Страница:
что стыдливость эта -- верный признак натуры романтической и
меланхоличной... Женщина, дорожащая тайнами своего тела, не станет
размениваться и в чувствах". Мне по душе эта точка зрения; гораздо приятнее
быть любимым такой дикаркой, как госпожа де Реналь, преодолевающей сильное
внутреннее сопротивление, нежели графиней де Кастильоне, которая охотно
показывает свое тело друзьям, точно демонстрирует произведение искусства.
Другая гипотеза: стыдливость проистекает из боязни обнаружить изъяны
фигуры. Верно ли это? Замечали ли вы, сударыня, что хорошо сложенные
женщины менее стыдливы? Мне такая точка зрения кажется узкой и
несправедливой. Женщина, остающаяся целомудренной в силу воспитания или из
религиозных убеждений, пребудет такой, несмотря на совершенство своих форм.
Да, действительно, наготу нельзя признать естественным состоянием человека.
"Невозможно представить себе, -- говорил грозный Свифт, -- парламент, где
заседают голые депутаты". Не желаю вам лицезреть подобное зрелище. Прощайте.
Все в мире движется, в том числе и время; наступает пора, когда
человек замечает впереди мрачный рубеж, предупреждающий его о том, что
первая молодость безвозвратно ушла. Конрад, которому принадлежит эта
фраза, приурочивает мрачный рубеж к сорокалетнему возрасту. Эмиль Анрио в
своем превосходном романе "Все вот-вот кончится"* относит его ближе к
пятидесяти годам, и я полагаю, что прав именно он. Его герой описывает "то
мучительное ощущение, когда тебе кажется, будто ты скользишь вниз по откосу,
все усилия остановиться тщетны и ты неумолимо катишься к смерти"...
-- Вы, верно, скажете, что я страдаю неврастенией, -- говорит он
своему врачу. -- Нет, это другое. Всю жизнь, доктор, я был неисправимым
оптимистом. Я терпеть не могу жаловаться, не выношу, когда меня утешают. Но,
по правде говоря, со мной что-то неладно.
-- Сколько вам лет? -- спрашивает врач.
-- Сорок восемь, скоро сорок девять...
-- Да, это начинается приблизительно в таком возрасте...
Думаю, что большая часть людей, и даже те, что производят впечатление
победителей, испытывают приступ отчаяния в ту пору, когда им приходится
пересекать этот мрачный рубеж. Какой бы состоявшейся ни была чья-нибудь
жизнь, непременно существует огромная разница между тем, о чем мечталось в
юности, и тем, что получилось. Ни один из нас не шествует по избранному
пути, не отклоняясь и не сворачивая. Как молекулы газа под воздействием
бесчисленных толчков вынуждены каждый миг менять свою траекторию, так и
люди постоянно испытывают влияние случайностей.
"Что бы ни произошло, -- заявляет юноша, -- я никогда не совершу
такой-то поступок..." Повидайтесь-ка с ним лет этак через тридцать. Как раз
этот-то поступок он и совершил. "Я ни за что не соглашусь быть обманутой
женой и мириться с этим", -- тридцать лет тому назад объявила красивая
молодая девушка. Теперь она -- отяжелевшая, седеющая матрона, которую
совсем забросил муж и которая постепенно перестала обращать на это внимание.
"Мне скоро исполнится пятьдесят", -- с грустью написал Стендаль и
вслед за тем стал перечислять женщин, которых любил. Хотя он и пытался
строить иллюзии, все эти женщины были ничем не примечательны. В двадцать лет
он грезил о большой любви, о встречах с женщинами незаурядными. Он заслужил
это своей нежностью, своим редким пониманием любви, своим гордым нравом. Но
героини, о которых он мечтал, не появились, и, не имея случая пережить свои
романы, Стендаль удовольствовался тем, что описал их. И, только оставив
позади мрачный рубеж, он оплакал большую любовь, так и не встретившуюся на
его пути.
"Мне недавно стукнуло пятьдесят", -- думает писатель. А что он успел
создать? Что сумел выразить? Ему чудится, что все еще предстоит высказать и
что лишь теперь он начинает провидеть книги, которые нужно было бы написать.
Но сколько лет для работы ему отпущено? Сердце бьется слабее, отказывают
глаза. Десять лет? Пятнадцать? "Искусство бесконечно, жизнь коротка". Эта
фраза, которая когда-то казалась ему банальной, неожиданно обретает глубокий
смысл. Достанет ли сил, чтобы вслед за Прустом отправиться на поиски
утраченного времени?
Молодые люди, с такой легкостью расточающие часы и минуты, должны хотя
бы изредка задумываться над существованием этого мрачного рубежа, который
им, как и нам, предстоит когда-нибудь пересечь. А что до вас, querida...
Впрочем, женщины, кажется, и не задумываются над этим. Прощайте.
Несовместимость -- это противоположность характеров и темпераментов,
которая приводит к тому, что два человека не могут прийти к согласию и уж
тем более жить вместе. Для того чтобы несовместимость действительно
возникла, эта противоположность должна быть непримиримой; если бы она не
была таковой, ее не назвали бы несовместимостью. Бывают случаи, когда в
первую пору супружества взаимное привыкание не то чтобы невозможно, но
очень затруднительно. Иногда это происходит потому, что между супругами нет
любви. Мужчина и женщина заключили брак по рассудку; каждый привык к
одиночеству и самостоятельности; оба плохо переносят внезапно возникшую
необходимость считаться с желаниями и капризами другого. Любовь сделала бы
эту жертву легкой, и новые привычки не замедлили бы явиться. Если же любви
нет с самого начала, взаимное сопротивление супругов проявляется сильнее. И
все-таки, если в ходе совместной жизни рождается взаимное влечение или же
благоразумие играет роль миротворца, все улаживается. Но если после
нескольких месяцев или даже нескольких лет брака обнаруживается, что время
ничего не меняет к лучшему, ибо противоположность супругов пустила слишком
глубокие корни, вот тогда-то несовместимость можно назвать полной.
Причины тут могут быть самые разные. Прежде всего -- противоположность
вкусов. Для того чтобы муж и жена приноровились к совместной жизни, нужно,
чтобы между ними существовало хотя бы минимальное сходство. Поразмышляйте
над замужеством Жорж Санд. Совсем еще юной -- в восемнадцать лет -- она
выходит замуж за барона Казимира Дюдевана. Он славный малый и хочет сделать
ее счастливой, она со своей стороны вступает в брак с самыми лучшими
намерениями. Однако она -- женщина образованная, страстная любительница
литературы и музыки. А Казимир, раскрыв книгу, тотчас же засыпает. Но он
восхищается женой и потому изо всех сил старается ей понравиться. Она
советует ему прочесть Паскаля? Ну что ж, он попробует. Увы! Книга выпадает у
него из рук, а жена проникается к нему презрением.
