Страница:
-- Мы готовы помочь тебе, высший, но красный саквояж -- у Горона...
-- Завтра он будет здесь.
-- Горой или саквояж?
-- Саквояж. А Горон...
Шанин с удивлением смотрел, как медленно отли-вает кровь от лица
всевластного министра, как в глу-бине серых уверенных глаз прорастают страх
и расте-рянность. На шее вздулись, запульсировали две витые жилы, и с каждым
толчком пульса уходила упругая сила из его тела -- уже не атакующий боксер,
а струсив-ший мальчишка мялся перед Шаном и Сипом.
Шанин оглянулся. В распахнутых створках тайного бокса стоял Мос.
-- Что же ты замолчал, Тирас? Продолжай. Где брат наш Горон?
-- Разве я сторож Горону?
-- У тебя хорошая память, Тирас. Ты хорошо по-мнишь все и вся. Но ты
забыл сказать мне, что встре-чаешься с гостями сегодня.
-- Я думал, ты в Силае...
-- Да, ты хотел, чтобы я был в Силае сегодня. Вче-ра ты послал меня к
Горону за красным саквояжем, уже зная, что я не застану ни Горона, ни
саквояжа.
-- Горон слишком любил серебряные...
-- Горон мог проболтаться мне о том, что в саквоя-же. И ты убрал его.
-- Я думал о судьбе Ордена...
-- Нет, Тирас, ты думал о себе.
-- Именем Ока...
-- От имени Ока говорю только я!
Даже Бин, привыкший с детства к двуликости своих сограждан, слушая
неожиданную интермедию, оторопел: великолепный Тирас, гроза и проклятье
Свиры, вели-кий инквизитор, задумавший свержение Кормчего, дро-жал перед
простым техником. А Мос, в потертом рабо-чем комбинезоне, пучил свою
резиновую грудь, и круг-лую шейку его тоже облегала золотая цепь, но на этой
цепочке болтался не золотой треугольник, а круглый черный агат.
Тирас зачарованно следил за руками Моса. Старший техник достал из
нагрудного кармана еще одну цепоч-ку -- с треугольником.
-- Знак Горона... Ты сам убрал Горона, Мос! Рань-ше меня!
-- Нет, Тирас, -- пухло выгнулись губки старшего техника. -- Я просто
подождал, пока твои люди сделают свое дело. И прижал их на месте... Ты уже
не имеешь этих людей, Тирас. Они мои. И могут подтвердить пе-ред всем
Орденом, что Горона приказал убить ты.
Пальцы Моса ловко отстегнули треугольник от це-почки и, произведя
неуловимо быструю манипуляцию, вставили треугольник в агат. Нагруди техника
засверкалаполовиназолотогоглазасчерным зрачком.
-- Око... -- выдохнул Тирас. -- Вечное Око...
-- Нет, это еще не Око. Здесь не хватает твоего треугольника, Тирас.
-- Ты не сделаешь этого, Мос! Это вопреки Тра-диции!
-- Ты же имеешь хорошую память, Тирас! В Тради-ции сказано: один в
трех, как трое в одном... Трое в одном!
-- Мос, я объясню тебе все! У меня есть план! Этим младенцам из
Внешнего мира я морочил голову! Я ска-жу тебе все-все до конца, клянусь
Оком! Пойдем ко мне, я все расскажу!
-- Я не злопамятен, министр милосердия... Я чело-век простой... Пойдем
к тебе -- только без голубых фокусов, ладно? Ты иди, иди, а я с младенцами
имею желанье сказать пару слов...
Тирас ушел за стену, пятясь, словно боялся подста-вить спину
недоделанному золотому Оку. И Мос по-вернулся к Шану только тогда, когда
стена закрылась.
-- Вчера я не смог прийти, дорогие гости. Очень извиняюсь. Но мы
все-таки встретились. И красный че-моданчик все-таки у меня. Не тот,
поддельный, содер-жимое которого вы спрятали в буфете на ипподроме, а
настоящий, с ключами от Башни. Спасибо за корешок, добрый женьшень,
настоящий. Так-то, Шан...
-- Слушай, Мос, я впопыхах сунул туда и свою элек-тробритву...
-- Знаю, Сип, знаю. Побриться хочешь? Сейчас те-бе принесут твою
машину, побрейся. У нас разговор по душам будет, долгий. Говорил я вам сразу
-- не свя-зывайтесь с Тирасом, зачем он вам? Я человек простой, отходчивый.
А Тирас зачерствел, озлился на работе -- работа такая. Мы с вами быстро
столкуемся, верно. Шан?
-- Я еще не завтракал, Мос.
-- Ах, Тирас, Тирас... Не умеет принимать гостей. Ну да вы не
беспокойтесь. Отдохните, побрейтесь, по-кушайте... А через часик и я вас
потревожу, прошу из-винения. Ну, оставайтесь. Поскучайте. Хода отсюда
ни-куда нет...
Пока Сип брился, Шан обследовал их новый приют.
Ничего особенного в белой комнате не было. Она с успе-хом сошла бы за
гостиничный номер, больничный изо-лятор или тюремную камеру, если бы не
отсутствие дверей. У комнаты не было ни входа, ни выхода. В ком-нату
попадали через раздвигающиеся стены. А как по-кидали? И можно ли было вообще
покинуть эту ком-нату по доброй воле?
Завтрак, прекрасно приготовленный и роскошно сер-вированный, прошел в
молчании. Шан и Сип понимали, что каждое их слово ловят скрытые микрофоны
под-слушивающих устройств. Да и говорить не хотелось. Требовался крайний
шаг, и каждый должен был внут-ренне, в одиночку, решиться на него.
"Ты готов войти?" -- написал Сип на гербовом листе.
"Да. Но как?"
"Тирас ошибся. Дверь не у него, а здесь. В завеща-нии Урана говорится о
портрете с дефектом -- тре-щина слева, под сердцем".
"Это спасение".
"Идти надо немедленно. Сейчас".
"Я готов".
Сип взял электробритву, вынул лезвия и подошел к портрету. Он возился
долго, водя включенным меха-низмом по цветному камню вдоль и поперек. Под
пла-стинами мозаики что-то журчало, тихо щелкало и по-скрипывало.
"Вибромагнитный замок, -- догадался Шанин. -- Как просто! Полтораста
лет самую невероятную тайну человеческих поселений охранял элементарный
вибромагнитный замок..."
Окончив манипуляции, Сип аккуратно вставил на ме-сто лезвие, уложил
бритву в футляр и сунул в карман. Потом, подмигнув Шанину, уперся плечом в
плечо порт-рета.
Дверь не поддалась.
-- Сто пятьдесят лет, -- виновато проворчал Сип и налег сильнее. Но
стена оставалась стеной.
