Мур Маргарет. В твоих пылких объятиях

   Ричард, убедившись, что мальчик уснул, повернулся к Элиссе и негромко сказал:
   — У тебя удивительно умный адвокат.
   Элисса настороженно посмотрела на мужа.
   Блайт продолжал:
   — Договор, который он составил, выше всяких похвал.
   Остается только выяснить, чья это была идея подсунуть мне его непосредственно перед брачной церемонией, чтобы я не смог его прочитать?
   Элиссу охватило негодование.
   — В том, что ты не успел его прочитать, виноват один только король, — прошипела она. — Это он назначил время и место брачной церемонии и все время подгонял события, так ему не терпелось сесть за стол.
   — Но ты могла послать договор для предварительного ознакомления мне на квартиру.
   — Я не знала, где находится твоя квартира, и мистер Хардинг тоже этого не знал. — Элисса отвернулась к окну и стала смотреть на расстилавшийся вокруг ландшафт, давая понять, что разговор закончен.
   Ричард наклонился к ней и прошептал:
   — Уверен, при желании ты могла бы узнать мой адрес.
   Тебе также не составило бы труда явиться в Уайтхолл чуть раньше или, на худой конец, переслать мне документ прямо в театр.
   — Мистер Хардинг закончил его переписывать в ту самую минуту, когда нам подали карету, чтобы ехать в Уайтхолл!
   — Так это он его писал, а не клерк Моллипонт?
   — Да, он.
   — Похоже, он принимает твои дела слишком близко к сердцу, — сказал Ричард.
   Элисса посмотрела на него с презрением.
   — Мне все ясно. Ты не в силах поверить, что мужчина способен относиться к женщине просто как к уважаемому клиенту. Так вот, он составил договор и переписал его набело лично — по той простой причине, что мистер Моллипонт пишет довольно медленно.
   — Непонятно, почему в таком случае «железный» Хардинг не взял себе другого клерка?
   — Может быть, уже хватит столь неуважительно отзываться о мистере Хардинге? Заявляю еще раз: он не питает ко мне никаких чувств, кроме дружеских, как, впрочем, и я к нему. Он был другом моего отца, и нет ничего удивительного в том, что теперь он относится по-дружески и к его дочери.
   Если бы договор составил не он, кто знает, что могло бы со мной случиться в том случае, если…
   Она покраснела и отвела от Ричарда взгляд. Грудь ее взволнованно поднималась и опускалась.
   Блайт продолжал ее гипнотизировать.
   — Дорогая, меня мало занимают твои с мистером Хардингом отношения, — сказал он.
   Это была ложь. Мысль, что его жена, возможно, была любовницей адвоката, сводила его с ума.
   — Мне важно знать, отдаешь ли ты себе отчет в том, что вы с адвокатом основательно меня надули? Разумеется, я приложу все усилия, чтобы такое впредь не повторилось, но ведь документ уже подписан, верно?
   Ричард взял Элиссу за подбородок и заставил ее смотреть ему прямо в глаза.
   — Как ты не понимаешь, что этот договор подрывает мой авторитет? — добавил он.
   — Сомневаюсь, что кто-то или что-то может подорвать твой авторитет, — хмыкнула Элисса.
   Ричард скривил рот в сардонической улыбке.
   — Мне, конечно, лестно слышать такие слова, но в действительности, увы, мое положение выглядит отнюдь не блестяще. Хотя король сделал меня графом, в имущественном отношении я — ничто.
   — Не понимаю, почему тебе в голову приходят такие мысли? Ты же хотел жить в своем прежнем поместье — так оно и будет.
   — На самом деле я хотел быть в своем имении полным хозяином. Но король мне такого права не дал. Хуже того, теперь в соответствии с договором я не более чем твое…
   В голосе Элиссы прозвучали нотки, которые можно было с полным правом назвать издевательскими.
   — Движимое имущество? — высказала она предположение.
