Страница:
У Сэвэджа глаза полезли на лоб.
Камичи… Шираи…
Имена смешались. Прошлое и настоящее стало реальностью. С единственной разницей.
Одетый в черное каратисткое ги, Камичи-Шираи сидел, скрестив ноги перед низеньким столиком, и пил чай. Пятидесятилетний, седовласый, несколько полноватый, с мягковатой линией нижней челюсти, бизнесмен-политик поднял голову и внимательно взглянул на пришедших. При их внезапном появлении он даже не вздрогнул. Он не был ни удивлен, ни поражен, ни смущен. А просто вздохнул, поставил чашку и кивнул.
Положив на стол покрытые мозолями от постоянных занятий каратэ руки, он подался вперед и медленно встал.
— Наконец-то, — произнес он.
— Но как?.. — Сэвэдж вошел в комнату. — Где?.. Вам же было необходимо скрываться. На нашем месте могли оказаться наемные убийцы, вернувшиеся, чтобы…
Окаменев, Сэвэдж растерялся и замолчал. Он внезапно понял, что Камичи-Шираи говорил по-английски, и с еще большим изумлением осознал, что вопросы его бесполезны, никчемны. Потому что Камичи-Шираи ни секунды не был в опасности, и, следовательно, не было причины прятаться от кого-либо.
— О, черт, — только и смог выдавить Сэвэдж.
— Примите, пожалуйста, мои скромные поздравления. — Камичи поклонился. — И мое величайшее уважение. Вы действительно настоящие профессионалы. И вы до конца исполнили долг, следуя кодексу чести.
Сэвэдж выдохнул, указывая пистолетом:
— Нас вели сюда.
— Правильно.
— Но зачем?
— Если вы опустите оружие, я объясню, — сказал Камичи.
Но Сэвэдж продолжал целиться.
— Ну уж, нет. Говорите, не то я вас…
— Пристрелите? — Камичи поразмышлял над этим и пожал плечами. — Не думаю. Потому что в таком случае вы никогда не…
— Говорите! — пальцы Акиры дрожали на рукоятке и курке. — Мы когда-нибудь раньше встречались?
— В каком-то смысле.
— В каком еще, черт побери, смысле? — палец Сэвэджа стал медленно давить курок.
— Опустите, пожалуйста, оружие, — сказал Камичи. — Нам многое необходимо обсудить. — Он покачал головой. — Но я не чувствую себя… разговаривающим? Разговаривательным?.. Как бы получше выразиться… в общем, не предрасположенным к разговору в таких экстремальных условиях.
— А вот мне, знаете ли, как-то все равно, — сказал Сэвэдж. — Может быть, если я вас пристрелю, мои кошмары…
— Нет — Камичи пошел вперед. — Они не закончатся. А наоборот — станут преследовать вас еще яростнее. Без ответов на ваши вопросы вас всегда будут раздирать на куски. Сомнения. Бред. Это касается вас обоих. До конца жизни.
Сэвэдж спокойно направил пистолет в грудь приближающегося Камичи.
— Зато вы умрете.
— И вы будете удовлетворены? — Камичи почти уперся в дуло сэвэджского пистолета.
— Ни с места.
— Неужели, убив меня, вы обретете покой? Подумайте хорошенько. Что вам нужно больше всего? — Камичи схватил пистолет Сэвэджа. — Ответы?
— Да. Но сейчас мне первым делом нужно, чтобы вы убрали руку с моего пистолета! До того, как я!.. — Сэвэдж выдернул дуло из пальцев Камичи, посмотрел в его темные немигающие глаза и опустил пистолет, краем глаза заметив, что Акира все еще целится. — Итак, ответьте на вопрос. Мы раньше встречались?
— Я бы предпочел ответить на другой вопрос, на тот, который вы не задали. — Камичи повел Сэвэджа в коридор. — Вас зовут…
Окруженный фантомами, призраками, Сэвэдж позволил Камичи вести его, понимая, что Акира пятится перед ними, направив пистолет японцу в грудь.
— Вас зовут… Хотите узнать, как вас зовут? — спросил Камичи, когда они дошли до коридора.
Сэвэдж решил поверить слову друга и бывшего напарника по SEALs, убитого в проулке Вирджиния-Бич.
— Меня зовут Роберт Дойль.
Камичи выглядел разочарованным.
— Вы знаете больше, чем я думал.
— Я мог бы еще сказать: “Роджер Форсайт”, но это вряд ли, потому что этим именем я пользовался в кошмаре, а все, что происходило в кошмаре — точнее, не происходило, — неправда.
— Ага, вы пользовались именем Роджера Форсайта по надобности. Как псевдонимом.
— Это я тоже принял во внимание, — ответил Сэвэдж. — Человек, которого я видел в кошмаре, — он назвался Филиппом Хэйли — гнался за мной в Токио. Преследуя меня в храме Мэйдзи, он не переставая называл меня Роджером Форсайтом. А когда я не отозвался на это имя, он крикнул: “Дойль!” Я тогда решил, что если бы он попытался позвать меня на публике, то сначала использовал бы ненастоящее имя, а уж после того, как увидел, что я на него не реагирую, рискнул бы крикнуть настоящее.
— Проницательно, — сказал Камичи.
— Так кто он такой?
— Его настоящее имя, разумеется, не Филипп Хэйли. Точно так же, как и Роджер Форсайт — это его псевдоним.
— Я спросил, кажется, кто он?
— Ваш связной из ЦРУ.
20
Камичи… Шираи…
Имена смешались. Прошлое и настоящее стало реальностью. С единственной разницей.
Одетый в черное каратисткое ги, Камичи-Шираи сидел, скрестив ноги перед низеньким столиком, и пил чай. Пятидесятилетний, седовласый, несколько полноватый, с мягковатой линией нижней челюсти, бизнесмен-политик поднял голову и внимательно взглянул на пришедших. При их внезапном появлении он даже не вздрогнул. Он не был ни удивлен, ни поражен, ни смущен. А просто вздохнул, поставил чашку и кивнул.
Положив на стол покрытые мозолями от постоянных занятий каратэ руки, он подался вперед и медленно встал.
— Наконец-то, — произнес он.
— Но как?.. — Сэвэдж вошел в комнату. — Где?.. Вам же было необходимо скрываться. На нашем месте могли оказаться наемные убийцы, вернувшиеся, чтобы…
Окаменев, Сэвэдж растерялся и замолчал. Он внезапно понял, что Камичи-Шираи говорил по-английски, и с еще большим изумлением осознал, что вопросы его бесполезны, никчемны. Потому что Камичи-Шираи ни секунды не был в опасности, и, следовательно, не было причины прятаться от кого-либо.
— О, черт, — только и смог выдавить Сэвэдж.
— Примите, пожалуйста, мои скромные поздравления. — Камичи поклонился. — И мое величайшее уважение. Вы действительно настоящие профессионалы. И вы до конца исполнили долг, следуя кодексу чести.
