В отчаянии Акира взвыл, как дикий зверь, и бросился к убийце, намереваясь перерубить ему горло, прежде чем он сможет вторично воспользоваться мечом.
   Слишком поздно. Убийца переменил стойку, держа катану обеими руками.
   С искаженной точки перспективы Сэвэдж увидел, что Акира отпрыгнул назад, и ему показалось, что он вовремя увернулся от сверкнувшего меча. Но убийца больше не сделал ни единого взмаха. Он просто равнодушно смотрел на то, как голова Акиры сваливается с плеч.
   И как кровь фонтаном бьет из изуродованной шеи.
   А тело Акиры еще три секунды перед тем, как упасть, стоит на ногах.
   Голова со звуком, напоминающим упавшую тыкву, грохнулась на пол, покатилась и остановилась перед лицом Сэвэджа. Она встала на обрубок шеи, и ее глаза оказались на одном уровне с глазами Сэвэджа.
   Они были открыты.
   Потом моргнули.
   Сэвэдж, почти не слыша приближающихся шагов, закричал. И вдруг ему показалось, что его собственный затылок разрубили на части.
   Все вокруг стало красным.
   Сознание стало красным.
   Затем белым.
   Затем… ничего.

13

   На глаза Сэвэджа навалилась тяжесть, будто их прикрыли монетами. Он с трудом пытался их открыть. Казалось, в жизни не было ничего более трудного. Наконец удалось приподнять веки. От ударившего в глаза света он заморгал. И снова закрыл глаза.
   Бьющий свет прожигал даже веки, и Сэвэджу захотелось поднять руку, чтобы защитить их, но он не мог ею пошевелить. Будто наковальнями придавили.
   И не только руки. Ноги. Ими он тоже шевелить не мог!
   Он постарался размышлять, понять, но в мозгу была сплошная крутящаяся тьма.
   От беспомощности Сэвэдж запаниковал. От ужаса сжался живот. Не в силах пошевелиться, он попытался замотать головой из стороны в сторону, но лишь понял, что нечто толстое и мягкое укутывает череп.
   Ужас нарастал.
   — Нет, — вдруг произнес голос тихо. Мужской голос. Сэвэдж заставил себя снова открыть глаза. Перед ними, заслоняя режущий свет, выросла чья-то тень. Седевший в кресле у окна человек поднялся и повернул штырь, закрывая жалюзи.
   Туман в мозгу Сэвэджа начал постепенно рассеиваться. Он понял, что лежит на спине. В кровати. Попытался приподняться. Не смог. С большим трудом задышал.
   — Пожалуйста, — сказал мужчина. — Лежите спокойно. — Он подошел к кровати. — С вами произошел несчастный случай.
   Пульс заколотился в висках, Сэвэдж раздвинул губы, втягивая воздух, чтобы сказать… В горло будто бетон залили.
   — Несчастный случай? — Голос напоминал перекатывающуюся на берегу гальку.
   — Вы разве не помните?
   Сэвэдж покачал головой и тут же захрипел от нестерпимой боли.
   — Пожалуйста, — повторил мужчина. — Не шевелитесь. Даже головой. Она вся в ранах.
   У Сэвэджа расширились глаза.
   — Вам сейчас нельзя волноваться. Очень серьезный случай. Вы вышли из кризиса, но мне бы не хотелось, чтобы случайность… Вы понимаете? — На мужчине блеснули очки. Его куртка была белой. С его шеи свисал стетоскоп. — Я знаю, что сейчас вы в смятении. И это вас пугает. Все понятно, но постарайтесь взять себя в руки. Кратковременная потеря памяти — нормальное явление после многочисленных повреждений, особенно головы. — Он прижал стетоскоп к груди Сэвэджа. — Меня зовут доктор Хэмилтон.
   Доктор говорил слишком много, слишком быстро и слишком сложно. Сэвэдж его не понимал. Вначале надо было вспомнить что-нибудь совсем простое…
   — Где? — пробормотал он. Тон врача был успокаивающим.
   — В больнице. Понимаю ваше состояние. Вы дезориентированы. Это пройдет. Для выздоровления будет лучше, если вы постараетесь не волноваться.
