Мур Маргарет. В твоих пылких объятиях

   — Вот как? И насколько же он замечательный?
   — Настолько, что невольно возникают мысли о том, что пора уже обзаводиться собственными детьми. Ты согласен со мной?
   — Нет, не согласен.
   Категоричный тон Ричарда лучше всяких слов говорил о том, что тему пора сменить. По этой причине Фос коснулся другого, тоже весьма важного предмета.
   — Насколько я понимаю, предстоящая аудиенция у короля вызывает у тебя беспокойство. Но скажи на милость — почему?
   Эта тема также не слишком пришлась Ричарду по вкусу, тем не менее он решил, что кое-что сказать по этому поводу все-таки следует.
   — Во-первых, я ничуть не волнуюсь, — солгал Он, — а во-вторых, король наверняка пригласил меня во дворец с той лишь целью, чтобы попросить сочинить оду в честь его очередной дамы сердца.
   — А вдруг ты ошибаешься и речь пойдет о твоем имении?
   — Если всякий раз, когда его величество вызывает меня в Уайтхолл, я буду об этом думать, то у меня никаких нервов не хватит. У короля имелась возможность вернуть мне мое состояние, но он до сих пор этого не сделал.
   — Да не было у короля такой возможности — и ты отлично об этом знаешь! — сказал Фос, который от быстрой ходьбы снова начал задыхаться. — Имение продал твой дядя — на законных, между прочим, основаниях. Если Карл за твою беспорочную службу вернет имение тебе, ему придется выплачивать компенсацию его нынешним владельцам. Это бы еще ничего, но вслед за тобой к королю потянутся другие дворяне, которые лишились своей собственности во время гражданской войны. И королю придется выплачивать все новые и новые компенсации, а этого казна его величества позволить себе не может.
   — Я хочу получить только-то, что принадлежит мне по праву. Блайт-Холл и земли вокруг него находились во владении нашей семьи на протяжении шестисот лет. Дядя распоряжался имением, а под конец продал его — по той только причине, что меня тогда не было в Англии.
   — Возможно, Карлу удастся уговорить новых владельцев продать имение тебе? — высказал предположение Фос.
   — Король Карл не единственный человек в этой стране, у кого затруднения с деньгами.
   — Я знаю о твоих проблемах, но ты мог бы попросить о скидке…
   — Я не могу позволить себе заплатить даже сотую часть того, что стоит это имение.
   — Ты смог бы за него заплатить, если бы позволил мне дать тебе взаймы…
   — Нет, Фос.
   — А что, если выкупить его и сразу же заложить?
   — Нет, Фос.
   — Но ведь твое имение наверняка будет приносить неплохой доход?
   Ричард скептически скривил рот:
   — Никакого дохода оно приносить не будет. Насколько я знаю, человек, который приобрел его у дяди, умер, а его старуха вдова вряд ли в состоянии как следует управлять поместьем.
   — Тут ты, пожалуй, прав, — согласился Фос, а потом задумался, комично потершись щекой о плечо. — Скажи, ты собираешься переодеваться перед аудиенцией?
   — Чтобы ничем не отличаться от придворных лизоблюдов?
   Сказать по правде, Ричард не сомневался, что Фос затеет этот разговор, и от души забавлялся про себя, предвкушая его и заранее зная, как он будет протекать.
   Как он и рассчитывал, Фос запротестовал:
   — Но не можешь же ты явиться перед королем в этом наряде?
   — А что плохого в моем наряде? Черный цвет мне идет.
   — Но твои штаны…
   — У меня-то как раз штаны нормальные, и надевать широкие шелковые, да еще и с кружевными оборками, как у тебя, я не собираюсь.
   Фос опустил глаза и посмотрел на свои панталоны, которые были столь широки, что казалось, вот-вот с него свалятся.
   — Я, знаешь ли, бывший солдат, — напомнил Ричард своему другу-моднику, — и мне выглядеть шутом не пристало.
   — Но король…
   — Слава Богу, его величество знает меня не первый день и вряд ли придет в дурное расположение духа, не обнаружив на мне модных французских тряпок.
   — Похоже, с тех пор как ты вернулся в Англию, новую одежду ты не покупал вовсе, — пробормотал Фос.
   — Этому камзолу всего год, — запротестовал Ричард. — Лучшего у меня все равно нет — да и никогда не было. Кстати, я знаю, о чем ты заведешь сейчас речь: наверняка скажешь, что без перьев на шляпе соваться к королю нечего и думать.