-- Я все-таки Шан, -- ободряюще улыбнулся Шанин и отстранил Сипа. Он
расставил ноги пошире, слегка присел и попробовал разогнуться, вминая в
стену плечо и правый бок. Когда-то в родном Причулымье он ва-лил плечом
сухостой без топора и пилы. Здесь не было прочной опоры. Ноги скользили по
пластпаркету, плечо елозило по зеркальной полировке. Каменный Кормчий не
хотел пускать в Башню. Шанин уперся в стену всей спиной и руками,
согнув-шись градусов под сорок к полу, и нажал так, что за-розовело в
глазах. Стена ожила. Сначала по ней словно пробежала лег-кая судорога. Потом
плоскости стены и портрета изме-нили положение: портрет с фоном медленно
уходил вглубь. Раздался тихий свист, потом шипение. Стало понятно, почему
дверь подается так туго -- между Башней и Вечным Дворцом не было
воздухообмена, а давление в Башне было выше, чем во Дворце.
Дверь открылась внезапно, вздохнув шумно и смач-но, словно сожалея о
секрете, который перестал быть секретом. Шан не успел разогнуться и, если бы
не Сип, вылетел бы в узкий прямоугольный проем. Оба стояли, не решаясь
войти. Башня дышала на них смрадом векового болота. В проем можно было
пройти только по одному. Пер-вым вошел Шанин.
6. СУД
-- Однако...
Только этим всезначным сибирским словцом и смог Шанин определить свое
первое впечатление от нутра Башни. Ибо предполагал он увидеть если не
чудеса, то все-таки нечто из ряда вон выходящее. И не увидел ров-ным счетом
ничего поначалу. Светлый проем двери за их спинами закрылся, и они очутились
в царстве тем-ноты, недвижной застойной тишины и резкой вони. Ка-залось,
здесь гнило само время, украденное в звездных морях мироздания и убитое в
каменном склепе.
Они попали из белой комнаты прямо на зыбкие сту-пеньки узкой, едва
пройти одному, металлической лест-ницы, прилепившейся к влажной стене.
Поручни с лег-ким наклоном уходили куда-то вверх и куда-то вниз. Шанин, не
зная, куда направиться, ухватился за них по-крепче.
-- Хотя бы какой-нибудь завалящий фонарик... Иначе мы угодим черт знает
куда... Мне что-то не нравится этот аромат...
Шанин слышал рядом частое дыхание Бина. Похоже, он тоже не знал, куда
идти, и всматривался в темноту, пытаясь найти решение.
-- Судя по всему, мы в главной отводной шах-те... Внизу должны быть
регенераторы. Вверху -- вен-тиляционные окна. И то и другое нам пока не
тре-буется...
-- А лестница?
-- Лестница, видимо, аварийная... По идее, она долж-на соединять уровни
Башни... А на каждом уровне дол-жен быть вход в подсобные помещения...
-- Сколько приблизительно уровней в Башне?
-- Не приблизительно, а точно -- двадцать четыре. Мы сейчас где-то
между восьмым и девятым... Но в та-кой темноте... Здесь наверняка было
освещение, то ли оно выключено, то ли лампы давно погорели все... Хотя бы
вокруг по стене посветить чем-либо...
-- У меня есть зажигалка.
-- И ты молчишь?
-- Я не молчу. Я пытаюсь ее найти.
Крошечная зажигалка-сувенир была чуть побольше ногтя большого пальца, и
сразу отыскать ее в объемис-тых карманах гвардейского мундира было непросто.
Да и загоралась она не пламенем, а веером сыпучих голу-бых искр.
Но едва Шанин нажал податливую головку и чах-лый кустик огня послушно
распустился в его руке, на пришельцев обрушился могучий световой удар.
Первое, что пронеслось в голове и заставило прижаться к сте-не, -- взрыв
метана или чего-то подобного, скопивше-гося над рукотворным болотом. Но шли
секунды, вспыш-ка не гасла, и не вздымалась ударная волна, круша и корежа
конструкции. Люди разогнулись, осторожно осматриваясь. Все вокруг горело.
Огромная пылающая труба, к стенке которой лепились они на ажурной паутинке
спиральной лестницы, выходила из света и уходила в свет. И опять нельзя было
разобрать что-либо ни вверху, ни внизу -- бестеневой свет заставлял
щурить-ся, но так же надежно скрывал общую картину, как и темнота.
-- Что это? -- Шанин повернулся к Бину, но тот раз-глядывал не шахту, а
свою ладонь. Ладонь светилась, а на мерцающей стене словно кто-то нарисовал
тушью черную пятерню.
-- Люминофор? Бин понюхал руку.
-- Сомневаюсь. Больше похоже на плесень. Плесень вековой выдержки. Твоя
зажигалка сработала как све-товой запал. А вот сейчас свечение начинает
убывать... Надо топать. Кажется, Кормчий не очень ревностно следит за
гигиеной своей обители... Впрочем, нам это на руку. Давай спускаться вниз.
Во-первых, спускаться лег-че, чем подниматься, а во-вторых, берлога по плану
рас-положена где-то на первых этажах.
Скользкая плесень на ступеньках и поручнях де-лала даже спуск медленным
и небезопасным. По пути выяснилась еще одна неутешительная деталь: на каждый
уровень действительно вели аварийные ходы, но вход-ные люки находились под
током, и отключить его со сто-роны шахты было невозможно.
-- Не могу понять одного, -- бурчал Шанин. -- К че-му такие излишества?
Судя по шахте, в Башне спокойно может разместиться небольшая армия... А
Кормчий предпочитает одиночество.
-- Раньше здесь и была армия. Армия телохрани-телей. Охрана жила в
Башне. Это была крепость с гар-низоном. Потом стала редеть и личная охрана:
ее посте-пенно заменяли механизмы и автоматика. Правитель Свиры успокоился
лишь тогда, когда смог остаться в одиночестве...
Дальше пути не было. Лестница обрывалась в полу-сотне метров над
массивной донной решеткой шахты. Плесень здесь лежала не сплошной пушистой
массой, как наверху, а разрослась причудливыми сугробами, де-ревьями,
кустарниками, оживающими при малейшем ду-новении.
-- Добавь-ка свету, Шан. А то фейерверк пошел на убыль...
Овальный люк первого яруса был немного больше остальных. Бин поднес к
разъемным рукояткам полюса своей универсальной вибробритвы. Послышалось
мер-ное гудение.
-- И этот под током. Десяток киловатт, не меньше. Достаточно
прикосновения, чтобы превратиться в под-горевший лангет...
-- Что же делать?
Бин ответил не сразу. Он долго возился в аварийном шкафчике рядом с
люком, выуживая из плесени какие-то замысловатые рогатины, крючья, гаечные
ключи, пи-лы и резаки.
-- Так я и думал. Все для механика и ничего для электромонтера. Когда
механик выходил в трубу, ток попросту выключали... Проклятье... Даже
резиновых перчаток нет... Он выудил наконец какую-то здоровенную
крестови-ну, похожую на швабру с металлическим ворсом.
-- Придется устроить короткое замыкание. Может быть, хоть на время
выбьет предохранитель и обесточит сеть... Больше ничего не моту придумать...
-- Это опасные шутки, Бин. Во-первых, остается пер-спектива стать
подгорелым лангетом, а во-вторых, по-является опасность врубить общую
тревогу.
-- Ты можешь предложить что-либо другое? Я зара-нее готов поступиться
приоритетом и принять твой план. Молчишь? Следовательно, других вариантов...
-- Погоди... Тихо!
