После всего этого я несколько утомился. Но это, конечно, не значило, что, появись еще один или два вражеских батальона, я бы не вступил в схватку. Вступил бы — и выстроил, скажем, вокруг башни живую изгородь или еще что-нибудь в подобном роде. Я просто выпустил пар, личность Чапаева на время угомонилась, и первое, что сделал, став самим собой, натянул штаны.
   И обернулся. Карась с Огоньковым опасливо приближались к полю боя. Позади них Анна выковыривала из кустов, прибрежного камыша и сугробов членов дивизии борцов за освобождение малых Темных народов.
   — А вы говорили «опасность»! — самодовольно заметил я. — Говорили «Конармию дождаться надо»… Секретное оружие… Мы и сами с усами! Подумаешь, какой-то жалкий гарнизон. Хотели город захватить? Получайте на блюдечке. И впредь не перечьте своему командиру.
   — Если б я тебе не перечил, ты бы добрался до спирта и сровнял бы город с землей, — угрюмо проговорил Петро Карась.
   — А где спирт? — тут же оживился я.
   — Э-э… нету! Нету! — в один голос загомонили политрук и ординарец.
   — Врете ведь…
   — Никак нет!
   — А, не важно…
   — Так точно, товарищ Адольф… то есть товарищ Чапаев… то есть Адольф…
   Я хотел было обидеться, но передумал. Я прислушался к себе. В самом деле, кто я сейчас? Вроде бес Адольф… Вот и рога на месте, и копыта, и хвост… А с другой стороны — разве мог прежний бес оперативный сотрудник Адольф вести себя так безобразно? Помешательство какое-то… Я вспомнил, как мутузил Огонькова, как загнал на дерево Карася, как даже пытался руку поднять на Анну!.. И мне стало стыдно. Как-то сразу навалилась смертельная усталость.
   Что же делать? Вон Анна идет в освобожденный город, на меня не смотрит… За нею плетутся лешие, домовые, оборотни…
   — Анна! — подбежал я к своей кикиморе. — Я насчет того дебоша в штабе… Понимаешь…
   Дивизия в страхе шарахнулась в разные стороны.
   — Отстаньте, товарищ комдив, не подходите! — вскрикнула Анна, отступая. — Отстань… Адольф… Или как вас еще называть… Вы что, не видите? Бойцы вас боятся.
   — Боятся… А… ты?
   — И я, — вздохнула Анна. — Как же мне еще быть, если я не знаю, кто вы такой на самом деле? Бес Адольф? Комдив Чапаев? А вы-то сами знаете?
   На этот вопрос ответить я не мог. Дивизия борцов за освобождение шустро всосалась на городские улицы. Огоньков и Карась, переглядываясь, отступали туда же. Заметно было, что им жутковато оставаться со мной наедине.
   И горькое чувство безграничного одиночества захлестнуло меня. Словно неизбежное похмелье после буйного праздника, который я только что устроил для всех присутствующих.
   — Ну и пожалуйста! — крикнул я по направлению к безмолвным домам Ближне-Камышинска. — Ну и идите! Завоевал для вас город, радуйтесь! Соединяйтесь с вашей Первой Конной армией, победоносно шествуйте дальше на юг! Сокрушайте Барона! Тогда вам не понадобится ваш боевой командир! Вам, наверное, нового комдива назначат! А я… Хоть бы помогли разобраться мне! Хоть бы пожалел меня кто-нибудь! Думаете, мне в радость это проклятое раздвоение личности? Да я и сам не понимаю, кто я такой и что мне с самим собой делать!!!
   Никто мне не ответил. Тихо было вокруг. С грохотом завалилась и рухнула моя Пизанская башня. Измученные солдаты гарнизона — кто еще мог ходить — спешно заковыляли прочь, стараясь по возможности не привлекать мое внимание стонами и жалобами. Я их не удерживал. Я просто опустился на истоптанный, грязный снег и закрыл глаза, мечтая лишь о том; чтобы кто-нибудь из беляков подкрался ко мне сзади и мстительно пырнул кинжалом. Так плохо было мне… Что же я, виноват, что ли, в том, что проклятый Чапаев, чья личность ловко слилась с моей собственной, заставляет меня выкидывать всякие дикие штучки? Виноват, да?
