Страница:
Реальных надежд на удержание Явы, гарнизон которой составляли многонациональные, в значительной степени деморализованные части, конечно, не было. Понимая это, тысячи голландцев и англичан бились за места на последних пароходах, уходивших к Цейлону. В Сурабае и Батавии в это же время разгружались суда с беженцами из Сингапура и с восточных островов архипелага.
Регулярная голландская сухопутная армия на Яве насчитывала приблизительно 25 тыс. человек. Техническое оснащение голландских войск было весьма слабым. Особенно плохо обстояло дело с танками и артиллерией, так как США и Великобритания не смогли выполнить своих обещаний по поставке Голландии современного вооружения. На острове находились также австралийские, английские и американские части. В основном это были артиллерийские полки и танковые подразделения, однако их боевая ценность была невысока, потому что это были, как правило, бежавшие с Суматры или прошедшие малайскую кампанию части, потерявшие значительную часть снаряжения. Разномастные самолеты ВВС не могли не только соперничать с японскими, но даже эффективно вести боевую разведку или препятствовать высадке десантов. При этом, по подсчетам англичан, на острове скопилось более 6 тыс. пилотов, механиков и солдат обслуживания ВВС, которые были лишены самолетов, и пришлось принимать меры по их эвакуации с Явы, для того чтобы сохранить летные кадры. Оставался еще объединенный флот, в составе которого к этому времени было восемь устаревших крейсеров, 12 эсминцев и 32 подводные лодки, но ни одного авианосца, что резко снижало его возможности противостоять японским эскадрам.
После 19 февраля, когда японцы привели в порядок аэродромы на Бали и Южной Суматре, налеты японской авиации стали ежедневными и по мере приближения дня высадки становились все более интенсивными. Не зная, куда направит свой основной удар противник, командующий обороной острова голландский адмирал Хелфрич приказал подводным лодкам патрулировать Зондский пролив, а остальным кораблям стянуться в две эскадры, чтобы охранять западную и восточную оконечности острова. Хелфрич полагал, что вторжение будет произведено с двух концов острова. В соответствии с этим основные силы союзников были расположены в районах Батавии и Сурабаи, в то время как центральная часть острова была оголена.
Японская Южная армия смогла выделить для вторжения на Яву значительные силы - маршал Тераути надеялся покончить с сопротивлением гарнизона острова одним мощным ударом, чтобы развязать себе руки для дальнейших операций. Поэтому к Яве одновременно приблизились восточная группа - 48-я пехотная дивизия на 41 транспорте в сопровождении крейсера и шести эсминцев - и западная группа - 2-я дивизия и 230-й пехотный полк 38-й дивизии на 56 транспортах в сопровождении эскадры эсминцев. Движение групп прикрывалось 2-м флотом, в составе которого было два линкора, четыре авианосца и несколько крейсеров. Кроме того, эскадра в составе двух линкоров, трех тяжелых крейсеров и трех эсминцев обогнула Яву и вышла в Индийский океан, чтобы отрезать защитникам Явы пути к отступлению.
24 февраля голландцы обнаружили караван транспортов, идущий к Яве Макасарским проливом. Чтобы настичь и уничтожить его, в Яванское море вышла эскадра союзников под командованием адмирала Доормана. 25 февраля Доорман японские транспорты не нашел и на следующий день вышел в море вновь. К этому времени он лишился трех английских крейсеров, которым английское командование приказало покинуть Яву и уходить к Цейлону. В результате в распоряжении Доормана осталось только пять крейсеров и несколько эсминцев.
В ночь на 27 февраля крейсеры адмирала Доормана пошли вдоль побережья Явы, рассчитывая найти японские транспорты, однако за ночь им никто не встретился. Утром корабли повернули обратно. Уже у входа в гавань Сурабаи Доорман получил известие, что японские транспорты приближаются к берегу, и немедленно пошел на перехват. Адмирал не знал, что транспорты уклонились в сторону от маршрута и он идет на сближение с японской боевой эскадрой адмирала Такаги.
В 16 час. союзная эскадра увидела на горизонте дымы, и уже через 15 мин. началась артиллерийская дуэль, в которой японские корабли имели преимущество за счет дальнобойных орудий. Отбивая атаки японских миноносцев, крейсеры союзников маневрировали, чтобы сблизиться с японской эскадрой и ввести в действие тяжелую артиллерию. Во время одной из атак английский крейсер "Экзертер" был поражен японским снарядом и, снизив скорость, вышел из строя. И здесь сыграла злую роль несогласованность действий капитанов многонациональной эскадры. Один из крейсеров продолжал идти за "Экзертером", тогда как три остальных изменили курс, и эскадра смешалась. В этот момент одна из японских торпед попала в голландский эсминец, который разломился пополам и пошел ко дну, а остальные эсминцы, окружив "Экзертер", закрыли его дымовой завесой. Доорман приказал английскому крейсеру возвращаться в Сурабаю.
Наконец начало темнеть. Американские эсминцы покинули эскадру и также пошли к Сурабае, чтобы заправиться горючим и взять торпеды - эсминцы расстреляли весь свой запас, ни разу не попав в цель. Остальная эскадра в темноте потеряла противника, и Доорман в надежде все же настичь транспорты приказал идти к северу. Через полтора часа союзные корабли снова натолкнулись на японскую эскадру. Торпедная атака японских эсминцев на этот раз была эффективной - два голландских крейсера получили прямые попадания и через несколько минут пошли ко дну. На флагманском корабле погиб и адмирал Доорман.
Остатки эскадры смогли вернуться в Батавию и там заправиться. Утром английский крейсер "Хустон" и австралийский "Перт" покинули Батавию, которая находилась под непрерывной бомбежкой, и пошли на запад в надежде прорваться в Индийский океан. В 40 милях от Батавии они неожиданно натолкнулись на громадный караван транспортов, разгружавшийся у берега, - десант западной группы. Союзные крейсеры начали расстреливать транспорты в упор. Два транспорта пошли ко дну, несколько было повреждено, прежде чем корабли японского конвоя успели к месту этого боя и в течение нескольких минут пустили ко дну остатки эскадры Доормана.
