дело, что теперь их не осталось, – сказал преподобный и ткнул пальцем в фотографию. – Уцелел только Лестер.
– Когда вы с ним встретились первый раз?
– После большого пожара.
– Пожара?
– Не спешите. Прежде всего вам необходимо понять: поскольку Денты не признавали врачей, в городе понятия не имели ни о рождениях, ни о смертях в их общине. Просто время от времени они приезжали к нам за покупками. В основном мужчины, но иногда – женщины и дети. Подозреваю, они хотели дать возможность всем членам общины убедиться, насколько испорчен окружающий их мир. Скорее всего, мы им казались столь же странными, как и они нам.
– Странными?
– Дело в том, что на их внешности явственно начал сказываться эффект близкородственных браков.
– А закон бездействовал?
– Время от времени полицейские патрули заезжали к ним, чтобы узнать, как идут дела, но что полиция могла предъявить Дентам, кроме упрека в желании жить так, как им хочется?
– Причинение ущерба здоровью детей.
– Труднодоказуемо, если дети нормально питаются и могут цитировать Библию.
– А разве нет закона, по которому дети должны учиться в школе?
– Денты наняли адвоката, который подтвердил, что их дети получают дома образование, адекватное школьному. Дошло и до вопроса о свободе совести. Полагаю, в наши дни их отнесли бы к сектантам. Но они не закупали оружия, не планировали свергнуть правительство, и власти сочли, что лучше оставить Дентов в покое, чем тащить в суд. С ними решили поступить по принципу "живи сам и дай жить другим". Так и было до тех выходных, когда в город в качестве их эмиссара приехала мать Лестера.
Я насторожился.
– Ее звали Юника. Сразу бросалось в глаза, что она беременна, но, очевидно, по мнению ее мужа, срок не был таким уж большим, чтобы не съездить в город. Она вышла из скобяной лавки. Потом рухнула на обочине дороги, корчась от боли. Ее муж, Оруэлл, попытался поднять жену и усадить в машину, но, увидев, что платье женщины запачкано кровью и под ней расплывается целая лужа, буквально остолбенел от растерянности. Тем временем появились полицейский и доктор – тогда у нас еще были врачи, – которые сразу оценили ситуацию и потащили несчастную в больницу. Оруэлл хотел было их остановить, но тут выяснилось, что у Юники вовсе не выкидыш. Она вот-вот была готова родить недоношенного ребенка.
– И этот мерзавец рисковал ее жизнью?
– Он боролся с собой. Оруэлл сказал доктору и полицейскому, что ребенок значит для него больше, чем любая вещь на свете, что у них с Юникой уже было трое мертворожденных, что они постоянно старались зачать очередное дитя и Господь наконец благословил их новой беременностью жены. Но довериться доктору, по словам Оруэлла, все равно что усомниться в милосердии Божьем. Если они вмешаются в Божий промысел, то ребенок будет проклят. Оруэлл был настолько взволнован, что действительно хотел забрать Юнику и унести ее из больницы. Но доктор заявил, что мать и ребенок неминуемо погибнут, если не останутся на месте и не получат квалифицированную помощь. Полицейский был еще более категоричен. Он пригрозил, что арестует Оруэлла за попытку убийства, если тот попробует увезти жену. В этот момент начались схватки, и даже Оруэлл осознал, что без врача не обойтись, хочет он того или нет. Юника чуть не умерла от потери крови. Ребенка тоже едва не потеряли.
– Этот ребенок и есть Лестер?
– Да. Оруэлл с Юникой долго не могли выбрать для него имя. По их мнению, они не имели права дать сыну имя, как-то перекликающееся с библейскими мотивами, чтобы не впасть в грех идолопоклонства. Для них недопустимо было назвать мальчика Матфеем, Марком, Иоанном или Лукой. А если отказаться от Библии как источника имен, то выбора практически не остается. Имя Лестер они сочли нейтральным, вот и все.
– А потом?
– Мой предшественник вышел в отставку. Я приехал сюда и занял его место. Накануне отъезда он рассказал мне об общине и поведал все, о чем я сейчас рассказываю вам. Он сообщил, что, вопреки ожиданиям врача, мальчик выжил. За неделю до моего приезда Оруэлл появился в городе с ребенком, чтобы показать здорового сына и лишний раз продемонстрировать, что единственная вещь, с которой стоит считаться, – милосердие Божье.
Я почувствовал себя еще более озадаченным.
