Страница:
Никсон забыл и о кофе и обо всем на свете и бегом направился на берег. Действительно, наш четырехтрубный миноносец, типа "Сокол" стоял на якоре. Всё было тихо и спокойно как на нем, так и вокруг него. {317} Казалось, будто вернулось довоенное время и миноносец, совершая практическое плавание по иностранным портам, зашел с визитом в Чифу. Совсем по мирному развешано было на нем на леерах командное белье для просушки.
Опасение за одинокий миноносец, который стоит на рейде совершенно открытом и никакой крепостью не защищенном, невольно охватило Никсона. "Как же это так, - пронеслось у него в мыслях. - Ведь японский флот сейчас безусловно хозяйничает в море, а китайский нейтралитет - какой же это к шуту нейтралитет, когда он военной силой не обеспечен. Правда, есть на рейде китайский крейсер, есть и германский. На обоих сидят адмиралы. Но мы хорошо знаем, что войди в бухту японский флот, никто из этих господ пальцем о палец не ударит, чтобы заступиться за русский корабль, находящийся в нейтральных водах". Свежим в памяти остается пример Чемульпо, когда погибли "Варяг" и "Кореец".
Через несколько минут Никсон входил в здание консульства. Он встретил погруженного в хлопоты Тидемана, одетого в консульский мундир и направлявшегося к китайским властям.
- Миноносец "Решительный" прибыл ночью, - сообщил озабоченный Тидеман. - Командует им лейтенант Рощаковский. Он привез нам для отправки в Петербург телеграммы первостепенной важности. Наша эскадра под командой адмирала Витгефта вчера утром вышла из Порт-Артура, чтобы прорываться во Владивосток. Вероятно, она в море уже встретила японский флот.
- А как же миноносец? - спросил Никсон. - Ведь оставаться ему в Чифу и нейтрализоваться здесь нельзя. Вы лучше меня знаете, что китайский нейтралитет, не поддержанный серьезной военной силой, гроша ломанного не стоит.
Тидеман безнадежно развел руками.
- Что тут поделаешь, - сказал он. - Во-первых, Рощаковский, прежде чем повидать меня, сам обратился к китайским властям и уже уговорился с ними о разоружении миноносца и передаче боевого его снабжения здешнему береговому начальству. Во-вторых, когда я {318} пояснил ему положение вещей в Чифу и опасность для нейтрализованного корабля быть захваченным японцами, то получил ответ, что он имеет письменное категорическое приказание адмирала Витгефта разоружиться в Чифу и нейтрализоваться после отправки телеграмм о выходе эскадры.
Надо немедленно повидать Рощаковского, решил Никсон. Быть может еще не поздно и удастся уговорить его уходить сейчас же из Чифу и прорываться к Дзин-Тау, к немцам. Идти ведь можно всё время вблизи береговой черты.
Если же на пути японцы нападут в превосходных силах, то есть возможность выброситься на камни, спасти команду и взорвать миноносец. Всё же это много лучше, чем давать япошкам возможность захватить разоруженный корабль в здешней гавани.
Никсон сел на "юли-юли", вольнонаемную китайскую шлюпку и поспешил направиться на "Решительный". Первое, что он увидел, выходя на палубу миноносца - это была группа плотных широколицых китайских чиновников. Они распоряжались выгрузкой с корабля орудийных замков, патронов и зарядных отделений мин Уайтхеда. Зрелище это показалось Никсону оскорбительным для русского национального чувства. Как будто самодовольство было написано на лицах дородных китайцев, охотно вошедших в роль хозяев на палубе "Решительного". По-видимому, им было в высшей степени лестно принимать корабль с людьми белой, господствующей в мире расы, под покровительство Китая. Это было событием, небывалым до сих пор в истории Серединного государства.
На дне китайской баржи, пришвартованной к миноносцу лежало аккуратно размещенное рядами боевое снабжение "Решительного".
Никсон с грустью убедился, что жребий, увы, был уже брошен. Он понял, что никакое его вмешательство делу сейчас не поможет. Миноносец был совершенно разоружен.
В кают-компании Никсона приветствовали, расспрашивали его об особенностях жизни в городе Чифу. Захватывающе интересными для него были рассказы {319} офицеров очевидцев событий последних дней в Порт-Артуре. Но опасение за судьбу лишенного артиллерии и мин "Решительного" камнем продолжало лежать на душе Никсона.
**
*
Вечером в этот день в консульстве был званный обед в честь лейтенанта Рощаковского. Присутствовал также агент железнодорожного пароходства Ф. Н. Лаврентьев и мистер "Никсон".
Все жадно слушали интересный и глубоко волнующий рассказ Рощаковского о последних днях, пережитых осажденным Порт-Артуром, когда снаряды японских орудий стали попадать в наши стоящие в гавани суда. Накануне выхода эскадры в море одним из этих снарядов был легко ранен начальник ее, адмирал Витгефт.
В конце обеда, когда подавали кофе, к Тидеману подошел его мажордом, старший китаец-бой. В консульстве он занимал очень важный и ответственный пост, т. к. через него Тидеман узнавал обычно, что творилось в городских китайских кругах. Он сообщал о циркулирующих среди местного населения слухах и предупреждал о возможности тех или других событий.
Сейчас этот китаец шепнул на ухо Тидеману по-видимому что-то очень важное. "Господа... минутку внимания, - обратился к присутствующим консул. - Сейчас мой Тен Ху сообщил мне, что по его сведениям два японских миноносца подошли к здешней гавани и сейчас входят на рейд".
Обед был прерван. Присутствующие вышли на берег, где у маленькой пристани стояла наготове принадлежащая агенту пароходства шлюпка с несколькими китайцами-гребцами, одетыми в матросскую форму. На шлюпку сели: консул, Рощаковский, Лаврентьев и Никсон.
Ночь была темная, безлунная. В море стоял мертвый штиль и гладкой, как зеркало, была водная поверхность.
Далеко среди тишины разносился дружный всплеск весел гребцов. Но, по-видимому, всё было пока спокойно на рейде. Никаких признаков японских судов не было.
{320} Подошли к "Решительному". Команда на нем спала на верхней палубе. Внутри корабля, борта которого накалились в течение дня, было жарко и душно. Рощаковский вышел на свой миноносец, остальные прибывшие остались на шлюпке. Старший офицер, лейтенант В. В. Каневский встретил командира у трапа.
