Страница:
Окончательно этот вопрос решался правительством в присутствии императора 2 июля 1941 г. Премьер-министр Коноэ представил на совещании "Конспект национальной политики в свете современного положения". В конспекте излагалась политика усиления действий на юге и ожидания на севере. Первым шагом должна была быть оккупация Французского Индокитая - на этот раз без дипломатических условностей. Затем выступил генерал Сугияма, который сказал: "Если германо-советская война будет развиваться благоприятно для нашей империи, полагаю, мы сможем применить силу, для того чтобы разрешить эту проблему и обеспечить безопасность наших северных рубежей". Начальник Генерального штаба ВМФ адмирал Нагано также поддержал южный вариант. Неожиданным диссонансом прозвучало выступление председателя Тайного совета Хары, который заявил, что нападение Гитлера на Советский Союз - шанс, который никогда больше не повторится. "Я желаю избежать войны с Соединенными Штатами И убежден, что они не вступят в войну, если мы нападем на Советский Союз. Война же в Индокитае скорее вызовет ответную реакцию англосаксов".
Последнее слово осталось все-таки за Сугиямой, за которым стояли Коноэ и Тодзио. "Я убежден, - сказал он, - что Америка не вступится за Индокитай. Советский Союз еще рано сбрасывать со счетов. Мы должны подождать 50 или 60 дней. И только если мы убедимся, что Германия наверняка побеждает, наступит наша очередь".
Совещание завершилось подписанием официального документа, к которому была приложена государственная печать. Осторожность взяла верх. Жертвой этой полемики стал Мацуока, поклонник Гитлера, ярый сторонник нападения на Советский Союз. Чтобы отделаться от него, пришлось пойти на хитрость. 16 июля Коноэ предложил всему кабинету уйти в отставку (Мацуока был болен и не смог прийти на заседание). На следующий день отставка была принята императором, участвовавшим в этом дворцовом заговоре. Еще через день был сформирован новый кабинет. Состав его остался почти прежним, только пост министра иностранных дел занял Тойода, имевший репутацию проамериканца.
Первым актом нового министра была телеграмма представителю Японии в Виши с поручением довести до сведения французов, что японские войска вступят в Южный Индокитай 24 июля независимо от желания французского правительства. За день до назначенного срока правительство Виши согласилось на мирный ввод войск. Японский посол сообщил шифровкой в Токио: "Причина такой готовности французов согласиться на наши требования заключается в том, что они увидели, насколько нерушимо наше решение". Через несколько часов расшифрованная депеша лежала на столе у государственного секретаря США Хэлла. Японцы не знали, что их шифры уже давно раскрыты американцами и дипломатическая переписка становится известной в США раньше, чем ее получает адресат.
26 июля последовал ответный шаг США - было решено заморозить все японские вклады в американских банках. То же сделало правительство Нидерландской Индии. Газета "Нью-Йорк тайме" писала по этому поводу, что "это наиболее решительный ответ, не считая объявления войны". В действительности же Япония получила еще одну отсрочку, которую могла использовать для подготовки дальнейшей агрессии.
Прошел месяц войны Германии с Советским Союзом, но до Москвы гитлеровцам было еще далеко. В Токио понимали, что с захватом Нидерландской Индии надо спешить, однако ход мировых событий все более убеждал японское правительство, что наступление на юг рано или поздно все-таки натолкнется на более решительное сопротивление США.
А война с США требовала мобилизации всех сил, и начинать ее летом 1941 г. было рано. Флот и армия были едины в требовании - дать им еще время.
4 августа принц Коноэ сообщил руководителям армии и флота, что намерен лично встретиться с Рузвельтом, чтобы устранить разногласия. Если переговоры состоятся, заявил Коноэ, он готов обещать президенту полный вывод войск из Индокитая, но, правда, после окончания конфликта в Китае и установления в Азии "справедливого мира". Командование флота на следующий день сообщило о своем согласии с планом премьера, но в армейской верхушке мнения разделились. Экстремистское крыло возмутилось решением премьера, полагая, что этим предаются принципы пакта с Германией. Поэтому армия поставила условие потребовать от Коноэ обещания в случае отказа Рузвельта от переговоров ускорить приготовления к войне против США.
7 августа Коноэ отправил государственному секретарю Хэллу телеграмму с предложением встретиться с Рузвельтом в Гонолулу. Государственный секретарь отнесся к этому предложению, если верить его дневнику, с большим подозрением. "Мы считали, - пишет он, - что Япония пытается втянуть нас в конференцию, которая закончилась бы заявлением общего характера, после чего Япония смогла бы практически истолковать и практически использовать эти документы по своему усмотрению, как она всегда поступала в таких случаях в прошлом. Больше того, Япония получила бы возможность заявить, будто президент одобрил ее действия".
Рузвельт получил послание Коноэ не сразу. 10 августа, когда Хэлл обсуждал телеграмму Коноэ с японским послом в США, президент находился у берегов Ньюфаундленда на борту английского линкора "Принц Уэльский", где совещался с Черчиллем. На совещании, закончившемся подписанием Атлантической хартии, выявились две точки зрения по дальневосточному вопросу. Американцы по-прежнему предпочитали не дразнить Японию и ждать развития событий. Англичане, напротив, стояли за решительный отпор, поскольку дальнейшие уступки угрожали английским владениям. На борту "Принца Уэльского" Черчилль сказал: "Я не думаю, что мы можем на что-нибудь надеяться, если Соединенные Штаты не сделают ясного заявления, направленного на то, чтобы остановить продвижение Японии к югу. В ином случае предотвратить войну между Англией и Японией не удастся". С опозданием на два года Черчилль требовал принять твердую линию против Японии, заявив, что предложения, поступившие из Токио, не более чем "умело сформулированные требования, с помощью которых Япония возьмет все, что может взять сегодня, и ничего не даст взамен в будущем". Однако Рузвельт принял более умеренный курс, и Японии было заявлено, что, если она приостановит свою экспансию и решит принять программу мира на Тихом океане, "Соединенные Штаты готовы возобновить неофициальные предварительные переговоры и примут меры, чтобы выбрать время и место для обмена мнениями".