   — Ну…
   — Фос, прошу тебя, — взмолился Ричард.
   Приятель Ричарда вздохнул:
   — Хорошо, хорошо. Я умолкаю.
   — Между прочим, в моем наряде имеется-таки один ценный аксессуар — моя перевязь. Согласись, она великолепна — причем без всяких скидок!
   — Кто ж в этом усомнится? — добродушно произнес Фос, к которому вновь вернулось хорошее настроение.
   На перевязь Ричарда и впрямь стоило взглянуть: она была сделана из телячьей кожи тончайшей выработки и украшена тиснением. На этой перевязи, пересекавшей наискось могучую грудь Ричарда, висела отличной работы длинная шпага, достойная такого великого фехтовальщика, каким был ее владелец.
   Надо сказать, сэр Ричард Блайт считался при дворе весьма разносторонним человеком, и умение писать пьесы и сочинять стихи было далеко не единственным его талантом.

Глава 2

   Вечером, после того как закончился спектакль и автор пьесы получил свою долю аплодисментов, наемная карета доставила господина сочинителя и его верного друга Фоса Чеддерсби во дворец. Расплатившись с кучером, они вошли под украшенные лепниной и поддерживаемые колоннами своды Уайт-Холла, где потолок и стены были расписаны кистью великого Рубенса.
   Всякий, кто взглянул бы на царившие вокруг радость и веселье, с трудом бы поверил, что двадцать лет назад отец нынешнего короля был обезглавлен на эшафоте, воздвигнутом прямо перед окнами этого великолепного здания.
   Ричард в сопровождении Фоса двинулся сквозь блестящую анфиладу роскошных комнат в сторону королевской приемной. Пока они шли, Ричард не раз ловил на себе восхищенные взгляды женщин и завистливые, исподлобья — мужчин. Хотя господин сочинитель не мог похвастать ни богатством, ни роскошью наряда, при дворе у него существовала устоявшаяся репутация галантного кавалера и покорителя женских сердец.
   В сущности, во дворце был лишь один человек, который в этом смысле мог сравниться с сэром Ричардом Блайтом, — сам король Карл.
   Его величество сидел за низеньким ломберным столиком у окна своей приемной и играл в криббедж. Со всех сторон его окружали очаровательные женщины в ярких разноцветных нарядах, которые придавали им сходство с райскими птичками.
   Король был одет по последней французской моде. В этот вечер он надел короткий, шитый золотом камзол, ярко-синие шелковые штаны до колен и великолепную кружевную рубашку с кружевными же манжетами, которые почти полностью скрывали кисти рук и пальцы его величества.
   На устроенных в приемной в виде балкончика хорах стоял молодой человек, который в сопровождении небольшого оркестра исполнял любовный романс.
   Пение, конечно же, никто не слушал. Придворные были заняты сплетнями, флиртом, а некоторые не спускали глаз с короля в надежде, что его величество удостоит их своим милостивым вниманием.
   Когда Ричард и Фос вошли в раззолоченную приемную, его величество поднял глаза от карт и, изогнув знаменитую полоску усов над верхней губой, весело улыбнулся.
   Как всегда, Ричард, увидев короля, подивился тому, как этот человек, которому пришлось за свою не слишком долгую жизнь пройти через множество испытаний; ухитрился сохранить в своем характере известное доброжелательство. По этой причине влияние его величества самым благотворным образом сказывалось на его придворных, которые в его присутствии держали себя весело и непринужденно. Двор при Карле являлся средоточием не только веселья и куртуазных удовольствий, но также и самой изысканной роскоши. Последнее особенно удивляло Ричарда, так как было общеизвестно, что государственная казна находится в весьма плачевном состоянии.
   Король обладал еще одним даром: он был милосерден — в тех, разумеется, пределах, насколько это может себе позволить монарх.
   Ричард снял с головы широкополую шляпу и отвесил королю поклон, после чего, распрямившись, с улыбкой обвел взглядом окружавших короля придворных.
   — Ага, Блайт заявился! — вскричал его величество, приподнимаясь со стула. — Что ж, ты приехал вовремя. Наше величество в проигрыше.
   Разодетые в шелк и атлас дамы сразу же запротестовали, пытаясь заверить Карла в том, что его величество — в силу своего высокого сана — никогда не окажется в проигрыше, даже если и потеряет иной раз за игорным столом несколько монет. Некоторые из этих прелестниц одаривали многообещающими взглядами не только короля, но и Ричарда, который пришел к выводу, что кое-кто из придворных дам готов хоть сейчас затеять с ним интрижку, если, разумеется, на то будет его, Ричарда, воля.