– Но какое это имеет отношение к... Вы говорили, что встретились с Лестером после пожара.
– Много лет спустя.
Преподобный вздохнул.
– Валили густые клубы дыма, переполошился буквально весь город... Помнится, это случилось в выходные, в День труда[3]. Как раз спала жара, поэтому жители города отключили кондиционеры и открыли окна, чтобы насладиться свежим воздухом. Мы с женой вышли на крыльцо, кашляя и недоумевая, чей дом горит. Потом до меня дошло, что пожар где-то за пределами Броктона. Улицы городка затянуло дымом, но на юге, на краю горизонта, я смог разглядеть зарево – именно там, где находилась ферма Оруэлла и Юники. Я понял, что горит именно у них – к тому времени из Дентов остались только Оруэлл, Юника и Лестер.
Преподобный покачал головой.
– Кто-то забил в колокол на пожарной каланче. Когда я добрался до нее, люди уже поняли, что горит не в самом городе. Возник спор – бежать на помощь или предоставить Оруэллу и Юнике расплачиваться за неуемное желание жить самостоятельно. В конце концов горожане не заставили меня краснеть за их выбор. Первой на помощь Дентам поспешила пожарная команда, за ней последовали чуть ли не все жители Броктона – от мала до велика. Еще не добравшись до места, глядя на жуткое зарево, мы поняли: будь у нас даже дюжина цистерн с водой, помочь уже невозможно.
Священник помолчал несколько секунд, затем заговорил снова:
– Целый месяц не было дождей, все кругом высохло. Дул сильный ветер, который гнал по полям слева от дороги настоящие волны огня. За ними виднелись какие-то бревенчатые постройки, тоже охваченные пламенем. Еще дальше горели дом и сарай. Мы сделали все, что могли, чтобы не позволить пожару перекинуться через дорогу. Больше ничего спасти не удалось. Неожиданно кто-то закричал, показывая в сторону горевшего поля. Я посмотрел в том же направлении и увидел подростка, который, шатаясь, шел впереди стены огня, преследовавшей его по пятам. Ладонями он сбивал пламя на своей одежде... Я первым подбежал к нему. Он задыхался. Никогда не видел таких глаз – глаз, переполненных диким, нечеловеческим ужасом. И я сразу понял, что мальчик не понимает, что происходит вокруг. Он обезумел от страха. Я попытался остановить его, но он вырвался и пошел дальше. Понадобились усилия трех мужчин, чтобы заставить его опуститься наземь и погасить горящую одежду.
– Это был Лестер?
Преподобный кивнул.
– Только через три дня он смог объяснить нам, что случилось. В нем будто что-то отключилось. Он впал в беспамятство. Мы отвезли его в больницу. Серьезных ожогов или видимых травм у мальчика не оказалось, поэтому доктор лечил его от шока. Как только первое потрясение прошло, мы с женой забрали его к себе.
В глазах священника промелькнула печаль.
– Когда Лестер достаточно оправился, он рассказал нам о пожаре, о том, как его разбудил запах дыма и лай собаки. Он кричал, звал родителей. Пытался добраться до их спальни, но все кругом уже горело, и ему пришлось выбираться наружу через окно. Мальчик бегал по двору и кричал, надеясь услышать голоса отца и матери. Ответом были пронзительные вопли из пламени. Он хотел снова забраться в окно и попытаться вытащить родителей, но разбушевавшийся огонь не позволил этого сделать. Ветер раздул пламя, и оно охватило пространство вокруг дома. Сарай, надворные постройки, поле и лес – все скрылось в огне. Мальчик использовал единственную возможность спастись – бросился в корыто с водой, из которого пили коровы, а потом побежал по лугу прочь от настигающего его пламени. В течение той недели, что Лестер жил у нас, он часто просыпался по ночам и кричал: его мучили кошмары, он постоянно слышал вопли родителей, взывающих о помощи.
Представив агонию несчастных, я покачал головой.
– Никто так и не узнал, что стало причиной пожара?
– Лестер говорил, что на кухне испортилась розетка. Вроде бы отец собирался починить ее на следующий день.
– В таких вопросах я разбираюсь. Похоже на короткое замыкание, – заметил я. – Огонь может распространиться по проводке по всему дому, а когда вырвется наружу, здание вспыхнет в разных местах одновременно.
– По словам Лестера, пожар охватил дом с ужасающей быстротой.
– А что было потом? Вы сказали, он оставался у вас примерно неделю?