28 августа Рузвельту были отправлены два новых японских послания. Одно от Коноэ с подтверждением желания встретиться, второе - с официальным согласием вывести японские войска из Индокитая, как только будет улажен "китайский инцидент" и в Азии будет установлен "справедливый мир". Урегулирование "китайского инцидента" означало покорение Китая, а в понятие "справедливый мир" входил передел Азии; таким образом, Япония ничем не намеревалась пожертвовать и требовала признания Соединенными Штатами своего последнего захвата в обмен на туманные заявления, которые Японию ни к чему не обязывали. Тем не менее Рузвельт все еще склонялся к встрече с Коноэ, надеясь, что с японским премьером можно будет договориться. Остановило его не столько противодействие Англии, сколько донесения американской разведки о подготовке японцев к вторжению в Юго-Восточную Азию, Эти данные были настолько недвусмысленны, что лицемерие японского правительства нельзя было игнорировать. Рузвельт ответил Коноэ, что хотел бы отложить встречу до тех пор, пока не будет достигнута договоренность о выводе японских войск из Южного Индокитая.
Окончательное решение начать войну против США и Англии было принято в Токио 3 сентября, т. е. до того, как был получен ответ Рузвельта. Таким образом, объяснять это решение отказом Рузвельта от встречи с Коноэ, как иногда делается в японской литературе, никоим образом нельзя. На сей раз основным сторонником скорейшего нападения был начальник Генерального штаба ВМФ Нагано. "Я убежден, - говорил он на совещании руководителей армии и флота, что сегодня у нас есть шанс выиграть войну. И я боюсь, что с течением времени этот шанс уменьшится и может исчезнуть совсем. Для того чтобы преодолеть разницу в экономическом потенциале, мы должны нанести решающий удар в первый же день войны". После семичасового заседания было сформулировано следующее заявление: "Для самообороны и сохранения нашей империи мы завершим приготовления к войне в течение первых десяти дней октября, считая эту дату условной, и будем готовы, если необходимо, вести войну одновременно против Соединенных Штатов, Великобритании и Нидерландов". На совещании были рассмотрены и конкретные планы начала войны. Атаки армии и флота должны быть проведены одновременно против Перл-Харбора, Гонконга, Малайи и Филиппин.
Решение Японии вызвало резко отрицательную реакцию в Берлине. Послу Отту одна за другой шли шифровки с требованием оказать давление на японское правительство, с тем чтобы побудить его все-таки начать войну против СССР. Вопрос о том, куда направит свой удар Япония, был жизненно важен и для советского командования. Положение на фронте оставалось крайне тяжелым, а на Дальнем Востоке приходилось держать значительные силы. В начале сентября советский разведчик Рихард Зорге, доверенное лицо Отта, сообщил из Токио, что Япония отложила нападение на Советский Союз и принят план войны в Юго-Восточной Азии. Есть мнение, что информация Зорге, проверенная по другим каналам, позволила советскому командованию перебросить несколько дивизий под Москву, хотя Зорге и не пользовался доверием Лубянки.
Психологическая подготовка к войне была недолгой. Парламент был готов проштемпелевать любое решение, армия полностью доверяла своим лидерам, профсоюзы были фактически разогнаны, оппозиционные элементы - изолированы или запуганы. Перед "контролируемой прессой" поставили задачу "заставить народ поверить, что англосаксы намерены превратить Японию в третьеразрядное государство". Вместе с тем для придания империи окончательной монолитности требовалось сделать еще один шаг. Во главе правительства должны были встать те, кто принимал военные решения, т. е. генералы.
Конечно, принц Коноэ был не меньшим сторонником войны, чем любой из руководителей армии. Однако он, как и другие гражданские премьеры, в первую очередь заботился об интересах монополий, а те, будучи за войну, думали прежде всего о прибылях. Армия рвалась к блистательным победам и в связи с этим отвергала северный вариант, который снова всплыл в октябре, когда началось генеральное наступление фашистов на Москву. Дзайбацу, напротив, наиболее привлекал северный вариант, который казался им легким, - ведь надо было лишь подобрать яблоко, слетевшее под чужими ударами. Поэтому монополии искали на том этапе соглашения с Западом, и Коноэ, выражая их волю, выступил в октябре за продолжение переговоров с США. Однако бешеный Тодзио на ближайшем же заседании Совета министров заявил, что армия будет продолжать подготовку к войне в Юго-Восточной Азии. "Никаких уступок в выводе войск! Вывод войск из Индокитая - это поражение Японии, несмываемое пятно позора в истории Японской империи".
После заседания Коноэ потребовал объяснений. Тодзио отказался взять свои слова обратно и добавил, что Коноэ может оставаться премьером только в том случае, если не будет возражать армии. Коноэ подал в отставку. Борьба в кабинете и во дворце продолжалась еще два дня и закончилась, как и следовало ожидать, победой группы Тодзио. 18 октября он был произведен в полные генералы и возглавил правительство, сохранив за собой пост военного министра.
