Моррелл Дэвид. Пятая профессия

   — Психохирургия, — сказал Сэвэдж упавшим голосом.
   — Верно, — сказал Хэйли. — Именно так. Военные принялись экспериментировать на вымывании страхов о пережитом. И тут оказалось, что это намного проще, чем они считали. Техника уже существовала. Леча эпилептиков, нейрохирурги иногда внедряли больным в мозг электроды, стимулируя ту или иную зону, и им иногда удавалось отыскать нейроны, влияющие на эпилепсию. Хирурги их прижигали, леча, таким образом, эпилептиков. Но те теряли память. Сделка в пользу пациента. Военные решили применить ту же самую технику: выжечь из памяти солдат вспоминания о битве, которая явилась причиной возникновения посттравматического психического расстройства. Великолепная концепция.
   — Еще бы, — сказал Сэвэдж, едва подавив желание всадить нож Хэйли в сердце.
   — Но кто-то понял, что у солдат образуется провал в памяти, вакуум. Они приходили в смятение от того, что никак не могли вспомнить, что с ними происходило. Смятение накладывалось слоями и противостояло способности воевать. Тогда почему бы… пока хирурги не сняли маски и не прекратили обработку… не внедрить в память какие-нибудь ложные вспоминания… мирные, успокаивающие. Наркотики в сочетании с фильмами и электродная стимуляция делали эту работу.
   — Ага, — прошипел Сэвэдж. — И какую!
   — А затем еще кому-то пришла в голову мысль: что если память, которую мы закладываем, будет не особо умиротворяющей, а наоборот, сподвигнет пациента делать то, что мы захотим, запрограммировать его на…
   — Понятно, — сказал Сэвэдж, нежно поводя ножом по руке Хэйли. — Итак, поговорим обо мне. В какой стадии эксперимента в игру вступил я?
   — Япония, — произнес Хэйли, съежившись от прикосновения лезвия. — Они надавали нам по заднице в Пирл-Харборе. Но мы их все-таки растоптали. Напичкали атомными бомбами. И семь лет после этого вдалбливали, что по заду больше получать не хотим. Но они снова полезли! Не с помощью военной силы. А с помощью финансов. Они раскупают нашу страну! Засыпают наши рынки своими товарами. Владеют нашими казначейскими билетами. Контролируют торговый дефицит. И несут ответственность за наши национальные долги.
   Иссохшее лицо Таро при этом покраснело от ярости. Он выглядел смертельно обиженным, и метал глазами молнии.
   — Давайте по существу, — сказал Сэвэдж.
   — У нас в Управлении существует спецгруппа, которая не приписана к самому Управлению. В общем, все это чрезвычайно сложно и запутанно. Мы решили откорректировать ситуацию. Нам было известно о Шираи. Какое-то время он пытался подточить статус-кво Японии. Например, прошлогодний скандал с подкупом высокопоставленных политиков корпорацией “Рекрут”. Взятки давались заниженными акциями, которые через определенное время должны были составить состояния… Так вот, за этим стоял Шираи. Это он через посредников контролировал компанию. А газеты, находящиеся в его ведении, “пропустили” информацию. Политиков свалили. Затем полетели партийные боссы. Сначала один премьер-министр, за ним второй. Система балансировала на краю пропасти. А Шираи умудрился встрять в нее и, используя влияние и деньги, взять контроль в свои руки. Но ему нужен был прецедент, столь символичный и всеобъемлющий, чтобы сенсация всколыхнула нацию, и она, под предводительством партии, выполнила все его приказы и добилась осуществления его идей. Не внешних, но внутренних. Япония должна была отвергнуть весь остальной мир. Япония для Японии. И моей группе в Управлении это понравилось.
   — И вы решили, — Сэвэдж покрепче сжал нож, — ему помочь.
   — А почему бы и нет? Цели Шираи совпадали с нашими. Если бы Япония замкнулась в себе и установила твердый карантин, отказавшись иметь дело с иностранцами, Америку перестала бы душить японская торговля. У нас появился бы шанс исправить торговый дефицит. Мы бы снизили, черт, да, может быть, даже полностью убрали бы национальный долг. Сбалансировали бюджет, черт, да неужели вы не понимаете, какие бы открылись возможности!