   — Это вы мое движимое имущество, миледи! — взревел сэр Блайт. — И таковым останетесь, пусть даже имение принадлежит не мне, а вашему сыну.
   Ричард тут же пожалел о своей горячности, поскольку издевательский тон в голосе жены уступил место ледяному холоду.
   — Я отлично осведомлена о том, что гласит закон о роли и месте жены в супружеской жизни. Я знаю также, как поступают мужчины, чтобы закрепить унизительное положение женщины в семье.
   — Я не Уильям Лонгберн!
   — И об этом я тоже знаю, — бросила Элисса. — С другой стороны, если отмести в сторону выводы, которые я сделала на твой счет, мне известно о тебе не так уж много… — Неожиданно Элисса смутилась и замолчала, не закончив фразы.
   — Ты говоришь о тех выводах, которые сделала на мой счет вчера ночью? — негромко спросил он, касаясь коленом ее ноги.
   — Да — в каком-то смысле…
   Все мысли о пресловутом брачном договоре покинули Элиссу, как только она увидела на губах Ричарда победную улыбку соблазнителя.
   — Скажи, жена, ты пробовала когда-нибудь шоколад?
   Вопрос Ричарда озадачил молодую женщину. Она искоса взглянула на мужа, затем отвела глаза и прошептала:
   — Нет, не пробовала…
   Ричард некоторое время поглаживал ее затянутые в перчатки руки: начал с пальцев, а потом переключился на ладони. Элисса дышала часто-часто, а потому голова Уила, которая покоилась у нее на груди, опускалась вверх-вниз, и со стороны можно было подумать, что во сне он кивает.
   — К его вкусу надо привыкнуть. Впрочем, люди пьют его больше из-за пикантного аромата.
   Ричард взял ее руку и положил себе на бедро. Потом его рука пустилась в путешествие вверх по ее руке.
   — Говорят, он пробуждает сладострастие.
   Элисса с шумом втянула в себя воздух. Поскольку у нее на груди покоилась голова сына, она не могла и шевельнуться, не то что отразить наступление, которое неожиданно для нее предпринял Ричард.
   Конечно, она могла бы вспылить и наговорить ему кучу дерзостей, но, во-первых, ей не хотелось будить Уила, а во-вторых, ласки Ричарда настроили ее на весьма миролюбивый лад.
   Прикосновения его рук возбуждали ее, рождая в теле сладостную истому. От них кружилась голова и перехватывало дыхание. Хотя все ее помыслы были сосредоточены на его ласках, один вопрос все-таки не давал ей покоя: почему Ричард вдруг заговорил с ней о шоколаде?
   — Что пробуждает аромат шоколада? Какое это слово ты только что произнес?
   — Сладострастие. Это то же самое, что желание. Шоколад подхлестывает желание — вот что я хотел сказать.
   Элисса в эту минуту подумала, что ее желание ничем подхлестывать не надо. Оно и без шоколада жгло ее огнем. Если бы рядом не было Уила, кто знает, какие вольности мог бы позволить себе этот человек. И что самое главное, она наверняка бы уступила его домогательствам!
   Карету сильно тряхнуло на ухабе.
   — Мы уже приехали? — сонным голосом спросил Уил.
   — Нет, мой мальчик, — быстро сказала Элисса, вырываясь из плена чувственных желаний.
   Хотя она и пыталась уверить себя, что это к лучшему, какая-то часть ее существа упорно не хотела с этим соглашаться.
   — Скоро мы приедем в Хатфилд, — ровным голосом произнес Ричард. — Там и заночуем.

Глава 8

   В комнату гостиницы сквозь приоткрытое окно проникал лунный свет. Элисса лежала на постели и старалась по возможности не шевелиться. Солома, которой был набит тощий матрас, пронизала в нескольких местах вытертую обивку и немилосердно колола тело, стоило ей сделать хотя бы малейшее движение.
