Не сразу стала приносить плоды упорная работа следователя. Но конце концов, Валерий почувствовал: следователь заботится о нем. А ведь именно от следователя, по внушенным ему представлениям, надо было ждать неприятностей и только неприятностей. И что-то изменилось в душе у парня. Валерий удивлялся настойчивости Нины Александровны, устраивавшей его на работу, ограждавшей от косых взглядов, следившей за тем, как он приживался в новом коллективе.
   Прошли годы. Валерий отслужил в армии, и долго стояли на столе Нины Александровны цветы, подаренные ей юношей в первый же день его возвращения в родной город.
   Сейчас Валерий работает в Алма-Ате, у него семья. На работе он уважаемый человек. И никогда он не забывает о Нине Александровне Жарких, пришедшей на помощь в самую трудную минуту его жизни.
   Нина Александровна всегда помнит одну простую истину: что подростки только начинают жить, в их поступках много неосознанного, наносного, они легко поддаются влияниям. Нужно только вовремя протянуть им руку. Но делать это нужно, щадя их самолюбие. Только такой подход может вызвать у них доверие.
   * * *
   Трудно было предположить, что Володя Т. может совершить преступление. Отец - уважаемый работник. Мать посвятила свою жизнь дому, воспитанию детей. Старший брат хорошо зарекомендовал себя на производстве. И сам Володя учился легко, считался хорошим товарищем.
   Но пришла беда. Когда мальчику исполнилось четырнадцать лет, умер отец. Мать пошла на работу и теперь не Могла уделять много внимания сыну.
   Володя замкнулся, стал чуждаться товарищей, перестал заниматься, начал пропускать занятия, а вскоре и вовсе не захотел учиться. Казалось бы, именно в эти дни следовало найти способы поддержать его. Но этого не случилось.
   Сначала он совершил несколько мелких краж из озорства. А затем...
   Собрался он с товарищами на рыбалку, а денег ни у кого не оказалось. Володя решил раздобыть их.
   Перед самым перерывом он зашел в промтоварный магазин и спрятался за книжным киоском. Продавцы спокойно закрыли входную дверь на крючок и вышли в подсобку. Володя прихватил в кассе деньги, открыл дверь и сбежал.
   Но вскоре его задержали, он во всем честно признался и возвратил похищенное.
   Нелегко было Нине Александровне решать вопрос о дальнейшей судьбе Володи. Хватит ли сил у матери, у брата, у школы для его дальнейшего воспитания? Не проще ли поместить мальчика в исправительную колонию?
   И все же подростка не привлекли к уголовной ответственности.
   Нина Александровна не выпускала его из поля зрения, внимательно следила за его жизнью. И Володя оправдал ее доверие. Следователю больше не пришлось вмешиваться.
   * * *
   Работа следователя, имеющего дело с несовершеннолетними правонарушителями, не ограничивается рабочим кабинетом. Как-то Нина Александровна обратила внимание на то, что несколько краж было совершено при участии учеников школы No 83.
   Пришлось созвать там большое родительское собрание, выступать на заседании педагогического совета. К удивлению Нины Александровны, многие педагоги и родители в качестве единственной меры предлагали строго карать каждого провинившегося. "Чтобы не повадно было", - говорили одни. "В назидание другим", - поддерживали их сторонники этого мнения.
   - Нет и нет, - возражала она, - строгость - далеко не лучший метод в борьбе с детской преступностью, поверьте моему опыту.
   И приводила высказывание заслуженного педагога, профессора В. Сухомлинского: "... ни школа без семьи, ни семья без школы не смогут справиться с тончайшими и сложнейшими задачами становления человека".
   * * *
   Детей иногда сравнивают с воском, из которого легко лепить. Это так. И хорошо, когда воск попадет к опытному мастеру, вкладывающему в свой труд всю силу таланта и вдохновения.
   А.ЕРШОВ
   "ДЕТСКИЕ" ИГРЫ
   По-детски подстриженная головка едва возвышается над спинкой скамьи подсудимых. Она испуганно озирается по сторонам в поисках сочувствия и защиты. Но суд действует по велению закона: совершил преступление - отвечай.