   — И вы готовы были помочь этому?.. Вы ведь прекрасно понимали, что Шираи двинутый.
   Хэйли пожал плечами.
   — Для него можно отыскать другое название. Мы лично предпочитали думать о нем, как об идеалисте.
   Сэвэдж выругался.
   — Управление довольно долго наблюдало за Шираи, — продолжил Хэйли. — Один из его приверженцев состоял у нас на пайке. Он держал нас в курсе дела относительно того, что Шираи делает, а мы передавали через этого человека информацию для Шираи — о скандалах, в которых замешаны чиновники и политики, — который с ее помощью продолжал разрушать японский истэблишмент. Разумеется, Шираи ничего о нашей помощи не знал. А мы сидели и ждали, окупятся ли наши расходы.
   — Но я пока не вижу, какую роль в этом играли…
   — Да, да, — Хэйли стер со щеки каплю пота. — Думаю, вы все прекрасно поняли. Это стало ясно лишь совсем недавно, когда я узнал, что несколько членов нашей группы сформировали свою собственную группу. Мы, конечно, консерваторы, и гордимся этим. Но эти ребята… — Он нервно сглотнул. — Считают Оливера Норта самым лучшим изобретением после микроволновой воздушной кукурузы, и у них появилась идея, которую Норт назвал бы “ясной”. Они решили: а почему бы не пройти весь путь от начала до конца? Почему бы не дать Шираи шанс сотворить настолько сенсационную постановку, чтобы у него могла появиться любая, нужная ему, поддержка? Почему бы не сделать вид, будто Америка настолько перепугана антиамериканскими настроениями Шираи, что решили подослать к нему убийцу? Сотрудника ЦРУ? Попытка покушения провалилась. Оперативника бы убили. Шираи бы обнаружил связь агента с государственной разведкой, и Япония бы всколыхнулась. Уж если десятки тысяч демонстрантов выступили против того, чтобы мы роняли бомбы у их побережья, то сколько сотен тысяч и даже миллионов пошли бы против нас, узнай они насчет неудавшейся попытки убийства, спроектированного в Америке?
   — Но ведь это… Ваши ребята психи, ничуть не лучше Шираи. Почему они, черт побери, решили, что Америке поможет то, что Япония от нас отвернется?
   — Неужели непонятно? Если Япония от нас отвернется и если связи между нашими странами прервутся, то японский импорт остановится. И мы выиграем экономическую войну.
   — Ага… А предположим, что Япония после этого объединится с Китаем или Советами?
   — Нет, этого не произойдет. Потому что Япония не уживется ни с русскими, ни с китайцами. Вражда между Японией и Китаем длится уже долгие сотни лет. А с Советами у Японии грызня по поводу Курильских островов, которые до конца Второй мировой принадлежали Японии. Шираи бы повернул антиамериканские настроения во всеобъемлющие антимировые, а мы бы таким образом опять захватили рынки сбыта.
   Сэвэдж покачал головой.
   — Полный бред.
   — Группа в группе организовала передачу информации через доверенного человека — Шираи, и тому идея пришлась по душе. Уверяю, что Шираи и не подозревал, что идея принадлежит американцам и что “вторая” группа верила в то, что Америка в результате этой операции приобретет много больше, чем сам Шираи. И вот, — сказал Хэйли, — здесь-то вы и вышли на смену. Легально или нет, но оперативнику можно приказать кого-нибудь убить. Совсем другое дело — приказать ему отправиться на самоубийство. Никто бы не пошел. Второй группе было необходимо, чтобы оперативник не знал, на что идет, а что еще лучше — не подозревал бы, что работает на Управление.
   — И вы были — остаетесь — моим связным?
   Пот с лица Хэйли потек ручьями.
   — Мы завербовали вас, еще когда вы работали в SEALs. В тысяча девятьсот восемьдесят третьем. Вы притворились, что взбешены американской высадкой на Гренаде. Чистая политика — ни больше, ни меньше. Вы говорили, что товарищи погибли для того, чтобы президент-киноактер мог поддержать свою репутацию. Пили. Произносили речи в барах. Подрались с лучшим другом.