   Увы, никакого желания вступать в любовные отношения с подобными женщинами у Ричарда не было. Придворные дамы были эгоистичными и самовлюбленными существами.
   Для них роман с сочинителем пьес — даже таким знаменитым, как Ричард, — явился бы очередным приключением, своего рода передышкой в той большой, отнюдь не карточной игре, которую все они вели при дворе, стараясь заполучить в свои сети мужа или любовника познатнее и побогаче.
   Приходилось, однако, признать, что актрисы, с которыми он встречался, в общем, преследовали те же самые цели, что и аристократки. Правда, у актрис имелось одно, но неоспоримое достоинство — при расставании они почти не доставляли ему хлопот.
   Карл снова посмотрел в свои карты и со вздохом произнес:
   — Что бы вы там ни говорили, дорогие дамы, но я и в самом деле проигрываю. По этой причине я решил уступить свое место за столом кому-нибудь из вас.
   Карл с многозначительным видом посмотрел на женщин, давая им понять, что в его словах кроется нечто большее, чем предложение занять за столом его место. С минуту поразмышляв, он подозвал к себе молодую даму, имени которой Ричард не знал. Та со счастливым видом выступила из блестящей шеренги придворных, села на стул Карла, а когда он передавал ей карты, нежно провела указательным пальцем по его руке.
   Ричарда в этот момент более всего занимал вопрос: кто муж этой женщины, где он и самое главное — рогоносец ли он? Даже если он таковым и не являлся, ему предоставлялась отличная возможность заполучить украшение в виде рогов, причем в самое ближайшее время.
   — Следуй за нашей особой, Блайт, — сказал король. Он обращался к Ричарду в прежней дружеской манере, но за ней нетрудно было распознать давнюю привычку повелевать. Затем он перевел взгляд на Фоса:
   — Что же до лорда Чеддерсби, то ему не возбраняется остаться здесь и поиграть с дамами в карты.
   Фос, услышав обращенные к нему милостивые слова короля, покраснел как рак, что не укрылось от взгляда Карла и вызвало улыбку у него на губах. В следующее мгновение, правда, он уже совершенно забыл о Фосе и в сопровождении Ричарда направился в свои покои.
   — Говорят, твоя новая пьеса имела успех, Блайт?
   «Как быстро, черт возьми, здесь разлетаются слухи», — подумал Ричард, но сказал другое:
   — Тому была причина, ваше величество.
   — Кажется, у тебя главную роль играет новая актриса?
   — Минетта Сомероял, ваше величество. Ей я обязан всем.
   — Мы слышали, она красавица.
   Ричард ухмыльнулся. У него не было сомнений, что король все уже о Минетте знает. Не сомневался он и в том, что Минетта в самое ближайшее время переберется из его постели в постель короля. А почему бы и нет? Для девчонки, которая выросла на улице, такое возвышение стало бы настоящим подарком судьбы.
   «Коли так, — решил Ричард, — попробую-ка я помочь бедной девушке».
   — О да, сир. Она очень красива.
   Король одарил Ричарда проницательным взглядом, и тот понял, что король догадывается, какого рода отношения связывают их с Минеттой.
   Карл и Ричард подошли к королевским покоям. Ливрейный лакей открыл им двери. Другой лакей внес в украшенную коврами и сверкавшую позолотой комнату маленький столик с закусками и канделябром, в котором горели свечи.
   Король уселся за стол, и в то же мгновение лакей налил ему в бокал красного, как рубин, вина.
   — Присаживайся, Блайт. Составь мне компанию.
   Ричард сделал, как ему было ведено, а потом, когда лакей налил вина и ему, поднял свой бокал.
   — За здоровье вашего величества!
   Карл кивнул и пригубил свой бокал. Ричард тоже глотнул терпкую рубиновую жидкость. Потягивая вино, он ждал, когда король заведет разговор о Минетте.
   Вместо этого его величество потянулся к лежавшим на блюде фруктам и спросил:
   — Скажи, тебе доводилось пробовать ананас?
   — Нет, ваше величество, — ответил Ричард, разглядывая сочный золотистый ломтик в руке короля.
   Разумеется, он слышал об этом плоде, который привозили из колоний в Новом Свете, но отведать его ему так и не пришлось.
   Король положил ананас на тарелку китайского фарфора с золотым ободком и подвинул ее к Ричарду. Тот осторожно взял кусочек ананаса и отправил себе в рот.