Реакция на назначение нового премьера в Соединенных Штатах была неоднозначной. Пресса и значительная часть политиков продолжали настаивать на том, что ничего особенного не произошло. Токийский корреспондент газеты "Нью-Йорк тайме" писал: "Было бы поспешно предполагать, что новое правительство будет находиться под контролем экстремистов, чьи воинственные призывы ознаменовали падение Коноэ. Сам Тодзио - известная гарантия против этого... в некоторых аспектах на судьбе переговоров эти перемены могут отразиться благоприятно... По крайней мере теперь Соединенные Штаты знают, что говорят напрямик с армией". К числу заблуждавшихся относился и Рузвельт. В те дни он писал Черчиллю, что, по его мнению, "японцы направятся на север, ввиду этого Вам и мне обеспечена двухмесячная передышка на Дальнем Востоке". Иную реакцию вызвало назначение премьером генерала Тодзио в Лондоне. Уже 17 октября Черчилль рекомендовал Адмиралтейству рассмотреть предложение правительства о посылке на Дальний Восток линейного корабля и авианосца в дополнение к уже отправленному в Сингапур линейному крейсеру "Рипалз". Черчилль полагал, что такая демонстрация произведет впечатление на японские правящие круги. Однако лорды Адмиралтейства не согласились с премьер-министром - они предпочитали держать линкоры в английских водах. Разногласия усугублялись тем, что Адмиралтейство опасалось японского нападения на Сингапур и Малайю, тогда как Черчилль полагал, что важнее охранять водные пути. В конце концов был достигнут компромисс: линкор "Принц Уэльский" направлялся в Кейптаун, а дальнейший его маршрут должен был быть определен в зависимости от обстановки. В Лондоне наивно полагали, что уже само движение одного из сильнейших в мире кораблей в сторону Индийского океана окажет на японцев психологическое давление.
21 октября "Принц Уэльский" под флагом командующего Дальневосточным флотом адмирала Филипса покинул Англию. Навстречу ему в Индийский океан вышел "Рипалз". Третий крупный корабль, направленный на Дальний Восток, авианосец "Иномитэбл", сел на мель при выходе из Кингстона на Ямайке. Его пришлось поставить в док. Другого авианосца для Дальневосточного флота не нашлось. Именно отсутствие его послужило, возможно, причиной крушения британского могущества в ЮВА.
Окончательный оперативный план, предусматривавший одновременную войну против США, Англии и Нидерландов, был согласован командованием армии и флота 20 октября и одобрен японским Генеральным штабом 5 ноября 1941 г. Военные действия должны были проходить в три этапа. На первом осуществлялся захват так называемого оборонительного периметра по линии: Курильские острова - атолл Уэйк - Маршалловы острова - о-ва Гилберта - архипелаг Бисмарка - Новая Гвинея - Тимор - Ява - Суматра - п-ов Малакка - Бирма. Второй этап предусматривал консолидацию и укрепление периметра. На третьем этапе японские войска должны были разгромить противника, намеревающегося прорваться сквозь периметр, и отбить у него желание сражаться. Таким образом, первый этап был наступательным, остальные - оборонительными. Предполагалось, что внутри периметра Япония сможет обеспечить себя всеми необходимыми стратегическими материалами и людскими ресурсами. Оборонительность второго и третьего этапов была относительной. Расчет делался на победу Германии в Европе и на раскол антигитлеровской Коалиции" Тогда уже, обеспечив себе стратегическую независимость, Япония могла ударить по Советскому Союзу.
При отсутствии серьезного сопротивления со стороны противника первый этап должен был быть проведен в следующие сроки: захват Филиппин - 50 дней; оккупация Малайи - 100 дней, оккупация Нидерландской Индии - 150 дней. Следует сказать, что в целом японская армия и флот строго придерживались этого плана, за исключением тех случаев, когда военная обстановка позволяла ускорить сроки наступления.
5 ноября в Токио было решено "с целью построения нового порядка в Великой Восточной Азии" "открыть военные действия в начале декабря, флоту и армии полностью закончить к этому сроку приготовления к развертыванию операций. Переговоры с США продолжать, усилить сотрудничество с Германией и Италией, непосредственно перед началом военных действий установить тайные военные связи с Таиландом".
В начале ноября, когда был принят японский оперативный план, у американского правительства уже не оставалось никаких сомнений в том, что война начнется в ближайшие недели. Даже посол США в Японии Грю, до последнего дня продолжавший надеяться на мирный исход, послал в Вашингтон телеграмму, что в любой момент возможно "внезапное нападение японского флота". И хотя последние предвоенные недели сопровождались оживленной дипломатической деятельностью, американцы все меньше верили в возможность примирения.
В ноте Хэлла японскому правительству от 26 ноября предусматривались следующие меры для улаживания конфликта: заключение пакта о ненападении между США, Британской империей, Китаем, Японией, Голландией, Советским Союзом и Таиландом; заключение соглашения о территориальной целостности Французского Индокитая; отказ от поддержки любых других правительств и режимов в Китае, кроме чунцинского правительства Чан Кайши. Пункт об отводе японских войск из Индокитая и Китая стал камнем преткновения. Когда вечером того же дня Рузвельт заявил японским дипломатам, прибывшим в Вашингтон, что, если Япония не перейдет к более гибкой политике, достичь успеха на переговорах не удастся, тем стало ясно, что милитаристы воспользуются этими словами как поводом для немедленного начала войны.
Судя по документам и воспоминаниям участников событий, Рузвельт полагал, что военные действия начнутся в понедельник 1 декабря, "так как японцы известны тем, что нападают без предупреждения". Впрочем, даже в этот момент в Вашингтоне царило убеждение, что военные действия будут идти лишь в материковой Юго-Восточной Азии. Сигналы американских разведчиков и дипломатов оставались без внимания. В Белом доме все еще рассуждали о том, что считать началом войны - переход японскими войсками таиландской границы или какое-либо иное подобное действие, а японский флот уже концентрировался для похода к Гавайям.
Японские планы "неожиданного и сокрушающего первого удара" были рискованными, но риск был оправдан. Разумеется, транспорты с японскими дивизиями, шедшие к берегам п-ова Малакка, могли быть замечены еще в море (как и случилось на самом деле), и англичане могли принять эффективные меры (чего не случилось); американский флот также мог в решающий момент уйти из Перл-Харбора или встретить нападение во всеоружии. Этого не произошло не в силу счастливого для Японии стечения обстоятельств, а потому, что хорошо поработала японская разведка, шансы были тщательно взвешены, подготовлены альтернативные планы и т. д. Немалую роль, конечно, сыграли и просчеты американских и английских военачальников, считавших невозможным одновременное нападение японцев на столь удаленные один от другого пункты. Японские же стратеги были обязаны рисковать, ибо само решение о начале войны против держав, которым Япония уступала не только в экономическом, но и в чисто военном отношении, было авантюрой. Только сокрушающим первым ударом, который должен был ошеломить врага, японцы могли выровнять шансы и на какое-то время даже склонить чашу весов в свою пользу.