   Она лежала на боку и бездумно смотрела на выбеленную гашеной известью стену. Рядом в маленькой кроватке сладко посапывал Уил. По счастью, в его матрасике дыр не было, да и набит он был не соломой, а пером. Элисса отлично об этом знала, поскольку, прежде чем уложить сына в постель, собственными руками тщательно ощупала его матрас, проверяя, нет ли в нем блох.
   В обивке матраса, который лежал на большой кровати, дыр было в изобилии, и Элисса сразу же их заметила. Поначалу, правда, она решила, что это не столь уж существенный недостаток. Этот недостаток и впрямь мог бы показаться ей несущественным, если бы она уснула, как только легла в постель. Сон, однако, никак к ней не шел: в гостинице даже ночью слышались какие-то подозрительные звуки и шорохи, которые не затихали ни на минуту и заставляли ее пребывать в состоянии постоянной тревоги.
   К тому же она ждала Ричарда.
   После того как они отужинали в «Гусаке и гусыне», Ричард отправился на конюшню, чтобы выяснить, задан ли корм лошадям и хорошо ли хозяин устроил на ночь кучера. Элисса же, взяв Уила за руку, поднялась на второй этаж в жилые покои.
   Чтобы раздеть сына и уложить его в постель, много времени не потребовалось. Свой туалет она также завершила довольно быстро и теперь лежала без сна, ворочаясь с боку на бок.
   Тяжело вздохнув, она приподнялась на локте и, взбив подушку, легла на спину, чтобы не созерцать опостылевшей ей голой стены напротив. При этом колючая солома снова впилась ей в тело, и она сквозь зубы обругала свою рубашку.
   Одно было хорошо — Ричард не заводил больше разговора о злополучном брачном договоре и ущемлении своих прав.
   Элисса была ему за это благодарна.
   Кроме того, она пришла к выводу, что ее второй муж доброжелательно настроен к своему пасынку, и это тоже немало ее порадовало. Она знала множество случаев, когда отчим и пасынок ненавидели друг друга, жили как кошка с собакой и месяцами не разговаривали.
   Существовала, правда, опасность, что сэр Ричард Блайт превратится для Уила в своего рода идола и мальчик увидит в нем достойный всяческого подражания образец мужчины и кавалера. Элисса числила за Ричардом слишком много грехов и опасалась, что он может повести мальчика по скользкому пути порока, тем более что начало этому пути уже было положено и позаботился об этом не кто иной, как ее покойный супруг Уильям Лонгберн.
   Элисса прикрыла глаза, пытаясь избавиться от воспоминаний о греховной книге, которую она обнаружила в кабинете мужа после его смерти. Ее страницы были заполнены картинками, на которых голые мужчины и женщины предавались самому разнузданному разврату. Хотя Элисса сразу же сожгла книгу, она не могла отделаться от мысли, что ее сын тоже видел эти чудовищные рисунки.
   — Спишь, моя радость?
   Элисса распахнула глаза, всматриваясь в темный силуэт склонившегося над ней человека.
   — Ричард? — спросила она шепотом.
   — Ты ждешь еще кого-то? — сухо осведомился он, стаскивая с себя камзол. Присев на край постели, он снял высокие, черной кожи, сапоги и белую полотняную рубашку.
   Потом Элисса почувствовала, как приподнялось на постели покрывало, а затем прогнулся под тяжестью тела матрас.
   — Бог мой! Да это настоящее ложе пыток! — вскричал он, когда острые твердые соломины впились ему в спину.
   Элисса не знала, то ли смеяться над ним, то ли посочувствовать.
   — Тес! Ты разбудишь Уила.
   — Этот матрас напоминает мне утыканную гвоздями доску, — пробормотал Ричард.
   — Скажи еще спасибо, что в нем нет блох.
   — Наверняка солома им тоже не нравится.
   Злой как черт Ричард вылез из постели. В серебристом лунном свете он походил на античного бога войны. Как был, то есть совершенно голый, он направился к двери.