   — Я не то имел в виду. — Сэвэдж чувствовал, что его губы немеют. — Где?
   — Не понимаю. Ах, ну да… Вы имеете в виду, где именно находится больница.
   — Да, — выдохнул Сэвэдж.
   — Хэррисбург, Пенсильвания. Скорую помощь вам оказали в сотне миль отсюда, но в местной клинике не было спецоборудования, в котором вы нуждаетесь, поэтому наша травмкоманда привезла вас сюда на вертолете.
   — Да, — веки Сэвэджа затрепетали. — Травма. — Туман вернулся — все заволокло. — Вертолет. Чернота.

14

   Его разбудила боль. Каждый нерв в теле вибрировал от жесточайшей, мучительнейшей, ни с чем не сравнимой боли.
   Что-то оттягивало его правую руку. Сэвэдж в панике стрельнул глазами в сторону медсестры, которая вынимала иглу из отверстия в трубке, прикрепленной к вене на тыльной стороне ладони.
   — Обезболивающее. — Со стороны наплыла фигура доктора Хэмилтона. — Демерол.
   Сэвэдж моргнул, давая понять, что понял; он прекрасно помнил, что кивок головой причиняет одуряющую боль. Но, с другой стороны, она была и полезна. От боли все вокруг начинало восприниматься с необыкновенной ясностью.
   Его кровать имела поручни. Справа металлический стержень поддерживал капельницу. Жидкость в трубке была желтой.
   — Что это? — спросил Сэвэдж.
   — Парентеральное питание, — ответил врач. — Ведь вы находитесь здесь уже пять дней, а обычным способом мы вас кормить не могли.
   — Пять дней? — Голова Сэвэджа пошла кругом. Проясненное болью сознание воспринимало и другие факты. Не только голова была замотана бинтами, но руки и ноги тоже находились на вытяжках. А врач — почему все эти детали кажутся такими важными? — лет сорока, блондин, с веснушками под очками.
   — Насколько я плох? — Лицо Сэвэджа покрылось испариной.
   Врач заколебался.
   — Ваши руки и ноги перебиты в нескольких местах. Вот почему мы ввели катетер. С закованными в гипс конечностями мы бы не смогли добраться до вен на руках.
   — Моя голова в бинтах…?
   — Сломано основание черепа. С правой сторона четвертое, пятое и шестое ребра — тоже.
   Сэвэдж внезапно осознал, что его грудь стягивают туго наложенные жгуты. Теперь ему стало понятно, почему так трудно дышать и почему при вдохе его пронизывает страшная боль.
   Начал действовать демерол. Мучительная боль несколько поутихла.
   Но наркотик притупил и ясность мыслей. Нет! Слишком на многие вопросы он должен получить ответы!
   Сэвэдж силился сосредоточиться.
   — Это самые страшные раны?
   — Боюсь, что нет. У вас отбиты почки. Разрывы аппендикса и селезенки. Внутренние кровоизлияния. Пришлось оперировать.
   Несмотря на все возрастающую тупость от демерола, Сэвэдж понял, что через пенис в мочевой пузырь вставлен катетер, трубка от которого выкачивает мочу в невидимый контейнер, подвешенный в ногах кровати.
   — Остальные раны — слава богу — совсем ерундовые: многочисленные поверхностные ушибы, — закончил врач.
   — Другими словами, меня оттрахали и высушили.
   — Неплохо. Чувство юмора — признак скорого выздоровления.
   — Жаль, что нельзя сказать еще что-нибудь смешное — смеяться больно. — Сэвэдж прочистил горло. — Так, значит, несчастный случай?
   — Вы до сих пор не вспомнили? — нахмурился врач.
   — Это все равно, что пытаться разглядеть что-то сквозь туман. Какое-то время назад… Да, вспомнил. Я был на Багамах.
   — Какое? — быстро спросил врач. — Помните, в каком месяце?
   Сэвэдж поднатужил память.
   — В начале апреля.
   — То есть примерно недели две назад. Можете ли вы вспомнить, как вас зовут?
   Сэвэдж чуть было снова не впал в панику. Под каким же именем он работал в последний раз?
   — Роджер Форсайт? Правильно или нет?
   — Это имя стояло на водительском удостоверении, которое обнаружилось в вашем бумажнике. А адрес?