- Никаких судов, входящих на рейд, мы не видели, - доложил Каневский. - Пока всё было тихо и спокойно.
- Быть может, мой Тен Ху нас напрасно переполошил, - сказал Тидеман. Кажется, мы можем пожелать господам офицерам спокойной ночи и возвращаться к себе домой.
Но беспокойство о судьбе "Решительного" не покидало Никсона. Скажите, как у вас обстоит дело насчет пироксилиновых подрывных патронов? обратился он к Рощаковскому. - Ведь не ровен час... Вдруг они могут вам понадобится?
- По этой части всё благополучно, - ответил командир миноносца. - Ни патронов, ни бикфордовых шнуров я китайцам не сдавал. Все они лежат наготове в носовом погребе.
Еще раньше, за обедом, на вопрос Никсона о сигнальных книгах "Решительного" и о секретных картах и документах, Рощаковский пояснил, что еще утром судовая комиссия спустилась в кочегарку и в ее присутствии всё секретное, что имелось на судне, было сожжено в топке.
- Ну, будемте отваливать, - сказал консул. - Позвольте вам пожелать всего лучшего, - обратился он к офицерам миноносца.
**
*
Не прошло и часу после отбытия консула, когда вахтенные на миноносце услышали всплеск весел. К трапу подошла небольшая шлюпка. Гребцами на ней были матросы японского военного флота. Людей этих было довольно много. В руках большинства из них виднелись винтовки.
{321} На корме сидел морской офицер, японец в белом кителе, вооруженный саблей. Рядом с ним восседал дородный штатский японец, нарядно одетый в светло серый костюм.
"Некто в сером" - обратился к подошедшему к трапу Рощаковскому, сказав по-русски:
- Японьски офицер просит разрешения войти на паруба.
Рощаковский в ответ пояснил, что разрешения этого он дать никак не может, т. к. миноносец разоружен китайскими властями и находится сейчас в ведении этих властей.
- Японьски офицер просит... начал опять повторять ту же фразу господин в сером, впоследствии оказавшийся секретарем японского консульства в Чифу.
Тем временем к борту миноносца в носовой части подошла вторая шлюпка с вооруженными японцами. Они прямо полезли на палубу, уже не спрашивая разрешения.
(После этого офицер и переводчик также стали подыматься по трапу. Одновременно с тем из ночной темноты начал вырисовываться силуэт японского миноносца. Вооруженные винтовками люди, как только они попадали на палубу "Решительного", сейчас же занимали посты по видимо заранее составленному расписанию.
Появились часовые у сходных люков. Особенно много японцев скопилось в носовой части. Там они стали проникать и внутрь корабля. Безоружная команда миноносца понемногу как бы оттеснялась японцами к корме.
(Выйдя на шканцы, офицер отдал честь, вынул из кармана какую-то бумагу и, обратившись к Рощаковскому, начал громко читать на своем языке этот документ. Прочитав фразу, он останавливался и тогда переводчик "некто в сером" возглашал эту фразу по-русски. Чтение бумаги заняло некоторое время. Содержание ее было приблизительно такое:
"Я, начальник такого-то отряда миноносцев императорского Японского флота, заметил вчера ночью русский миноносец, направлявшийся в Чифу. Я его преследовал до тех пор, пока он не скрылся в порту. Сейчас я предлагаю командиру этого миноносца немедленно выйти в море и вступить со мною в бой. Если же у него {322} неисправна машина, то я предлагаю взять его на буксир и вывести его в море".
Рощаковский ответил, что к глубокому его сожалению, он выйти в море и вступить в бой не может, ибо миноносец, которым он командует, уже нейтрализован и находится в ведении китайского начальства. Все боевые припасы и замки от орудий сданы этим властям.
Выслушав ответ Рощаковского, офицер-японец опять взял в руки ту же бумагу и снова послышались те же фразы:
"Я, начальник такого-то отряда миноносцев императорского японского флота"...
Тем временем Рощаковский увидал около себя молодца - минера Валовича, надежного и бравого человека, на которого он мог вполне положиться. "Валович! Спустись сейчас в носовой погреб и подожги фитили подрывных патронов", - шепнул он ему.
Валович исчез.
Рощаковскому надо было выиграть время, дабы дать Валовичу возможность устроить взрыв миноносца.
- Я вам покажу сейчас наши орудия, чтобы вы могли убедиться, что замки из них вынуты, - сказал он японцам и повел их офицера с переводчиком к кормовому 47-миллиметровому орудию.
Пока они туда шли, один из судовых офицеров заметил, что матрос-японец чем-то занят у кормового флагштока. Оказалось, что тот пристопорил к фалам японский военный флаг и собирается его поднять.
- Пошел к чорту, с.... сын, - гневно прикрикнул он на японца. Тот растерялся, видимо оробел и удалился, унося свой флаг.
Время шло, а Валович не возвращался. Трудная задача была возложена на молодца-минера - проникнуть в носовой патронный погреб, пройдя через цепь часовых-японцев. Рощаковский старался продолжать свой разговор с неприятельским офицером.
Наконец, Валович появился. Подойдя к командиру, он доложил:
- Фитили зажжены - через две или три минуты будет взрыв.
{323} Среди темноты ночи можно было видеть, что второй японский миноносец подходит к "Решительному". Японцы сразу же стали более нахальными.
- Я вам приказываю без всяких хлопот сдать нам миноносец, - нагло обратился офицер к Рощаковскому.
- Тогда васи зизни мозна будит посцадить, - докончил переводчик фразу.
- Как ты смеешь, негодяй, такие предложения мне делать, - закричал Рощаковский. Одновременно с тем, размахнувшись, он из всех сил ударил японца-офицера по физиономии. Удар был такой сильный, что получивший плюху упал на планширь и, перевалившись через него, свалился как груз за борт. Но, падая, офицер ухватился за полу кителя Рощаковского и увлек того за собой. Оба оказались в воде. Барахтаясь, японец вцепился зубами в руку командира "Решительного" и чуть было начисто не откусил ему один из пальцев.
- Ужасно противно было в тот момент чувствовать свою руку во рту этой гадины, - рассказывал потом Рощаковский.
Бравый минер Валович, видя, что командир схватился с японским офицером, не задумываясь, бросился ему на выручку. Ударив ближайшего неприятельского матроса, он стал вырывать из рук его винтовку. Чтобы оценить по достоинству всю доблесть его самоотверженного поступка, нужно представить себе картину этой страшной ночи, когда вся палуба корабля была в руках вооруженных японцев, а наши люди были без всякого оружия.