Кроме того, она прочла множество романов и полагает, что жизнь должна
походить на них; она жаждет страстной любви и ждет, чтобы любовь эта
выражалась самым возвышенным образом. Бедному Казимиру язык нежной страсти
не знаком. Для него любовь в браке -- это естественное право супруга. Муж
заключает жену в объятия, и этим все сказано. Несовместимость? Да.
Нетрудно предсказать, что, хотя с обеих сторон проявлено достаточно доброй
воли, этот брачный корабль потерпит крушение, налетев на первый же риф, а
таким рифом станет какой-нибудь романтичный молодой человек.
В некоторых случаях противоположность между супругами коренится не в
разнице их интеллектуального или эмоционального уровня. В ее основе лежит
различие привычек. Муж был воспитан бережливыми и осмотрительными
родителями, жена -- матерью безрассудной и ведущей довольно беспорядочный
образ жизни. Молодая жена не приучена вести домашнее хозяйство,
необходимость подсчитывать расходы нагоняет на нее тоску, понятие
"семейного бюджета" для нее звук пустой. Конфликтов в доме не избежать --
они будут возникать беспрестанно и вскоре станут весьма неприятными. Муж
будет настаивать на том, чтобы все доходы и расходы записывались и
приводились в соответствие, жена сочтет это за проявление мелочной тирании и
жадности. Если ни один из них не изменит своих привычек, эти ссоры могут
породить несовместимость. То же самое произойдет, если жизненный ритм у
обоих супругов слишком различен. Вообразите себе мужа деятельного,
энергичного, у которого все в руках горит, который стремится заполнить
жизнь всевозможными занятиями, различными интересами, любит путешествовать,
веселиться, -- и впрягите его в одну упряжку с флегматичной, вялой,
медлительной женой, постоянно жалующейся на усталость и жаждущей покоя. Он
всегда точен, вплоть до минуты, она же вечно опаздывает, не ценит времени.
Как избежать столкновений, которые возникнут из-за подобного несходства
жизненного ритма? Быть может, путем взаимной терпимости, но без страданий
все равно не обойтись. Если не установится общий -- взаимоприемлемый --
образ жизни, если близость не сцементирует чету столь непохожих людей,
несовместимость налицо.
Большая опасность для брака возникает и тогда, когда супруги, у которых
более или менее схожие характеры и вкусы, привносят в совместную жизнь
совершенно противоположные политические взгляды или религиозные убеждения.
Бывают эпохи, когда этому не придают большого значения, но такие периоды
редки и длятся недолго. Наше время требует, чтобы каждый человек занял в
жизни определенную позицию. Разумеется, можно допустить, что набожная жена
будет снисходительна к неверующему мужу или что муж-социалист будет терпим
к консервативно настроенной жене. Но будет ли эта снисходительность
долговечна? Убеждения одного из супругов повлекут за собой и определенные
поступки, которые вызовут осуждение другого. Определенная политическая
ориентация приводит к появлению целого круга друзей из числа
единомышленников. Друзья одного из супругов станут врагами другого. Сильная
любовь и в этом случае может со временем послужить сближению взглядов мужа и
жены. При отсутствии этого "нежного" арбитра лучше не отваживаться на риск.
Вступайте в брак с мужчиной (или женщиной), взгляды которого на важнейшие
проблемы жизни пусть и не до конца, но совпадают с вашими. В противном
случае вас подстерегает несовместимость. Прощайте.
Любите ли вы актеров, сударыня? Сам я от них без ума и предпочитаю
беседу с ними любой другой. Мне кажется, что тесное переплетение вымышленных
персонажей с их собственной человеческой сутью производит самый неожиданный
и поэтический эффект. Странные узы связывают героиню Расина и живую, вполне
земную женщину, которая до самого выхода на сцену ведет весьма смелые
разговоры. Особое удовольствие доставляют мне различные театральные
истории, в которых действительность причудливо сплетается с вымыслом, как в
какой-нибудь драме Пиранделло.
Недавно я ездил в Руан читать лекцию; после спектакля два актера --
старый и молодой -- пригласили меня "пропустить стаканчик" и поведали мне
несколько забавных случаев из театральной жизни. Молодой актер играл в
недавно появившейся пьесе (кажется, то была "Великовозрастная и простодушная
девица") роль юноши, который, разочаровавшись в любви, вознамерился
покончить с собой и с этой целью стащил револьвер у приятеля. Это вовремя
обнаруживается, безутешного любовника отчитывают, и под конец владелец
револьвера строго говорит ему:
-- А ну-ка верни мне оружие.
Юноша в полном изнеможении протягивает револьвер.
-- Это была замечательная сцена, -- продолжал рассказчик, -- но в тот
миг, когда мне следовало вернуть оружие, я, ощупав карманы, с ужасом понял,
что забыл взять его с собой... Револьвер остался за кулисами...
-- Драматическое положение! Как же вы поступили?
-- Сперва я задрожал от страха... Потом меня точно озарило, и я с
достоинством проговорил: "Нет! Нет, я хочу сохранить этот револьвер как
напоминание... Но клянусь тебе, что никогда не пущу его в ход".
Удивительное присутствие духа!.. Этот случай напоминает мне другой,
тот, что произошел с госпожой Дорваль во время представления романтической
драмы Дюма-отца "Антони"*. Припоминаете? В самом конце любовник Адели д'Эрве
закалывает ее кинжалом. Входит муж, полковник д'Эрве, и убийца говорит ему:
"Она мне противилась -- я ее убил!" На одном спектакле в Руане Бокаж*,
игравший в этой пьесе и выведенный из себя (я уже забыл почему) то ли
директором театра, то ли зрителями, выбежал со сцены, не произнеся своей
коронной фразы... Мари Дорваль, по ходу пьесы уже убитая, видит, что Бокаж
исчезает и на сцену выходит полковник. Понимая, что катастрофа неотвратима,
она хладнокровно приподнимается и говорит мужу: "Я ему противилась, ОН меня
убил..." Взрыв аплодисментов. Занавес. Публика нашла это естественным.
-- Публика ВСЕ находит естественным... -- вмешался старик. -- Знакомо
ли вам утверждение Симоны, великой Симоны*? "Публика не слушает, а если
слушает, то не слышит, если же слышит, то не понимает".