   - Подсудимый Андрианов, признаете себя виновным?
   Подсудимый, всхлипывая и шмыгая носом, неожиданно по-детски говорит:
   - Я больше не буду...
   Переполненный зал на мгновение замирает, затем слышатся возгласы сочувствия и сожаления:
   - А родители куда смотрели?
   - Эх, дети, дети...
   - За ними уследишь, как же...
   В таких случаях можно и впрямь подумать, не слишком ли сурово наказывают несмышленыша? Не лучше ли обойтись с ним как-то иначе?
   Споткнувшихся ребят не удалось уберечь от суда. Основная причина здесь - неправильное, уродливое домашнее воспитание.
   Это был суд над шестью подростками. Троим едва исполнилось по пятнадцать. Одного мы уже знаем - Андрианов. Рядом с ним - неуклюжий Шамаров, третий - Леонид Ким, заводила и организатор всех краж. Ему безропотно подчинялись восемнадцатилетний Перевозчиков и семнадцатилетние Чарулин и Цаплин.
   Трудно сказать, сами ли додумались или им кто подсказал, но воровали они в больших домах, где и жили. Их все прекрасно знали, ежедневно встречали на улице, в подъездах, где они весело, совсем по-детски играли. Попробуй догадайся, что все это ловко разыгранное притворство, скрывающее намерение обокрасть квартиру, оставленную только на "попечение" замка.
   Кражи совершались простым, но отработанным способом. Пока Ким с помощью отмычек открывал дверь, остальные участники зорко следили за лестницей и улицей. Стоило кому-либо появиться, как наблюдатели условным сигналом предупреждали об опасности и воришки начинали мгновенно и беспечно играть. А такими их всегда и видели.
   Три дня нарсуд Советского района города Алма-Аты под председательством Г.И.Толоконниковой разбирал это необычное дело. Интерес к процессу объяснялся тем, что затрагивал наболевший вопрос о детской преступности, о причинах, ее порождающих.
   Интересно, что почти все родители обвиняемых начинали свои объяснения суду с нападок на школу, якобы не сумевшую воспитать их детей.
   - А что сделали для воспитания своих детей вы? - спрашивает судья. Ведь большую часть времени ваши дети были дома?
   Тут-то и выясняется печальное обстоятельство: делом воспитания детей в семье занимались прискорбно мало. Родителей не интересовало, где, как и с кем проводит время их сын, откуда появляются у него новые вещи. Например, в семье Шамаровых, видите ли, не обратили внимания на то, что у пятнадцатилетнего мальчишки появился женский воротник из чернобурки, других родителей не насторожило, что у сыновей то и дело появляются мужские и женские костюмы, магнитофоны, электрические бритвы, золотые дамские часы, серьги и другие украшения, наборы из дорогих ложек в футлярах... Как же можно этого не заметить, если хотя бы изредка интересоваться жизнью своего сына?
   Под тяжестью неопровержимых улик родители обвиняемых вынуждены признать, что "недоглядели" за своими детьми. Понадеялись, мол, на школу, не учли, что она без семьи не может правильно воспитать подростка.
   В характеристике, данной Л.Киму директором школы No 10 Завьяловой, указано, что учащийся Л.Ким "после бесед исправился, стал лучше учиться, получал положительные отметки. Стал поддаваться педагогическому воздействию..." Характеристики из школы No 69 и с места работы обвиняемых говорят, что в какой-то мере каждый из них поддавался "воспитательному воздействию". А семья? Семья бездействовала. На судебном процессе было выявлено, что посеянные в школе добрые семена, образно говоря, нуждались в тщательном домашнем уходе. Только тогда можно было бы ждать сначала всходов, а затем и крепких ростков. Этого не произошло, и подростки встали на преступный путь. Главная вина, как видим, лежит на родителях.