Главный удар по США должен был нанести японский флот. Еще в середине 30-х годов, обсуждая возможность войны с Соединенными Штатами, японские адмиралы придерживались оборонительной доктрины, которая заключалась в том, чтобы препятствовать с помощью подводных лодок и авиации американскому флоту достичь японских берегов. В конце 30-х годов, когда у Японии появились крупные авианосцы, была принята доктрина первого удара. Ее автор, адмирал Ямамото, считал себя наследником знаменитого адмирала Того, который неожиданно напал в 1904 г. на русский флот в Порт-Артуре. Конкретная разработка операции началась в феврале 1941 г. Одновременно с этим японское консульство на Гавайях было превращено в шпионский центр.
Агентурные сводки подтвердили выводы штаба ВМФ Японии о том, что Тихоокеанский флот США в основном продолжает базироваться в удобном заливе Перл-Харбор (Жемчужная бухта), причем именно здесь стоят линейные корабли главная ударная сила американского флота. Не уничтожив одним ударом американские линкоры, японский флот не мог иметь перевеса на морских путях в Тихом океане и, следовательно, не мог обеспечить безопасность коммуникаций, которые в первые же дни войны должны были растянуться на тысячи миль. И перевозка войск, и вывоз сырья из Юго-Восточной Азии требовали одного непременного условия - господства японского флота на этих путях. Следовательно, основной удар надо было нанести по Перл-Харбору.
Одновременно шла подготовка вторжения в Юго-Восточную Азию. Уже в декабре 1940 г. три дивизии, расположенные в Китае, были сняты с фронта и начали подготовку к военным действиям в условиях тропиков. Для проверки всех возможных способов ведения войны в джунглях был создан специальный "Формозский департамент армейских исследований". О тщательности, с которой велись приготовления, говорит следующий факт. Для проверки распространенного, мнения, что солдаты, проведя более недели на борту перегруженных транспортов в жаре и духоте тропиков, будут неспособны с места начать бой, одна из дивизий была посажена на транспорты в условиях худших, чем реальные (по три человека на татами), и в течение двух недель набитые солдатами транспорты находились в открытом море, причем жара в трюмах достигала 60°С. После этого солдат заставили высаживаться под "огнем противника" и выгружать технику, включая танки, на открытый пляж на о-ве Хайнань.
Японская разведка сообщила, что наиболее перспективной будет высадка 5-й дивизии у пограничных таиландских городков Сингора (Сонгкхла) и Паттани, а 18-й дивизии - у Кота-Бару, причем 5-я дивизия должна будет немедленно захватить стратегически важный мост через р. Перак и базу ВВС в Алор-Сетаре. Этот план вторжения в Малайю и был одобрен в Токио.
5 ноября адмирал Ямамото огласил командирам соединений "Особо секретный приказ Объединенному флоту No 1", в котором излагался план одновременного удара по Перл-Харбору, Малайе, Филиппинам, Гуаму, Уэйку и Гонконгу. 6 ноября маршал Тераути принял командование над Южной армией, состоявшей из четырех полевых армий. Перед соединением Тераути была поставлена задача в кратчайшие сроки захватить все американские, голландские и английские владения в Юго-Восточной Азии. Предусматривалось, что после удачной высадки в Малайе и на Филиппинах армия генерал-лейтенанта Ямаситы захватит Малайю и Сингапур, а армия генерал-лейтенанта Хоммы оккупирует Филиппины.
Военные действия было решено начать без объявления войны на рассвете в понедельник 8 декабря. Этот день был выбран по двум причинам. Во-первых, 8 декабря наступало полнолуние, что должно было помочь запуску самолетов с авианосцев, во-вторых, на Гавайях, находящихся в другом полушарии, еще должно было быть утро воскресенья, 7 декабря. В воскресенье бдительность моряков ниже, чем в будние дни, к тому же по докладам разведки было известно, что Тихоокеанский флот входил в бухту по пятницам и оставался на якорях до понедельника.
16 ноября ударная эскадра собралась у берегов Японии. В нее входили шесть авианосцев, два скоростных линкора, два тяжелых крейсера и несколько небольших кораблей. На шести авианосцах находилось 360 истребителей и бомбардировщиков. Командовал эскадрой адмирал Нагумо, который держал свой флаг на авианосце "Акаги".
В тот же день авианосцы и крупные корабли поодиночке покинули японские воды и взяли курс к Курильским островам, где у о-ва Итуруп было назначено рандеву - вдали от морских путей и настолько в стороне от цели, что если бы американские или советские моряки заметили японский флот, то предположили бы, что он готовится напасть на Владивосток или Камчатку, но уж никак не на Перл-Харбор. В то же время были приняты все возможные меры предосторожности кораблям ударного флота было приказано не выходить в эфир, а для того чтобы ввести противника в заблуждение, оставшиеся у берегов Японии корабли должны были усиленно вести радиопереговоры от имени ушедших кораблей. Когда командир флагманского авианосца "Акаги" спросил адмирала Нагумо, что делать, если встретится советское торговое судно, тот ответил коротко: "Потопите его".
25 ноября адмирал собрал на борту "Акаги" пилотов эскадры и объявил им, что корабли идут к Перл-Харбору. Многие из летчиков впервые в жизни слышали это слово, но сообщение адмирала встретили радостными криками.
26 ноября на рассвете эскадра начала вытягиваться в открытое море. Солнце, редкое здесь в это время года, разогнало туман. Японские пилоты сочиняли письма домой и изучали фотографии бухты с темневшими на серой воде силуэтами линкоров американского флота.