-- Бесспорно одно: самое удивительное и неправдоподобное в театре
принимается как должное, -- замечаю я. -- Иоланда Лаффон рассказала мне,
что на сцене "Театр дез'Ар" она когда-то играла в пьесе "Помрачение" роль
некоей Жюдит; по ходу действия героиня выбегает на сцену вне себя от
волнения и бросается в дом, охваченный пламенем. После чего, чуть позже, на
сцену выходит другой актер и объявляет:
"Жюдит умерла". На одном из вечерних представлений возникла путаница,
этот актер появился на сцене слишком рано и сказал самой Жюдит: "Жюдит
умерла..." Иоланда Лаффон сочла, что все пропало. Однако в зале -- никакой
реакции. Представление продолжалось... Никто ничего не заметил, и в
антракте ни один зритель даже не вспомнил об этом происшествии. Вот в чем
прелесть театра...
Театральные истории нанизывались одна на другую. Им нет конца.
Прощайте.
Вот оно, сударыня, одно из тех свободных воскресений, которые приносят
мне такое блаженство. На каштанах под моими окнами распускаются почки, самый
скороспелый из них -- тот, что каждую весну первым подает знак к обновлению,
-- уже нежно зеленеет. Семьи прогуливаются с той воскресной неспешностью,
темп которой задают детские коляски. Молчит телефон. А я, я знаю, что
впереди у меня двенадцать часов покоя и тишины. Как чудесно!
Я раскрываю книгу, готовясь насладиться ею; в свое время я знавал ее
автора -- красивую, мягкую и печальную женщину. Она судила обо всем
необыкновенно тонко. Я знаю, что они с мужем жили в полном, настоящем
уединении. Так что меня нисколько не удивляет, что томик называется "Отзвуки
тишины". Как это верно сказано: тишина, точно незримая стена, возвращает нам
отзвуки наших тайных помыслов. Камилла Бельгиз мыслит подобно Жуберу,
Шардону, а иногда и Сент-Беву (когда он бывает нежен и утончен). Она
высказывает замечательные суждения о природе и о любви: "Тот, кто любит,
отбрасывает на другого свет своего внутреннего "я" и надеется увидеть
отблеск этого света. Подлинная любовь связует двоих, и надо уметь ставить
другого превыше себя". Да, не только принимать другого, но и ставить его
превыше себя. "Грустно, когда любовь ослабевает, ибо разве любить не
означает все больше дорожить тем, что мало-помалу утрачивает ценность?"
Она приводит слова Эмерсона: "Любовь преходяща и кончается с браком. В
браке от любви остается лишь привкус незрелого плода". Камилла Бельгиз не
прием-лет (и я с нею согласен) такое разъединение любви и супружества. И
далее: "Но мы именуем любовью ту таинственную суть супружества, которая
взыскует ни на миг не слабеющего чувства и так настойчиво стремится к
высочайшей его ступени, что каждая неудача обрекает нас на муку и унижение".
И тут (как приятно на досуге так вот свободно перебрать несколько книг)
я раскрываю книгу Мориса Тэска "Симона, или Супружеское счастье"*, на
обложке которой превосходно воспроизведен "Поцелуй" Родена. Роман? Скорее
поэма в прозе, гимн гармоничному союзу двоих. "Именем той, которую люблю, я
говорю вам, друзья мои, что нет драмы в любви. И лишь в отсутствии любви
таится драма. Разделенное чувство не может не быть счастьем".
Заметили ли вы, сударыня, что манера выражать свои чувства так же
принадлежит той или иной эпохе, как мебель или живопись? Во времена
Мопассана, а затем Пруста романист показывал, что любовь -- всего лишь
иллюзия, источник разочарования, ревности и душевных мук. Что до брака, то
уже несколько веков он неизменно служит темой для комедий. В наши дни, после
нескольких лет засилья "черной" любви, наметился перелом. В этом сыграло
свою роль и усиление религиозных верований, и тот серьезный подход к
чувствам, который присущ нашему столько выстрадавшему поколению. Во время
бури человек ощущает потребность найти точку опоры. А что может быть
надежнее прочной любви, полного слияния двух существ? И не является ли брак,
по словам Алена, "единственными узами, которые с годами становятся крепче"?
Вот что открывает для себя герой Тэска, а вместе с ним и многие его
сверстники.
Ныне пошла мода на счастливый брак, сударыня. Вы, пожалуй, скажете:
"Романистам придется нелегко... "Белая симфония в мажорных тонах"*...
Чудесное название, но книгу с таким названием написать нелегко". Как знать?
Ведь в белизне уйма оттенков. Счастье, как и весна, каждый день меняет свой
облик. Мое сегодняшнее воскресенье, мирно проведенное у семейного очага,
было восхитительно... Прощайте.
Другая была еще невидима, а вы уже догадывались о ее существовании.
Порою под травяным покровом лужайки незаметно струится ручей, гуляя, вы
замечаете, что трава тут гуще и выше, а почва чуть пористая и немного
оседает под ногами. Это всего лишь приметы, но они не обманывают: вода
где-то здесь. Или же иногда перед болезнью, когда явных ее признаков еще
нет, вы ведете привычный образ жизни, но тем не менее какое-то недомогание,
беспричинная тревога уже предупреждают вас о скрытой опасности.
-- Что это со мною? -- говорите вы. -- Мне нездоровится.
Так было и тогда, когда у вашего мужа появилась Другая. "Что это с ним
такое? -- думали вы. -- Он не тот, что прежде". До сих пор он по вечерам
рассказывал вам, как провел день; ему нравилось приводить множество
подробностей (мужчины любят порассказать о себе); он сообщал вам о своих
планах на завтрашний день. Мало-помалу его ежевечерние отчеты сделались
несколько туманными. Вы начали замечать в его времяпрепровождении непонятные
перерывы. Впрочем, он и сам сознавал уязвимость своих объяснений. Он только
вскользь упоминал о тех или иных часах, путался. Вы ломали себе голову: "Что
же он хочет скрыть?"
Вы полагали, что после десяти лет замужества хорошо его изучили. Вы
знали, чем он интересуется:
службой, политикой, спортом, немного живописью и нисколько литературой
и музыкой. Теперь же он охотно обсуждал книжные новинки. Вдруг небрежно
спрашивал: "Есть ли у нас романы Стендаля? Я бы с удовольствием перечитал
их". Но вы-то знали, что он их ни разу не читал. Прежде столь равнодушный к
вашим туалетам, он вдруг стал спрашивать: "Почему ты не носишь платья из
набивной материи? Они так нарядны". Или же говорил: "Постригись короче. Эти
конские хвосты уже вышли из моды". Даже его политические взгляды
переменились, он начал терпимее относиться к передовым воззрениям. О любви
он заговорил теперь как-то странно и необычайно пылко, о браке же отзывался
довольно цинично. Словом, вы перестали узнавать его.