   Вот лягу сейчас на снег и замерзну к любимой моей чертовой бабушке Наине Карповне. Да, именно так и поступлю… Нет, здесь слишком холодно замерзать. Лучше переберусь в покалеченный танк, там теплее. Поселюсь тут, за городом, окончательно одичаю, стану местной достопримечательностью, по ночам буду выть на луну и грызть землю в припадках буйной агрессии, когда личность Василия Иваныча станет брать верх над моей… Будь проклят Черный Барон со своими планами захвата верховной власти над страной, будь проклята вся преисподняя, пытающаяся использовать страсти человеческие себе в угоду… Все, хватит. Надоело, господа-товарищи… Надоело!
 
   — Адольф! Эй, ты живой там?
   — Мертвый я. Отстаньте. Нет меня.
   — Хватит дурака валять, вылезай!
   — Не вылезу!
   — Вылезай, говорю, а то за хвост вытащу!
   Я открыл глаза. Приподнялся, стукнувшись головой о какую-то железяку. Наверху в проеме открытого люка маячила украшенная маленькими остроконечными рожками голова. Утреннее солнце уронило на дно танковой кабины слабенький голубой луч. Заснул я, что ли? Всю ночь тут и проспал? Бр-р, холодно-то так… Наверное, это английский танк, здесь не предусмотрено устройство подогрева для суровых условий российской зимы. И вправду замерзнуть немудрено…
   — Адольф!
   — Филимон, ты, что ли? — узнал наконец я голос.
   — Я! Ты вылезешь или нет?
   Филимон вернулся! Расстались мы с ним не при самых лучших обстоятельствах, но это ничего не значит. Поможет? Поймет меня как бес беса… Хотя бы слово утешения скажет…
   Я проворно выкарабкался наружу… и застыл на башне, вцепившись руками в покореженные поручни.
   Танк со всех сторон окружали солдаты в царских мундирах. В два ряда. Солдаты первого ряда стояли, опустившись на колено, винтовки держа на локте. Солдаты второго целились в меня с плеча. Не самая лучшая утренняя картинка для несчастного беса, удрученного одиночеством и раздвоением личности. Вот тебе и утешение…
   Филимон спрыгнул с брони на снег, натянул на голову мохнатую шапку.
   — Рога мерзнут! — пояснил он. — Ну вылезай, вылезай, чего застрял…
   — А это что за оглоеды? — спросил я. — Зачем тебе свита понадобилась?
   «Оглоеды» обиженно зароптали.
   — Ти-ха! — прикрикнул на них Филимон и добавил, повернувшись ко мне: — Да не обращай внимания… Это так, на всякий случай.
   — На какой такой случай?
   — Не прикидывайся ты дурачком, — поморщился бес — Мне уже порассказали о твоих подвигах. Я и не предполагал, что слияние личностей оперативного сотрудника Адольфа и желтого комдива Чапаева даст такой взрывоопасный эффект… Ты себя сейчас хорошо чувствуешь?
   — Вроде неплохо…
   — Не тянет выпить, покуролесить, разогнав батальон-другой, потом снова выпить и бантиками завязывать дула вражеских пушек?
   — Вроде не тянет.
   — Ну и хвала Владыке, раз так… Отряд! Слушай мою команду: вольно!
   Солдаты опустили винтовки.
   — Эй, погоди! — спохватился я. — Откуда здесь белогвардейцы? Насколько я помню, вчера город был скоропостижно завоеван самой что ни на есть красной дивизией борцов за свободу малых Темных народов.
   — Так то вчера было… — откликнулся Филимон. — Теперь у нас большие перемены.
   Тон его меня насторожил.
   — Что за перемены? А где Анна, где Карась, где товарищ Огоньков? Где моя дивизия?
   — Живы они… Ну по большей части. Сейчас в безопасности. Вылезай, неудобно же так разговаривать, когда ты на этой консервной банке маячишь.