Сэвэдж выдохнул, указывая пистолетом:
— Нас вели сюда.
— Правильно.
— Но зачем?
— Если вы опустите оружие, я объясню, — сказал Камичи.
Но Сэвэдж продолжал целиться.
— Ну уж, нет. Говорите, не то я вас…
— Пристрелите? — Камичи поразмышлял над этим и пожал плечами. — Не думаю. Потому что в таком случае вы никогда не…
— Говорите! — пальцы Акиры дрожали на рукоятке и курке. — Мы когда-нибудь раньше встречались?
— В каком-то смысле.
— В каком еще, черт побери, смысле? — палец Сэвэджа стал медленно давить курок.
— Опустите, пожалуйста, оружие, — сказал Камичи. — Нам многое необходимо обсудить. — Он покачал головой. — Но я не чувствую себя… разговаривающим? Разговаривательным?.. Как бы получше выразиться… в общем, не предрасположенным к разговору в таких экстремальных условиях.
— А вот мне, знаете ли, как-то все равно, — сказал Сэвэдж. — Может быть, если я вас пристрелю, мои кошмары…
— Нет — Камичи пошел вперед. — Они не закончатся. А наоборот — станут преследовать вас еще яростнее. Без ответов на ваши вопросы вас всегда будут раздирать на куски. Сомнения. Бред. Это касается вас обоих. До конца жизни.
Сэвэдж спокойно направил пистолет в грудь приближающегося Камичи.
— Зато вы умрете.
— И вы будете удовлетворены? — Камичи почти уперся в дуло сэвэджского пистолета.
— Ни с места.
— Неужели, убив меня, вы обретете покой? Подумайте хорошенько. Что вам нужно больше всего? — Камичи схватил пистолет Сэвэджа. — Ответы?
— Да. Но сейчас мне первым делом нужно, чтобы вы убрали руку с моего пистолета! До того, как я!.. — Сэвэдж выдернул дуло из пальцев Камичи, посмотрел в его темные немигающие глаза и опустил пистолет, краем глаза заметив, что Акира все еще целится. — Итак, ответьте на вопрос. Мы раньше встречались?
— Я бы предпочел ответить на другой вопрос, на тот, который вы не задали. — Камичи повел Сэвэджа в коридор. — Вас зовут…
Окруженный фантомами, призраками, Сэвэдж позволил Камичи вести его, понимая, что Акира пятится перед ними, направив пистолет японцу в грудь.
— Вас зовут… Хотите узнать, как вас зовут? — спросил Камичи, когда они дошли до коридора.
Сэвэдж решил поверить слову друга и бывшего напарника по SEALs, убитого в проулке Вирджиния-Бич.
— Меня зовут Роберт Дойль.
Камичи выглядел разочарованным.
— Вы знаете больше, чем я думал.
— Я мог бы еще сказать: “Роджер Форсайт”, но это вряд ли, потому что этим именем я пользовался в кошмаре, а все, что происходило в кошмаре — точнее, не происходило, — неправда.
— Ага, вы пользовались именем Роджера Форсайта по надобности. Как псевдонимом.
— Это я тоже принял во внимание, — ответил Сэвэдж. — Человек, которого я видел в кошмаре, — он назвался Филиппом Хэйли — гнался за мной в Токио. Преследуя меня в храме Мэйдзи, он не переставая называл меня Роджером Форсайтом. А когда я не отозвался на это имя, он крикнул: “Дойль!” Я тогда решил, что если бы он попытался позвать меня на публике, то сначала использовал бы ненастоящее имя, а уж после того, как увидел, что я на него не реагирую, рискнул бы крикнуть настоящее.
— Проницательно, — сказал Камичи.
— Так кто он такой?
— Его настоящее имя, разумеется, не Филипп Хэйли. Точно так же, как и Роджер Форсайт — это его псевдоним.
— Я спросил, кажется, кто он?
— Ваш связной из ЦРУ.
20
— Кто?
Когда Сэвэдж задохнулся, услышав ответ Камичи, один шок наложился на другой. Потому что он услышал звук трения дерева о дерево. Повторяющийся. Частично совпадающий. По всему коридору открывались перегородки. Из комнат выходили люди — японцы — в костюмах, с оружием.
— Положите, пожалуйста, на пол ваши пистолеты, — сказал Камичи.
Акира резко гаркнул что-то по-японски. Камичи ответил очень спокойно и повернулся к Сэвэджу.
— Ваш товарищ говорит, что скорее пристрелит меня.
— И в этом он не одинок, — сказал, Сэвэдж прицеливаясь. — Если эти люди сделают хотя бы шаг, вы станете трупом.
— А я-то думал, вам нужны ответы, — покачал головой Камичи. — И, кроме того, если вы меня убьете — они убьют вас. И какой в этом будет прок? Нет, думаю, вам будет лучше подчиниться.
Японцы сделали вперед очень осторожный шаг. Сэвэдж прыгнул за спину Камичи. Чувствуя оглушительный стук крови в висках, он прижался спиной к стене и упер ствол пистолета Камичи в череп. Акира моментально оказался рядом, направив пистолет на приближающихся людей.
— Значит, Хэйли — мой связной из ЦРУ? — спросил Сэвэдж.
— Значит, вы не знаете, что работаете на Управление?
— А разве по моим вопросам не заметно?
— Отлично. Уловка удалась, — сказал Камичи. — А вы? — спросил он Акиру. — Вы-то хоть поняли, что работали на японскую разведку?
Акира совершенно обалдел.
— Ага, — сказал Камичи. — Интересно. Значит, план остается неизменным.
— Сукин ты сын, что ты с нами сотворил? — Сэвэдж со всей силы вдавил дуло пистолета в череп Камичи. Мечтая раскрошить его в мелкие кусочки.
— Вы сами ответили на свой вопрос. Несколько раньше.
— Когда? Как?
— Я привел вас сюда, — ответил Камичи.
— Начинаю понимать, — произнес Акира. — Сегодня. Вам ничего не грозило.
— Верно. А можете объяснить, почему?
Голос Акиры звучал так, словно его тошнило.
— Трупы. Столько… Это место… не подвергалось нападению. Убийцы не расстреливали всех этих людей. Потому что это были не убийцы. Эти люди… — Отвращение задушило Акиру, и он оборвал свою речь.
— Умерли по собственному желанию. Добровольно. Отважно. С честью, — сказал Камичи. — За своего даймио… за свою страну… за древние национальные традиции. И, разумеется, в первую очередь — за Аматерасу.
— Боже, — сказал Сэвэдж. Сознание завертелось. Казалось, коридор пошел полом вверх. — Черт, да ты ведь сумасшедший!
Японцы сделали еще шаг и подняли оружие. Сэвэдж схватился за костюм Камичи и потащил его к лестнице.
