Страница:
Вечером в тот же день на конспиративной чекистской квартире в районе Цветного бульвара состоялось заседание "центрального повстанческого штаба". Председательствовал член коллегии ВЧК А. X. Артузов, секретарем был Т. Д. Дерибас. На заседании было человек пятнадцать.
Сначала было заслушано мое сообщение о поездке к антоновцам, о созыве у них губернского съезда, о решениях съезда и выборе двух делегатов на "всероссийский съезд". Этих делегатов - Ишина и Эктова - я и представил "штабу". После этого слово для доклада о положении на территории антоновцев, об их борьбе против большевистской власти и о задачах, которые они себе ставят на ближайшее время, было предоставлено Ишину, а для содоклада - Эктову. Докладчики обстоятельно осветили обстановку и положение антоновщины. Их доклады подробно записывались. Члены "штаба" задали докладчикам много вопросов. Вопросы задавал им и я, для того чтобы "делегаты" в присутствии работников ВЧК рассказали то, что мне казалось интересным для характеристики антоновцев и их контрреволюционной деятельности. Ишин рассказал, каким жестоким, страшным мучениям мятежники подвергали захваченных в плен коммунистов и красноармейцев.
После заседания "штаба" Ишин и Эктов были арестованы.
В лице Ишина был обезврежен один из главных руководителей антоыовщины. Это был злобный, непримиримый, не раскаявшийся враг Советской власти. Он был расстрелян.
По-другому обстояло дело с Эктовым. Во время следствия Эктов, признавший полностью свою вину и раскаявшийся, дал обширные показания. Ценность показаний определялась тем, что Эктов, числившийся в должности помощника начальника "Главоперштаба" антоновцев, фактически был начальником штаба. Он разрабатывал планы боевых операций, составлял оперативные приказы и хорошо знал командный состав антоновцев. Учитывая чистосердечное раскаяние Эктова и ценность данных им показаний, Ф. Э. Дзержинский высказался за помилование Эктова, что и было сделано.
После этого Эктову поручили принять участие в выполнении важного задания по разгрому последней крупной антоновской банды под командованием Ивана Матюхина [Подробно об этом рассказано в воспоминаниях Г. И. Котовского "Тамбовская операция", публикуемых в этом сборнике].
Процесс разложения и ликвидации остатков антоновщины шел полным ходом. К началу августа 1921 года мятеж был ликвидирован.
Сам Антонов приблизительно через год после разгрома мятежа, 24 июня 1922 года, был убит в перестрелке с отрядом М. И. Покалюхина, созданным Тамбовским губотделом ГПУ для поимки главаря мятежников [Подробно об этом рассказано в воспоминаниях М. И. Покалюхина "Конец Антонова", публикуемых в этом сборнике].
Вскоре после завершения операции по вывозу в Москву антоновских "генералов" мне сообщили, что меня хочет видеть Феликс Эдмундович Дзержинский.
Эта встреча произвела на меня неизгладимое впечатление.
Когда я вошел в кабинет Ф. Э. Дзержинского, он встал из-за письменного стола и с приветливой улыбкой пошел мне навстречу, протянул руку и сказал:
- Здравствуйте, товарищ Муравьев! Мне рассказы
вали интересные вещи о вашей поездке к антоновцам. Расскажите, пожалуйста, теперь об этом сами.
Зная заранее, что мне предстоит встреча с Феликсом Эдмундовичем, я тщательно подготовился к докладу. Но вместо доклада у нас произошла самая живая, непринужденная беседа.
- Самое главное, на чем я вас прошу поподробней остановиться, - говорил Ф. Э. Дзержинский, - это вопрос о том, как к антоновцам относились и относятся тамбовские крестьяне. И почему антоновцы так крепко и так долго держались в Тамбовской губернии? В чем была их главная опора?
Беседа продолжалась около двух часов, и теперь, через столько лет, невозможно восстановить ее подробности.
Но облик Феликса Эдмундовича, его живой интерес, глубокое понимание самой сути антоновщины произвели на меня сильное впечатление и на всю жизнь врезались в память.
Я подчеркивал неправильность представления об антоповщине как об исключительно уголовно-бандитском движении. Это вело к недооценке роли мятежа как опаснейшего массового политического, антисоветского движения.
Поэтому оно не было подавлено в самом начале, успело сильно разрастись и для его ликвидации потребовались огромные усилия и жертвы.
- А! Вы так думаете? - бросил реплику Феликс Эдмундович. - Интересно, интересно. Продолжайте дальше.
Я говорил, что Антонов, хотя и привлек всех уголовников, которые там были, но все же антоновщина была политическим движением, своего рода среднерусской Вандеей - крестьянским по своему социальному составу, кулацко-эсеровским по своему содержанию, умело организованным и руководимым эсерами. Эсеры спекулировали на тяжести для крестьян-середняков продовольственной разверстки, несовершенстве нашего низового советского аппарата и на многих ошибках местных органов власти.
Используя слабость большевистских партийных организаций в деревне и выдвинув различные демагогические лозунги, эсеры сумели вовлечь в антисоветское контрреволюционное движение значительные крестьянские массы.
Кулаки и местные торговцы играли самую активную роль в антоновском движении, а кулацкая молодежь была его боевой ударной силой.
Когда беседа кончилась, Феликс Эдмундович сказал: - Все, что вы рассказывали мне, очень интересно. Я об этом буду говорить в ЦК. Очень интересны ваши выводы о характере мятежа. Они будут способствовать более правильному пониманию антоновщины и принятию мер к ее полному искоренению.
В заключение беседы Феликс Эдмундович дал высокую оценку чекистам участникам операции по ликвидации антоновщины.
Г. Котовский
ТАМБОВСКАЯ ОПЕРАЦИЯ
Это было в июле 1921 года, когда моя бригада численностыо около 500 сабель находилась в Тамбовской губернии и боролась с бандитской шайкой Антонова. Главные силы Антонова уже были разгромлены, и для наших последних ударов оставались мелкие шайки отъявленных бандитов в 15 - 20 человек, которые скрывались в густых Тамбовских лесах.
Но среди этих незначительных бандитских групп была и крупная банда 4-я группа, состоявшая из 14-го и 16-го бандитских кавалерийских полков. Командовал этой группой Иван Матюхин.
Уничтожение этой крупной банды и являлось последней боевой задачей моей бригады в Тамбовской губернии.
