Страница:
Вот и ломай голову, чем ему помочь. Как спасти от страшной, нечеловеческой, свирепо жестокой жизни?
Выход нашел председатель ВЧК Феликс Эдмундович Дзержинский.
И вместе с Дзержинским на битву за маленьких обездоленных, за обиженных жизнью детей поднялись все чекисты страны.
Известно, какой безмерной любовью любил этот человек детей.
Еще до революции, находясь в царской тюрьме, Феликс Эдмундович писал сестре: "Не знаю почему, но я люблю детей так, как никого другого... Часто, часто мне кажется, что даже мать не любит так горячо, как я".
Зтим же чувством проникнуто и другое его письмо, датированное 1902 годом: "Я встречал маленьких детей с глазами и лицом стариков. Это ужасно! Нищета, отсутствие семейного тепла и матери, воспитание на улице и в кабаках превращает этих детей в мучеников".
В проклятое дореволюционное время бесправия и произвола Ф. Э. Дзержинский ничего не мог сделать для маленьких страдальцев.
Зато как ярко, как безмерно расцвела, какие блистательные результаты дала горячая любовь Феликса Эдмундовича к детям после Великого Октября! В беседе с народным комиссаром просвещения А. В. Луначарским Феликс Эдмундович сказал, что он хотел бы сам стать во главе комиссии по улучшению жизни детей и включить в практическую работу этой комиссии весь аппарат ВЧК.
- Во-первых, - развивал он свою мысль, - это ужасное бедствие, тут надо прямо-таки броситься, будто к утопающим, на помощь. А во-вторых, я думаю, что наш аппарат работает наиболее четко. Его разветвления есть повсюду, с ним считаются. Его побаиваются. А между тем даже в таком деле, как спасение и снабжение детей, встречаются и халатность и хищничество. Мы переходим к мирному строительству. Я и думаю: отчего не использовать наш боевой аппарат для борьбы с такой бедой, как беспризорность?
Мнение, высказанное Ф. Э. Дзержинским, было поддержано и Народным комиссариатом просвещения, и Центральным Комитетом РКП (б), и Владимиром Ильичем Лениным. Суровая и беспощадная к врагам революции Чрезвычайная комиссия протянула беспризорным заботливые и ласковые руки.
27 января 1921 года ВЧК разослала всем чрезвычайным комиссиям на местах циркулярное письмо о принятии срочных мер по улучшению жизни детей. В нем Феликс Эдмундович писал: "Сейчас пришло время, когда, вздохнув легче на внешних фронтах, Советская власть может со всей энергией взяться и за это дело, обратить свое внимание в первую очередь на заботу о детях, этой будущей нашей опоре коммунистического строя. И чрезвычайные комиссии, как органы диктатуры пролетариата, не могут остаться в стороне от этой заботы, и они должны помочь всем, чем могут, Советской власти в ее работе по охране и снабжению детей. Для этой цели, чтобы втянуть аппараты ЧК, Президиум ВЦИК назначил меня председателем упомянутой комиссии при ВЦИК по улучшению жизни детей. Пусть это будет указанием и сигналом для всех чрезвычайных комиссий..." [Из истории ВЧК, с. 423] Ф. Э. Дзержинский знал, какую огромную и действенную помощь в этой работе может оказать боевой Ленинский комсомол, с первых дней своего создания выступавший верным помощником партии во всех ее начинаниях.
И, обращаясь к комсомольцам всей страны, председатель ВЧК говорил:
- Без комсомола мы с этой задачей не справимся. Вы должны будете самым усердным образом помогать нам.
Очень хорошо, если бригады комсомольцев будут делать внезапные проверки детских учреждений... Владимир Ильич назвал детские сады ростками коммунизма. Мы не можем допустить, чтобы дети страдали от голода и холода!
Нельзя не вспомнить день, когда эти документы о борьбе с детской беспризорностью прибыли к нам, в Тамбовскую губчека. После обычной дневной работы председатель губчека Я. Ф. Янкин попросил сотрудников задержаться и не торопясь, с подчеркнутой значительностью, вслух прочитал циркулярное письмо Феликса Эдмундовича.
- Это не все, - сказал он, - к письму приложен подробный перечень того, что мы конкретно должны делать вместе с соответствующими отделами наробраза, наркомздрава, собеса, компрода и других советских организаций.
Главная наша задача - немедленно доводить до сведения исполкома обо всех случаях хищений, злоупотреблений, разгильдяйства и преступного отношения к детям. Да, именно преступного отношения: ведь и разгильдяйство, и халатность, и малейшее попустительство расхитителям все это равнозначные категории наказуемых законом упущений и проступков, то есть самые заурядные преступления, влекущие за собой совершенно определенные наказания. А поэтому все дела, требующие наказания виновных, мы будем впредь немедленно передавать в трибунал и в народные суды для гласного разбирательства.
Развивая эту мысль, Яков Федорович продолжал:
- Я так понимаю, товарищи: преступник не только тот, кто похитил и потом сбыл на сторону по спекулятивным ценам предназначенный для беспризорных мешок муки или ящик с детскими ботинками. Не меньший преступник тот, кто мог схватить, но не схватил вора за руку, кто знал о махинациях спекулянтов, но не сказал нам об этом, не разоблачил их. Надо сурово наказывать тех, кто, работая в школьных буфетах, в детских домах и детских садах, наживается и жиреет на продуктах, предназначенных только детям. Разве у нас в городе таких нет? Вместе с комсомольцами нам надо вытаскивать их на свет божий, на скамью подсудимых. Потому что вся эта гниль, хочет она того или не хочет, в первую очередь способствует росту беспризорности.
Он говорил, а перед моими глазами стояли посиневшие детские трупики-скелеты, которые прошлой зимой мы снимали с крыш поездов, проходивших через нашу станцию... Худенькие, покрытые грязью и коростой детские руки, тянувшиеся за подаянием... И самосуды на торговом рынке, когда под ногами потерявших человеческий облик торгашей и спекулянтов хрустят кости мальчишки, посмевшего стащить с лотка булку...
- Сотрудники центрального аппарата ВЧК уже откликнулись на призыв Ф. Э. Дзержинского, - продолжал Янкин. - Они не только устраивают беспризорных детей, но и приступили к созданию денежного фонда помощи беспризорникам. А почему бы и нам не отчислять ежемесячно часть нашей заработной платы на создание и содержание детских домов? Конечно, каждому из нас будет жить чуточку труднее. Но зато многие ребята получат чуть больше того, что в трудных нынешних условиях страна им может дать. А разве не стоит ради обездоленных каждому из нас на одну дырку туже подтянуть свои пояса?