Два-три японца разом навели свои винтовки на Валовича. Раздалось несколько выстрелов и он пал смертью героя.
Когда офицер-японец полетел за борт, его подчиненных охватила паника. Столпившись на баке, они открыли частый, беспорядочный огонь из винтовок.
Старший офицер лейтенант Каневский стоял перед этим как раз против японца переводчика. Когда началась стрельба, "господин в серой паре", будучи штатским человеком, перетрусил и в отчаянии бросился к {324} Каневскому. Обеими руками он крепко ухватился за руки старшего офицера и возопил умоляющим тоном:
- Не нада война... Пажаласта - не нада вайна. Мозно все халасо, без вайна делать.
Каневский, видя, что субъект этот крепко держит его за руки, пришел в ярость и негодование. Он не привык к тому, чтобы его хватали за руки и их держали. А тут, в довершение всего, перед ним была препротивнейшая японская образина с лицом, искаженным страхом.
Василий Васильевич в этот миг, вероятно, вспомнил, как он в юности "кикинги" делал, играя в футбол. Там требовалось мгновенное сосредоточенное напряжение мускулов ноги и тогда разом с большой силой выбрасывался вперед носок сапога. На этот раз меткий удар пришелся как раз по толстому животу господина в сером костюме. Тот взвыл во весь голос от боли и затылком вперед полетел за борт. Но за руки Каневского он продолжал попрежнему цепляться и при своем падении увлек и того за собой в воду.
Огни выстрелов беспрерывно прорезывали темноту ночи. Пули летели и вдоль палубы миноносца и во все стороны. Безоружная команда "Решительного", лишившись разом и командира и старшего офицера, не видя другого выхода, стала прыгать в воду.
Японцы, находившиеся на шлюпке, стоявшей у трапа, были сначала ошеломлены зрелищем своего офицера, кубарем полетевшего за борт. Но затем они приблизились и стали спасать свое, побитое по морде, начальство.
Рощаковский, освободившись от японца, быстро поплыл к кормовому отводу (род ограждения из стальных прутьев над гребными винтами). Он торопился вернуться на миноносец, вскарабкавшись сначала на отвод, а с него на палубу.
Но у отвода уже были видны желтые физиономии.
- Я начал вылезать, - рассказывал потом М. С. Рощаковский, - а эти два японца навели на меня винтовки и открыли частый огонь. Стреляли оба почти в упор, расстояние было не больше трех шагов. Стрелки они были, видимо, неважные. Выстрелов 15 по мне сделали и всё мимо. Наконец, одному из них удалось {325} попасть и прострелить мне ногу у бедра. Я почувствовал, что через отвод мне не взобраться, отплыл в сторону и стал ожидать взрыва.
Стрельба из винтовок продолжалась. Когда Рощаковский плыл на груди, то попадания в воду вблизи его не было. Попробовал для отдыха лечь на спину сразу же пули защелкали у самой головы. Видимо, лицо его белело среди темноты ночи и давало возможность японцам целить. Пришлось снова плыть на груди: голову трудно было рассмотреть в воде.
Вдруг яркий сноп огня разрезал темноту ночи и гул взрыва раскатился по рейду. Взлетел кверху носовой грибовидный мостик с кусками палубной настилки. Силой взрыва сорвало со станка стоявшую на этом мостике трехдюймовую пушку. И станок и пушка летели отдельно.
Громкий крик "А-ай", выражающий ужас и отчаяние бывших на "Решительном" японцев огласил рейд. Подожженные минером Валовичем патроны взорвались, когда самого его уже не было в живых.
Как раз перед моментом взрыва японцы кучей собрались около грибовидного мостика. Там находился столик, в котором обычно хранились сигнальные книги. Можно думать, что они усиленно искали эти книги. Рощаковский, находясь в воде, видел, как в снопе огня летели кверху и разорванные взрывом куски этих людей и целые люди. Нос миноносца стал заметно погружаться.
Впоследствии, когда японцы опубликовали свои потери при захвате ими "Решительного", выяснилось, что более 20 человек было убито взрывом. Секретарь их консульства в Чифу оказался показанным в числе "легко раненых". Видно В. В. Каневский был хорошим игроком в футбол. Через несколько дней, находясь на улице в Чифу, так сказать, на нейтральной почве, он повстречал "легко раненого" им господина в светло серой паре.
- Ну что же, - спрашивали его сослуживцы, - раскланивался с вами этот ваш знакомец?
- Нет, не раскланивался, - отвечал Каневский, - просто прошел мимо и только сердито на меня посмотрел.
{326} В. В. Каневскому удалось доплыть до стоявшего вблизи бывшего в ремонте плавучего маяка; командир и офицеры на нем были датчане, или голландцы. Они в высшей степени гостеприимно приняли, как русского офицера, так и нескольких матросов "Решительного". Они оказали, кому нужно, медицинскую помощь, переодели всех в сухое платье, обогрели, накормили.
Большинству команды миноносца удалось добраться вплавь до берега, находившегося в расстоянии около трех четвертей мили. Спасение людей облегчалось тем, что ночью был штиль.
М. С. Рощаковский после взрыва подплыв к стоявшей неподалеку на якоре большой китайской джонке и крепко уцепился за ее толстый тросовый якорный канат. Ранение и потеря крови стали оказывать на него свое действие. Силы начали его оставлять.
Китайцы на джонке заметили его. Они забегали, загалдели и засуетились. "Вот хорошо-то, - подумал Рощаковский. - Сейчас они придут мне на помощь и вытащат из воды".
Но китайцы, пошумев, притащили длинную бамбучину и принялись самым решительным образом отпихивать Рощаковского прочь от их якорного каната. "Плыви, - дескать, - миленький, куда хочешь, только к нам, пожалуйста, не подплывай больше".
Потом люди, знакомые со своеобразными обычаями Китая, объясняли, что у бывших на джонке китайцев были все основания так поступать. Они говорили, что по китайским законам обыватель, спасший утопающего, возлагает этим на себя обязанность содержать на свой счет спасенного им человека до конца своих дней. Кому же при этих условиях придет в голову блажь заниматься спасанием людей.
Рощаковский, по всей вероятности, погиб бы, если бы в это время к нему не подошел паровой катер с китайского крейсера. Он был доставлен на этот корабль, где его рана была перевязана.