Акира нервно целился.
— Прикажите вашим людям остановиться. Иначе я вас убью. И их тоже.
— Но вы не понимаете! — Камичи казался странно спокойным, тревожно участливым. — Они готовы умереть, отдать свои жизни за даймио, за дух своего народа, за землю богов. Они хотят выполнить свое назначение, и соединиться с ками своих товарищей-самураев.
Сэвэдж задрожал. Он с ужасом понял размах безумия этого человека. И вспомнил резню в Джонстауне и последователей безумного вождя, которые были готовы сделать для него все, что угодно, даже заставили своих детей проглотить отравленный лимонад, а затем выпили его сами.
И тут же сдвинул перспективу, поменял свою логику на логику Камичи, напомнив, что абсолютно сумасшедшие и безнадежные психи уверяют самих себя в том, что они — единственные совершенно нормальные люди.
Но напомнил себе еще обо одном. Что здесь не Запад, а Восток. И вспомнил Мисиму, вспоровшего себе живот после того, как он призвал солдат вернуть страну к старым временам и выполнить долг перед богами.
Сэвэдж думал о сорока семи ронинах, которые ждали целых два года, выбирая время для мести за своего мертвого хозяина, и которые, после того как отрубили голову врагу своего даймио и положили ее на могилу, совершили сеппуку. В Америке джонстаунский фанатик считался чудовищем. В Японии Мисиму вспоминали с любовью, как человека, умершего за свои принципы. А сорок семь ронинов почитали за абсолютную преданность своему даймио.
И каким-то образом гайдзин Сэвэдж это понял, потому что его отец тоже пустил пулю себе в голову.
Но подобные мысли ничуть не убавили ужаса, творившегося вокруг.
— Теперь понятно, почему охрана не стреляла. Она добровольно… — Сэвэдж покачал головой. Несмотря на шок, он чувствовал уважение к этим людям, представляя их отвагу, их ошеломляющую уверенность, веру в Аматерасу, их убежденность, пересилившую страх смерти.
Сэвэдж заставил себя продолжить разговор, потому что чувствовал, как першит в горле и как звуки с трудом — словно его кто-то душит — вырываются изнутри.
— Они самостоятельно встали по стойке “смирно”. И позволили себя расстрелять. Совершенно спокойно отдали свои жизни… с честью приняли уникальный эквивалент сеппуку. Чтобы ваш народ думал, что это — ваши — враги их убили.
— Для гайдзина вы неплохо разбираетесь в наших традиционных ценностях, — признал Камичи.
— Кто же их застрелил? — спросил Акира. — Вы?
— Их товарищи-самураи, которых, в свою очередь, застрелили следующие, пока не осталась одна последняя группа.
Охранники сделали еще шаг вперед, прицеливаясь. Сэвэдж отчаянно потянул Камичи вдоль стены к лестнице, держа пистолет у его головы, пока Акира целился в телохранителей.
— Но наш разговор оказался весьма полезным, — сказал Камичи, чудовищно размеренным голосом, — потому что я понял, что ошибся.
— Вот уж что правильно, то правильно, — заявил Сэвэдж. — Эти люди не должны умереть, по крайней мере не за ваши бредовые…
— Я имел в виду их оружие, — произнес Камичи. Сэвэдж еще сильнее вжал дуло пистолета в череп Камичи, чувствуя, как на его хрупкую психику совершается очередной бандитский налет.
— Оружие?
— Я-то думал, что предусмотрел все детали, — продолжил Камичи. — Но теперь понял, что им следовало стрелять перед собственной смертью для пущего драматического эффекта. Подчеркнуть таким образом их преданность и стремление во что бы то ни стало меня защитить.
Сэвэдж чуть было не выпустил пулю в голову Камичи.
Это было настолько заманчиво.
“Нет, — прозвучал призрачный голос Грэма. — Не поддавайся эмоциям. Иначе ошибешься. Профессионал обязан быть объективным, разумным и держать себя в руках.”
“Разумным? — подумал Сэвэдж. — Как Камичи? Да, он, гаденыш, такой разумный, сволочь, психопат проклятый!”
“Но ведь ты нормальный. Терпи. Помни о своих обязательствах. Перед собой. Перед пятой профессией.”
“А вот это верно!” — согласился Сэвэдж.
Он слишком хорошо знал, что до сих пор жив только потому, что охрана Камичи не рискует напасть на них, когда их даймио угрожает прямая опасность.
Несмотря на соблазн, он знал, что невозможно… а ведь как хочется, черт, как хочется! Это было бы справедливо, правильно и, главное, порадовало бы душу, если бы он сейчас нажал курок.
Кошмарно разумный, нестерпимо рациональный голос Камичи вывел Сэвэджа из задумчивости.
— Об этой незадаче я побеспокоюсь позже. Лично удостоверюсь в том, чтобы из оружия были произведены выстрелы. Пальцы трупов моих верных сторонников будут положены на курки во время стрельбы, чтобы на случай судебно-медицинской экспертизы на руках остались следы пороховой гари. Каждый аспект разработанного плана должен быть идеальным.
— Чего вы хотите этим достичь? — спросил Акира. Камичи повернулся, сопротивляясь нажиму пистолетного дула.
— Я разочарован. Вы оказались способны предусмотреть так много, но не смогли понять главной цели моих действий.
— Видимо, мы чересчур тупы, — сказал Акира.
— Так просветите нас, — поддакнул Сэвэдж. — Покажите двум дурням, насколько вы умны.
Камичи выпрямился.
— Все записано в анналах и… история все записывает…
— Просто сообщите, в чем дело, — оборвал его Сэвэдж.
— Сегодня вечером, — произнес Камичи горделиво, — мы покажем, что наемные убийцы, собранные врагами Аматерасу, решили, что я являюсь настолько сильной угрозой для них, что устроили резню, дабы до меня добраться. Но у них ничего не вышло… Отряд преданных мне самураев отразил атаку и обратил их в бегство, уничтожив перед этим основных главарей. Вас, — указал он на Сэвэджа, — агента ЦРУ. И вас — еще один жест, теперь уже в сторону Акиры, — работника японской разведки.
— Мне был необходим прецедент столь драматичный, столь символичный, столь национально выверенный, чтобы он смог вдохновить и взволновать моих сторонников, заставить их самостоятельно принять решения о начале нового похода против сил Японии и чтобы, как магнит, притянул в Силы Аматерасу новых приверженцев. Сцена побоища в этом японском храме лишь подчеркивает всю важность этого решения. Важность…
— Чего? — спросил Сэвэдж.
— Американское правительство подослало наемных убийц, и ему помогало японское коррумпированное общество. Этот инцидент вызовет такую бурю негодования, такую ярость, такую…
— Вам никто не поверит, — оборвал его Сэвэдж.