   — С Маком.
   — Верно, — кивнул Хэйли. — Он был частью плана. Поклялся в сохранении тайны. Вы подрались прямо в баре, и Мак поклялся, что если снова увидит тебя, то убьет. Тогда вы вышли из рядов SEALs и стали исполнительным защитником.
   — Меня натаскивал Грэм.
   — Он тоже был частью плана. С такой крышей — человек, несогласный с политикой своей страны и ненавидящий ее, — никто бы не подумал, что на самом деле вы работаете на Управление и что каждый влиятельный клиент на самом деле является мишенью для добычи информации. Защитник, поклявшийся в верности клиенту, мог узнавать кучи грязных тайн. Информация, которую мы от вас получали, помогала нажимать на многих влиятельных людей нашего общества.
   Сэвэдж, чувствуя подкатывающую тошноту, повернулся к Рэйчел.
   — Ты предполагала подобную возможность. Помнишь? После убийства Мака? Но мне не хотелось этому верить. — Он взглянул на Хэйли. — Так, значит, все эти годы я был… — у него сдавило горло, — шантажистом?
   — Послушайте, Сэвэдж, все не так уж мрачно. Не стоит себя винить. Вы спасли огромное количество людских жизней. Вы талантливый защитник.
   — Это не изменяет того факта, что я клялся в верности своим клиентам, а затем их предавал, — прорычал Сэвэдж.
   — Нет, не всех. Большинство были для нас бесполезны, и вы защищали их для поддержания “крыши”. Но вот некоторых клиентов… да, действительно, предавали. Но вы должны мне поверить, Сэвэдж: они заслуживали того, чтобы быть преданными.
   Сэвэдж смотрел на сияющий нож в своей руке. И едва не проткнул стол острием.
   — А вы, значит, были моим связным. Таким, значит, образом ваша отколовшаяся группа узнала обо мне.
   — Ваше прошлое было безупречным. Человек с великолепной военной подготовкой и способностями защитника, которая позволяла обходить защитные системы. Оперативник в глубокой маскировке, отсутствие — долгое отсутствие — которого в Управлении никто не заметит. И еще одна деталь — решающая. Ваше прошлое.
   — Какая деталь?
   — Думаю, здесь нам придется прерваться, Сэвэдж.
   — Говорите! Что еще за деталь!
   — Нет, сначала давайте договоримся. Все это я вам не для смеха рассказываю. Ребята, что притащили меня сюда, скорее убьют, чем отпустят. Я хожу по краю пропасти. Ценой за эту решающую деталь будет моя свобода. Вы ведь так боитесь за свою честь — хорошо, я хочу, чтобы вы мне дали слово. Я хочу, чтобы вы поклялись, что если я вам скажу об этом, то уйду отсюда. А чтобы мотив был побудительным, скажу вот что — это информация о вашем отце.
   Сэвэдж так сильно сжал рукоятку ножа, что костяшки побелели.
   — Какая информация о моем отце?
   — Вам она не понравится, Сэвэдж.
   — Он ведь застрелился! Если ваша грязная тайна состояла в этом, тогда — я ее знаю!
   — Верно, он застрелился, — сказал Хэйли. — Но главное — почему.
   — Мой отец помогал организовывать вторжение в бухту Свиней. Когда оно не удалось, правительству понадобился козел отпущения. Мой отец — благослови его Господь… — верный своему народу, согласился. Итак, приняв все шишки на себя, он вышел в отставку. Но унижение снедало его душу. Для него Управление было всем. И вдали от него жизнь потеряла смысл. Он начал пить. А алкоголь усиливал ощущение пустоты. Отец пустил себе пулю в голову.
   — И да, и нет.
   — О чем это вы?
   — Так что — договорились? Я уйду отсюда. А вы получите информацию о самоубийстве вашего отца. Правду.
   — Правду? Мой отец мертв! Какая еще может быть правда?
   — Да любая. Если позволите мне уйти отсюда, узнаете.
   — А может быть, мне она не нужна. Может, если я убью вас прямо сейчас…
   Хэйли покачал головой.