Из всего союзного флота спаслись лишь четыре американских эсминца, которые не участвовали в последней стадии битвы в Яванском море. Ничто уже не мешало японским десантникам спокойно высаживаться на Яве.
Высадившись в 150 км к западу от Сурабаи, десант восточной группы не встретил сопротивления, так как в этом месте голландских войск не было. К утру 2 марта японцы продвинулись более чем на 50 км, захватив нефтепромыслы и железнодорожный узел. Отбрасывая голландские заградительные отряды, к утру 7 марта японцы вступили в Сурабаю.
Десант западной группы высадился в двух пунктах по обе стороны от Батавии. Колонны грузовиков, сопровождаемые легкими танками, сейчас же двинулись внутрь острова с целью захватить аэродромы и перерезать железную дорогу между Батавией и Бандунгом. Нападение было столь внезапным, что далеко не все самолеты смогли подняться в воздух и аэродромы достались японцам вместе с самолетами. 5 марта голландские части оставили Батавию и начали отступать к Бандунгу. Перед оставлением Батавии командующий обороной города генерал Поортен предложил объявить столицу Нидерландской Индии открытым городом и сообщил на запросы английского и австралийских офицеров, что голландское правительство не намерено принимать мер по организации партизанской войны "ввиду неясности отношения местного населения к европейцам".
Не успели австралийцы и англичане занять позиции у Бандунга, как генерал Поортен обратился по радио к войскам на Яве с приказом безоговорочно капитулировать, так как он достиг об этом договоренности с командующим японскими войсками. Это случилось утром 8 марта. В общей сложности оборона Явы - острова с многомиллионным населением, который защищали значительные силы союзников, продолжалась шесть дней - ровно столько, сколько понадобилось японским десантам, чтобы добраться до ее основных центров. По официальному японскому сообщению, в плен на Яве было взято 93 тыс. голландцев и 5 тыс. австралийцев, англичан и американцев.
Японское завоевание Индонезии завершилось высадкой десанта на Северной Суматре, которую произвела императорская гвардейская дивизия, переброшенная туда из Сингапура. Эта операция была проведена столь безбоязненно, что транспортам даже не было придано боевое охранение. Оккупация Северной Суматры была завершена к 28 марта. Таким образом, за два с половиной месяца была захвачена вся Юго-Восточная Азия, за исключением Бирмы. Правда, американские войска тогда еще держались на Батаане и о-ве Коррехидор, но это не оказывало никакого влияния на общий ход событий.
Для начального периода японской оккупации Индонезии характерны поиски наилучшего варианта административного устройства захваченной страны. На первых порах административное деление просто соответствовало расположению оккупационных армий, нередко игнорируя при этом старые государственные границы. Так, Суматра была объединена под общей военной администрацией с Малайей. Оправдывалось это не только военными интересами, но и тем, что какие-то теоретики в Сайгоне или Токио решили, что в расовом отношении ближайшими родственниками японцев являются коренные жители п-ова Малакка и Суматры, тогда как кровь яванцев "не отвечает высоким требованиям расовой чистоты". Ява находилась в ведении 16-й армии, а Калимантан и острова восточной части архипелага - флота.
При разработке планов управления Индонезией на будущее японские администраторы исходили из варианта, уже испробованного при захвате французских колоний. Согласно этим планам, в Индонезии должно было быть создано "независимое правительство", контролируемое Японией. После принятия "конституции", выработанной комиссией, в которую планировалось включить представителей основных национальных групп страны, в том числе (!) и японцев{4}, страна должна была заключить с Японией военный договор. За высшими чиновниками старой голландской администрации сохранялись их прежние посты и титулы, но права их должны были быть ограничены.
План провалился, так как японцы недооценили решимости голландского правительства оставаться на стороне западных союзников (на французское правительство давить было куда легче, раз оно фактически подчинялось Берлину). Голландская администрация на сотрудничество не пошла. Следовало искать иной путь, и в его поисках оккупационные власти обратили внимание на деятелей индонезийского освободительного движения.
В планах японских стратегов страны Юго-Восточной Азии делились на те, которым следовало обещать независимость, так как они, с точки зрения японцев, имели достаточно сильное национально-освободительное движение и политическую организацию, через посредство которой управлять страной в случае ее оккупации было удобнее, чем использовать собственную военную администрацию, и те, провозглашение независимости которых не давало японцам никаких политических преимуществ. Этим можно объяснить разнообразие подходов к местным проблемам, выработанное еще до войны.
В Бирме, где уже несколько лет существовали парламент и легальная политическая деятельность, японская агентура нашла союзников в самой верхушке национально-освободительного движения. Во главе прояпонской фракции стоял бывший премьер-министр Ба Мо, на контакты с японцами пошли и представители левого крыла патриотических сил. Привлекая на свою сторону лидеров бирманского национализма и ведя с их помощью пропаганду, японцы вынуждены были признавать и цель, к которой стремились эти лидеры, - независимость Бирмы. За оказанную ими поддержку необходимо было дать то, что англичане дать отказались.
К той же, что и Бирма, категории относились Филиппины. Там также уже существовали сложившаяся парламентская система, сильные партии, опыт политической деятельности. При этом Филиппинам уже была обещана в ближайшем будущем независимость. Для того чтобы заручиться поддержкой филиппинских буржуазных лидеров, следовало предоставить независимость не позже запланированного срока. В ином случае японцы, завоевав Филиппины, рисковали столкнуться с сильной и организованной оппозицией.
