Неожиданно проснувшись, я обнаружил, что лежу на холодной траве возле потухшего костра, от которого остались едва тлеющие угли. Испугавшись, я схватил здоровой рукой пучок сухих веток, бросил на покрытые пеплом угли и поворошил их. Ветки тут же ярко вспыхнули. Я начал осторожно подкладывать сучья побольше, стараясь справиться со страхом смерти от переохлаждения. Потом всухомятку пожевал орехов и изюма. Помолился, чтобы мысли о Джейсоне прояснили мой разум. Следил за огнем и размышлял о Пити.
   И больше не заснул.

17

   Поначалу ощущение было мимолетным, словно относилось к области воображаемого. Мне почудилось, что моего лица в темноте коснулось невидимое холодное перышко. Потом послышалось слабое шипение на горячих камнях вокруг костра. Сразу вспомнилось, как шипит на плите сбежавший кофе. Неожиданно подул холодный, порывистый ветер.
   Я потряс головой и огляделся, всматриваясь в серые рассветные сумерки. Первым моим побуждением было навалить побольше дров на костер, но снег на камнях шипел все громче, а солнце поднялось достаточно высоко, чтобы появилась возможность разглядеть белую пелену на окружавшей меня траве. В небе висели низкие тяжелые тучи. Сколько бы дров я ни бросал в костер, огонь ослабевал, а вместо него вверх поднимался густой дым.
   Я запаниковал и схватился за рюкзак. Когда мы съезжали с шоссе, Пити говорил Джейсону, что в начале июня в горах вполне может пойти снег. По телевидению метеорологи иногда предупреждали, что на больших высотах погода портится совершенно внезапно. Но этот снегопад не прогнозировали, и я рассчитывал, что с машиной и палаткой бояться нечего, а теперь ругал себя за то, что хорошенько не продумал все неожиданности, которые могут возникнуть в походе.
   От хайвея мы добирались приблизительно полчаса. Посматривая на сгущающиеся тучи, я пытался прикинуть, сколько миль мне придется идти пешком. Горная дорога была просто ужасной: мы ехали по пересеченной местности со скоростью не больше двадцати миль в час. Значит, до магистрали примерно десять миль. Но с разбитыми коленями мне потребуется часов пять-шесть, чтобы их преодолеть. И это в одежде, совсем не предназначенной для подобных погодных условий.
   А снег шел все гуще. Ветер усиливался, и я начал понимать, что могу просто не найти дорогу к шоссе, потому что сквозь белесую пелену уже нельзя было разглядеть озеро. Буду бродить кругами, пока не упаду... Конечно, если бы я умел пользоваться купленным компасом, то появились бы дополнительные шансы. Если бы... Такими мыслями горю не поможешь. Поможет страх за Джейсона.
   И ненависть к Пити.
   Вспомнив о Джейсоне, я неожиданно представил себе последний разговор с ним.
   Скальная площадка.
   "Где та пещера, про которую ты рассказывал?" – спросил он.
   Пещера.
   Если сумею найти ее до того, как метель усилится...
   Собрав все силы, я бросился в осинник. Меня сразу обступили сумерки, видимость резко ухудшилась, но я упорно пробирался вправо, к ручью, чтобы иметь четкий ориентир.
   Я шагал между деревьев по краю бурного потока, а вокруг меня на землю и воду падал густой снег. Белые хлопья становились все крупнее. Мои теннисные туфли полностью утопали в снежном покрове.
   Теннисные туфли... Купил компас, которым не умею пользоваться, но не захотел приобрести крепкие походные ботинки, как советовал продавец. "Они мне не потребуются, – ответил я ему. – Мы не собираемся совершать дальние переходы".
   Тем временем ноги начали отмерзать. Хромая, я поднимался по склону, ожидая, что вот-вот поскользнусь на каком-нибудь камне и покачусь назад. Насколько точно я помню, где находится пещера? Где-то на другой стороне ручья, но вдруг она представляет собой всего лишь углубление в скале, которое показалось тринадцатилетнему мальчишке огромной пещерой?..