Штиль, бывший в ту памятную ночь, помог спасению попавших в воду людей. Но в то же время он, к сожалению, оказался полезен и для японцев. "Решительный" при взрыве получил большую подводную пробоину {327} и носовая часть его целиком ушла в воду. Ушла настолько, что весь форштевень до самого верха был погружен. Будь малейшая волна - миноносец неминуемо затонул бы. Но благодаря необычайно тихой погоде, японцам удалось утащить его из Чифу на буксире. Впоследствии они его починили и он вошел в число судов японского флота.
Рассказывали, что когда японский миноносец с "Решительным" на буксире проходил мимо китайского крейсера, стоявшего на рейде, то адмирал-китаец, державший на крейсере флаг, был возмущен наглым нарушением японцами основ международного права. Но остановить их орудийным выстрелом он всё-таки не решился, а стал подымать сигналы с требованием "остановиться". Голосом, по мегафону, это приказание было передано на японский миноносец, шедший вторым.
Тот приблизился к китайскому судну для переговоров.
- Это очевидно недоразумение, - сказал командир-японец. - Я сейчас догоню ушедший вперед миноносец и передам ему ваше требование. Он, несомненно, немедленно повернет обратно и возвратит вам русский миноносец.
Китайцы обрадовались и успокоились,
Лучи рассвета озарили район происшедшей драмы. Люди команды "Решительного", выбираясь по одному на берег, стали постепенно стекаться к русскому консульству. Большинство их было в одном белье. По проверке наличия оказалось, что не хватает трех, считая в том числе убитого Валовича. Впоследствии выяснилось, что два матроса были задержаны на "Решительном" японцами и увезены в плен.
Много заботы и хлопот разом выпало на долю консула Тидемана. Но одной из первых задач было для него - это снять с китайского крейсера раненого командира "Решительного".
- Если японцы настойчиво потребуют, то китайцы, чтобы избежать осложнений уступят и отдадут лейтенанта Рощаковского в плен в Японию, говорил консул.
{328} Он немедленно отправился на германский крейсер, стоявший на рейде. Адмирал-немец принял, его очень любезно. Но как только зашел разговор о возможности перевезти Рощаковского с китайского крейсера на немецкое судно, то последовал тотчас же отказ. - Вы нас, пожалуйста, извините, - сказал адмирал, - но ранение этого офицера есть результат вашей войны с Японией.
А ведь Германия с самого начала войны объявила свой нейтралитет.
В конце концов М. С. Рощаковский был благополучно перевезен на берег и помещен в местный госпиталь, принадлежащий католической духовной миссии. Внимание к русскому офицеру членов этой миссии и медицинского персонала было выше всяких похвал. Рощаковский стал быстро поправляться при таком прекрасном уходе.
До случая с "Решительным" настроение проживавших в Чифу англичан и американцев было ярко антирусское. Японцы же были в моде и прославлялись. После наглого выступления представителей страны Микадо всё это вдруг изменилось. Комната в госпитале, в которой помещался Рощаковский, была полна цветов. Приношения эти были от людей всех национальностей белой расы, проживавших в Чифу. Они как будто тогда поняли и уяснили себе, что такое в действительности Япония и японцы.
Тело героя матроса-минера Валовича было найдено. Состоялось торжественное погребение его на кладбище в Чифу. Гроб до места вечного упокоения провожал весь состав консульства, офицеры и команда "Решительного" и ружейный взвод с китайского крейсера под командою офицера. Было много представителей разных проживающих в Чифу наций. Полагающаяся воинская почесть, ружейный залп, была отдана при опускании гроба в могилу.
С тех пор прошло много лет. Много событий свершилось, много воды утекло за эти годы. Сейчас только скромный каменный крест на могиле Валовича в Чифу напоминает о том, что произошло в ночь с 11 на 12 августа 1904 года на рейде Чифу.
Контр-адмирал
Д. В. Никитин (Фокагитов)
{329}
НОЧНОЙ ПОХОД
В темный поздний сентябрьский вечер, вскоре после отражения второго трехсуточного штурма на крепость, и в последовавшее за ним затишье, в тесной маленькой кают-компании "Стройного" были собраны командиры нашего дивизиона на совещание.
Морское начальство, учитывая возможность стоянки неприятельских крейсеров в бухте на островах Миа-Тао, находящихся в сорока милях от Артура, предложило обсудить план прорыва блокады и атаки этих крейсеров одним из миноносцев.
Насколько нам представлялось понятным старание начальства, сохранившимися в его распоряжении средствами нанести хоть какой-нибудь ущерб неприятелю, настолько же мы находили трудным и рискованным выполнение такого плана.
По мере того как общее положение обороны ухудшалось, всё меньше считались с потерями во флоте, а вследствие невольного бездействия поврежденных больших судов, работа морских сил ограничивалась действиями уцелевшей еще минной дивизии, личный состав которой, как говорится, "своими боками" расплачивался за все неудачи, постигшие флот.
На некоторых миноносцах к тому времени командиры были заменены более молодыми, сохранившими в себе больше энергии и бодрости. Много офицеров из старого состава перевелись на береговые должности и были заменены новыми. Благодаря этому, понемногу профильтровался весь личный состав миноносцев и создались кадры, вполне соответствовавшие требованиям тяжелой службы на этих судах.
Миноносцы нашего дивизиона были наскоро {330} достроены в Артуре перед самым началом войны и мало уступали по всем качествам, не исключая и артиллерии, японским того же тоннажа. Только вместо кормового 75-миллиметрового орудия имелось 47-миллиметровое, и отсутствовали пулеметы. Впоследствии установили на каждом миноносце по пулеметной тумбе и отпустили два пулемета на дивизион, которые переносились на дежурные миноносцы.
Отсутствие сильного кормового вооружения не раз давало себя знать, когда приходилось отступать под натиском сильнейшего неприятеля, а нехватка пулеметов - при внезапных встречах в темные ночи.
8-го августа в бухте Taxe, при обстреле неприятельских позиций, во время общего штурма крепости, мой миноносец понес некоторые повреждения и поэтому ремонтировался. Носовой частью он был введен в особый кессон для заделки пробоин, а подбитое носовое орудие - исправлялось. Пользуясь этой небольшой передышкой, я решил попытаться найти себе 75-миллиметровое орудие и установить его на корме.