   Я спустился с танка. Потянулся, не забывая следить за бряцающими винтовками солдатами.
   — Ну рассказывай, — хлопнул меня по плечу Филимон.
   — Это ты рассказывай. Я что-то не очень еще… проснулся. Когда они… вы… успели город захватить?
   — Ночью, говорят тебе.
   — А что ж выстрелов не слышал? Неужели так крепко спал?
   — А не было выстрелов, — пожал плечами Филимон. — Штурм прошел без единого выстрела. Героическая дивизия обезоружена. Командный состав сидит в подвале, а рядовые бойцы — там же, где и остальные военнопленные, — в помещении старого зоопарка… — он хихикнул, — в вольерах и клетках.
   — Ничего себе… А откуда эти «остальные военнопленные»? Что кроме моей дивизии кто-то еще попался?
   — А как же. Первая Конная армия. Мы ее по дороге прихватили. Представляешь, идем себе Ближне-Камышинск. перехватывать, а тут на горизонте снежная пыль столбом. И кони ржут как сумасшедшие… Ну, чтобы крюка лишнего не давать, погнали мы их перед собой, впустили в город, сами следом вошли и уж всех сразу повязали. Время, понимаешь, экономили…
   — Нам… Мы — это кто?
   — Легион Черного Барона! — отчеканил Филимон.
   Мне что-то поплохело. Вот и воюй с таким противником. Боевую мою дивизию без единого выстрела захватили. Первую Конную армию расколошматили походя, ненароком — только потому что она по дороге попалась. А Анна? А Карась и Огоньков? Им, наверное, досталось… Не могли же они сдаться в плен без всякого сопротивления?
   — Да ты не волнуйся! — Приобняв за плечо, Филимон вел меня к городу. — Главное — не волнуйся. Волноваться тебе вредно. С твоими драгоценными людишками ничего не случилось. Пока… Живы-здоровы, чего и тебе желают. Все идет по плану. Эффект двукратных перемещений в параллельный мир налицо. Черный Барон почти уже и не сердится на тебя. Еще один разик осталось прокатиться тебе, Адольф, на Кристалле. Полное слияние личностей. А там и финальная схватка с Бароном. Врежет он тебе по сопатке, признаешь себя побежденным — и готово дело. Поедешь обратно в контору. Нервишки подлечишь. Я тебе премию выпишу за ударный труд. Отпуск, само собой, за счет организации. Ну почетная грамота и благодарность в личное дело. Расслабься!
   Как-то не получалось у меня расслабиться. И лязг винтовочных затворов за спиной, вкупе с пыхтением и многоногим топотом моих конвоиров, комфорта нашей прогулке явно не добавляли. Зато Филимон выглядел веселее некуда. Посвистывал что-то, весело поглядывал вокруг.
   Довольно быстро мы вошли в город, конвоиры мои остались на блокпосту, что меня несказанно порадовало.
   Да, город… Первый раз я шел по улицам Ближне-Камышинска. Вчера как-то недосуг было заглянуть… Следов сражения заметно не было. Как, впрочем, и мирного населения. Маршировали по мостовым возглавляемые офицерами отряды пехотинцев; блестели обнаженные сабли, сверкали примкнутые штыки, денщики и распоясанные рядовые драили стеклянные витрины магазинов, развешивали разноцветные флажки и бумажные китайские фонарики. Дворники с начищенными бляхами спешно засыпали сточные канавы мерзлой землей и втыкали через каждые два метра спиленные в соседнем лесу елочки. На окнах домов развевались флаги (черный козлиный череп на красном фоне) — Филимон мне тут же объяснил, что это личный герб Барона.
   — А где население? — спросил я.
   — По домам сидят. Строжайше запрещено появляться на улице. Ну сам понимаешь, запах от народа, грязь, окурки всяческие и огрызки…
   — Красиво у вас, — помолчав, проговорил я.
   — Барон порядок любит, — кивнул Филимон. — Кстати, ты бы причесался. И помылся. И одежду бы сменил. И душ бы принял с ароматическими притираниями. Попахивает, извини, от тебя.
   — Мы к Барону идем? — догадался я.