Вот как она была решена.
В начале июля я был срочно вызван в штаб командующего армией Тухачевского. В это время туда же был привезен из Москвы бывший начальник штаба антоновских войск Эктов. Он был захвачен в плен и содержался в Москве в ВЧК. В штаб армии его привезли для использования в деле борьбы и уничтожения антоновщины. Вместе с чекистами мы разработали план захвата и уничтожения банды при помощи ее бывшего начальника. Осуществление этого плана я начал немедленно.
. Ночью 12 июля под охраной одного моего полуэскадрона бывший начальник штаба антоновских войск Эктов был перевезен в полевой штаб моей бригады.
В ночь на 19 июля я взял эскадрон своей бригады, приказал части его переодеться в крестьянское платье и вместе с Эктовым выехал в одно из сел у большого и частого леса, в котором скрывалась 4-я бандитская группа в 450 сабель.
В село мы прибыли на рассвете и объявили себя казаками из "кубанско-донской повстанческой армии". Мы говорили, что прорвались из Кубани и Дона под командой войскового старшины Фролова и явились в Тамбовскую губернию для соединения с повстанцами Антонова.
Днем нами была установлена связь с бандитами из 4-й группы Матюхина. Кулацкое село было целиком заражено антоновщиной и, поверив нам, оказывало нам энергичное содействие. Связь установили через бандитскую "милицию", начальником которой в этом районе являлся брат командира 4-й бандитской группы Василий Матюхин.
С ним у меня встреча состоялась ночью, в лесу.
На полянку к дому лесника из леса выехало около восьмидесяти бандитских "милиционеров". У дома стоял мой эскадрон. Вместе с бывшим начальником штаба Эктовым я подошел к начальнику бандитской "милиции" Василию Матюхину и представился как командир "кубанско-донского повстанческого отряда" войсковой старшина Фролов.
Эктов, которому было предложено подтверждать все наши заявления, сказал, что я действительно войсковой старшина Фролов и что мы действительно казаки из "кубанскодонской повстанческой армии".
Начальнику "милиции" Василию Матюхину я передал письмо для его брата Матюхина. В этом письме я просил о встрече с ним и предлагал соединиться для совместной борьбы против Советской власти. Под конец нашей встречи мы пожали друг другу руки и мирно разъехались, сговорившись встретиться 20 июля, на рассвете, в одном из блшкчих к лесу сел.
В это село для соединения с моей бригадой 14-й и 16-й бандитские кавалерийские полки должны были явиться под командой самого Ивана Матюхина вместе с командованием и "политотделом".
На рассвете, обходя расположение наших пехотных частей, мы вернулись к своей бригаде. Ввиду того что некоторая часть железнодорожных служащих, в особенности телеграфа и телефона, сочувствовала Антонову, было решено вести операцию в строгой тайне и никому никаких сводок и донесений не высылать. О моем плане, кроме командующего армией Тухачевского и особоуполномоченного ВЧК, никто не знал. Мы вели себя осторожно и осмотрительно. О движении нашей бригады не знали и наши пехотные части.
Днем мной был созван командный и политический состав всей бригады, было приказано уничтожить все значки и спрятать знамена, 1-му полку нашить красные лампасы, а 2-й полк одеть в бараньи шапки и папахи. О присутствии среди нас пленного начальника штаба антоновских войск Эктова никто не знал. Он спокойно расхаживал по расположению полков, на поясе у него висел незаряженный наган. Около него, не отходя ни на шаг, всегда находилось пять чекистов.
Ночью 19 июля моя бригада в полном составе без артиллерии, но с пулеметами выступила из своего расположения. За селом она была построена, и я сообщил о том, что с этого момента она, бригада Котовского, становится "кубанско-донским повстанческим отрядом", который прорвался в Тамбовскую губернию для соединения с бандами Антонова.
В своей речи я дал указание, как надо вести себя бойцам бригады в том селе, в котором должна была произойти наша встреча.
На рассвете, 20 июля, мы прибыли в село, находившееся в пяти верстах от того леса, в котором скрывалась банда Ивана Матюхина. Село мы оцепили заставами и никого из него не выпускали. С нашими пехотными частями, которые стояли в семи верстах от села, мы, ради сохранения строгой тайны, в связь не вошли.
В селе на явочной квартире бандитов нам удалось установить, что часа за два до нашего прибытия в селе находился сам командир 4-й бандитской группы Иван Матюхин, который оставил мне письмо.
Мы старались скорей получить это письмо, но оказалось, что оно находилось у четырех отборных бандитов, которые не доверяли нам и скрывались в глубокой лощине за селом. Пришлось затратить целый день на переговоры через особых посланцев, чтобы убедить их, что мы свои.
К 5 часам вечера бандиты согласились встретиться, но потребовали, чтобы я, войсковой старшина Фролов, выехал к ним только с бывшим начальником штаба антоновских войск Эктовым, и предупреждали, что, если нас явится больше, они письма не дадут и уйдут от нас в лес.
Эктов был освобожден из-под охраны чекистов и посажен на самую скверную в бригаде лошадь. Выехав с ним в поле, я сказал ему, что всякая попытка к бегству или разоблачение меня грозит ему немедленным расстрелом.
Верстах в двух-трех от села к нам подъехали четыре здоровенных, вооруженных до зубов бандита. Как потом выяснилось, это были командиры бандитских дивизионов.
Пожимая нам руки, они вручили нам письмо своего командира Ивана Матюхина и поехали вместе с нами в село, в котором разместилась моя бригада. Пропуск у нас был бандитский. В тот день пропуск был "Киев Корсунь".
Въехали в село, вошли в явочный бандитский дом богатого кулака, имевшего две паровые мельницы. Я распечатал письмо. Из него выяснилось, что Иван Матюхин приглашает нас пожаловать для соединения в лес, считая для себя небезопасным вылезать из него.
Исходя из того что каждая лесная тропинка известна бандитам, я понял, что матюхинская банда, в случае нашей атаки на нее, уйдет от нас, и боевая задача нашей бригадой не будет выполнена. Поэтому я решил обратиться к Ивану Матюхину с новым письмом. В этом письме я писал, что его боязнь выйти из леса я считаю трусостью и что мне со своим отрядом, имеющим пулеметы на тачанках и большой обоз, трудно будет двигаться лесом. Я настаивал на прибытии Матюхина со своей группой этой же ночью в село, откуда мы и начнем совместные действия против красных частей. Письмо это было подписано мною и Эктовым и отослано Матюхину с комиссаром одного из наших полков Захаровым, командиром взвода Симоновым и одним из четырех бандитов, передавших мне письмо от Матюхина.