Обращаться в порт с подобной просьбой было бесполезно. Запасных орудий вообще не имелось в Артуре; и вследствие постоянного в то время обстрела японцами района порта, даже получить рабочих было не легко. С трудом получали мы необходимые материалы и всякое снабжение из портовых складов, т. к. чиновники порта, конечно, избегали находиться под огнем.
Опасение за одинокий миноносец, который стоит на рейде совершенно открытом и никакой крепостью не защищенном, невольно охватило Никсона. "Как же это так, - пронеслось у него в мыслях. - Ведь японский флот сейчас безусловно хозяйничает в море, а китайский нейтралитет - какой же это к шуту нейтралитет, когда он военной силой не обеспечен. Правда, есть на рейде китайский крейсер, есть и германский. На обоих сидят адмиралы. Но мы хорошо знаем, что войди в бухту японский флот, никто из этих господ пальцем о палец не ударит, чтобы заступиться за русский корабль, находящийся в нейтральных водах". Свежим в памяти остается пример Чемульпо, когда погибли "Варяг" и "Кореец".
Через несколько минут Никсон входил в здание консульства. Он встретил погруженного в хлопоты Тидемана, одетого в консульский мундир и направлявшегося к китайским властям.
- Миноносец "Решительный" прибыл ночью, - сообщил озабоченный Тидеман. - Командует им лейтенант Рощаковский. Он привез нам для отправки в Петербург телеграммы первостепенной важности. Наша эскадра под командой адмирала Витгефта вчера утром вышла из Порт-Артура, чтобы прорываться во Владивосток. Вероятно, она в море уже встретила японский флот.
- А как же миноносец? - спросил Никсон. - Ведь оставаться ему в Чифу и нейтрализоваться здесь нельзя. Вы лучше меня знаете, что китайский нейтралитет, не поддержанный серьезной военной силой, гроша ломанного не стоит.
Тидеман безнадежно развел руками.
- Что тут поделаешь, - сказал он. - Во-первых, Рощаковский, прежде чем повидать меня, сам обратился к китайским властям и уже уговорился с ними о разоружении миноносца и передаче боевого его снабжения здешнему береговому начальству. Во-вторых, когда я {318} пояснил ему положение вещей в Чифу и опасность для нейтрализованного корабля быть захваченным японцами, то получил ответ, что он имеет письменное категорическое приказание адмирала Витгефта разоружиться в Чифу и нейтрализоваться после отправки телеграмм о выходе эскадры.
Надо немедленно повидать Рощаковского, решил Никсон. Быть может еще не поздно и удастся уговорить его уходить сейчас же из Чифу и прорываться к Дзин-Тау, к немцам. Идти ведь можно всё время вблизи береговой черты.
Если же на пути японцы нападут в превосходных силах, то есть возможность выброситься на камни, спасти команду и взорвать миноносец. Всё же это много лучше, чем давать япошкам возможность захватить разоруженный корабль в здешней гавани.
Никсон сел на "юли-юли", вольнонаемную китайскую шлюпку и поспешил направиться на "Решительный". Первое, что он увидел, выходя на палубу миноносца - это была группа плотных широколицых китайских чиновников. Они распоряжались выгрузкой с корабля орудийных замков, патронов и зарядных отделений мин Уайтхеда. Зрелище это показалось Никсону оскорбительным для русского национального чувства. Как будто самодовольство было написано на лицах дородных китайцев, охотно вошедших в роль хозяев на палубе "Решительного". По-видимому, им было в высшей степени лестно принимать корабль с людьми белой, господствующей в мире расы, под покровительство Китая. Это было событием, небывалым до сих пор в истории Серединного государства.
На дне китайской баржи, пришвартованной к миноносцу лежало аккуратно размещенное рядами боевое снабжение "Решительного".
Никсон с грустью убедился, что жребий, увы, был уже брошен. Он понял, что никакое его вмешательство делу сейчас не поможет. Миноносец был совершенно разоружен.
В кают-компании Никсона приветствовали, расспрашивали его об особенностях жизни в городе Чифу. Захватывающе интересными для него были рассказы {319} офицеров очевидцев событий последних дней в Порт-Артуре. Но опасение за судьбу лишенного артиллерии и мин "Решительного" камнем продолжало лежать на душе Никсона.
**
*
Вечером в этот день в консульстве был званный обед в честь лейтенанта Рощаковского. Присутствовал также агент железнодорожного пароходства Ф. Н. Лаврентьев и мистер "Никсон".
Все жадно слушали интересный и глубоко волнующий рассказ Рощаковского о последних днях, пережитых осажденным Порт-Артуром, когда снаряды японских орудий стали попадать в наши стоящие в гавани суда. Накануне выхода эскадры в море одним из этих снарядов был легко ранен начальник ее, адмирал Витгефт.
В конце обеда, когда подавали кофе, к Тидеману подошел его мажордом, старший китаец-бой. В консульстве он занимал очень важный и ответственный пост, т. к. через него Тидеман узнавал обычно, что творилось в городских китайских кругах. Он сообщал о циркулирующих среди местного населения слухах и предупреждал о возможности тех или других событий.
Сейчас этот китаец шепнул на ухо Тидеману по-видимому что-то очень важное. "Господа... минутку внимания, - обратился к присутствующим консул. - Сейчас мой Тен Ху сообщил мне, что по его сведениям два японских миноносца подошли к здешней гавани и сейчас входят на рейд".
Обед был прерван. Присутствующие вышли на берег, где у маленькой пристани стояла наготове принадлежащая агенту пароходства шлюпка с несколькими китайцами-гребцами, одетыми в матросскую форму. На шлюпку сели: консул, Рощаковский, Лаврентьев и Никсон.
Ночь была темная, безлунная. В море стоял мертвый штиль и гладкой, как зеркало, была водная поверхность.
Далеко среди тишины разносился дружный всплеск весел гребцов. Но, по-видимому, всё было пока спокойно на рейде. Никаких признаков японских судов не было.
{320} Подошли к "Решительному". Команда на нем спала на верхней палубе. Внутри корабля, борта которого накалились в течение дня, было жарко и душно. Рощаковский вышел на свой миноносец, остальные прибывшие остались на шлюпке. Старший офицер, лейтенант В. В. Каневский встретил командира у трапа.
- Никаких судов, входящих на рейд, мы не видели, - доложил Каневский. - Пока всё было тихо и спокойно.
- Быть может, мой Тен Ху нас напрасно переполошил, - сказал Тидеман. Кажется, мы можем пожелать господам офицерам спокойной ночи и возвращаться к себе домой.
