Мясников Виктор. Изумруд - камень смерти

   Советская власть искоренила тайных купцов и буржуев, нуждавшихся в дорогих украшениях. Не стало заказчиков, исчезли мастера-камнерезы и огранщики, перевелись и горщики - никто камень не покупает. Только золото было нужно стране, даже в войну приисковикам бронь давали и усиленный паек. Среди партийно-государственного монополизма остался единственный оазис законного частного предпринимательства - старательские артели. Так что ради золота даже твердокаменные коммунисты способны поступиться принципами.
   Давным-давно перемытые золотоносные пески в поймах уральских рек теперь не представляют интереса для подпольных добытчиков. Жалкие крупинки желтого металла, остающиеся на дне старательских лотков, не вдохновляют на каторжный труд, а тайно строить более-менее серьезные промывочные агрегаты в густонаселенной местности мог только безумец, мечтающий поскорее оказаться в ГУЛАГе. Только в диких углах сибирской глубинки на богатых россыпях, до которых ещё не доползли неторопливые государственные драги, трудились пожилые пескомои, не изменившие привычкам старого времени. Что-то сдавалось в довоенный "Торгсин", не особенно озабоченный происхождением золота, что-то скупали подпольные спекулянты, а остатки ссыпались в толстостенные бутылки из-под шампанского "про черный день". Так и лежат эти никем не востребованные копилки в огородной земле, под сгнившими бревнами таежных заимок, под корнями приметных кедров...
   Хрущевская оттепель не просто раскрепостила сознание, был дан толчок стремлению жить интересно, путешествовать, набираться впечатлений и наслаждаться красотой мира, а не только бесконечно строить самое передовое общество. В конце шестидесятых - начале семидесятых Свердловск пережил небывалый бум коллекционирования минералов. Можно было не иметь дома ни одной книги, в конце концов есть библиотеки, но не иметь хотя бы десяток образцов уральских самоцветов было не просто дурным тоном, это могли расценить как умственную деградацию и прямой вызов общественному мнению. По выходным на старых отвалах и карьерах собирались сотни человек всех возрастов и усердно копались в глине, ворошили битый камень и долбили кварцевые глыбы: а вдруг там внутри занорыш - полость, стенки которой плотно утыканы прозрачными кристаллами горного хрусталя? И ведь - да! Находили! Потом осторожно, с помощью стальных зубил разных размеров и форм, вырубали тяжелые штуфы, ослепительно сверкающие на солнце. А вокруг завистливо вздыхали те, кто поленился тащить кувалду и лом несколько километров от ближайшей станции, или был слишком слаб, чтобы часами колотить по каменюке. Впрочем, чаще всего в глыбе не оказывалось ничего интересного. Зато какой-нибудь пацаненок, бестолково слоняющийся среди азартно копающего народа, вдруг поднимал прямо с поверхности роскошную друзу дымчатого раух-топаза, облепленную глиной, и радостно отмывал её зубной щеткой в ближайшей луже. Всякое бывало...
   Рано или поздно коллекционер начинает понимать, что самое красивое у поделочного камня находится внутри. Агатовая конкреция больше всего напоминает грязную картофелину, сросток малахитовых почек порой похож на кучку, пардон, окаменелого дерьма, а кусок яшмы - всего лишь пестрый камень. И однажды на электродвигатель от старой стиральной машины насаживается отрезной алмазный диск...
   Но, оказывается, срез нелишне и отшлифовать, а затем и отполировать. Восхищение открывшейся сказочной картиной переполняет грудь и бьет через край, хочется любоваться самому и показывать всем встречным. Новоиспеченный камнерез делится своим восторгом со всеми друзьями и знакомыми. Мужчины воспринимают с подобающим сдержанным интересом, демонстрируя знание предмета. Зато женский контингент начинает инстинктивно прикладывать камень к себе, пытаясь понять, - а как это будет смотреться на шее, на руке, на плече и так далее. В результате переход к следующему этапу творческого освоения минеральных богатств родной земли происходит под ласковым, но весьма настойчивым прессингом со стороны лучшей половины человечества. Если жена коллекционера сама не заражена коллекционированием в той же мере, что и муж, или уже переболела этим и приобрела стойкий иммунитет, будьте уверены: лучшие образцы покинут застекленный стеллаж и украсят её особу.
