— Провалиться и сгореть! — воскликнула про себя Мегги. Она точно знала, какие мысли сейчас не давали ей покоя. Она думала о тех же самых глупых, дурацких фантазиях, что не оставляли ее с тех пор, как она стала достаточно взрослой, чтобы заметить разницу между мальчиками и девочками.
   Все из-за этой книжки, которую она отыскала в мамином сундуке. В школе у них был курс Мак-Гуффи — полезные уроки о правилах поведения для хороших мальчиков и девочек. Но Мегги нашла потрепанную, выцветшую книгу сказок. Они были намного интереснее строгих наставлений Мак-Гуффи. И ее воображение разыгралось. «Причуды» — так называл это ее отец. А когда она прочла о Рапунцель, то решила, что ни один из местных мальчишек не подойдет. Настоящий принц приедет когда-нибудь в эти горы за Мегги Бест. Она была уверена в этом. К несчастью, сегодня утром она подумала, что он уже прибыл…
   Мегги покачала головой и заскрежетала зубами от нахлынувшего стыда. Будто мало ей горя оттого, что она выболтала свои мысли и бросилась на шею этому парню! Ее довольно грубо отвергли, а вдобавок она отравила его. Теперь папа позаботится, чтобы гость остался у них, пока не поправится.
   Как ей это выдержать? Видеть эти темные красивые глаза и вспоминать каждый раз, что она буквально охотилась за ним, как медведь за медом? В какое идиотское положение она себя поставила! Мегги застонала и закрыла лицо руками.
   Пробравшись к самой дальней полке, она нашла пикули справа наверху. Шестнадцать кварт приправы, выстроившись в безупречном порядке, на первый взгляд казались просто прекрасными. Покачивая головой, Мегги вздохнула. У нее в голове не укладывалось, как же так: она была в два раза умнее всех женщин, которых знала, и все же даже самая глупая из них могла с закрытыми глазами замесить легкое воздушное тесто для печенья или потушить овощи. Мегги делала все точно так же, как они. Но почему-то никогда нельзя было гарантировать, что в результате получится нечто съедобное. Неумелая стряпня, определенно — один из ее недостатков, мечтательная натура — другой. И — провалиться и сгореть! — горожанин в первый же день обнаружил оба.
   Расстроено вздохнув, Мегги принялась вытряхивать пикули из кувшинов в пустую корзину.
   — С моим невезением от них и свиньи отравятся, — проговорила она.
   Мысли ее снова вернулись к красивому молодому человеку, лежавшему сейчас в постели брата — Д. Монро Фарли.
   — Ну и имечко! — возмущенно прошептала она. — Слышал ли кто-нибудь такое?
   Она определенно не слышала ничего похожего — до сегодняшнего утра.
   Веки Ро Фарли задрожали, и он открыл глаза. Было темно, последний вечерний свет проникал в окно. Комната перестала кружиться, но воспоминания о темноте остались. Во рту чувствовался кисло-горьковатый привкус, а живот впал настолько, что, казалось, был виден позвоночник. Потом он вспомнил блестящий голубой кувшин с пикулями и Мегги Бест…
   Ро взглянул в сторону камина, ярко сверкавшего оранжевым светом в полутемной комнате. Мегги похожа на своего брата, только у нее волосы потемнее и не такие голубые глаза. И, конечно, Джесси был недалеким, а она ненормальной!
   Он услышал мягкое шлепанье босых ног по полу и вспомнил ее ступни. Он слышал шуточки о босоногих женщинах Озарка, но почему-то не ожидал увидеть молодую девушку с голыми ногами. Ступни, привлекшие его внимание, не были ни особенно изящными, ни очаровательно розовыми. Это были длинные, узкие ступни с тонкими небольшими пальцами. Никогда за все предыдущие годы Фарли не обращал внимания на женские ступни во время своих романов и увлечений противоположным полом.