Но беспокойство о судьбе "Решительного" не покидало Никсона. Скажите, как у вас обстоит дело насчет пироксилиновых подрывных патронов? обратился он к Рощаковскому. - Ведь не ровен час... Вдруг они могут вам понадобится?
- По этой части всё благополучно, - ответил командир миноносца. - Ни патронов, ни бикфордовых шнуров я китайцам не сдавал. Все они лежат наготове в носовом погребе.
Еще раньше, за обедом, на вопрос Никсона о сигнальных книгах "Решительного" и о секретных картах и документах, Рощаковский пояснил, что еще утром судовая комиссия спустилась в кочегарку и в ее присутствии всё секретное, что имелось на судне, было сожжено в топке.
- Ну, будемте отваливать, - сказал консул. - Позвольте вам пожелать всего лучшего, - обратился он к офицерам миноносца.
**
*
Не прошло и часу после отбытия консула, когда вахтенные на миноносце услышали всплеск весел. К трапу подошла небольшая шлюпка. Гребцами на ней были матросы японского военного флота. Людей этих было довольно много. В руках большинства из них виднелись винтовки.
{321} На корме сидел морской офицер, японец в белом кителе, вооруженный саблей. Рядом с ним восседал дородный штатский японец, нарядно одетый в светло серый костюм.
"Некто в сером" - обратился к подошедшему к трапу Рощаковскому, сказав по-русски:
- Японьски офицер просит разрешения войти на паруба.
Рощаковский в ответ пояснил, что разрешения этого он дать никак не может, т. к. миноносец разоружен китайскими властями и находится сейчас в ведении этих властей.
- Японьски офицер просит... начал опять повторять ту же фразу господин в сером, впоследствии оказавшийся секретарем японского консульства в Чифу.
Тем временем к борту миноносца в носовой части подошла вторая шлюпка с вооруженными японцами. Они прямо полезли на палубу, уже не спрашивая разрешения.
(После этого офицер и переводчик также стали подыматься по трапу. Одновременно с тем из ночной темноты начал вырисовываться силуэт японского миноносца. Вооруженные винтовками люди, как только они попадали на палубу "Решительного", сейчас же занимали посты по видимо заранее составленному расписанию.
Появились часовые у сходных люков. Особенно много японцев скопилось в носовой части. Там они стали проникать и внутрь корабля. Безоружная команда миноносца понемногу как бы оттеснялась японцами к корме.
(Выйдя на шканцы, офицер отдал честь, вынул из кармана какую-то бумагу и, обратившись к Рощаковскому, начал громко читать на своем языке этот документ. Прочитав фразу, он останавливался и тогда переводчик "некто в сером" возглашал эту фразу по-русски. Чтение бумаги заняло некоторое время. Содержание ее было приблизительно такое:
"Я, начальник такого-то отряда миноносцев императорского Японского флота, заметил вчера ночью русский миноносец, направлявшийся в Чифу. Я его преследовал до тех пор, пока он не скрылся в порту. Сейчас я предлагаю командиру этого миноносца немедленно выйти в море и вступить со мною в бой. Если же у него {322} неисправна машина, то я предлагаю взять его на буксир и вывести его в море".
Рощаковский ответил, что к глубокому его сожалению, он выйти в море и вступить в бой не может, ибо миноносец, которым он командует, уже нейтрализован и находится в ведении китайского начальства. Все боевые припасы и замки от орудий сданы этим властям.
Выслушав ответ Рощаковского, офицер-японец опять взял в руки ту же бумагу и снова послышались те же фразы:
"Я, начальник такого-то отряда миноносцев императорского японского флота"...
Тем временем Рощаковский увидал около себя молодца - минера Валовича, надежного и бравого человека, на которого он мог вполне положиться. "Валович! Спустись сейчас в носовой погреб и подожги фитили подрывных патронов", - шепнул он ему.
Валович исчез.
Рощаковскому надо было выиграть время, дабы дать Валовичу возможность устроить взрыв миноносца.
- Я вам покажу сейчас наши орудия, чтобы вы могли убедиться, что замки из них вынуты, - сказал он японцам и повел их офицера с переводчиком к кормовому 47-миллиметровому орудию.
Пока они туда шли, один из судовых офицеров заметил, что матрос-японец чем-то занят у кормового флагштока. Оказалось, что тот пристопорил к фалам японский военный флаг и собирается его поднять.
- Пошел к чорту, с.... сын, - гневно прикрикнул он на японца. Тот растерялся, видимо оробел и удалился, унося свой флаг.
Время шло, а Валович не возвращался. Трудная задача была возложена на молодца-минера - проникнуть в носовой патронный погреб, пройдя через цепь часовых-японцев. Рощаковский старался продолжать свой разговор с неприятельским офицером.
Наконец, Валович появился. Подойдя к командиру, он доложил:
- Фитили зажжены - через две или три минуты будет взрыв.
{323} Среди темноты ночи можно было видеть, что второй японский миноносец подходит к "Решительному". Японцы сразу же стали более нахальными.
- Я вам приказываю без всяких хлопот сдать нам миноносец, - нагло обратился офицер к Рощаковскому.
- Тогда васи зизни мозна будит посцадить, - докончил переводчик фразу.
- Как ты смеешь, негодяй, такие предложения мне делать, - закричал Рощаковский. Одновременно с тем, размахнувшись, он из всех сил ударил японца-офицера по физиономии. Удар был такой сильный, что получивший плюху упал на планширь и, перевалившись через него, свалился как груз за борт. Но, падая, офицер ухватился за полу кителя Рощаковского и увлек того за собой. Оба оказались в воде. Барахтаясь, японец вцепился зубами в руку командира "Решительного" и чуть было начисто не откусил ему один из пальцев.
- Ужасно противно было в тот момент чувствовать свою руку во рту этой гадины, - рассказывал потом Рощаковский.
Бравый минер Валович, видя, что командир схватился с японским офицером, не задумываясь, бросился ему на выручку. Ударив ближайшего неприятельского матроса, он стал вырывать из рук его винтовку. Чтобы оценить по достоинству всю доблесть его самоотверженного поступка, нужно представить себе картину этой страшной ночи, когда вся палуба корабля была в руках вооруженных японцев, а наши люди были без всякого оружия.
Два-три японца разом навели свои винтовки на Валовича. Раздалось несколько выстрелов и он пал смертью героя.