   Склон привел меня к крутому каменному уступу, тянувшемуся влево. По мере того как я продвигался вдоль него, осинник сменился соснами. Колючие ветви хлестали по рукам и царапали лицо. Снегопад усилился, и я испугался, что не замечу пещеру и пройду мимо нее. Летом туристы найдут мое тело – или то, что оставят от него добрые санитары леса.
   Я же архитектор, а не специалист по выживанию!.. Вот и рук уже почти не чувствую. Какого черта не положил перчатки в рюкзак? Брэд, ты настолько глуп, что вполне заслуживаешь смерти.
   Огибая огромную сосновую ветвь, я потерял равновесие, упал и чуть не ударился головой о большой валун. Глупец. Я вполне заслуживаю...

18

   Я же архитектор...
   Неясная мысль промелькнула в моем затуманенном мозгу.
   Знаю, как...
   Мысль постепенно обретала законченность, заставляя обратить внимание на камень, о который я едва не размозжил голову.
   ...как правильно строить.
   С трудом поднявшись на ноги, я обнаружил, что по высоте валун доходит мне до груди. Второй крупный камень в пяти футах от него был лишь ненамного ниже. Оба валуна располагались вблизи скалы, которая вполне могла послужить третьей стеной.
   – Как правильно строить, – повторил я.
   Я шагнул к сосновой ветке, которую хотел обогнуть, навалился на нее всем весом и ощутил мимолетную радость, когда в тишине леса раздался громкий треск. Дергая изо всех сил, подтащил сломанный сук к валунам и взвалил его наверх. Потом сломал еще несколько ветвей, стремясь создать подобие крыши.
   Руки от холода болели так, что из глаз лились слезы, которые замерзали прямо на щеках. Но у меня не было времени, чтобы засунуть исцарапанные, кровоточащие ладони под одежду и согреть их на теле. Слишком многое нужно было сделать.
   Не обращая внимания на истерзанные руки, не останавливаясь ни на секунду, я лихорадочно выгреб ногами весь снег между двумя валунами, добавив его в сугроб, уже образовавшийся снаружи укрытия, потом воткнул в землю у входа две разлапистые сосновые ветви, создав дополнительную защиту от ветра. Предстояло еще собрать сухие сучья и листья, чтобы сложить их внутри импровизированного укрытия.
   В задней части шалаша, между валуном и скалой, я оставил небольшое отверстие, рассчитывая, что через него будет вытягивать дым. Защитившись от ветра и снега, я уже не так сильно страдал от холода, но руки у меня почти не слушались, когда я начал укладывать листья и ветки небольшой кучкой.
   Достав спичечный коробок, я тут же уронил его на землю, а потом с великим трудом сумел извлечь одну спичку. Пальцы были словно чужие, спичка выпала из них и тут же намокла. Пришлось доставать другую. Я чиркнул ею о коробок; она вспыхнула и упала на кучку листьев и веточек, но не потухла, и костерок разгорелся. Заструился дымок. Я затаил дыхание, чтобы не кашлять. Подталкиваемый теплом, дымок устремился к отверстию в задней части шалаша.
   Во рту пересохло так, что горло начало распухать, ограничивая доступ воздуха в легкие. Теперь мне уже было все равно, что пить; я вытянул правую руку наружу, зачерпнул снега и поднес его ко рту.
   И сразу же пожалел об этом. От тающего снега губы и язык онемели еще сильнее. Я почувствовал, как по телу прошел озноб. Меня стала колотить дрожь. Смутно вспомнилась телевизионная передача, в которой туристов предупреждали, что использовать снег вместо воды нельзя: тело тратит слишком много тепла на то, чтобы он растаял, и опасность переохлаждения резко возрастает.