   Романы и увлечения! Ро быстро отбросил эти мысли. Даже сейчас желудок его сжимался, а голова все еще немного кружилась. Он поклялся самому себе, что Мегги Бест совершенно не привлекает его. Но, несмотря на недомогание, мысль о босых женских ступнях вызвала улыбку на его лице.
   Ро был в хижине один, не считая Мегги, и специально лежал, не двигаясь, чтобы она не знала, что он проснулся. Если она набросилась на него, когда он сидел на стуле, то невозможно представить, что она сделает с мужчиной, когда тот в постели. А он слишком болен и слаб, чтобы попытаться отбиться от нее. Отбиться? Он мысленно упрекнул себя. В том неблагоразумном поступке он виноват не меньше, чем она. Даже больше, так как он — образованный джентльмен, а она… она… ну, он не вполне еще осознал, что она из себя представляет.
   Ро поудобнее устроился на набитом мягким клевером матрасе. Хижина представляла собой одну большую комнату со стенами из круглых, грубо обработанных бревен и с выложенным из речного камня очагом у южной стены. Это было примитивное жилище, но в нем чувствовался какой-то домашний уют. Этот уют, без сомнения, создавало множество домотканых покрывал, накидок и занавесок, которые, казалось, лежали и висели везде, где только можно.
   Из-за чердака наверху в той половине комнаты, где стояла кровать, потолок был ниже. На половине возле очага с голых балок свисали связки лука и перца, пучки засушенных трав и длинные узкие полоски вяленой оленины. Старый сундук из сухого платана, поставленный на ножки возле очага, служил кухонным столом. В центре стоял небольшой квадратный стол, накрытый тщательно выглаженной домотканой скатертью. Именно там Ро попробовал те самые смертоносные пикули мисс Бест.
   От одной только мысли о них Ро застонал. Должно быть, звук оказался довольно громким, потому что девушка взглянула в его сторону. Он напрягся.
   — Джесси! — крикнула она через дверь. — Он просыпается.
   Не глядя больше в его сторону, она развязала выцветший фартук, повесила на гвоздь у двери и неспешно вышла на улицу.
   Через минуту в открытой двери показалась знакомая белокурая голова. С тревогой в голубых глазах простодушный юноша подошел к кровати.
   — Тебе лучше, приятель? — Ро храбро улыбнулся.
   — Привет, Джесси! — сказал он. — Да, думаю, мне намного лучше, чем раньше.
   Джесси важно кивнул.
   — Папа сказал, что ты проснешься голодным, — он указал на горшок, оставленный кипеть над огнем. — Вот немного медвежьего бульона, чтобы ты восстановил силы. Он смягчит боль в твоем животе.
   Ро настороженно взглянул на еду.
   — Не волнуйся! — успокоил его Джесси. — Рука Мегги не прикасалась к этому супу. Мы с папой законсервировали его прошлой зимой. Я сам застрелил медведя.
   Ро свесил ноги с кровати и подождал, пока комната не перестанет кружиться. Он не мог отрицать, что умирает с голоду, но ему не очень хотелось пробовать еще одно необычное блюдо обитателей Озарка. Все же, предположил он, если двое крупных сильных мужчин семья Бест могли преспокойно съесть это варево, то и он, возможно, выживет, чтобы потом рассказывать об экзотической пище.
   — Если ты подашь мою рубашку, — сказал он обеспокоенному юноше, — я с удовольствием съем немного супа за вашим столом.
   Спустя пару минут Ро, по-прежнему чувствующий легкую слабость, с помощью Джесси уселся на плетеный стул.
   Вошла Мегги с отцом и сразу же принялась ворошить угли в очаге. Засовывая тесто в форму для выпечки, которую она пристроила в горячих углях у края огня, девушка даже не взглянула на Ро.
   — Рад видеть вас на ногах, — сказал Бест-старший, похлопывая Ро по плечу. — Ешьте хорошенько, этот медвежий бульон исцелит вас лучше любого горчичного пластыря.