Мы поддержали предложение Якова Федоровича. А напоследок уже все вместе наметили то, что надо будет сделать в самые ближайшие дни.
Поздно закончился этот необычный, глубоко взволновавший всех разговор. Ведь не о налетчиках и шпионах, не о бандитах и не о контрреволюционном отребье шла речь в стенах чекистского особняка - речь шла о детях, о будущем Советской страны. Для этого стоило поработать и сделать все, что в наших силах. Придется заглянуть в особняки Хренниковых и Замятиных: там еще много ценностей. Не надо забывать и бывшего крупного мануфактурщика Котельникова: не может быть, чтобы он кое-чего не припрятал.
Мы понимали: не только обувь, одежда и продовольствие являются главным в борьбе за детей. Главное - человечное, сердечное отношение к обездоленным малышам, такое отношение, при котором вчерашние беспризорники, поверив чекистам, сами тянулись бы к ним, наконец-то почувствовали, что на свете есть настоящая, трудовая, а значит, и счастливая жизнь. Жизнь без страха перед завтрашним голодным и холодным днем, без леденящего ужаса перед неумолимой финкой беспощадного "пахана", без гнетущей мысли, что если сегодня не удастся украсть на базаре краюху хлеба, так завтра помру.
Трудно было на первых порах: опыта, навыков работы с ребятами не было. Непривычное многолюдье царило в обычно тихих коридорах и комнатах губчека. Приходили учителя, представители городских предприятий, чаще других комсомольцы. Яков Федорович, довольно поблескивая глазами, успевал чуть ли не одновременно выслушивать сотни предложений и давать десятки советов. Он гонял нас - "давай быстрей!" - то туда, где заканчивался ремонт будущего детского дома, то на склад принять белье, которое собирали горожане для сирот, то в соседнее село привезти в город собранную крестьянами муку. И мы бегали, и на душе у нас было светло, как в большой, радостный праздник.
А о буднях нашей работы по-прежнему знали немногие. Будни - это атака на "черный" рынок, на спекулянтов, у которых нашлось и наворованное полотно для пошивки постельного белья, и украденная у государства обувь, и ткани. Хуже было с продуктами: где взять хлеба, крупы, мяса? Не рассчитывать же и впредь только на добровольную помощь бедняков из окрестных деревень! Не могли идти в счет и мелкие перекупщики, торговавшие на городском рынке: не ради наживы торгуют, самим бы только-только прокормить своих детей...
Выручила удачная операция на станции Грязи, где с недавних пор начало разбухать преступное болото темных проходимцев. Тщательно подготовив операцию, мы захватили на станции шайку мародеров, готовивших к отправке два вагона наворованного на городских складах добра. Захватили на месте преступления, с поличным, да так, что изъятые у них продукты едва поместились на двух десятках подвод вызванного из города конного обоза. И с тех пор как гора с плеч: наши детские дома были надолго обеспечены мясом, хлебом, сахаром и даже маслом!
Хлеб пекли для ребят бесплатно в неурочное время городские пекари. Белье детишкам шили домашние хозяйки, жены рабочих и служащих. После уроков в городских школах добровольцы-учителя шли заниматься со своими подопечными детдомовцами. В театре и заводских клубах по субботам проводились непременно платные вечера и концерты, сбор от них поступал в пользу недавних беспризорников - теперешних воспитанников всех горожан. По воскресеньям комсомольцы проводили по всему городу "кружечные" сборы, чтобы потом купить ребятам то, чего они, не испытавшие радостей детства, еще и в глаза не видели никогда...
Так благодаря горячему сердцу первого чекиста Феликса Эдмундовича Дзержинского было положено начало государственной важности делу возвращению беспризорникам украденного у них и растоптанного суровыми годами детства. Благородное и священное это дело с еще большим размахом и успехом продолжали вести впоследствии органы ОГПУ. Трудовые колонии, созданные чекистами-дзержинцами, дали путевки в жизнь многим тысячам обездоленных сирот. Но об этом не расскажешь лучше, чем рассказал в своих произведениях Антон Семенович Макаренко.
Е. Муравьев
ПОЛТОРА МЕСЯЦА
В СТАНЕ АНТОНОВЦЕВ
Во второй половине 1920 года - первой половине 1921 года несколько уездов Тамбовской губернии были охвачены кулацко-эсеровским мятежом, получившим название "антоновщины", по фамилии своего главного руководителя, видного тамбовского правого эсера Антонова.
Антоновщина была опасной разновидностью контрреволюции, руководимой эсерами и опиравшейся главным образом на кулацкую верхушку деревни. Эсерами и кулаками в мятеж была вовлечена не только зажиточная, но и значительная часть середняцкого крестьянства, недовольного продразверсткой. В своей демагогической агитации антоновцы выдвигали лозунги: "Долой продразверстку!", "Свободная торговля!", "Советы без коммунистов!", "Да здравствует Учредительное собрание!".
Банды Антонова разгоняли местные Советы, зверски убивали коммунистов, работников продовольственных отрядов, захваченных в плен красноармейцев, терроризировали и грабили местное население. Они пускали под откос поезда, разрушали железнодорожные пути и станционные сооружения.
В "Докладе ВЧК о раскрытых и ликвидированных на территории РСФСР заговорах против Советской власти в период мая - июня 1921 года" отмечалось, что антоновцами "произведены чудовищные опустошения, зверски замучены и растерзаны сотни коммунистов и советских работников, не давалось пощады даже женщинам и детям; весь район приведен в состояние крайнего развала" [Из истории ВЧК, с. 457].
Мятеж в центре страны, в котором принимало участие около пятидесяти тысяч человек, представлял большую опасность для молодой Советской Республики.
Большое внимание ликвидации антоновщины уделял В. И. Ленин. В феврале 1921 года он принял делегацию крестьян Тамбовской губернии. В марте того же года В. И. Ленин и Ф. Э. Дзержинский обсуждали с делегацией от Тамбовской губернии на X съезде РКП (б) план разгрома антоновщины. В Тамбовской губернии досрочно, в феврале 1921 года, была отменена продразверстка и заменена продналогом. Была разрешена продажа излишков сельскохозяйственных продуктов. Проводилась широкая разъяснительная работа среди крестьян о политике Советской власти.