   — Будете потом всю жизнь сожалеть. Вы ведь всегда хотели узнать, в чем дело. А я буду с вами откровенен. И эта правда раздерет вас на мелкие кусочки. Но именно поэтому вы и хотите ее узнать.
   Сэвэдж сверкнул глазами.
   — Вы… — В ужасе он вспомнил ту ночь, когда обнаружил тело отца и полотенце, подложенное под голову, чтобы свести к минимуму вылет крови и мозга. — Вот вам мое слово.
   — Не только ваше слово. Мне нужно слово этого человека. — Хэйли указал на Таро. — Ведь он ничем мне не обязан. К тому же я гайдзин. Боюсь, ему ничего не стоит убить меня, несмотря на ваше слово.
   Сэвэдж медленно повернулся к старому, лысому, морщинистому ясноокому японцу.
   — Таро-сэнсей. — Стараясь выбрать нужные слова, Сэвэдж поклонился. — Я официально прошу у вас одолжения. Акира объяснял мне всю важность подобной просьбы. Я хочу стать вашим вечным должником. Принимаю обязательства гири. Прошу вас… со всем уважением… умоляю… сохранить жизнь этому человеку, в том случае, если он сообщит мне то, что я хочу узнать.
   Таро, задумавшись, нахмурился.
   — Я прошу вас об этом одолжении, — продолжил Сэвэдж, — в память об Акире.
   Таро нахмурился еще сильнее, переводя взгляд с Сэвэджа на Хэйли.
   — Ради памяти Акиры? — переспросил старик. — Хай. — И печально поклонился.
   — Вот так, Хэйли — договорились. Мы дали вам слово, — сказал Сэвэдж.
   Хэйли начал кочевряжиться.
   — Я слишком долго проработал в Управлении. И не привык верить людям на слово.
   — Говори!
   — Хорошо, хорошо, верю. Ваш отец покончил с собой. Это так. Но не по тем причинам, о которых вы сказали. Это не было связано с Бухтой Свиней.
   — Что?
   — Ваш отец, Сэвэдж, был назначен в команду ЦРУ, занимавшуюся покушениями на Кастро. Он занимался этим в течение многих лет. Причем каждый план оказывался провальным. Но Кастро сам обнаружил, что его пытается убить кто-то из Управления. И предупредил Штаты, чтобы его оставили в покое. Но, несмотря на это, ваш отец все равно не оставлял попыток. И вот Кастро решил, что с него вполне достаточно, и организовал убийство президента Кеннеди в Далласе. Итак, отец ваш застрелился из-за скорби, из-за того, что оказался виновником смерти президента.
   — О, боже. — Силы оставили Сэвэджа. Он обмяк и завалился назад. Рейчел его поддержала.
   — Я ведь предупреждал, что вам это не понравится, — сказал Хэйли. — Но это действительно правда, и я надеюсь, что вы выполните условия сделки.
   — Я пообещал, что вы отсюда выйдете, — проговорил Сэвэдж с огромным трудом.
   — Именно эта часть вашей биографии сделала вас идеальным кандидатом на место неудачного убийцы Шираи. Как отец, так и сын… Шираи мог не только установить связь своего покушения с Америкой, но и связать эту попытку с убийством Кеннеди и неудавшимися покушениями на Кастро. Шираи мог извлечь это дерьмо из прошлого и назвать нашу нацию бандой убийц. О, Сэвэдж, вы были действительно идеальной кандидатурой, и нужно было всего лишь убрать из вашей памяти определенные воспоминания. Вы не должны были знать, что работаете на ЦРУ. Потом вам имплантировали в мозг некую жуть, и вы готовы были искать Шираи.
   — А Акира? — выдохнул Сэвэдж с печалью. — Каким образом он затесался в эту игру?
   — Шираи, наравне с Америкой, требовалось скомпрометировать и японский истэблишмент. Так почему бы не использовать оперативника японской разведки, также имеющего подготовку исполнительного защитника? И прикрывающегося этой работой? Если бы вы оба увидели друг друга мертвыми, а затем напоролись на живых мертвецов, тогда бы вы стали искать первопричины этого кошмара. Определенные места в романе были предсказуемы: поездка в Мэдфорд Гэп и Хэррисбург. И т.д., и т.п. Но как только вы увидели Шираи по телевидению — того самого человека, которого разрубили пополам, — то тут же поехали в Японию, чтобы узнать, что знает о вашем кошмаре принципал.