   Ро дружески улыбнулся. Резная деревянная ложка — ее ложка — лежала возле его тарелки. На мгновение он заколебался, потом взял ее, мысленно смеясь над собственной глупостью. Это всего лишь ложка, такая же, как и все остальные. Он зачерпнул мясной отвар и попробовал. Крепкий, ароматный бульон обжигал язык.
   Взгляд Ро остановился на девушке, накормившей его отвратительными пикулями. Хотя фигура Мегги заслоняла часть очага, Фарли видел, что огонь разгорелся сильнее, чем требовалось. Одна из сковородок угрожающе задымилась. Сама молодая леди привела себя в порядок и принарядилась. На ней было серое аккуратное платье, и держалась она с горделивой осанкой светской красавицы. Но длинные коричневые ступни оставались, как и утром, босыми.
   — Вы быстро станете опять таким же здоровым и бодрым, как раньше, — заметил отец Джесси, садясь на стул во главе стола. — Мегги, твой брат и я готовы дать твоей стряпне еще один шанс! Мы не можем всю оставшуюся жизнь питаться только одним медвежьим бульоном.
   Ро улыбнулся хозяину. Он вспомнил, как это морщинистое лицо склонялось над ним, длинная серая борода влажными неровными концами холодила бровь, а сильные руки поддерживали его голову над металлическим тазом с отбитыми краями. Он не привык, чтобы о нем заботились. Ему всегда приходилось рассчитывать только на себя самого.
   — Мистер Бест, я не успел еще должным образом поблагодарить вас за помощь сегодня днем.
   — Не думай об этом, сынок! Не мог же я позволить, чтобы варево Мегги убило тебя.
   Старик засмеялся, и все трое мужчин посмотрели в сторону Мегги.
   — Хотя, правда, я слышал, что ты пытался украдкой поцеловать ее, так что, возможно, ты получил по заслугам…
   Ро слегка покраснел и откашлялся.
   — Об этом тоже можешь не волноваться. Если бы побольше парней пыталось целовать мою Мегги, может быть, она готовила бы сейчас какому-нибудь другому мужчине, и ее брат и я были бы в безопасности.
   Джесси искренне рассмеялся шутке отца. Ро выжал слабую улыбку. Мегги, однако, это не забавляло. С отвратительным грохотом и треском она швырнула сильно кипевший котел на камин и повернулась к ним спиной.
   Бест-старший игриво подмигнул Ро.
   — И не называй меня «мистер Бест», будто я какой-нибудь торговец из Сент-Луиса, — продолжал он. — Зови меня просто Анри, как все, кто знает меня.
   — Анри? — Ро никогда не слышал такого имени. Старик снова захихикал.
   — Ну да, так меня называют. Мое имя — Генри. Генри Бест. Но моя офранцуженная мамаша произносила «Генри» так, что оно звучало, как «Анри». И поскольку я действительно был «одним»[5] со дня своего рождения, окружающие привыкли к этому имени.
   — Анри, — сказал Ро, улыбаясь от избытка хорошего настроения. — Пожалуйста, зовите меня Ро, как это делает Джесси! Я искренне рад нашему знакомству, сэр. — Он с изысканной вежливостью протянул руку.
   Из дальнего конца комнаты послышалось осуждающее покашливание.
   Бест пожал руку Ро.
   — Даже если ради этого пришлось чуть ли не до смерти отравиться?
   Покашливание Мегги перешло в крик бешенства, когда она повернулась лицом к мужчинам за столом, угрожающе, как какое-то оружие, выставив перед собой длинный деревянный половник.
   — Ну-ну, Мегги, детка, — улыбаясь, сказал Анри — не надо сердиться! Нехорошо проявлять свой дурной нрав перед новым кавалером.
   — Моим новым кавалером! Я не хотела бы, чтобы этот паршивый, двуногий паразит ухаживал за мной! — отрезала она.