Для руководства борьбой с антоновщиной была создана полномочная комиссия ВЦИК во главе с В. А. АнтоновымОвсеенко, прибывшим в Тамбов 15 февраля 1921 года.
Наряду с политической работой были осуществлены и военные мероприятия. По предложению В. И. Ленина командующим войсками Тамбовской губернии был назначен в апреле 1921 года М. Н. Тухачевский.
Борьба с антоновщиной велась в сочетании военных операций с широко развернутыми мероприятиями чекистского порядка. Большое внимание ликвидации антоновщины уделял Феликс Эдмундович Дзержинский, поставивший задачу проникновения чекистов в ряды антоновцев для разложения антоновщины изнутри.
- Чекистам удалось проникнуть в самое сердце антоновщины, и, кажется, Антонову не удастся уже воскреснуть, - говорил Ф. Э. Дзержинский.
Т. П. Самсонов, возглавлявший отдел ВЧК по борьбе с контрреволюцией, в своих воспоминаниях пишет, что чекистам "удалось проникнуть в военную организацию Антонова, вплоть до его штаба... В деле ликвидации антоновского бандитского движения разведка сыграла крупную роль".
О том, как мне удалось проникнуть в логово врага и что было сделано для ликвидации антоповщины чекистскими методами, я и расскажу в своих воспоминаниях.
Получилось так, что для проникновения "в самое сердце антоновщины" моя кандидатура оказалась наиболее подходящей. "Ты со своими биографическими данными, - говорил мне Т. П. Самсонов, - был для нас настоящей находкой". А его заместитель Т. Д. Дерибас сказал более образно: "Ты как бог у Вольтера. Вольтер говорил:
"Если бы бога не было, его надо было бы выдумать".
А тебя нам и выдумывать не пришлось. Ты оказался именно таким, какой был нам нужен".
Каковы же были особенности моей биографии, позволившие мне не только проникнуть в ряды антоновцев, но и в течение некоторого времени быть их руководителем?
Прежде всего, это было знание той среды, в которой мне пришлось действовать. Я отмечал уже, что в мятеж была вовлечена и значительная часть середняков. Я родился и вырос в середняцкой семье. Мелкобуржуазная крестьянская психология, идеалы и стремления крестьянства были мне хорошо понятны. Знание деревни и земельного вопроса не было у меня поверхностным. Во время революции мне пришлось много работать среди крестьян. В Рязани я был председателем губернского Совета крестьянских депутатов, председателем губернской земельной конфликтной комиссии, губернским комиссаром земледелия.
В Воронеже заведовал губернским земельным отделом.
Благодаря знанию быта и стремлений разных слоев крестьянства антоновцы видели во мне своего человека.
Но самое главное, что предопределило мой успех в стане антоновцев, это моя прежняя принадлежность к партии эсеров. Причем я был не рядовым ее членом, а руководящим работником.
В партию эсеров я вступил осенью 1916 года, будучи студентом первого курса Воронежского учительского института. Я не разбирался тогда в программах различных политических партий, с марксизмом был знаком плохо.
Эсеры тогда казались мне преемниками героического прошлого "Народной воли", выразителями и защитниками крестьянских интересов.
Но правоверного эсера из меня не получилось. Вскоре после Февральской революции я стал выступать с резкой критикой соглашательской политики ЦК партии эсеров.
За это Воронежской губернской конференцией эсеров по указанию ЦК эсеров 12 октября 1917 года я был исключен из партии эсеров "за дезорганизаторские действия и разложение партийных рядов". А возглавляемая мной городская организация эсеров была распущена как "раскольническая".
Мы не подчинились этому решению и стали существовать как "Воронежская организация партии левых эсеров (интернационалистов)".
Для ЦК левых эсеров я тоже оказался "не ко двору".
В бытность мою председателем Рязанского губревкома ЦК левых эсеров по жалобе Рязанского губкома левых эсеров предал меня партийному суду за "ряд противообщественных поступков" и отстранил от работы до окончания партийного суда надо мною. Мои "противообщественные поступки" выразились в том, что руководимый мной губревком применял (как меня обвиняли) излишне суровые, жесткие меры при сборе контрибуции с рязанской буржуазии и практику террора по отношению к контрреволюционерам и бандитам-грабителям. Но за меня вступился Воронежский губком левых эсеров, и дело было прекращено.
Ко времени своей поездки к антоновцам я окончательно перешел на большевистские позиции и вышел из партии левых эсеров.
Было и еще одно обстоятельство, которое давало мне возможность чувствовать себя уверенно в бандах Антонова и командовать ими. Это приобретенный мною в ревкомах и в партизанском отряде опыт руководящей боевой, командной работы. Во время Октябрьской революции и гражданской войны я был избран членом Воронежского военно-революционного комитета, председателем Рязанского губревкома, председателем ревкома крупного партизанского отряда на Украине. Мне неоднократно приходилось руководить и самому принимать активное участие в боях партизан с гайдамаками и петлюровцами. Без опыта в военном деле я не мог бы сыграть у антоновцев роль командира, хорошо знакомого с условиями и методами партизанской войны.
Не последнее место в успехе пребывания у антоновцев сыграл мой внешний вид. У меня были длинные волосы, небольшие усы и бородка, очки в позолоченной оправе - все это соответствовало представлению о дореволюционных интеллигентах народнического типа. Мои товарищи, воронежские большевики, говорили в шутку: "Здорово ты, Евдоким, работаешь под народника! Даже по внешнему виду заметно, что ты народник, эсер".
В марте 1921 года я приехал из Рязани в Воронеж, и вместе со своей ближайшей помощницей М. Ф. Цепляевой с ведома и согласия руководства Воронежского губкома РКП (б) мы стали готовить членов левоэсеровской. организации к коллективному выходу из этой партии и переходу в партию большевиков. В этих целях мы открыли "Клуб левых социалистов-революционеров (интернационалистов)", наметили провести конференцию левых эсеров.
Через некоторое время меня и Цепляеву попросил зайти председатель Воронежской губчека Д. Я. Кандыбин.
Когда мы пришли, у него были два других руководящих работника Чрезвычайной комиссии: зампред губчека Ломакин и начальник секретно-оперативной части Аргов.
Присутствовал также член бюро губкома РКП (б), председатель губисполкома Агеев.