   Все начиналось просто: родители на работе, дети предоставлены самим себе. Одно серьезное занятие - школа, а потом хоть на голове ходи, никто слова не скажет. Вот и получилось, что духовный мир ребенка был ограничен лишь улицей, где отмычка стала своеобразным символом романтики.
   Как же уберечь ребят от тлетворного влияния улицы? Ответ на этот наболевший вопрос и дал в какой-то степени проходивший судебный процесс над шестью подростками. Он прост и известен давно: подростки в свободное время не должны оставаться без внимания.
   Жизнь на каждом шагу напоминает об этой азбучной истине, и малейшее отступление от нее приводит к весьма печальным, а то и трагическим последствиям.
   Невольно задаешь себе вопрос: "Неужели так трудно отвлечь ребят от плохого влияния улицы?" Нет. Эта проблема достижима. Например, появись на пути безнадзорных ребят такой талантливый руководитель, каким была Лариса Владимировна Алексеева, можно смело сказать, что они нe увлеклись бы кражами. Куда интереснее состоять в "Клубе робинзонов", ходить по историческим местам, в горы, участвовать в экскурсиях. Лариса Владимировна организовала для детей даже поездки на Алтай, активно использует спортивный инвентарь и оборудование спортплощадок. Увлеченные романтикой походов, ребята и не помышляли бы о чердаках и подвалах.
   Мальчишкам 14-15 лет требуется особое внимание. Порой трудно перечислить все мальчишеские геройства, которые накапливаются только потому, что никто вовремя не остановит хулиганов. А они изо дня в день наглеют, становятся "изобретательнее" и в конечном итоге попадают на скамью подсудимых.
   Закончился процесс. Он вызвал много раздумий, сожалений и горестных размышлений. И в то же время он неизбежно привел нас к выводу, что только совместными усилиями людей и общественных организаций можно уберечь подростков от тлетворного влияния чуждого нам образа жизни, от беспечного и безответственного времяпрепровождения.
   Б.САМСОНОВ
   СЫНОВЬЯ
   Мать умерла рано, а о судьбе отца Валентин ничего не знает до сих пор. Да, видно, и не стремится: то, что сохранила о нем память, вызывает чувство досады и раздражения.
   Лишь иногда приходит назойливая и тревожная мысль о братишке Леше. Где он, что с ним, как живет?
   Все чаще и чаще Валентин теперь, когда встал взрослее и опытнее, вглядывался в свою жизнь, строго анализировал каждый шаг, каждый поступок. Все резче и больнее осуждал самого себя за легкомыслие и дурное поведение, приведшее его на скамью подсудимых, а потом в трудовую колонию.
   Семья жила в нужде, мать болела, зарабатывала мало, а нужно было воспитывать двух сыновей. Правда, в доме иногда появлялись картофель, дрова... Откуда это, мать не спрашивала, но догадывалась, так как сама не всегда имела возможность купить самое необходимое. И уже совсем расхворавшись, сказала:
   - Не делай этого, сынок. Добрые люди не оставят вас в беде.
   Ее не стало, и дети на какое-то время были предоставлены самим себе. Уют и тепло словно выдуло холодным ветром. Так же холодны и неуютны воспоминания о прошлом.
   - Учителя школы, где я учился, - рассказывает Валентин, - помогали мне чем могли, доставали учебники, справляли одежду. Меня взяли к себе наши соседи Каминские, я с ними сейчас переписываюсь. Потом направили в Чашникский детский дом - это в Белоруссии. Здесь я окончил восемь классов, сдружился с воспитанником Петровым, считал его тогда смелым парнем, и он действительно умел очень ловко извлекать из чужих карманов то, что там лежало.
   Этому "ремеслу" он стал учить и меня. Воспитательница Мария Филимоновна Атрашкевич предупреждала, чтобы я покончил со всем этим, но я не слушался. Совершили мы с Петровым кражу, попались. Нас судили, мне дали условно...
   Потом Валентина направили в строительное училище в Магнитогорск, но он сбежал, опять приехал в детдом. Вновь его послали учиться, на сей раз в училище механизации сельского хозяйства в Каркаралинск. Специальность, которую хотел приобрести, ему нравилась. Но здесь он познакомился с сомнительными "дружками", совершил преступление. Ему дали два года и направили в колонию.