Когда наши посланцы отправились, оставшиеся три бандита захотели ознакомиться с состоянием нашей кавбригады. В этом им нельзя было отказать, и мы пошли к бойцам. От осмотра бандиты пришли в удивление и восторг. Они возбужденно и с некоторой завистью говорили, что все наши бойцы по своей выправке, молодцеватости и геройскому виду больше похожи на офицеров, чем на солдат. После этого осмотра мы вернулись в штаб моей кавбригады. На столе за это время появился самогон, жареные куры и баранина. У бандитов от самогона развязались языки, и они стали хвастаться тем, как расправляются антоновцы с красными. Захлебываясь от пьяного восторга и наслаждения, они говорили, что пленных красноармейцев, которые попадаются им, они не рубят и не расстреливают, а выкручивают им головы. Они хвалились тем, что их командир Иван Матюхин славится своей свирепостью, что у них нет пощады и что каждого красноармейца ждет мучительная смерть. В своей пьяной беседе они стали называть нам свои явки, места, откуда получают оружие, подковы и все, что необходимо для вооруженной борьбы. Мы сидели, разговаривали и все наматывали себе на ус. Вместе с нами был и Эктов, он, бедный, больше молчал. Не раз бывшие с нами мои командиры брались за шашку, чтобы отрубить бандитские головы, но железная дисциплина, сознание предстоящей работы и необходимость решения нашей боевой задачи сдерживали их, отдаляли от бандитов справедливую кару.
Уже 12 часов ночи, а наши посланцы еще не вернулись из своей опасной поездки. Беспокоюсь и за выдержку своих бойцов. Нужно быть очень осторожным и выдержанным, чтобы каким-нибудь случайным словом не выдать себя. Но все бойцы, как один, держат себя в руках. Нет слова "товарищ", есть слово "станичник", нет ни одного движения и взгляда, в котором можно было бы не только разоблачить, но даже заподозрить красного бойца.
В три часа ночи наши посланцы вернулись с ответом Ивана Матюхина. В нем сообщалось, что 14-й и 16-й полки во главе с командованием и "политотделом" под командой самого Ивана Матюхина стоят от села в двух верстах и что Матюхин, желая убедиться в нас, требует, чтобы я явился к нему для личных переговоров только с Эктовым.
Стоило Эктову или открыто заявить, что я Котовский, или сделать даже одно только предупреждающее об опасности движение, и я мог быть схвачен и убит, но выхода не было, начатое дело надо было доводить до конца, хотя бы и ценой своей жизни.
Я оседлал своего испытанного Орлика и поехал к Ивану Матюхину с Эктовым и двумя товарищами, отвозившими мое второе письмо.
Выехав из села, я сказал Эктову, что я трезво учитываю положение, вероятным выходом из которого считаю смерть, отдаю отчет в своих действиях и на безумный шаг иду сознательно. Вместе с тем я заявил ему, что при первой же попытке предательства он будет мною немедленно убит. Дальше я ему сказал, что в тот момент, когда мы будем подъезжать к бандитам, он не должен отрываться от меня ни на одну секунду и я должен чувствовать его стремя своим, иначе его ждет немедленная смерть.
...Из темноты выскочила группа всадников, около 50 человек, они окружили нас и стали радостно пожимать руку Эктову. Едем дальше вместе. Впереди видим большую группу всадников, вытянутую колонной по шесть.
Подъезжаем к небольшой кучке командного и "политического" состава, впереди здоровый, рослый мужчина с зверообразным лицом и свирепыми глазами. Около него человек тринадцать - пятнадцать, командиры и "комиссары"
группы.
Почин разговора и действий беру себе. Подъезжаю к Ивану Матюхину, крепко жму ему руку и начинаю упрекать в том, что он теряет дорогое время на пустые разговоры, вместо того чтобы бороться против красных частей.
Резко поворачиваю лошадь и приглашаю следовать за собой. Раздается команда: "Справа по три, шагом марш!" - и банда трогается.
Едем, слева от меня едет командир 4-й группы Иван Матюхин, справа Эктов, сзади весь командный и "политический" состав антоновской банды. Окидываю быстрым взглядом Эктова и вижу выражение мучительной внутренней борьбы. Бросаю на него короткий угрожающий взгляд и сильно нажимаю на его ногу - этим напоминаю о своем обещании убить его при первой попытке предательства. На боку у меня висит маузер, застегнутый наглухо, в правом кармане наган, на взводе которого лежит мой палец. Нервное напряжение огромно, но силой воли держу себя в руках и веду спокойный серьезный разговор. Раздается окрик одной из наших застав: "Стой! Кто едет?" Отвечаем: "Киев". Начальник заставы спрашивает отзыв. Отвечаем: "Корсунь".
Втягиваемся в село. Иван Матюхин спрашивает, как организовано охранение, останутся ли за селом заставы.
Вместо ответа говорю, что об этом лучше всего спросить одного из тех бойцов, которые привезли от него письмо и видели наши охранения. Боец оказался рядом и отвечает, что к нам и муха не пролетит, а не то что пролезут красные. Матюхин успокаивается; отдается распоряжение об отводе бандитов по квартирам. Квартирьеры это делают очень любезно. Когда бандиты были расставлены по домам, мы, командный и "политический" состав Ивана Матюхина едем в другую сторону села, где я разместил свой штаб.
Около моего штаба стоит полуэскадрон одного из наших полков. Мы подъезжаем и спешиваемся, бандитов "радостно" приветствуют наши бойцы.
Командный и "политический" состав банды с Матюхпным во главе входит вместе со мной в штаб. Хозяин дома радостно приветствует их, и стол заставляется богатым угощением. Появляется и обожаемый бандитами самогон.
После обильной закуски открываем совещание, на обсуждение которого ставим вопрос борьбы с Советской властью. Совещание открываю вступительной речью я, после даю слово одному из наших комиссаров - Борисову, который зачитывает выдуманную и написанную нами резолюцию никогда не бывшего "всероссийского совещания повстанческих отрядов и организаций". Трескучая резолюция - красивый набор слов. Борисов, представленный мною членом партии левых эсеров, немного волнуется.