— В Америке — конечно. Но в Японии? Можете в этом не сомневаться. Несколько следующих дней повернут ход истории этого народа вспять. Я смою ошибку Реставрации Мэйдзи и верну страну к культурной чистоте и очищающему карантину Токугавского Сегуната. Все иностранцы будут изгнаны, и их заразное влияние сойдет на нет.
— А вы, насколько я понимаю, будете тем самым великим человеком, который возглавит Сегунат, — усмехнулся Сэвэдж.
— Я буду управлять от имени императора, которому больше не придется отказываться от своего божественного происхождения.
— Вы настолько безумны, — Сэвэдж подтащил Камичи поближе к лестнице, — что остаток своих дней проведете в “мягких покоях” сумасшедшего дома.
— Но что самое странное, — сказал Акира, продолжая целиться в охрану, — так это то, что я с ним согласен.
— Что? — задохнулся Сэвэдж.
— Тогда присоединяйтесь ко мне, — сказал Камичи. — Я могу изменить план, и умрет один лишь гайдзин. Будет произведено новое свидетельство связи этого человека и его нанимателя из ЦРУ с японской разведкой. Ваши таланты мне еще пригодятся.
— Согласен с вами. Да, — Акира продолжал целиться. — Жаль, что я не живу в другом времени. Как бы мне хотелось повернуть историю вспять — убрать из нее не только американскую оккупацию и навязанную нам конституцию, но и саму войну на Тихом океане, милитаризм, что ее породил, Реставрацию Мэйдзи и прежде всего — “черные корабли” коммодора Перри. Сегунат Токугавы. Наш прекраснейший цветок. Когда мы были оставлены на произвол судьбы, отринули весь остальной мир, всматривались вглубь и оттачивали свой дух. Как бы мне хотелось, чтобы нас ничто не связывало с Америкой. Сброшенные атомные бомбы были современными вариантами “черных кораблей”. Из-за них мы сейчас стараемся взять экономическую власть над миром, а не военную, как в тридцатые-сороковые. Жадность, жажда власти, жестокость рабочей этики, не оставляющие нам времени для созерцания, — эти пороки пришли к нам из Америки. Они уничтожают красоту нашего духа. Япония не является землей богов. Мы позабыли о богах.
Сэвэдж не мог с уверенностью сказать, действительно ли Акира говорит то, что думает, или же он просто-напросто пытается отвлечь внимание, и таким образом отделить Камичи от его людей. В последовавшей за этими словами суматохе он подтянул Камичи еще ближе к лестнице.
Акира продолжал целиться в охрану.
— Так присоединяйтесь ко мне, — повторил Камичи.
— Нет! — рявкнул Акира. — То, что вы сегодня сделали с этими… — В его голосе прозвучало отвращение, — омерзительно. Из этого плана ничего путного не выйдет. Не должны были все эти люди умирать. Вы вывернули наизнанку кодекс чести. И, следовательно, вы — не спаситель. А чудовище.
— Тогда умри вместе с гайдзином.
— Черта с два. — Сэвэдж наконец-то добрался до лестницы, подтаскивая Камичи к себе поближе. — Мы уходим.
Камичи сказал что-то своим людям по-японски.
Они выпрямились и поклонились.
— Акира, что он сказал?
— Он сказал: “Вы знаете, что следует делать. Выполните клятву. Я благословляю вас. И передаю вас в руки Аматерасу.”
— Блин, — только и сказал Сэвэдж.
Внезапно он услышал над собой скрип ступеней и, быстро взглянув, увидел восьмерых поднимающихся к нему снизу и целящихся в него мужчин.
— Это охрана, разыгравшая из себя убийц и уехавшая на автомобилях, — объяснил Камичи. — Им было приказано после вашего появления вернуться. Один из моих людей держал с ними связь по рации.
— Прикажите им держаться от нас подальше, — сказал Сэвэдж.
— Или вы меня пристрелите? Это уже не имеет особого значения. Видите ли, начинается последняя стадия операции.
— Последняя стадия операции?
Человек, стоявший внизу на лестнице, выстрелил в Сэвэджа.
Съежившись от звона пули, пронесшейся мимо его головы, американец отвел пистолет от Камичи и выстрелил в ответ.
Стрелок повалился навзничь.
Но в то же самое время остальные телохранители стали палить: коридор наполнился оглушительным звоном, пули расщепляли перила лестницы, разбивали стены.
Сэвэдж продолжал нажимать на курок… снова и снова… из пистолета вылетали пустые гильзы, и с воплями падали охранники. Рядом слышались другие выстрелы — из коридора в коридор — это был Акира. Но пока Сэвэдж стрелял, он вдруг почувствовал…
Что-то было не так! Пули вонзались в стену позади его головы! Акира продолжал палить. Телохранители с криками валились на пол, на ступени. Кровь продолжала хлестать. И наконец упал последний…
…коридор и лестница — кошмарные руины — пороховая вонь — кровь — блевотина — экскременты, испускающие жуткий запах, — все это вокруг…
…И тут Сэвэдж понял, что именно было не так, что он в ужасе осознал во время перестрелки.
Не мог я остаться в живых! Эти люди стояли в десяти футах от меня!
Когда началась пальба, Камичи нырнул вниз, поэтому его нельзя было использовать в качестве щита.
И во всем этом кошмаре, среди пулевых туч нас с Акирой даже ни разу не задело?
Невозможно!
Если только…
Его передернуло.
Если только телохранители и не пытались в нас попасть!
Боже правый, да ведь они вынуждали нас стрелять в них!
Это было самоубийство!
Сумасшествие накладывалось на сумасшествие. И это продолжалось слишком долго, и было чересчур. Сэвэдж сомневался, выдержат ли его бедные мозги очередную атаку. Ему хотелось кричать. Он чувствовал, как психика выворачивается наизнанку, как здравый смысл трещит по швам, собираясь расползтись!
Но тут в дело вступила ярость.
— Ты, мерзкий сукин сын, Камичи!
Сэвэдж развернулся, намереваясь встать к нему лицом к лицу и целясь в пол, где Камичи должен был лежать.
Но там никого не было.
— Где же?
— Вот он! — крикнул Акира. — Бежит по коридору!
Перепрыгивая и лавируя между валяющимися на полу телами, Сэвэдж погнался за Камичи.
Акира, бурча под нос то, что должно быть японскими проклятьями и ругательствами, мчался рядом.
Когда Сэвэдж оказался у входа в комнату Камичи, все вдруг внезапно замедлилось в действии, жаме вю и де жа вю слились в единое целое. “Я был здесь раньше! И знаю, что дальше!..”
Прежде чем он сумел остановиться и отреагировать на предчувствие, яростный удар омертвил нервы его правой руки и выбил “беретту”. За спиной раздался сухой щелчок сломанной кости, вопль Акиры и стук упавшего на пол пистолета.
Он обернулся, и тут кошмар его вступил в завершающую фазу.