За стеной шахты что-то происходило. Сначала по сте-не прошла едва
уловимая дрожь. Затем вибрация уси-лилась, и стали слышны какие-то
приглушенные нерав-номерные вздохи. Звуки становились ясней, дрожь пе-решла
в шум быстро приближающегося механизма, а вздохи -- в уханье открывающихся и
закрывающихся дверей.
Где-то совсем рядом захрипел битый-перебитый звонок.
Люк откинулся вниз, как щучья челюсть, обнажив убегающий в горло
накатанный рельсовый путь. По не-му навстречу Шану и Бину выкатился длинный
стол, заполненный пряно пахнущими замысловатыми блюда-ми, бутылками,
сифонами, графинами и тщательно, со вкусом сервированный.
-- Какая встреча!
-- Гм... Несколько неожиданное гостеприимство...
-- Хлеб-соль! Правитель, видимо, неплохо знаком с земными обычаями...
Чем мы ответим на приглаше-ние, Бин?
А Бин уже двинулся к столу. Но не успел он сделать и двух шагов, как
стол сделал движение, которым норовистый скакун сбрасывает седока, -- упал
на перед-ние ноги и взбрыкнул задними. Разноцветные подносы с яствами и
напитками полетели в шахту. Стол принял прежнее положение, снова всхрапнул
звонок, и... Бин успел вогнать в шарнирное крепление конец своей ро-гатины.
Завыли перенапряженные сервомоторы. Стол крупно дрожал, но сдвинуться с
места не смог. Рассер-женно хрипел звонок.
-- Прошу садиться. Такси в преисподнюю подано! Бин ловко вскочил на
крышку люка, а с нее -- на стол.
-- Скорее!
Шан принял протянутую руку и тоже очутился на столе.
-- Пожалуй, лежа, лучше...
-- А-а. Особенно если держаться за поручень, кото-рый словно специально
сделан для нас с тобой... Готов?
-- По-моему, готов.
-- Поехали!
Бин рывком вытащил рогатину из шарнира. Катки с визгом пробуксовали по
рельсам, стол дернулся раз, другой, словно примеривался к неожиданной
тяжести на спине, неуверенно двинулся вперед.
-- Давай, родной, давай... Не стесняйся, мы держим-ся крепко... Смотри,
Бин, слушается!
Стол с каждым метром прибавлял скорость. Лязг-нул сзади закрывшийся
люк, и одновременно погас свет.
-- Опять темнота... Может быть, хозяин боится света?
-- Не думаю. Просто свет здесь не нужен. Это грузовой путь. Точнее,
путь, которым остатки трапе-зы эвакуируются из апартаментов хозяина в
регене-ратор.
-- Я бы не сказал, что это были остатки... К столу даже не прикасались.
-- Верно. У хозяина плохой аппетит. И он отправил всю эту роскошь в
утиль...
-- Или роскошь отправилась в утиль самостоятельно, выждав положенное
время.
-- Второй вариант мне лично нравится больше...
-- Потому что он освобождает от необходимости объяснять свое появление
Великому Кормчему?
-- Именно. Он дает шанс осмотреться.
-- Ты прав. Будем надеяться.
Путешествие было довольно долгим, но однообраз-ным. Время от времени
над ними вспыхивали светиль-ники, но в их мертвом свете вставала всегда одна
и та же картина: штрек, опутанный толстыми кабелями в цветной изоляции, и
броневая плита, закрывающая путь вперед. Из плиты выглядывал синий глазок
объ-ектива и, забавно ворочаясь в упорах, изучал стол от катков до крышки.
Дойдя до верхней кромки, он снова прятался в плите. То, что было на крышке
стола, его не интересовало.
Плита поднималась и опускалась, пропуская опо-знанный механизм, свет
гас, и "такси в преисподнюю" продолжало путь. Этот путь привел их в
просторный зал, залитый спо-койным матовым светом и заполненный ароматами
све-жей, хорошо приготовленной пищи. Кухня правителя сверкала чистотой
зеркального металла и полированного пластика. Ее оборудованию позавидовала
бы хорошая химическая лаборатория. В герметичных кубах, котлах, змеевиках
вершилось таинство кулинарного искусства, трепетали зеленые змейки на
экранах осциллографов, праздничными гирляндами загорались и гасли
индика-торы датчиков, гудели на разные голоса большие и ма-лые компьютеры.
На стене поблескивали часы с ци-ферблатом. Цифры 8, 11, 3, 5 были красные,
остальные черные. Часы показывали без десяти одиннадцать.
-- Судя по всему, через десять минут второй завтрак. Не позаимствовать
ли нам что-либо из рациона правителя? Или мы обидим хозяина? Как, Бин?
-- Я думаю, голодный желудок только подогревает пыл исследователя. Хотя
приобщиться к столу правите-ля я хотел бы. Из чисто познавательных
соображений.
На другом конце зала, к немалому своему удивле-нию, они обнаружили
точно такой же рельсовый путь и стол, ожидающий заправки.
-- Выходит, Правитель не один. Бин пожал плечами.
Иного выхода, кроме столовых люков, из кухни не было. И здесь люки были
под током, как и в шахте. Бин развел руками.
-- Ничего не остается, как пожаловать к главному людоеду Свиры прямо на
стол под видом жаркого. Если учесть, что у нас нет оружия...
-- У нас есть фактор внезапности.
-- Ты уверен, Шан? Ты можешь поручиться, что правитель не следит за
нами с помощью всей этой элек-тронной штуковины с первых шагов появления в
его царстве?
Настала очередь Шанина пожать плечами. Тем временем часы подошли к
одиннадцати. Сереб-ристая лента конвейера пришла в движение. На растру-бах с
цифрами замигали контрольные лампочки. Из од-ного раструба выполз на
конвейер поднос с рыбными и мясными закусками, из другого -- сифон во льду,
из третьего -- кофейный прибор в прозрачном термостате. Последней на
серебристую ленту вошла огромная фрук-товая ваза.
-- Силайские яблоки... Если верить преданиям -- любимое лакомство
Великого Кормчего...
-- Попробуем?
-- Не хочется. А впрочем...
Стол тронулся тихо, и люк отворился бесшумно, и рельсы вели не по
темному штреку, а по широкому ко-ридору со сводчатым потолком. Пол,
свободный от рель-сов, был застлан пластковровой дорожкой с изрядно потертым
ворсом -- по дорожке часто ходили.
Шанин надкусил небесно-синее продолговатое ябло-ко с некоторой опаской
-- фрукты на Свире по вкусу мало отличались от земных, но этот сорт он
пробовал впервые.
Голубая мякоть обожгла рот пряным холодом, как ледышка. Шанин
приготовился жевать ее долго и тща-тельно, ибо ломтик казался упругим и
твердым. Но едва зубы его успели коснуться яблочной плоти, как она брызнула
во все стороны жгуче-сладким пенистым со-ком, а во рту осталась скользкая
желеобразная масса, которую можно было глотать не жуя.
Шанин съел одно яблоко, второе, третье -- что же, вкус у правителя
недурен, однако...