   Несколько капель талой воды не помогли – почти сразу мои губы снова стали сухими. Распухший язык заполнил рот и забил глотку. Я насколько отупел, что очень долго сидел и слепо смотрел на металлический водонепроницаемый контейнер со спичками, прежде чем в голове не прояснилось и я не сообразил, что следует делать.
   Дрожащими руками переложив спички в пластиковую аптечку, я взял контейнер, высунул его наружу, плотно набил снегом и поставил поближе к огню.
   Снег медленно растаял. Не желая обжечь пальцы, я натянул на ладони рукава рубашки и осторожно взял горячую емкость. Контейнер имел всего полдюйма в толщину, поэтому вмещал влаги не больше, чем рюмка в шесть унций, – только один глоток. Я велел себе дождаться, пока вода остынет, потом взял емкость, поднес к губам, подул на воду и выпил теплую горьковатую влагу. Иссохший рот впитал ее раньше, чем я успел сделать глоток.
   Высунувшись наружу, я еще раз зачерпнул снег контейнером. Металл, сохранивший тепло, почти сразу растопил его. Я сделал еще глоток, и снова жидкость не достигла горла. Я повторил операцию несколько раз, подкладывая в огонь ветки и палки.
   Наконец я напился. Когда во рту стало достаточно влажно, я достал из рюкзака пластиковую упаковку с орехами и изюмом и перекусил, стараясь жевать долго и тщательно. Волнуясь за Джейсона, проклиная Пити, я сидел и смотрел на огонь.

19

   Я плохо помню, как выбирался наружу, чтобы отгрести снег от дымохода и собрать дрова. Все было как в тумане. Пару раз, когда я просыпался, оказывалось, что огонь погас. Я не замерз до смерти только благодаря тому, что валуны вбирали тепло костра.
   Заметив, что повязка на левом предплечье насквозь пропиталась кровью, я отнесся к этому со странным равнодушием. Мне уже казалось, что это вовсе не моя рука. Даже когда сквозь ветви и сугробы я увидел солнечный свет, то никак не отреагировал, будто меня это совершенно не касалось.
   Время словно остановилось.
   Возможно, я так и пролежал бы до тех пор, пока силы не иссякли окончательно, но этому помешала вода, просочившаяся сквозь кровлю. Холодные капли упали мне прямо на глаза, заставив вздрогнуть.
   Солнце светило ослепительно ярко. Я поворочал головой. Капли стали падать в рот – у них был привкус скипидара. Потом до меня дошло, что это не скипидар, а сосновая смола. Закашлявшись, я стал отплевываться, потом сел, чтобы найти сухое место.
   Капель тем временем превратилась в настоящий дождь. Я схватил рюкзак и стал поспешно выбираться наружу.
   Солнце грело просто восхитительно. Снежный покров исходил ручейками. У меня почти сразу промокли ноги, но это была уже не та, вчерашняя смертельная сырость – меня согревало солнце, и я даже не дрожал.
   По тому, как высоко поднялось солнце, я определил, что до полудня осталось несколько часов. Хотя мое тело и не желало двигаться, было совершенно понятно, что если не воспользоваться улучшением погоды, то второй шанс на спасение может и не появиться.
   Повернувшись, я долго смотрел на свой шалаш. Он был построен кое-как и черт знает из чего, словно его соорудил ребенок, и все же ни одним своим проектом я еще так не гордился.
   Пора было спускаться. Снег блестел на солнце, слепя глаза. К тому времени, когда солнце достигло зенита, почти весь снежный покров растаял, а земля превратилась в грязь.
   Я пересек луг, но тропинки не было видно; не имея ориентиров, оставалось двигаться только дальше вниз, по направлению к прогалине, надеясь, что дорога проходит именно там.
   Совершенно не помню, как я добрался до Девятого хайвея, как потерял сознание и меня нашел проезжавший мимо водитель. Кажется, это случилось на закате. Очнулся я в небольшой больнице в городке, который назывался Фриско.