– Мы хотели, чтобы мальчик задержался подольше, но однажды утром жена пошла посмотреть, как у него дела, и никого не обнаружила.
– Он исчез?
– Мы купили ему кое-что из одежды. Эти вещи тоже исчезли. Пропала наволочка. Должно быть, он использовал ее в качестве дорожного мешка. Лестер взял на кухне хлеб, выпечку, холодное мясо.
– Он ушел посреди ночи? Но почему?
– Думаю, объяснением служит тот факт, что я – священнослужитель и дом мой стоит рядом с храмом.
– Не понимаю. Лестер вырос в религиозной семье. Соседство с церковью не должно было его раздражать.
– Их вера в корне отличается от моей.
– И все равно я не понимаю...
– Денты верили, что Господь отвернулся от людей из-за их греховных наклонностей. А я проповедую, что Бог любит нас, потому что мы – его дети. Подозреваю, что накануне Лестер слышал, как я репетировал воскресную проповедь. Возможно, он решил, что слышит речи самого дьявола.
– И вы никогда больше его не видели?
– Нет, не видел – до тех пор, пока в прошлом году агент ФБР не показал мне эту фотографию.
В отчаянии я уставился на снимок. Фотография Лестера Дента, а не моего брата. Все надежды рухнули.
Взгляд преподобного Бенедикта стал еще печальнее.
– Мы с женой хотели иметь детей, но не получилось. Пока Лестер набирался сил, мы тешили себя надеждой, что сможем стать его опекунами. Когда он исчез, мы переживали так, словно потеряли собственного сына.
Старик грустно посмотрел на кладбище, расположенное за кустами роз.
– Прошлым летом она умерла.
– Мне очень жаль...
– Господи, как мне ее не хватает.
Преподобный опустил голову и посмотрел на свои морщинистые руки.
– В последний раз я слышал о Лестере через месяц после того, как он оставил нас, – произнес старик. – Он оказался в Логанвилле. Это городок примерно в ста милях на восток отсюда. Знакомый священник рассказал о некоем несчастном юноше, который внезапно появился однажды в их краях. Члены конгрегации позаботились о нем. Я поехал туда, чтобы выяснить, не Лестер ли это, я надеялся убедить его вернуться к нам, но к тому времени он снова исчез. Если бы только мне удалось уговорить его остаться с нами... – Преподобный горестно вздохнул. – Возможно, тогда бы он никому не причинил страданий.
– Вы сделали для него все возможное. Во всем виноват сам Лестер.
– Только Господь может решать это.
Долгий рассказ явно истощил силы старика. Я встал со скамьи и пожал ему руку.
– Благодарю вас, преподобный. Эта история причинила вам боль. Простите за то, что навел вас на неприятные воспоминания.
– Я стану молиться за вас.
– Ваша молитва мне поможет. Вы сказали, что Оруэлл и Юника жили к югу от города?
– Примерно в восьми милях.
– Вероятно, там все сейчас изменилось?
– В известной степени. Однако если поедете туда, то сгоревшую ферму заметите прямо с шоссе.
Он на секунду задумался.
– Дентов... – Его негромкий голос окреп. – Первоначально их было шесть семей. Жили они здесь испокон веков. По крайней мере, так говорил мой предшественник. Однако Денты не являлись частью местной общины. Они даже не являлись частью Соединенных Штатов.
– Вы говорите загадками, преподобный.
– Денты жили обособленно, как некое племя. Одиночки. Где-то далеко в их истории – мой предшественник считал, что чуть ли не в период Гражданской войны, – с ними случилось нечто ужасное. Они покинули родные места, которые изо всех сил старались забыть, и осели здесь, твердо решив жить уединенно.
Неизвестно откуда появилась пчела и стала, жужжа, крутиться прямо у меня перед глазами. Я нетерпеливо отмахнулся, стараясь сосредоточиться на словах собеседника.
– Само собой, чтобы Денты не вымерли, им приходилось идти на нарушение самоизоляции. Приходилось общаться с местными жителями, подыскивая женихов и невест. Внешне это были обычные люди. У них имелась своя Библия. Они владели собственностью. Денты не пьянствовали, не курили, осуждали азартные игры, не богохульствовали. Какое-то время к ним тянулись люди – обычно настолько бедные, что вступление в общину Дентов для них являлось шагом вверх по социальной лестнице. Но вскоре поползли слухи об аскетичности их быта, и Дентам пришлось подыскивать кандидатов на вступление в брак во все более дальних краях, зачастую в других штатах. Численность общины стала сокращаться. К моменту, когда здесь появился мой предшественник, от Дентов осталось три семьи.