   Ро скорее позабавили, чем оскорбили слова Мегги, однако ему не понравилось предположение, что он начнет ухаживать за ней. Он быстро сменил тему.
   — Мне хотелось бы извиниться за свои ужасные манеры, Анри, — сказал он.
   — За какие ужасные манеры? — спросил глава семейства.
   — Ну как? За то, что огорчил твою дочь и заболел в вашем доме, едва успев познакомиться. Анри только посмеялся.
   — Это не твоя вина, Ро, — горячо вступился Джесси. — Это все Мегги. Она и из-за меня огорчается. И не умеет готовить. От ее пикулей заболит живот даже у быка.
   — Джесси! — резко прозвучал окрик. Джесси поднял руки, как бы боясь, что сестра опустит на его голову половник.
   Ро не сказал больше ни слова. Он не отрывал глаз от тарелки с бульоном и надеялся на смену темы разговора. Совершенно непостижимым образом его взгляд опустился на пол возле ног Мегги, чтобы увидеть длинные, босые ступни, которые он уже не мог позабыть. Несмотря на все, что он пережил, Ро находил это зрелище необъяснимо привлекательным.
   Мистер Бест громко рассмеялся.
   — Ладно, дети, не устраивайте ссор из-за этого! — Он улыбнулся Ро:
   — Надо обладать чувством юмора, если живешь в Озарке, парень. Матушка Природа подшучивает над нами, бедолагами, почти все время. И не обращай внимания на мою молодежь, — продолжал Анри. — Джесси говорит все, что взбредет в его глупую голову, а Мегги — мечтательная натура и весьма чувствительна к высказываниям о ее кулинарных способностях.
   — Папа! — вмешалась Мегги.
   — Мегги, веди себя прилично с нашим гостем. И подай какую-нибудь еду на стол, пока я не упал в обморок от голода. Джесси, садись рядом со своим новым другом.
   Анри посмеялся, видя, как испугалась Мегги, и компанейски улыбнулся Ро.
   — Мы всегда рады гостям. И у моей Мегги целую вечность не было знатных ухажеров.
   Мегги с грохотом поставила на стол сковородку с кукурузным хлебом.
   — Он пришел не ко мне.
   Ро заметил, что его развеселило раздражение в ее голосе. Шутка была хорошей, но он хотел убедиться, что старик не думает, будто в ней есть доля правды.
   — Джесси или Мегги говорили о моей миссии?
   — Миссии? Нет, ни один из этих детей не сказал ни слова. Ты проповедник, Ро?
   — Нет, он занимается не этим, — отрывисто сказала Мегги. Она с размаху шлепнула огромные куски хлеба перед тарелками мужчин. Ро потянулся за своим и вздрогнул, когда его покрытая волдырями рука коснулась горячего хлеба.
   — Что тебя беспокоит? — Анри потянулся и схватил руку молодого человека. Размотав повязку, он с тревогой взглянул на красные, болезненные волдыри на ладони.
   — Бог мой, парень, у тебя явные неприятности с рукой. Что ты делал, тянул канат?
   Ро опустил взгляд на руки. Боль в желудке на время заставила его забыть о ладони.
   — Так, ничего, — ответил он.
   — Мегги заставила его колоть дрова за еду, — сказал Джесси.
   — Что? — глаза Беста недоверчиво расширились.
   — Болтовня! — отрезала Мегги, свирепо глядя на брата; жаркий румянец окрасил ее скулы. — Я не заставляла его. Он сказал, что сам хочет.
   Бест уничтожающе взглянул на дочь.
   — Мистер Фарли, я не знаю, что сказать. Горцы совсем не так обращаются с гостями.
   — Напоминаю: мое имя — Ро, и забудьте об этих волдырях, — настаивал Ро. — Все было так, как говорит ваша дочь, я хотел как-то помочь. К несчастью, я не привык колоть дрова. Уверен, эти болячки очень быстро затянутся. И мисс Бест уже наложила какую-то мазь.