Беру слово опять себе и на основании резолюции говорю о необходимости отказа от открытой вооруженной борьбы с Советской властью и перехода в подполье. Матюхин высказывается против и ближайшей своей задачей ставит свержение Советской власти в Тамбовской губернии.
В дальнейшем разговоре я стараюсь получить сведения о месте нахождения контуженного во время одного из боев Антонова, но об этом никто из бандитов не знает. Иван Матюхин заявляет, что теперь он станет во главе движения против Советской власти, так как его хорошо знает и за ним пойдет вся Тамбовская губерния. Он стучит кулаком по столу, злобно рычит о том, что уничтожит "коммунию". Его командиры и "политический" состав ведут себя сдержанно, но все время приглядываются ко мне и прислушиваются к каждому моему слову.
Начинает светать, и я начинаю подводить игру к ее неизбежному и необходимому концу. Говорит Гарри, вышедший со мной из Бессарабии. Он хороший оратор, по внешности типичный махновец. В ярких красках он описывает геройские подвиги махновцев. Бандиты слушают с затаенным дыханием и горящими кровью глазами. Иван Матюхин кричит, что сегодня же он начнет наступление против красных и через короткое время создаст новую армию в 10 тысяч человек.
После его слов я поднимаюсь из-за стола, вынимаю из кармана наган и стучу им о стол. Вместе со мною поднимаются наши командиры и комиссары, поднимаются и бандиты.
Наступает последний момент нашего совещания, за которым на бандитов должен немедленно обрушиться справедливый гнев. Рукоятки револьверов и сабель судорожно сжимаются пальцами.
В это время я крикнул: "Долой комедию! Расстрелять эту сволочь!" И в тот же момент направил дуло своего нагана в Ивана Матюхина. У всех бандитов страшный перелом, переход от радости к безумному ужасу, особенно охватывает он Матюхина, человека-зверя, выкручивавшего красноармейцам головы. В ужасе он закидывает назад голову и закрывает ее обеими руками. Я хочу убить его, но новый наган дает подряд три осечки. В это время раздается залп со стороны моих командиров, и несколько убитых бандитов падают на пол. Я бросаю свой наган, отскакиваю к стене и начинаю отстегивать свой маузер.
Из-под стола, где успел спрятаться один из бандитских "комиссаров", раздается выстрел, и пуля раздробляет мне правую руку у плеча. Несмотря на боль, все же не теряю почина действий, и через несколько секунд все бандиты расстреляны. Выбегаем на двор, захватываем бандитскую охрану.
Пока мы "совещались", оба наши полка и пулеметная команда успели окружить село, и через какой-нибудь час после ожесточенной пулеметной и винтовочной стрельбы банда была уничтожена.
Боевая задача нашей бригады в Тамбовской губернии была разрешена; самая крупная и отборная банда была ликвидирована. Небольшие бандитские шайки охватил ужас, и они сдавались нам на милость, являясь с лошадьми и оружием.
Вскоре после тамбовской операции моя кавбригада была снова переброшена на Украину.
Эктов был помилован Советской властью и отправился к своей семье.
М. Покалюхин
КОНЕЦ АНТОНОВА
Голыне полувека минуло с тех пор, как в бывшей Тамбовской губернии разыгрались трагические события, принесшие тамбовскому крестьянству много бед и страданий. Эти события связаны с именем политического авантюриста Александра Антонова - организатора и главаря бандитского движения, известного в истории Советского государства под названием "антоновщина".
О самом восстании написано много. Мне же хочется рассказать только о последних днях Антонова.
...Части Красной Армии, конники легендарного Григория Ивановича Котовского, раздробив "армию" Антонова, одну за другой ликвидировали ее части. Но сам "главнокомандующий" уходил от справедливого наказания за свои кровавые преступления, за слезы и муки тысяч и тысяч безвинно замученных людей.
После того как основные силы антоновщины были разгромлены и главарь бесследно исчез, возникал главный вопрос: где скрывался кулацкий кумир, "надежда мужицкая", как демагогически рекламировала Антонова эсеровская агентура?
Слухи о его местопребывании были самые противоречивые. Одни говорили, что он ушел далеко, может, подался за границу. Другие считали, что он убит в боях, погиб незаметно. Третьи утверждали, что он где-то здесь, недалеко.
Такого же мнения придерживались и мы, чекисты.
Когда начались поиски бандитского атамана, я был назначен начальником отделения по борьбе с бандитизмом Тамбовского губернского отдела ГПУ [6 февраля 1922 года ВЧК была реорганизована в Государственное политическое управление - ГПУ]. Нам приходилось проверять каждое предположение о месте нахождения Антонова, доходить до источников слухов о нем, составлять схемы вероятных мест его укрытий. Кропотливый труд дал свои результаты: место укрытия Антонова было обнаружено.
...Широко раскинулось село Нижний Шибряй Уваровского района. К его околицам примыкал огромный лес.
Село как село. Ничего выдающегося, ничего примечательного. Если чем оно и отличалось от прочих сел, то только одним: жители Нижнего Шибряя не отличались активным участием в антоновском движении. Вот к этому как бы нейтральному, мирному селу и привел чекистов след, оставленный Антоновым и его братом Дмитрием.
Надо сказать, что Антонов правильно учел эту особенность. Село не было в центре внимания розыскной работы наших органов. Правда, тут были и другие, личные мотивы, привлекшие сюда братьев-бандитов. Проживала тогда в Нижнем Шибряе вдовушка, некая Наталья Катасонова, сожительница Дмитрия. У нее-то и нашли себе приют разбойники. Имея базу в лесу, Антоновы ночью приходили к Катасоновой, жили у нее днями, а затем с мешками, наполненными продуктами, уходили в лес. Рядом с Катасоновой проживал крупный кулак Василий Иванов, который не только знал, кто проживает у соседки, но и служил для Антоновых надежным источником материального обеспечения.
В этом удачно выбранном "опорном пункте" Антонов пребывал долгие месяцы. Здесь он пришел в себя после краха, окреп и стал замышлять развертывание новой антисоветской авантюры.
После получения сведений о месте нахождения Антонова перед нами встала задача - установить момент посещения Антоновым дома Катасоновой и арестовать его там.