Вскоре последние сомнения рассеялись. Под некогда твердой почвой ныне
струился поток. Другая была тут. Но кто она? Вы старались представить ее
себе, мысленно воссоздать ее облик, используя те сведения, какие ваш муж,
сам того не желая, сообщал вам каждый день. Она, должно быть, молода, хороша
собой, прекрасно одевается; она образованна или умело прикидывается такой;
ездит верхом (ибо ваш муж, который уже давно отказался от конного спорта,
стал говорить: "Доктор советует мне увеличить физическую нагрузку, и мне
опять захотелось поездить верхом"). Она, как видно, живет возле
Люксембургского дворца: то и дело обнаруживалось, что какие-то самые
неправдоподобные дела вынуждали вашего супруга попадать именно в этот
квартал. А затем однажды, на обеде у ваших друзей, вы ее увидели. О! Вам не
понадобилось ни особых усилий, ни проницательности, чтобы узнать ее. Увы!
Довольно было понаблюдать за выражением лица вашего мужа. Он ласкал ее
взором. Он старался разговаривать с нею как можно меньше, но они будто
невзначай обменивались то едва заметным кивком, то едва уловимой улыбкой,
думая, что никто этого не видит, вы же с болью замечали все это. Хозяйка
дома сообщила вам, что Другая сама захотела с вами встретиться.
-- С чего бы это?
-- Не знаю... она много слышала о вас... И ей до смерти хотелось
познакомиться с вами.
По деланно равнодушному тону вашей собеседницы вы поняли, что она тоже
знает. Вы были одновременно поражены, огорчены и озадачены, и прежде всего
потому, что эта женщина позволила себе покуситься на вашего собственного
мужа. Не отдавая себе в том отчета, вы уже давно считали, что он
принадлежит вам одной, что он стал частью вас самой. В ваших глазах он уже
больше не был свободным человеком, как другие, нет, он сделался как бы вашей
плотью. И потому Другая имела больше права отобрать его у вас, чем отрубить
вам руку или похитить у вас обручальное кольцо.
Вас озадачило также то, что Другая одновременно и походила на образ,
мысленно созданный вами, и оказалась иной. И впрямь, довольно было послушать
ее, чтобы сразу распознать источник новых мыслей, новых устремлений и даже
новых словечек вашего мужа. Она говорила о лошадях, о скачках, цитировала
авторов книг, к которым у вашего супруга с недавних пор пробудился столь
необычный для него интерес. Но вы нашли, что она не более молода и, говоря
откровенно, не более хороша собой, чем вы. Пожалуй, у нее был красивый лоб,
выразительные глаза. И только. Рот ее показался вам чувственным и
вульгарным. Речь ее была оживленной, но не яркой и скоро вам наскучила.
"Да что он в ней такого нашел?" -- в недоумении спрашивали вы себя.
Возвратившись к себе, вы сразу же накинулись на мужа:
-- Что это за супружеская пара? Откуда ты их знаешь?
-- Деловые отношения, -- промямлил он и постарался переменить тему
разговора. Но вы твердо решили донять его.
-- Я не нахожу эту женщину слишком приятной. Судя по всему, она
донельзя довольна собой, но, говоря по правде, без особых на то оснований.
Он попробовал было сдержаться, но его увлечение было так сильно, что он
стал вам перечить.
-- Я держусь иного мнения, чем ты, -- ответил он, стараясь принять
безразличный вид, -- она красива, и в ней много очарования.
-- Красива! Ты, видно, не разглядел, какой у нее рот!
В ярости он пожал плечами и ответил с некоторым самодовольством:
-- Напротив, я очень хорошо разглядел, какой у нее рот!
В отчаянии вы продолжали сокрушать (так вы думали) Соперницу. И муж и
вы заснули только в два часа ночи после изнурительной и тягостной сцены. На
следующее утро он был подчеркнуто холоден с вами и сказал:
-- Я не буду обедать дома.
-- Почему?
-- Потому что я не буду обедать дома. И дело с концом. Хозяин я еще
самому себе или нет?
Тогда вы поняли, что допустили накануне ужасную ошибку. Влюбленного
мужчину не оторвать от его избранницы, плохо о ней отзываясь. Она кажется
ему очаровательной; если вы скажете ему, что это не так, он решит, что не он
обманывается, а вы не умеете смотреть правде в глаза, а главное -- не хотите
этого делать, ибо чертовски ревнивы. Мы еще об этом потолкуем. Прощайте.
Письмо второе
Вы женщина умная и вполне оценили опасность. О! Вашим первым
побуждением было сделать их жизнь невыносимой. Самой ли начать слежку за
мужем или предоставить это кому-то другому? У нее тоже есть супруг, который,
вероятно, ничего не подозревает. Чего проще: надо поселить в нем тревогу и
заставить его следить за нею? Но, оставшись в одиночестве, вы надолго
погрузились в горестные размышления.
"Да, у меня есть все основания для ревности, и я могу отравить им
жизнь. Но чего я этим добьюсь? В глазах мужа я окажусь тем, чем уже была для
неге накануне вечером: досадной помехой, докукой, пожалуй, даже мегерой. До
сих пор вопреки всему его связывали со мной воспоминания, привычки и --
думаю -- неподдельное чувство. Он ощущал свою вищ передо мной, сам страдал
от того, что страдаю я, v пытался ласковым обращением частично вознаградил
меня за то, что собирался лишить меня любви.
Собирался?.. Только собирался^. Ничто еще не доказывает, что он не
устоял. Женщина эта, как видно, ж слишком свободна; он и того меньше. Быть
может они ограничиваются пока прогулками, беседами i баре... Если я рассержу
его, дам ему почувствовать, чтс он мой пленник, он, чего доброго, решится
уйти ол меня. Если и она ступит на ту же стезю, кто знает, как далеко они
зайдут. Может быть, у нас и не дойдет дс разрыва, а, действуя неосторожно, я
сама же разрушу нашу семью, в то время как, проявив немного терпения..."