   — Точно.
   — Переживет меня и немытого, — проворчал я. Филимон взглянул на меня косо, но возражать не стал. Должно быть, вспомнил о моих припадках агрессии.
   Свернув на следующем повороте, я неожиданно увидел под ногами не булыжники мостовой, а мягкие ковровые дорожки, тянущиеся вдоль по улице насколько хватало перспективы. В воздухе стоял удушливо-приторный запах; я потянул носом и выяснил, что ароматы исходят от стен домов, густо натертых белилами, румянами и розовым маслом. Кружащиеся над домами вороны оглашали окрестности торжествующим карканьем. Откуда столько ворон?
   — Приближаемся, — шепнул мне Филимон. — Вороны о нас уже сообщили Барону. Умнейшие и деликатнейшие птички. Новая порода, выведенная лично Черным Бароном. Разговаривают на пяти языках, включая арамейский и древнегреческий, гадят исключительно в специально отведенных для этого местах и только по команде «на оправку становись!». Как я уже говорил, Барон прежде всего ценит порядок и чистоту. Кстати, ты это… не дерзи, а веди себя прилично. Барон кроме порядка еще и смирение любит.
   — А если у меня чапаевский припадок начнется? — осведомился я. — Если я вдруг почувствую непреодолимое желание разнести в клочья эту парфюмерную лавку?
   — И думать не смей! — испугался Филимон. — Забыл, кто у нас тут VIP-персона преисподней? Постой-ка… Я вот для тебя захватил…
   Он сунул мне в руку колбочку с розовыми пилюлями.
   — Яд? — осведомился я. — На случай провала? — Типун тебе на язык! — Филимон поплевал через правое плечо. — Успокоительное для невротиков! Еще не хватало, чтобы ты при Бароне надебоширил… Прими одну пилюльку.
   — И не подумаю… в гробину шашкой перемать!
   — Припадок?! — схватился за сердце Филимон. Какая-то ворона спустилась пониже и кружилась теперь прямо над моей головой.
   — Да ладно, шучу…
   — Забыл предупредить. Черный Барон шуток тоже не любит.
   — Какой он привереда, это ваш Барон, — проворчал я и, взглянув вверх, плюнул в ворону, явно подслушивавшую разговор. Возмущенно каркнув, крылатый шпион взмыл под облака и оттуда пронзительно обругал меня самыми грязными словами, какие только нашлись в пяти языках, включая арамейский и древнегреческий. — А что он еще не любит? — поинтересовался я.
   — Много чего, — задумался Филимон. — Неподчинения не любит, грубости не любит, зубной боли, ирисок, чеснока, касторки… когда громко разговаривают, портят воздух и курят в его присутствии. И 'глупых вопросов тоже терпеть не может. А главное — ненавидит пение шарманки. Прямо в бешенство приходит, когда услышит шарманку.
   — С чего это такое странное отношение к шарманкам? — удивился я. — По-моему, вполне безобидный инструмент. Было бы понятно, если бы Барон не переносил спаренные пулеметы или базуки. А шарманка? Ну кому может навредить песенка вроде: «А-ах, майн либе Августин, Августин, Августин…»
   Небо над нами взорвалось вороньим карканьем.
   — Тихо! Тихо! — зашипел Филимон. — С ума сошел? Замолчи немедленно…
   — Да ладно тебе…
   — И так проштрафился, еще и хочешь дополнительное неудовольствие у Барона вызвать? Смотри, наябедничает начальству, улыбнется тогда тебе и премия и отпуск… Кажется, утихли… — проговорил он, задрав голову. — Ну, Адольф, с тобой не соскучишься.
   — А все-таки, — помолчав, спросил я. — Что там про шарманки?