   «Вкусно», — подумал Ричард, прижимая сочный ломтик языком к небу. В тот самый момент, когда он проглотил ананас, король заговорил снова:
   — Мы пригласили тебя, чтобы обсудить вопрос, касающийся твоего родового имения. Нам давно уже не дает покоя мысль, что мы до сих пор не вернули тебе твое состояние.
   Слова короля удивили Ричарда. Он полагал, что король и думать забыл о его проблемах.
   — Ваше величество помнит о таких пустяках? Я польщен, сир.
   Карл улыбнулся:
   — Король обязан думать о благополучии своих верных слуг. Мы не хотели говорить с тобой об этом раньше, потому что у нас были связаны руки. Признаться, они и сейчас у нас связаны, тем не менее возможность улучшить твое положение у нас появилась.
   — Неужели, сир? — Ричард старался вести себя сдержано, хотя это удавалось ему с трудом.
   — Так вот, — продолжал король, — хочу тебе сообщить, что человек, который купил твое имение, уже умер.
   — Я слышал об этом, сир.
   Король посмотрел на него прищурившись, и Ричард решил, что перебивать монарха, пожалуй, не стоит.
   — Человека этого звали Уильям Лонгберн. Теперь поместьем правит его молодая вдова, у которой есть сын.
   Король помолчал, предоставляя Роберту возможность высказаться.
   — Я весь внимание, ваше величество, — только и сказал Ричард.
   — В соответствии с завещанием Лонгберна имение должно отойти его сыну. Но поскольку до совершеннолетия мальчика еще далеко, имением управляет вдова Лонгберна.
   — Я, ваше величество, ничего не знал о завещании покойного Лонгберна, — честно сказал Роберт.
   — А знаешь ли ты что-нибудь о его вдове? — осведомился король.
   — Сказать по правде, я думал, что она старуха.
   — Ей всего двадцать три, и мне говорили, что она прехорошенькая — Правда?
   Ричард изобразил на лице самый неподдельный интерес, хотя никак не мог взять в толк, к чему клонит король. Зато он отлично понимал, что слухи о «прехорошенькой молодой вдове» могли оказаться сильно преувеличенными. Очень может быть, что на самом деле у нее нет половины зубов, волосы бесцветны и жестки, как мочало, и весит она не меньше двухсот фунтов.
   Губы короля тронула хитрая улыбка.
   — Мы пригласили ее сегодня во дворец, чтобы предоставить тебе возможность уладить с ней это дело полюбовно Ричарда захлестнули самые противоречивые чувства. В душе у него переплелись надежда, смущение и отчаяние. Хитрая улыбка на губах короля наводила на самые разные мысли — могло даже статься, что его величество затеял все это только для того, чтобы немного позабавиться.
   Прежде чем Ричард успел прийти к какому-либо определенному выводу, дверь отворилась и пестро одетый паж ввел в комнату женщину в черном траурном платье.
   У Ричарда от удивления отвисла челюсть, поскольку он узнал эту женщину сразу — как только она вошла в королевские покои. Пресловутая вдова Лонгберн, унаследовавшая от мужа его, Ричарда, родовое имение, и незнакомка, которую он не далее как сегодня утром вырвал из лап Сидли и его подвыпивших приятелей, оказались одним лицом.
   Вдова приподняла широкие юбки и присела в придворном поклоне. В следующее мгновение она почувствовала на себе взгляд Ричарда, перевела на него глаза, узнала и замерла на месте от удивления и смущения.
   Когда паж открывал дверь, а потом, уходя, закрывал ее, Ричард обнаружил, что женщина пришла не одна. В коридоре стоял высокий широкоплечий мужчина с мрачным, но не лишенным привлекательности лицом. На взгляд спутнику вдовы можно было дать лет тридцать пять — сорок «Кто это? — задался вопросом Ричард. — Ее брат? Дядя?
   Друг семьи? Или, быть может, претендент на ее руку и сердце?»
   Неожиданно Ричард ощутил укол ревности, чего никак от себя не ожидал. Как же так? Ведь несколько минут назад он разговаривал с королем о Минетте, а Минетта была его любовницей на протяжении последнего месяца. При этом он, Ричард, зная, что Минетта может уйти от него к королю, не испытывал ни малейшего волнения и, казалось, вел речь о каком-то щенке, которого ему предстояло передать в хорошие руки.
