— Я тоже хороша. Поверила первому встречному проходимцу, который расточал мне комплименты и вел сладкие речи о любви и ожидающем меня якобы счастье в браке.
   Ричард взял ее за руки.
   — Ты не первая, кто попался на такую уловку, Элисса, и, уверяю тебя, не последняя. Ты вот говорила, что Уильям Лонгберн был жестоким человеком. При мысли о том, что он мог поднять на тебя руку, у меня внутри все начинает кипеть.
   — Он не бил меня, но был человеком грубым. Подчас его слова причиняли мне едва ли не физические мучения. И ему так трудно было угодить… Особенно в постели. Однажды, .назвав меня не стоящей даже его мизинца тупой, бесчувственной коровой, он заявил, что начнет обучать меня тайнам любви. Не той любви, о которой пишут поэты, но любви грубой, чувственной и извращенной, когда в соитии участвует разом несколько человек. — Голос Элиссы упал до шепота. — Он намекал даже на занятия любовью с особами одного пола!
   — Боже, Элисса, оказывается, тебе тоже приходилось страдать!
   Подняв ее лицо за подбородок, он устремил на нее пронизывающий взгляд своих темных глаз.
   — Не смущайся. Я человек без предрассудков и хорошо изучил самые темные стороны человеческой натуры. Поверь, я восприму твой рассказ как должно и ни в коем случае не стану тебя осуждать. Он принуждал тебя к участию в оргиях? — тихо спросил Ричард, думая, какую сильнейшую душевную боль пришлось пережить этой чистой женщине.
   — Нет. Я сразу заявила ему, что вывалять себя в грязи не позволю и в подобных низких развлечениях участвовать не стану. Он пришел в ярость и сказал, что женился на мне по той только причине, что ему нужен наследник. После этого он поставил меня в известность, что отныне близкие отношения между нами будут подчинены одной только этой цели, и добавил, что радости, которые я не способна ему дать, он будет искать на стороне. — Она вздохнула и склонила голову на грудь Ричарда. — Со временем я свыклась с пренебрежением, которое он мне выказывал, и была даже благодарна ему за то, что свои праздники жизни он справлял вдалеке от Оустона. По крайней мере он не замарал своего имени в глазах соседей.
   — Неужели не было сплетен о его… хм… подвигах на стороне?
   Элисса отвела со лба Ричарда прядь темных волос.
   — Слухи и сплетни есть всегда — тебе ли этого не знать?
   — Да уж, это я знаю, как никто. — Ричард обнял ее за талию. — Теперь ты, надеюсь, понимаешь, отчего я стал таким циничным? Я с детских лет никому не доверял — ни единой живой душе! И лишь сейчас во мне что-то изменилось. — Глаза Ричарда заблестели счастливым блеском. — Элисса, клянусь всем, что есть в моей душе святого, я люблю тебя!
   — Я тоже тебя люблю. — Элисса прижалась к нему всем телом и нежно его поцеловала. — Когда ты вернешься домой, мы разрушим тот ужасный павильон до основания. — В глазах ее вдруг проступило сомнение. — Ты ведь вернешься домой, правда?
   Блайт рассмеялся счастливым смехом.
   — Конечно, вернусь. Мы ведь не можем друг без друга, верно? — Он прищурился и пристально на нее посмотрел. — Мне кажется, существует еще одно обстоятельство, требующее моего присутствия в Блайт-Холле. Хотя бы то, что ты слегка раздалась в талии!
   — Ох, Ричард, мне следовало сказать тебе о том, что я жду ребенка, гораздо раньше. Я не говорила только потому, что боялась ошибиться — не хотела тебя разочаровывать.
   — Ну и как, я должен испытывать чувство разочарования или же нет?
   Ответом ему была ее счастливая улыбка.
   — Элисса, теперь я самый счастливый человек в Англии!
   — Который женат на счастливейшей из женщин.
   — Когда родится наш ребенок, я сделаю все, чтобы Уил не чувствовал себя обделенным вниманием, каким в свое время чувствовал себя я.