Задача не из легких. Старый, стреляный волк, не раз избегавший расставленных на его пути капканов, мог и на этот раз уйти, если в задуманной операции появится малейший изъян.
Сначала было заслушано мое сообщение о поездке к антоновцам, о созыве у них губернского съезда, о решениях съезда и выборе двух делегатов на "всероссийский съезд". Этих делегатов - Ишина и Эктова - я и представил "штабу". После этого слово для доклада о положении на территории антоновцев, об их борьбе против большевистской власти и о задачах, которые они себе ставят на ближайшее время, было предоставлено Ишину, а для содоклада - Эктову. Докладчики обстоятельно осветили обстановку и положение антоновщины. Их доклады подробно записывались. Члены "штаба" задали докладчикам много вопросов. Вопросы задавал им и я, для того чтобы "делегаты" в присутствии работников ВЧК рассказали то, что мне казалось интересным для характеристики антоновцев и их контрреволюционной деятельности. Ишин рассказал, каким жестоким, страшным мучениям мятежники подвергали захваченных в плен коммунистов и красноармейцев.
После заседания "штаба" Ишин и Эктов были арестованы.
В лице Ишина был обезврежен один из главных руководителей антоыовщины. Это был злобный, непримиримый, не раскаявшийся враг Советской власти. Он был расстрелян.
По-другому обстояло дело с Эктовым. Во время следствия Эктов, признавший полностью свою вину и раскаявшийся, дал обширные показания. Ценность показаний определялась тем, что Эктов, числившийся в должности помощника начальника "Главоперштаба" антоновцев, фактически был начальником штаба. Он разрабатывал планы боевых операций, составлял оперативные приказы и хорошо знал командный состав антоновцев. Учитывая чистосердечное раскаяние Эктова и ценность данных им показаний, Ф. Э. Дзержинский высказался за помилование Эктова, что и было сделано.
После этого Эктову поручили принять участие в выполнении важного задания по разгрому последней крупной антоновской банды под командованием Ивана Матюхина [Подробно об этом рассказано в воспоминаниях Г. И. Котовского "Тамбовская операция", публикуемых в этом сборнике].
Процесс разложения и ликвидации остатков антоновщины шел полным ходом. К началу августа 1921 года мятеж был ликвидирован.
Сам Антонов приблизительно через год после разгрома мятежа, 24 июня 1922 года, был убит в перестрелке с отрядом М. И. Покалюхина, созданным Тамбовским губотделом ГПУ для поимки главаря мятежников [Подробно об этом рассказано в воспоминаниях М. И. Покалюхина "Конец Антонова", публикуемых в этом сборнике].
Вскоре после завершения операции по вывозу в Москву антоновских "генералов" мне сообщили, что меня хочет видеть Феликс Эдмундович Дзержинский.
Эта встреча произвела на меня неизгладимое впечатление.
Когда я вошел в кабинет Ф. Э. Дзержинского, он встал из-за письменного стола и с приветливой улыбкой пошел мне навстречу, протянул руку и сказал:
- Здравствуйте, товарищ Муравьев! Мне рассказы
вали интересные вещи о вашей поездке к антоновцам. Расскажите, пожалуйста, теперь об этом сами.
Зная заранее, что мне предстоит встреча с Феликсом Эдмундовичем, я тщательно подготовился к докладу. Но вместо доклада у нас произошла самая живая, непринужденная беседа.
- Самое главное, на чем я вас прошу поподробней остановиться, - говорил Ф. Э. Дзержинский, - это вопрос о том, как к антоновцам относились и относятся тамбовские крестьяне. И почему антоновцы так крепко и так долго держались в Тамбовской губернии? В чем была их главная опора?
Беседа продолжалась около двух часов, и теперь, через столько лет, невозможно восстановить ее подробности.
Но облик Феликса Эдмундовича, его живой интерес, глубокое понимание самой сути антоновщины произвели на меня сильное впечатление и на всю жизнь врезались в память.
Я подчеркивал неправильность представления об антоповщине как об исключительно уголовно-бандитском движении. Это вело к недооценке роли мятежа как опаснейшего массового политического, антисоветского движения.
Поэтому оно не было подавлено в самом начале, успело сильно разрастись и для его ликвидации потребовались огромные усилия и жертвы.
- А! Вы так думаете? - бросил реплику Феликс Эдмундович. - Интересно, интересно. Продолжайте дальше.
Я говорил, что Антонов, хотя и привлек всех уголовников, которые там были, но все же антоновщина была политическим движением, своего рода среднерусской Вандеей - крестьянским по своему социальному составу, кулацко-эсеровским по своему содержанию, умело организованным и руководимым эсерами. Эсеры спекулировали на тяжести для крестьян-середняков продовольственной разверстки, несовершенстве нашего низового советского аппарата и на многих ошибках местных органов власти.
Используя слабость большевистских партийных организаций в деревне и выдвинув различные демагогические лозунги, эсеры сумели вовлечь в антисоветское контрреволюционное движение значительные крестьянские массы.
Кулаки и местные торговцы играли самую активную роль в антоновском движении, а кулацкая молодежь была его боевой ударной силой.
Когда беседа кончилась, Феликс Эдмундович сказал: - Все, что вы рассказывали мне, очень интересно. Я об этом буду говорить в ЦК. Очень интересны ваши выводы о характере мятежа. Они будут способствовать более правильному пониманию антоновщины и принятию мер к ее полному искоренению.
В заключение беседы Феликс Эдмундович дал высокую оценку чекистам участникам операции по ликвидации антоновщины.
Г. Котовский
ТАМБОВСКАЯ ОПЕРАЦИЯ
Это было в июле 1921 года, когда моя бригада численностыо около 500 сабель находилась в Тамбовской губернии и боролась с бандитской шайкой Антонова. Главные силы Антонова уже были разгромлены, и для наших последних ударов оставались мелкие шайки отъявленных бандитов в 15 - 20 человек, которые скрывались в густых Тамбовских лесах.
Но среди этих незначительных бандитских групп была и крупная банда 4-я группа, состоявшая из 14-го и 16-го бандитских кавалерийских полков. Командовал этой группой Иван Матюхин.
Уничтожение этой крупной банды и являлось последней боевой задачей моей бригады в Тамбовской губернии.
Вот как она была решена.