   Сэвэдж был на пределе возможностей, но попытался сконцентрировать остаток ясных мыслей. Он назвал адрес, который был записан на водительском удостоверении: ферму в пригороде Александрии, штат Вирджиния. Владельцем был Грэм, который записал дом на свой псевдоним и позволял Сэвэджу и другим защитникам, которые на него работали, называть его своей резиденцией.
   Грэм? Сердце забилось быстрее. Да. Он отлично помнил Грэма.
   Врач покивал.
   — Именно этот адрес стоял на правах. Номер телефона мы узнали по справочнику. Звоним не переставая. Но безуспешно. Вирджинская полиция даже послала к вам на дом своего сотрудника, но дома никого не оказалось.
   — И не могло оказаться. Я живу один.
   — Есть у вас друзья, родственники, с которыми вам хотелось бы связаться?
   Демерол погружал Сэвэджа в липучую трясину. Он начал бояться, что напутает что-нибудь.
   — Я не женат.
   — Родители?
   — Умерли. Сестер и братьев нет. — Глаза Сэвэджа начали слипаться. — А друзей я беспокоить не хочу.
   — Ну, если вы в этом уверены…
   — Да, совершенно.
   — Что ж, по крайней мере ваши ответы соответствуют информации, обнаруженной нами в вашем бумажнике. Это доказывает то, что я вам вчера говорил. У вас кратковременная потеря памяти. Это происходит не всегда после черепной травмы, но случается. И в конце концов это кратковременно.
   Сэвэдж боролся с наползавшим беспамятством.
   — Но вы так и не ответили на мой вопрос. Что за несчастный случай со мной произошел?
   — Вы помните “Мэдфорд Гэпский Горный Приют”?
   Несмотря на наползающую дремоту, Сэвэдж почувствовал удар.
   — Мэдфорд Гэп? Да. Отель. Странный…
   — Отлично. Значит, вы все-таки вспоминаете. — Доктор Хэмилтон подошел ближе. — Вы там гостили. Потом пошли в горы.
   Сэвэдж помнил, как брел через лес.
   — И упали с клифа.
   — Что?
   — Хозяин отеля настойчиво повторял, что рядом со ступенями вывешена табличка: “Только для тренированных скалолазов.” А вы по ним полезли. Похоже, ваша нога соскользнула с ледового покрытия. Если бы не уступ в тридцати футах внизу, вы бы падали всю тысячу футов. Вы счастливчик. Когда вы не вернулись в отель к обеду, вас пошли разыскивать. Им посчастливилось обнаружить вас перед закатом и, я бы сказал, перед полной потерей крови и перед тем, как вы умерли бы от гипотермии.
   Лицо врача окуталось дымкой.
   Сэвэдж упорно старался прочистить мысли и восстановить зрение.
   — Упал с…? Но ведь это не…?! — в паническом смятении он понял, почувствовал, что это неправда, что с ним произошло нечто более страшное. Кровь. В померкшем сознании возникла хлещущая кровь.
   Сверкание острого, как бритва, металла. Какое-то падение.
   И он впал в полное забытье. В черноту.

15

   ИЗУРОДОВАННОЕ ТЕЛО КАМИЧИ РАССЫПАЛОСЬ НА ДВЕ ЧАСТИ. ИЗ ОБЕЗГЛАВЛЕННОГО ТЕЛА АКИРЫ ПОТОКОМ ХЛЫНУЛА КРОВЬ. ГОЛОВА ШМЯКНУЛАСЬ НА ПОЛ И, ОТКАТИВШИСЬ, ВСТАЛА НА ОБРУБОК ШЕИ ПЕРЕД СЭВЭДЖЕМ.
   ГЛАЗА АКИРЫ МОРГНУЛИ.
   Сэвэдж с криком проснулся.
   Все его тело, даже кожа под бинтами и гипсом были скользкими от пота. Несмотря на острую боль в ребрах, во время частого дыхания воздуха не хватало.
   В палату вбежала медсестра.
   — Мистер Форсайт? С вами все в порядке? — Она быстро проверила его пульс и давление. — Вы встревожены. Я введу дополнительную порцию демерола.
   — Нет.