   Когда советская власть спохватилась, разогнала городской самодеятельный клуб любителей камня и конфисковала коллекции некоторых вконец оборзевших свердловчан, было уже поздно. На арену вышла совершенно новая формация уральских хитников, в корне отличная от старинных горных воров. Единственное, что их объединяло, так это страсть к незаконному вторжению в государственные недра. А законного способа и не было! Но в отличие от "дедов", хитник конца двадцатого века работящ, образован, интеллигентен и эстетически воспитан. Он не просто горщик-добытчик, он ещё и камнерез, огранщик, ювелир и дизайнер. Он разбирается в геологии и минералогии, топографии и геодезии. Он турист-путешественник, забирающийся в самые глухие углы Полярного Урала, где, зачастую опережая казенных изыскателей, первый открывает уникальные месторождения самоцветов. Шпионскими методами он добывает информацию о перспективных залежах, словно диверсант, проникает на охраняемые территории и в замурованные штольни. Великий конспиратор, он умело скрывает свои богатства, собирая образцы, достойные лучших музеев мира. И в один прекрасный день он переходит последний барьер - продает друзу кристаллов, ограненный камень или готовое изделие. Постепенно этот промысел становится основным источником материального благополучия. И никакая милиция, никакие рэкетиры не смогут его притормозить - квалификации не хватит выследить.
   Вот с такими толковыми ребятами и свела Вовца судьба.
   * * *
   На третий день после знакомства на Высокогорском отвале хитники пришли к Вовцу в гости. Он сам их пригласил, дал номер своего телефона и адрес. А вот они о себе сообщили только самый минимум - одни имена. Обоих звали Сергеями, а чтобы не путаться, старший для краткости именовался Сержем (полное прозвище - Сержант), а тот, что помоложе, - Серым. Вовец тоже не стал скрывать, что он в первую очередь Вовец, а только во вторую Владимир Меншиков. В конце концов, в каждой артели, тем более ведущей походный образ жизни, все получают прозвища, и лучше сразу поименоваться привычным образом.
   Вовец гостей ждал. Специально с работы ушел в три часа, впрочем, задерживать его все равно было некому. Завод опять стоял. Дирекцию и бухгалтерию трепала финансовая комиссия, насланная всенародно избранным губернатором Росселем, которого, наконец, проняли слезные вопли голодающих работников "Спецтехнологии" и особенно проектировщиков из института, соединенного с заводом, разрабатывающих эти самые засекреченные технологии. А чтобы никто не мешал (или не помогал?) выяснять, где пятый месяц гуляют деньги, предназначенные на зарплату, весь народ до первого июньского понедельника отправили в отпуск, естественно, неоплачиваемый. На производстве осталось только начальство, дежурные электрики и кое-кто из ремонтников. Вовца начальник цеха уговорил отъюстировать оптику на агрегате обработки криволинейных, отрегулировать подачу на плазменном напылителе и довести до ума никогда не работавший, законсервированный фрезерный станок с программным управлением. Честно говоря, Вовца и не надо было уговаривать, он просто задумался, наморщив лоб и уставясь в потолок "хозяйского" кабинета, прикидывая объем и сложность работы, а начальник решил, что он ломается, и выложил на стол три наряда на ремонтные работы, в которых уже были проставлены цифры договорной оплаты, в сумме составлявшие миллион с четвертью.
   Ну, отрегулировать подачу Вовец намеревался за одну смену, не больше. Скорее всего, там шестеренки поизносились, начали проскальзывать, а ещё могли обколоться кусочки металла с зубчиков, теперь клинят передачу... С оптикой тоже все ясно: привыкли, балбесы, работать как попало - мол, железо, валяй, колоти, что ему сделается? - вот и посбивали окуляры. Надо будет взять в лаборатории коллиматор на тележке, а остальное уже пустяк, не сложнее, чем шахтный теодолит отрегулировать. Что касается фрезерного станка, так он никогда не волновал начальство - пятый год работы нет, впору все оборудование зачехлять. С чего бы это вдруг понадобился?
   Начальник, словно мысли прочитал, тут же выдал военную тайну, по секрету, разумеется: на стапелях Северодвинска заложены четыре новых лодки, а на старых решено менять вооружение на более современное. И деньги из минфина уже идут. Наряды оплатят сразу!