   — Но ведь многое невозможно было предсказать! — вскричал Сэвэдж. — Например, решение поехать в Вирджиния-Бич и поговорить с Маком.
   — Верно. После вашего выздоровления… кстати сказать, это происходило в Японии, в усадьбе Шираи… прежде чем на руки и ноги поставили растяжки, в пломбу одного вашего зуба был вставлен передатчик. Это место было выбрано потому, что и вы, и Акира — как любые другие люди — нуждались в зуболечении. Пломба на рентгене ни у кого бы не вызвала подозрений. Люди Шираи всегда знали, куда вы отправляетесь.
   — Но поездка к Маку в Вирджиния-Бич не была запланирована.
   — Верно, — сказал Хэйли. — Люди Шираи думали, что Мак вам расскажет слишком много, и тем самым разрушит программирование. И потому им пришлось его убить.
   — И постарались схватить Рейчел, потому что она была предлогом для вашего с Акирой соединения, но после этого совершенно не вписывалась в план.
   — К сожалению, это правда.
   — А кто эти мужчина с женщиной, представившиеся моими родителями?
   — В Балтиморе? — переспросил Хэйли. — Ну, это обычный камуфляж для дальнейшей паники. Шираи намеревался так вас запутать, чтобы, увидев его по телевизору или в газете, вы бы пулей бросились в Японию. Альтернативным планом было захватить вас с Акирой, накачать наркотиками и прикончить в усадьбе Шираи, пока его люди кончали бы с собой, чтобы пособить амбициям шефа. Уверяю вас, этот план был ничуть не хуже первого и главное — намного проще. — Хэйли пожал плечами. — Но не очень убедительный. Потому что вы с Акирой должны были оставить след пребывания. В Греции. На юге Франции. В Америке. И главное — в Японии. Вы должны были оставить какое-нибудь доказательство того — печати на ваших фальшивых паспортах, не говоря уже о разговорах с таксистами, гостиничными клерками и иммиграционными офицерами, — что действительно хотите добраться до Шираи.
   — А смерть Грэма? — Сэвэдж задрожал.
   — К этому Управление не имеет никакого отношения. После того как Грэм организовал вашу с Акирой отправку в усадьбу Пападрополиса, люди Шираи решили, что теперь он стал для них ненужной помехой. И убили его, организовав все так, будто это самоубийство.
   — Но Грэм знал, что делает, когда отправлял меня с Акирой на Миконос. И предан он был именно Управлению. А не нам.
   — Вы задаете чересчур много вопросов, Сэвэдж. Не стоит копать слишком глубоко. Он был вашим другом. Это так. Но и профессионалом тоже. Повиновался своим хозяевам. Иначе стал бы он дергаться туда-сюда из Массачусетса в Мэриленд и нянчиться с вами? Он любил вас, Сэвэдж. Так же, как и Акиру. Но свою профессию — не дело защитников, а шпионаж — любил все-таки больше.
   Чувствуя подступающую тошноту, Сэвэдж откинулся назад, к Рейчел, и благодарно принял ее спокойствие.
   — Вы правы. Я задаю чертовски много вопросов. — Несмотря на многочисленные болезненные раны, он постарался выпрямиться. — Но все-таки задам еще один.
   — Задавайте. Это входит в условия сделки. Но после этого я отсюда уйду.
   — Отлично, — Сэвэдж попытался встать. Рэйчел — единственная, на кого он мог положиться, — с готовностью ему помогла. Покачнувшись вправо, чувствуя обнимающие его руки женщины, Сэвэдж сверкнул глазами на Хэйли. — Так вот мой последний вопрос. В храме Мэйдзи вы пытались меня остановить или подтолкнуть вперед?
   — Черт, послушайте, я ведь пытался вас остановить. Ведь операция вышла из-под контроля.
   — А фургон? В нем сидели ваши люди?