В начале июля я был срочно вызван в штаб командующего армией Тухачевского. В это время туда же был привезен из Москвы бывший начальник штаба антоновских войск Эктов. Он был захвачен в плен и содержался в Москве в ВЧК. В штаб армии его привезли для использования в деле борьбы и уничтожения антоновщины. Вместе с чекистами мы разработали план захвата и уничтожения банды при помощи ее бывшего начальника. Осуществление этого плана я начал немедленно.
. Ночью 12 июля под охраной одного моего полуэскадрона бывший начальник штаба антоновских войск Эктов был перевезен в полевой штаб моей бригады.
В ночь на 19 июля я взял эскадрон своей бригады, приказал части его переодеться в крестьянское платье и вместе с Эктовым выехал в одно из сел у большого и частого леса, в котором скрывалась 4-я бандитская группа в 450 сабель.
В село мы прибыли на рассвете и объявили себя казаками из "кубанско-донской повстанческой армии". Мы говорили, что прорвались из Кубани и Дона под командой войскового старшины Фролова и явились в Тамбовскую губернию для соединения с повстанцами Антонова.
Днем нами была установлена связь с бандитами из 4-й группы Матюхина. Кулацкое село было целиком заражено антоновщиной и, поверив нам, оказывало нам энергичное содействие. Связь установили через бандитскую "милицию", начальником которой в этом районе являлся брат командира 4-й бандитской группы Василий Матюхин.
С ним у меня встреча состоялась ночью, в лесу.
На полянку к дому лесника из леса выехало около восьмидесяти бандитских "милиционеров". У дома стоял мой эскадрон. Вместе с бывшим начальником штаба Эктовым я подошел к начальнику бандитской "милиции" Василию Матюхину и представился как командир "кубанско-донского повстанческого отряда" войсковой старшина Фролов.
Эктов, которому было предложено подтверждать все наши заявления, сказал, что я действительно войсковой старшина Фролов и что мы действительно казаки из "кубанскодонской повстанческой армии".
Начальнику "милиции" Василию Матюхину я передал письмо для его брата Матюхина. В этом письме я просил о встрече с ним и предлагал соединиться для совместной борьбы против Советской власти. Под конец нашей встречи мы пожали друг другу руки и мирно разъехались, сговорившись встретиться 20 июля, на рассвете, в одном из блшкчих к лесу сел.
В это село для соединения с моей бригадой 14-й и 16-й бандитские кавалерийские полки должны были явиться под командой самого Ивана Матюхина вместе с командованием и "политотделом".
На рассвете, обходя расположение наших пехотных частей, мы вернулись к своей бригаде. Ввиду того что некоторая часть железнодорожных служащих, в особенности телеграфа и телефона, сочувствовала Антонову, было решено вести операцию в строгой тайне и никому никаких сводок и донесений не высылать. О моем плане, кроме командующего армией Тухачевского и особоуполномоченного ВЧК, никто не знал. Мы вели себя осторожно и осмотрительно. О движении нашей бригады не знали и наши пехотные части.
Днем мной был созван командный и политический состав всей бригады, было приказано уничтожить все значки и спрятать знамена, 1-му полку нашить красные лампасы, а 2-й полк одеть в бараньи шапки и папахи. О присутствии среди нас пленного начальника штаба антоновских войск Эктова никто не знал. Он спокойно расхаживал по расположению полков, на поясе у него висел незаряженный наган. Около него, не отходя ни на шаг, всегда находилось пять чекистов.
Ночью 19 июля моя бригада в полном составе без артиллерии, но с пулеметами выступила из своего расположения. За селом она была построена, и я сообщил о том, что с этого момента она, бригада Котовского, становится "кубанско-донским повстанческим отрядом", который прорвался в Тамбовскую губернию для соединения с бандами Антонова.
В своей речи я дал указание, как надо вести себя бойцам бригады в том селе, в котором должна была произойти наша встреча.
На рассвете, 20 июля, мы прибыли в село, находившееся в пяти верстах от того леса, в котором скрывалась банда Ивана Матюхина. Село мы оцепили заставами и никого из него не выпускали. С нашими пехотными частями, которые стояли в семи верстах от села, мы, ради сохранения строгой тайны, в связь не вошли.
В селе на явочной квартире бандитов нам удалось установить, что часа за два до нашего прибытия в селе находился сам командир 4-й бандитской группы Иван Матюхин, который оставил мне письмо.
Мы старались скорей получить это письмо, но оказалось, что оно находилось у четырех отборных бандитов, которые не доверяли нам и скрывались в глубокой лощине за селом. Пришлось затратить целый день на переговоры через особых посланцев, чтобы убедить их, что мы свои.
К 5 часам вечера бандиты согласились встретиться, но потребовали, чтобы я, войсковой старшина Фролов, выехал к ним только с бывшим начальником штаба антоновских войск Эктовым, и предупреждали, что, если нас явится больше, они письма не дадут и уйдут от нас в лес.
Эктов был освобожден из-под охраны чекистов и посажен на самую скверную в бригаде лошадь. Выехав с ним в поле, я сказал ему, что всякая попытка к бегству или разоблачение меня грозит ему немедленным расстрелом.
Верстах в двух-трех от села к нам подъехали четыре здоровенных, вооруженных до зубов бандита. Как потом выяснилось, это были командиры бандитских дивизионов.
Пожимая нам руки, они вручили нам письмо своего командира Ивана Матюхина и поехали вместе с нами в село, в котором разместилась моя бригада. Пропуск у нас был бандитский. В тот день пропуск был "Киев Корсунь".
Въехали в село, вошли в явочный бандитский дом богатого кулака, имевшего две паровые мельницы. Я распечатал письмо. Из него выяснилось, что Иван Матюхин приглашает нас пожаловать для соединения в лес, считая для себя небезопасным вылезать из него.
Исходя из того что каждая лесная тропинка известна бандитам, я понял, что матюхинская банда, в случае нашей атаки на нее, уйдет от нас, и боевая задача нашей бригадой не будет выполнена. Поэтому я решил обратиться к Ивану Матюхину с новым письмом. В этом письме я писал, что его боязнь выйти из леса я считаю трусостью и что мне со своим отрядом, имеющим пулеметы на тачанках и большой обоз, трудно будет двигаться лесом. Я настаивал на прибытии Матюхина со своей группой этой же ночью в село, откуда мы и начнем совместные действия против красных частей. Письмо это было подписано мною и Эктовым и отослано Матюхину с комиссаром одного из наших полков Захаровым, командиром взвода Симоновым и одним из четырех бандитов, передавших мне письмо от Матюхина.