   — Куда это ты собрался?
   — Как куда? Пойду пожалуюсь хозяину, — свистящим шепотом произнес он.
   — Без одежды?
   Ричард медленно повернулся к Элиссе. Она попыталась сосредоточить внимание исключительно на его лице.
   — А почему бы и нет? Не сомневаюсь, что эффект будет потрясающий, — сказал он с ухмылкой.
   — Хозяин, должно быть, уже видит третий сон…
   — Точно. А люди его комплекции имеют обыкновение спать очень крепко. Таким образом, у меня есть отличная возможность разбудить его громким воплем «пожар!» или «караул, грабят!». С другой стороны, хотя искушение и велико, мне придется отказаться от своего замысла, поскольку другие обитатели гостиницы моей шутки могут не оценить.
   — Что это ты так раскричался? Хочешь разбудить Уила?
   — Ничего я уже не хочу. — Ричард надел штаны и рубашку и, уже одетым, снова скользнул под одеяло. — Вот как я поступлю. Так оно будет безопаснее для моих боков. Но завтра утром я все равно переговорю с хозяином и устрою ему основательную взбучку.
   Элисса не сомневалась, что свою угрозу он выполнит.
   — Спокойной ночи, — сказала она и отвернулась к стене. И вдруг замерла, почувствовав, как он прижался к ней.
   — Неужели ты не чувствуешь, как солома сотнями крохотных стрел впивается в твое тело? — прошептал он ей на ухо.
   — Не чувствую — если лежу без движения.
   Рука Ричарда по-хозяйски расположилась у нее на бедре.
   — А я не хочу, чтобы ты лежала без движения. Хотя вы с адвокатом превратили меня в полное ничтожество в имущественном отношении, права супруга у меня все еще остаются, и я был бы не прочь ими воспользоваться.
   Элисса хотела бы поддаться на его уговоры и уступить его домогательствам. При мысли о брачной ночи, когда она получила удовольствие, какого не испытывала за всю свою жизнь, у нее в жилах начинала бурлить кровь. Тем не менее Элисса пересилила себя и решила до конца выдержать характер: она боялась, что, если продемонстрирует сейчас мужу свою слабость, этот человек со временем полностью подчинит ее своей воле.
   В свое время она, будучи полным несмышленышем в делах любви, позволила себе увлечься Уильямом Лонгберном, который постепенно низвел ее до положения не имеющей права голоса наложницы. Повторения этого она не желала и решила быть сильной и всячески противостоять притязаниям своего второго мужа — хотя бы ради того, чтобы у него не возникло соблазна, используя ее как орудие, покуситься на наследственные права ее сына.
   — Я очень устала и хочу спать, — сказала она. Это было чистой воды ложью, поскольку в эту минуту ей было не до сна. Она перевернулась на, спину и добавила:
   — К тому же рядом спит мой сын.
   На губах у Ричарда появилась ироническая улыбка.
   — Разве нельзя проделать все это тихонько, не поднимая шума?
   — А ты на такое способен? — ледяным тоном произнесла Элисса и снова повернулась к нему спиной.
   После многообещающих ласк в карете Ричард надеялся, что его притязания на интимную близость встретят куда более радушный прием со стороны супруги. Подавив усилием воли гнев, он решил по возможности обдумать все спокойно и рационально и не давать воли эмоциям.
   Ясно как день, что она принимает его за развратного, беспринципного негодяя. Если он будет продолжать ее домогаться, она скорее всего воспримет это как доказательство, подтверждающее его аморальность. К тому же она была совершенно права, когда упомянула о своем сыне. Нельзя заниматься любовью рядом с кроваткой, в которой спит ребенок.
   По этой причине, решил он, лучше всего оставить ее в покое.
   Но способен ли он преодолеть свое эгоистичное стремление овладеть ею?
   Разумеется, способен. Ведь не раб же он, в самом деле, своей чувственности! Ему вполне по силам держать свои желания под контролем.