   — Что?
   — Я не хочу находиться под действием наркотиков.
   — Но таковы указания доктора Хэмилтона. — Она выглядела взволнованной. — Я обязана ввести вам демерол.
   — Нет. Объясните ему, что мое сознание должно находиться в полной ясности. Скажите, что демерол затуманивает рассудок. И еще, что я начинаю…
   — Да, мистер Форсайт? — В палату зашел блондинистый доктор. — Что же вы начинаете?
   — Вспоминать.
   — Все о вашем несчастном случае?
   — Да, — солгал Сэвэдж. Инстинкты защитника подсказали: говори лишь то, чего от тебя ожидают. — Хозяин отеля был прав. Ступени, ведущие вниз по клифу, были предназначены лишь для классных скалолазов — там было написано черным по белому. Но я когда-то был неплохим альпинистом. Мне неприятно об этом говорить, но, похоже, я был слишком самонадеян и самоуверен. Постарался пройти скалу, покрытую льдом. Потерял равновесие. И…
   — Упали.
   — Мне показалось, будто уступ старается стукнуть меня снизу.
   Доктор Хэмилтон скорчил милостивую гримасу.
   — Недооценка, достойная сожаления. Но, по крайней мере, вы выжили.
   — Он не хочет, чтобы ему вводили демерол, — сказала медсестра.
   — Да ну? — Похоже, доктор Хэмилтон был поставлен в тупик. — Это необходимо для вашего же спокойствия, мистер Форсайт. Без обезболивающего…
   — Я буду сильно страдать. Это ясно. Но от демерола у меня мозги затуманиваются. А мне кажется, это хуже всего, что только можно представить.
   — Я понимаю. Вам необходимо восстановить в памяти события, предшествовавшие несчастному случаю. Но зная размеры ваших повреждений, я думаю, вы просто не подозреваете, о какой боли…
   — Когда выветрятся остатки демерола? — Сэвэджу хотелось добавить — и прекратят вредить моей специальности. Но вместо этого — чувствуя, как нарастает боль, — он сказал: — Давайте придем к компромиссу. Полдозы. Посмотрим, как я перенесу. Потому что к тому количеству, что вы прописали, можно возвратиться всегда.
   — Пациент торгуется с врачом? Я не привык… — Глаза доктора Хэмилтона сверкнули. — Ладно, поглядим, как вы перенесете. Если мое предположение окажется верным.
   — Я — гуттаперчевый мальчик.
   — Я в этом не сомневаюсь. А может быть, ваша агрессивность поможет вам слегка подзаправиться?
   — Крекеры и куриный бульон.
   — Именно это я и хотел предложить.
   — Если я удержу пищу в желудке, то в катетере надобность отпадет.
   — Совершенно верно. Моим следующим шагом будет снятие вас с капельницы.
   — А так как демерол снижает приток мочи, то, не заправляясь наркотиками, я буду способен писать самостоятельно. И мне не понадобится этот чертов катетер, влезающий прямо в…
   — Это чересчур, мистер Форсайт. Слишком рано вы взялись указывать, что и как мне делать. Но если вы сможете перенести полдозы демерола и не выкинете крекеры и бульон, я избавлю вас от катетеров. Посмотрим, как вы сможете — выражаясь вашими же словами, — глаза врача снова сверкнули, — писать.

16

   — Хотите еще яблочного?
   — Пожалуйста.
   Сэвэджа приводило в полное смятение то, что он не мог пользоваться руками. Он медленно потянул из трубочки, протянутой медсестрой.
   — Должен сказать, что вы произвели на меня сильное впечатление, — сказал доктор Хэмилтон. — Ну, раз вы смогли переварить и завтрак и обед — завтра попробуем, что-нибудь более солидное. Кусочки мяса. Может быть, пудинг.
   Сэвэдж попытался подавить болевой спазм, потрясший все тело.
   — Ну, класс. Пудинг. Класс…
   Доктор нахмурился.
   — Может быть, увеличить дозу демерола?
   — Ни в коем случае. — Сэвэдж заморгал. — Со мной все в полном порядке.
   — Это понятно. Как же иначе. Ведь цвет хорошо размешанного цемента — нормален для вашего лица, а губы вы закусываете для развлечения.