Казалось, рельсы уходят в тупиковую стену, и стол неизбежно наткнется
на нее, но в последний момент стена поднялась и опустилась уже за спиной
незваных гостей. Стол замер. Шанин, слегка обалдевший от всех этих
путеше-ствий по шахтам, мусоропроводам, кухням-автоматам, внутренне
подобрался и напрягся. Сомнений быть не могло -- теперь они находились в
самом жилище пра-вителя, в его интимном приюте, в его личной столовой.
Очень богатая, точнее -- невероятно богатая ком-ната, обшитая
сандаловым деревом. Картины, золотая люстра на потолке. Инкрустированный
каменьями стол и тяжелый стул с высокой спинкой. И даже имитация окна с
кружевными пышными занавесками. Словно ты не-понятным образом очутился
далеко от Дромы н ее беза-лаберной жизни, в старом королевском замке,
брошен-ном правителями.
На Бина напала какая-то оторопь. Он застыл, тяже-ло опираясь на свою
рогатину, белая маска вместо лица -- и неотрывно смотрел на дверь в коридор.
-- Шан... Можешь меня презирать, можешь надо мной издеваться, но я не
могу... Не могу... Сейчас он войдет... Он войдет в эту дверь... Я не могу...
Это выше меня.
Шан положил ему руку на плечо, успокаивая.
-- Тебе смешно, Шан? Это должно быть очень смешно...
-- Мне не смешно, Бин. Я понимаю тебя.
-- Это невозможно понять. Это можно только чув-ствовать. Это не страх,
нет -- другое... Мне кажется - он войдет, и все кончится -- я, ты, Свира,
Вселенная, -- потому что мы узнаем что-то, что убьет саму жизнь... Все
лопнет, взорвется, исчезнет... Потому что ни в чем не останется ни капли
смысла...
-- Разве Кормчий дает смысл жизни, Бин?
-- Я знаю, что я говорю чушь... Но я не могу...
-- Давай перекусим, Бин, в ожидании хозяина... Эти кухонные запахи
разбудили во мне зверя...
Шанин переставил подносы на деревянный стол. Бин взял несколько яблок,
землянин решил подкрепиться по-основательней: налил себе чашку густого кофе
и с аппе-титом уничтожил какую-то птичку в приятном сладко-вато-кислом
янтарном соусе. Поскольку, кроме стула, в комнате не было другой мебели,
пришлось есть стоя. За-нимать хозяйское место было невежливо. Время шло. В
столовую никто не входил.
-- Первый завтрак остался нетронутым. Судя по всему, второй постигнет
та же участь... Или хозяин слишком поздно встает, или... Или он вообще не
ест...
-- Ты забываешь, Шан, о втором столе. Если одно-временно сервируется
два стола, значит, есть две столо-вые, и две... не знаю, как назвать...
квартиры, что ли. Может быть, хозяин сейчас в другой столовой?
-- Пойдем, Бин? Ты готов?
-- Да. Прости за слабость. Только... иди вперед, Шан. Так будет лучше,
За дощатой дверью оказалась небольшая прихожая, набитая изысканными
вещами, если не считать вешалки из саблевидных рогов двугорбого козла. На
вешалке ви-сел долгополый голубой плащ с меховой оторочкой и зо-лотым
топором на рукаве.
А под вешалкой -- совсем некстати -- валялись стремянка и заступ.
Кроме двери из столовой, в прихожей было еще две. За одной из них
оказалась кабина лифта на все два-дцать четыре уровня. А за другой...
-- Он здесь... Это его плащ.
Шанин шагнул было к двери, но Бин задержал его.
-- Подожди. Теперь я. Я должен. Я должен побе-дить в себе раба. Иначе я
никогда не прощу себе. Име-нем деда, именем отца, именем матери... Я пришел!
Бин рывком распахнул дверь и шагнул в комнату.
Шанин не понял, что заставило Бина остановиться на полушаге. Эта
комната тоже напоминала пустую двор-цовую залу. Но когда, обежав глазами
резную деревянную кро-вать под кружевным покрывалом, роскошный письмен-ный
стол с золотой настольной лампой и большую, во всю стену, картину, он
перевел взгляд вниз, -- по спине пробежал холодок.
У ног в полу чернело квадратное отверстие. А на дне ямы, на глубине в
полтора человеческих роста, лежал скелет в парадном хитоне Великого
Кормчего.
Бин опустился на колено, осматривая пол. Тронул что-то коричневое,
окаменевшее.
Яблоко... Силайское яблоко...
Оксиген Аш думал о Кокиле Уране.
Он расхохотался в лицо смертнику, услышав угрозу. Он не поверил
художнику. Как все мелкие и подлые люди, Великий Кормчий был убежден в
мелочности и подлости всех живущих. Он верил во всемогущество страха,
лишающего сопротивления, и делал все, чтобы страх перед именем Кормчего не
ослабевал. Он не боял-ся суда совести, ибо считал совесть синонимом
слабости.
Он не боялся даже таинственных посланий, хотя и знал, что за подсказки
рано или поздно придется пла-тить, -- он был уверен, что в последнюю минуту
сумеет перехитрить проницательных.Встранномслоге безымянных записок он
чувствовал нечто родственное -- не по крови, а по системе ценностей, по
взгляду на жизнь, по стилю поступков. В минуты хорошего на-строения он даже
симпатизировал своему безликому врагу-союзнику. Он ценил тех, кто понимает
вкус предательства.
Получив от Кокиля Урана Вечный Дворец со ска-зочной Башней и похоронив
его секреты вместе с ге-ниальным архитектором, Оксиген Аш упивался своим
всемогуществом и неуязвимостью. Из своего рабочего кабинета он мог видеть и
слышать все, что происходит в самых тайных закоулках Дворца. Скрытые
телекаме-ры переносили хозяина на площади и улицы Дромы. Лифты в двойных
стенах и электрокары в подземных коридорах могли в несколько минут сделать
мнимое присутствие истинным. Ему нравилось неожиданно воз-никать за спинами
заседающих министров или на ска-меечке городского сквера и бесследно
исчезать на гла-зах подданных, окаменевших от ужаса и благоговения.
Правда, ему все больше и больше докучали дела. Но тут помогла детская
любовь к оригинальным само-делкам. Из трех "вечных маятников", табулятора и
пишущей электромашинки он соорудил себе "механи-ческого секретаря", который
лихо шлепал подписи на всем, что приносил в кабинет конвейер пневмопочты.
Это освободило Кормчего от черной работы, оставив время для всепланетных
мыслей и проектов, а также для отдыха и развлечений.
Оксиген Аш набил Башню личной охраной из отбор-ных фанатиков и
замкнулся в ней. Внешний мир приоб-рел безопасную форму телевизионной
картинки, а пра-витель 0'бщался с ним только на языке донесений и при-казов.
Он разработал для своих министров и мини-стерств единый образец решения,
который единообразно визировал -- "да", "нет", "отложить".
Это было мрачное и скучное могущество, но все же могущество.
Однажды в Правителя выстрелил спятивший тело-хранитель, которому начали
являться привидения. Окси-ген Аш был ранен в плечо, а телохранитель укокошил
двенадцать своих коллег, пока его самого не изреше-тили очередью из
пулемета. Человеческая психика ока-залась ненадежным элементом в системе
-- Завтра он будет здесь.