   — Вы сказали, что вопрос будет единственным.
   — Отвечайте, черт бы вас побрал!
   — Да, наши.
   — Кто пристрелил водителя?
   — Люди Шираи. Передатчик в дупле вашего зуба. Они могли за вами следить. И им не хотелось, чтобы мы вас останавливали!
   — А кто тогда?..
   — Это еще два вопроса, — сказал Хэйли. — Не пытайтесь меня убедить, что решили нарушить условия сделки.
   — Я почти закончил, — коленки Сэвэджа подогнулись. Рэйчел подняла его. — Кто? Кто напал на дом Акиры и пытался нас убить? Кто приказал?
   — Эй, ваше предположение ничуть не хуже моего.
   — Нет, — резко выпалил Сэвэдж. — Мое намного лучше. Вы приказали. Приказали убийцам вывести нас из игры! Потому что операция вышла из-под контроля! Потому что выяснили, что именно задумали ваши козлы из отколовшейся группы. И решили все это дело прекратить! Приняли единственно верное для вас решение: уничтожить нас обоих! А когда это не вышло — попытались прикончить нас в храме Мэйдзи. Так что вы — мой враг, и ничуть не лучше всех этих остальных скотов! Единственное различие заключается в том, что я однажды вам поверил! И вы были моим другом!
   — Эй, Сэвэдж, бизнес и дружба… мы… я… иногда…
   Ярость изгнала слабость. Злость изгнала боль. Изо всех еще оставшихся у него сил Сэвэдж здоровой рукой — как это было чудесно! — нанес Хэйли сокрушительный прямой удар в лицо. Щелкнули сломанные зубы. Нос Хэйли вмялся. Прыснула кровь. Хэйли откинулся назад и, застонав, захлебнулся кровью.
   — Я должен… — Сэвэдж схватил его за грудки и рывком подтянул наверх, — убить тебя.
   — Гири, — пробормотал Хэйли сквозь распухшие губы и сломанные зубы. — Ты дал…
   — Слово, — сказал Таро и встал. — Как и я. Официальная услуга. Вечный долг, — Таро высвободил нож из руки Сэвэджа. — Надо повиноваться. Иначе ты сгинешь. Как человек без чести.
   Содрогаясь от охватившего его безумия, шмыгая носом, Сэвэдж опустил руку.
   — Что-то должно оставаться нерушимым. Убирайся! Прежде чем я не передумал! Из-за тебя умер мой друг, ты…!
   Хэйли вскочил, зажимая руками разбитое лицо, рывком откатил перегородку, исчез… лишь шаги затихли вдали…
   — Ты поступил правильно, — сказал Таро.
   — Тогда почему я так плохо себя чувствую?
   — Потому что он может за тобой вернуться.
   — Пусть себе, — фыркнул Сэвэдж. — Я круче.
   — Для гайдзина ты благороден.
   — Но вы? — Сэвэдж повернулся. — Наше дело еще не закончено. Отказываюсь верить в то, что вы не знали…
   — Что Акира работал на японскую разведку? — старик кивнул. — И правильно делаешь.
   — И вы знали, что намеревается делать Шираи! Знали, что мы с Аккрой должны были умереть! — Ради Японии.
   — Гири, — сказал Сэвэдж. — Благодарите бога за гири. Я ведь обещал действительно серьезно. Что если вы позволите уйти этому ублюдку, я буду вашим вечным должником. Иначе…
   — Попытался бы меня убить?
   Таро усмехнулся.
   — Точно. — Заряженный вселенской злобой, Сэвэдж преодолел слабость, нажал на парализующий нерв на шее Таро и приставил острие ножа к яремной вене. — Ваша беда в самоуверенности. Ведь даже гайдзин может быть…
   — Достойным противником. Примите мое уважение, Сэвэдж-сан.
   — И слово, что не последует ответной вражды? Гири?
   — Да, — лицо Таро еще более сморщилось. — Гири. Дружба. Верность. Обязательство. Что еще остается? Во что еще можно верить?
   — В любовь, — Сэвэдж опустил нож. — Что вы сделали с телом Акиры?