28 ноября американская разведка перехватила и расшифровала телеграмму, посланную министерством иностранных дел Японии всем консульским службам империи. Телеграмма показалась перехватчикам настолько серьезной, что в тот же день ее перевод лежал на столе у президента. Там говорилось: "В случае чрезвычайных обстоятельств (опасность разрыва дипломатических отношений)... к ежедневным прогнозам погоды на всех коротковолновых станциях будут добавлены следующие предупреждения:
1. В случае опасности для американо-японских отношений "хигаси-но кадзэ аме" (восточный ветер-дождь).
Последнее слово осталось все-таки за Сугиямой, за которым стояли Коноэ и Тодзио. "Я убежден, - сказал он, - что Америка не вступится за Индокитай. Советский Союз еще рано сбрасывать со счетов. Мы должны подождать 50 или 60 дней. И только если мы убедимся, что Германия наверняка побеждает, наступит наша очередь".
Совещание завершилось подписанием официального документа, к которому была приложена государственная печать. Осторожность взяла верх. Жертвой этой полемики стал Мацуока, поклонник Гитлера, ярый сторонник нападения на Советский Союз. Чтобы отделаться от него, пришлось пойти на хитрость. 16 июля Коноэ предложил всему кабинету уйти в отставку (Мацуока был болен и не смог прийти на заседание). На следующий день отставка была принята императором, участвовавшим в этом дворцовом заговоре. Еще через день был сформирован новый кабинет. Состав его остался почти прежним, только пост министра иностранных дел занял Тойода, имевший репутацию проамериканца.
Первым актом нового министра была телеграмма представителю Японии в Виши с поручением довести до сведения французов, что японские войска вступят в Южный Индокитай 24 июля независимо от желания французского правительства. За день до назначенного срока правительство Виши согласилось на мирный ввод войск. Японский посол сообщил шифровкой в Токио: "Причина такой готовности французов согласиться на наши требования заключается в том, что они увидели, насколько нерушимо наше решение". Через несколько часов расшифрованная депеша лежала на столе у государственного секретаря США Хэлла. Японцы не знали, что их шифры уже давно раскрыты американцами и дипломатическая переписка становится известной в США раньше, чем ее получает адресат.
26 июля последовал ответный шаг США - было решено заморозить все японские вклады в американских банках. То же сделало правительство Нидерландской Индии. Газета "Нью-Йорк тайме" писала по этому поводу, что "это наиболее решительный ответ, не считая объявления войны". В действительности же Япония получила еще одну отсрочку, которую могла использовать для подготовки дальнейшей агрессии.
Прошел месяц войны Германии с Советским Союзом, но до Москвы гитлеровцам было еще далеко. В Токио понимали, что с захватом Нидерландской Индии надо спешить, однако ход мировых событий все более убеждал японское правительство, что наступление на юг рано или поздно все-таки натолкнется на более решительное сопротивление США.
А война с США требовала мобилизации всех сил, и начинать ее летом 1941 г. было рано. Флот и армия были едины в требовании - дать им еще время.
4 августа принц Коноэ сообщил руководителям армии и флота, что намерен лично встретиться с Рузвельтом, чтобы устранить разногласия. Если переговоры состоятся, заявил Коноэ, он готов обещать президенту полный вывод войск из Индокитая, но, правда, после окончания конфликта в Китае и установления в Азии "справедливого мира". Командование флота на следующий день сообщило о своем согласии с планом премьера, но в армейской верхушке мнения разделились. Экстремистское крыло возмутилось решением премьера, полагая, что этим предаются принципы пакта с Германией. Поэтому армия поставила условие потребовать от Коноэ обещания в случае отказа Рузвельта от переговоров ускорить приготовления к войне против США.
7 августа Коноэ отправил государственному секретарю Хэллу телеграмму с предложением встретиться с Рузвельтом в Гонолулу. Государственный секретарь отнесся к этому предложению, если верить его дневнику, с большим подозрением. "Мы считали, - пишет он, - что Япония пытается втянуть нас в конференцию, которая закончилась бы заявлением общего характера, после чего Япония смогла бы практически истолковать и практически использовать эти документы по своему усмотрению, как она всегда поступала в таких случаях в прошлом. Больше того, Япония получила бы возможность заявить, будто президент одобрил ее действия".
Рузвельт получил послание Коноэ не сразу. 10 августа, когда Хэлл обсуждал телеграмму Коноэ с японским послом в США, президент находился у берегов Ньюфаундленда на борту английского линкора "Принц Уэльский", где совещался с Черчиллем. На совещании, закончившемся подписанием Атлантической хартии, выявились две точки зрения по дальневосточному вопросу. Американцы по-прежнему предпочитали не дразнить Японию и ждать развития событий. Англичане, напротив, стояли за решительный отпор, поскольку дальнейшие уступки угрожали английским владениям. На борту "Принца Уэльского" Черчилль сказал: "Я не думаю, что мы можем на что-нибудь надеяться, если Соединенные Штаты не сделают ясного заявления, направленного на то, чтобы остановить продвижение Японии к югу. В ином случае предотвратить войну между Англией и Японией не удастся". С опозданием на два года Черчилль требовал принять твердую линию против Японии, заявив, что предложения, поступившие из Токио, не более чем "умело сформулированные требования, с помощью которых Япония возьмет все, что может взять сегодня, и ничего не даст взамен в будущем". Однако Рузвельт принял более умеренный курс, и Японии было заявлено, что, если она приостановит свою экспансию и решит принять программу мира на Тихом океане, "Соединенные Штаты готовы возобновить неофициальные предварительные переговоры и примут меры, чтобы выбрать время и место для обмена мнениями".