   Король поднялся Со стула, подошел к гостье и прикоснулся губами к ее руке. Это заставило Ричарда вернуться к реальности — как, впрочем, и молодую вдову, которая, присев в реверансе, оставалась в этом положении до тех пор, пока к ней не подошел Карл.
   — Поднимитесь же, дорогая, — сказал король, добродушно ухмыльнувшись. — К чему это низкопоклонство?
   Судя по выражению лица женщины, она была убеждена, что в присутствии короля его подданные должны находиться именно в таком положении — согбенном.
   Впрочем, когда король повел ее за руку к столу, ей пришлось распрямиться. Усадив Элиссу за стол, король сел с ней рядом. Теперь она находилась как раз напротив Ричарда, и ему волей-неволей пришлось поднять на нее глаза. Ричард решил, разглядывая вдову и оценивая ее внешность, быть по возможности объективным. Для этого ему стоило только представить себе, что вдова — актриса и кандидатка на роль в его новой пьесе.
   На первый взгляд ей и в самом деле можно было дать не больше двадцати трех лет. Кожа у нее была нежная и розовая, а черты лица — правильными. Формы же ее тела наверняка заставили бы побледнеть от зависти даже красотку Минетту. Густые каштановые волосы были собраны в скромный пучок на затылке — локонов, каких требовала мода, она не признавала. Правда, одна шаловливая прядка выбилась из строгой прически вдовы Лонгберн и теперь вилась около виска. Ричард почувствовал неодолимое желание протянуть руку и заправить эту прядку ей за ухо.
   Преодолев это наваждение, Ричард стал всматриваться в глаза своей визави, обладавшие изумительным золотисто-карим цветом. Более всего, однако, Ричарда поразил не цвет ее глаз, но их выражение. В ее взгляде были и мудрость, и понимание жизни, и нежелание склоняться перед обстоятельствами.
   Ричард вспомнил о предложении короля «договориться с этой женщиной полюбовно» и подумал, что это будет не так-то просто. Если он правильно понял ее взгляд, своего — вернее, того, что она считала своим, — она не отдаст ни при каких условиях.
   Негромко кашлянув, король произнес:
   — Мистрис Лонгберн, позвольте представить вам украшение нашего двора, да и, пожалуй, всего Лондона, известного сочинителя пьес сэра Ричарда Блайта. Познакомься, сэр Ричард, — это мистрис Элисса Лонгберн.
   — Здравствуйте, сэр Ричард, — пробормотала Элисса, делая реверанс.
   «Ага! — подумал Ричард. — Леди решила сделать вид, что мы с ней не знакомы. Поскольку утром она мне нагрубила, в этом ничего удивительного нет».
   Ричард тоже поднялся со стула и поклонился.
   — К вашим услугам, мадам. Кстати, как вы себя чувствуете?
   — Не понимаю вас, сэр, — отозвалась она.
   Короля, казалось, тоже немало удивил этот вопрос, и он озадаченно посмотрел на Ричарда.
   — Я полагаю, ваше величество, что мистрис Лонгберн больна. Должно быть, у нее что-то с головой. Не далее как сегодня утром я помог ей выпутаться из затруднительною положения, и мы с ней познакомились, но она — подумать только! — уже об этом забыла, — объяснил Ричард королю.
   Его величество с любопытством посмотрел на Элиссу, которая покраснела так, что от ее щек можно было зажечь свечу.
   — Это правда? — спросил король.
   — Да, ваше величество, я попала утром в затруднительное положение и была настолько расстроена случившимся, что почти не обратила внимания на своего спасителя.
   Ричард покачал головой. Оказывается, эта женщина обладала способностью лгать — да еще и в присутствии короля!
   К большому удивлению Ричарда, король, выслушав даму, переключил внимание на него.
   — А ты, сэр Ричард, кажется, тоже страдаешь этой болезнью. Что же ты ни словом не обмолвился об утреннем происшествии и не сказал мне, что уже знаком с мистрис Лонгберн?
   — Она не удостоила меня чести узнать ее имя.
   — Я, ваше величество, думала в ту минуту только о том, как бы побыстрее ускользнуть от… — В голосе Элиссы послышалось замешательство.
   Все, кто был знаком с порядками при дворе, трижды бы подумали, прежде чем лишний раз упомянуть имена королевских любимцев — Сидли, Бакхерста и Джермина, — тем более в связи с имевшим место досадным происшествием.
   — Так от кого же вы хотели ускользнуть, мадам? — с металлом в голосе спросил король.