Я удивленно покачал головой:
– Но если они решили жить сами по себе, каким образом кто-то из Дентов мог владеть скобяной лавкой?
– Такова жизнь. Как бы они ни старались, община не имела возможности обеспечить себя всем необходимым. Даже в удачный урожайный год Денты не могли прокормиться только плодами своего труда. Броктон был для них все равно что чужой страной. А скобяная лавка – посольством в этой стране. Через лавку они экспортировали результаты своего труда и импортировали пиломатериалы, инструменты, одежду...
– Лекарства.
– Нет, – возразил Бенедикт. – Только не лекарства. Денты в религии были убежденными фундаменталистами, как и в политике. Для них болезнь являлась знаком гнева Божьего. А использовать лекарства для избавления от гнева Господа они считали грехом.
– Человек – существо греховное.
– И за это, как верили Денты, Господь нас наказует, – кивнул преподобный.
– Но с подобным саморазрушительным отношением к жизни удивительно, что Денты вообще выжили.
– В том-то и дело, что теперь их не осталось, – сказал преподобный и ткнул пальцем в фотографию. – Уцелел только Лестер.
– Когда вы с ним встретились первый раз?
– После большого пожара.
– Пожара?
– Не спешите. Прежде всего вам необходимо понять: поскольку Денты не признавали врачей, в городе понятия не имели ни о рождениях, ни о смертях в их общине. Просто время от времени они приезжали к нам за покупками. В основном мужчины, но иногда – женщины и дети. Подозреваю, они хотели дать возможность всем членам общины убедиться, насколько испорчен окружающий их мир. Скорее всего, мы им казались столь же странными, как и они нам.
– Странными?
– Дело в том, что на их внешности явственно начал сказываться эффект близкородственных браков.
– А закон бездействовал?
– Время от времени полицейские патрули заезжали к ним, чтобы узнать, как идут дела, но что полиция могла предъявить Дентам, кроме упрека в желании жить так, как им хочется?
– Причинение ущерба здоровью детей.
– Труднодоказуемо, если дети нормально питаются и могут цитировать Библию.
– А разве нет закона, по которому дети должны учиться в школе?
– Денты наняли адвоката, который подтвердил, что их дети получают дома образование, адекватное школьному. Дошло и до вопроса о свободе совести. Полагаю, в наши дни их отнесли бы к сектантам. Но они не закупали оружия, не планировали свергнуть правительство, и власти сочли, что лучше оставить Дентов в покое, чем тащить в суд. С ними решили поступить по принципу "живи сам и дай жить другим". Так и было до тех выходных, когда в город в качестве их эмиссара приехала мать Лестера.
Я насторожился.
– Ее звали Юника. Сразу бросалось в глаза, что она беременна, но, очевидно, по мнению ее мужа, срок не был таким уж большим, чтобы не съездить в город. Она вышла из скобяной лавки. Потом рухнула на обочине дороги, корчась от боли. Ее муж, Оруэлл, попытался поднять жену и усадить в машину, но, увидев, что платье женщины запачкано кровью и под ней расплывается целая лужа, буквально остолбенел от растерянности. Тем временем появились полицейский и доктор – тогда у нас еще были врачи, – которые сразу оценили ситуацию и потащили несчастную в больницу. Оруэлл хотел было их остановить, но тут выяснилось, что у Юники вовсе не выкидыш. Она вот-вот была готова родить недоношенного ребенка.
– И этот мерзавец рисковал ее жизнью?
– Он боролся с собой. Оруэлл сказал доктору и полицейскому, что ребенок значит для него больше, чем любая вещь на свете, что у них с Юникой уже было трое мертворожденных, что они постоянно старались зачать очередное дитя и Господь наконец благословил их новой беременностью жены. Но довериться доктору, по словам Оруэлла, все равно что усомниться в милосердии Божьем. Если они вмешаются в Божий промысел, то ребенок будет проклят. Оруэлл был настолько взволнован, что действительно хотел забрать Юнику и унести ее из больницы. Но доктор заявил, что мать и ребенок неминуемо погибнут, если не останутся на месте и не получат квалифицированную помощь. Полицейский был еще более категоричен. Он пригрозил, что арестует Оруэлла за попытку убийства, если тот попробует увезти жену. В этот момент начались схватки, и даже Оруэлл осознал, что без врача не обойтись, хочет он того или нет. Юника чуть не умерла от потери крови. Ребенка тоже едва не потеряли.