   Новость была хорошая. Вовец одобрительно кивнул. Начальник принял кивок за полное согласие, с удовольствием пожал Вовцу руку и выразил глубокую благодарность и признательность от имени всего коллектива цеха. А потом радостно отматерился в адрес хапуг из "Ремонтника", которые норовят срубить десятикратную оплату за всякий пустяк. Тут Вовец понял, в чем подвох. Кооператив "Ремонтник" сколотил несколько лет назад кто-то из заводских руководителей средней руки и сманил к себе самых квалифицированных спецов. Шагая в ногу с российским законодательством, "Ремонтник" последовательно становился малым предприятием, товариществом с ограниченной ответственостью, а недавно стал акционерным обществом закрытого типа. Все это время "Ремонтник" успешно паразитировал на проблемах режимного предприятия, куда не пускают специалистов со стороны, не имеющих допуска к секретам. А на стороне ремонтировали ксероксы, налаживали мини-пекарни и подторговывали всякими сникерсами-тампаксами.
   Оплата Вовца устраивала, и он только усмехнулся в ответ. Через два дня ошеломленный начальник цеха уже подписал на оплату два наряда. Он так раздумчиво посмотрел на своего лучшего работника, и в глазах у него слишком явно читалось - а не многовато ли уплачено за двухдневную работу? - что Вовец понял: зарвался. Нельзя работать быстро - ценить и уважать перестанут.
   С такими мыслями он подошел к фрезерному станку, сунулся в него и приуныл - работы от силы на три смены. Да и то если каждую железку в руках подержать, со всех сторон осмотреть, смазать, протереть, ещё раз смазать, а потом пойти перекурить. Но работать подобным методом Вовец не умел. И он решил перебрать станок целиком, сделать расконсервацию с полной профилактикой и заменой смазки. В кабинете технологов взял чертежи и к обеду - разбирать-то всегда легче, чем собирать - выпотрошил всю механику, не тронув только электронные блоки и проводку с моторами. Аккуратно разложил на полу все детали, гайки и болты в строгой последовательности со спецификацией, заняв десять квадратных метров пола, и принялся вымерять штанген-циркулем шестеренки, выписывая результат на бумажку.
   Перед обедом начальник цеха совершал ритуальный обход подведомственной территории. После этого он обычно исчезал - все равно весь завод стоит без работы. Зрелище расчлененных внутренностей механического монстра повергло его в шок.
   - Нестыковка, - Вовец ткнул грязным пальцем в чертеж, оставив жирное пятно.
   Начальник уставился в сплетение линий и цифр, проморгался и кивнул. На его должность можно попасть двумя способами: снизу - выслужиться из мастеров, или сверху - переводом с повышением. Двадцать лет назад, когда в свежеотстроенном здании учреждался новый цех, его перебросили из замов кузнечно-прессового. Механический цех стал его детищем, и он умел выжать план, даже с перевыполнением, но перед техническими подробностями пасовал. Больше всего на свете он боялся выказать свою некомпетентность, и Вовец, да и другие тоже, кто посообразительней, умело использовали это в своих интересах.
   - Влад Тиныч, пишите распоряжение. Надо бы мне на станках поработать, подшаманить деталюшки. Пусть выдадут фрезы, резцы, металл кое-какой. Я вот тут расписал всё.
   - Хорошо, хорошо, - сразу заторопился Владимир Валентинович, несколько робевший перед Вовцом с его познаниями и умениями, - никого же нет в инструменталке, в отпуске девки. Вот тебе ключ, сам возьми, чего надо. Оформи там, ну, сам знаешь, я тебе доверяю. Металл тоже знаешь, где лежит. - И поспешно покинул этот горячий участок трудового фронта.
   Вовец снисходительно усмехнулся ему вслед. У него было высшее образование, а у начальника всего лишь техникум. Сейчас он получил в полное распоряжение склад - сердце и святая святых всякого производства. Часа два он со вкусом шарил по полкам, ящикам и шкафам, сверяясь с картотекой. У каждого начальника цеха, если он не полный идиот и не лопоухий пацан, есть сверхнормативные и неучтенные запасы. Иначе план не сделать.