- То, что вы делаете сейчас здесь, в Воронеже, полезно, - говорил Кандыбин. - Но не это сейчас главное.
Во сто крат важнее сейчас подавить эсеровский мятеж на Тамбовщине. Там сейчас главный фронт борьбы с эсеровщиной. Эсеро-кулацкое восстание - это нож в спину пролетарской революции. По указанию из Москвы, из ВЧК, мы предлагаем вам принять участие в операции по ликвидации антоновских банд. В какой форме будет выражаться ваша помощь, мы договоримся позже. Сейчас важно получить ваше принципиальное согласие.
Я согласился с этим предложением и заявил, что оно отвечает самым горячим моим желаниям. Свое согласие на участие в ликвидации антоновщины дала и М. Ф. Цепляева.
Стали обсуждать вопрос, что делать дальше с легальной воронежской левоэсеровской организацией. Она существовала в Воронеже еще с 1920 года. Но практически никакой работы на заводах или в сельской местности не вела.
Мы договорились, что работу левоэсеровской легальной организации не нужно прекращать, а, наоборот, надо создавать видимость ее активизации, ожидался приезд в Воронеж эмиссара Антонова. Кроме того, для участия в ликвидации антоновщины надо, чтобы за моей спиной стоял воронежский левоэсеровский комитет, от имени которого я мог бы действовать в своих взаимоотношениях с антоновцами. Это создаст мне авторитет в их глазах и будет служить прикрытием чекистской работы.
Вскоре действительно в Воронеж для связи с эсеровской организацией приехал начальник антоновской контрразведки Герасев (псевдоним - Донской). Явился он на квартиру Цепляевой.
Донскому решено было показать "товар лицом". Он обрадовался, увидев на одном из домов в центре города вывеску: "Клуб левых социалистов-революционеров (интернационалистов)". Здесь же находился и местный "комитет партии". Донской видел, что на столе, за которым сидел я, лежали различные папки с эсеровскими материалами, что у меня были бланки, штамп и печать левоэсеровского комитета.
На глазах Донского, с его участием, созывались левоэсеровские собрания. Был устроен диспут между левыми эсерами и большевиками. Все это произвело на Донского сильное впечатление.
Когда в Воронеж из Тамбова приехал полномочный представитель ВЧК по Тамбовской и Воронежской губерниям, то на совещании, созванном им (в совещании принимали участие руководящие работники губчека, Цепляева и я), решено было показать Донскому, что воронежские левые эсеры имеют тесную связь и с ЦК партии левых эсеров в Москве.
Сделано это было так: из Москвы в Воронеж якобы приехали два "члена ЦК левых эсеров" (на самом деле воронежские большевики М. Г. Попов и Семенов). Я беседовал с ними в присутствии Донского и Цепляевой о положении в Воронеже и работе комитета левых эсеров. Мои ответы на вопросы "членов ЦК" сопровождались все время сочувственными репликами Донского. Одобрив работу воронежского комитета, "члены ЦК" особое удовлетворение выразили по поводу установления связи с антоновцами. Они говорили также, что сейчас установлены связи с Махно и другими антибольшевистскими отрядами.
"Члены ЦК" в присутствии Донского передали мне "директиву ЦК" о необходимости объединения всех антибольшевистских сил. Они сообщили, что сейчас объединяют свою антибольшевистскую работу левые и правые эсеры, народные социалисты, анархисты, меньшевики, что ведутся даже переговоры с кадетами. Для обсуждения этого вопроса в ближайшее время в Москве состоится всероссийский левоэсеровский подпольный съезд, а вслед за ним намечено созвать в Москве съезд представителей всех антибольшевистских армий и отрядов.
Донской уверовал в силу воронежской левоэсеровской организации. В разговорах с "членами ЦК" расхваливал ее и особенно меня как ее руководителя. Он охотно рассказывал о положении в своих "войсках", о стремлении распространить мятеж на окружающие губернии, просил оказать помощь оружием и отрядами повстанцев из других районов страны.
Он обещал обо всем подробно доложить Антонову и не позже чем через неделю возвратиться в Воронеж и сообщить о результатах переговоров в "Главоперштабе". После этого я должен поехать к антоновцам для установления постоянной связи и координации действий. Прощаясь, Донской назвал мне пароли и явки в Тамбове, через которые можно попасть к ним.
Казалось, все идет как надо, но... Прошло две недели, а от Донского ни слуху ни духу. Что это, случайность?
Хорошо, если так... А вдруг он что-то заподозрил? Ведь достаточно самого малого промаха, чтобы вызвать настороженность врага.
- Нет, не следует все чрезвычайно усложнять, - говорил я на совещании в губчека. - В Воронеже все прошло чисто. Донской уехал, не подозревая о чекистской ловушке.
- Тогда почему он не прибыл для связи вторично? - недоумевал Кандыбин. - Может быть, у антоновцев есть канал постоянной связи с Москвой и они уже выяснили, что никто из членов ЦК левых эсеров в Воронеж не выезжал, что никаких партийных и антибольшевистских съездов не предполагается и что вся эта затея дело рук ВЧК?
- Но отчего же тогда Донской так откровенно радовался установлению связи с левоэсеровским ЦК? - спрашивал Ломакин и тут же отвечал: - Значит, связи у них нет!
- Тогда почему Донской не едет? Почему он не едет? - беспокоился Аргов.
Я продолжал утверждать, что опасения напрасны. Донской едва ли мог что-либо заподозрить. Необходимо ехать к антоновцам, не теряя ни дня. В наших руках явки в Тамбове и пароль. Лучшего момента мы вряд ли дождемся.
После детального обсуждения всех предложений "за"
и "против" все согласились на безотлагательную поездку в логово врага, не дожидаясь вторичного приезда Донского.
Стали обсуждать условия поездки. Участники совещания старались предусмотреть все трудности, препятствия и всякого рода опасности, которые могут возникнуть на моем пути.
- Смотри, Евдоким, - говорил мой друг старый большевик Митрофан Попов, - ты едешь в логово зверя и кладешь голову в его пасть. Малейшая твоя ошибка может привести к срыву, провалу важной операции ВЧК. А тебе эта ошибка будет стоить жизни. Я говорю это не для того, чтобы отговорить тебя. Но тебе надо твердо знать, что главари антоновщины - это матерые, опытные эсеры. Да и сам Антонов не простофиля, если ему удалось организовать и возглавить такое крупное антисоветское движение.