   — Ты — чудесный человек.
   Ричард улыбнулся:
   — Только не надо меня захваливать! Похвалы — как старое вино: ударяют в голову и человек от них может возгордиться и потерять способность реально воспринимать мир.
   Лучше разбавлять их критическими замечаниями.
   — Что ж, буду иметь это в виду, — сказала она, не сводя с него глаз.
   — Ты как-то слишком уж быстро с этим согласилась, — заметил Ричард.
   — Потому что уверена: ты далеко не всегда будешь поступать так, как мне бы того хотелось.
   Ричард рассмеялся:
   — Ты видишь меня насквозь. Как и тебе, мне хотелось бы поскорее вернуться в Блайт-Холл, но с этим придется повременить. Мне необходимо задержаться на пару дней в Лондоне. Сегодня вечером на сцене театра ставят мою новую пьесу и мне, в зависимости от того, как пьесу примет публика, придется сделать по ходу действия кое-какие поправки.
   — Ты написал новую пьесу? Но когда ты только успел?
   Прошло очень мало времени с тех пор, как ты уехал из Блайт-Холла.
   Ричард хитро улыбнулся:
   — Помнишь, я по ночам уходил из спальни? Ты еще думала, что я встречаюсь в это время с женщинами в павильоне.
   — Если я так думала, то была не права!
   — Сразу тебе скажу: утверждая, что меня мучит бессонница, я в каком-то смысле лукавил и прошу меня за это извинить. Дело в том, что по ночам я писал пьесу.
   Элисса нахмурилась:
   — Я полагала, что ты писал только ради заработка и с тех пор, как поселился в Блайт-Холле, и думать об этом забыл…
   — Я тоже так думал — первые два дня в деревне, но потом понял, что это сильнее меня. В писательском творчестве есть какая-то магия, и эта страсть, завладев тобой, больше от себя не отпускает. — Ричард с задумчивым видом на нее посмотрел. — Видишь ли, сочинительство позволяет мне воздействовать на людские души и заставлять людей поступать так, как хочется мне.
   — Хочешь сказать, что тебе нравится руководить людьми?
   — Тебе бы больше понравилось, если бы я сделал попытку руководить тобой или управлять имением?
   — В последнее время я неплохо справляюсь с управлением имением сама.
   — Это потому, что в последнее время у тебя появился аккуратный клерк с отличным почерком.
   Она нежно поцеловала его в щеку.
   — Это правда. Я вот только одного никак не могу взять в толк. Если твоя жизнь в Блайт-Холле была во времена твоего детства и юности такой ужасной, почему тебя снова туда тянет? Я бы на твоем месте и смотреть-то в его сторону не захотела.
   — А почему ты не уехала из Блайт-Холла, когда умер твой муж?
   — Потому что это был дом моего сына.
   — Блайт-Холл был домом также и для меня. Мои родители, мягко говоря, не были лучшими в мире людьми, но Блайт-Холл я любил всегда. Красота этого края с детских лет запечатлелась в моем сердце, и я всегда носил ее в своей груди, куда бы меня ни забрасывала судьба. Хотя я покинул дом в надежде избавиться от всех тех мерзостей, которые меня там окружали, если бы мне сказали, что пройдет целых двенадцать лет, прежде чем я увижу его снова, я, возможно, никуда бы не уехал.
   — Если бы ты остался в Блайт-Холле, мы, возможно, никогда бы не встретились.
   — Черт! А ведь ты права!
   — А если бы король не заставил нас пожениться, мы, вероятно, никогда не полюбили бы друг друга.
   — Это говорит лишь о том, что я в большом долгу перед его величеством. — Руки Ричарда стали медленно и тщательно исследовать ее тело, прикасаясь к его самым чувствительным местам. — Кстати, миледи, какие у вас планы на сегодняшний день и вечер?
   — У меня их так много, что даже перечислять неохота, — произнесла она хрипловатым шепотом, отвечая на его ласки.
   Ричард запрокинул голову и рассмеялся.