28 августа Рузвельту были отправлены два новых японских послания. Одно от Коноэ с подтверждением желания встретиться, второе - с официальным согласием вывести японские войска из Индокитая, как только будет улажен "китайский инцидент" и в Азии будет установлен "справедливый мир". Урегулирование "китайского инцидента" означало покорение Китая, а в понятие "справедливый мир" входил передел Азии; таким образом, Япония ничем не намеревалась пожертвовать и требовала признания Соединенными Штатами своего последнего захвата в обмен на туманные заявления, которые Японию ни к чему не обязывали. Тем не менее Рузвельт все еще склонялся к встрече с Коноэ, надеясь, что с японским премьером можно будет договориться. Остановило его не столько противодействие Англии, сколько донесения американской разведки о подготовке японцев к вторжению в Юго-Восточную Азию, Эти данные были настолько недвусмысленны, что лицемерие японского правительства нельзя было игнорировать. Рузвельт ответил Коноэ, что хотел бы отложить встречу до тех пор, пока не будет достигнута договоренность о выводе японских войск из Южного Индокитая.
Окончательное решение начать войну против США и Англии было принято в Токио 3 сентября, т. е. до того, как был получен ответ Рузвельта. Таким образом, объяснять это решение отказом Рузвельта от встречи с Коноэ, как иногда делается в японской литературе, никоим образом нельзя. На сей раз основным сторонником скорейшего нападения был начальник Генерального штаба ВМФ Нагано. "Я убежден, - говорил он на совещании руководителей армии и флота, что сегодня у нас есть шанс выиграть войну. И я боюсь, что с течением времени этот шанс уменьшится и может исчезнуть совсем. Для того чтобы преодолеть разницу в экономическом потенциале, мы должны нанести решающий удар в первый же день войны". После семичасового заседания было сформулировано следующее заявление: "Для самообороны и сохранения нашей империи мы завершим приготовления к войне в течение первых десяти дней октября, считая эту дату условной, и будем готовы, если необходимо, вести войну одновременно против Соединенных Штатов, Великобритании и Нидерландов". На совещании были рассмотрены и конкретные планы начала войны. Атаки армии и флота должны быть проведены одновременно против Перл-Харбора, Гонконга, Малайи и Филиппин.
Решение Японии вызвало резко отрицательную реакцию в Берлине. Послу Отту одна за другой шли шифровки с требованием оказать давление на японское правительство, с тем чтобы побудить его все-таки начать войну против СССР. Вопрос о том, куда направит свой удар Япония, был жизненно важен и для советского командования. Положение на фронте оставалось крайне тяжелым, а на Дальнем Востоке приходилось держать значительные силы. В начале сентября советский разведчик Рихард Зорге, доверенное лицо Отта, сообщил из Токио, что Япония отложила нападение на Советский Союз и принят план войны в Юго-Восточной Азии. Есть мнение, что информация Зорге, проверенная по другим каналам, позволила советскому командованию перебросить несколько дивизий под Москву, хотя Зорге и не пользовался доверием Лубянки.
Психологическая подготовка к войне была недолгой. Парламент был готов проштемпелевать любое решение, армия полностью доверяла своим лидерам, профсоюзы были фактически разогнаны, оппозиционные элементы - изолированы или запуганы. Перед "контролируемой прессой" поставили задачу "заставить народ поверить, что англосаксы намерены превратить Японию в третьеразрядное государство". Вместе с тем для придания империи окончательной монолитности требовалось сделать еще один шаг. Во главе правительства должны были встать те, кто принимал военные решения, т. е. генералы.
Конечно, принц Коноэ был не меньшим сторонником войны, чем любой из руководителей армии. Однако он, как и другие гражданские премьеры, в первую очередь заботился об интересах монополий, а те, будучи за войну, думали прежде всего о прибылях. Армия рвалась к блистательным победам и в связи с этим отвергала северный вариант, который снова всплыл в октябре, когда началось генеральное наступление фашистов на Москву. Дзайбацу, напротив, наиболее привлекал северный вариант, который казался им легким, - ведь надо было лишь подобрать яблоко, слетевшее под чужими ударами. Поэтому монополии искали на том этапе соглашения с Западом, и Коноэ, выражая их волю, выступил в октябре за продолжение переговоров с США. Однако бешеный Тодзио на ближайшем же заседании Совета министров заявил, что армия будет продолжать подготовку к войне в Юго-Восточной Азии. "Никаких уступок в выводе войск! Вывод войск из Индокитая - это поражение Японии, несмываемое пятно позора в истории Японской империи".
После заседания Коноэ потребовал объяснений. Тодзио отказался взять свои слова обратно и добавил, что Коноэ может оставаться премьером только в том случае, если не будет возражать армии. Коноэ подал в отставку. Борьба в кабинете и во дворце продолжалась еще два дня и закончилась, как и следовало ожидать, победой группы Тодзио. 18 октября он был произведен в полные генералы и возглавил правительство, сохранив за собой пост военного министра.
Реакция на назначение нового премьера в Соединенных Штатах была неоднозначной. Пресса и значительная часть политиков продолжали настаивать на том, что ничего особенного не произошло. Токийский корреспондент газеты "Нью-Йорк тайме" писал: "Было бы поспешно предполагать, что новое правительство будет находиться под контролем экстремистов, чьи воинственные призывы ознаменовали падение Коноэ. Сам Тодзио - известная гарантия против этого... в некоторых аспектах на судьбе переговоров эти перемены могут отразиться благоприятно... По крайней мере теперь Соединенные Штаты знают, что говорят напрямик с армией". К числу заблуждавшихся относился и Рузвельт. В те дни он писал Черчиллю, что, по его мнению, "японцы направятся на север, ввиду этого Вам и мне обеспечена двухмесячная передышка на Дальнем Востоке". Иную реакцию вызвало назначение премьером генерала Тодзио в Лондоне. Уже 17 октября Черчилль рекомендовал Адмиралтейству рассмотреть предложение правительства о посылке на Дальний Восток линейного корабля и авианосца в дополнение к уже отправленному в Сингапур линейному крейсеру "Рипалз". Черчилль полагал, что такая демонстрация произведет впечатление на японские правящие круги. Однако лорды Адмиралтейства не согласились с премьер-министром - они предпочитали держать линкоры в английских водах. Разногласия усугублялись тем, что Адмиралтейство опасалось японского нападения на Сингапур и Малайю, тогда как Черчилль полагал, что важнее охранять водные пути. В конце концов был достигнут компромисс: линкор "Принц Уэльский" направлялся в Кейптаун, а дальнейший его маршрут должен был быть определен в зависимости от обстановки. В Лондоне наивно полагали, что уже само движение одного из сильнейших в мире кораблей в сторону Индийского океана окажет на японцев психологическое давление.