Выход нашел председатель ВЧК Феликс Эдмундович Дзержинский.
И вместе с Дзержинским на битву за маленьких обездоленных, за обиженных жизнью детей поднялись все чекисты страны.
Известно, какой безмерной любовью любил этот человек детей.
Еще до революции, находясь в царской тюрьме, Феликс Эдмундович писал сестре: "Не знаю почему, но я люблю детей так, как никого другого... Часто, часто мне кажется, что даже мать не любит так горячо, как я".
Зтим же чувством проникнуто и другое его письмо, датированное 1902 годом: "Я встречал маленьких детей с глазами и лицом стариков. Это ужасно! Нищета, отсутствие семейного тепла и матери, воспитание на улице и в кабаках превращает этих детей в мучеников".
В проклятое дореволюционное время бесправия и произвола Ф. Э. Дзержинский ничего не мог сделать для маленьких страдальцев.
Зато как ярко, как безмерно расцвела, какие блистательные результаты дала горячая любовь Феликса Эдмундовича к детям после Великого Октября! В беседе с народным комиссаром просвещения А. В. Луначарским Феликс Эдмундович сказал, что он хотел бы сам стать во главе комиссии по улучшению жизни детей и включить в практическую работу этой комиссии весь аппарат ВЧК.
- Во-первых, - развивал он свою мысль, - это ужасное бедствие, тут надо прямо-таки броситься, будто к утопающим, на помощь. А во-вторых, я думаю, что наш аппарат работает наиболее четко. Его разветвления есть повсюду, с ним считаются. Его побаиваются. А между тем даже в таком деле, как спасение и снабжение детей, встречаются и халатность и хищничество. Мы переходим к мирному строительству. Я и думаю: отчего не использовать наш боевой аппарат для борьбы с такой бедой, как беспризорность?
Мнение, высказанное Ф. Э. Дзержинским, было поддержано и Народным комиссариатом просвещения, и Центральным Комитетом РКП (б), и Владимиром Ильичем Лениным. Суровая и беспощадная к врагам революции Чрезвычайная комиссия протянула беспризорным заботливые и ласковые руки.
27 января 1921 года ВЧК разослала всем чрезвычайным комиссиям на местах циркулярное письмо о принятии срочных мер по улучшению жизни детей. В нем Феликс Эдмундович писал: "Сейчас пришло время, когда, вздохнув легче на внешних фронтах, Советская власть может со всей энергией взяться и за это дело, обратить свое внимание в первую очередь на заботу о детях, этой будущей нашей опоре коммунистического строя. И чрезвычайные комиссии, как органы диктатуры пролетариата, не могут остаться в стороне от этой заботы, и они должны помочь всем, чем могут, Советской власти в ее работе по охране и снабжению детей. Для этой цели, чтобы втянуть аппараты ЧК, Президиум ВЦИК назначил меня председателем упомянутой комиссии при ВЦИК по улучшению жизни детей. Пусть это будет указанием и сигналом для всех чрезвычайных комиссий..." [Из истории ВЧК, с. 423] Ф. Э. Дзержинский знал, какую огромную и действенную помощь в этой работе может оказать боевой Ленинский комсомол, с первых дней своего создания выступавший верным помощником партии во всех ее начинаниях.
И, обращаясь к комсомольцам всей страны, председатель ВЧК говорил:
- Без комсомола мы с этой задачей не справимся. Вы должны будете самым усердным образом помогать нам.
Очень хорошо, если бригады комсомольцев будут делать внезапные проверки детских учреждений... Владимир Ильич назвал детские сады ростками коммунизма. Мы не можем допустить, чтобы дети страдали от голода и холода!
Нельзя не вспомнить день, когда эти документы о борьбе с детской беспризорностью прибыли к нам, в Тамбовскую губчека. После обычной дневной работы председатель губчека Я. Ф. Янкин попросил сотрудников задержаться и не торопясь, с подчеркнутой значительностью, вслух прочитал циркулярное письмо Феликса Эдмундовича.
- Это не все, - сказал он, - к письму приложен подробный перечень того, что мы конкретно должны делать вместе с соответствующими отделами наробраза, наркомздрава, собеса, компрода и других советских организаций.
Главная наша задача - немедленно доводить до сведения исполкома обо всех случаях хищений, злоупотреблений, разгильдяйства и преступного отношения к детям. Да, именно преступного отношения: ведь и разгильдяйство, и халатность, и малейшее попустительство расхитителям все это равнозначные категории наказуемых законом упущений и проступков, то есть самые заурядные преступления, влекущие за собой совершенно определенные наказания. А поэтому все дела, требующие наказания виновных, мы будем впредь немедленно передавать в трибунал и в народные суды для гласного разбирательства.
Развивая эту мысль, Яков Федорович продолжал:
- Я так понимаю, товарищи: преступник не только тот, кто похитил и потом сбыл на сторону по спекулятивным ценам предназначенный для беспризорных мешок муки или ящик с детскими ботинками. Не меньший преступник тот, кто мог схватить, но не схватил вора за руку, кто знал о махинациях спекулянтов, но не сказал нам об этом, не разоблачил их. Надо сурово наказывать тех, кто, работая в школьных буфетах, в детских домах и детских садах, наживается и жиреет на продуктах, предназначенных только детям. Разве у нас в городе таких нет? Вместе с комсомольцами нам надо вытаскивать их на свет божий, на скамью подсудимых. Потому что вся эта гниль, хочет она того или не хочет, в первую очередь способствует росту беспризорности.
Он говорил, а перед моими глазами стояли посиневшие детские трупики-скелеты, которые прошлой зимой мы снимали с крыш поездов, проходивших через нашу станцию... Худенькие, покрытые грязью и коростой детские руки, тянувшиеся за подаянием... И самосуды на торговом рынке, когда под ногами потерявших человеческий облик торгашей и спекулянтов хрустят кости мальчишки, посмевшего стащить с лотка булку...
- Сотрудники центрального аппарата ВЧК уже откликнулись на призыв Ф. Э. Дзержинского, - продолжал Янкин. - Они не только устраивают беспризорных детей, но и приступили к созданию денежного фонда помощи беспризорникам. А почему бы и нам не отчислять ежемесячно часть нашей заработной платы на создание и содержание детских домов? Конечно, каждому из нас будет жить чуточку труднее. Но зато многие ребята получат чуть больше того, что в трудных нынешних условиях страна им может дать. А разве не стоит ради обездоленных каждому из нас на одну дырку туже подтянуть свои пояса?