– Этот ребенок и есть Лестер?
– Да. Оруэлл с Юникой долго не могли выбрать для него имя. По их мнению, они не имели права дать сыну имя, как-то перекликающееся с библейскими мотивами, чтобы не впасть в грех идолопоклонства. Для них недопустимо было назвать мальчика Матфеем, Марком, Иоанном или Лукой. А если отказаться от Библии как источника имен, то выбора практически не остается. Имя Лестер они сочли нейтральным, вот и все.
– А потом?
– Мой предшественник вышел в отставку. Я приехал сюда и занял его место. Накануне отъезда он рассказал мне об общине и поведал все, о чем я сейчас рассказываю вам. Он сообщил, что, вопреки ожиданиям врача, мальчик выжил. За неделю до моего приезда Оруэлл появился в городе с ребенком, чтобы показать здорового сына и лишний раз продемонстрировать, что единственная вещь, с которой стоит считаться, – милосердие Божье.
Я почувствовал себя еще более озадаченным.
– Но какое это имеет отношение к... Вы говорили, что встретились с Лестером после пожара.
– Много лет спустя.
Преподобный вздохнул.
– Валили густые клубы дыма, переполошился буквально весь город... Помнится, это случилось в выходные, в День труда[3]. Как раз спала жара, поэтому жители города отключили кондиционеры и открыли окна, чтобы насладиться свежим воздухом. Мы с женой вышли на крыльцо, кашляя и недоумевая, чей дом горит. Потом до меня дошло, что пожар где-то за пределами Броктона. Улицы городка затянуло дымом, но на юге, на краю горизонта, я смог разглядеть зарево – именно там, где находилась ферма Оруэлла и Юники. Я понял, что горит именно у них – к тому времени из Дентов остались только Оруэлл, Юника и Лестер.
Преподобный покачал головой.
– Кто-то забил в колокол на пожарной каланче. Когда я добрался до нее, люди уже поняли, что горит не в самом городе. Возник спор – бежать на помощь или предоставить Оруэллу и Юнике расплачиваться за неуемное желание жить самостоятельно. В конце концов горожане не заставили меня краснеть за их выбор. Первой на помощь Дентам поспешила пожарная команда, за ней последовали чуть ли не все жители Броктона – от мала до велика. Еще не добравшись до места, глядя на жуткое зарево, мы поняли: будь у нас даже дюжина цистерн с водой, помочь уже невозможно.
Священник помолчал несколько секунд, затем заговорил снова:
– Целый месяц не было дождей, все кругом высохло. Дул сильный ветер, который гнал по полям слева от дороги настоящие волны огня. За ними виднелись какие-то бревенчатые постройки, тоже охваченные пламенем. Еще дальше горели дом и сарай. Мы сделали все, что могли, чтобы не позволить пожару перекинуться через дорогу. Больше ничего спасти не удалось. Неожиданно кто-то закричал, показывая в сторону горевшего поля. Я посмотрел в том же направлении и увидел подростка, который, шатаясь, шел впереди стены огня, преследовавшей его по пятам. Ладонями он сбивал пламя на своей одежде... Я первым подбежал к нему. Он задыхался. Никогда не видел таких глаз – глаз, переполненных диким, нечеловеческим ужасом. И я сразу понял, что мальчик не понимает, что происходит вокруг. Он обезумел от страха. Я попытался остановить его, но он вырвался и пошел дальше. Понадобились усилия трех мужчин, чтобы заставить его опуститься наземь и погасить горящую одежду.
– Это был Лестер?
Преподобный кивнул.
– Только через три дня он смог объяснить нам, что случилось. В нем будто что-то отключилось. Он впал в беспамятство. Мы отвезли его в больницу. Серьезных ожогов или видимых травм у мальчика не оказалось, поэтому доктор лечил его от шока. Как только первое потрясение прошло, мы с женой забрали его к себе.
В глазах священника промелькнула печаль.