Он стоял лицом к лицу с тремя мужчинами. Мускулистыми. Тридцатилетними. Японцами.
В темных костюмах.
Это был убийцы из Мэдфорд Гэпского Горного Приюта. Они выскочили в коридор из комнаты, находящейся напротив той, в которой сидел Камичи, и молниеносно разоружили Сэвэджа и Акиру деревянными мечами.
И тут Сэвэдж вспомнил, что на самом деле мужчин было не трое, а четверо!
Только четвертый вместо боккена держал в руке самурайский меч!
Его смятение было рассеяно, когда появился Камичи с поднятым сияющим мечом.
— Круг завершен, — сказал он. — Конец будет вашим началом.
Убийца взмахнул мечом — боккеном. Дабы избежать удара, Сэвэдж крутанулся на месте, но было слишком поздно. Деревянное лезвие врезалось ему в руку с такой силой, что его вмазало в стену.
— Я ведь пообещал, что вашему кошмару настанет конец, — сказал Камичи.
Второй мужчина ударил Акиру, который сломался пополам, получив тупым концом боккена в живот. Акира, стараясь держать себя тем не менее в руках, рухнул на колени.
— Ответы? — произнес Камичи. — Вы этого хотели?.. Я сделал так, чтобы вы застрелили всех моих телохранителей, для того, чтобы власти убедились — а средства массовой информации раструбили об этом по всему миру — в том, что здесь произошла настоящая битва, в которой мои люди стойко меня защищали. Пули из ваших пистолетов поразили их. Следы пороха обнаружат на ваших руках. А когда вы наконец-то встали со мной лицом к лицу, на моей стороне остались только трое этих самураев, вооруженных деревянными мечами.
— А вы сами, — прорычал Сэвэдж, — остались не с боккеном, но с катаной, потому что вы — сегун — герой всей этой истории.
— Как я уже говорил, мне был необходим инцидент, столь драматичный и символический, чтобы он вдохновил весь народ на следование моим путем. А вы станете частью легенды. Народ станет вспоминать эти мгновения через тысячу лет — о том, как хитрый гайдзин и подлый японец привели убийц, чтобы расправиться со мной. И действительно, вы перебили всех моих людей. Но в конце концов мои доблестные, но умирающие самураи прогнали команду убийц, и вот мы с вами остались лицом к лицу: вы — с огнестрельным оружием, и я — с катаной.
— И кто же победит? — Сэвэдж нырнул вниз, стараясь схватить пистолет, и закричал, когда деревянные мечи рубанули его по черепу, шее, рукам и ногам.
Опять!
Все повторилось! Он чувствовал себя беспомощным!
Все было предопределено!
Нет, заопределено! Время повернулось вспять! Он жил в обратную сторону!
А историю изменить невозможно! Он снова закричал, но уже не от боли, причиненной ему деревянными мечами, но от великой ярости, которую он испытал в своей жизни. — Сволочь!
Перекатившись, Сэвэдж ударил ногой. И услышал с радостью хруст переломанной кости. Охранник завопил. Сэвэдж продолжал катиться. Рядом просвистело лезвие боккена, едва не задев ему голову.
Деревянный меч врезался в пол. Сэвэдж выбросил ногу вперед, услышал хрюканье и, схватив “беретту”, ринулся вперед.
Но следующий боккен со звериной силой впился ему в плечо — правое — рядом с огромным синяком, оставленным дубинкой. Рана наложилась на рану, и рука потеряла силу, мышцы парализовало, и “беретта” выскользнула из бесполезных пальцев.
Мучительная боль усилила ярость. Он рубанул левым локтем назад, стараясь попасть в охранника, почувствовал хруст, щелканье сломанных ребер и понял, что мужчина согнулся пополам.
Сэвэдж развернулся, намереваясь ударить третьего телохранителя, но тот ушел от удара в сторону и, крутанув боккеном, попал Сэвэджу в бок прямо над левой почкой. Боль оказалась настолько оглушительной, что Сэвэдж почувствовал глухоту, а потом едва не потерял сознание. Его разворот продолжился, но теперь он не знал, куда бить, и врезался в стену. Телохранитель нанес ему удар в голову. Сэвэдж поднял руку, отчаянно стараясь закрыться, прекрасно понимая, что кость будет сломана.
Но какое-то размазанное движение остановило боккен. Акира! Он стоял, согнувшись на коленях, держась за живот, стараясь утихомирить боль от острия деревянного меча, попавшего ему в кишки. Охранники, видимо, решили, что Акира выведен из строя, и полностью сосредоточили внимание на Сэвэдже.
Они оказались неправы. Выкинув вверх мозолистую от занятий каратэ руку и направив ее под кисть третьего охранника, когда тот ударил Сэвэджа по черепу, Акира задержал удар, рубанул ребром другой ладони телохранителя по переносице, развернул его и ударил коленом в пах. Тот упал. Из его носа полилась кровь.
Сэвэдж изо всех сил старался восстановить сознание. Ему удалось на какое-то время понять, что Акира рвется к Камичи, и когда понял, что нужно помочь товарищу, ноги его подкосились. Это охранник с перебитой коленкой подполз к боккену и ударил Сэвэджа. Он упал. Пол с огромной скоростью понесся ему навстречу. Челюсть врезалась в дерево. На мгновение потеряв сознание, он понял, что ничего не видит.
Затем зрение вернулось, и, взглянув вверх… ошеломленный… он увидел, что Акира нападает на Камичи. Камичи поднял катану.
Когда Сэвэдж задохнулся, услышав ответ Камичи, один шок наложился на другой. Потому что он услышал звук трения дерева о дерево. Повторяющийся. Частично совпадающий. По всему коридору открывались перегородки. Из комнат выходили люди — японцы — в костюмах, с оружием.
— Положите, пожалуйста, на пол ваши пистолеты, — сказал Камичи.
Акира резко гаркнул что-то по-японски. Камичи ответил очень спокойно и повернулся к Сэвэджу.
— Ваш товарищ говорит, что скорее пристрелит меня.
— И в этом он не одинок, — сказал, Сэвэдж прицеливаясь. — Если эти люди сделают хотя бы шаг, вы станете трупом.
— А я-то думал, вам нужны ответы, — покачал головой Камичи. — И, кроме того, если вы меня убьете — они убьют вас. И какой в этом будет прок? Нет, думаю, вам будет лучше подчиниться.
Японцы сделали вперед очень осторожный шаг. Сэвэдж прыгнул за спину Камичи. Чувствуя оглушительный стук крови в висках, он прижался спиной к стене и упер ствол пистолета Камичи в череп. Акира моментально оказался рядом, направив пистолет на приближающихся людей.
— Значит, Хэйли — мой связной из ЦРУ? — спросил Сэвэдж.
— Значит, вы не знаете, что работаете на Управление?
— А разве по моим вопросам не заметно?