   — Я просто хотел у тебя узнать, придешь ли ты на премьеру моей пьесы.
   Разговаривая с Элиссой на отвлеченные темы, Ричард приподнял ее и усадил на край стола.
   — Как бы то ни было, время у нас еще есть, и ждать наступления ночи нам совсем не обязательно.
   Что бы там ни замышлял Ричард, его приготовления были прерваны хлопком двери; коридор наполнился громкими голосами, свидетельствовавшими о том, что поход мистера Хардинга, Уила и клерка Диллсворта в ближайшую кондитерскую успешно завершился. Ричарду ничего не оставалось, как запечатлеть на губах Элиссы страстный поцелуй и помочь ей слезть со стола.
   Ричард взял Элиссу за руку, и они вместе вышли из кабинета в коридор, где, как и ожидали, обнаружили Хардинга, Уила и Диллсворта. Выступавший в роли няньки Диллсворт стоял рядом с Уилом на коленях, пытаясь платком очистить от крема воротник его курточки. Мистер Хардинг не без интереса наблюдал за этим процессом и время от времени давал своему клерку руководящие указания.
   — У нас все хорошо! — объявил Ричард, вскидывая вверх, как доказательство примирения, их с Элиссой сомкнутые руки.
   — Рад это слышать, — ровным голосом произнес адвокат.
   — Сегодня вечером должна состояться премьера моей новой пьесы, и вы, мистер Хардинг, чрезвычайно меня обяжете, если возьмете на себя труд ее посетить, — сказал Ричард.
   — Увы, к большому моему сожалению, на театры у меня просто не остается времени, — последовал ответ.
   — Но ведь нет правил без исключений! — воскликнула Элисса.
   Выражение лица мистера Хардинга, казалось, чуточку смягчилось.
   — Ну разве что сегодня… Так и быть, сегодня я нарушу свои правила и приеду в театр.
   — Отлично. Приходите к началу и ждите меня у служебной двери. Я предоставлю вам с Элиссой лучшие места в зале.
   — А как же я? — вскричал с обидой в голосе Уил. — Разве мне нельзя пойти на спектакль вместе со всеми?
   — Даже не знаю… — пробормотала Элисса, в сомнении разводя руками.
   — На мой взгляд, в моей новой пьесе «Дом викария» ничего неподобающего для слуха и глаз юного поколения не содержится, — с минуту подумав, произнес Ричард.
   — В таком случае Уил может пойти вместе со всеми, — сказала Элисса.
   Радостная улыбка, появившаяся на губах Ричарда, была» под стать счастливой улыбке Уила.
   — Сразу вам скажу, что я не ожидаю от своей повои пьесы оглушительного успеха. Когда я начал ее писать, то пребывал в весьма приподнятом состоянии духа. Потом настроение у меня упало, и я переделал ее в трагедию. После этого мне вдруг пришло в голову, что моя последняя трагедия потерпела провал, и я снова засел за переделку пьесы.
   Теперь я уже не знаю, что у меня получилось. То ли комедия с элементами драмы, то ли драма с элементами комедии.
   — Как бы ты ни называл свою пьесу, я уверена, что вещица у тебя получилась очаровательная, — с гордостью сказала Элисса.
   — Три тысячи чер… — начал было Ричард, но, взглянув на Уила, прикусил язык. — Кстати, где вы остановились? В комнатушке, которую я снимаю, вряд ли хватит места для троих.
   — В таком случае вы могли бы остановиться у меня, — сказал мистер Хардинг. — Более того, я на этом настаиваю.
   — С благодарностью принимаю ваше приглашение. Но мы не будем долго злоупотреблять вашим гостеприимством, поскольку сразу же после премьеры отправимся домой, — сказал Ричард. — Теперь же позвольте мне откланяться. Я должен успеть собрать свои пожитки и оказаться в театре за час до начала спектакля, чтобы успеть внести в текст пьесы кое-какие изменения и дать последние наставления актерам.
   Ричард напустил на лицо мрачное выражение.