– Когда Лестер достаточно оправился, он рассказал нам о пожаре, о том, как его разбудил запах дыма и лай собаки. Он кричал, звал родителей. Пытался добраться до их спальни, но все кругом уже горело, и ему пришлось выбираться наружу через окно. Мальчик бегал по двору и кричал, надеясь услышать голоса отца и матери. Ответом были пронзительные вопли из пламени. Он хотел снова забраться в окно и попытаться вытащить родителей, но разбушевавшийся огонь не позволил этого сделать. Ветер раздул пламя, и оно охватило пространство вокруг дома. Сарай, надворные постройки, поле и лес – все скрылось в огне. Мальчик использовал единственную возможность спастись – бросился в корыто с водой, из которого пили коровы, а потом побежал по лугу прочь от настигающего его пламени. В течение той недели, что Лестер жил у нас, он часто просыпался по ночам и кричал: его мучили кошмары, он постоянно слышал вопли родителей, взывающих о помощи.
Представив агонию несчастных, я покачал головой.
– Никто так и не узнал, что стало причиной пожара?
– Лестер говорил, что на кухне испортилась розетка. Вроде бы отец собирался починить ее на следующий день.
– В таких вопросах я разбираюсь. Похоже на короткое замыкание, – заметил я. – Огонь может распространиться по проводке по всему дому, а когда вырвется наружу, здание вспыхнет в разных местах одновременно.
– По словам Лестера, пожар охватил дом с ужасающей быстротой.
– А что было потом? Вы сказали, он оставался у вас примерно неделю?
– Мы хотели, чтобы мальчик задержался подольше, но однажды утром жена пошла посмотреть, как у него дела, и никого не обнаружила.
– Он исчез?
– Мы купили ему кое-что из одежды. Эти вещи тоже исчезли. Пропала наволочка. Должно быть, он использовал ее в качестве дорожного мешка. Лестер взял на кухне хлеб, выпечку, холодное мясо.
– Он ушел посреди ночи? Но почему?
– Думаю, объяснением служит тот факт, что я – священнослужитель и дом мой стоит рядом с храмом.
– Не понимаю. Лестер вырос в религиозной семье. Соседство с церковью не должно было его раздражать.
– Их вера в корне отличается от моей.
– И все равно я не понимаю...
– Денты верили, что Господь отвернулся от людей из-за их греховных наклонностей. А я проповедую, что Бог любит нас, потому что мы – его дети. Подозреваю, что накануне Лестер слышал, как я репетировал воскресную проповедь. Возможно, он решил, что слышит речи самого дьявола.
– И вы никогда больше его не видели?
– Нет, не видел – до тех пор, пока в прошлом году агент ФБР не показал мне эту фотографию.
В отчаянии я уставился на снимок. Фотография Лестера Дента, а не моего брата. Все надежды рухнули.
Взгляд преподобного Бенедикта стал еще печальнее.
– Мы с женой хотели иметь детей, но не получилось. Пока Лестер набирался сил, мы тешили себя надеждой, что сможем стать его опекунами. Когда он исчез, мы переживали так, словно потеряли собственного сына.
Старик грустно посмотрел на кладбище, расположенное за кустами роз.
– Прошлым летом она умерла.
– Мне очень жаль...
– Господи, как мне ее не хватает.
Преподобный опустил голову и посмотрел на свои морщинистые руки.
– В последний раз я слышал о Лестере через месяц после того, как он оставил нас, – произнес старик. – Он оказался в Логанвилле. Это городок примерно в ста милях на восток отсюда. Знакомый священник рассказал о некоем несчастном юноше, который внезапно появился однажды в их краях. Члены конгрегации позаботились о нем. Я поехал туда, чтобы выяснить, не Лестер ли это, я надеялся убедить его вернуться к нам, но к тому времени он снова исчез. Если бы только мне удалось уговорить его остаться с нами... – Преподобный горестно вздохнул. – Возможно, тогда бы он никому не причинил страданий.
– Вы сделали для него все возможное. Во всем виноват сам Лестер.
– Только Господь может решать это.
Долгий рассказ явно истощил силы старика. Я встал со скамьи и пожал ему руку.
– Благодарю вас, преподобный. Эта история причинила вам боль. Простите за то, что навел вас на неприятные воспоминания.
– Я стану молиться за вас.
– Ваша молитва мне поможет. Вы сказали, что Оруэлл и Юника жили к югу от города?
– Примерно в восьми милях.
– Вероятно, там все сейчас изменилось?
– В известной степени. Однако если поедете туда, то сгоревшую ферму заметите прямо с шоссе.
6
Не помню, как добирался до фермы Дентов. Меня настолько ошеломил рассказ священника, что я просто чудом не съехал с узкой дороги и не врезался во что-нибудь.