   К тому моменту в больницу вызвали патрульного полицейского. Наклонившись над койкой, он пытался расспросить меня о том, что со мной случилось. Как оказалось, ему потребовалось двадцать минут, чтобы добиться чего-то вразумительного. Я постоянно звал Джейсона, словно сын был где-то рядом.
   На мое левое предплечье доктор наложил несколько швов. Он обработал и забинтовал кисти рук, которые, по его словам, могли быть обморожены.
   Вернулся полицейский – он выходил, чтобы поговорить по телефону.
   – Мистер Дэннинг, полиция Денвера выслала патрульную машину к вашему дому. Свет в окнах не горел. На звонок в дверь никто не ответил. Когда посветили фонариком в окно гаража, то увидели ваш "форд-экспедишн".
   – В гараже? Ничего не понимаю. Почему Пити вернулся домой?
   И тут в мозгу у меня словно что-то взорвалось.
   Мне показалось, что я все понял.
   – Господи!
   Доктор и патрульный едва смогли удержать меня на кровати.
   – Офицеры разбили стекло, проникли в ваш дом и тщательно его осмотрели. Внутри никого нет. Мистер Дэннинг, у вас есть другой автомобиль?
   – Какая разница... – В висках у меня стучало. – У моей жены "вольво".
   – Но его в гараже нет.
   Я недоуменно посмотрел на полисмена.
   – Должно быть, машину угнал этот ублюдок. Но почему? И где мои жена и сын?
   Патрульный отвел глаза в сторону.
   – Ваша спальня и комната сына разграблены, – произнес он.
   – Что?!
   – Ящики шкафов выдвинуты, одежда разбросана. Денверские офицеры говорят, что у вас там настоящий разгром – будто кто-то срочно уезжал.
   Я закричал.

Часть вторая

1

   Как ни умолял я отпустить меня домой, доктор отказался сделать это раньше следующего утра.
   Патрульный отвез меня в Денвер. Правое запястье ныло от боли – доктор поставил мне капельницу. Проведя двое суток без пищи, я должен был есть с волчьим аппетитом, но эмоциональный шок оказался сильнее голода. Я заставлял себя жевать банан, откусывая понемножку, и маленькими глотками пил апельсиновый сок.
   Мы свернули на нашу улицу. Я увидел клены перед домом, фургон и карету скорой помощи, а на обочине – автомобиль полиции Денвера. Поодаль стояли остальные машины, в том числе местных телевизионных каналов.
   Я вышел из автомобиля и сразу узнал репортершу с микрофоном, которая устремилась ко мне. За ее спиной маячил оператор с камерой на плече. Телевизионщик из конкурирующей с ними фирмы значительно отстал. Из остальных машин тоже валом повалили ловцы сенсаций.
   – Черт возьми, как они обо всем узнали? – пробормотал я.
   – Пройдемте в дом.
   Расставив руки, патрульный постарался сыграть роль барьера, пока я пересекал газон. Брюки и рубашка, которые одолжил мне доктор (мои собственные превратились в лохмотья), оказались очень велики и усиливали ощущение дискомфорта.
   Мне удалось заскочить в дом и захлопнуть дверь перед носом многочисленных репортеров, громко выкрикивавших мое имя. Но спокойнее от этого не стало. Полицейский офицер, несколько мужчин в спортивных костюмах и какие-то люди с лабораторным оборудованием стояли в зале, что-то живо обсуждая.
   Ко мне подошел какой-то усач.
   – Мистер Дэннинг?
   Кивнув головой, я почувствовал тошноту.
   – Я лейтенант Уэббер. А это – сержант Пендлтон. Он указал на мужчину помоложе, худощавого и чисто выбритого.
   – Мы проверили чердак, подвал и посадки позади дома. Никаких следов вашей жены и сына, – сообщил Пендлтон.