-- Горой или саквояж?
-- Саквояж. А Горон...
Шанин с удивлением смотрел, как медленно отли-вает кровь от лица
всевластного министра, как в глу-бине серых уверенных глаз прорастают страх
и расте-рянность. На шее вздулись, запульсировали две витые жилы, и с каждым
толчком пульса уходила упругая сила из его тела -- уже не атакующий боксер,
а струсив-ший мальчишка мялся перед Шаном и Сипом.
Шанин оглянулся. В распахнутых створках тайного бокса стоял Мос.
-- Что же ты замолчал, Тирас? Продолжай. Где брат наш Горон?
-- Разве я сторож Горону?
-- У тебя хорошая память, Тирас. Ты хорошо по-мнишь все и вся. Но ты
забыл сказать мне, что встре-чаешься с гостями сегодня.
-- Я думал, ты в Силае...
-- Да, ты хотел, чтобы я был в Силае сегодня. Вче-ра ты послал меня к
Горону за красным саквояжем, уже зная, что я не застану ни Горона, ни
саквояжа.
-- Горон слишком любил серебряные...
-- Горон мог проболтаться мне о том, что в саквоя-же. И ты убрал его.
-- Я думал о судьбе Ордена...
-- Нет, Тирас, ты думал о себе.
-- Именем Ока...
-- От имени Ока говорю только я!
Даже Бин, привыкший с детства к двуликости своих сограждан, слушая
неожиданную интермедию, оторопел: великолепный Тирас, гроза и проклятье
Свиры, вели-кий инквизитор, задумавший свержение Кормчего, дро-жал перед
простым техником. А Мос, в потертом рабо-чем комбинезоне, пучил свою
резиновую грудь, и круг-лую шейку его тоже облегала золотая цепь, но на этой
цепочке болтался не золотой треугольник, а круглый черный агат.
Тирас зачарованно следил за руками Моса. Старший техник достал из
нагрудного кармана еще одну цепоч-ку -- с треугольником.
-- Знак Горона... Ты сам убрал Горона, Мос! Рань-ше меня!
-- Нет, Тирас, -- пухло выгнулись губки старшего техника. -- Я просто
подождал, пока твои люди сделают свое дело. И прижал их на месте... Ты уже
не имеешь этих людей, Тирас. Они мои. И могут подтвердить пе-ред всем
Орденом, что Горона приказал убить ты.
Пальцы Моса ловко отстегнули треугольник от це-почки и, произведя
неуловимо быструю манипуляцию, вставили треугольник в агат. Нагруди техника
засверкалаполовиназолотогоглазасчерным зрачком.
-- Око... -- выдохнул Тирас. -- Вечное Око...
-- Нет, это еще не Око. Здесь не хватает твоего треугольника, Тирас.
-- Ты не сделаешь этого, Мос! Это вопреки Тра-диции!
-- Ты же имеешь хорошую память, Тирас! В Тради-ции сказано: один в
трех, как трое в одном... Трое в одном!
-- Мос, я объясню тебе все! У меня есть план! Этим младенцам из
Внешнего мира я морочил голову! Я ска-жу тебе все-все до конца, клянусь
Оком! Пойдем ко мне, я все расскажу!
-- Я не злопамятен, министр милосердия... Я чело-век простой... Пойдем
к тебе -- только без голубых фокусов, ладно? Ты иди, иди, а я с младенцами
имею желанье сказать пару слов...
Тирас ушел за стену, пятясь, словно боялся подста-вить спину
недоделанному золотому Оку. И Мос по-вернулся к Шану только тогда, когда
стена закрылась.
-- Вчера я не смог прийти, дорогие гости. Очень извиняюсь. Но мы
все-таки встретились. И красный че-моданчик все-таки у меня. Не тот,
поддельный, содер-жимое которого вы спрятали в буфете на ипподроме, а
настоящий, с ключами от Башни. Спасибо за корешок, добрый женьшень,
настоящий. Так-то, Шан...
-- Слушай, Мос, я впопыхах сунул туда и свою элек-тробритву...
-- Знаю, Сип, знаю. Побриться хочешь? Сейчас те-бе принесут твою
машину, побрейся. У нас разговор по душам будет, долгий. Говорил я вам сразу
-- не свя-зывайтесь с Тирасом, зачем он вам? Я человек простой, отходчивый.
А Тирас зачерствел, озлился на работе -- работа такая. Мы с вами быстро
столкуемся, верно. Шан?
-- Я еще не завтракал, Мос.
-- Ах, Тирас, Тирас... Не умеет принимать гостей. Ну да вы не
беспокойтесь. Отдохните, побрейтесь, по-кушайте... А через часик и я вас
потревожу, прошу из-винения. Ну, оставайтесь. Поскучайте. Хода отсюда
ни-куда нет...
Пока Сип брился, Шан обследовал их новый приют.
Ничего особенного в белой комнате не было. Она с успе-хом сошла бы за
гостиничный номер, больничный изо-лятор или тюремную камеру, если бы не
отсутствие дверей. У комнаты не было ни входа, ни выхода. В ком-нату
попадали через раздвигающиеся стены. А как по-кидали? И можно ли было вообще
покинуть эту ком-нату по доброй воле?
Завтрак, прекрасно приготовленный и роскошно сер-вированный, прошел в
молчании. Шан и Сип понимали, что каждое их слово ловят скрытые микрофоны
под-слушивающих устройств. Да и говорить не хотелось. Требовался крайний
шаг, и каждый должен был внут-ренне, в одиночку, решиться на него.
"Ты готов войти?" -- написал Сип на гербовом листе.
"Да. Но как?"
"Тирас ошибся. Дверь не у него, а здесь. В завеща-нии Урана говорится о
портрете с дефектом -- тре-щина слева, под сердцем".
"Это спасение".
"Идти надо немедленно. Сейчас".
"Я готов".
Сип взял электробритву, вынул лезвия и подошел к портрету. Он возился
долго, водя включенным меха-низмом по цветному камню вдоль и поперек. Под
пла-стинами мозаики что-то журчало, тихо щелкало и по-скрипывало.
"Вибромагнитный замок, -- догадался Шанин. -- Как просто! Полтораста
лет самую невероятную тайну человеческих поселений охранял элементарный
вибромагнитный замок..."
Окончив манипуляции, Сип аккуратно вставил на ме-сто лезвие, уложил
бритву в футляр и сунул в карман. Потом, подмигнув Шанину, уперся плечом в
плечо порт-рета.
Дверь не поддалась.
-- Сто пятьдесят лет, -- виновато проворчал Сип и налег сильнее. Но
стена оставалась стеной.