— Отлично. Уловка удалась, — сказал Камичи. — А вы? — спросил он Акиру. — Вы-то хоть поняли, что работали на японскую разведку?
Акира совершенно обалдел.
— Ага, — сказал Камичи. — Интересно. Значит, план остается неизменным.
— Сукин ты сын, что ты с нами сотворил? — Сэвэдж со всей силы вдавил дуло пистолета в череп Камичи. Мечтая раскрошить его в мелкие кусочки.
— Вы сами ответили на свой вопрос. Несколько раньше.
— Когда? Как?
— Я привел вас сюда, — ответил Камичи.
— Начинаю понимать, — произнес Акира. — Сегодня. Вам ничего не грозило.
— Верно. А можете объяснить, почему?
Голос Акиры звучал так, словно его тошнило.
— Трупы. Столько… Это место… не подвергалось нападению. Убийцы не расстреливали всех этих людей. Потому что это были не убийцы. Эти люди… — Отвращение задушило Акиру, и он оборвал свою речь.
— Умерли по собственному желанию. Добровольно. Отважно. С честью, — сказал Камичи. — За своего даймио… за свою страну… за древние национальные традиции. И, разумеется, в первую очередь — за Аматерасу.
— Боже, — сказал Сэвэдж. Сознание завертелось. Казалось, коридор пошел полом вверх. — Черт, да ты ведь сумасшедший!
Японцы сделали еще шаг и подняли оружие. Сэвэдж схватился за костюм Камичи и потащил его к лестнице.
Акира нервно целился.
— Прикажите вашим людям остановиться. Иначе я вас убью. И их тоже.
— Но вы не понимаете! — Камичи казался странно спокойным, тревожно участливым. — Они готовы умереть, отдать свои жизни за даймио, за дух своего народа, за землю богов. Они хотят выполнить свое назначение, и соединиться с ками своих товарищей-самураев.
Сэвэдж задрожал. Он с ужасом понял размах безумия этого человека. И вспомнил резню в Джонстауне и последователей безумного вождя, которые были готовы сделать для него все, что угодно, даже заставили своих детей проглотить отравленный лимонад, а затем выпили его сами.
И тут же сдвинул перспективу, поменял свою логику на логику Камичи, напомнив, что абсолютно сумасшедшие и безнадежные психи уверяют самих себя в том, что они — единственные совершенно нормальные люди.
Но напомнил себе еще обо одном. Что здесь не Запад, а Восток. И вспомнил Мисиму, вспоровшего себе живот после того, как он призвал солдат вернуть страну к старым временам и выполнить долг перед богами.
Сэвэдж думал о сорока семи ронинах, которые ждали целых два года, выбирая время для мести за своего мертвого хозяина, и которые, после того как отрубили голову врагу своего даймио и положили ее на могилу, совершили сеппуку. В Америке джонстаунский фанатик считался чудовищем. В Японии Мисиму вспоминали с любовью, как человека, умершего за свои принципы. А сорок семь ронинов почитали за абсолютную преданность своему даймио.
И каким-то образом гайдзин Сэвэдж это понял, потому что его отец тоже пустил пулю себе в голову.
Но подобные мысли ничуть не убавили ужаса, творившегося вокруг.
— Теперь понятно, почему охрана не стреляла. Она добровольно… — Сэвэдж покачал головой. Несмотря на шок, он чувствовал уважение к этим людям, представляя их отвагу, их ошеломляющую уверенность, веру в Аматерасу, их убежденность, пересилившую страх смерти.
Сэвэдж заставил себя продолжить разговор, потому что чувствовал, как першит в горле и как звуки с трудом — словно его кто-то душит — вырываются изнутри.
— Они самостоятельно встали по стойке “смирно”. И позволили себя расстрелять. Совершенно спокойно отдали свои жизни… с честью приняли уникальный эквивалент сеппуку. Чтобы ваш народ думал, что это — ваши — враги их убили.
— Для гайдзина вы неплохо разбираетесь в наших традиционных ценностях, — признал Камичи.
— Кто же их застрелил? — спросил Акира. — Вы?
— Их товарищи-самураи, которых, в свою очередь, застрелили следующие, пока не осталась одна последняя группа.
Охранники сделали еще шаг вперед, прицеливаясь. Сэвэдж отчаянно потянул Камичи вдоль стены к лестнице, держа пистолет у его головы, пока Акира целился в телохранителей.
— Но наш разговор оказался весьма полезным, — сказал Камичи, чудовищно размеренным голосом, — потому что я понял, что ошибся.
— Вот уж что правильно, то правильно, — заявил Сэвэдж. — Эти люди не должны умереть, по крайней мере не за ваши бредовые…
— Я имел в виду их оружие, — произнес Камичи. Сэвэдж еще сильнее вжал дуло пистолета в череп Камичи, чувствуя, как на его хрупкую психику совершается очередной бандитский налет.
— Оружие?
— Я-то думал, что предусмотрел все детали, — продолжил Камичи. — Но теперь понял, что им следовало стрелять перед собственной смертью для пущего драматического эффекта. Подчеркнуть таким образом их преданность и стремление во что бы то ни стало меня защитить.
Сэвэдж чуть было не выпустил пулю в голову Камичи.
Это было настолько заманчиво.
“Нет, — прозвучал призрачный голос Грэма. — Не поддавайся эмоциям. Иначе ошибешься. Профессионал обязан быть объективным, разумным и держать себя в руках.”
“Разумным? — подумал Сэвэдж. — Как Камичи? Да, он, гаденыш, такой разумный, сволочь, психопат проклятый!”
“Но ведь ты нормальный. Терпи. Помни о своих обязательствах. Перед собой. Перед пятой профессией.”
“А вот это верно!” — согласился Сэвэдж.
Он слишком хорошо знал, что до сих пор жив только потому, что охрана Камичи не рискует напасть на них, когда их даймио угрожает прямая опасность.
Несмотря на соблазн, он знал, что невозможно… а ведь как хочется, черт, как хочется! Это было бы справедливо, правильно и, главное, порадовало бы душу, если бы он сейчас нажал курок.
Кошмарно разумный, нестерпимо рациональный голос Камичи вывел Сэвэджа из задумчивости.
— Об этой незадаче я побеспокоюсь позже. Лично удостоверюсь в том, чтобы из оружия были произведены выстрелы. Пальцы трупов моих верных сторонников будут положены на курки во время стрельбы, чтобы на случай судебно-медицинской экспертизы на руках остались следы пороховой гари. Каждый аспект разработанного плана должен быть идеальным.
— Чего вы хотите этим достичь? — спросил Акира. Камичи повернулся, сопротивляясь нажиму пистолетного дула.
— Я разочарован. Вы оказались способны предусмотреть так много, но не смогли понять главной цели моих действий.
— Видимо, мы чересчур тупы, — сказал Акира.
— Так просветите нас, — поддакнул Сэвэдж. — Покажите двум дурням, насколько вы умны.