   Мгновение я не мог сообразить, о чем говорит детектив. Офицеры, проникшие в дом предыдущей ночью, уже сообщили, что Кейт и Джейсона здесь нет. Если Пити увез их на "вольво" Кейт, то зачем полиции проверять чердак и...
   Когда я понял, что они ищут спрятанные трупы, мне стало совсем нехорошо.
   – Вы неважно выглядите, мистер Дэннинг. Присядьте-ка лучше.
   Уэббер повел меня в большую комнату, и находившиеся в ней люди расступились в разные стороны.
   – Сейчас принесу воды.
   Несмотря на докторову капельницу, мне все еще было довольно плохо. Когда детектив вернулся с полным стаканом воды, я на мгновение потерял ориентацию, почувствовав себя так, словно находился не в своем доме, а где-то далеко-далеко.
   Кое-как зажав стакан в перебинтованных ладонях, я сделал глоток. Желудок не хотел ничего принимать, даже воду.
   Я с трудом произнес:
   – Значит, вы понятия не имеете, где находятся мои жена и сын?
   – Пока нет, – ответил Уэббер. – Полиция штата работает с информацией, которую вы уже сообщили, но нам необходимо задать вам несколько вопросов. – Он взглянул на мое исцарапанное лицо. – У вас хватит сил на них ответить?
   – Чем быстрее отвечу, тем скорее получу назад свою семью.
   Детективы переглянулись. Только позже я понял, что означал этот взгляд: в отличие от меня они не были уверены в благополучном исходе дела.
   Пендлтон посмотрел на кончики моих пальцев, выглядывающих из бинтов.
   – Не помешало бы... Короче, нам нужны отпечатки ваших пальцев.
   – Отпечатки пальцев... Но для чего?
   – Чтобы мы не спутали их с отпечатками человека, похитившего вашу семью. В какой комнате он спал?
   У меня перехватило дыхание.
   – Наверх по лестнице и налево. Комната в конце коридора. Справа.
   – Это та, в которой на кровати лежит бейсбольная перчатка, – сказал Уэббер одному из экспертов.
   – Бейсбольная перчатка? – вмешался я. – На его кровати?
   Пендлтон нахмурился.
   – Да. Это важно?
   – Она принадлежала Пити много лет назад.
   – Не понимаю.
   – Этим он хотел сказать, что ему больше не нужна эта рухлядь. Потому что он получил кое-что получше.
   – Помедленнее, мистер Дэннинг. Мы не улавливаем смысла.
   Пока эксперт накладывал мои пальцы на подушечку с чернилами и наносил отпечатки на разграфленный лист бумага, я попытался изложить им суть дела как можно доходчивей.

2

   – Давно пропавший брат?
   – Господи, ну да...
   – Но почему вы уверены, что это именно ваш брат?
   – Он рассказал мне о вещах, которые мог знать только Пити.
   Детективы снова переглянулись.
   – Что-то не так? – спросил я.
   – А вы подумайте сами, – отозвался Уэббер. – Может быть, вы услышали то, что и хотели услышать от него. Некоторые мошенники превосходно владеют да ром убеждения и могут заговорить кого угодно. И люди, которых они решают одурачить, легко клюют на приманку.
   – Нет. Я его проверял. Он не ошибался даже в мельчайших деталях.
   – Встречаются невероятно умные аферисты...
   – Тогда я ничего не понимаю. Цель мошенника – грабеж. Ему просто следовало дождаться, когда Кейт и я уйдем на работу, а Джейсон – в школу. В его распоряжении был целый день, чтобы вынести из дома все, что угодно. Для этого не требовалось меня убивать. Здесь что-то личное. Это мог сделать только Пити!
   Пендлтон сделал успокаивающий жест:
   – Мы просто пытаемся понять человека, которого должны разыскать.
   – Да послушайте же, жулик не может быть настолько глуп, чтобы усугублять простой грабеж убийством и похищением людей!
   – Если только он не склонен к насилию.