Мы поддержали предложение Якова Федоровича. А напоследок уже все вместе наметили то, что надо будет сделать в самые ближайшие дни.
Поздно закончился этот необычный, глубоко взволновавший всех разговор. Ведь не о налетчиках и шпионах, не о бандитах и не о контрреволюционном отребье шла речь в стенах чекистского особняка - речь шла о детях, о будущем Советской страны. Для этого стоило поработать и сделать все, что в наших силах. Придется заглянуть в особняки Хренниковых и Замятиных: там еще много ценностей. Не надо забывать и бывшего крупного мануфактурщика Котельникова: не может быть, чтобы он кое-чего не припрятал.
Мы понимали: не только обувь, одежда и продовольствие являются главным в борьбе за детей. Главное - человечное, сердечное отношение к обездоленным малышам, такое отношение, при котором вчерашние беспризорники, поверив чекистам, сами тянулись бы к ним, наконец-то почувствовали, что на свете есть настоящая, трудовая, а значит, и счастливая жизнь. Жизнь без страха перед завтрашним голодным и холодным днем, без леденящего ужаса перед неумолимой финкой беспощадного "пахана", без гнетущей мысли, что если сегодня не удастся украсть на базаре краюху хлеба, так завтра помру.
Трудно было на первых порах: опыта, навыков работы с ребятами не было. Непривычное многолюдье царило в обычно тихих коридорах и комнатах губчека. Приходили учителя, представители городских предприятий, чаще других комсомольцы. Яков Федорович, довольно поблескивая глазами, успевал чуть ли не одновременно выслушивать сотни предложений и давать десятки советов. Он гонял нас - "давай быстрей!" - то туда, где заканчивался ремонт будущего детского дома, то на склад принять белье, которое собирали горожане для сирот, то в соседнее село привезти в город собранную крестьянами муку. И мы бегали, и на душе у нас было светло, как в большой, радостный праздник.
А о буднях нашей работы по-прежнему знали немногие. Будни - это атака на "черный" рынок, на спекулянтов, у которых нашлось и наворованное полотно для пошивки постельного белья, и украденная у государства обувь, и ткани. Хуже было с продуктами: где взять хлеба, крупы, мяса? Не рассчитывать же и впредь только на добровольную помощь бедняков из окрестных деревень! Не могли идти в счет и мелкие перекупщики, торговавшие на городском рынке: не ради наживы торгуют, самим бы только-только прокормить своих детей...
Выручила удачная операция на станции Грязи, где с недавних пор начало разбухать преступное болото темных проходимцев. Тщательно подготовив операцию, мы захватили на станции шайку мародеров, готовивших к отправке два вагона наворованного на городских складах добра. Захватили на месте преступления, с поличным, да так, что изъятые у них продукты едва поместились на двух десятках подвод вызванного из города конного обоза. И с тех пор как гора с плеч: наши детские дома были надолго обеспечены мясом, хлебом, сахаром и даже маслом!
Хлеб пекли для ребят бесплатно в неурочное время городские пекари. Белье детишкам шили домашние хозяйки, жены рабочих и служащих. После уроков в городских школах добровольцы-учителя шли заниматься со своими подопечными детдомовцами. В театре и заводских клубах по субботам проводились непременно платные вечера и концерты, сбор от них поступал в пользу недавних беспризорников - теперешних воспитанников всех горожан. По воскресеньям комсомольцы проводили по всему городу "кружечные" сборы, чтобы потом купить ребятам то, чего они, не испытавшие радостей детства, еще и в глаза не видели никогда...
Так благодаря горячему сердцу первого чекиста Феликса Эдмундовича Дзержинского было положено начало государственной важности делу возвращению беспризорникам украденного у них и растоптанного суровыми годами детства. Благородное и священное это дело с еще большим размахом и успехом продолжали вести впоследствии органы ОГПУ. Трудовые колонии, созданные чекистами-дзержинцами, дали путевки в жизнь многим тысячам обездоленных сирот. Но об этом не расскажешь лучше, чем рассказал в своих произведениях Антон Семенович Макаренко.
Е. Муравьев
ПОЛТОРА МЕСЯЦА
В СТАНЕ АНТОНОВЦЕВ
Во второй половине 1920 года - первой половине 1921 года несколько уездов Тамбовской губернии были охвачены кулацко-эсеровским мятежом, получившим название "антоновщины", по фамилии своего главного руководителя, видного тамбовского правого эсера Антонова.
Антоновщина была опасной разновидностью контрреволюции, руководимой эсерами и опиравшейся главным образом на кулацкую верхушку деревни. Эсерами и кулаками в мятеж была вовлечена не только зажиточная, но и значительная часть середняцкого крестьянства, недовольного продразверсткой. В своей демагогической агитации антоновцы выдвигали лозунги: "Долой продразверстку!", "Свободная торговля!", "Советы без коммунистов!", "Да здравствует Учредительное собрание!".
Банды Антонова разгоняли местные Советы, зверски убивали коммунистов, работников продовольственных отрядов, захваченных в плен красноармейцев, терроризировали и грабили местное население. Они пускали под откос поезда, разрушали железнодорожные пути и станционные сооружения.
В "Докладе ВЧК о раскрытых и ликвидированных на территории РСФСР заговорах против Советской власти в период мая - июня 1921 года" отмечалось, что антоновцами "произведены чудовищные опустошения, зверски замучены и растерзаны сотни коммунистов и советских работников, не давалось пощады даже женщинам и детям; весь район приведен в состояние крайнего развала" [Из истории ВЧК, с. 457].
Мятеж в центре страны, в котором принимало участие около пятидесяти тысяч человек, представлял большую опасность для молодой Советской Республики.
Большое внимание ликвидации антоновщины уделял В. И. Ленин. В феврале 1921 года он принял делегацию крестьян Тамбовской губернии. В марте того же года В. И. Ленин и Ф. Э. Дзержинский обсуждали с делегацией от Тамбовской губернии на X съезде РКП (б) план разгрома антоновщины. В Тамбовской губернии досрочно, в феврале 1921 года, была отменена продразверстка и заменена продналогом. Была разрешена продажа излишков сельскохозяйственных продуктов. Проводилась широкая разъяснительная работа среди крестьян о политике Советской власти.