   — Все мои актрисы непрерывно на меня дуются и не хотят выполнять моих распоряжений. Мне даже пришлось на них сегодня накричать. — Снова расплывшись в улыбке, он вздохнул:
   — Ума не приложу, что с ними творится?
   — Думаю, нам с Уилом следует пойти в театр вместе с тобой и защитить тебя от происков твоих примадонн, — сказала с деланно озабоченным видом Элисса.
   Ричард кашлянул.
   — Быть может, я все-таки представлю вас после спектакля? Обычно актрисы до премьеры нервничают и ведут себя не слишком… хм… по-светски.
   — Мы поступим, как ты пожелаешь, — ответила Элисса.
   На губах у Ричарда появилась его всегдашняя сардоническая улыбка.
   — Дело в том, что, когда я с вами, я прямо-таки лучусь от счастья, и ваше появление на репетиции может повредить моей репутации.
   — Счастливого мужа?
   — Нет, репутации величайшего циника города Лондона.
   — А я и не знала, что у тебя здесь такая репутация.
   Ричард с преувеличенной грустью вздохнул:
   — Я создавал себе эту репутацию с тех самых пор, когда после Реставрации вернулся вместе с королем в Лондон. А теперь она может в один момент рухнуть.
   — Если не ошибаюсь, ты заработал в Лондоне еще кое-какую репутацию, — заметила супруга.
   — Элисса! — запротестовал Ричард.
   Она улыбнулась:
   — Знать ничего не желаю. Кажется, мы целую вечность жили порознь, и я хочу быть с тобой — так что, делать нечего, твоей репутации циника и волокиты придется пострадать.
   — Что ж, пусть случится то, что должно случиться, — с философским видом пожал плечами Ричард.
   — Так, значит, мы отправляемся в театр прямо сейчас? — с волнением спросил Уил.
   — Прямо сейчас, — кивнул Ричард. — Попрошу главного бутафора показать тебе оружие, которым пользуются на сцене актеры.
   — Вот здорово!
   — Ричард! — запротестовала Элисса.
   — Обещаю тебе, что главный бутафор будет вести себя крайне осторожно и мечом или алебардой размахивать не станет. Ты мне веришь, Элисса?
   — Как себе самой.
   — В таком случае нам пора ехать в театр.
   Ричард взял Элиссу за руку, сжал в другой руке ладошку Уила и повернулся к мистеру Хардингу:
   — До вечера, мистер Хардинг.
   — До вечера.
   Когда за ними закрылась дверь и они оказались на шумной лондонской улице, Уил спросил:
   — Я и вправду смогу посмотреть на театральное оружие и доспехи?
   — Даже на порошок, который мы используем вместо пороха, чтобы производить на сцене взрывы. Но это только в том случае, если Генри будет в хорошем настроении.
   — А Генри это кто?
   — Наш главный бутафор и пиротехник, который заведует оружием, костюмами и прочим театральным хламом. Он парень хороший, особенно если ему не перечить.
   — Я буду хорошо себя вести, — сказал Уил.
   Ричард провел ладонью по голове мальчика, взлохматив ему волосы.
   — Я в этом не сомневаюсь.
   Элисса неожиданно остановилась, так что Ричард едва на нее не налетел.
   — Мистер Седжмор! — воскликнула она.
   Ричард проследил за ее взглядом и увидел вынырнувшего из боковой улочки Седжмора.
   Некоторое время он их разглядывал, переводя глаза с Ричарда на Элиссу и на Уила, потом ухмыльнулся и произнес:
   — Лорд и леди Доверкорт! Какой приятный сюрприз!
   — Я бы сказал, сомнительный, — пробормотал сквозь зубы Ричард, окидывая взглядом одетого в темный, из добротного сукна костюм сквайра. — Что это вас потянуло в Лондон, который, если мне не изменяет память, вы считаете оплотом греха и порока?
   — Вы что же, за мной следили? — с подозрением спросила Элисса.