   Вовец отыскал все, что хотел, и чего официально не существовало вовсе. Во всяком случае, никакого металла за полубезработным цехом не числилось вообще уже года два. Потом он с часок поработал, изготовив классный обушок и великолепную каёлку, полирнул их на войлочном диске до зеркального отражения и отправился домой, унося их под рубашкой за поясом брюк. Как всякий нормальный советский рабочий, воспитанный в коллективе коммунистического труда, он не испытывал ни малейших угрызений совести, поскольку советский трудящийся, даже если он переименован в российского, на производстве не ворует, а только компенсирует недоданную родным государством зарплату, и вообще: "Ты здесь хозяин, а не гость - идешь с работы, возьми хоть гвоздь!"
   * * *
   К приходу новых знакомых Вовец навел порядок в своей однокомнатной хрущобе и приготовил немудрящую холостяцкую закусь. Сержа и Серого зеркальный инструмент привел в детский восторг. Они, давясь от хохота, корчили гримасы в кривой клюв каёлки и пускали по стенам солнечных зайчиков. Потом Серж подошел к окну, фальшиво вздохнул и со словами: "Что-то Клима долго нет," - помахал рукой. Вовец как раз вышел на кухню выключить закипевший чайник и наблюдал всю сцену в зеркале, висящем в простенке. Вся эта детская конспирация насмешила его, но виду он не подал, решив посмотреть, что будет дальше. Через минуту звякнул дверной звонок, и Серж ненатурально обрадовался:
   - А вот и Клим, легок на помине! Я сейчас открою, - это он Вовца упредил, чтоб тот не отвлекался от заваривания чая.
   Клим оказался плотным мужиком лет сорока с крепкими руками молотобойца, простоватым загорелым лицом уличного торговца и пытливым взглядом следователя прокуратуры. Глубокие "умные" залысины своей светлой кожей странно контрастировали с общим загаром, из чего Вовец сделал вывод, что Клим снимает головной убор не когда входит в дом, а ещё до того. Интересно, куда он его спрятал? Наверное, в длинную спортивную сумку из темно-синей плащевки, зажатую под мышкой.
   Их представили друг другу. Клим долго тряс Вовцу руку, так что тот успел почувствовать и запомнить все мозоли у него на ладони, и пытливо заглядывал в глаза. Вовец этот взгляд выдержал и дружескую улыбку сохранил, хотя такая манера поведения вновь прибывшего не очень понравилась. Впрочем, мозоли, нажитые долгим и тяжелым трудом, вызывали уважение. Так же как и внутренняя сила, воля и твердость, сквозящие в каждом движении. Понятно, почему этот Клим стал безусловным лидером маленькой бригады хитников.
   За неторопливым разговором скромно распили на четверых поллитру "Московской", порассуждав о закалке и углах заточки инструмента. Вовец вкратце объяснил, почему он, горный инженер по образованию, специалист по шахтному оборудованию, оказался на заводе. Токарно-фрезерное ПТУ он закончил ещё до армии, но поработать толком не успел. После службы поступил в горный институт, главным образом потому, что там имелся мощный турклуб, да и вообще, романтика странствий и трудных дорог. На геолого-разведку не добрал полбалла, стал шахтером. Во время учебы подрабатывал лаборантом в институтской механической мастерской. Влюбился, женился, да так и осел в Свердловске, получил диплом и устроился в "Шахтопроект". Теперь вот снова холостой, зато с квартирой. Когда начали прикрывать шахты, проектировать стало нечего, институт принялся менять профиль на производственное и жилищное проектирование. Архитекторам и строителям работа нашлась, а шахтеров и инженеров по оборудованию пришлось сокращать. Тут Вовец сразу и вспомнил, каким концом резец к детали подается. Знакомый мужик помог устроиться на приличный оборонный завод. Там вначале не хотели дипломированного инженера брать в рабочие, а потом, видать, рассудили, что горняк тут карьеру сделать не сможет, начальника не подсидит, а станочники нужны. Года два все нормально шло, Вовец с четвертого разряда поднялся до шестого, а потом - конверсия, невыплаты и все такое прочее. Пришлось на время перейти в механо-сборочный, потом снова к станкам... Хотел даже куда-то в другое место податься, а потом решил, что если приличная халтура подвернется, месяц-другой без содержания начальство с удовольствием дает, да хотя бы и полгода! - а вот надежное постоянное место все равно не найти. Можно, конечно, заняться коммерцией, ума большого не надо - купи-продай, да только вначале это занятие кажется интересным и азартным, а потом рутина. Поучаствовал он несколько раз в таких операциях, приятели приглашали. Перекидывали ящики-коробки с одного места в другое, возили с базы в магазины. Навар делили. А потом началось: "Я все организовал, а вы только грузчики!", "А кто деньги вложил?!", "А чья машина?!" В общем, перессорились друзья из-за лишней десятки. Больше Вовец в такой бизнес не ввязывался, но других торговцев перестал считать паразитами и живоглотами. Не всякому такая работа по плечу - тяжелая, хлопотная, а, главное, нервная. Ты все свои и семейные деньги в это рискованное дело вкладываешь, а тебя кругом сожрать норовят: милиция, рэкетиры, таможня, налоговая, чиновники, транспортники, конкуренты, покупатели... Да ну их всех к дьяволу! Лучше крыши крыть, бани по дачам рубить и камины класть.