Когда наши посланцы отправились, оставшиеся три бандита захотели ознакомиться с состоянием нашей кавбригады. В этом им нельзя было отказать, и мы пошли к бойцам. От осмотра бандиты пришли в удивление и восторг. Они возбужденно и с некоторой завистью говорили, что все наши бойцы по своей выправке, молодцеватости и геройскому виду больше похожи на офицеров, чем на солдат. После этого осмотра мы вернулись в штаб моей кавбригады. На столе за это время появился самогон, жареные куры и баранина. У бандитов от самогона развязались языки, и они стали хвастаться тем, как расправляются антоновцы с красными. Захлебываясь от пьяного восторга и наслаждения, они говорили, что пленных красноармейцев, которые попадаются им, они не рубят и не расстреливают, а выкручивают им головы. Они хвалились тем, что их командир Иван Матюхин славится своей свирепостью, что у них нет пощады и что каждого красноармейца ждет мучительная смерть. В своей пьяной беседе они стали называть нам свои явки, места, откуда получают оружие, подковы и все, что необходимо для вооруженной борьбы. Мы сидели, разговаривали и все наматывали себе на ус. Вместе с нами был и Эктов, он, бедный, больше молчал. Не раз бывшие с нами мои командиры брались за шашку, чтобы отрубить бандитские головы, но железная дисциплина, сознание предстоящей работы и необходимость решения нашей боевой задачи сдерживали их, отдаляли от бандитов справедливую кару.
Уже 12 часов ночи, а наши посланцы еще не вернулись из своей опасной поездки. Беспокоюсь и за выдержку своих бойцов. Нужно быть очень осторожным и выдержанным, чтобы каким-нибудь случайным словом не выдать себя. Но все бойцы, как один, держат себя в руках. Нет слова "товарищ", есть слово "станичник", нет ни одного движения и взгляда, в котором можно было бы не только разоблачить, но даже заподозрить красного бойца.
В три часа ночи наши посланцы вернулись с ответом Ивана Матюхина. В нем сообщалось, что 14-й и 16-й полки во главе с командованием и "политотделом" под командой самого Ивана Матюхина стоят от села в двух верстах и что Матюхин, желая убедиться в нас, требует, чтобы я явился к нему для личных переговоров только с Эктовым.
Стоило Эктову или открыто заявить, что я Котовский, или сделать даже одно только предупреждающее об опасности движение, и я мог быть схвачен и убит, но выхода не было, начатое дело надо было доводить до конца, хотя бы и ценой своей жизни.
Я оседлал своего испытанного Орлика и поехал к Ивану Матюхину с Эктовым и двумя товарищами, отвозившими мое второе письмо.
Выехав из села, я сказал Эктову, что я трезво учитываю положение, вероятным выходом из которого считаю смерть, отдаю отчет в своих действиях и на безумный шаг иду сознательно. Вместе с тем я заявил ему, что при первой же попытке предательства он будет мною немедленно убит. Дальше я ему сказал, что в тот момент, когда мы будем подъезжать к бандитам, он не должен отрываться от меня ни на одну секунду и я должен чувствовать его стремя своим, иначе его ждет немедленная смерть.
...Из темноты выскочила группа всадников, около 50 человек, они окружили нас и стали радостно пожимать руку Эктову. Едем дальше вместе. Впереди видим большую группу всадников, вытянутую колонной по шесть.
Подъезжаем к небольшой кучке командного и "политического" состава, впереди здоровый, рослый мужчина с зверообразным лицом и свирепыми глазами. Около него человек тринадцать - пятнадцать, командиры и "комиссары"
группы.
Почин разговора и действий беру себе. Подъезжаю к Ивану Матюхину, крепко жму ему руку и начинаю упрекать в том, что он теряет дорогое время на пустые разговоры, вместо того чтобы бороться против красных частей.
Резко поворачиваю лошадь и приглашаю следовать за собой. Раздается команда: "Справа по три, шагом марш!" - и банда трогается.
Едем, слева от меня едет командир 4-й группы Иван Матюхин, справа Эктов, сзади весь командный и "политический" состав антоновской банды. Окидываю быстрым взглядом Эктова и вижу выражение мучительной внутренней борьбы. Бросаю на него короткий угрожающий взгляд и сильно нажимаю на его ногу - этим напоминаю о своем обещании убить его при первой попытке предательства. На боку у меня висит маузер, застегнутый наглухо, в правом кармане наган, на взводе которого лежит мой палец. Нервное напряжение огромно, но силой воли держу себя в руках и веду спокойный серьезный разговор. Раздается окрик одной из наших застав: "Стой! Кто едет?" Отвечаем: "Киев". Начальник заставы спрашивает отзыв. Отвечаем: "Корсунь".
Втягиваемся в село. Иван Матюхин спрашивает, как организовано охранение, останутся ли за селом заставы.
Вместо ответа говорю, что об этом лучше всего спросить одного из тех бойцов, которые привезли от него письмо и видели наши охранения. Боец оказался рядом и отвечает, что к нам и муха не пролетит, а не то что пролезут красные. Матюхин успокаивается; отдается распоряжение об отводе бандитов по квартирам. Квартирьеры это делают очень любезно. Когда бандиты были расставлены по домам, мы, командный и "политический" состав Ивана Матюхина едем в другую сторону села, где я разместил свой штаб.
Около моего штаба стоит полуэскадрон одного из наших полков. Мы подъезжаем и спешиваемся, бандитов "радостно" приветствуют наши бойцы.
Командный и "политический" состав банды с Матюхпным во главе входит вместе со мной в штаб. Хозяин дома радостно приветствует их, и стол заставляется богатым угощением. Появляется и обожаемый бандитами самогон.
После обильной закуски открываем совещание, на обсуждение которого ставим вопрос борьбы с Советской властью. Совещание открываю вступительной речью я, после даю слово одному из наших комиссаров - Борисову, который зачитывает выдуманную и написанную нами резолюцию никогда не бывшего "всероссийского совещания повстанческих отрядов и организаций". Трескучая резолюция - красивый набор слов. Борисов, представленный мною членом партии левых эсеров, немного волнуется.