Остальным странам Юго-Восточной Азии независимость обещать не имело смысла. Одни из них можно было прямо включить в состав империи, в отношении других надо было выработать какую-то систему управления. В странах Французского Индокитая был испытан вариант сохранения старой европейской администрации. На эту администрацию можно было сваливать вину за невзгоды народов Вьетнама, Лаоса и Камбоджи, ее же следовало твердо держать в руках, компрометируя сотрудничеством с оккупантами и в то же время не давая возможности встать к оккупантам в оппозицию. А так как французы не пользовались любовью местного населения и были фактически лишены поддержки метрополии, то они становились не добровольными, но верными союзниками и слугами. Будучи зависимыми от японцев, они были вынуждены мириться с неблагодарной ролью проводников оккупационной политики, рассчитывая на то, что со временем смогут восстановить свои позиции.
Такую же систему японцы предложили сначала Нидерландской Индии, но, когда получили решительный отказ и поняли, что за спиной голландцев стоят англичане, они пошли на то, чтобы разработать для Индонезии иной вариант оккупации.
Он заключался в том, чтобы независимости конкретно не обещать, но в то же время и не отказывать в ней категорически. Таким образом, по типу оккупационного режима Индонезия должна была занять промежуточное место между Малайей, которая попросту была включена в Японскую империю, и такими странами, как Бирма и Филиппины, которым независимость была обещана.
Готовя вторжение в Индонезию, японское командование располагало подробными отчетами своих агентов о состоянии дел в национальном движении Индонезии и полагало, что оно не будет определяющей силой в стране. Крупнейшая политическая организация - Коммунистическая партия Индонезии после разгрома антиколониальных восстаний в конце 20-х годов так и не смогла восстановить свои силы. Мусульманские партии, в первую очередь "Сарекат ислам", выражали интересы слабой индонезийской буржуазии, исламского духовенства и чиновников низшего звена колониальной администрации - массовой поддержки они в Индонезии не имели и политически их можно было игнорировать. Правая партия Париндра (Партия Великой Индонезии), хоть и вела националистическую пропаганду, добиваясь для Индонезии статуса доминиона, также не была массовой организацией. Наконец, левобуржуазная Партиндо (Партия Индонезии), которая была создана Сукарно, к началу войны фактически самораспустилась, лишенная лидера, который был в очередной раз заключен в тюрьму за свои решительные выступления против колониализма. Позднее тюремное заключение было заменено ссылкой на о-в Флорес, а с 1938 г. - в городок Бенкулен на Южной Суматре.
Крупнейшей легальной партией в Индонезии к началу войны стала Гериндо (Народное движение Индонезии), которая впитала в себя и осколки Партиндо, и группы левых националистов и коммунистов, один из которых, Амир Шарифуддин, был в числе ее лидеров. Гериндо не требовала в то время независимости, а выступала за представительное самоуправление, ограничение власти генерал-губернатора и т. д. После начала Второй мировой войны Гериндо выступила с заявлением, в котором говорилось, что "великие события, потрясшие мир, обусловлены столкновением не между народами и не между Азией и Западом, а между демократией и фашизмом. Гериндо должна бороться против влияния фашизма, стремящегося проникнуть в Индонезию". Дальнейшая консолидация патриотических сил привела к созданию ГАПИ (Политическое объединение Индонезии), куда вошел ряд крупнейших партий и профсоюзов.
Из-за всего этого, а также потому, что Японии выгоднее было рассматривать Индонезию не как единую страну, а как громадный архипелаг, включавший в себя несколько потенциальных государств, в Токио было решено, внешне подчеркивая свое стремление к поддержке индонезийского национализма, отложить вопрос о предоставлении независимости Нидерландской Индии на будущее, а также предусмотреть возможность подготавливать независимость отдельно для Явы и для других районов, называемых в отличие от Явы Внешними провинциями.
Японская оценка ситуации в Индонезии в значительной степени подтвердилась во время кампании 1942 г. Индонезийский народ в основном не принимал в войне участия, оставаясь по мере сил сторонним наблюдателем. Известны отдельные попытки создать кое-где местные органы власти. Наиболее широкое распространение эти действия получили на Сулавеси. Там было даже создано местное правительство во главе с Джанупойо и Нани Вартабоне, которое просуществовало до прихода японцев. Но в целом оккупация Индонезии прошла и без поддержки индонезийцев, и без их сопротивления.
Действия японцев, призванные завоевать симпатии населения, были скорее формальными, чем направленными на создание союза с индонезийцами. Правда, во главе некоторых японских колонн на танках развевался красно-белый флаг Индонезии, с самолетов разбрасывали листовки с призывами к единению всех народов "желтой расы" и уверениями в том, что Япония несет освобождение "младшему брату". Проведение в жизнь пропагандистской кампании было возложено на отдел пропаганды 16-й армии, которой и предстояло ведать дружбой индонезийцев и японцев, не давая при этом индонезийцам слишком много надежд. Кампания была придумана еще в Токио и называлась движение "Тига-А", т. е. три "А". Это название расшифровывалось как три ипостаси Японии в Азии: "светоч", "вождь" и "покровитель". Цель движения была весьма утилитарной: доказать индонезийцам, что их связывает с Японией общность интересов, а потому они должны трудиться на японскую армию и поддерживать японскую войну. Поэтому движение было обречено на провал еще до того, как было создано.
Осознав уже в первые месяцы после захвата страны, что индонезийцы не испытывают к оккупантам никакой благодарности, командование 16-й армии решило привлечь к сотрудничеству политиков левого толка, не высказывавших ранее прояпонских симпатий, но популярных в стране и гонимых голландцами. На первом месте среди таких политиков был Сукарно.
Вскоре после того как Суматра была оккупирована японцами, командир дивизии на Южной Суматре полковник Фудзияма приказал отыскать Сукарно и доставить его к себе. Полковник потратил немало времени, доказывая. Сукарно, что Япония несет свет в Азию и борется за освобождение народов мира от западных колонизаторов. Очевидно, Фудзияма намекнул на возможность предоставления в будущем независимости Индонезии. Со своей стороны, Сукарно согласился способствовать укреплению власти японцев при условии, если ему будет предоставлена свобода действий. "Японское правительство не будет чинить вам никаких препятствий", - обещал Фудзияма и в знак особого расположения тут же предоставил в распоряжение Сукарно черный "бьюик", конфискованный у голландского плантатора.