   — Именно этим она и занималась, когда Ро поцеловал ее, — вставил Джесси, гордый от сознания, что разобрался в ситуации.
   — Мистер Бест, клянусь, я не пытался…
   — Анри, парень, зови меня Анри, — Бест не спускал неодобрительного взгляда с дочери, пока она расставляла оставшуюся провизию на столе, а потом села напротив Ро.
   — Ты — горожанин, даже одноглазая собака заметит это за милю, — сказал он. — Немного времени — и ты окрепнешь, а рукам эти волдыри пойдут на пользу.
   Повернувшись к Мегги, старик покачал головой:
   — А тебе, детка, не следовало загружать своего нового кавалера работой. Это отпугнет парня быстрее, чем молоко успеет скиснуть.
   — Он не мой… — беспомощно начала девушка. Ее отец любил поддразнивать.
   — Я горжусь, что Мегги положила мазь на твои волдыри, Ро, — продолжал Анри. — Она умеет ухаживать за больными, это верно.
   Мегги слегка зарделась от неожиданной похвалы.
   — И все же, — продолжал Бест, — наша семья должна извиниться перед тобой, и я это сейчас сделаю.
   Ро пожал плечами и беззаботно взглянул на свои руки.
   — Извинение принято. Поверьте, ничего страшного не произошло.
   — Конечно же, произошло, и наша семья обязана возместить тебе все.
   Анри строго и неумолимо посмотрел прямо на Мегги, подразумевая, что именно ей и следует «возместить все».
   Без всякого энтузиазма Мегги потянулась через стол и взяла руку Ро в свои ладони.
   Ро почувствовал, как его рука слабо вздрогнула от прикосновения. Странное, еле уловимое ощущение возникло у него внутри. Он пытался отнести его на счет недоброкачественных пикулей, но вспоминался ему только вкус ее губ.
   — Мазь уже почти излечила его, — сказала Мегги. — Но не наша вина, что этот человек не привык работать.
   — Это потому, что он — ученый, Мегги, — гордо объяснил Джесси, сделав акцент на новом слове, которое он узнал. — Я ведь говорил тебе. Он приехал из университета под названием «Хазард».
   Анри заинтересованно взглянул на гостя.
   — Штат Кентукки? Родственники моей жены живут в графстве Хазард, Кентукки.
   — Нет, не Хазард, а Гарвард, — спокойно поправил Ро. — Это в Массачусетсе, штате у залива.
   — Штат у залива? Ого, Бог мой, ты прибыл издалека! Твои близкие оттуда?
   — Мои близкие?
   — Твоя семья.
   — А… на самом деле у меня не очень много родственников. Так, несколько родных по материнской линии. Они живут в Филадельфии. У меня есть вес и положение в университете.
   — Что это значит? — спросил Джесси.
   — Звучит, как какой-то религиозный, ничего не значащий припев в старинных песнях, — сказал Анри.
   — Нет, вовсе нет! Университет поддерживает мои попытки собрать и внести в каталог народные песни кельтского происхождения. Думаю, я найду кое-что здесь, в Озарке.
   — Что за народные песни?
   — Это просто музыка, — ответил Ро. — Напевы людей. Типа той музыки, что играешь ты, Джесси. А вы тоже играете, мистер Бест?
   Джесси гордо ухмыльнулся и высказался прежде, чем его отец успел вставить слово:
   — Никто иной, как папа, научил меня играть на скрипке. Сейчас я играю лучше всех в округе. Даже лучше папы, а он раньше зарабатывал на жизнь как странствующий музыкант.
   Ро широко раскрыл глаза от любопытства.
   — Мне было бы очень интересно услышать вас обоих. Мое предположение — и я надеюсь здесь доказать его — состоит в том, что следы многих баллад и игровых песен, популярных в этих краях, можно отыскать в песнях горных районов Британии и Ирландии. Эти напевы и их история уже исчезли на своей родине из-за войн и ассимиляции. Но так как Озарк практически изолирован от других территорий, может быть, эти песни еще поются здесь. Если их можно спасти, то сделать это необходимо нам, нынешнему поколению. Народные обычаи быстро умирают, и мы должны записывать все, что можем.