Но тут от нового приступа ярости у вас заколотилось сердце. "И все же
до чего это несправедливо! Я безоглядно отдала ему всю жизнь. После свадьбы
я w разу не взглянула на других мужчин. Все они казалис! мне какими-то
ненастоящими. Они интересовала меня постольку, поскольку могли быть полезны
моем^ мужу... Была ли я права? Не внушила ли я ему tcn самым чувство слишком
меланхоличной... Женщина, дорожащая тайнами своего тела, не станет
размениваться и в чувствах". Мне по душе эта точка зрения; гораздо приятнее
быть любимым такой дикаркой, как госпожа де Реналь, преодолевающей сильное
внутреннее сопротивление, нежели графиней де Кастильоне, которая охотно
показывает свое тело друзьям, точно демонстрирует произведение искусства.
Другая гипотеза: стыдливость проистекает из боязни обнаружить изъяны
фигуры. Верно ли это? Замечали ли вы, сударыня, что хорошо сложенные
женщины менее стыдливы? Мне такая точка зрения кажется узкой и
несправедливой. Женщина, остающаяся целомудренной в силу воспитания или из
религиозных убеждений, пребудет такой, несмотря на совершенство своих форм.
Да, действительно, наготу нельзя признать естественным состоянием человека.
"Невозможно представить себе, -- говорил грозный Свифт, -- парламент, где
заседают голые депутаты". Не желаю вам лицезреть подобное зрелище. Прощайте.
Все в мире движется, в том числе и время; наступает пора, когда
человек замечает впереди мрачный рубеж, предупреждающий его о том, что
первая молодость безвозвратно ушла. Конрад, которому принадлежит эта
фраза, приурочивает мрачный рубеж к сорокалетнему возрасту. Эмиль Анрио в
своем превосходном романе "Все вот-вот кончится"* относит его ближе к
пятидесяти годам, и я полагаю, что прав именно он. Его герой описывает "то
мучительное ощущение, когда тебе кажется, будто ты скользишь вниз по откосу,
все усилия остановиться тщетны и ты неумолимо катишься к смерти"...
-- Вы, верно, скажете, что я страдаю неврастенией, -- говорит он
своему врачу. -- Нет, это другое. Всю жизнь, доктор, я был неисправимым
оптимистом. Я терпеть не могу жаловаться, не выношу, когда меня утешают. Но,
по правде говоря, со мной что-то неладно.
-- Сколько вам лет? -- спрашивает врач.
-- Сорок восемь, скоро сорок девять...
-- Да, это начинается приблизительно в таком возрасте...
Думаю, что большая часть людей, и даже те, что производят впечатление
победителей, испытывают приступ отчаяния в ту пору, когда им приходится
пересекать этот мрачный рубеж. Какой бы состоявшейся ни была чья-нибудь
жизнь, непременно существует огромная разница между тем, о чем мечталось в
юности, и тем, что получилось. Ни один из нас не шествует по избранному
пути, не отклоняясь и не сворачивая. Как молекулы газа под воздействием
бесчисленных толчков вынуждены каждый миг менять свою траекторию, так и
люди постоянно испытывают влияние случайностей.
"Что бы ни произошло, -- заявляет юноша, -- я никогда не совершу
такой-то поступок..." Повидайтесь-ка с ним лет этак через тридцать. Как раз
этот-то поступок он и совершил. "Я ни за что не соглашусь быть обманутой
женой и мириться с этим", -- тридцать лет тому назад объявила красивая
молодая девушка. Теперь она -- отяжелевшая, седеющая матрона, которую
совсем забросил муж и которая постепенно перестала обращать на это внимание.
"Мне скоро исполнится пятьдесят", -- с грустью написал Стендаль и
вслед за тем стал перечислять женщин, которых любил. Хотя он и пытался
строить иллюзии, все эти женщины были ничем не примечательны. В двадцать лет
он грезил о большой любви, о встречах с женщинами незаурядными. Он заслужил
это своей нежностью, своим редким пониманием любви, своим гордым нравом. Но
героини, о которых он мечтал, не появились, и, не имея случая пережить свои
романы, Стендаль удовольствовался тем, что описал их. И, только оставив
позади мрачный рубеж, он оплакал большую любовь, так и не встретившуюся на
его пути.
"Мне недавно стукнуло пятьдесят", -- думает писатель. А что он успел
создать? Что сумел выразить? Ему чудится, что все еще предстоит высказать и
что лишь теперь он начинает провидеть книги, которые нужно было бы написать.
Но сколько лет для работы ему отпущено? Сердце бьется слабее, отказывают
глаза. Десять лет? Пятнадцать? "Искусство бесконечно, жизнь коротка". Эта
фраза, которая когда-то казалась ему банальной, неожиданно обретает глубокий
смысл. Достанет ли сил, чтобы вслед за Прустом отправиться на поиски
утраченного времени?
Молодые люди, с такой легкостью расточающие часы и минуты, должны хотя
бы изредка задумываться над существованием этого мрачного рубежа, который
им, как и нам, предстоит когда-нибудь пересечь. А что до вас, querida...
Впрочем, женщины, кажется, и не задумываются над этим. Прощайте.
Несовместимость -- это противоположность характеров и темпераментов,
которая приводит к тому, что два человека не могут прийти к согласию и уж
тем более жить вместе. Для того чтобы несовместимость действительно
возникла, эта противоположность должна быть непримиримой; если бы она не
была таковой, ее не назвали бы несовместимостью. Бывают случаи, когда в
первую пору супружества взаимное привыкание не то чтобы невозможно, но
очень затруднительно. Иногда это происходит потому, что между супругами нет
любви. Мужчина и женщина заключили брак по рассудку; каждый привык к
одиночеству и самостоятельности; оба плохо переносят внезапно возникшую
необходимость считаться с желаниями и капризами другого. Любовь сделала бы
эту жертву легкой, и новые привычки не замедлили бы явиться. Если же любви
нет с самого начала, взаимное сопротивление супругов проявляется сильнее. И
все-таки, если в ходе совместной жизни рождается взаимное влечение или же
благоразумие играет роль миротворца, все улаживается. Но если после
нескольких месяцев или даже нескольких лет брака обнаруживается, что время
ничего не меняет к лучшему, ибо противоположность супругов пустила слишком
глубокие корни, вот тогда-то несовместимость можно назвать полной.
Причины тут могут быть самые разные. Прежде всего -- противоположность
вкусов. Для того чтобы муж и жена приноровились к совместной жизни, нужно,
чтобы между ними существовало хотя бы минимальное сходство. Поразмышляйте
над замужеством Жорж Санд. Совсем еще юной -- в восемнадцать лет -- она
выходит замуж за барона Казимира Дюдевана. Он славный малый и хочет сделать
ее счастливой, она со своей стороны вступает в брак с самыми лучшими
намерениями. Однако она -- женщина образованная, страстная любительница
литературы и музыки. А Казимир, раскрыв книгу, тотчас же засыпает. Но он
восхищается женой и потому изо всех сил старается ей понравиться. Она
советует ему прочесть Паскаля? Ну что ж, он попробует. Увы! Книга выпадает у
него из рук, а жена проникается к нему презрением.