Собственно, я не понимал, зачем мне надо попасть на то место, где случился пожар. Но альтернативой являлась бессмысленная поездка назад в Денвер, что не годилось совершенно. В голове звучали те самые слова Пейна: "Никогда не помешает посетить нужные места и увидеть людей, о которых хочешь что-либо узнать".
Сгоревшая ферма Дентов была одним из таких мест.
Указатель на обочине дороги сильно пострадал от дождей и ветров и почти полностью зарос кустарником. Однако что-то в моем подсознании заставило меня обратить на него внимание.
Большой фанерный щит. Некогда черные буквы выгорели на солнце и стали светло-серыми.
"Покаяние".
Одно слово, но я сразу понял, что въезжаю на территорию страны Дентов.
Сразу за лугом виднелся большой дом. До него было далеко, но даже на значительном расстоянии мне удалось определить, что ветхая постройка готова вот-вот рухнуть. Рядом с домом стоял сарай с провалившейся крышей.
Но преподобный Бенедикт утверждал, что владения Оруэлла Дента находились слева от дороги. Я сосредоточил внимание в этом направлении и вскоре заметил обожженные пни, окаймлявшие поле, на котором вперемежку с разнотравьем стояла рожь высотой по колено.
Я направил машину в рощу, в которой мертвые обуглившиеся стволы стояли рядом с молодыми деревцами, одетыми в буйную листву. За рощей снова открылось чистое пространство, и я увидел заросшую бурьяном пашню. Борозды тянулись примерно на четверть мили, упираясь в высокий холм.
Дорогу перегородили железные ворота. Цепной запор был закрыт на замок. Я выбрался из машины и убедился, что заперто надежно.
Порыв свежего ветра донес до меня брызги дождя. Совсем недавно небо было пронзительно голубым, но сейчас оно замглилось, а на горизонте появились свинцовые тучи. Через пару часов хлынет ливень. И все же я достал из машины свой рюкзак, в который заранее уложил запас продуктов, воду, плащ и прочие необходимые в дороге вещи. Прежде всего я позаботился о плаще, потому что по личному опыту знал: самая безобидная прогулка в лесу может перерасти в приключение, полное опасностей. Кроме того, твердо запомнил то, что случилось четверо суток назад. Поэтому в рюкзаке лежал и мой пистолет.
Карабкаясь через забор, я с удовлетворением ощущал тяжесть рюкзака на своей спине. Спрыгнул по ту сторону забора, подняв кроссовками облачка пыли. Двинулся вперед. Оглянувшись на окружавшие меня кусты, вспомнил о том, что мы с Кейт и Джейсоном делали прошлым летом – еще до того, как их у меня похитили.
Друг-архитектор купил хижину высоко в горах. Деревья и подлесок почти скрывали старое здание, поэтому в одно из воскресений он пригласил друзей расчистить место – в обмен на барбекю и то количество пива, которое мы сможем выпить. Наше семейство оказалось в числе приглашенных. Джейсон считал, что это будет замечательно – работать плечом к плечу рядом со мной, растаскивая срубленные ветви, и меня распирало от гордости, когда малыш усердно трудился, стараясь помочь отцу. Кейт долго смеялась, увидев его перепачканное потом и пылью лицо. Выглядел он просто как поросенок.
Я шел по лугу и с отчаянием думал о том, что ни на шаг не приблизился к разгадке мучившей меня тайны. Где мои жена и сын? Как их найти?..
Солнце било в лицо, от быстрой ходьбы пот градом катился по телу, джинсы и рубашка липли к коже.
Четверть мили кончилась быстро. Меня переполняло нетерпение, так что я смог бы бежать километр за километром, что и практиковал в Денвере. Но там это был всего лишь способ отвлечься от мрачных мыслей...
Я достиг края заброшенной пашни и замедлил шаг. Холм, замеченный мною с дороги, оказался огромной грудой почерневших обгорелых бревен. Их покрывала мертвая листва. Все поросло колючим кустарником и ядовитым плющом. За этим заброшенным пожарищем возвышалось второе, такое же обугленное и одичавшее – скорее всего, сарай.
На лбу проступил холодный липкий пот. Жуткое место. Меня пробрала дрожь, но нельзя было не почувствовать всего трагизма случившегося здесь много лет назад. В тридцати футах от места, где я стоял, родители Лестера Дента сгорели заживо. И эта мысль заставила меня снова содрогнуться от ужаса.