   Взгляд Уэббера заставил меня вздрогнуть. До сих пор мне удавалось убеждать себя, что Джейсон и Кейт живы. Теперь впервые я вынужден был допустить, что Джейсон мог погибнуть еще в горах, а тело Кейт покоится в какой-нибудь яме.
   Я чуть не зарыдал.
   Кажется, Пендлтон решил отвлечь меня от дурных мыслей; видимо, он заметил, что я близок к истерике.
   – У вас случайно нет его фотографии?
   – Нет.
   – Вы так радовались воссоединению с братом, что даже не снялись вместе?
   – Вот именно.
   Мне хотелось кричать. Если бы только я не впустил в дом чужака...
   Но ведь он не чужак, твердил я себе.
   Что, черт возьми, со мной происходит? Двадцать пять лет прошло, и Пити стал чужим?
   – Мистер Дэннинг!
   Я взглянул на Пендлтона и сообразил, что тот уже несколько раз позвал меня по имени, пытаясь привлечь внимание.
   – Если вам не трудно, обойдите дом и скажите, что пропало.
   – Хорошо.
   Они дали мне перчатки из латекса и сами надели такие же.
   Неверными шагами я пошел по комнатам первого этажа и сразу заметил, что исчезло столовое серебро, которое Кейт унаследовала от бабушки, – раньше оно всегда стояло в шкафу в обеденном зале. Пропал и серебряный чайный сервиз. Не оказалось на месте видеоплеера и DVD-плеера, а также дорогого аудиовидео-ресивера.
   – Телевизор он тоже забрал бы, – с горечью сказал я. – Но у него диагональ сорок шесть дюймов, так что в "вольво" не затащишь... Не понимаю, почему он не уехал на моем "форде"? Там салон вместительнее. Мог бы украсть побольше вещей.
   Уэббер пристально посмотрел на меня.
   – Мы поговорим об этом позже. Давайте закончим осмотр дома.
   В кухне не оказалось микроволновки и кухонного комбайна. Из гаража исчезли все компактные электроинструменты. Из моего кабинета пропал ноутбук.
   – Как насчет огнестрельного оружия? – спросил Пендлтон. – Оно было в вашем доме? Этот человек что-нибудь забрал?
   – Оружия не было.
   – Даже охотничьего ружья?
   – Нет. Я не охотник.
   Поднявшись по лестнице наверх, я замер на пороге комнаты Джейсона. Шкафы открыты, ящики выдвинуты, одежда разбросана по полу...
   Мне потребовалось собрать всю оставшуюся волю, чтобы зайти в комнату сына и обвести ее взглядом.
   – Сын хранил свои сбережения в коробке на столе.
   Денег там не оказалось.
   В нашей с Кейт спальне мне стало еще хуже. Перешагивая через платья жены, я подошел к встроенному шкафу.
   – Пропало четыре чемодана.
   Истина постепенно доходила до меня, и ноги настолько ослабли, что пришлось прислониться к дверному косяку.
   Раньше я думал, что Пити перевернул весь дом в поисках ценных вещей, но теперь увидел, что вещи Джейсона и Кейт не просто разбросаны – некоторые из них пропали. В душе затеплилась надежда.
   – Если бы Кейт и сына не было в живых, он не стал бы упаковывать их вещи, – сказал я детективам. – Они живы. Они должны быть живы.
   Как в тумане я продолжал обход дома. Исчезли некоторые мои вещи. Пропала заначка в пятьсот долларов, которую я хранил на всякий случай в ящике с бельем. Не оказалось на месте коробки с ювелирными изделиями Кейт и моих золотых часов "Ролекс", которые я надевал по особым случаям.
   Но все это не имело значения. Главное – Кейт и Джейсон живы...
   Эксперты тем временем фотографировали хаос, царивший в комнатах, и искали отпечатки пальцев. Чтобы не мешать им, детективы увели меня вниз. Снова возникло чувство, будто дом принадлежит уже не мне.