Сукарно, проведший несколько лет в ссылке в вынужденном безделье, с энтузиазмом начал пропагандистскую работу. Главным для него было то, что он получил возможность укреплять свою несколько потускневшую популярность в народе и готовить почву для создания националистических организаций. Разумеется, за это надо было платить, но Сукарно был убежден, что стратегические надежды оправдывают тактические неудобства и жертвы. Сукарно был обязан пропагандировать освободительную миссию Японии, необходимость бороться с западным колониализмом и помогать японской армии. Он выбивал поставки для армии, уговаривал население за бесценок сдавать продовольствие. Как он сам вспоминал, порой у него от этих обязанностей сердце разрывалось на части, но он делал все это, так как в противном случае японское командование не разрешило бы ему вести подготовку народа к независимости.
Чем хуже шли дела с главной затеей японских пропагандистов, движением "Тига-А", тем нужнее были популярные личности, выступавшие в роли союзников Японии. Прознав, что Фудзияма успешно использует Сукарно, командующий армией на Яве генерал Имамура начал заигрывать с другими националистическими лидерами. Однако все его переговоры упирались в их желание привлечь к работе на Яве самого Сукарно. В ином случае, давали понять генералу, движение "Тига-А" погибнет, так и не дав плодов. Поэтому, несмотря на известные японцам антифашистские убеждения Сукарно и опасение, что харизматическая популярность Сукарно может оказаться для японцев вредной, если он попытается выйти из-под контроля, генерал Имамура решил перевезти Сукарно в центр.
В июле 1942 г. Сукарно после девяти лет отсутствия вернулся на Яву. Японская пропаганда решила извлечь все выгоды из его появления в Джакарте. Ему был предоставлен дом в центре города, генерал Имамура пригласил индонезийского лидера к себе в резиденцию. Резиденция генерала находилась в бывшем дворце голландского генерал-губернатора. В тот день, когда Сукарно ввели во дворец, он вряд ли предполагал, что через несколько лет кабинет генерала Имамуры станет рабочим кабинетом самого Сукарно.
В первые же дни по приезде в Джакарту Сукарно смог встретиться с основными лидерами индонезийского национализма - правым буржуазным националистом Хаттой и своим старым соратником Шариром. Сукарно предложил им сотрудничество до тех пор, пока не будут изгнаны японцы. План Сукарно заключался в том, чтобы использовать все легальные возможности для укрепления индонезийских освободительных сил и создания национальных организаций. Шарир, которому в альянсе крупнейших индонезийских лидеров, созданном в конце 1942 г., отводилась роль организатора подпольного антияпонского движения, вспоминал, что уже в июле 1942 г. Сукарно настаивал на видимости сотрудничества с японцами и необходимости использовать тот шанс, который дает желание японцев использовать национальное движение в своих интересах. И в последующие месяцы Сукарно утверждал в разговорах с близкими ему людьми, что "лучшей тактикой будет, если мы заставим Японию бороться за наши интересы" и что "мы посадили семена национализма. Теперь пускай японцы их выращивают".
К этому времени на все посты, которые ранее занимали голландцы, были назначены японские офицеры и чиновники, причем количество их все время росло и достигло к концу войны совершенно фантастической цифры - почти 25 тыс., что вело к возникновению бюрократии, межведомственных трений, массы ненужной писанины и удивительного разнобоя мнений по поводу того, как следует управлять Индонезией и на кого следует в этом опираться. Правда, японцы нашли себе вскоре союзников в слое тех индонезийцев-чиновников, выходцев из феодальной верхушки общества, которые и при голландцах послушно трудились в колониальном аппарате. Если в первые недели оккупации японцы относились к ним с опаской, полагая, что в их среде широко развиты проголландские настроения, то впоследствии они поняли, что эти чиновники - куда более надежная опора, чем молодые националисты, идущие за Сукарно.
Мертворожденное движение "Тига-А" не смогло завоевать, популярности в стране и после того, как во главе его согласились стать Сукарно и Хатта. Откровенная односторонность движения отталкивала от него индонезийцев. Даже генералу Имамуре стало понятно, что упорствовать, поддерживая его, - лишняя трата сил. Поэтому в ноябре 1942 г. движение было ликвидировано. Однако требовалась какая-то иная прояпонская форма общественного движения. И тогда на помощь японцам пришли Сукарно и Хатта, которые предложили в конце 1942 г. создать массовую организацию, целью которой была бы мобилизация индонезийцев на помощь Японии, но которая строилась бы на элементах индонезийского национализма.
Глава VI. Бирма
Проблемам обороны Бирмы почти до самого начала войны практически не уделялось внимания. Считалось, что с востока Бирма достаточно защищена как Сингапуром, так и существованием нейтральных соседей - Таиланда и Французского Индокитая. С запада же лежала Индия с ее громадными людскими и материальными ресурсами, что само по себе казалось достаточной гарантией бирманской безопасности. Правда, хороших сухопутных дорог между Индией и Бирмой не было, и связь между двумя колониями (как и вообще почти вся связь Бирмы с внешним миром) осуществлялась морским путем. На обеспечение перевозок этим путем была ориентирована вся транспортная система Бирмы. Единственная железная дорога, шоссейные и речные пути тянулись в меридиональном направлении и заканчивались у основных морских портов - Рангуна, Бассейна и Моулмейна. Таким образом, связи с западными и восточными соседями по суше практически отсутствовали; строительство дорог через горные массивы не вызывалось ни экономической необходимостью, ни стратегическими соображениями, ибо сомнений в безопасности морских путей в условиях казавшегося незыблемым господства английского флота не возникало. Единственная дорога, связывавшая Бирму с Китаем, была, как указывалось, построена китайцами, нуждавшимися в получении военной помощи.