Для руководства борьбой с антоновщиной была создана полномочная комиссия ВЦИК во главе с В. А. АнтоновымОвсеенко, прибывшим в Тамбов 15 февраля 1921 года.
Наряду с политической работой были осуществлены и военные мероприятия. По предложению В. И. Ленина командующим войсками Тамбовской губернии был назначен в апреле 1921 года М. Н. Тухачевский.
Борьба с антоновщиной велась в сочетании военных операций с широко развернутыми мероприятиями чекистского порядка. Большое внимание ликвидации антоновщины уделял Феликс Эдмундович Дзержинский, поставивший задачу проникновения чекистов в ряды антоновцев для разложения антоновщины изнутри.
- Чекистам удалось проникнуть в самое сердце антоновщины, и, кажется, Антонову не удастся уже воскреснуть, - говорил Ф. Э. Дзержинский.
Т. П. Самсонов, возглавлявший отдел ВЧК по борьбе с контрреволюцией, в своих воспоминаниях пишет, что чекистам "удалось проникнуть в военную организацию Антонова, вплоть до его штаба... В деле ликвидации антоновского бандитского движения разведка сыграла крупную роль".
О том, как мне удалось проникнуть в логово врага и что было сделано для ликвидации антоповщины чекистскими методами, я и расскажу в своих воспоминаниях.
Получилось так, что для проникновения "в самое сердце антоновщины" моя кандидатура оказалась наиболее подходящей. "Ты со своими биографическими данными, - говорил мне Т. П. Самсонов, - был для нас настоящей находкой". А его заместитель Т. Д. Дерибас сказал более образно: "Ты как бог у Вольтера. Вольтер говорил:
"Если бы бога не было, его надо было бы выдумать".
А тебя нам и выдумывать не пришлось. Ты оказался именно таким, какой был нам нужен".
Каковы же были особенности моей биографии, позволившие мне не только проникнуть в ряды антоновцев, но и в течение некоторого времени быть их руководителем?
Прежде всего, это было знание той среды, в которой мне пришлось действовать. Я отмечал уже, что в мятеж была вовлечена и значительная часть середняков. Я родился и вырос в середняцкой семье. Мелкобуржуазная крестьянская психология, идеалы и стремления крестьянства были мне хорошо понятны. Знание деревни и земельного вопроса не было у меня поверхностным. Во время революции мне пришлось много работать среди крестьян. В Рязани я был председателем губернского Совета крестьянских депутатов, председателем губернской земельной конфликтной комиссии, губернским комиссаром земледелия.
В Воронеже заведовал губернским земельным отделом.
Благодаря знанию быта и стремлений разных слоев крестьянства антоновцы видели во мне своего человека.
Но самое главное, что предопределило мой успех в стане антоновцев, это моя прежняя принадлежность к партии эсеров. Причем я был не рядовым ее членом, а руководящим работником.
В партию эсеров я вступил осенью 1916 года, будучи студентом первого курса Воронежского учительского института. Я не разбирался тогда в программах различных политических партий, с марксизмом был знаком плохо.
Эсеры тогда казались мне преемниками героического прошлого "Народной воли", выразителями и защитниками крестьянских интересов.
Но правоверного эсера из меня не получилось. Вскоре после Февральской революции я стал выступать с резкой критикой соглашательской политики ЦК партии эсеров.
За это Воронежской губернской конференцией эсеров по указанию ЦК эсеров 12 октября 1917 года я был исключен из партии эсеров "за дезорганизаторские действия и разложение партийных рядов". А возглавляемая мной городская организация эсеров была распущена как "раскольническая".
Мы не подчинились этому решению и стали существовать как "Воронежская организация партии левых эсеров (интернационалистов)".
Для ЦК левых эсеров я тоже оказался "не ко двору".
В бытность мою председателем Рязанского губревкома ЦК левых эсеров по жалобе Рязанского губкома левых эсеров предал меня партийному суду за "ряд противообщественных поступков" и отстранил от работы до окончания партийного суда надо мною. Мои "противообщественные поступки" выразились в том, что руководимый мной губревком применял (как меня обвиняли) излишне суровые, жесткие меры при сборе контрибуции с рязанской буржуазии и практику террора по отношению к контрреволюционерам и бандитам-грабителям. Но за меня вступился Воронежский губком левых эсеров, и дело было прекращено.
Ко времени своей поездки к антоновцам я окончательно перешел на большевистские позиции и вышел из партии левых эсеров.
Было и еще одно обстоятельство, которое давало мне возможность чувствовать себя уверенно в бандах Антонова и командовать ими. Это приобретенный мною в ревкомах и в партизанском отряде опыт руководящей боевой, командной работы. Во время Октябрьской революции и гражданской войны я был избран членом Воронежского военно-революционного комитета, председателем Рязанского губревкома, председателем ревкома крупного партизанского отряда на Украине. Мне неоднократно приходилось руководить и самому принимать активное участие в боях партизан с гайдамаками и петлюровцами. Без опыта в военном деле я не мог бы сыграть у антоновцев роль командира, хорошо знакомого с условиями и методами партизанской войны.
Не последнее место в успехе пребывания у антоновцев сыграл мой внешний вид. У меня были длинные волосы, небольшие усы и бородка, очки в позолоченной оправе - все это соответствовало представлению о дореволюционных интеллигентах народнического типа. Мои товарищи, воронежские большевики, говорили в шутку: "Здорово ты, Евдоким, работаешь под народника! Даже по внешнему виду заметно, что ты народник, эсер".
В марте 1921 года я приехал из Рязани в Воронеж, и вместе со своей ближайшей помощницей М. Ф. Цепляевой с ведома и согласия руководства Воронежского губкома РКП (б) мы стали готовить членов левоэсеровской. организации к коллективному выходу из этой партии и переходу в партию большевиков. В этих целях мы открыли "Клуб левых социалистов-революционеров (интернационалистов)", наметили провести конференцию левых эсеров.
Через некоторое время меня и Цепляеву попросил зайти председатель Воронежской губчека Д. Я. Кандыбин.
Когда мы пришли, у него были два других руководящих работника Чрезвычайной комиссии: зампред губчека Ломакин и начальник секретно-оперативной части Аргов.
Присутствовал также член бюро губкома РКП (б), председатель губисполкома Агеев.