   - Пойдем, ребята, на кухню, покурим, - Клим поднялся из-за стола.
   - Валяйте здесь, - попытался его остановить Вовец, - я сейчас пепельницу найду, где-то должна лежать. Я же года четыре всего как бросил это занятие.
   - Нет, нет, не стоит здесь атмосферу портить. Ты посиди, мы быстро, через пять минут придем.
   Дверь на кухню за собой прикрыли. Сквозь рифленое дверное стекло было видно, как они жестикулировали, но говорили негромко. Вовцу, конечно, было любопытно услышать, что там обсуждают, ведь наверняка говорили о нем, но в комнату доносился только неразборчивый бубнёж. Через пять минут курильщики вышли.
   - Ну, как прошло совещание? - Вовец не смог удержаться от иронического вопроса.
   - Нормально, - рассмеялся в ответ Клим и полез в свою синюю сумку.
   Вовец решил, что он сейчас достанет ещё бутылку, но тот вытащил толстый бумажный сверток и принялся его разворачивать. В конечном счете это оказался бумажный лист размером с двуспальную простыню, и его пришлось расстелить на софе, но нижний край все равно свесился на пол. Все выжидающе уставились на Вовца. Тот принялся внимательно разглядывать бледные синие линии, россыпи кружочков, цифр и разнообразных значков. Это была старая выцветшая "синька", изготовленная на допотопном светокопировальном аппарате.
   - Что скажешь? - прервал затянувшееся молчание Клим и, прищурясь, бросил быстрый испытующий взгляд.
   Вовец присел возле карты. Неровные поля, заполненные крестиками, ноликами, угольничками, разлинованные в разных направлениях. Прямые линии разрезов, обозначенные буквами. Сами разрезы вынесены на края листа. Таблица с условными обозначениями. Вертикальные проекции разведочных профилей. Угловой штамп затерт, но несколько цифр просматривается. Слева извилистая линия реки, справа ветвится и петляет ещё одно русло с притоками, даже название помечено - "р. Черемшанка". Вовец ещё раньше начал догадываться, разобравшись с вмещающими породами, а теперь окончательно убедился. Он выпрямился, машинально отряхнул колени.
   - Значит, так: геологическая карта прогнозного типа. Крупномасштабная, хотя масштаб тут почему-то не указан. - Клим согласно кивнул. - Стык, точнее, зона сопряжения Мурзинско-Адуйского антиклинория с Асбестовским синклинорием. - Серый изумленно выдохнул, по молодости лет он не знал, что этот уникальный геологический район помнят все, кто изучал строение недр Урала, даже если полностью забыли все остальное. А Вовец продолжал: Обозначены слагающие амфиболиты, порфириты, интрузивные дуниты раннего девона, преобразованные в серпентиниты. - Трое его новых приятелей переглянулись. Эту фразу они ещё проглотили, здесь было несколько знакомых слов, но дальнейшее повергло их в шок. - Гипогенные ультраосновные породы локализованы в замковых частях складок и осложнены разрывными нарушениями в зонах пересечения...
   - Всё, хватит, - не выдержал Клим, - у меня уже крыша едет. Ты лучше скажи, чего тут есть полезного?