-- Я все-таки Шан, -- ободряюще улыбнулся Шанин и отстранил Сипа. Он
расставил ноги пошире, слегка присел и попробовал разогнуться, вминая в
стену плечо и правый бок. Когда-то в родном Причулымье он ва-лил плечом
сухостой без топора и пилы. Здесь не было прочной опоры. Ноги скользили по
пластпаркету, плечо елозило по зеркальной полировке. Каменный Кормчий не
хотел пускать в Башню. Шанин уперся в стену всей спиной и руками,
согнув-шись градусов под сорок к полу, и нажал так, что за-розовело в
глазах. Стена ожила. Сначала по ней словно пробежала лег-кая судорога. Потом
плоскости стены и портрета изме-нили положение: портрет с фоном медленно
уходил вглубь. Раздался тихий свист, потом шипение. Стало понятно, почему
дверь подается так туго -- между Башней и Вечным Дворцом не было
воздухообмена, а давление в Башне было выше, чем во Дворце.
Дверь открылась внезапно, вздохнув шумно и смач-но, словно сожалея о
секрете, который перестал быть секретом. Шан не успел разогнуться и, если бы
не Сип, вылетел бы в узкий прямоугольный проем. Оба стояли, не решаясь
войти. Башня дышала на них смрадом векового болота. В проем можно было
пройти только по одному. Пер-вым вошел Шанин.
6. СУД
-- Однако...
Только этим всезначным сибирским словцом и смог Шанин определить свое
первое впечатление от нутра Башни. Ибо предполагал он увидеть если не
чудеса, то все-таки нечто из ряда вон выходящее. И не увидел ров-ным счетом
ничего поначалу. Светлый проем двери за их спинами закрылся, и они очутились
в царстве тем-ноты, недвижной застойной тишины и резкой вони. Ка-залось,
здесь гнило само время, украденное в звездных морях мироздания и убитое в
каменном склепе.
Они попали из белой комнаты прямо на зыбкие сту-пеньки узкой, едва
пройти одному, металлической лест-ницы, прилепившейся к влажной стене.
Поручни с лег-ким наклоном уходили куда-то вверх и куда-то вниз. Шанин, не
зная, куда направиться, ухватился за них по-крепче.
-- Хотя бы какой-нибудь завалящий фонарик... Иначе мы угодим черт знает
куда... Мне что-то не нравится этот аромат...
Шанин слышал рядом частое дыхание Бина. Похоже, он тоже не знал, куда
идти, и всматривался в темноту, пытаясь найти решение.
-- Судя по всему, мы в главной отводной шах-те... Внизу должны быть
регенераторы. Вверху -- вен-тиляционные окна. И то и другое нам пока не
тре-буется...
-- А лестница?
-- Лестница, видимо, аварийная... По идее, она долж-на соединять уровни
Башни... А на каждом уровне дол-жен быть вход в подсобные помещения...
-- Сколько приблизительно уровней в Башне?
-- Не приблизительно, а точно -- двадцать четыре. Мы сейчас где-то
между восьмым и девятым... Но в та-кой темноте... Здесь наверняка было
освещение, то ли оно выключено, то ли лампы давно погорели все... Хотя бы
вокруг по стене посветить чем-либо...
-- У меня есть зажигалка.
-- И ты молчишь?
-- Я не молчу. Я пытаюсь ее найти.
Крошечная зажигалка-сувенир была чуть побольше ногтя большого пальца, и
сразу отыскать ее в объемис-тых карманах гвардейского мундира было непросто.
Да и загоралась она не пламенем, а веером сыпучих голу-бых искр.
Но едва Шанин нажал податливую головку и чах-лый кустик огня послушно
распустился в его руке, на пришельцев обрушился могучий световой удар.
Первое, что пронеслось в голове и заставило прижаться к сте-не, -- взрыв
метана или чего-то подобного, скопивше-гося над рукотворным болотом. Но шли
секунды, вспыш-ка не гасла, и не вздымалась ударная волна, круша и корежа
конструкции. Люди разогнулись, осторожно осматриваясь. Все вокруг горело.
Огромная пылающая труба, к стенке которой лепились они на ажурной паутинке
спиральной лестницы, выходила из света и уходила в свет. И опять нельзя было
разобрать что-либо ни вверху, ни внизу -- бестеневой свет заставлял
щурить-ся, но так же надежно скрывал общую картину, как и темнота.
-- Что это? -- Шанин повернулся к Бину, но тот раз-глядывал не шахту, а
свою ладонь. Ладонь светилась, а на мерцающей стене словно кто-то нарисовал
тушью черную пятерню.
-- Люминофор? Бин понюхал руку.
-- Сомневаюсь. Больше похоже на плесень. Плесень вековой выдержки. Твоя
зажигалка сработала как све-товой запал. А вот сейчас свечение начинает
убывать... Надо топать. Кажется, Кормчий не очень ревностно следит за
гигиеной своей обители... Впрочем, нам это на руку. Давай спускаться вниз.
Во-первых, спускаться лег-че, чем подниматься, а во-вторых, берлога по плану
рас-положена где-то на первых этажах.
Скользкая плесень на ступеньках и поручнях де-лала даже спуск медленным
и небезопасным. По пути выяснилась еще одна неутешительная деталь: на каждый
уровень действительно вели аварийные ходы, но вход-ные люки находились под
током, и отключить его со сто-роны шахты было невозможно.
-- Не могу понять одного, -- бурчал Шанин. -- К че-му такие излишества?
Судя по шахте, в Башне спокойно может разместиться небольшая армия... А
Кормчий предпочитает одиночество.
-- Раньше здесь и была армия. Армия телохрани-телей. Охрана жила в
Башне. Это была крепость с гар-низоном. Потом стала редеть и личная охрана:
ее посте-пенно заменяли механизмы и автоматика. Правитель Свиры успокоился
лишь тогда, когда смог остаться в одиночестве...
Дальше пути не было. Лестница обрывалась в полу-сотне метров над
массивной донной решеткой шахты. Плесень здесь лежала не сплошной пушистой
массой, как наверху, а разрослась причудливыми сугробами, де-ревьями,
кустарниками, оживающими при малейшем ду-новении.
-- Добавь-ка свету, Шан. А то фейерверк пошел на убыль...
Овальный люк первого яруса был немного больше остальных. Бин поднес к
разъемным рукояткам полюса своей универсальной вибробритвы. Послышалось
мер-ное гудение.
-- И этот под током. Десяток киловатт, не меньше. Достаточно
прикосновения, чтобы превратиться в под-горевший лангет...
-- Что же делать?
Бин ответил не сразу. Он долго возился в аварийном шкафчике рядом с
люком, выуживая из плесени какие-то замысловатые рогатины, крючья, гаечные
ключи, пи-лы и резаки.
-- Так я и думал. Все для механика и ничего для электромонтера. Когда
механик выходил в трубу, ток попросту выключали... Проклятье... Даже
резиновых перчаток нет... Он выудил наконец какую-то здоровенную
крестови-ну, похожую на швабру с металлическим ворсом.
-- Придется устроить короткое замыкание. Может быть, хоть на время
выбьет предохранитель и обесточит сеть... Больше ничего не моту придумать...
-- Это опасные шутки, Бин. Во-первых, остается пер-спектива стать
подгорелым лангетом, а во-вторых, по-является опасность врубить общую
тревогу.
-- Ты можешь предложить что-либо другое? Я зара-нее готов поступиться
приоритетом и принять твой план. Молчишь? Следовательно, других вариантов...
-- Погоди... Тихо!