   — Дальний предок Барона, —неохотно пояснил Филимон, — Фридрих фон Опельгерцхайзен был нищим бранденбургским шарманщиком. Люто ненавидел свою профессию, всю жизнь до глубокой старости прожил в бедности, голоде и холоде… Пока не нашел случайно лабораторию чернокнижника с подробно записанными инструкциями по применению зелий, артефактов и заклинаний, в коей лаборатории и просидел, изучая манускрипты, ровно сорок пять лет. С тех пор нелюбовь к звукам шарманки в роду Барона передавалась из поколения в поколение. Как, впрочем, и множащееся из года в год колдовское наследие. Кстати, замок, который, только-только овладев знаниями чернокнижника, захватил Фридрих, назывался Чшапаефф. Представляешь, какое совпадение!
   — Бранденбург — это древняя Германия, так? Действительно, странно. Откуда в древней Германии взяться Чапаеву? Странно. Да и я уже что-то слышал про шарманщиков… В параллельном мире. Даже жутковато. Понятно, почему Барона так встревожило связанное с Василием Ивановичем пророчество…
   — А ты думал!
   — Да-а… Видать, в конторе на Барона уже личное дело завели, — заметил я. — Столько сведений… И про привычки клиента известно, и про родственников за границей.
   — Дело — это само собой. Все по правилам, по инструкции. Мы ведь должны знать, на кого ставку делать в этой игре. Думаешь, я все эти сведения от самого Барона и почерпнул? Хотя мог, конечно. Я ведь… после того крестного хода в контору-то не смог улететь. У меня сил хватило только на то, чтобы Барону дать о себе знать. А он меня к себе перетащил… Ну вот и пришли.
   Мы ступили на городскую площадь, выстланную персидскими коврами и оренбургскими пуховыми платками. Стены ближайших домов были затянуты, словно обоями, новгородскими кружевами. Прямо под сереньким февральским небом громоздились по всему пространству площади комоды, напольные вазы, светильники, тахты, диваны, кресла… между всеми этими предметами мебели сновали ловкие мальчики в белых передниках, с подносами в руках. В общем, городская площадь более всего напоминала увеличенную до невероятных размеров гостиную в петроградском доме Черного Барона.
   Филимон толкнул меня на красную ковровую дорожку, ведущую к громадному трону с козлиными черепом в изголовье. На троне прямо и недвижимо, как вбитый в сиденье гвоздь, торчал долговязый мужик средних лет… Совершенно лысый, длиннолицый, с мосластыми скулами и испанскими тонкими усиками.
   Черный Барон!
   — Не шагай так широко! — шипел мне в ухо идущий рядом Филимон. — И руками не размахивай. Что за мужицкие привычки? Ты бес оперативный сотрудник или извозчик с Васильевского острова? Медленно перебирай копытами, как балерина на выходе. И смотри вниз.
   Я все-таки, не удержавшись, поднял голову на секунду. Интересно же посмотреть на своего долгожданного клиента! На человека, который с помощью преисподней решил изменить судьбу всего мира!
   Барон, одетый в удушливо-черный френч с высоким стоячим воротником, встретив мой взгляд, нахмурился. Филимон ощутимо толкнул меня локтем в ребра, и я снова потупился.
   — Еще два шага… — нашептывал замначальника отдела кадров. — И стой! Теперь — книксен.
   — Чего-о?
   — Книксен делай! Смотри на меня! Я уже тут насобачился…
   Филимон, жеманно улыбнувшись в пространство, задрал, неудобно согнув, одну ногу, низко присел на другой и взмахнул руками, будто приподнимал подол платья. Попытавшись повторить его движения, я едва не вывихнул себе лодыжку. Ну спасибо уж за то, что не грохнулся позорно прямо перед троном.
   — Садитесь, — шевельнул тонкими губами Барон.
   Подчиняясь тычку в бок, я опустился на низкий диванчик напротив трона. Перед нами тут же возник мальчик с подносом, на котором стояли тоненькие фужерчики с шампанским. Филимон подхватил свой фужер одной рукой, а другой ловко шлепнул меня по протянутым пальцам:
   — Тебе нельзя. Забыл, что ли? Барон одобрительно качнул головой.
   — Превосходное шампанское! — отпив глоток, защебетал Филимон. — Позвольте представить, ваше превосходительство, — оперативный сотрудник отдела кадров бес Адольф!