   – Так почему же "вольво"? – снова спросил я, слыша свой голос будто со стороны. – Вы обещали, что мы поговорим об этом. На "форде" он смог бы увезти больше вещей.
   – Это так, – неохотно подтвердил Пендлтон. – Но у "вольво" есть одно преимущество перед вашей машиной.
   – Не понимаю, что вы имеете в виду.
   – Багажник.
   От неожиданности я сел.
   – Багажник?
   – Может, не стоит вдаваться вдетали?
   – Нет, говорите! – Я ударил забинтованными ладонями по подлокотникам кресла, и руки пронзила резкая боль. – Я должен знать!
   Уэббер отвел глаза, словно не мог вынести моего взгляда.
   – Скорее всего, он вернулся сюда с мальчиком и принудил вашу жену к подчинению. Приходится допустить, что он воспользовался веревкой и кляпом...
   Мне показалось, что веревка врезается в мои собственные запястья.
   – Он не мог рисковать и везти их связанными прямо на заднем сиденье. Рано или поздно его должны были остановить, – добавил Пендлтон.
   – Значит, он закрыл их в...
   – Двери гаража были опущены, и никто не мог видеть, как он это делал.
   – Господи...
   Меня затошнило, когда я представил запах бензина и выхлопных газов.
   – Как же они дышали?
   Внезапно я вспомнил, с какой ненавистью Пити рассказывал, как мужчина и женщина запихивали его в багажник.
   Я вздрогнул, услышав телефонный звонок. Уэббер снял с пояса мобильник. Повернувшись ко мне спиной, он шагнул к пианино, на котором любила играть Кейт, и негромко произнес несколько фраз.
   Наконец опустил телефон и посмотрел на меня.
   – Есть новости? – тревожно спросил я.
   – Нашли "вольво". Стоянка на обочине Двадцать пятого шоссе.
   – А Кейт и Джейсон? Они...
   – В машине их не было. Полиция Вайоминга нашла автомобиль севернее Каспера.
   – Вайоминг?!
   – Похититель прекрасно понимал, что у него масса времени, что "вольво" хватятся только через несколько дней, – сказал Уэббер. – Но он понимал и другое: вашу жену могли где-то ждать в субботу вечером или вдруг пришли бы гости, а она не стала бы его об этом предупреждать.
   У меня похолодело внутри при мысли о том, что подонок мог причинить Кейт боль.
   – Наилучший вариант для похитителя – увезти ваших сына и жену как можно дальше еще до того, как кто-нибудь заподозрит неладное, – продолжил Уэббер. – Ближайший банкомат зарегистрировал, что в восемнадцать двадцать один с вашего счета были сняты пятьсот долларов – наибольшая сумма, которую можно получить в течение дня. Видеозапись зафиксировала мужчину, который снимал деньги, но он так наклонил голову, что лица не видно.
   Я покрылся холодным потом, когда понял, что Пити заставил Кейт назвать код нашего банковского счета.
   – Похоже, он ехал до наступления темноты, а потом украл другую машину на стоянке за Каспером. Жертвой, вероятнее всего, стал какой-нибудь водитель, ехавший в одиночку. Но его не нашли, поэтому мы допускаем, что его – или ее – преступник забрал с собой, вместе с вашим сыном и женой. Пока не найдем этого водителя, не узнаем, какую машину нам следует искать.
   – Господи, трое человек в багажнике?..
   Что-то в глазах детективов подсказало мне, о чем они думают.
   Такой опасный человек, как Пити, вполне мог положить в багажник три тела, но дышать смогли бы только двое. Возможно, водителя он убил.
   – Вайоминг? Но какого черта он едет в Вайоминг?!
   Неожиданно я вспомнил кое-что из рассказов Пити.
   – Монтана!
   – Вы говорите так, будто для вас это что-то значит, – произнес Пендлтон. – О чем вы?
   – Монтана ведь севернее Вайоминга.
   Они посмотрели на меня так, словно я бредил.