21 октября "Принц Уэльский" под флагом командующего Дальневосточным флотом адмирала Филипса покинул Англию. Навстречу ему в Индийский океан вышел "Рипалз". Третий крупный корабль, направленный на Дальний Восток, авианосец "Иномитэбл", сел на мель при выходе из Кингстона на Ямайке. Его пришлось поставить в док. Другого авианосца для Дальневосточного флота не нашлось. Именно отсутствие его послужило, возможно, причиной крушения британского могущества в ЮВА.
Окончательный оперативный план, предусматривавший одновременную войну против США, Англии и Нидерландов, был согласован командованием армии и флота 20 октября и одобрен японским Генеральным штабом 5 ноября 1941 г. Военные действия должны были проходить в три этапа. На первом осуществлялся захват так называемого оборонительного периметра по линии: Курильские острова - атолл Уэйк - Маршалловы острова - о-ва Гилберта - архипелаг Бисмарка - Новая Гвинея - Тимор - Ява - Суматра - п-ов Малакка - Бирма. Второй этап предусматривал консолидацию и укрепление периметра. На третьем этапе японские войска должны были разгромить противника, намеревающегося прорваться сквозь периметр, и отбить у него желание сражаться. Таким образом, первый этап был наступательным, остальные - оборонительными. Предполагалось, что внутри периметра Япония сможет обеспечить себя всеми необходимыми стратегическими материалами и людскими ресурсами. Оборонительность второго и третьего этапов была относительной. Расчет делался на победу Германии в Европе и на раскол антигитлеровской Коалиции" Тогда уже, обеспечив себе стратегическую независимость, Япония могла ударить по Советскому Союзу.
При отсутствии серьезного сопротивления со стороны противника первый этап должен был быть проведен в следующие сроки: захват Филиппин - 50 дней; оккупация Малайи - 100 дней, оккупация Нидерландской Индии - 150 дней. Следует сказать, что в целом японская армия и флот строго придерживались этого плана, за исключением тех случаев, когда военная обстановка позволяла ускорить сроки наступления.
5 ноября в Токио было решено "с целью построения нового порядка в Великой Восточной Азии" "открыть военные действия в начале декабря, флоту и армии полностью закончить к этому сроку приготовления к развертыванию операций. Переговоры с США продолжать, усилить сотрудничество с Германией и Италией, непосредственно перед началом военных действий установить тайные военные связи с Таиландом".
В начале ноября, когда был принят японский оперативный план, у американского правительства уже не оставалось никаких сомнений в том, что война начнется в ближайшие недели. Даже посол США в Японии Грю, до последнего дня продолжавший надеяться на мирный исход, послал в Вашингтон телеграмму, что в любой момент возможно "внезапное нападение японского флота". И хотя последние предвоенные недели сопровождались оживленной дипломатической деятельностью, американцы все меньше верили в возможность примирения.
В ноте Хэлла японскому правительству от 26 ноября предусматривались следующие меры для улаживания конфликта: заключение пакта о ненападении между США, Британской империей, Китаем, Японией, Голландией, Советским Союзом и Таиландом; заключение соглашения о территориальной целостности Французского Индокитая; отказ от поддержки любых других правительств и режимов в Китае, кроме чунцинского правительства Чан Кайши. Пункт об отводе японских войск из Индокитая и Китая стал камнем преткновения. Когда вечером того же дня Рузвельт заявил японским дипломатам, прибывшим в Вашингтон, что, если Япония не перейдет к более гибкой политике, достичь успеха на переговорах не удастся, тем стало ясно, что милитаристы воспользуются этими словами как поводом для немедленного начала войны.
Судя по документам и воспоминаниям участников событий, Рузвельт полагал, что военные действия начнутся в понедельник 1 декабря, "так как японцы известны тем, что нападают без предупреждения". Впрочем, даже в этот момент в Вашингтоне царило убеждение, что военные действия будут идти лишь в материковой Юго-Восточной Азии. Сигналы американских разведчиков и дипломатов оставались без внимания. В Белом доме все еще рассуждали о том, что считать началом войны - переход японскими войсками таиландской границы или какое-либо иное подобное действие, а японский флот уже концентрировался для похода к Гавайям.
Японские планы "неожиданного и сокрушающего первого удара" были рискованными, но риск был оправдан. Разумеется, транспорты с японскими дивизиями, шедшие к берегам п-ова Малакка, могли быть замечены еще в море (как и случилось на самом деле), и англичане могли принять эффективные меры (чего не случилось); американский флот также мог в решающий момент уйти из Перл-Харбора или встретить нападение во всеоружии. Этого не произошло не в силу счастливого для Японии стечения обстоятельств, а потому, что хорошо поработала японская разведка, шансы были тщательно взвешены, подготовлены альтернативные планы и т. д. Немалую роль, конечно, сыграли и просчеты американских и английских военачальников, считавших невозможным одновременное нападение японцев на столь удаленные один от другого пункты. Японские же стратеги были обязаны рисковать, ибо само решение о начале войны против держав, которым Япония уступала не только в экономическом, но и в чисто военном отношении, было авантюрой. Только сокрушающим первым ударом, который должен был ошеломить врага, японцы могли выровнять шансы и на какое-то время даже склонить чашу весов в свою пользу.