Регулярная голландская сухопутная армия на Яве насчитывала приблизительно 25 тыс. человек. Техническое оснащение голландских войск было весьма слабым. Особенно плохо обстояло дело с танками и артиллерией, так как США и Великобритания не смогли выполнить своих обещаний по поставке Голландии современного вооружения. На острове находились также австралийские, английские и американские части. В основном это были артиллерийские полки и танковые подразделения, однако их боевая ценность была невысока, потому что это были, как правило, бежавшие с Суматры или прошедшие малайскую кампанию части, потерявшие значительную часть снаряжения. Разномастные самолеты ВВС не могли не только соперничать с японскими, но даже эффективно вести боевую разведку или препятствовать высадке десантов. При этом, по подсчетам англичан, на острове скопилось более 6 тыс. пилотов, механиков и солдат обслуживания ВВС, которые были лишены самолетов, и пришлось принимать меры по их эвакуации с Явы, для того чтобы сохранить летные кадры. Оставался еще объединенный флот, в составе которого к этому времени было восемь устаревших крейсеров, 12 эсминцев и 32 подводные лодки, но ни одного авианосца, что резко снижало его возможности противостоять японским эскадрам.
После 19 февраля, когда японцы привели в порядок аэродромы на Бали и Южной Суматре, налеты японской авиации стали ежедневными и по мере приближения дня высадки становились все более интенсивными. Не зная, куда направит свой основной удар противник, командующий обороной острова голландский адмирал Хелфрич приказал подводным лодкам патрулировать Зондский пролив, а остальным кораблям стянуться в две эскадры, чтобы охранять западную и восточную оконечности острова. Хелфрич полагал, что вторжение будет произведено с двух концов острова. В соответствии с этим основные силы союзников были расположены в районах Батавии и Сурабаи, в то время как центральная часть острова была оголена.
Японская Южная армия смогла выделить для вторжения на Яву значительные силы - маршал Тераути надеялся покончить с сопротивлением гарнизона острова одним мощным ударом, чтобы развязать себе руки для дальнейших операций. Поэтому к Яве одновременно приблизились восточная группа - 48-я пехотная дивизия на 41 транспорте в сопровождении крейсера и шести эсминцев - и западная группа - 2-я дивизия и 230-й пехотный полк 38-й дивизии на 56 транспортах в сопровождении эскадры эсминцев. Движение групп прикрывалось 2-м флотом, в составе которого было два линкора, четыре авианосца и несколько крейсеров. Кроме того, эскадра в составе двух линкоров, трех тяжелых крейсеров и трех эсминцев обогнула Яву и вышла в Индийский океан, чтобы отрезать защитникам Явы пути к отступлению.
24 февраля голландцы обнаружили караван транспортов, идущий к Яве Макасарским проливом. Чтобы настичь и уничтожить его, в Яванское море вышла эскадра союзников под командованием адмирала Доормана. 25 февраля Доорман японские транспорты не нашел и на следующий день вышел в море вновь. К этому времени он лишился трех английских крейсеров, которым английское командование приказало покинуть Яву и уходить к Цейлону. В результате в распоряжении Доормана осталось только пять крейсеров и несколько эсминцев.
В ночь на 27 февраля крейсеры адмирала Доормана пошли вдоль побережья Явы, рассчитывая найти японские транспорты, однако за ночь им никто не встретился. Утром корабли повернули обратно. Уже у входа в гавань Сурабаи Доорман получил известие, что японские транспорты приближаются к берегу, и немедленно пошел на перехват. Адмирал не знал, что транспорты уклонились в сторону от маршрута и он идет на сближение с японской боевой эскадрой адмирала Такаги.
В 16 час. союзная эскадра увидела на горизонте дымы, и уже через 15 мин. началась артиллерийская дуэль, в которой японские корабли имели преимущество за счет дальнобойных орудий. Отбивая атаки японских миноносцев, крейсеры союзников маневрировали, чтобы сблизиться с японской эскадрой и ввести в действие тяжелую артиллерию. Во время одной из атак английский крейсер "Экзертер" был поражен японским снарядом и, снизив скорость, вышел из строя. И здесь сыграла злую роль несогласованность действий капитанов многонациональной эскадры. Один из крейсеров продолжал идти за "Экзертером", тогда как три остальных изменили курс, и эскадра смешалась. В этот момент одна из японских торпед попала в голландский эсминец, который разломился пополам и пошел ко дну, а остальные эсминцы, окружив "Экзертер", закрыли его дымовой завесой. Доорман приказал английскому крейсеру возвращаться в Сурабаю.
Наконец начало темнеть. Американские эсминцы покинули эскадру и также пошли к Сурабае, чтобы заправиться горючим и взять торпеды - эсминцы расстреляли весь свой запас, ни разу не попав в цель. Остальная эскадра в темноте потеряла противника, и Доорман в надежде все же настичь транспорты приказал идти к северу. Через полтора часа союзные корабли снова натолкнулись на японскую эскадру. Торпедная атака японских эсминцев на этот раз была эффективной - два голландских крейсера получили прямые попадания и через несколько минут пошли ко дну. На флагманском корабле погиб и адмирал Доорман.
Остатки эскадры смогли вернуться в Батавию и там заправиться. Утром английский крейсер "Хустон" и австралийский "Перт" покинули Батавию, которая находилась под непрерывной бомбежкой, и пошли на запад в надежде прорваться в Индийский океан. В 40 милях от Батавии они неожиданно натолкнулись на громадный караван транспортов, разгружавшийся у берега, - десант западной группы. Союзные крейсеры начали расстреливать транспорты в упор. Два транспорта пошли ко дну, несколько было повреждено, прежде чем корабли японского конвоя успели к месту этого боя и в течение нескольких минут пустили ко дну остатки эскадры Доормана.