- То, что вы делаете сейчас здесь, в Воронеже, полезно, - говорил Кандыбин. - Но не это сейчас главное.
Во сто крат важнее сейчас подавить эсеровский мятеж на Тамбовщине. Там сейчас главный фронт борьбы с эсеровщиной. Эсеро-кулацкое восстание - это нож в спину пролетарской революции. По указанию из Москвы, из ВЧК, мы предлагаем вам принять участие в операции по ликвидации антоновских банд. В какой форме будет выражаться ваша помощь, мы договоримся позже. Сейчас важно получить ваше принципиальное согласие.
Я согласился с этим предложением и заявил, что оно отвечает самым горячим моим желаниям. Свое согласие на участие в ликвидации антоновщины дала и М. Ф. Цепляева.
Стали обсуждать вопрос, что делать дальше с легальной воронежской левоэсеровской организацией. Она существовала в Воронеже еще с 1920 года. Но практически никакой работы на заводах или в сельской местности не вела.
Мы договорились, что работу левоэсеровской легальной организации не нужно прекращать, а, наоборот, надо создавать видимость ее активизации, ожидался приезд в Воронеж эмиссара Антонова. Кроме того, для участия в ликвидации антоновщины надо, чтобы за моей спиной стоял воронежский левоэсеровский комитет, от имени которого я мог бы действовать в своих взаимоотношениях с антоновцами. Это создаст мне авторитет в их глазах и будет служить прикрытием чекистской работы.
Вскоре действительно в Воронеж для связи с эсеровской организацией приехал начальник антоновской контрразведки Герасев (псевдоним - Донской). Явился он на квартиру Цепляевой.
Донскому решено было показать "товар лицом". Он обрадовался, увидев на одном из домов в центре города вывеску: "Клуб левых социалистов-революционеров (интернационалистов)". Здесь же находился и местный "комитет партии". Донской видел, что на столе, за которым сидел я, лежали различные папки с эсеровскими материалами, что у меня были бланки, штамп и печать левоэсеровского комитета.
На глазах Донского, с его участием, созывались левоэсеровские собрания. Был устроен диспут между левыми эсерами и большевиками. Все это произвело на Донского сильное впечатление.
Когда в Воронеж из Тамбова приехал полномочный представитель ВЧК по Тамбовской и Воронежской губерниям, то на совещании, созванном им (в совещании принимали участие руководящие работники губчека, Цепляева и я), решено было показать Донскому, что воронежские левые эсеры имеют тесную связь и с ЦК партии левых эсеров в Москве.
Сделано это было так: из Москвы в Воронеж якобы приехали два "члена ЦК левых эсеров" (на самом деле воронежские большевики М. Г. Попов и Семенов). Я беседовал с ними в присутствии Донского и Цепляевой о положении в Воронеже и работе комитета левых эсеров. Мои ответы на вопросы "членов ЦК" сопровождались все время сочувственными репликами Донского. Одобрив работу воронежского комитета, "члены ЦК" особое удовлетворение выразили по поводу установления связи с антоновцами. Они говорили также, что сейчас установлены связи с Махно и другими антибольшевистскими отрядами.
"Члены ЦК" в присутствии Донского передали мне "директиву ЦК" о необходимости объединения всех антибольшевистских сил. Они сообщили, что сейчас объединяют свою антибольшевистскую работу левые и правые эсеры, народные социалисты, анархисты, меньшевики, что ведутся даже переговоры с кадетами. Для обсуждения этого вопроса в ближайшее время в Москве состоится всероссийский левоэсеровский подпольный съезд, а вслед за ним намечено созвать в Москве съезд представителей всех антибольшевистских армий и отрядов.
Донской уверовал в силу воронежской левоэсеровской организации. В разговорах с "членами ЦК" расхваливал ее и особенно меня как ее руководителя. Он охотно рассказывал о положении в своих "войсках", о стремлении распространить мятеж на окружающие губернии, просил оказать помощь оружием и отрядами повстанцев из других районов страны.
Он обещал обо всем подробно доложить Антонову и не позже чем через неделю возвратиться в Воронеж и сообщить о результатах переговоров в "Главоперштабе". После этого я должен поехать к антоновцам для установления постоянной связи и координации действий. Прощаясь, Донской назвал мне пароли и явки в Тамбове, через которые можно попасть к ним.
Казалось, все идет как надо, но... Прошло две недели, а от Донского ни слуху ни духу. Что это, случайность?
Хорошо, если так... А вдруг он что-то заподозрил? Ведь достаточно самого малого промаха, чтобы вызвать настороженность врага.
- Нет, не следует все чрезвычайно усложнять, - говорил я на совещании в губчека. - В Воронеже все прошло чисто. Донской уехал, не подозревая о чекистской ловушке.
- Тогда почему он не прибыл для связи вторично? - недоумевал Кандыбин. - Может быть, у антоновцев есть канал постоянной связи с Москвой и они уже выяснили, что никто из членов ЦК левых эсеров в Воронеж не выезжал, что никаких партийных и антибольшевистских съездов не предполагается и что вся эта затея дело рук ВЧК?
- Но отчего же тогда Донской так откровенно радовался установлению связи с левоэсеровским ЦК? - спрашивал Ломакин и тут же отвечал: - Значит, связи у них нет!
- Тогда почему Донской не едет? Почему он не едет? - беспокоился Аргов.
Я продолжал утверждать, что опасения напрасны. Донской едва ли мог что-либо заподозрить. Необходимо ехать к антоновцам, не теряя ни дня. В наших руках явки в Тамбове и пароль. Лучшего момента мы вряд ли дождемся.
После детального обсуждения всех предложений "за"
и "против" все согласились на безотлагательную поездку в логово врага, не дожидаясь вторичного приезда Донского.
Стали обсуждать условия поездки. Участники совещания старались предусмотреть все трудности, препятствия и всякого рода опасности, которые могут возникнуть на моем пути.
- Смотри, Евдоким, - говорил мой друг старый большевик Митрофан Попов, - ты едешь в логово зверя и кладешь голову в его пасть. Малейшая твоя ошибка может привести к срыву, провалу важной операции ВЧК. А тебе эта ошибка будет стоить жизни. Я говорю это не для того, чтобы отговорить тебя. Но тебе надо твердо знать, что главари антоновщины - это матерые, опытные эсеры. Да и сам Антонов не простофиля, если ему удалось организовать и возглавить такое крупное антисоветское движение.