За стеной шахты что-то происходило. Сначала по сте-не прошла едва
уловимая дрожь. Затем вибрация уси-лилась, и стали слышны какие-то
приглушенные нерав-номерные вздохи. Звуки становились ясней, дрожь пе-решла
в шум быстро приближающегося механизма, а вздохи -- в уханье открывающихся и
закрывающихся дверей.
Где-то совсем рядом захрипел битый-перебитый звонок.
Люк откинулся вниз, как щучья челюсть, обнажив убегающий в горло
накатанный рельсовый путь. По не-му навстречу Шану и Бину выкатился длинный
стол, заполненный пряно пахнущими замысловатыми блюда-ми, бутылками,
сифонами, графинами и тщательно, со вкусом сервированный.
-- Какая встреча!
-- Гм... Несколько неожиданное гостеприимство...
-- Хлеб-соль! Правитель, видимо, неплохо знаком с земными обычаями...
Чем мы ответим на приглаше-ние, Бин?
А Бин уже двинулся к столу. Но не успел он сделать и двух шагов, как
стол сделал движение, которым норовистый скакун сбрасывает седока, -- упал
на перед-ние ноги и взбрыкнул задними. Разноцветные подносы с яствами и
напитками полетели в шахту. Стол принял прежнее положение, снова всхрапнул
звонок, и... Бин успел вогнать в шарнирное крепление конец своей ро-гатины.
Завыли перенапряженные сервомоторы. Стол крупно дрожал, но сдвинуться с
места не смог. Рассер-женно хрипел звонок.
-- Прошу садиться. Такси в преисподнюю подано! Бин ловко вскочил на
крышку люка, а с нее -- на стол.
-- Скорее!
Шан принял протянутую руку и тоже очутился на столе.
-- Пожалуй, лежа, лучше...
-- А-а. Особенно если держаться за поручень, кото-рый словно специально
сделан для нас с тобой... Готов?
-- По-моему, готов.
-- Поехали!
Бин рывком вытащил рогатину из шарнира. Катки с визгом пробуксовали по
рельсам, стол дернулся раз, другой, словно примеривался к неожиданной
тяжести на спине, неуверенно двинулся вперед.
-- Давай, родной, давай... Не стесняйся, мы держим-ся крепко... Смотри,
Бин, слушается!
Стол с каждым метром прибавлял скорость. Лязг-нул сзади закрывшийся
люк, и одновременно погас свет.
-- Опять темнота... Может быть, хозяин боится света?
-- Не думаю. Просто свет здесь не нужен. Это грузовой путь. Точнее,
путь, которым остатки трапе-зы эвакуируются из апартаментов хозяина в
регене-ратор.
-- Я бы не сказал, что это были остатки... К столу даже не прикасались.
-- Верно. У хозяина плохой аппетит. И он отправил всю эту роскошь в
утиль...
-- Или роскошь отправилась в утиль самостоятельно, выждав положенное
время.
-- Второй вариант мне лично нравится больше...
-- Потому что он освобождает от необходимости объяснять свое появление
Великому Кормчему?
-- Именно. Он дает шанс осмотреться.
-- Ты прав. Будем надеяться.
Путешествие было довольно долгим, но однообраз-ным. Время от времени
над ними вспыхивали светиль-ники, но в их мертвом свете вставала всегда одна
и та же картина: штрек, опутанный толстыми кабелями в цветной изоляции, и
броневая плита, закрывающая путь вперед. Из плиты выглядывал синий глазок
объ-ектива и, забавно ворочаясь в упорах, изучал стол от катков до крышки.
Дойдя до верхней кромки, он снова прятался в плите. То, что было на крышке
стола, его не интересовало.
Плита поднималась и опускалась, пропуская опо-знанный механизм, свет
гас, и "такси в преисподнюю" продолжало путь. Этот путь привел их в
просторный зал, залитый спо-койным матовым светом и заполненный ароматами
све-жей, хорошо приготовленной пищи. Кухня правителя сверкала чистотой
зеркального металла и полированного пластика. Ее оборудованию позавидовала
бы хорошая химическая лаборатория. В герметичных кубах, котлах, змеевиках
вершилось таинство кулинарного искусства, трепетали зеленые змейки на
экранах осциллографов, праздничными гирляндами загорались и гасли
индика-торы датчиков, гудели на разные голоса большие и ма-лые компьютеры.
На стене поблескивали часы с ци-ферблатом. Цифры 8, 11, 3, 5 были красные,
остальные черные. Часы показывали без десяти одиннадцать.
-- Судя по всему, через десять минут второй завтрак. Не позаимствовать
ли нам что-либо из рациона правителя? Или мы обидим хозяина? Как, Бин?
-- Я думаю, голодный желудок только подогревает пыл исследователя. Хотя
приобщиться к столу правите-ля я хотел бы. Из чисто познавательных
соображений.
На другом конце зала, к немалому своему удивле-нию, они обнаружили
точно такой же рельсовый путь и стол, ожидающий заправки.
-- Выходит, Правитель не один. Бин пожал плечами.
Иного выхода, кроме столовых люков, из кухни не было. И здесь люки были
под током, как и в шахте. Бин развел руками.
-- Ничего не остается, как пожаловать к главному людоеду Свиры прямо на
стол под видом жаркого. Если учесть, что у нас нет оружия...
-- У нас есть фактор внезапности.
-- Ты уверен, Шан? Ты можешь поручиться, что правитель не следит за
нами с помощью всей этой элек-тронной штуковины с первых шагов появления в
его царстве?
Настала очередь Шанина пожать плечами. Тем временем часы подошли к
одиннадцати. Сереб-ристая лента конвейера пришла в движение. На растру-бах с
цифрами замигали контрольные лампочки. Из од-ного раструба выполз на
конвейер поднос с рыбными и мясными закусками, из другого -- сифон во льду,
из третьего -- кофейный прибор в прозрачном термостате. Последней на
серебристую ленту вошла огромная фрук-товая ваза.
-- Силайские яблоки... Если верить преданиям -- любимое лакомство
Великого Кормчего...
-- Попробуем?
-- Не хочется. А впрочем...
Стол тронулся тихо, и люк отворился бесшумно, и рельсы вели не по
темному штреку, а по широкому ко-ридору со сводчатым потолком. Пол,
свободный от рель-сов, был застлан пластковровой дорожкой с изрядно потертым
ворсом -- по дорожке часто ходили.
Шанин надкусил небесно-синее продолговатое ябло-ко с некоторой опаской
-- фрукты на Свире по вкусу мало отличались от земных, но этот сорт он
пробовал впервые.
Голубая мякоть обожгла рот пряным холодом, как ледышка. Шанин
приготовился жевать ее долго и тща-тельно, ибо ломтик казался упругим и
твердым. Но едва зубы его успели коснуться яблочной плоти, как она брызнула
во все стороны жгуче-сладким пенистым со-ком, а во рту осталась скользкая
желеобразная масса, которую можно было глотать не жуя.
Шанин съел одно яблоко, второе, третье -- что же, вкус у правителя
недурен, однако...