   Чтобы доказать это самому себе и, кроме того, показать жене, что он вовсе не склонен беспрекословно выполнять ее команды, Ричард всем телом прижался к ней и сжал ее в своих объятиях. Более того, он снова стал ласкать ее руки, стройные бедра и полную грудь.
   Скоро дыхание Элиссы участилось.
   Ричард отвел с розового уха жены прядь густых, пахнувших полевыми цветами волос и коснулся поцелуем нежной кожи у нее на шее. Когда он с новой силой прижал ее к себе, его возбужденная мужественность коснулась ее упругих ягодиц, делая пытку, на которую он себя обрек, просто невыносимой. Издав приглушенный стон, он зарылся лицом в ее густые волосы.
   — Делай что должен, но прошу тебя — постарайся не разбудить ребенка, — шепотом сказала Элисса.
 
   Следующим утром их карета вновь катила по грязной дороге, а Элисса все время задавала себе вопрос: заговорит ли с ней Ричард или будет до окончания путешествия болтать о всяких пустяках с ее сыном?
   После того как она попросила Ричарда не будить Уила, он страшно на нее разозлился, перевернулся на бок и уснул — по крайней мере сделал вид, что спит. На Элиссу же неожиданно нахлынуло чувство вины, не говоря уже о чувстве разочарования в глубине души она мечтала о близости с мужем.
   Он, помнится, говорил ей, что ничуть не похож на Уильяма Лонгберна, она же отнюдь не торопилась предоставить ему возможность это доказать. Это-то и мучило ее сейчас больше всего.
   По этой, должно быть, причине она согласно кивнула, когда Ричард спросил, не станет ли она возражать, если Уил посидит с ним рядом. Она не выказала своего неудовольствия даже тогда, когда Ричард снял с себя перевязь и шпагу и позволил Уилу подержать оружие в руках.
   Сегодня вечером они доберутся до Оустона, что в Лестере, откуда до Блайт-Холла рукой подать. Дорога до дома должна была, по расчетам Элиссы, занять не более трех дней, в то время как до Лондона она добиралась целую неделю.
   — Расскажи мне о дуэлях, — сказал Уил, обращаясь к Ричарду. — Ты же обещал!
   — Ничего я тебе не обещал, — ответил Ричард, отрываясь от созерцания скучных видов, проплывавших за окном, и улыбаясь Уилу.
   — Но ведь ты говорил, что расскажешь, говорил!
   Ричард устремил на Элиссу взгляд.
   — Есть возражения, миледи?
   Вопрос был прост и не содержал в себе никакого подвоха, однако Элисса вспыхнула как маков цвет.
   Она никак не могла отделаться от ощущения, что каждое слово Ричарда содержит в себе намек на события предыдущей ночи.
   Но все же надо было хоть что-нибудь ответить.
   — Хорошо, рассказывай, но только о такой дуэли, где все происходило в полном соответствии с правилами, — сказала она.
   — Как же иначе, мадам? Заверяю вас, ничего не достойного внимания благородных людей в моем рассказе не будет, — заявил Ричард, затем повернулся к Уилу и начал свое повествование. — Некий француз позволил себе оскорбить любимую сестру короля. Его величество не услышал оскорбительного намека, который тот позволил себе сделать в присутствии английских придворных. К несчастью для француза, его оскорбительная реплика донеслась до меня. Есть люди, которые не одобряют нашего короля, но сестра его величества, вне всякого сомнения, на редкость очаровательная и благородная леди.
   Элисса дала себе слово не ревновать Ричарда к сестре короля, какие бы комплименты он ей ни расточал.
   Блайт продолжал свой рассказ:
   — Я, разумеется, не мог оставить оскорбление без ответа.
   — А что же все-таки сказал француз? — спросил Уил.