Кроме того, она прочла множество романов и полагает, что жизнь должна
походить на них; она жаждет страстной любви и ждет, чтобы любовь эта
выражалась самым возвышенным образом. Бедному Казимиру язык нежной страсти
не знаком. Для него любовь в браке -- это естественное право супруга. Муж
заключает жену в объятия, и этим все сказано. Несовместимость? Да.
Нетрудно предсказать, что, хотя с обеих сторон проявлено достаточно доброй
воли, этот брачный корабль потерпит крушение, налетев на первый же риф, а
таким рифом станет какой-нибудь романтичный молодой человек.
В некоторых случаях противоположность между супругами коренится не в
разнице их интеллектуального или эмоционального уровня. В ее основе лежит
различие привычек. Муж был воспитан бережливыми и осмотрительными
родителями, жена -- матерью безрассудной и ведущей довольно беспорядочный
образ жизни. Молодая жена не приучена вести домашнее хозяйство,
необходимость подсчитывать расходы нагоняет на нее тоску, понятие
"семейного бюджета" для нее звук пустой. Конфликтов в доме не избежать --
они будут возникать беспрестанно и вскоре станут весьма неприятными. Муж
будет настаивать на том, чтобы все доходы и расходы записывались и
приводились в соответствие, жена сочтет это за проявление мелочной тирании и
жадности. Если ни один из них не изменит своих привычек, эти ссоры могут
породить несовместимость. То же самое произойдет, если жизненный ритм у
обоих супругов слишком различен. Вообразите себе мужа деятельного,
энергичного, у которого все в руках горит, который стремится заполнить
жизнь всевозможными занятиями, различными интересами, любит путешествовать,
веселиться, -- и впрягите его в одну упряжку с флегматичной, вялой,
медлительной женой, постоянно жалующейся на усталость и жаждущей покоя. Он
всегда точен, вплоть до минуты, она же вечно опаздывает, не ценит времени.
Как избежать столкновений, которые возникнут из-за подобного несходства
жизненного ритма? Быть может, путем взаимной терпимости, но без страданий
все равно не обойтись. Если не установится общий -- взаимоприемлемый --
образ жизни, если близость не сцементирует чету столь непохожих людей,
несовместимость налицо.
Большая опасность для брака возникает и тогда, когда супруги, у которых
более или менее схожие характеры и вкусы, привносят в совместную жизнь
совершенно противоположные политические взгляды или религиозные убеждения.
Бывают эпохи, когда этому не придают большого значения, но такие периоды
редки и длятся недолго. Наше время требует, чтобы каждый человек занял в
жизни определенную позицию. Разумеется, можно допустить, что набожная жена
будет снисходительна к неверующему мужу или что муж-социалист будет терпим
к консервативно настроенной жене. Но будет ли эта снисходительность
долговечна? Убеждения одного из супругов повлекут за собой и определенные
поступки, которые вызовут осуждение другого. Определенная политическая
ориентация приводит к появлению целого круга друзей из числа
единомышленников. Друзья одного из супругов станут врагами другого. Сильная
любовь и в этом случае может со временем послужить сближению взглядов мужа и
жены. При отсутствии этого "нежного" арбитра лучше не отваживаться на риск.
Вступайте в брак с мужчиной (или женщиной), взгляды которого на важнейшие
проблемы жизни пусть и не до конца, но совпадают с вашими. В противном
случае вас подстерегает несовместимость. Прощайте.
Любите ли вы актеров, сударыня? Сам я от них без ума и предпочитаю
беседу с ними любой другой. Мне кажется, что тесное переплетение вымышленных
персонажей с их собственной человеческой сутью производит самый неожиданный
и поэтический эффект. Странные узы связывают героиню Расина и живую, вполне
земную женщину, которая до самого выхода на сцену ведет весьма смелые
разговоры. Особое удовольствие доставляют мне различные театральные
истории, в которых действительность причудливо сплетается с вымыслом, как в
какой-нибудь драме Пиранделло.
Недавно я ездил в Руан читать лекцию; после спектакля два актера --
старый и молодой -- пригласили меня "пропустить стаканчик" и поведали мне
несколько забавных случаев из театральной жизни. Молодой актер играл в
недавно появившейся пьесе (кажется, то была "Великовозрастная и простодушная
девица") роль юноши, который, разочаровавшись в любви, вознамерился
покончить с собой и с этой целью стащил револьвер у приятеля. Это вовремя
обнаруживается, безутешного любовника отчитывают, и под конец владелец
револьвера строго говорит ему:
-- А ну-ка верни мне оружие.
Юноша в полном изнеможении протягивает револьвер.
-- Это была замечательная сцена, -- продолжал рассказчик, -- но в тот
миг, когда мне следовало вернуть оружие, я, ощупав карманы, с ужасом понял,
что забыл взять его с собой... Револьвер остался за кулисами...
-- Драматическое положение! Как же вы поступили?
-- Сперва я задрожал от страха... Потом меня точно озарило, и я с
достоинством проговорил: "Нет! Нет, я хочу сохранить этот револьвер как
напоминание... Но клянусь тебе, что никогда не пущу его в ход".
Удивительное присутствие духа!.. Этот случай напоминает мне другой,
тот, что произошел с госпожой Дорваль во время представления романтической
драмы Дюма-отца "Антони"*. Припоминаете? В самом конце любовник Адели д'Эрве
закалывает ее кинжалом. Входит муж, полковник д'Эрве, и убийца говорит ему:
"Она мне противилась -- я ее убил!" На одном спектакле в Руане Бокаж*,
игравший в этой пьесе и выведенный из себя (я уже забыл почему) то ли
директором театра, то ли зрителями, выбежал со сцены, не произнеся своей
коронной фразы... Мари Дорваль, по ходу пьесы уже убитая, видит, что Бокаж
исчезает и на сцену выходит полковник. Понимая, что катастрофа неотвратима,
она хладнокровно приподнимается и говорит мужу: "Я ему противилась, ОН меня
убил..." Взрыв аплодисментов. Занавес. Публика нашла это естественным.
-- Публика ВСЕ находит естественным... -- вмешался старик. -- Знакомо
ли вам утверждение Симоны, великой Симоны*? "Публика не слушает, а если
слушает, то не слышит, если же слышит, то не понимает".