Казалось, рельсы уходят в тупиковую стену, и стол неизбежно наткнется
на нее, но в последний момент стена поднялась и опустилась уже за спиной
незваных гостей. Стол замер. Шанин, слегка обалдевший от всех этих
путеше-ствий по шахтам, мусоропроводам, кухням-автоматам, внутренне
подобрался и напрягся. Сомнений быть не могло -- теперь они находились в
самом жилище пра-вителя, в его интимном приюте, в его личной столовой.
Очень богатая, точнее -- невероятно богатая ком-ната, обшитая
сандаловым деревом. Картины, золотая люстра на потолке. Инкрустированный
каменьями стол и тяжелый стул с высокой спинкой. И даже имитация окна с
кружевными пышными занавесками. Словно ты не-понятным образом очутился
далеко от Дромы н ее беза-лаберной жизни, в старом королевском замке,
брошен-ном правителями.
На Бина напала какая-то оторопь. Он застыл, тяже-ло опираясь на свою
рогатину, белая маска вместо лица -- и неотрывно смотрел на дверь в коридор.
-- Шан... Можешь меня презирать, можешь надо мной издеваться, но я не
могу... Не могу... Сейчас он войдет... Он войдет в эту дверь... Я не могу...
Это выше меня.
Шан положил ему руку на плечо, успокаивая.
-- Тебе смешно, Шан? Это должно быть очень смешно...
-- Мне не смешно, Бин. Я понимаю тебя.
-- Это невозможно понять. Это можно только чув-ствовать. Это не страх,
нет -- другое... Мне кажется - он войдет, и все кончится -- я, ты, Свира,
Вселенная, -- потому что мы узнаем что-то, что убьет саму жизнь... Все
лопнет, взорвется, исчезнет... Потому что ни в чем не останется ни капли
смысла...
-- Разве Кормчий дает смысл жизни, Бин?
-- Я знаю, что я говорю чушь... Но я не могу...
-- Давай перекусим, Бин, в ожидании хозяина... Эти кухонные запахи
разбудили во мне зверя...
Шанин переставил подносы на деревянный стол. Бин взял несколько яблок,
землянин решил подкрепиться по-основательней: налил себе чашку густого кофе
и с аппе-титом уничтожил какую-то птичку в приятном сладко-вато-кислом
янтарном соусе. Поскольку, кроме стула, в комнате не было другой мебели,
пришлось есть стоя. За-нимать хозяйское место было невежливо. Время шло. В
столовую никто не входил.
-- Первый завтрак остался нетронутым. Судя по всему, второй постигнет
та же участь... Или хозяин слишком поздно встает, или... Или он вообще не
ест...
-- Ты забываешь, Шан, о втором столе. Если одно-временно сервируется
два стола, значит, есть две столо-вые, и две... не знаю, как назвать...
квартиры, что ли. Может быть, хозяин сейчас в другой столовой?
-- Пойдем, Бин? Ты готов?
-- Да. Прости за слабость. Только... иди вперед, Шан. Так будет лучше,
За дощатой дверью оказалась небольшая прихожая, набитая изысканными
вещами, если не считать вешалки из саблевидных рогов двугорбого козла. На
вешалке ви-сел долгополый голубой плащ с меховой оторочкой и зо-лотым
топором на рукаве.
А под вешалкой -- совсем некстати -- валялись стремянка и заступ.
Кроме двери из столовой, в прихожей было еще две. За одной из них
оказалась кабина лифта на все два-дцать четыре уровня. А за другой...
-- Он здесь... Это его плащ.
Шанин шагнул было к двери, но Бин задержал его.
-- Подожди. Теперь я. Я должен. Я должен побе-дить в себе раба. Иначе я
никогда не прощу себе. Име-нем деда, именем отца, именем матери... Я пришел!
Бин рывком распахнул дверь и шагнул в комнату.
Шанин не понял, что заставило Бина остановиться на полушаге. Эта
комната тоже напоминала пустую двор-цовую залу. Но когда, обежав глазами
резную деревянную кро-вать под кружевным покрывалом, роскошный письмен-ный
стол с золотой настольной лампой и большую, во всю стену, картину, он
перевел взгляд вниз, -- по спине пробежал холодок.
У ног в полу чернело квадратное отверстие. А на дне ямы, на глубине в
полтора человеческих роста, лежал скелет в парадном хитоне Великого
Кормчего.
Бин опустился на колено, осматривая пол. Тронул что-то коричневое,
окаменевшее.
Яблоко... Силайское яблоко...
Оксиген Аш думал о Кокиле Уране.
Он расхохотался в лицо смертнику, услышав угрозу. Он не поверил
художнику. Как все мелкие и подлые люди, Великий Кормчий был убежден в
мелочности и подлости всех живущих. Он верил во всемогущество страха,
лишающего сопротивления, и делал все, чтобы страх перед именем Кормчего не
ослабевал. Он не боял-ся суда совести, ибо считал совесть синонимом
слабости.
Он не боялся даже таинственных посланий, хотя и знал, что за подсказки
рано или поздно придется пла-тить, -- он был уверен, что в последнюю минуту
сумеет перехитрить проницательных.Встранномслоге безымянных записок он
чувствовал нечто родственное -- не по крови, а по системе ценностей, по
взгляду на жизнь, по стилю поступков. В минуты хорошего на-строения он даже
симпатизировал своему безликому врагу-союзнику. Он ценил тех, кто понимает
вкус предательства.
Получив от Кокиля Урана Вечный Дворец со ска-зочной Башней и похоронив
его секреты вместе с ге-ниальным архитектором, Оксиген Аш упивался своим
всемогуществом и неуязвимостью. Из своего рабочего кабинета он мог видеть и
слышать все, что происходит в самых тайных закоулках Дворца. Скрытые
телекаме-ры переносили хозяина на площади и улицы Дромы. Лифты в двойных
стенах и электрокары в подземных коридорах могли в несколько минут сделать
мнимое присутствие истинным. Ему нравилось неожиданно воз-никать за спинами
заседающих министров или на ска-меечке городского сквера и бесследно
исчезать на гла-зах подданных, окаменевших от ужаса и благоговения.
Правда, ему все больше и больше докучали дела. Но тут помогла детская
любовь к оригинальным само-делкам. Из трех "вечных маятников", табулятора и
пишущей электромашинки он соорудил себе "механи-ческого секретаря", который
лихо шлепал подписи на всем, что приносил в кабинет конвейер пневмопочты.
Это освободило Кормчего от черной работы, оставив время для всепланетных
мыслей и проектов, а также для отдыха и развлечений.
Оксиген Аш набил Башню личной охраной из отбор-ных фанатиков и
замкнулся в ней. Внешний мир приоб-рел безопасную форму телевизионной
картинки, а пра-витель 0'бщался с ним только на языке донесений и при-казов.
Он разработал для своих министров и мини-стерств единый образец решения,
который единообразно визировал -- "да", "нет", "отложить".
Это было мрачное и скучное могущество, но все же могущество.
Однажды в Правителя выстрелил спятивший тело-хранитель, которому начали
являться привидения. Окси-ген Аш был ранен в плечо, а телохранитель укокошил
двенадцать своих коллег, пока его самого не изреше-тили очередью из
пулемета. Человеческая психика ока-залась ненадежным элементом в системе