Собственно, я не понимал, зачем мне надо попасть на то место, где случился пожар. Но альтернативой являлась бессмысленная поездка назад в Денвер, что не годилось совершенно. В голове звучали те самые слова Пейна: "Никогда не помешает посетить нужные места и увидеть людей, о которых хочешь что-либо узнать".
Сгоревшая ферма Дентов была одним из таких мест.
Указатель на обочине дороги сильно пострадал от дождей и ветров и почти полностью зарос кустарником. Однако что-то в моем подсознании заставило меня обратить на него внимание.
Большой фанерный щит. Некогда черные буквы выгорели на солнце и стали светло-серыми.
"Покаяние".
Одно слово, но я сразу понял, что въезжаю на территорию страны Дентов.
Сразу за лугом виднелся большой дом. До него было далеко, но даже на значительном расстоянии мне удалось определить, что ветхая постройка готова вот-вот рухнуть. Рядом с домом стоял сарай с провалившейся крышей.
Но преподобный Бенедикт утверждал, что владения Оруэлла Дента находились слева от дороги. Я сосредоточил внимание в этом направлении и вскоре заметил обожженные пни, окаймлявшие поле, на котором вперемежку с разнотравьем стояла рожь высотой по колено.
Я направил машину в рощу, в которой мертвые обуглившиеся стволы стояли рядом с молодыми деревцами, одетыми в буйную листву. За рощей снова открылось чистое пространство, и я увидел заросшую бурьяном пашню. Борозды тянулись примерно на четверть мили, упираясь в высокий холм.
Дорогу перегородили железные ворота. Цепной запор был закрыт на замок. Я выбрался из машины и убедился, что заперто надежно.
Порыв свежего ветра донес до меня брызги дождя. Совсем недавно небо было пронзительно голубым, но сейчас оно замглилось, а на горизонте появились свинцовые тучи. Через пару часов хлынет ливень. И все же я достал из машины свой рюкзак, в который заранее уложил запас продуктов, воду, плащ и прочие необходимые в дороге вещи. Прежде всего я позаботился о плаще, потому что по личному опыту знал: самая безобидная прогулка в лесу может перерасти в приключение, полное опасностей. Кроме того, твердо запомнил то, что случилось четверо суток назад. Поэтому в рюкзаке лежал и мой пистолет.
Карабкаясь через забор, я с удовлетворением ощущал тяжесть рюкзака на своей спине. Спрыгнул по ту сторону забора, подняв кроссовками облачка пыли. Двинулся вперед. Оглянувшись на окружавшие меня кусты, вспомнил о том, что мы с Кейт и Джейсоном делали прошлым летом – еще до того, как их у меня похитили.
Друг-архитектор купил хижину высоко в горах. Деревья и подлесок почти скрывали старое здание, поэтому в одно из воскресений он пригласил друзей расчистить место – в обмен на барбекю и то количество пива, которое мы сможем выпить. Наше семейство оказалось в числе приглашенных. Джейсон считал, что это будет замечательно – работать плечом к плечу рядом со мной, растаскивая срубленные ветви, и меня распирало от гордости, когда малыш усердно трудился, стараясь помочь отцу. Кейт долго смеялась, увидев его перепачканное потом и пылью лицо. Выглядел он просто как поросенок.
Я шел по лугу и с отчаянием думал о том, что ни на шаг не приблизился к разгадке мучившей меня тайны. Где мои жена и сын? Как их найти?..
Солнце било в лицо, от быстрой ходьбы пот градом катился по телу, джинсы и рубашка липли к коже.
Четверть мили кончилась быстро. Меня переполняло нетерпение, так что я смог бы бежать километр за километром, что и практиковал в Денвере. Но там это был всего лишь способ отвлечься от мрачных мыслей...
Я достиг края заброшенной пашни и замедлил шаг. Холм, замеченный мною с дороги, оказался огромной грудой почерневших обгорелых бревен. Их покрывала мертвая листва. Все поросло колючим кустарником и ядовитым плющом. За этим заброшенным пожарищем возвышалось второе, такое же обугленное и одичавшее – скорее всего, сарай.
На лбу проступил холодный липкий пот. Жуткое место. Меня пробрала дрожь, но нельзя было не почувствовать всего трагизма случившегося здесь много лет назад. В тридцати футах от места, где я стоял, родители Лестера Дента сгорели заживо. И эта мысль заставила меня снова содрогнуться от ужаса.