-- Бесспорно одно: самое удивительное и неправдоподобное в театре
принимается как должное, -- замечаю я. -- Иоланда Лаффон рассказала мне,
что на сцене "Театр дез'Ар" она когда-то играла в пьесе "Помрачение" роль
некоей Жюдит; по ходу действия героиня выбегает на сцену вне себя от
волнения и бросается в дом, охваченный пламенем. После чего, чуть позже, на
сцену выходит другой актер и объявляет:
"Жюдит умерла". На одном из вечерних представлений возникла путаница,
этот актер появился на сцене слишком рано и сказал самой Жюдит: "Жюдит
умерла..." Иоланда Лаффон сочла, что все пропало. Однако в зале -- никакой
реакции. Представление продолжалось... Никто ничего не заметил, и в
антракте ни один зритель даже не вспомнил об этом происшествии. Вот в чем
прелесть театра...
Театральные истории нанизывались одна на другую. Им нет конца.
Прощайте.
Вот оно, сударыня, одно из тех свободных воскресений, которые приносят
мне такое блаженство. На каштанах под моими окнами распускаются почки, самый
скороспелый из них -- тот, что каждую весну первым подает знак к обновлению,
-- уже нежно зеленеет. Семьи прогуливаются с той воскресной неспешностью,
темп которой задают детские коляски. Молчит телефон. А я, я знаю, что
впереди у меня двенадцать часов покоя и тишины. Как чудесно!
Я раскрываю книгу, готовясь насладиться ею; в свое время я знавал ее
автора -- красивую, мягкую и печальную женщину. Она судила обо всем
необыкновенно тонко. Я знаю, что они с мужем жили в полном, настоящем
уединении. Так что меня нисколько не удивляет, что томик называется "Отзвуки
тишины". Как это верно сказано: тишина, точно незримая стена, возвращает нам
отзвуки наших тайных помыслов. Камилла Бельгиз мыслит подобно Жуберу,
Шардону, а иногда и Сент-Беву (когда он бывает нежен и утончен). Она
высказывает замечательные суждения о природе и о любви: "Тот, кто любит,
отбрасывает на другого свет своего внутреннего "я" и надеется увидеть
отблеск этого света. Подлинная любовь связует двоих, и надо уметь ставить
другого превыше себя". Да, не только принимать другого, но и ставить его
превыше себя. "Грустно, когда любовь ослабевает, ибо разве любить не
означает все больше дорожить тем, что мало-помалу утрачивает ценность?"
Она приводит слова Эмерсона: "Любовь преходяща и кончается с браком. В
браке от любви остается лишь привкус незрелого плода". Камилла Бельгиз не
прием-лет (и я с нею согласен) такое разъединение любви и супружества. И
далее: "Но мы именуем любовью ту таинственную суть супружества, которая
взыскует ни на миг не слабеющего чувства и так настойчиво стремится к
высочайшей его ступени, что каждая неудача обрекает нас на муку и унижение".
И тут (как приятно на досуге так вот свободно перебрать несколько книг)
я раскрываю книгу Мориса Тэска "Симона, или Супружеское счастье"*, на
обложке которой превосходно воспроизведен "Поцелуй" Родена. Роман? Скорее
поэма в прозе, гимн гармоничному союзу двоих. "Именем той, которую люблю, я
говорю вам, друзья мои, что нет драмы в любви. И лишь в отсутствии любви
таится драма. Разделенное чувство не может не быть счастьем".
Заметили ли вы, сударыня, что манера выражать свои чувства так же
принадлежит той или иной эпохе, как мебель или живопись? Во времена
Мопассана, а затем Пруста романист показывал, что любовь -- всего лишь
иллюзия, источник разочарования, ревности и душевных мук. Что до брака, то
уже несколько веков он неизменно служит темой для комедий. В наши дни, после
нескольких лет засилья "черной" любви, наметился перелом. В этом сыграло
свою роль и усиление религиозных верований, и тот серьезный подход к
чувствам, который присущ нашему столько выстрадавшему поколению. Во время
бури человек ощущает потребность найти точку опоры. А что может быть
надежнее прочной любви, полного слияния двух существ? И не является ли брак,
по словам Алена, "единственными узами, которые с годами становятся крепче"?
Вот что открывает для себя герой Тэска, а вместе с ним и многие его
сверстники.
Ныне пошла мода на счастливый брак, сударыня. Вы, пожалуй, скажете:
"Романистам придется нелегко... "Белая симфония в мажорных тонах"*...
Чудесное название, но книгу с таким названием написать нелегко". Как знать?
Ведь в белизне уйма оттенков. Счастье, как и весна, каждый день меняет свой
облик. Мое сегодняшнее воскресенье, мирно проведенное у семейного очага,
было восхитительно... Прощайте.
Другая была еще невидима, а вы уже догадывались о ее существовании.
Порою под травяным покровом лужайки незаметно струится ручей, гуляя, вы
замечаете, что трава тут гуще и выше, а почва чуть пористая и немного
оседает под ногами. Это всего лишь приметы, но они не обманывают: вода
где-то здесь. Или же иногда перед болезнью, когда явных ее признаков еще
нет, вы ведете привычный образ жизни, но тем не менее какое-то недомогание,
беспричинная тревога уже предупреждают вас о скрытой опасности.
-- Что это со мною? -- говорите вы. -- Мне нездоровится.
Так было и тогда, когда у вашего мужа появилась Другая. "Что это с ним
такое? -- думали вы. -- Он не тот, что прежде". До сих пор он по вечерам
рассказывал вам, как провел день; ему нравилось приводить множество
подробностей (мужчины любят порассказать о себе); он сообщал вам о своих
планах на завтрашний день. Мало-помалу его ежевечерние отчеты сделались
несколько туманными. Вы начали замечать в его времяпрепровождении непонятные
перерывы. Впрочем, он и сам сознавал уязвимость своих объяснений. Он только
вскользь упоминал о тех или иных часах, путался. Вы ломали себе голову: "Что
же он хочет скрыть?"
Вы полагали, что после десяти лет замужества хорошо его изучили. Вы
знали, чем он интересуется:
службой, политикой, спортом, немного живописью и нисколько литературой
и музыкой. Теперь же он охотно обсуждал книжные новинки. Вдруг небрежно
спрашивал: "Есть ли у нас романы Стендаля? Я бы с удовольствием перечитал
их". Но вы-то знали, что он их ни разу не читал. Прежде столь равнодушный к
вашим туалетам, он вдруг стал спрашивать: "Почему ты не носишь платья из
набивной материи? Они так нарядны". Или же говорил: "Постригись короче. Эти
конские хвосты уже вышли из моды". Даже его политические взгляды
переменились, он начал терпимее относиться к передовым воззрениям. О любви
он заговорил теперь как-то странно и необычайно пылко, о браке же отзывался
довольно цинично. Словом, вы перестали узнавать его.