Когда офицер-японец полетел за борт, его подчиненных охватила паника. Столпившись на баке, они открыли частый, беспорядочный огонь из винтовок.
Старший офицер лейтенант Каневский стоял перед этим как раз против японца переводчика. Когда началась стрельба, "господин в серой паре", будучи штатским человеком, перетрусил и в отчаянии бросился к {324} Каневскому. Обеими руками он крепко ухватился за руки старшего офицера и возопил умоляющим тоном:
- Не нада война... Пажаласта - не нада вайна. Мозно все халасо, без вайна делать.
Каневский, видя, что субъект этот крепко держит его за руки, пришел в ярость и негодование. Он не привык к тому, чтобы его хватали за руки и их держали. А тут, в довершение всего, перед ним была препротивнейшая японская образина с лицом, искаженным страхом.
Василий Васильевич в этот миг, вероятно, вспомнил, как он в юности "кикинги" делал, играя в футбол. Там требовалось мгновенное сосредоточенное напряжение мускулов ноги и тогда разом с большой силой выбрасывался вперед носок сапога. На этот раз меткий удар пришелся как раз по толстому животу господина в сером костюме. Тот взвыл во весь голос от боли и затылком вперед полетел за борт. Но за руки Каневского он продолжал попрежнему цепляться и при своем падении увлек и того за собой в воду.
Огни выстрелов беспрерывно прорезывали темноту ночи. Пули летели и вдоль палубы миноносца и во все стороны. Безоружная команда "Решительного", лишившись разом и командира и старшего офицера, не видя другого выхода, стала прыгать в воду.
Японцы, находившиеся на шлюпке, стоявшей у трапа, были сначала ошеломлены зрелищем своего офицера, кубарем полетевшего за борт. Но затем они приблизились и стали спасать свое, побитое по морде, начальство.
Рощаковский, освободившись от японца, быстро поплыл к кормовому отводу (род ограждения из стальных прутьев над гребными винтами). Он торопился вернуться на миноносец, вскарабкавшись сначала на отвод, а с него на палубу.
Но у отвода уже были видны желтые физиономии.
- Я начал вылезать, - рассказывал потом М. С. Рощаковский, - а эти два японца навели на меня винтовки и открыли частый огонь. Стреляли оба почти в упор, расстояние было не больше трех шагов. Стрелки они были, видимо, неважные. Выстрелов 15 по мне сделали и всё мимо. Наконец, одному из них удалось {325} попасть и прострелить мне ногу у бедра. Я почувствовал, что через отвод мне не взобраться, отплыл в сторону и стал ожидать взрыва.
Стрельба из винтовок продолжалась. Когда Рощаковский плыл на груди, то попадания в воду вблизи его не было. Попробовал для отдыха лечь на спину сразу же пули защелкали у самой головы. Видимо, лицо его белело среди темноты ночи и давало возможность японцам целить. Пришлось снова плыть на груди: голову трудно было рассмотреть в воде.
Вдруг яркий сноп огня разрезал темноту ночи и гул взрыва раскатился по рейду. Взлетел кверху носовой грибовидный мостик с кусками палубной настилки. Силой взрыва сорвало со станка стоявшую на этом мостике трехдюймовую пушку. И станок и пушка летели отдельно.
Громкий крик "А-ай", выражающий ужас и отчаяние бывших на "Решительном" японцев огласил рейд. Подожженные минером Валовичем патроны взорвались, когда самого его уже не было в живых.
Как раз перед моментом взрыва японцы кучей собрались около грибовидного мостика. Там находился столик, в котором обычно хранились сигнальные книги. Можно думать, что они усиленно искали эти книги. Рощаковский, находясь в воде, видел, как в снопе огня летели кверху и разорванные взрывом куски этих людей и целые люди. Нос миноносца стал заметно погружаться.
Впоследствии, когда японцы опубликовали свои потери при захвате ими "Решительного", выяснилось, что более 20 человек было убито взрывом. Секретарь их консульства в Чифу оказался показанным в числе "легко раненых". Видно В. В. Каневский был хорошим игроком в футбол. Через несколько дней, находясь на улице в Чифу, так сказать, на нейтральной почве, он повстречал "легко раненого" им господина в светло серой паре.
- Ну что же, - спрашивали его сослуживцы, - раскланивался с вами этот ваш знакомец?
- Нет, не раскланивался, - отвечал Каневский, - просто прошел мимо и только сердито на меня посмотрел.
{326} В. В. Каневскому удалось доплыть до стоявшего вблизи бывшего в ремонте плавучего маяка; командир и офицеры на нем были датчане, или голландцы. Они в высшей степени гостеприимно приняли, как русского офицера, так и нескольких матросов "Решительного". Они оказали, кому нужно, медицинскую помощь, переодели всех в сухое платье, обогрели, накормили.
Большинству команды миноносца удалось добраться вплавь до берега, находившегося в расстоянии около трех четвертей мили. Спасение людей облегчалось тем, что ночью был штиль.
М. С. Рощаковский после взрыва подплыв к стоявшей неподалеку на якоре большой китайской джонке и крепко уцепился за ее толстый тросовый якорный канат. Ранение и потеря крови стали оказывать на него свое действие. Силы начали его оставлять.
Китайцы на джонке заметили его. Они забегали, загалдели и засуетились. "Вот хорошо-то, - подумал Рощаковский. - Сейчас они придут мне на помощь и вытащат из воды".
Но китайцы, пошумев, притащили длинную бамбучину и принялись самым решительным образом отпихивать Рощаковского прочь от их якорного каната. "Плыви, - дескать, - миленький, куда хочешь, только к нам, пожалуйста, не подплывай больше".
Потом люди, знакомые со своеобразными обычаями Китая, объясняли, что у бывших на джонке китайцев были все основания так поступать. Они говорили, что по китайским законам обыватель, спасший утопающего, возлагает этим на себя обязанность содержать на свой счет спасенного им человека до конца своих дней. Кому же при этих условиях придет в голову блажь заниматься спасанием людей.
Рощаковский, по всей вероятности, погиб бы, если бы в это время к нему не подошел паровой катер с китайского крейсера. Он был доставлен на этот корабль, где его рана была перевязана.