   — Разумеется, нет! — сказал Седжмор, напуская на налицо непроницаемое выражение. — Говорю же, что это не более чем… э… приятное совпадение. Я приехал в город по делу. Кстати, я бываю здесь довольно часто. Полагаю, в этом нет, да и не может быть ничего предосудительного или необычного.
   — Что ж, хочу заметить, что если это и совпадение, то оно меня очень даже устраивает, — произнес Ричард, выпуская руку Элиссы. — Мне нужно перемолвиться с вами парой слов с глазу на глаз.
   — Если не ошибаюсь, у нас с вами нет никаких общих дел, — напомнил мистер Седжмор.
   — Ошибаетесь, и я это вам докажу, как только мы войдем в кабинет мистера Хардинга.
   — Боюсь, что я не смогу принять ваше предложение, — заявил мистер Седжмор и попятился от Ричарда. — У меня… хм… назначена встреча, которая не терпит отлагательства.
   — Нет, вы просто обязаны зайти к мистеру Хардингу! — =вступила в разговор Элисса. — Прежде всего вы должны объяснить, каким образом вам удалось узнать некоторые важные пункты из моих брачных договоров и завещания моего покойного мужа.
   — Я знаю каким! — вскричал Ричард, заметив, что мистер Седжмор стал пятиться от них все быстрее. — Пойдемте, Седжмор, — сказал Ричард, впиваясь пальцами в его плечо, — мне кажется, вы должны объяснить свои действия нам, мистеру Хардингу и, возможно, еще и королевскому констеблю.
   — Я никуда с вами не пойду! — заявил Седжмор, вырвался и торопливо зашагал прочь.
   — Отправляйтесь сейчас же к мистеру Хардингу и ждите меня там, — скомандовал Ричард и, стиснув в руке эфес шпаги, устремился за Седжмором.
   — Но я хочу… — запротестовал Уил.
   Ричард оглянулся на Уила и Элиссу и строго бросил:
   — Никаких «я хочу»! Элисса, немедленно отведи его к Хардингу.
   И он устремился вдогонку за мистером Седжмором.

Глава 20

   Седжмор помчался вниз по улице и исчез, но Ричард все же успел заметить, куда он свернул. Не обращая внимания на бродивших вокруг с сонным видом ротозеев, Ричард вытащил шпагу из ножен и припустил вслед за ним, сворачивая в темные улочки и тесные грязные переулки.
   Пару раз он едва не упустил свою добычу из виду, но Седжмор был плохо знаком с прихотливым переплетением лондонских улиц на окраине, а Ричард знал город отлично.
   Каждый раз, когда Седжмор бесследно, казалось бы, исчезал, Ричард замирал на месте и прислушивался.
   Звуки шагов, подхваченные негромким, но вполне различимым эхом, подсказывали ему, где искать Седжмора. Как ни петлял и ни сворачивал темные закоулки Седжмор, Ричард уверенно за ним следовал, с каждой минутой все больше утверждаясь в мысли, что Седжмор держит путь в южном направлении. Это означало, что он стремится пробраться к Темзе. Если его ждала на берегу лодка, то ему ничего не стоит ускользнуть от преследования — даже в том случае, если бы Ричард кликнул на подмогу моряков или кого-нибудь из портовых грузчиков.
   Ричард торопился. Люди сторонились его и без слов уступали ему дорогу: шпага, которую он сжимал под мышкой, придавала ему внушительный вид.
   Увидев наконец, как Седжмор свернул в тупик, Ричард едва не взвыл от радости: теперь коварный сосед был у него в руках!
   Седжмор сразу почувствовал, что попался, — словно оказавшаяся в ловушке крыса, он бестолково закружил по тупику, бросая отчаянные взгляды по сторонам в надежде отыскать хоть какую-нибудь щель, где можно было бы укрыться. Ричарду приходилось видеть людей в безвыходном положении, и он знал, что, как всякий доведенный до крайности человек, Седжмор очень опасен.
   — Все кончено, Седжмор, сдавайтесь! — сказал Ричард, взмахивая шпагой, которая со свистом рассекла воздух.