   — Оно было сожжено. Урна с пеплом стоит в моей комнате. Но японская разведка не узнает о его смерти. Расследование было бы самоубийством. Для всех нас.
   — Можно мне ее забрать? — спросил Сэвэдж.
   — Урну с пеплом?
   — Если погребение должно остаться тайным, мы с Эко знаем, что делать.
   Таро долго смотрел на Сэвэджа. А затем поклонился.

Праздник мертвеца

   Еще до того, как Акира привез Сэвэджа с Рэйчел в Японию, он объяснил им тонкости поведения богами рожденного народа. В том числе упомянул и о летнем ритуале, известном как Пиршество Фонарей, или Праздник Мертвых. В течение трех дней курятся благовония, произносятся молитвы, готовится погребальная пища, в общем, японцы повинуются синтоистским обрядам почитания умерших. Несмотря на то, что стояла осень, а не лето, Сэвэдж подчинился правилам. Ему казалось, что Акира не будет против. После трех дней безупречных поклонений они с Рэйчел сидели, обнявшись, в саду за домом Акиры.
   Их окружала ночь.
   Но на лицах отражалось сияние.
   Потому что Сэвэдж поставил фонарь рядом с прудом. Весь день он вычерпывал воду, спуская из пруда, зараженную кровью убийцы.
   Затем наполнил водоем заново, и снова осушил его.
   И снова наполнил.
   И снова осушил.
   Опять почистил его, намереваясь изгнать из него даже воспоминание о нечистотах.
   Наконец Сэвэдж решил, что больше ритуалу ничего не помешает, зажег спичку и от нее фонарь.
   — Боже, как жаль, что его нет в живых, — сказал Сэвэдж. Языки пламени отражались на его лице.
   — Да, — сказала Рэйчел. — Мне тоже.
   — У него были такие печальные глаза.
   — Потому что он был человеком из другого времени.
   — “Черные корабли” коммодора Перри. Акира был самураем. Он принадлежал времени, когда самураи не принадлежали к когорте бандитов, а Америка испортила народ Акиры. Ты знаешь, — он повернулся и поцеловал ее, — перед смертью он назвал меня…
   Сэвэдж сглотнул спазм. И чуть не подавился подступившими к глазам слезами.
   — Назвал меня… о Господи…
   Рэйчел обняла его.
   — Говори.
   — Своим другом.
   — Так он и был твоим другом.
   — Понимаешь ли ты, каких усилий, какого самопожертвования потребовали от него эти слова? Всю свою жизнь он ненавидел американцев. Из-за Хиросимы. Нагасаки. “Черных кораблей”. Залива Иокогамы. Акира жил в другом веке. В том, когда Япония была еще чистой.
   — Она была чистой всегда, — сказала Рэйчел. — И всегда останется чистой. Потому что, если Акира… если он, обычный гражданин этой страны… тогда — это великая нация. Потому что он понимал, что такое честь.
   — Но он мертв.
   — Потому что понимал.
   Сэвэдж поцеловал ее, и пламя лампы взметнулось вверх.
   — Я все думаю…
   — О чем?
   — Об Америке. Нашей гражданской войне. Перед войной мы сделали из Юга легенду. Великолепные дворцы. Благородство.
   — Но были и рабы, — сказала Рэйчел.
   — Я именно об этом, — кивнул Сэвэдж. — Миф. Иногда легенда затмевает правду, скрывает безобразие, и становится реальностью.
   — Типа дезинформации?
   — Или памяти. Но память — это ложь. И я это понял. Настоящее — вот что имеет значение. И надежда.
   Фонарь разгорелся сильнее.
   — Не любовь? И не будущее? — спросила Рэйчел.
   — Разве надежда состоит не в этом?
   — А прошлое?
   — Акира, наверное, ненавидел прошлое. Токугавский Сегунат. То, что я о нем узнал, убедило меня в том, что Токугава был фашистом. Жесткая система контроля. Сегун приказал даймио, тот — самураю… Акира страстно желал изменить настоящее.
   — А чего желаешь ты?
   — Тебя.
   Пламя в фонаре достигло высшей точки и стало уменьшаться.