Беру слово опять себе и на основании резолюции говорю о необходимости отказа от открытой вооруженной борьбы с Советской властью и перехода в подполье. Матюхин высказывается против и ближайшей своей задачей ставит свержение Советской власти в Тамбовской губернии.
В дальнейшем разговоре я стараюсь получить сведения о месте нахождения контуженного во время одного из боев Антонова, но об этом никто из бандитов не знает. Иван Матюхин заявляет, что теперь он станет во главе движения против Советской власти, так как его хорошо знает и за ним пойдет вся Тамбовская губерния. Он стучит кулаком по столу, злобно рычит о том, что уничтожит "коммунию". Его командиры и "политический" состав ведут себя сдержанно, но все время приглядываются ко мне и прислушиваются к каждому моему слову.
Начинает светать, и я начинаю подводить игру к ее неизбежному и необходимому концу. Говорит Гарри, вышедший со мной из Бессарабии. Он хороший оратор, по внешности типичный махновец. В ярких красках он описывает геройские подвиги махновцев. Бандиты слушают с затаенным дыханием и горящими кровью глазами. Иван Матюхин кричит, что сегодня же он начнет наступление против красных и через короткое время создаст новую армию в 10 тысяч человек.
После его слов я поднимаюсь из-за стола, вынимаю из кармана наган и стучу им о стол. Вместе со мною поднимаются наши командиры и комиссары, поднимаются и бандиты.
Наступает последний момент нашего совещания, за которым на бандитов должен немедленно обрушиться справедливый гнев. Рукоятки револьверов и сабель судорожно сжимаются пальцами.
В это время я крикнул: "Долой комедию! Расстрелять эту сволочь!" И в тот же момент направил дуло своего нагана в Ивана Матюхина. У всех бандитов страшный перелом, переход от радости к безумному ужасу, особенно охватывает он Матюхина, человека-зверя, выкручивавшего красноармейцам головы. В ужасе он закидывает назад голову и закрывает ее обеими руками. Я хочу убить его, но новый наган дает подряд три осечки. В это время раздается залп со стороны моих командиров, и несколько убитых бандитов падают на пол. Я бросаю свой наган, отскакиваю к стене и начинаю отстегивать свой маузер.
Из-под стола, где успел спрятаться один из бандитских "комиссаров", раздается выстрел, и пуля раздробляет мне правую руку у плеча. Несмотря на боль, все же не теряю почина действий, и через несколько секунд все бандиты расстреляны. Выбегаем на двор, захватываем бандитскую охрану.
Пока мы "совещались", оба наши полка и пулеметная команда успели окружить село, и через какой-нибудь час после ожесточенной пулеметной и винтовочной стрельбы банда была уничтожена.
Боевая задача нашей бригады в Тамбовской губернии была разрешена; самая крупная и отборная банда была ликвидирована. Небольшие бандитские шайки охватил ужас, и они сдавались нам на милость, являясь с лошадьми и оружием.
Вскоре после тамбовской операции моя кавбригада была снова переброшена на Украину.
Эктов был помилован Советской властью и отправился к своей семье.
М. Покалюхин
КОНЕЦ АНТОНОВА
Голыне полувека минуло с тех пор, как в бывшей Тамбовской губернии разыгрались трагические события, принесшие тамбовскому крестьянству много бед и страданий. Эти события связаны с именем политического авантюриста Александра Антонова - организатора и главаря бандитского движения, известного в истории Советского государства под названием "антоновщина".
О самом восстании написано много. Мне же хочется рассказать только о последних днях Антонова.
...Части Красной Армии, конники легендарного Григория Ивановича Котовского, раздробив "армию" Антонова, одну за другой ликвидировали ее части. Но сам "главнокомандующий" уходил от справедливого наказания за свои кровавые преступления, за слезы и муки тысяч и тысяч безвинно замученных людей.
После того как основные силы антоновщины были разгромлены и главарь бесследно исчез, возникал главный вопрос: где скрывался кулацкий кумир, "надежда мужицкая", как демагогически рекламировала Антонова эсеровская агентура?
Слухи о его местопребывании были самые противоречивые. Одни говорили, что он ушел далеко, может, подался за границу. Другие считали, что он убит в боях, погиб незаметно. Третьи утверждали, что он где-то здесь, недалеко.
Такого же мнения придерживались и мы, чекисты.
Когда начались поиски бандитского атамана, я был назначен начальником отделения по борьбе с бандитизмом Тамбовского губернского отдела ГПУ [6 февраля 1922 года ВЧК была реорганизована в Государственное политическое управление - ГПУ]. Нам приходилось проверять каждое предположение о месте нахождения Антонова, доходить до источников слухов о нем, составлять схемы вероятных мест его укрытий. Кропотливый труд дал свои результаты: место укрытия Антонова было обнаружено.
...Широко раскинулось село Нижний Шибряй Уваровского района. К его околицам примыкал огромный лес.
Село как село. Ничего выдающегося, ничего примечательного. Если чем оно и отличалось от прочих сел, то только одним: жители Нижнего Шибряя не отличались активным участием в антоновском движении. Вот к этому как бы нейтральному, мирному селу и привел чекистов след, оставленный Антоновым и его братом Дмитрием.
Надо сказать, что Антонов правильно учел эту особенность. Село не было в центре внимания розыскной работы наших органов. Правда, тут были и другие, личные мотивы, привлекшие сюда братьев-бандитов. Проживала тогда в Нижнем Шибряе вдовушка, некая Наталья Катасонова, сожительница Дмитрия. У нее-то и нашли себе приют разбойники. Имея базу в лесу, Антоновы ночью приходили к Катасоновой, жили у нее днями, а затем с мешками, наполненными продуктами, уходили в лес. Рядом с Катасоновой проживал крупный кулак Василий Иванов, который не только знал, кто проживает у соседки, но и служил для Антоновых надежным источником материального обеспечения.
В этом удачно выбранном "опорном пункте" Антонов пребывал долгие месяцы. Здесь он пришел в себя после краха, окреп и стал замышлять развертывание новой антисоветской авантюры.
После получения сведений о месте нахождения Антонова перед нами встала задача - установить момент посещения Антоновым дома Катасоновой и арестовать его там.
Задача не из легких. Старый, стреляный волк, не раз избегавший расставленных на его пути капканов, мог и на этот раз уйти, если в задуманной операции появится малейший изъян.