   — Отпустите меня! Я ничего не сделал! — Седжмор пятился, пока не уперся спиной в глухую стену.
   — Зачем в таком случае вы ударились в бега?
   — Потому что вы мне угрожали!
   — Ничего подобного. Я просто предлагал вам пройти к мистеру Хардингу, чтобы прояснить некоторые вопросы. Если вы невиновны, вам бояться нечего.
   — По-вашему, тюрьмы не стоит бояться? Меня бросят в Ньюгейт, независимо от того, виновен я или нет! Вы знаете жизнь, и не мне вам это объяснять. — Седжмор сделал шаг вперед и молитвенно сложил на груди руки. — Все-таки что, по-вашему, я сделал?
   Ричард нацелил шпагу Седжмору в горло. По той только причине, что оружия в руках Седжмора он не видел, нельзя было еще судить, что его нет у него вообще — к примеру, в рукаве, за поясом или в сапоге.
   — Вы покушались на жизнь человека.
   — Я? Кого же, по-вашему, я хотел убить?
   — Моего пасынка. После чего намеревались предпринять шаги к тому, чтобы завладеть имением моей жены. Другими словами, собирались на ней жениться.
   — Это абсурд!
   — Если это абсурд, какой вам был смысл выяснять, кто стал бы наследником имения в том случае, если бы Уил умер раньше своей матери, а она, в свою очередь, раньше мужа?
   — Это самая удивительная сказка, какую мне только доводилось слышать в своей жизни!
   — Совершенно с вами согласен — это сказка. Как бы ни сложились обстоятельства, Элисса не согласилась бы выйти замуж за такой кусок дерьма, как вы.
   — Да кто вы такой, чтобы меня оскорблять? — вскричал Седжмор. — Вы жалкий развратник, аморальный сочинитель пустых пьесок фривольного содержания! Вы заражаете все, к чему прикасаетесь!
   — Я попросил бы вас пожалеть мои несчастные уши и но высказывать свое мнение обо мне в полном объеме, — с саркастической улыбкой произнес Ричард.
   — Если заговор на жизнь вашего пасынка и в самом деле существовал, то подозревать в его организации нужно не меня, а вас. Все знают, что вы хотели любой ценой получить имение Блайт-Холл, да и репутация у вас соответствующая — я бы сказал, подозрительная, и не только у вас, но и у ваших родителей. Люди вроде вас ни перед чем не останавливаются, чтобы заполучить желаемое.
   — Я — человек чести, что может засвидетельствовать мистер Хардинг. По его мнению, я мог бы потребовать возвращения имения сразу же, как только приехал в Англию, но не стал этого делать. Так сказать, предоставил событиям их естественный ход, а еще больше надеялся на милость короля…
   — Элисса знает, какой вы негодяй!
   — Я бы предпочел, чтобы вы называли мою жену леди Доверкорт, — сказал Ричард. — Так вот, леди Доверкорт неплохого обо мне мнения, а ведь она знает меня куда лучше, чем вы!
   — Я буду называть ее так, как мне заблагорассудится, а когда вы умрете, назову своей женой.
   Губы Ричарда сложились в угрожающую улыбку.
   — Даже если вы меня убьете… Неужели вы думаете, что она выйдет за вас?
   — После Лонтберна ее мужем должен был стать я. Я долго дожидался удобного момента, а тут вдруг являетесь вы и с благословения короля берете ее в жены… Черт бы побрал и вас, и вашего короля!
   — Думаю, что идеальная добыча для черта не я, а вы, Седжмор. Кому, кроме вас, могла прийти в голову чудовищная мысль убить ребенка из-за нескольких акров земли? Сдавайтесь, Седжмор, не тяните время — игра окончена!
   — Я не пойду в тюрьму! Там грязно и дурно пахнет! — вскричал Седжмор, начиная понимать, что Ричард не оставит его в покое. — Я не хочу, чтобы меня повесили.
   Отпустите меня, Блайт! — Седжмор рухнул перед Ричардом на колени, и из глаз его потекли слезы. — Я вам за это заплачу, хорошо заплачу.