   — Сократите дозу демерола до минимума. Мне необходимо прочистить мысли. — И вновь с ужасающей четкостью он увидел, как катана разрубает Камичи на две половины, а голова Акиры в фонтане крови рушится на пол.
   Столько крови…
   Падение с клифа? Кто придумал это прикрытие? Что случилось с телами Акиры и Камичи?
   Необходимо быть начеку. Нельзя открыться и сболтнуть лишнего, что шло бы вразрез с “легендой”. Необходимо выяснить — что же, черт побери, происходит.
   Волна мучительной боли прервала поток панических мыслей. Сэвэдж задержал дыхание, подавляя непроизвольный стон.
   Врач, нахмурив лоб, приблизился на шаг к кровати.
   Боль отпустила Сэвэджа настолько, что он смог продышаться. Он закрыл глаза, затем вновь открыл их и попросил сиделку:
   — Дайте, пожалуйста, еще сока.
   Врач вздохнул с облегчением.
   — Вы самый стойкий пациент из всех, с кем мне доводилось работать.
   — Это все медитация. Когда из меня вытащат катетеры?
   — Вполне возможно, завтра.
   — Утром?
   — Посмотрим. А пока у меня для вас небольшой сюрприз.
   — Да ну? — Сэвэдж напрягся.
   — Вы говорили о том, что не желаете информировать ваших знакомых о том, что здесь лежите. Но одному из них все же удалось выяснить, что с вами приключилось. Он недавно приехал сюда. Ждет в коридоре. Но я не хотел впускать его до тех пор, пока вы не высказались бы на этот счет — прямо и без обиняков. Могу я впустить к вам посетителя или нет?
   — Это мой друг?
   — Филипп Хэйли.
   — Да вы, что, серьезно? Старина Фил. — Сэвэдж никогда о таком не слыхал. — Давайте его сюда. И — если вы не против — дайте нам поговорить наедине.
   — Ну, конечно. А вот после визитера…
   — Что-нибудь не в порядке?
   — Да уже несколько дней, как… Вам необходимо шевелить конечностями, а при том, что ваши руки и ноги на вытяжках — одному вам явно не справиться.
   — Ну, так вы поможете. Лады?
   Обрадованный врач вышел. А через некоторое время и медсестра.
   Сэвэдж с нетерпением ждал появления друга.

17

   Дверь распахнулась.
   Хотя Сэвэдж в жизни не слыхал ни о каком Филиппе Хэйли, все-таки его сознание было ясным, и он с порога узнал стоящего перед ним человека.
   Американец. Возраст — за пятьдесят. Дорогая одежда. Оценивающие, зоркие глаза первоклассного бизнесмена или дипломата.
   Один из принципалов, с которыми Камичи беседовал в “Мэдфорд Гэпском Горном Приюте”.
   Сэвэдж прекрасно знал, что с ним должны будут связаться. Именно поэтому он настаивал на уменьшении дозы демерола. Но хотя мозг работал безотказно, сам он был полностью скован повязками, бинтами и вытяжками. Первоклассный защитник чувствовал себя омерзительно беспомощным. Филипп Хэйли мог убить его одним движением пальца. Укол. Капля яда, уроненная Сэвэджу в губы. Струя, выпущенная из аэрозольной упаковки прямо в нос.
   У посетителя в одной руке был букет роз, а в другой — коробка шоколада. И то, и другое могло быть оружием. Мужчина носил усы, а на пальце — кольцо, говорящее о его принадлежности к старейшему университету Новой Англии. В нем мог скрываться шип, пропитанный смертельным и не оставляющим следов ядом. Вокруг глаз мужчины залегли морщинки.
   — Думаю, запах роз не вызовет у вас приступа тошноты: хотелось бы на это надеяться, — сказал посетитель.
   — Если вы смогли его переварить, то, надеюсь, смогу и я, — ответил Сэвэдж.
   — Вы очень подозрительны. — Он положил розы и шоколад на стул.
   — Привычка.
   — Похвальная.
   — Филипп Хэйли?
   — Имя ничем не хуже других. Безличное. Чисто американское. Такое же, как и Роджер Форсайт.