   Барон снова кивнул. Филимон сделал по моему адресу устрашающую гримасу и промычал, сам того не ожидая, почти выдав классическую цитату:
   — Не молчи как истукан! Говори что-нибудь! Не могу же я один работать…
   — Хороший сотрудник? — спросил Барон.
   — Отвратительный! — с готовностью откликнулся мой непосредственный начальник. — Неуклюжий, неотесанный, в магической подготовке слабый — хуже некуда, боевыми искусствами владеет на самом низком уровне, глупый как пробка. Бестолковый! Но исполнительный — этого у него не отнять. Только подпишите договорчик, и он выполнит условия в лучшем виде.
   Я аж рот открыл. Такого я не ожидал. Надо же, как меня обгадили — с ног до головы!
   — Отлично! — усмехнулся Черный Барон. — Именно такого идиота я и заказывал. Эй, как тебя… Адольф! Послушай, кретин, ты хотя бы немного сопротивляться обещаешь, когда в обличье мерзкого Чапаева будешь со мной сражаться?
   Я открыл рот, чтобы искренне пообещать ему сопротивляться в полную силу, но мой коллега вновь поспешил перебить меня:
   — Он постарается!
   — Прекрасно. А он что, немой?
   — Н-нет…
   Я получил новый тычок локтем. И, потирая ребра, промямлил:
   — Говорящий…
   — Вежливее, вежливее, долдон! — шипел мне в ухо коллега. — Вырази свое восхищение победоносным шествием Легиона!
   — Как быстро вы заняли Ближне-Камышинск, — вежливо отозвался я в сторону Барона. — Вас что, ваше превосходительство, мылом смазали?
   Филимон схватился за голову.
   — Не люблю шуток, — нахмурился Барон. — А что насчет скорости завоевания данного населенного пункта… Мои выдающиеся стратегические способности плюс боевой дух войска делают чудеса… — Он приосанился, и бледное лицо его даже несколько порозовело. — Лучшие бойцы! Лучшее обмундирование! Лучшее оружие… В том числе и психологическое. Честно говоря, легионерам даже сражаться не пришлось. После того как радостное известие разнеслось по всей стране, армии краснопузых были полностью деморализованы.
   — От рыданий и стенаний, — поддержал весело Филимон, — винтовок удержать не могли. Мы их голыми руками брали! Полк за полком! Батальон за батальоном! Эскадрон за эскадроном! Пардон, ваше превосходительство, я вас, кажется, перебил…
   — Какое такое психологическое оружие?-спросил я. — Какое радостное известие?
   — Информация в чистом виде — вот наше психологическое оружие! — вскинул острый подбородок Барон.
   — Ба! — воскликнул Филимон и звонко шлепнул себя по лбу, а меня по плечу. — Я ведь совсем забыл тебе сказать, Адольф! Прямо из головы вылетело! Вчера по телеграфу было получено подтверждение! Два дня назад в городе Петрограде глава большевистской партии Владимир Ильич Ульянов — он же Ленин — погиб в результате тщательно спланированного покушения.
   — При большом стечении народа, — раздвинул в ухмылке тонкие губы Барон. — Как и было задумано Чтобы пресечь попытки комиссаров скрыть факт убийства. Дезинформация на этот раз нам на руку не играет. А подобные новости разносятся в мгновение ока без всякой помощи телеграфной и телефонной связи! Войска Красной Армии беспорядочно отступают, разбегаются и сотнями сдаются в плен. Войне конец! Наступает новая эра! Моя эра!
   Я похолодел. Свершилось! Теперь и без моего непосредственного участия ход мировой истории переломился! Заговор Черного Барона успешно воплотился в жизнь. Ленин убит. Прошлое превращается в настоящее, а во что превратится будущее? Но как же такое возможно? Мировой Баланс… Вселенная… Неужели все то, о чем говорил мне Филимон в Рогунове, — правда? Чудовищные незапланированные перемены на данном историческом этапе перешли в разряд закономерных?
   — Представь себе! — разглагольствовал Филимон. — Ты мчишься на лихом бронепоезде к светлому будущему, вокруг солнечно и радостно, а тебе вдруг сообщают, что главный машинист непреднамеренно выпал из окошка. Какие чувства ты будешь испытывать?