Камичи выпрямился.
— Все записано в анналах и… история все записывает…
— Просто сообщите, в чем дело, — оборвал его Сэвэдж.
— Сегодня вечером, — произнес Камичи горделиво, — мы покажем, что наемные убийцы, собранные врагами Аматерасу, решили, что я являюсь настолько сильной угрозой для них, что устроили резню, дабы до меня добраться. Но у них ничего не вышло… Отряд преданных мне самураев отразил атаку и обратил их в бегство, уничтожив перед этим основных главарей. Вас, — указал он на Сэвэджа, — агента ЦРУ. И вас — еще один жест, теперь уже в сторону Акиры, — работника японской разведки.
— Мне был необходим прецедент столь драматичный, столь символичный, столь национально выверенный, чтобы он смог вдохновить и взволновать моих сторонников, заставить их самостоятельно принять решения о начале нового похода против сил Японии и чтобы, как магнит, притянул в Силы Аматерасу новых приверженцев. Сцена побоища в этом японском храме лишь подчеркивает всю важность этого решения. Важность…
— Чего? — спросил Сэвэдж.
— Американское правительство подослало наемных убийц, и ему помогало японское коррумпированное общество. Этот инцидент вызовет такую бурю негодования, такую ярость, такую…
— Вам никто не поверит, — оборвал его Сэвэдж.
— В Америке — конечно. Но в Японии? Можете в этом не сомневаться. Несколько следующих дней повернут ход истории этого народа вспять. Я смою ошибку Реставрации Мэйдзи и верну страну к культурной чистоте и очищающему карантину Токугавского Сегуната. Все иностранцы будут изгнаны, и их заразное влияние сойдет на нет.
— А вы, насколько я понимаю, будете тем самым великим человеком, который возглавит Сегунат, — усмехнулся Сэвэдж.
— Я буду управлять от имени императора, которому больше не придется отказываться от своего божественного происхождения.
— Вы настолько безумны, — Сэвэдж подтащил Камичи поближе к лестнице, — что остаток своих дней проведете в “мягких покоях” сумасшедшего дома.
— Но что самое странное, — сказал Акира, продолжая целиться в охрану, — так это то, что я с ним согласен.
— Что? — задохнулся Сэвэдж.
— Тогда присоединяйтесь ко мне, — сказал Камичи. — Я могу изменить план, и умрет один лишь гайдзин. Будет произведено новое свидетельство связи этого человека и его нанимателя из ЦРУ с японской разведкой. Ваши таланты мне еще пригодятся.
— Согласен с вами. Да, — Акира продолжал целиться. — Жаль, что я не живу в другом времени. Как бы мне хотелось повернуть историю вспять — убрать из нее не только американскую оккупацию и навязанную нам конституцию, но и саму войну на Тихом океане, милитаризм, что ее породил, Реставрацию Мэйдзи и прежде всего — “черные корабли” коммодора Перри. Сегунат Токугавы. Наш прекраснейший цветок. Когда мы были оставлены на произвол судьбы, отринули весь остальной мир, всматривались вглубь и оттачивали свой дух. Как бы мне хотелось, чтобы нас ничто не связывало с Америкой. Сброшенные атомные бомбы были современными вариантами “черных кораблей”. Из-за них мы сейчас стараемся взять экономическую власть над миром, а не военную, как в тридцатые-сороковые. Жадность, жажда власти, жестокость рабочей этики, не оставляющие нам времени для созерцания, — эти пороки пришли к нам из Америки. Они уничтожают красоту нашего духа. Япония не является землей богов. Мы позабыли о богах.
Сэвэдж не мог с уверенностью сказать, действительно ли Акира говорит то, что думает, или же он просто-напросто пытается отвлечь внимание, и таким образом отделить Камичи от его людей. В последовавшей за этими словами суматохе он подтянул Камичи еще ближе к лестнице.
Акира продолжал целиться в охрану.
— Так присоединяйтесь ко мне, — повторил Камичи.
— Нет! — рявкнул Акира. — То, что вы сегодня сделали с этими… — В его голосе прозвучало отвращение, — омерзительно. Из этого плана ничего путного не выйдет. Не должны были все эти люди умирать. Вы вывернули наизнанку кодекс чести. И, следовательно, вы — не спаситель. А чудовище.
— Тогда умри вместе с гайдзином.
— Черта с два. — Сэвэдж наконец-то добрался до лестницы, подтаскивая Камичи к себе поближе. — Мы уходим.
Камичи сказал что-то своим людям по-японски.
Они выпрямились и поклонились.
— Акира, что он сказал?
— Он сказал: “Вы знаете, что следует делать. Выполните клятву. Я благословляю вас. И передаю вас в руки Аматерасу.”
— Блин, — только и сказал Сэвэдж.
Внезапно он услышал над собой скрип ступеней и, быстро взглянув, увидел восьмерых поднимающихся к нему снизу и целящихся в него мужчин.
— Это охрана, разыгравшая из себя убийц и уехавшая на автомобилях, — объяснил Камичи. — Им было приказано после вашего появления вернуться. Один из моих людей держал с ними связь по рации.
— Прикажите им держаться от нас подальше, — сказал Сэвэдж.
— Или вы меня пристрелите? Это уже не имеет особого значения. Видите ли, начинается последняя стадия операции.
— Последняя стадия операции?
Человек, стоявший внизу на лестнице, выстрелил в Сэвэджа.
Съежившись от звона пули, пронесшейся мимо его головы, американец отвел пистолет от Камичи и выстрелил в ответ.
Стрелок повалился навзничь.
Но в то же самое время остальные телохранители стали палить: коридор наполнился оглушительным звоном, пули расщепляли перила лестницы, разбивали стены.
Сэвэдж продолжал нажимать на курок… снова и снова… из пистолета вылетали пустые гильзы, и с воплями падали охранники. Рядом слышались другие выстрелы — из коридора в коридор — это был Акира. Но пока Сэвэдж стрелял, он вдруг почувствовал…
Что-то было не так! Пули вонзались в стену позади его головы! Акира продолжал палить. Телохранители с криками валились на пол, на ступени. Кровь продолжала хлестать. И наконец упал последний…
…коридор и лестница — кошмарные руины — пороховая вонь — кровь — блевотина — экскременты, испускающие жуткий запах, — все это вокруг…
…И тут Сэвэдж понял, что именно было не так, что он в ужасе осознал во время перестрелки.
Не мог я остаться в живых! Эти люди стояли в десяти футах от меня!
Когда началась пальба, Камичи нырнул вниз, поэтому его нельзя было использовать в качестве щита.
И во всем этом кошмаре, среди пулевых туч нас с Акирой даже ни разу не задело?
Невозможно!
Если только…
Его передернуло.
Если только телохранители и не пытались в нас попасть!
Боже правый, да ведь они вынуждали нас стрелять в них!