   — Признаю, что псевдоним я выбрал довольно дебильный. Но, как вы только что сами сказали, — с таким нет хлопот.
   — Совершенно верно. Но должен сказать, что человек, выбравший такой псевдоним, не может быть дебилом. У вас есть и мужество, и сильная воля.
   — Похоже, что нет. Ведь я все-таки оказался довольно беспечным. И упал. — Сэвэдж внимательно посмотрел на мужчину.
   — Жуткая трагедия.
   — Ага, прямо на пол коридора в Мэдфорд Гэпском Приюте.
   — Ну, все-таки не со скалы… Но все равно трагедия от этого не становится менее ужасной.
   — Какое-то время я ничего не мог вспомнить. А когда вспомнил, то удержал рот на замке и никому не сказал правды. “Легенду” поддерживал, как мог, — сказал Сэвэдж.
   — Мы на это и надеялись. Приняли во внимание вашу репутацию. Но все равно я навел кое-какие справки. Чтобы не ошибиться.
   Сэвэдж, чувствуя нарастающую боль, прикрыл глаза.
   — Камичи с Акирой… Что случилось с их телами?
   — Их сразу же увезли. Можете не беспокоиться — к ним отнеслись с должным почтением. Были добросовестно исполнены все соответствующие японские церемонии. Пепел вашего принципала и его телохранителя покоится вместе с пеплом их благородных предков.
   — А как же полиция? Как вы объяснили?..
   — Мы ничего не объясняли, — сказал Филипп Хэйли. В висках и мозгу у Сэвэджа запульсировала кровь.
   — Не понимаю.
   — Все очень просто. Представителей власти никто не приглашал.
   — Но персонал гостиницы должен был…
   Филипп покачал головой.
   — Были сделаны спецраспоряжения. Такой жесточайший инцидент навсегда бы погубил репутацию подобного отеля. И кроме нас в отеле никого больше не было. Персонал свели к минимуму. И каждый служащий в обмен на обет молчания получил солидное вознаграждение. А теперь, когда они приняли денежное пособие, — даже если у них и появлялись непорядочные мыслишки — они не посмеют обратиться в полицию, ибо таким образом сами станут соучастниками, скрывшими факт преступления. А что самое главное — полиция не отыщет подтверждения их словам.
   — Но… кровь. Было слишком много крови.
   — Сейчас перекраивают коридор гостиницы, — сказал Хэйли. — Как вам, видимо, известно, классные эксперты смогут отыскать кровь даже на тех участках, которые — по вашему мнению — отчищены тщательнейшим образом. Поэтому заменяют не только напольное покрытие, но и сам пол, стены, двери и даже потолок. Все, что снимают — тут же сжигают. Так что на кровь не останется ни намека.
   — Что же, тогда, как мне кажется, остается всего пара вопросов. — Голос Сэвэджа прозвучал на удивление глухо. — Кто, черт побери, с ними разделался и почему?
   — Все остальные разделяют с вами ужас и ярость. Но боюсь, что на последний вопрос ответа вам дать не смогу. Мотивы, двигавшие убийцами, тесно связаны с вопросами, обсуждавшимися на конференции. Но они находятся вне сферы вашей компетенции, поэтому я не в силах объяснить вам, почему был убит ваш принципал. Вот, что я могу сказать: я и мои коллеги являемся объектами пристального наблюдения нескольких враждебных группировок. Сейчас проводится тщательнейшее расследование. Мы надеемся вскорости выяснить и наказать тех, кто ответствен за нападение.
   — О чем речь? О бизнесе? Разведслужбах? Террористах?
   — Я ничего не могу добавить.
   — Убийцы были японцами.
   — Это мне известно. Видели, как они скрывались. Но даже убийц-японцев вполне мог нанять не японец. Национальность убийц ничего не означает.
   — Ничего, если не принимать во внимание, что Камичи с Акирой тоже были японцами.
   — И Акира являлся мастером боевых искусств, против которого следовало выставить силу такого же качества, — откликнулся Филипп Хэйли. — Опять то же самое: наниматель мог и не быть японцем. Давайте считать эту тему закрытой. Пожалуйста. Ведь причиной моего визига является лишь желание выразить наше сочувствие и заверения, что будет сделано все возможное, чтобы избежать осложнений. И надежда на то, что вы со своей стороны сделаете то же самое.