Из всего союзного флота спаслись лишь четыре американских эсминца, которые не участвовали в последней стадии битвы в Яванском море. Ничто уже не мешало японским десантникам спокойно высаживаться на Яве.
Высадившись в 150 км к западу от Сурабаи, десант восточной группы не встретил сопротивления, так как в этом месте голландских войск не было. К утру 2 марта японцы продвинулись более чем на 50 км, захватив нефтепромыслы и железнодорожный узел. Отбрасывая голландские заградительные отряды, к утру 7 марта японцы вступили в Сурабаю.
Десант западной группы высадился в двух пунктах по обе стороны от Батавии. Колонны грузовиков, сопровождаемые легкими танками, сейчас же двинулись внутрь острова с целью захватить аэродромы и перерезать железную дорогу между Батавией и Бандунгом. Нападение было столь внезапным, что далеко не все самолеты смогли подняться в воздух и аэродромы достались японцам вместе с самолетами. 5 марта голландские части оставили Батавию и начали отступать к Бандунгу. Перед оставлением Батавии командующий обороной города генерал Поортен предложил объявить столицу Нидерландской Индии открытым городом и сообщил на запросы английского и австралийских офицеров, что голландское правительство не намерено принимать мер по организации партизанской войны "ввиду неясности отношения местного населения к европейцам".
Не успели австралийцы и англичане занять позиции у Бандунга, как генерал Поортен обратился по радио к войскам на Яве с приказом безоговорочно капитулировать, так как он достиг об этом договоренности с командующим японскими войсками. Это случилось утром 8 марта. В общей сложности оборона Явы - острова с многомиллионным населением, который защищали значительные силы союзников, продолжалась шесть дней - ровно столько, сколько понадобилось японским десантам, чтобы добраться до ее основных центров. По официальному японскому сообщению, в плен на Яве было взято 93 тыс. голландцев и 5 тыс. австралийцев, англичан и американцев.
Японское завоевание Индонезии завершилось высадкой десанта на Северной Суматре, которую произвела императорская гвардейская дивизия, переброшенная туда из Сингапура. Эта операция была проведена столь безбоязненно, что транспортам даже не было придано боевое охранение. Оккупация Северной Суматры была завершена к 28 марта. Таким образом, за два с половиной месяца была захвачена вся Юго-Восточная Азия, за исключением Бирмы. Правда, американские войска тогда еще держались на Батаане и о-ве Коррехидор, но это не оказывало никакого влияния на общий ход событий.
Для начального периода японской оккупации Индонезии характерны поиски наилучшего варианта административного устройства захваченной страны. На первых порах административное деление просто соответствовало расположению оккупационных армий, нередко игнорируя при этом старые государственные границы. Так, Суматра была объединена под общей военной администрацией с Малайей. Оправдывалось это не только военными интересами, но и тем, что какие-то теоретики в Сайгоне или Токио решили, что в расовом отношении ближайшими родственниками японцев являются коренные жители п-ова Малакка и Суматры, тогда как кровь яванцев "не отвечает высоким требованиям расовой чистоты". Ява находилась в ведении 16-й армии, а Калимантан и острова восточной части архипелага - флота.
При разработке планов управления Индонезией на будущее японские администраторы исходили из варианта, уже испробованного при захвате французских колоний. Согласно этим планам, в Индонезии должно было быть создано "независимое правительство", контролируемое Японией. После принятия "конституции", выработанной комиссией, в которую планировалось включить представителей основных национальных групп страны, в том числе (!) и японцев{4}, страна должна была заключить с Японией военный договор. За высшими чиновниками старой голландской администрации сохранялись их прежние посты и титулы, но права их должны были быть ограничены.
План провалился, так как японцы недооценили решимости голландского правительства оставаться на стороне западных союзников (на французское правительство давить было куда легче, раз оно фактически подчинялось Берлину). Голландская администрация на сотрудничество не пошла. Следовало искать иной путь, и в его поисках оккупационные власти обратили внимание на деятелей индонезийского освободительного движения.
В планах японских стратегов страны Юго-Восточной Азии делились на те, которым следовало обещать независимость, так как они, с точки зрения японцев, имели достаточно сильное национально-освободительное движение и политическую организацию, через посредство которой управлять страной в случае ее оккупации было удобнее, чем использовать собственную военную администрацию, и те, провозглашение независимости которых не давало японцам никаких политических преимуществ. Этим можно объяснить разнообразие подходов к местным проблемам, выработанное еще до войны.
В Бирме, где уже несколько лет существовали парламент и легальная политическая деятельность, японская агентура нашла союзников в самой верхушке национально-освободительного движения. Во главе прояпонской фракции стоял бывший премьер-министр Ба Мо, на контакты с японцами пошли и представители левого крыла патриотических сил. Привлекая на свою сторону лидеров бирманского национализма и ведя с их помощью пропаганду, японцы вынуждены были признавать и цель, к которой стремились эти лидеры, - независимость Бирмы. За оказанную ими поддержку необходимо было дать то, что англичане дать отказались.
К той же, что и Бирма, категории относились Филиппины. Там также уже существовали сложившаяся парламентская система, сильные партии, опыт политической деятельности. При этом Филиппинам уже была обещана в ближайшем будущем независимость. Для того чтобы заручиться поддержкой филиппинских буржуазных лидеров, следовало предоставить независимость не позже запланированного срока. В ином случае японцы, завоевав Филиппины, рисковали столкнуться с сильной и организованной оппозицией.