   - Да, похоже, ничего. Вот, смотрите, - Вовец снова присел перед картой, шутки кончились, начинался серьезный разговор. - Отметки шурфовок и разведочных скважин, вот профили, глядите. Никаких пропластовок и линз, только вертикальные прожилки слюдита. Нам ведь он нужен?
   Компания дружно подтвердила. Еще бы, именно слюдит содержит бериллы и изумруды, а больше ничего интересного для ребят в этом районе быть не могло.
   - Жилок много, но все пустые. Только в крайних на востоке и северо-востоке обозначены слабые проявления. Серьезные промышленные месторождения гораздо дальше на восток, за Черемшанкой. Они на этот лист и не попали. - Вовец призадумался. - Ну, да, Балышевка, Красногвардейка, Липовка... Что-то мне тут не совсем понятно...
   - Ну-ка, ну-ка, что тебе тут непонятно? - оживился Клим и многозначительно улыбнулся.
   - Сама карта мне непонятна, цель её, точнее. - Вовец почесал затылок, - Это не полевая съемка, не камералка, а что-то типа приложения к дипломному проекту или к докладу на симпозиуме. И тут вот, - потыкал пальцем, проминая бумагу, - это же белое пятно! Разрисовано, мол, сплошные серпентиниты без единой жилки, а ни одного шурфа не обозначено. Здесь что, был вырезан кусок, а пустое место заштриховано?
   - Ага, заметил! - обрадовался Клим. - Нет, брат, не вырезано. Здесь просто никогда не проводили разведки, никакой.
   - Да, ну, не может быть! - Вовец отмахнулся. - Даже дилетанту ясно, что здесь могут находиться месторождения. А тут вон какой квадрат, километров пятьдесят на пятьдесят, пропущен.
   - Насчет квадрата ты почти угадал. Сорок пять на сорок километров. А секретность в том, что на этой территории размещалась воинская часть, так что вояки разведку тормознули, - Клим засмеялся. - Ничего каламбур? Геологи до обкома дошли, это ещё до Ельцина было, чуть ли не Кириленко в то время Свердловской областью заправлял. Надеялись через ЦК добиться разрешения на бурение, специально эту карту соорудили. Ну, им, понятно, объяснили, мол, партия лучше знает, где бурить, а где ракеты ставить. Изумрудов у Политбюро, видать, хватало ещё тех, что добывали попутно с бериллиевой рудой, а её запасов и так на три холодных войны вперед накоплено. Так что провалялась эта карта двадцать лет в обкомовских загашниках. Когда после августа девяносто первого года обкомовские бумажки вывозили в архив, лишнюю макулатуру и всякий хлам просто выбросили. В том числе здоровенный рулон всяких графиков и достижений. А между приростом кубометров надоя от каждой курицы-несушки и проектом образцовой собачьей площадки на месте Ипатьевского дома затесалась эта сугубо секретная карта. Как ты понимаешь, никто сейчас денег на изыскания не даст, так что эту терру инкогниту можем исследовать мы. Как смотришь на подобное мероприятие?
   Вопрос, заданный прямо в лоб, требовал столь же прямого ответа. Но Вовец пока не видел в этом геологическом приключении ничего полезного для себя. Поэтому ответил вопросом:
   - Любопытно, конечно, а смысл какой? Открыть меторождение изумрудов?
   - Конечно! - оживился Клим, остальные в разговор не встревали. Прилично ограненный каратник хорошего качества тянет на мировом рынке под тысячу долларов.
   - Не знаю как там на мировом, - Вовец не скрывал скепсиса, - а наш черный рынок забит изумрудами. Так говорят, по крайней мере. Все покупателей ищут. Каратник и за сотню баксов отдадут - но никто и этого не предлагает.
   - Это все барахло, кустарщина, - Клим пренебрежительно махнул рукой. Ты сам эти камни видел? Третий сорт, одно названье, что изумруд. А настоящий чистый камень замучаешься искать. Ладно, раскрываю карты: есть один иностранец, готовый брать оптом полуфабрикат, то есть заготовки для огранки, где уже срезаны все трещины, пятна, пузыри, включения, - ты понимаешь. Тут имеется определенный стандарт, допустимый разброс по параметрам - высота, ширина и прочее. Живая наличка, партия не меньше чем на тысячу баксов. Цена, правда, самая грабительская - двадцать зеленых за карат сырья, зато надежный канал сбыта. Ну как?