   Ричард не без удовольствия наблюдал за тем, как король гипнотизировал взглядом строптивую мистрис Лонгберн, раздумывая при этом, стоит или не стоит говорить его величеству о том, что Сидли и его приятели к ней приставали.
   С минуту подумав, он решил, что все-таки не стоит, поскольку эта теплая компания обладала при дворе большим влиянием — куда большим, чем его собственное.
   — Это были пьяные бездельники, ваше величество, которые и языками-то едва ворочали, — сказал он. — Думаю, что ничего особенно дурного они не замышляли. Прицепились же к леди так просто, от нечего делать.
   — Нет, замышляли! — сверкнув глазами, возразила она. — Они были до такой степени грубы и злонамеренны, что я стала опасаться за свою жизнь и за жизнь сына.
   — Очень жаль, мадам, что Лондон встретил вас столь нелюбезно, — сочувственно произнес король. — Тем не менее мы удивлены, что вы не обратили внимания на такого красавца, как Блайт.
   — Знаете, ваше величество, у нас ко всему прочему еще и багаж украли.
   Ни король, ни Ричард, разумеется, ничего об этом не знали. Другая женщина на месте вдовы Лонгберн рыдала бы в три ручья уже по одной только этой причине.
   В этот момент Ричард был готов простить вдове все — даже грубость по отношению к собственной персоне. Да, был готов, пока не напоролся на ее взгляд — проницательный и холодный.
   Ричарду ничего не оставалось, как обругать себя за легковерие.
   Что и говорить, эта женщина умела разыгрывать из себя оскорбленную невинность, когда ей это было выгодно.
   «Странно все это», — подумал сочинитель. Уж кто-кто, а он, Ричард, хорошо знал, что такое человеческое лицемерие, и не должен был поддаваться на подобную уловку.
   — Так вот почему вы забыли сказать мне «спасибо», — сухо заметил он.
   Прищурившись, Элисса смерила сэра Ричарда пристальным взглядом. Она уже поняла, что Ричард видит все или почти все, что ей хотелось бы скрыть, и это приводило ее в замешательство. Не легче ей было и оттого, что сидеть им приходится за одним столом с королем Англии.
   — Ваше величество, я надеюсь, сэр Ричард понимает, что ситуация, в которой я оказалась, отнюдь не располагала к взаимному обмену любезностями. Согласитесь, сир, что ваш дворец, и в частности ваши покои, куда лучше приспособлены для светских бесед, нежели заполненная орущей толпой, провонявшая дымом и рыбой набережная.
   Король расхохотался:
   — Мило! Не кажется ли тебе, Ричард, что маленький монолог нашей гостьи напоминает речи героинь из твоих пьес?.
   Ричард напустил на лицо глубокомысленное выражение.
   — Сир, если бы мне пришло в голову описать то, что сегодня случилось, то моя героиня по ходу пьесы обязательно бы влюбилась в смелого парня, который пришел ей на помощь.
   Замечание Ричарда вызвало очередную вспышку веселья у монарха.
   — Разумеется! — воскликнул он. — Как же иначе? А что думаете по этому поводу вы, мистрис Лонгберн?
   — Поскольку я не имела удовольствия видеть на сцене пьесы сэра Ричарда, мне остается только предположить, что он довольно часто прибегает к подобному повороту в сюжете, а это означает, что его пьесы весьма далеки от реальной жизни.
   Сэр Ричард слегка порозовел, Элисса же в этот момент неожиданно почувствовала, как угнетенное состояние, в котором она пребывала с самого утра, стало отступать. Более того, в ней воскрес бойцовский дух, и она решила при случае продемонстрировать этому высокомерному джентльмену — сэру Ричарду Блайту, — что она отнюдь не глупенькая деревенская вдовушка, но образованная и понимающая тонкое обхождение дама, которая третировать себя не позволит и безропотно сносить иронические насмешки на свой счет не станет.
   Элисса из рассказов побывавших при дворе знала, что король и его приближенные живут страстями, а потому в каком-то смысле считала себя сильнее их всех — хотя бы по той причине, что собственные страсти она давно уже обуздала. Так, во всяком случае, ей казалось.
   Она решила держаться настороже, внимательно наблюдать за всем происходящим, а главное — выяснить, зачем его величество король призвал ее ко двору.
   — Оказывается, вы не очень доброжелательно настроены к нашему другу, — сказал король. — Что ж… плохо. Это обстоятельство может стать препятствием на пути к осуществлению задуманного нами предприятия..