Остальным странам Юго-Восточной Азии независимость обещать не имело смысла. Одни из них можно было прямо включить в состав империи, в отношении других надо было выработать какую-то систему управления. В странах Французского Индокитая был испытан вариант сохранения старой европейской администрации. На эту администрацию можно было сваливать вину за невзгоды народов Вьетнама, Лаоса и Камбоджи, ее же следовало твердо держать в руках, компрометируя сотрудничеством с оккупантами и в то же время не давая возможности встать к оккупантам в оппозицию. А так как французы не пользовались любовью местного населения и были фактически лишены поддержки метрополии, то они становились не добровольными, но верными союзниками и слугами. Будучи зависимыми от японцев, они были вынуждены мириться с неблагодарной ролью проводников оккупационной политики, рассчитывая на то, что со временем смогут восстановить свои позиции.
Такую же систему японцы предложили сначала Нидерландской Индии, но, когда получили решительный отказ и поняли, что за спиной голландцев стоят англичане, они пошли на то, чтобы разработать для Индонезии иной вариант оккупации.
Он заключался в том, чтобы независимости конкретно не обещать, но в то же время и не отказывать в ней категорически. Таким образом, по типу оккупационного режима Индонезия должна была занять промежуточное место между Малайей, которая попросту была включена в Японскую империю, и такими странами, как Бирма и Филиппины, которым независимость была обещана.
Готовя вторжение в Индонезию, японское командование располагало подробными отчетами своих агентов о состоянии дел в национальном движении Индонезии и полагало, что оно не будет определяющей силой в стране. Крупнейшая политическая организация - Коммунистическая партия Индонезии после разгрома антиколониальных восстаний в конце 20-х годов так и не смогла восстановить свои силы. Мусульманские партии, в первую очередь "Сарекат ислам", выражали интересы слабой индонезийской буржуазии, исламского духовенства и чиновников низшего звена колониальной администрации - массовой поддержки они в Индонезии не имели и политически их можно было игнорировать. Правая партия Париндра (Партия Великой Индонезии), хоть и вела националистическую пропаганду, добиваясь для Индонезии статуса доминиона, также не была массовой организацией. Наконец, левобуржуазная Партиндо (Партия Индонезии), которая была создана Сукарно, к началу войны фактически самораспустилась, лишенная лидера, который был в очередной раз заключен в тюрьму за свои решительные выступления против колониализма. Позднее тюремное заключение было заменено ссылкой на о-в Флорес, а с 1938 г. - в городок Бенкулен на Южной Суматре.
Крупнейшей легальной партией в Индонезии к началу войны стала Гериндо (Народное движение Индонезии), которая впитала в себя и осколки Партиндо, и группы левых националистов и коммунистов, один из которых, Амир Шарифуддин, был в числе ее лидеров. Гериндо не требовала в то время независимости, а выступала за представительное самоуправление, ограничение власти генерал-губернатора и т. д. После начала Второй мировой войны Гериндо выступила с заявлением, в котором говорилось, что "великие события, потрясшие мир, обусловлены столкновением не между народами и не между Азией и Западом, а между демократией и фашизмом. Гериндо должна бороться против влияния фашизма, стремящегося проникнуть в Индонезию". Дальнейшая консолидация патриотических сил привела к созданию ГАПИ (Политическое объединение Индонезии), куда вошел ряд крупнейших партий и профсоюзов.
Из-за всего этого, а также потому, что Японии выгоднее было рассматривать Индонезию не как единую страну, а как громадный архипелаг, включавший в себя несколько потенциальных государств, в Токио было решено, внешне подчеркивая свое стремление к поддержке индонезийского национализма, отложить вопрос о предоставлении независимости Нидерландской Индии на будущее, а также предусмотреть возможность подготавливать независимость отдельно для Явы и для других районов, называемых в отличие от Явы Внешними провинциями.
Японская оценка ситуации в Индонезии в значительной степени подтвердилась во время кампании 1942 г. Индонезийский народ в основном не принимал в войне участия, оставаясь по мере сил сторонним наблюдателем. Известны отдельные попытки создать кое-где местные органы власти. Наиболее широкое распространение эти действия получили на Сулавеси. Там было даже создано местное правительство во главе с Джанупойо и Нани Вартабоне, которое просуществовало до прихода японцев. Но в целом оккупация Индонезии прошла и без поддержки индонезийцев, и без их сопротивления.
Действия японцев, призванные завоевать симпатии населения, были скорее формальными, чем направленными на создание союза с индонезийцами. Правда, во главе некоторых японских колонн на танках развевался красно-белый флаг Индонезии, с самолетов разбрасывали листовки с призывами к единению всех народов "желтой расы" и уверениями в том, что Япония несет освобождение "младшему брату". Проведение в жизнь пропагандистской кампании было возложено на отдел пропаганды 16-й армии, которой и предстояло ведать дружбой индонезийцев и японцев, не давая при этом индонезийцам слишком много надежд. Кампания была придумана еще в Токио и называлась движение "Тига-А", т. е. три "А". Это название расшифровывалось как три ипостаси Японии в Азии: "светоч", "вождь" и "покровитель". Цель движения была весьма утилитарной: доказать индонезийцам, что их связывает с Японией общность интересов, а потому они должны трудиться на японскую армию и поддерживать японскую войну. Поэтому движение было обречено на провал еще до того, как было создано.
Осознав уже в первые месяцы после захвата страны, что индонезийцы не испытывают к оккупантам никакой благодарности, командование 16-й армии решило привлечь к сотрудничеству политиков левого толка, не высказывавших ранее прояпонских симпатий, но популярных в стране и гонимых голландцами. На первом месте среди таких политиков был Сукарно.
Вскоре после того как Суматра была оккупирована японцами, командир дивизии на Южной Суматре полковник Фудзияма приказал отыскать Сукарно и доставить его к себе. Полковник потратил немало времени, доказывая. Сукарно, что Япония несет свет в Азию и борется за освобождение народов мира от западных колонизаторов. Очевидно, Фудзияма намекнул на возможность предоставления в будущем независимости Индонезии. Со своей стороны, Сукарно согласился способствовать укреплению власти японцев при условии, если ему будет предоставлена свобода действий. "Японское правительство не будет чинить вам никаких препятствий", - обещал Фудзияма и в знак особого расположения тут же предоставил в распоряжение Сукарно черный "бьюик", конфискованный у голландского плантатора.