   Анри нахмурился.
   — И ты думаешь, что я и Джесси, и здешние жители помогут тебе записывать старые песни?
   — Да, сэр, думаю.
   — Вообще-то, мне кажется…
   — Не может быть ни игры, ни пения, когда на столе ужин, — твердо прервала Мегги. — Это просто дурной тон. — Она заинтересовалась так же, как и ее отец с братом, но умышленно разрушила очарование, навеянное словами Ро.
   Анри Бест кивнул, соглашаясь.
   — Верно. Стол не место для музыки, — сказал он. — Но когда Ро наполнит желудок супом, и остальные наедятся досыта, у нас будет время на посещения, на пение и тому подобное.
   Ро улыбнулся.
   — Я высоко ценю ваше согласие, Анри. Для меня это будет огромная помощь.
   — Помощь, говоришь? — Анри широко улыбнулся. — Ну что ж, как я и говорил, наша семья обязана загладить свою вину. Если исполнение кое-каких мелодий и пение песен поможет тебе, то, мне кажется, это именно то, что нужно.
   Джесси, Ро и Анри дружно заулыбались. Но не Мегги. Помогать Д. Монро Фарли записывать народные песни означало, что он будет постоянно присутствовать в их доме. А Мегги хотела, чтобы этот человек как можно скорее убрался подальше от нее и от ее семьи. Фарли был музыкантом, как и ее брат с отцом.
   Она знала подобный тип людей. Исполнение пары мелодий могло превратиться в концерт на весь день. Как только мужчины начинали играть, становилось трудно вернуть их назад к пашне и плугу.
   Мегги не была музыкальной. Она любила музыку и время от времени ловила себя на том, что напевает какой-нибудь мотив. Но музыка никогда не была для нее предлогом — в отличие от них — чтобы терять целый рабочий день.
   Ясно, что Ро Фарли останется на целую вечность, чего Мегги совершенно не хотела. Она запуталась и чувствовала себя униженной. Но что еще хуже, ее по-прежнему тянуло к темноволосому горожанину. Только сила воли удерживала ее сейчас на расстоянии от него. И она не знала, на сколько хватит ее выдержки.
   — Джесси, прочти молитву перед едой, будь так любезен! — скомандовала Мегги.
   Трое мужчин удивленно посмотрели на нее. Они уже прикончили половину ужина, а теперь она призывает их помолиться!
   Анри откашлялся и положил кусок хлеба обратно на стол.
   — Думаю, мы совсем позабыли об этом… — Ро вежливо склонил голову, но сердце его громко забилось. Он не мог думать о молитве, ни о еде, ни о своем все еще побаливающем желудке. После всех месяцев надежды и замыслов он наконец-то наткнулся на эту невероятную семью настоящих музыкантов Озарка. И они, кажется, рады видеть его.
   Он взглянул через стол на Мегги Бест. Ну что ж, ее отец и брат рады видеть его. Мегги склонила голову, слегка повернувшись в сторону брата. Ее серо-голубые глаза светились любовью и гордостью, пока она смотрела на Джесси. Зрелище было потрясающим. Раньше, днем, он думал, что она хорошенькая. Но выражение этой мягкой, заботливой нежности на лице, делало ее прекрасной. Ро немного поерзал, заставив ее взглянуть на себя. Но, к сожалению, когда она, наконец, обратила на него внимание, в ее глазах остались только настороженность и осуждение.
   Анри и Джесси страстно желают помочь ему доказать свою гипотезу, а Мегги стремится лишь увидеть его отъезд из этого дома. Она явно изменила свое отношение с тех пор, как уселась к нему на колени днем. Тогда она была сладкой, как конфета. И мягкой, и теплой, как пуховая перина. Сейчас он готов был поверить, что она пыталась отравить его.