   — Бросьте, Седжмор, меня купить нельзя. Неужели вы этого еще не поняли? — сказал Ричард, не спуская, однако, глаз с рук Седжмора. Предосторожность оказалась не лишней: Седжмор завел руку за спину и выхватил из-за пояса широкий кинжал-дагу.
   Ричард отклонился в сторону и избежал предательского удара, после чего выбросил вперед руку и полоснул Седжмора по запястью.
   Седжмор выронил кинжал и прижал раненую руку к груди.
   — Я скажу, что вы хотели меня убить за то, что я слишком много про вас знаю, чтобы заставить меня замолчать!
   — Что за чушь, Седжмор? По-моему, вы уже рассказали обо мне все, что только возможно, и правду, и самую отвратительную ложь. Это подтвердят все люди в округе Оустона, — заметил с усмешкой Ричард, не забывая время от времени поглядывать на кинжал Седжмора, валявшийся неподалеку. Он полагал, что Седжмор может сделать попытку поднять кинжал и возобновить нападение.
   Так оно и случилось. Седжмор метнулся к своему клинку, поднял его и бросился на Ричарда.
   Блайт ждал возобновления атаки и был начеку. Отразив удар, Ричард ударом эфеса шпаги сбил Седжмора с ног. Тот упал в грязь, которая в этом районе Лондона не просыхала даже в летнюю жару. Выбравшись из грязной лужи, Седжмор, продолжая сжимать в руке кинжал, крикнул:
   — Я не хочу в тюрьму! Это тебя надо туда засадить! И уж безусловно, нашего с тобой папашу — жаль только, что он умер!
   Ричард в изумлении уставился на Седжмора.
   — Что смотришь? Забыл уже, каков был наш папенька и сколько баб у него было? Он, как и ты, норовил затащить в постель любую женщину, которая оказывалась у него на пути.
   Не пощадил даже жену родного брата! А знаешь ли ты, что с ней произошло? Вижу, что не знаешь — и л» никто не знает. Только я знаю! Потому что я ее сын и незаконный ребенок твоего отца.
   — Почему ты мне об этом не сказал? Я бы…
   — Ну и что бы ты сделал? Разгласил этот факт и раздул бы скандал вокруг моего имени? Ну уж нет! Довольно было скандалов, связанных с именем Блайтов. Я хотел, чтобы мое имя осталось незапятнанным, и делал для этого все. Во всяком случае, не сочинял дешевые пьески на потребу богатой публике! Да у меня больше прав на владение Блайт-Холлом, чем у кого-либо, — больше, чем у тебя, больше, чем у Лонгберна, больше, чем у этого щенка, который носит его фамилию, потому что я их выстрадал всей своей жизнью!
   — Господи! — только и мог сказать Ричард.
   Лишь теперь он начал подмечать в лице Седжмора знакомые черты. Хотя Альфред был не так красив, как сэр Блайт-старший, фамильное сходство между ними, без сомнения, было. Ричард распознал в его голосе знакомую горечь и стоявшую за ней душевную боль, «Господи, — подумал Ричард, — его горечь и боль так знакомы мне!»
   Ричарда в эту минуту терзали сомнения, и он не смотрел на Седжмора. Тот решил воспользоваться представившимся ему преимуществом и нанес новый удар. Ричард краем глаза заметил движение и среагировал на него инстинктивно, как хорошо отрегулированный боевой механизм. Взмахнув шпагой, он ударил своего единокровного брата в грудь.
   Седжмор с протяжным стоном рухнул на землю. Ричард, ногой отбросив в сторону упавший на землю кинжал, склонился над поверженным противником.
   — Черт, не повезло, — простонал Седжмор, — а ведь я мог заполучить и эту женщину, и ее земли. — Судорожно вздохнув, он добавил:
   — Но лучше уж умереть здесь, в грязи, нежели в Ньюгейте.
   Ричард едва не застонал от душевной боли: исполненная сарказма манера Седжмора говорить была его, Ричарда, манерой.