Сукарно, проведший несколько лет в ссылке в вынужденном безделье, с энтузиазмом начал пропагандистскую работу. Главным для него было то, что он получил возможность укреплять свою несколько потускневшую популярность в народе и готовить почву для создания националистических организаций. Разумеется, за это надо было платить, но Сукарно был убежден, что стратегические надежды оправдывают тактические неудобства и жертвы. Сукарно был обязан пропагандировать освободительную миссию Японии, необходимость бороться с западным колониализмом и помогать японской армии. Он выбивал поставки для армии, уговаривал население за бесценок сдавать продовольствие. Как он сам вспоминал, порой у него от этих обязанностей сердце разрывалось на части, но он делал все это, так как в противном случае японское командование не разрешило бы ему вести подготовку народа к независимости.
Чем хуже шли дела с главной затеей японских пропагандистов, движением "Тига-А", тем нужнее были популярные личности, выступавшие в роли союзников Японии. Прознав, что Фудзияма успешно использует Сукарно, командующий армией на Яве генерал Имамура начал заигрывать с другими националистическими лидерами. Однако все его переговоры упирались в их желание привлечь к работе на Яве самого Сукарно. В ином случае, давали понять генералу, движение "Тига-А" погибнет, так и не дав плодов. Поэтому, несмотря на известные японцам антифашистские убеждения Сукарно и опасение, что харизматическая популярность Сукарно может оказаться для японцев вредной, если он попытается выйти из-под контроля, генерал Имамура решил перевезти Сукарно в центр.
В июле 1942 г. Сукарно после девяти лет отсутствия вернулся на Яву. Японская пропаганда решила извлечь все выгоды из его появления в Джакарте. Ему был предоставлен дом в центре города, генерал Имамура пригласил индонезийского лидера к себе в резиденцию. Резиденция генерала находилась в бывшем дворце голландского генерал-губернатора. В тот день, когда Сукарно ввели во дворец, он вряд ли предполагал, что через несколько лет кабинет генерала Имамуры станет рабочим кабинетом самого Сукарно.
В первые же дни по приезде в Джакарту Сукарно смог встретиться с основными лидерами индонезийского национализма - правым буржуазным националистом Хаттой и своим старым соратником Шариром. Сукарно предложил им сотрудничество до тех пор, пока не будут изгнаны японцы. План Сукарно заключался в том, чтобы использовать все легальные возможности для укрепления индонезийских освободительных сил и создания национальных организаций. Шарир, которому в альянсе крупнейших индонезийских лидеров, созданном в конце 1942 г., отводилась роль организатора подпольного антияпонского движения, вспоминал, что уже в июле 1942 г. Сукарно настаивал на видимости сотрудничества с японцами и необходимости использовать тот шанс, который дает желание японцев использовать национальное движение в своих интересах. И в последующие месяцы Сукарно утверждал в разговорах с близкими ему людьми, что "лучшей тактикой будет, если мы заставим Японию бороться за наши интересы" и что "мы посадили семена национализма. Теперь пускай японцы их выращивают".
К этому времени на все посты, которые ранее занимали голландцы, были назначены японские офицеры и чиновники, причем количество их все время росло и достигло к концу войны совершенно фантастической цифры - почти 25 тыс., что вело к возникновению бюрократии, межведомственных трений, массы ненужной писанины и удивительного разнобоя мнений по поводу того, как следует управлять Индонезией и на кого следует в этом опираться. Правда, японцы нашли себе вскоре союзников в слое тех индонезийцев-чиновников, выходцев из феодальной верхушки общества, которые и при голландцах послушно трудились в колониальном аппарате. Если в первые недели оккупации японцы относились к ним с опаской, полагая, что в их среде широко развиты проголландские настроения, то впоследствии они поняли, что эти чиновники - куда более надежная опора, чем молодые националисты, идущие за Сукарно.
Мертворожденное движение "Тига-А" не смогло завоевать, популярности в стране и после того, как во главе его согласились стать Сукарно и Хатта. Откровенная односторонность движения отталкивала от него индонезийцев. Даже генералу Имамуре стало понятно, что упорствовать, поддерживая его, - лишняя трата сил. Поэтому в ноябре 1942 г. движение было ликвидировано. Однако требовалась какая-то иная прояпонская форма общественного движения. И тогда на помощь японцам пришли Сукарно и Хатта, которые предложили в конце 1942 г. создать массовую организацию, целью которой была бы мобилизация индонезийцев на помощь Японии, но которая строилась бы на элементах индонезийского национализма.
Глава VI. Бирма
Проблемам обороны Бирмы почти до самого начала войны практически не уделялось внимания. Считалось, что с востока Бирма достаточно защищена как Сингапуром, так и существованием нейтральных соседей - Таиланда и Французского Индокитая. С запада же лежала Индия с ее громадными людскими и материальными ресурсами, что само по себе казалось достаточной гарантией бирманской безопасности. Правда, хороших сухопутных дорог между Индией и Бирмой не было, и связь между двумя колониями (как и вообще почти вся связь Бирмы с внешним миром) осуществлялась морским путем. На обеспечение перевозок этим путем была ориентирована вся транспортная система Бирмы. Единственная железная дорога, шоссейные и речные пути тянулись в меридиональном направлении и заканчивались у основных морских портов - Рангуна, Бассейна и Моулмейна. Таким образом, связи с западными и восточными соседями по суше практически отсутствовали; строительство дорог через горные массивы не вызывалось ни экономической необходимостью, ни стратегическими соображениями, ибо сомнений в безопасности морских путей в условиях казавшегося незыблемым господства английского флота не возникало. Единственная дорога, связывавшая Бирму с Китаем, была, как указывалось, построена китайцами, нуждавшимися в получении военной помощи.