Это было самоубийство!
Сумасшествие накладывалось на сумасшествие. И это продолжалось слишком долго, и было чересчур. Сэвэдж сомневался, выдержат ли его бедные мозги очередную атаку. Ему хотелось кричать. Он чувствовал, как психика выворачивается наизнанку, как здравый смысл трещит по швам, собираясь расползтись!
Но тут в дело вступила ярость.
— Ты, мерзкий сукин сын, Камичи!
Сэвэдж развернулся, намереваясь встать к нему лицом к лицу и целясь в пол, где Камичи должен был лежать.
Но там никого не было.
— Где же?
— Вот он! — крикнул Акира. — Бежит по коридору!
Перепрыгивая и лавируя между валяющимися на полу телами, Сэвэдж погнался за Камичи.
Акира, бурча под нос то, что должно быть японскими проклятьями и ругательствами, мчался рядом.
Когда Сэвэдж оказался у входа в комнату Камичи, все вдруг внезапно замедлилось в действии, жаме вю и де жа вю слились в единое целое. “Я был здесь раньше! И знаю, что дальше!..”
Прежде чем он сумел остановиться и отреагировать на предчувствие, яростный удар омертвил нервы его правой руки и выбил “беретту”. За спиной раздался сухой щелчок сломанной кости, вопль Акиры и стук упавшего на пол пистолета.
Он обернулся, и тут кошмар его вступил в завершающую фазу.
Он стоял лицом к лицу с тремя мужчинами. Мускулистыми. Тридцатилетними. Японцами.
В темных костюмах.
Это был убийцы из Мэдфорд Гэпского Горного Приюта. Они выскочили в коридор из комнаты, находящейся напротив той, в которой сидел Камичи, и молниеносно разоружили Сэвэджа и Акиру деревянными мечами.
И тут Сэвэдж вспомнил, что на самом деле мужчин было не трое, а четверо!
Только четвертый вместо боккена держал в руке самурайский меч!
Его смятение было рассеяно, когда появился Камичи с поднятым сияющим мечом.
— Круг завершен, — сказал он. — Конец будет вашим началом.
Убийца взмахнул мечом — боккеном. Дабы избежать удара, Сэвэдж крутанулся на месте, но было слишком поздно. Деревянное лезвие врезалось ему в руку с такой силой, что его вмазало в стену.
— Я ведь пообещал, что вашему кошмару настанет конец, — сказал Камичи.
Второй мужчина ударил Акиру, который сломался пополам, получив тупым концом боккена в живот. Акира, стараясь держать себя тем не менее в руках, рухнул на колени.
— Ответы? — произнес Камичи. — Вы этого хотели?.. Я сделал так, чтобы вы застрелили всех моих телохранителей, для того, чтобы власти убедились — а средства массовой информации раструбили об этом по всему миру — в том, что здесь произошла настоящая битва, в которой мои люди стойко меня защищали. Пули из ваших пистолетов поразили их. Следы пороха обнаружат на ваших руках. А когда вы наконец-то встали со мной лицом к лицу, на моей стороне остались только трое этих самураев, вооруженных деревянными мечами.
— А вы сами, — прорычал Сэвэдж, — остались не с боккеном, но с катаной, потому что вы — сегун — герой всей этой истории.
— Как я уже говорил, мне был необходим инцидент, столь драматичный и символический, чтобы он вдохновил весь народ на следование моим путем. А вы станете частью легенды. Народ станет вспоминать эти мгновения через тысячу лет — о том, как хитрый гайдзин и подлый японец привели убийц, чтобы расправиться со мной. И действительно, вы перебили всех моих людей. Но в конце концов мои доблестные, но умирающие самураи прогнали команду убийц, и вот мы с вами остались лицом к лицу: вы — с огнестрельным оружием, и я — с катаной.
— И кто же победит? — Сэвэдж нырнул вниз, стараясь схватить пистолет, и закричал, когда деревянные мечи рубанули его по черепу, шее, рукам и ногам.
Опять!
Все повторилось! Он чувствовал себя беспомощным!
Все было предопределено!
Нет, заопределено! Время повернулось вспять! Он жил в обратную сторону!
А историю изменить невозможно! Он снова закричал, но уже не от боли, причиненной ему деревянными мечами, но от великой ярости, которую он испытал в своей жизни. — Сволочь!
Перекатившись, Сэвэдж ударил ногой. И услышал с радостью хруст переломанной кости. Охранник завопил. Сэвэдж продолжал катиться. Рядом просвистело лезвие боккена, едва не задев ему голову.
Деревянный меч врезался в пол. Сэвэдж выбросил ногу вперед, услышал хрюканье и, схватив “беретту”, ринулся вперед.
Но следующий боккен со звериной силой впился ему в плечо — правое — рядом с огромным синяком, оставленным дубинкой. Рана наложилась на рану, и рука потеряла силу, мышцы парализовало, и “беретта” выскользнула из бесполезных пальцев.
Мучительная боль усилила ярость. Он рубанул левым локтем назад, стараясь попасть в охранника, почувствовал хруст, щелканье сломанных ребер и понял, что мужчина согнулся пополам.
Сэвэдж развернулся, намереваясь ударить третьего телохранителя, но тот ушел от удара в сторону и, крутанув боккеном, попал Сэвэджу в бок прямо над левой почкой. Боль оказалась настолько оглушительной, что Сэвэдж почувствовал глухоту, а потом едва не потерял сознание. Его разворот продолжился, но теперь он не знал, куда бить, и врезался в стену. Телохранитель нанес ему удар в голову. Сэвэдж поднял руку, отчаянно стараясь закрыться, прекрасно понимая, что кость будет сломана.
Но какое-то размазанное движение остановило боккен. Акира! Он стоял, согнувшись на коленях, держась за живот, стараясь утихомирить боль от острия деревянного меча, попавшего ему в кишки. Охранники, видимо, решили, что Акира выведен из строя, и полностью сосредоточили внимание на Сэвэдже.
Они оказались неправы. Выкинув вверх мозолистую от занятий каратэ руку и направив ее под кисть третьего охранника, когда тот ударил Сэвэджа по черепу, Акира задержал удар, рубанул ребром другой ладони телохранителя по переносице, развернул его и ударил коленом в пах. Тот упал. Из его носа полилась кровь.
Сэвэдж изо всех сил старался восстановить сознание. Ему удалось на какое-то время понять, что Акира рвется к Камичи, и когда понял, что нужно помочь товарищу, ноги его подкосились. Это охранник с перебитой коленкой подполз к боккену и ударил Сэвэджа. Он упал. Пол с огромной скоростью понесся ему навстречу. Челюсть врезалась в дерево. На мгновение потеряв сознание, он понял, что ничего не видит.
Затем зрение вернулось, и, взглянув вверх… ошеломленный… он увидел, что Акира нападает на Камичи. Камичи поднял катану.