   — Другими словами: держись от этого подальше.
   — С такими-то ранами, разве у вас есть выбор? Но в дальнейшем, действительно… Мы почувствовали, что вы решили не оставлять так просто этого дела, поэтому хотим уверить вас в следующем: ваше задание закончено. — Филипп Хэйли полез во внутренний карман пиджака и вытащил толстый конверт. Показав, что внутри находится пачка стодолларовых купюр, он заклеил клапан и положил конверт рядом с правой рукой Сэвэджа.
   — Вы считаете, что я смогу принять деньги за то, что не уберег принципала?
   — Как показывают ваши раны, сражались вы героически.
   — Недостаточно героически, как видно.
   — Без оружия? Против четверых мастеров меча? Вы не бросили принципала на произвол судьбы. И сражались достойно, хотя бы и ценой своей жизни. Мои компаньоны засвидетельствовали вам свое почтение. Эти деньги считайте компенсацией. Ваши медицинские счета уже оплачены. Стимул, так сказать. Демонстрация нашей доброй воли. В ответ мы надеемся на проявление доброй воли и с вашей стороны. Не разочаруйте нас.
   Сэвэдж уставился на мужчину.
   Дверь распахнулась. На пороге стоял доктор Хэмилтон.
   — Прошу прощения, мистер Хэйли, но я должен попросить вас удалиться. Ваш друг и так опаздывает на процедуры.
   Хэйли выпрямился.
   — Я как раз собирался попрощаться. — Он повернулся к Сэвэджу. — Надеюсь, что порадовал вас. Ешьте шоколад и поправляйтесь, Роджер. Я вернусь, как только смогу.
   — Буду с нетерпением дожидаться вас, Фил.
   — Как поправитесь, задумайтесь над небольшим отпуском.
   — Намек понял. И — спасибо вам, — сказал Сэвэдж. — За заботу. Ласку.
   — А разве друзья не для этого созданы? — И Филипп Хэйли вышел.
   Доктор Хэмилтон улыбнулся.
   — Ну как, получше?
   — Нет слов. Вы можете принести сюда телефон?
   — Хотите еще поговорить? Превосходно. А я-то уже начал волноваться по поводу вашего отказа от внешних контактов.
   — Можете оставить волнения в покое.
   Сэвэдж сказал врачу, какие кнопки на телефоне следует нажать.
   — Пожалуйста, пристройте трубку мне под подбородок.
   Врач повиновался.
   — Отлично. Если не возражаете, я бы хотел еще одну минутку провести в одиночестве.
   Хэмилтон вышел.
   С бьющимся сердцем и стуком крови, отдающимся в ушах, Сэвэдж слушал, как на другом конце провода раздаются гудки.
   Мы надеемся на проявление доброй воли с вашей стороны. Не разочаруйте нас, — сказал Филипп Хэйли.
   Старине Филу не было нужды добавлять: если вы нам откажете и не оставите в покое то, что уже похоронено, мы смешаем ваш пепел с пеплом Камичи и Акиры.
   Сквозь помехи Сэвэдж услышал гудок автоответчика. Никакого текста перед ним не было. Сейчас шла запись.
   — Это Сэвэдж. Я нахожусь в больнице города Хэррисбурга, штат Пенсильвания. Немедленно приезжай сюда.

18

   Номер, по которому звонил Сэвэдж, не был номером его телефона на Манхэттене, а связным. Грэм абонировал его из соображений безопасности, потому что клиенты иногда считали неблагоразумным связываться с ним напрямую. Бывали также клиенты, имевшие таких могучих врагов, что Грэм соглашался иметь с ними дело не иначе как на нейтральной основе, чтобы враги клиентов не смогли установить, с чьей защитнической конторой имеют дело, и не стали бы ответно мстить. Один раз в день Грэм выбирал простой телефон-автомат и набирал номер, который оставляла ему служба информации. Он приставлял к микрофону телефонной трубки дистанционное управление, нажимал кнопки и посылал набор звуков, активизирующих магнитофон, и тот выдавал все полученные сообщения. Таким образом, никто не смог бы привязать эти сообщения к нему и его конторе.