   — Я не стану повторять его слова, поскольку не желаю пачкать рот. Как бы то ни было, я вызвал француза на поединок, и мы договорились о времени и месте встречи. Поединок должен был состояться на рассвете в пригороде Парижа, на поросшем травой поле, которое примыкало к маленькой ферме.
   — А Карл знал об этом? — поинтересовалась Элисса.
   Ричард нахмурил брови:
   — Разумеется, нет. Как можно было ему об этом сообщить, не повторив гнусных измышлений, оскорблявших честь принцессы, а значит, и его честь?
   — Стало быть, он не знал, что ты рискуешь жизнью, защищая честь его сестры?
   Ричард широко улыбнулся:
   — Признаться, я не думал, что моей жизни угрожает серьезная опасность. Пьер не очень-то хорошо владел шпагой.
   — А ты хорошо ею владеешь? — спросил Уил.
   — Да уж, лучше, чем Пьер… Так вот, ночью пошел дождь и основательно намочил землю. По этой причине я предложил Пьеру отложить поединок. — В голосе Ричарда неожиданно зазвучал металл. — К сожалению, Пьер не внял моим доводам и отказался.
   Элисса подумала, что француз скорее всего неверно истолковал предложение Ричарда и решил, что его противник просто-напросто струсил. Ричарду же сама мысль о том, что кто-то может подозревать его в трусости, была нестерпима.
   — Итак, когда взошло солнце, мы вышли на поле. Надо сказать, мы оба были не в лучшей форме, поскольку перед дуэлью обычно не спится. Пьер к тому же пытался добрать смелости, которой ему не хватало, с помощью бутылки.
   — Как это — с помощью бутылки? — Уил озадаченно посмотрел на Ричарда.
   — Он был пьян, — расшифровал Ричард свои слова. — Пьян, молод и напуган.
   — Ты, значит, его не боялся, — путем несложного умозаключения пришел к выводу Уил.
   — Не боялся. Повторяю, он был пьян, молод и напуган, — сказал Ричард. — Поскольку ночью лил дождь, с деревьев капало, трава была мокрой и скользкой, а от земли поднимался пар. На некотором удалении от нас, в поле, пасся огромный бык, который, как мне показалось, вел себя довольно беспокойно. Однако пора было начинать дуэль, и секундант Пьера подал сигнал к началу.
   — А кто у тебя был секундантом? — спросил Уил.
   — У меня, видишь ли, вообще не было секунданта.
   — Не было секунданта? — с удивлением переспросила Элисса.
   — Как я уже говорил, мне не хотелось, чтобы король узнал о поединке, и я решил никого из англичан в известность не ставить. Ну так вот… Мы вытащили шпаги и принялись описывать круги, — продолжал рассказывать Ричард. — Пьер был слишком неопытен и горяч, а потому не прошло и минуты, как он на меня напал.
   Увы, он забыл о том, что трава у него под ногами мокрая и скользкая, а руки куда короче, чем у меня. Выпад ему не удался, к тому же он поскользнулся и упал ничком в грязь.
   Моя бы воля, я бы этим и ограничился, но он поднялся и снова пошел на меня. Я понял, что остановить его может только рана, поэтому нанес ему удар.
   — Ты его убил, да? — прошептал Уил, посмотрев на него округлившимися от ужаса глазами.
   — Ничего подобного. Я порезал ему щеку. Я решил оставить ему на память зарубку, чтобы он не забывал о том, что о благородной даме нельзя отзываться дурно.
   — Значит, ты его не убил?
   — Не убил. Но он все равно умер.
   — Как же так? — одновременно воскликнули Уил и Элисса.
   — Очень просто. Он промок, простудился и заболел. Его положили в постель и вызвали врача, но он так больше с постели и не поднялся. Как видите, результат дуэли оказались довольно плачевными, и славы этот поединок ни мне, ни ему не прибавил.
   — Но все-таки ты поддержал честь сестры короля!