   — Боже на небесах! — произнес возле него Джесси. — Мы благодарим тебя за пищу, которую ты даешь нам, и за весь мир, и такую прекрасную жизнь. Мы благодарим тебя за звезды над головой, и за твою вечную любовь, и за твое вечное милосердие…
   Слова произносились механически, и лились напевным потоком. Затем юноша заколебался:
   — И я благодарю тебя, Господи, за моего друга Ро. Я люблю его…

Глава 4

   Медвежий бульон не был самым вкусным блюдом, который Ро пробовал за свою жизнь. Но он, казалось, действительно успокоил боль в желудке. И так как Ро больше не думал, что его отравили, можно было считать, что ему повезло. Кукурузный хлеб оказался весьма вкусным, и Ро обнаружил, что ест даже с большим аппетитом, чем ожидал.
   — Так расскажи нам о своей родне, — прервал его мысли Анри Бест.
   — Что рассказать?
   — Откуда они, чем занимаются. Вот это.
   — А, — Ро понимающе кивнул. Очевидно, интерес жителей гор не так уж сильно отличается от любопытства обитателей роскошных особняков на восточном побережье. Всю свою жизнь он был Д. Монро Фарли, который существовал в своем замкнутом ученом мирке и вовсе не обладал сонмом родственников. Это было его клеймом на лбу или камнем на шее — можно было называть как заблагорассудится.
   Самые ранние воспоминания всегда были связаны для Ро с ощущением одиночества. Даже когда родители были живы, его отсылали в разные школы. Мать не отличалась крепким здоровьем, а отец, честолюбивый бизнесмен, не любил, когда ребенок путался под ногами. И когда он действительно остался один на белом свете, Ро почти привык к такому положению вещей. Родственники матери в Филадельфии выразили желание взять его к себе. Но Ро стремился жить самостоятельно и независимо ни от кого.
   В данный момент он был молод, здоров и не имел никаких привязанностей. И абсолютно не видел причин менять что-либо в ближайшем будущем. Музыка и история стали его семьей, ради которой стоило жить. Вполне достойная жизнь для одинокого мужчины.
   Но даже здесь, на вершине, Бог только знает какой, горы, обедая с седобородым горцем, его чудаковатым сыном и босоногой дочерью, предки Ро заслуживали уважительного отношения.
   — Мои родные — англичане по происхождению — из штатов Пенсильвания и Нью-Йорк, — произнес он беспристрастным тоном. — Фарли жили там еще до Гражданской войны. Мой отец имел собственную юридическую фирму на Уолл-Стрит в городе Нью-Йорк, — сказал он. — Он, как и мой дедушка, был выпускником Гарвардского университета.
   — Юристом? — спросил Анри.
   — Да, юристы из Гарварда, из поколения в поколение.
   Одного этого факта обычно хватало, чтобы произвести впечатление на самую искушенную светскую матрону.
   Ро тепло улыбнулся, полагая, что хозяин дома безропотно проникся к нему уважением. Но когда он взглянул на Анри, то увидел, что старик задумчиво нахмурился, а живые голубые глаза, затемненные густыми, тронутыми сединой бровями, обращены в сторону Мегги.
   Ро нервно откашлялся.
   — Семья моей мамы и все родственники с ее стороны из Филадельфии. Они, конечно, истинные янки, голубая кровь…
   — Янки?
   — Да, конечно.
   — Анри покачал головой.
   — Тебе лучше не упоминать об этом, парень, — прошептал он. — Народ здесь все еще довольно чувствительно относится к исходу войны.
   Ро вытаращил глаза. Он подумал, что Анри шутит. Но тот казался абсолютно серьезным.
   — Я ничего не таю против кого бы то ни было, — продолжал Анри с мрачной серьезностью. — Никого нельзя винить за грехи родителей, которые произвели его на свет. Но у здешних людей довольно своеобразное мнение насчет юристов и янки.