Штиль, бывший в ту памятную ночь, помог спасению попавших в воду людей. Но в то же время он, к сожалению, оказался полезен и для японцев. "Решительный" при взрыве получил большую подводную пробоину {327} и носовая часть его целиком ушла в воду. Ушла настолько, что весь форштевень до самого верха был погружен. Будь малейшая волна - миноносец неминуемо затонул бы. Но благодаря необычайно тихой погоде, японцам удалось утащить его из Чифу на буксире. Впоследствии они его починили и он вошел в число судов японского флота.
Рассказывали, что когда японский миноносец с "Решительным" на буксире проходил мимо китайского крейсера, стоявшего на рейде, то адмирал-китаец, державший на крейсере флаг, был возмущен наглым нарушением японцами основ международного права. Но остановить их орудийным выстрелом он всё-таки не решился, а стал подымать сигналы с требованием "остановиться". Голосом, по мегафону, это приказание было передано на японский миноносец, шедший вторым.
Тот приблизился к китайскому судну для переговоров.
- Это очевидно недоразумение, - сказал командир-японец. - Я сейчас догоню ушедший вперед миноносец и передам ему ваше требование. Он, несомненно, немедленно повернет обратно и возвратит вам русский миноносец.
Китайцы обрадовались и успокоились,
Лучи рассвета озарили район происшедшей драмы. Люди команды "Решительного", выбираясь по одному на берег, стали постепенно стекаться к русскому консульству. Большинство их было в одном белье. По проверке наличия оказалось, что не хватает трех, считая в том числе убитого Валовича. Впоследствии выяснилось, что два матроса были задержаны на "Решительном" японцами и увезены в плен.
Много заботы и хлопот разом выпало на долю консула Тидемана. Но одной из первых задач было для него - это снять с китайского крейсера раненого командира "Решительного".
- Если японцы настойчиво потребуют, то китайцы, чтобы избежать осложнений уступят и отдадут лейтенанта Рощаковского в плен в Японию, говорил консул.
{328} Он немедленно отправился на германский крейсер, стоявший на рейде. Адмирал-немец принял, его очень любезно. Но как только зашел разговор о возможности перевезти Рощаковского с китайского крейсера на немецкое судно, то последовал тотчас же отказ. - Вы нас, пожалуйста, извините, - сказал адмирал, - но ранение этого офицера есть результат вашей войны с Японией.
А ведь Германия с самого начала войны объявила свой нейтралитет.
В конце концов М. С. Рощаковский был благополучно перевезен на берег и помещен в местный госпиталь, принадлежащий католической духовной миссии. Внимание к русскому офицеру членов этой миссии и медицинского персонала было выше всяких похвал. Рощаковский стал быстро поправляться при таком прекрасном уходе.
До случая с "Решительным" настроение проживавших в Чифу англичан и американцев было ярко антирусское. Японцы же были в моде и прославлялись. После наглого выступления представителей страны Микадо всё это вдруг изменилось. Комната в госпитале, в которой помещался Рощаковский, была полна цветов. Приношения эти были от людей всех национальностей белой расы, проживавших в Чифу. Они как будто тогда поняли и уяснили себе, что такое в действительности Япония и японцы.
Тело героя матроса-минера Валовича было найдено. Состоялось торжественное погребение его на кладбище в Чифу. Гроб до места вечного упокоения провожал весь состав консульства, офицеры и команда "Решительного" и ружейный взвод с китайского крейсера под командою офицера. Было много представителей разных проживающих в Чифу наций. Полагающаяся воинская почесть, ружейный залп, была отдана при опускании гроба в могилу.
С тех пор прошло много лет. Много событий свершилось, много воды утекло за эти годы. Сейчас только скромный каменный крест на могиле Валовича в Чифу напоминает о том, что произошло в ночь с 11 на 12 августа 1904 года на рейде Чифу.
Контр-адмирал
Д. В. Никитин (Фокагитов)
{329}
НОЧНОЙ ПОХОД
В темный поздний сентябрьский вечер, вскоре после отражения второго трехсуточного штурма на крепость, и в последовавшее за ним затишье, в тесной маленькой кают-компании "Стройного" были собраны командиры нашего дивизиона на совещание.
Морское начальство, учитывая возможность стоянки неприятельских крейсеров в бухте на островах Миа-Тао, находящихся в сорока милях от Артура, предложило обсудить план прорыва блокады и атаки этих крейсеров одним из миноносцев.
Насколько нам представлялось понятным старание начальства, сохранившимися в его распоряжении средствами нанести хоть какой-нибудь ущерб неприятелю, настолько же мы находили трудным и рискованным выполнение такого плана.
По мере того как общее положение обороны ухудшалось, всё меньше считались с потерями во флоте, а вследствие невольного бездействия поврежденных больших судов, работа морских сил ограничивалась действиями уцелевшей еще минной дивизии, личный состав которой, как говорится, "своими боками" расплачивался за все неудачи, постигшие флот.
На некоторых миноносцах к тому времени командиры были заменены более молодыми, сохранившими в себе больше энергии и бодрости. Много офицеров из старого состава перевелись на береговые должности и были заменены новыми. Благодаря этому, понемногу профильтровался весь личный состав миноносцев и создались кадры, вполне соответствовавшие требованиям тяжелой службы на этих судах.
Миноносцы нашего дивизиона были наскоро {330} достроены в Артуре перед самым началом войны и мало уступали по всем качествам, не исключая и артиллерии, японским того же тоннажа. Только вместо кормового 75-миллиметрового орудия имелось 47-миллиметровое, и отсутствовали пулеметы. Впоследствии установили на каждом миноносце по пулеметной тумбе и отпустили два пулемета на дивизион, которые переносились на дежурные миноносцы.
Отсутствие сильного кормового вооружения не раз давало себя знать, когда приходилось отступать под натиском сильнейшего неприятеля, а нехватка пулеметов - при внезапных встречах в темные ночи.
8-го августа в бухте Taxe, при обстреле неприятельских позиций, во время общего штурма крепости, мой миноносец понес некоторые повреждения и поэтому ремонтировался. Носовой частью он был введен в особый кессон для заделки пробоин, а подбитое носовое орудие - исправлялось. Пользуясь этой небольшой передышкой, я решил попытаться найти себе 75-миллиметровое орудие и установить его на корме.
Обращаться в порт с подобной просьбой было бесполезно. Запасных орудий вообще не имелось в Артуре; и вследствие постоянного в то время обстрела японцами района порта, даже получить рабочих было не легко. С трудом получали мы необходимые материалы и всякое снабжение из портовых складов, т. к. чиновники порта, конечно, избегали находиться под огнем.