   — По-моему, наш герой сомневается в неизбежной моей победе, — проговорил Черный Барон. — Давайте военнопленного очевидца! С удовольствием снова послушаю его выступление.
   Шустрые мальчики выкатили на площадь клетку, снабженную колесиками. В клетке, оборванный и жалкий, сидел на корточках человек в матросском бушлате. Закрыв руками лицо, он раскачивался, будто имам на молитве.
   — Служивый! — окликнул его Филимон. — Начинай! Давай на бис!
   Матрос поднял голову, и я мгновенно узнал залитое слезами его лицо. Это был тот самый злосчастный приятель Карася Сашка Киреев, который в силу известных причин не попал на добровольческий поезд и остался в Петрограде.
   Невидящими глазами Сашка обвел площадь.
   — Валяй, валяй! — подбодрил его Филимон
   — Угасла искра, из которой никогда уже не возгорится пламя… — нараспев начал матрос — Наш вождь и учитель влезал на броневик произносить речь, когда черная рука швырнула вместо красной гвоздики кожуру буржуазного банана. Он поскользнулся! И светлой головушкой рухнул вниз! И не поднялся! И не поднимется уже никогда! О плачь, народ! О, будь проклят тот, кто осмелился возжелать смерти самого человечного из всех людей! Бе-элая гва-а-ардия, Че-ор-ный Барон снова гото-овят нам ца-арский тро-он! Но от тайги до Британский море-э-эй…
   — Хватит, хватит! — махнул рукой Барон. — Увозите!
   Клетку укатили.
   — А что с ними будет? — осмелился спросить я.
   — С кем? — не понял меня Барон.
   — Ну… со всеми. С Сашкой, с моим ординарцем, с политруком?
   — Имеешь в виду — убью я их или нет? Что я, зверь, что ли? Я просвещенный диктатор. Кое-кто будут рабами в каменоломнях, на пшеничных плантациях, в угольных шахтах и на строительстве величайшего в мире дворца имени меня. Кое-кого использую в качестве тягловой силы — а то во время войны лошадей истребили полностью. А кое-кто пойдет в мою лабораторию. Мне ведь, как практикующему колдуну, нужен материал для бесчеловечных экспериментов.
   Я сидел на диване, что называется, ни жив ни мертв. Значит, все это правда. Значит… бедные мои Огоньков, Карась, Анна, Кузьма… и многие другие…
   — А… А можно будет по моей личной просьбе отпустить восвояси хотя бы троих военнопленных? Пожалуйста!
   — Ты кого мне привел? — недоуменно приподнял брови Барон.
   — Э-э… бывает с ним такое. Ну бестолковый, что поделать. Привязался к людишкам и навоображал себе всякого… Сейчас все уладим! Адольф, чтоб тебя псы чистилища обглодали! — схватил меня за грудки Филимон. — Прекрати позорить организацию! Никаких акций милосердия! Просто делай свою работу, понял?
   — Нет… Но… Все-таки не понимаю… — прохрипел я. — А как же… А конкурирующая организация? Неужели она не предприняла попытку воспрепятствовать царствию преисподней на земле?
   — Кстати насчет конкурирующей организации, — прищелкнул пальцами Филимон. — Нашли-таки твоего давнего знакомца. Серафима-мечника. Выжил он в схватке с Барлогом, но, изрядно покалеченный, не мог вступать с нами в дальнейшую честную борьбу. В магическом обличье коровы скрывался в окрестных полях, пока наши легионеры его не обнаружили. Выдал себя смущенным хихиканьем, когда его попытались подоить… Правда, и в тот раз он сбежал, забодав двоих легионеров. Да ты не бойся, Адольф! Витольда вредного этого мы уже того… кажется… Он тебе теперь не помеха. Опасный тип был вообще. Разузнав, что Ленин умерщвлен, сообщил в свою контору и получил неограниченные полномочия на перемещение в прошлое с целью предотвращения катастрофы (они там так называют нашу победу). Прямо в коровьей шкуре и полетел в прошлое.