   — В Греции, после того, как мы тебя спасли, я спросил Акиру о том, сможем ли мы стать друзьями… Но он отказался от моего предложения.
   — Из-за прошлого. Ведь он был закодирован. А ты… — Гайдзин.
   — Но он тебе нравился.
   — Да.
   — Я должна взревновать?
   — Нет. Наша приязнь была совершенно иного свойства.
   — Стану ли я заменителем?
   — Нет, — Сэвэдж выпрямился. — Ты — единственная в своем роде. Тебя я буду всегда боготворить.
   — Всегда?
   — Я знаю, что ты хочешь сказать.
   — Не стоит быть таким самонадеянным. — Рэйчел нахмурилась.
   — “Авраам…” и далее по цитате.
   Тут Рэйчел улыбнулась.
   — Ты действительно это знал.
   — Так что нам делать? — спросил Сэвэдж. — Хэйли, конечно, ни в чем не признался, но твой муж был частью этой задумки.
   — Что? — Рэйчел побледнела.
   — Именно так. Акира и я. Нас обоих послали на Миконос. Чтобы во время твоего спасения мы увидели друг друга. Япония ради Японии. Очень мило. Но Японии необходима нефть. А это означает корабли. Думаю, твой муж заключил сделку, чтобы ему отдали это дело на откуп. Вот почему нас с Акирой отослали на Миконос. Так как твой муж был вовлечен в заговор, его усадьба была идеальным местом для нашей с Акирой встречи.
   — Выходит, он избивал и насиловал меня по политическим мотивам?
   — Из того, что мне известно, я думаю, он делал это…
   — Ох, — только и сказала Рэйчел и крепко прижалась к Сэвэджу.
   — Потому что ему это нравилось. Награда за еще не завершенное дело.
   — Итак…
   — Я думаю.
   — О чем?
   — О том, что я должен его убить. Иначе он от нас не отстанет.
   Рэйчел в гневе замотала головой.
   — Что такое? — спросил Сэвэдж.
   — Хватит убийств! Их и так было чересчур много! До черта!
   — Но он — очень гордый человек.
   — Мы — тоже.
   — И каким будет ответ?
   — Ты упоминал о пляже возле Канкуна.
   — Где я хотел…
   — Заняться со мною любовью?
   — Если честно, мне хотелось заняться этим сейчас.
   — Несмотря на скорбь?
   — Из-за нее. В память о… празднуя… продолжение жизни… Это все, что у нас есть. Ни прошлого, ни будущего. Насколько я понял, прошлое мое лживо. И ложь я предпочту правде. А будущее?..
   — Вера.
   — Которая абсурдна.
   — Но я ее люблю.
   — А я люблю тебя.
   Пламя фонаря съежилось. Близость воды его убивала.
   — Я буду помнить о тебе, Акира, твое коми — в ветре и дожде, — сказал Сэвэдж.
   Они обернулись и увидели кланяющуюся Эко. Сэвэдж с Рэйчел поклонились в ответ. И повернулись к аккуратно уложенному песку дзен-будзисткого сада, который годами аранжировал отец Акиры, а его сын хотел завершить после смерти отца.
   Но ни один человек не может выполнить своей заветной мечты.
   Но когда Сэвэдж смотрел на тщательно разровненную площадку, которую попытался воссоздать после покушения, он печально улыбнулся, чувствуя, что его глаза также темны, как глаза Акиры.
   Потому что пепел Акиры был рассеян.
   И разровнен с песком.
   Единение с природой.
   — Я знаю… уверен, — сказал Сэвэдж, — в том, что он покоится с миром.
   — А как же мы? — спросила Рэйчел.
   — Ты?..
   — Что?
   — …выйдешь за меня замуж?
   — Боже мой, Сэвэдж, да я до сих пор замужем, и этот сукин сын все еще нас преследует.
   — Доверься мне. Нам ведь не нужна официальная церемония. Просто частным образом… Ты и я…
   — Прямо сейчас?
   — Еще бы. — Он поцеловал ее. — Я обещаю любить, уважать и заботиться о тебе.
   — Звучит восхитительно.
   — И последнее обещание. — Он поцеловал ее еще раз.
   — Какое?
   — Защищать.