   — Поддержал, да, но не в этом дело. Этот парень, Пьер, был просто-напросто глуп, но нельзя же убивать человека из-за того, что у него в голове пусто. Я многих ранил на дуэлях, но ни разу никого не убил. И меня тоже ранили, и не один раз, — закончил свое повествование Ричард.
   — Я не заметила на тебе шрамов! — вскричала Элисса, которую мысль о том, что ее муж был ранен на поединке, повергла в ужас. «Какая глупая, жестокая забава, — думала она, — и как хорошо Ричард в своем рассказе это продемонстрировал».
   — Ты просто не видела мое тело при дневном свете, — спокойно ответил Ричард.
   Элиссе, однако, его спокойствие не передалось. Ее обуревало множество самых противоречивых чувств и эмоций: восхищение, страх, преклонение перед его благородством, даже желание снова увидеть его обнаженным, — но спокойствия она не ощущала.
   — «Герб Бармейдов»! — объявил кучер, когда карета въехала во двор гостиницы.
   Крик кучера отвлек Ричарда от воспоминаний о несчастном Пьере, и он выглянул из окна кареты.
   — Подумать только — «Герб Бармейдов»! Оказывается, этот постоялый двор все еще существует.
   — Почему, интересно знать, он так называется? — спросил Уил.
   — Понятия не имею, — ответил Ричард.
   Пока они ехали, Ричард пришел к выводу, что его пасынку интересно абсолютно все, что происходит на свете.
   Его любопытство, которое иной человек счел бы чрезмерным, ничуть не раздражало Ричарда, поскольку свидетельствовало о живом и пытливом уме мальчика. Как говорится, избави нас Боже от детей равнодушных и нелюбопытных!
   Избави нас Боже также от жен, которые с помощью хитрости превращают нас в ничтожество, но при этом воспламеняют нам кровь одним только своим взглядом!
   Ричард вылез из кареты и принялся обозревать выложенное наполовину из бревен, наполовину из камня здание деревенской гостиницы. Годы, казалось, совершенно его не тронули, и оно оставалось точь-в-точь таким же, что и двенадцать лет назад, когда он, тогда пятнадцатилетний парень, готовился к трудному и опасному путешествию во Францию.
   Там, за домом, где находились конюшни, он вскочил в седло и, помахав на прощание отцу, дал коню шпоры. Тогда он видел его последний раз в жизни.
   Ричард отогнал невеселые воспоминания и, взглянув на свою очаровательную жену, сухо улыбнулся:
   — Если я справился со своими чувствами при виде этого постоялого двора, то надеюсь, смогу совладать с собой и тогда, когда перед моим взором предстанет Блайт-Холл.
   — Мистрис Лонгберн вернулась! — послышался хриплый женский голос, в котором сквозила неподдельная радость.
   Ричард повернулся на каблуках и увидел владелицу гостиницы мистрис Хатчли. Она, похоже, тоже нисколько не изменилась с тех пор, как он перебрался на жительство во Францию.
   Владелица гостиницы стояла в дверях, уперев руки в широкие бедра, и, как всегда, приветливо улыбалась приезжим.
   Уил с радостной улыбкой на лице подбежал к ней.
   — Мы были в Лондоне, где мама видела короля и нашла для меня нового папу! Скажи, а пирожные у тебя есть — те, что я люблю?
   — Нового папу? — удивленно произнесла мистрис Хатчли, заключая мальчика в объятия. Она перевела взгляд с Элиссы на Ричарда и, кивнув в его сторону, спросила:
   — Это, что ли, твой новый папа?
   Поскольку ей никто не ответил, она задала этот вопрос снова, но тут на пороге гостиницы появилась молодая пухленькая женщина.
   «Должно быть, это Марта, дочь мистрис Хатчли», — подумал Ричард, смутно припоминая розовощекую девчушку с большими голубыми глазами и веселой улыбкой, которая в годы его юности ходила за мистрис Хатчли как приклеенная, держась за ее юбки.