Вскоре последние сомнения рассеялись. Под некогда твердой почвой ныне
струился поток. Другая была тут. Но кто она? Вы старались представить ее
себе, мысленно воссоздать ее облик, используя те сведения, какие ваш муж,
сам того не желая, сообщал вам каждый день. Она, должно быть, молода, хороша
собой, прекрасно одевается; она образованна или умело прикидывается такой;
ездит верхом (ибо ваш муж, который уже давно отказался от конного спорта,
стал говорить: "Доктор советует мне увеличить физическую нагрузку, и мне
опять захотелось поездить верхом"). Она, как видно, живет возле
Люксембургского дворца: то и дело обнаруживалось, что какие-то самые
неправдоподобные дела вынуждали вашего супруга попадать именно в этот
квартал. А затем однажды, на обеде у ваших друзей, вы ее увидели. О! Вам не
понадобилось ни особых усилий, ни проницательности, чтобы узнать ее. Увы!
Довольно было понаблюдать за выражением лица вашего мужа. Он ласкал ее
взором. Он старался разговаривать с нею как можно меньше, но они будто
невзначай обменивались то едва заметным кивком, то едва уловимой улыбкой,
думая, что никто этого не видит, вы же с болью замечали все это. Хозяйка
дома сообщила вам, что Другая сама захотела с вами встретиться.
-- С чего бы это?
-- Не знаю... она много слышала о вас... И ей до смерти хотелось
познакомиться с вами.
По деланно равнодушному тону вашей собеседницы вы поняли, что она тоже
знает. Вы были одновременно поражены, огорчены и озадачены, и прежде всего
потому, что эта женщина позволила себе покуситься на вашего собственного
мужа. Не отдавая себе в том отчета, вы уже давно считали, что он
принадлежит вам одной, что он стал частью вас самой. В ваших глазах он уже
больше не был свободным человеком, как другие, нет, он сделался как бы вашей
плотью. И потому Другая имела больше права отобрать его у вас, чем отрубить
вам руку или похитить у вас обручальное кольцо.
Вас озадачило также то, что Другая одновременно и походила на образ,
мысленно созданный вами, и оказалась иной. И впрямь, довольно было послушать
ее, чтобы сразу распознать источник новых мыслей, новых устремлений и даже
новых словечек вашего мужа. Она говорила о лошадях, о скачках, цитировала
авторов книг, к которым у вашего супруга с недавних пор пробудился столь
необычный для него интерес. Но вы нашли, что она не более молода и, говоря
откровенно, не более хороша собой, чем вы. Пожалуй, у нее был красивый лоб,
выразительные глаза. И только. Рот ее показался вам чувственным и
вульгарным. Речь ее была оживленной, но не яркой и скоро вам наскучила.
"Да что он в ней такого нашел?" -- в недоумении спрашивали вы себя.
Возвратившись к себе, вы сразу же накинулись на мужа:
-- Что это за супружеская пара? Откуда ты их знаешь?
-- Деловые отношения, -- промямлил он и постарался переменить тему
разговора. Но вы твердо решили донять его.
-- Я не нахожу эту женщину слишком приятной. Судя по всему, она
донельзя довольна собой, но, говоря по правде, без особых на то оснований.
Он попробовал было сдержаться, но его увлечение было так сильно, что он
стал вам перечить.
-- Я держусь иного мнения, чем ты, -- ответил он, стараясь принять
безразличный вид, -- она красива, и в ней много очарования.
-- Красива! Ты, видно, не разглядел, какой у нее рот!
В ярости он пожал плечами и ответил с некоторым самодовольством:
-- Напротив, я очень хорошо разглядел, какой у нее рот!
В отчаянии вы продолжали сокрушать (так вы думали) Соперницу. И муж и
вы заснули только в два часа ночи после изнурительной и тягостной сцены. На
следующее утро он был подчеркнуто холоден с вами и сказал:
-- Я не буду обедать дома.
-- Почему?
-- Потому что я не буду обедать дома. И дело с концом. Хозяин я еще
самому себе или нет?
Тогда вы поняли, что допустили накануне ужасную ошибку. Влюбленного
мужчину не оторвать от его избранницы, плохо о ней отзываясь. Она кажется
ему очаровательной; если вы скажете ему, что это не так, он решит, что не он
обманывается, а вы не умеете смотреть правде в глаза, а главное -- не хотите
этого делать, ибо чертовски ревнивы. Мы еще об этом потолкуем. Прощайте.
Письмо второе
Вы женщина умная и вполне оценили опасность. О! Вашим первым
побуждением было сделать их жизнь невыносимой. Самой ли начать слежку за
мужем или предоставить это кому-то другому? У нее тоже есть супруг, который,
вероятно, ничего не подозревает. Чего проще: надо поселить в нем тревогу и
заставить его следить за нею? Но, оставшись в одиночестве, вы надолго
погрузились в горестные размышления.
"Да, у меня есть все основания для ревности, и я могу отравить им
жизнь. Но чего я этим добьюсь? В глазах мужа я окажусь тем, чем уже была для
неге накануне вечером: досадной помехой, докукой, пожалуй, даже мегерой. До
сих пор вопреки всему его связывали со мной воспоминания, привычки и --
думаю -- неподдельное чувство. Он ощущал свою вищ передо мной, сам страдал
от того, что страдаю я, v пытался ласковым обращением частично вознаградил
меня за то, что собирался лишить меня любви.
Собирался?.. Только собирался^. Ничто еще не доказывает, что он не
устоял. Женщина эта, как видно, ж слишком свободна; он и того меньше. Быть
может они ограничиваются пока прогулками, беседами i баре... Если я рассержу
его, дам ему почувствовать, чтс он мой пленник, он, чего доброго, решится
уйти ол меня. Если и она ступит на ту же стезю, кто знает, как далеко они
зайдут. Может быть, у нас и не дойдет дс разрыва, а, действуя неосторожно, я
сама же разрушу нашу семью, в то время как, проявив немного терпения..."
Но тут от нового приступа ярости у вас заколотилось сердце. "И все же
до чего это несправедливо! Я безоглядно отдала ему всю жизнь. После свадьбы
я w разу не взглянула на других мужчин. Все они казалис! мне какими-то
ненастоящими. Они интересовала меня постольку, поскольку могли быть полезны
моем^ мужу... Была ли я права? Не внушила ли я ему tcn самым чувство слишком