Главный удар по США должен был нанести японский флот. Еще в середине 30-х годов, обсуждая возможность войны с Соединенными Штатами, японские адмиралы придерживались оборонительной доктрины, которая заключалась в том, чтобы препятствовать с помощью подводных лодок и авиации американскому флоту достичь японских берегов. В конце 30-х годов, когда у Японии появились крупные авианосцы, была принята доктрина первого удара. Ее автор, адмирал Ямамото, считал себя наследником знаменитого адмирала Того, который неожиданно напал в 1904 г. на русский флот в Порт-Артуре. Конкретная разработка операции началась в феврале 1941 г. Одновременно с этим японское консульство на Гавайях было превращено в шпионский центр.
Агентурные сводки подтвердили выводы штаба ВМФ Японии о том, что Тихоокеанский флот США в основном продолжает базироваться в удобном заливе Перл-Харбор (Жемчужная бухта), причем именно здесь стоят линейные корабли главная ударная сила американского флота. Не уничтожив одним ударом американские линкоры, японский флот не мог иметь перевеса на морских путях в Тихом океане и, следовательно, не мог обеспечить безопасность коммуникаций, которые в первые же дни войны должны были растянуться на тысячи миль. И перевозка войск, и вывоз сырья из Юго-Восточной Азии требовали одного непременного условия - господства японского флота на этих путях. Следовательно, основной удар надо было нанести по Перл-Харбору.
Одновременно шла подготовка вторжения в Юго-Восточную Азию. Уже в декабре 1940 г. три дивизии, расположенные в Китае, были сняты с фронта и начали подготовку к военным действиям в условиях тропиков. Для проверки всех возможных способов ведения войны в джунглях был создан специальный "Формозский департамент армейских исследований". О тщательности, с которой велись приготовления, говорит следующий факт. Для проверки распространенного, мнения, что солдаты, проведя более недели на борту перегруженных транспортов в жаре и духоте тропиков, будут неспособны с места начать бой, одна из дивизий была посажена на транспорты в условиях худших, чем реальные (по три человека на татами), и в течение двух недель набитые солдатами транспорты находились в открытом море, причем жара в трюмах достигала 60°С. После этого солдат заставили высаживаться под "огнем противника" и выгружать технику, включая танки, на открытый пляж на о-ве Хайнань.
Японская разведка сообщила, что наиболее перспективной будет высадка 5-й дивизии у пограничных таиландских городков Сингора (Сонгкхла) и Паттани, а 18-й дивизии - у Кота-Бару, причем 5-я дивизия должна будет немедленно захватить стратегически важный мост через р. Перак и базу ВВС в Алор-Сетаре. Этот план вторжения в Малайю и был одобрен в Токио.
5 ноября адмирал Ямамото огласил командирам соединений "Особо секретный приказ Объединенному флоту No 1", в котором излагался план одновременного удара по Перл-Харбору, Малайе, Филиппинам, Гуаму, Уэйку и Гонконгу. 6 ноября маршал Тераути принял командование над Южной армией, состоявшей из четырех полевых армий. Перед соединением Тераути была поставлена задача в кратчайшие сроки захватить все американские, голландские и английские владения в Юго-Восточной Азии. Предусматривалось, что после удачной высадки в Малайе и на Филиппинах армия генерал-лейтенанта Ямаситы захватит Малайю и Сингапур, а армия генерал-лейтенанта Хоммы оккупирует Филиппины.
Военные действия было решено начать без объявления войны на рассвете в понедельник 8 декабря. Этот день был выбран по двум причинам. Во-первых, 8 декабря наступало полнолуние, что должно было помочь запуску самолетов с авианосцев, во-вторых, на Гавайях, находящихся в другом полушарии, еще должно было быть утро воскресенья, 7 декабря. В воскресенье бдительность моряков ниже, чем в будние дни, к тому же по докладам разведки было известно, что Тихоокеанский флот входил в бухту по пятницам и оставался на якорях до понедельника.
16 ноября ударная эскадра собралась у берегов Японии. В нее входили шесть авианосцев, два скоростных линкора, два тяжелых крейсера и несколько небольших кораблей. На шести авианосцах находилось 360 истребителей и бомбардировщиков. Командовал эскадрой адмирал Нагумо, который держал свой флаг на авианосце "Акаги".
В тот же день авианосцы и крупные корабли поодиночке покинули японские воды и взяли курс к Курильским островам, где у о-ва Итуруп было назначено рандеву - вдали от морских путей и настолько в стороне от цели, что если бы американские или советские моряки заметили японский флот, то предположили бы, что он готовится напасть на Владивосток или Камчатку, но уж никак не на Перл-Харбор. В то же время были приняты все возможные меры предосторожности кораблям ударного флота было приказано не выходить в эфир, а для того чтобы ввести противника в заблуждение, оставшиеся у берегов Японии корабли должны были усиленно вести радиопереговоры от имени ушедших кораблей. Когда командир флагманского авианосца "Акаги" спросил адмирала Нагумо, что делать, если встретится советское торговое судно, тот ответил коротко: "Потопите его".
25 ноября адмирал собрал на борту "Акаги" пилотов эскадры и объявил им, что корабли идут к Перл-Харбору. Многие из летчиков впервые в жизни слышали это слово, но сообщение адмирала встретили радостными криками.
26 ноября на рассвете эскадра начала вытягиваться в открытое море. Солнце, редкое здесь в это время года, разогнало туман. Японские пилоты сочиняли письма домой и изучали фотографии бухты с темневшими на серой воде силуэтами линкоров американского флота.
28 ноября американская разведка перехватила и расшифровала телеграмму, посланную министерством иностранных дел Японии всем консульским службам империи. Телеграмма показалась перехватчикам настолько серьезной, что в тот же день ее перевод лежал на столе у президента. Там говорилось: "В случае чрезвычайных обстоятельств (опасность разрыва дипломатических отношений)... к ежедневным прогнозам погоды на всех коротковолновых станциях будут добавлены следующие предупреждения:
1. В случае опасности для американо-японских отношений "хигаси-но кадзэ аме" (восточный ветер-дождь).