   - Я многое понял и передумал, - приглушенным голосом продолжал Валентин. - И стыдно стало перед самим собой, перед людьми. Учительница говорила: "Берегите честь класса", я же своей чести не сберег, хотя чувствовал в этом слове большую силу. И вот оно настигло меня в колонии, где мне порой одиноко и тоскливо. Вот есть у меня родной братишка, младший, Ленькой звать, а что с ним, где он, жив ли - ничего не знаю...
   Перед воспитателем И.Н.Закирьенком открывался новый мир человека. Он хорошо его знал и потому над дальнейшей судьбой мальчишки крепко задумался. О брате своем Валентин до этого ни слова не говорил. Так вот в чем причина его одиночества и грусти...
   Опытный педагог, Иван Николаевич давно заметил добрые перемены: Валентин старательно, аккуратно работал, прилежно учился. Это первейшая аттестация, так сказать, на исправление самого себя, духовное, нравственное выздоровление. Но, в отличие от своих сверстников, бесшабашно веселых или пытающихся казаться такими, - этим ведь тоже иногда бравируют - Валентин в минуты, предназначенные для отдыха, бывает задумчив. И вид у него такой, словно он мучительно пытается что-то вспомнить. Так человек стремится восстановить в памяти внезапно ускользнувшую очень важную мысль, но не может.
   Разные думы беспокоят воспитателя. Сможешь ли ты, Валентин, подняться над собственной слабостью, понять, что виноват не окружающий мир, а сам? Ведь сам придумал работу без усталости, людские отношения - без обязанностей, жил заботой одного дня и только - о самом себе. Даже о брате забыл... Сумеешь ли ты прошлое перечеркнуть крест-накрест или... Беспутная жизнь засасывает иных, как трясина на болоте. Попав в нее, нужно иметь силу и волю выбраться, не застрять, не утонуть совсем. Иные это делают самостоятельно, другим протягивают руку помощи в коллективе, куда они пришли из колонии. А в первую очередь, конечно, родители. Но ведь у парнишки никого нет - ни матери, ни отца...
   Обо всем этом мне рассказывал воспитатель колонии Иван Николаевич в ожидании человека, который стал для Валентина отцом. И не только для Валентина, но и для его брата Лешки, которого помогли разыскать отзывчивые и добрые люди.
   В комнату, где мы беседовали, быстрой походкой вошел невысокого роста, уже в годах человек. И видно было, как ласково, с каким почтением смотрели оба брата на вошедшего. Дмитрий Тимофеевич Варков, как и его супруга Антонина Алексеевна, принадлежит к числу тех счастливых людей, которые располагают к себе и вызывают симпатии окружающих. Я не спускал глаз с ребят, усыновленных Варковым, они приковали все мое любопытство, а для Дмитрия Тимофеевича и Антонины Алексеевны это был обычный вечер в компании сыновей, которые вот уже три года называют их папой и мамой...
   Никто не знает, о чем говорили на семейном совете Дмитрий Тимофеевич и Антонина Алексеевна, когда тщательно обдумывали вопрос об усыновлении Валентина. Кроме того, что парень - круглый сирота, они ничего о нем тогда не знали. Пусть это будет их семейной тайной, в которой нельзя не усмотреть и глубокий педагогический смысл, и простой человеческий такт.
   В ту памятную ночь и Валентин не сомкнул глаз. Признаться, душа истосковалась по нежной материнской ласке, домашнему теплу и уюту. Воспитатель предупредил - завтра свидание с Барковыми. Какое первое слово им сказать, когда с ними встретишься? От волнения на лбу выступили капельки пота. Знают ли они, добрые люди, о его бесшабашной жизни?..
   В комнате свиданий, куда он шел вместе с воспитателем, его уже ждали Дмитрий Тимофеевич и Антонина Алексеевна. Он остановился неподалеку от них, видимо, соображая, какие слова сказать, и вдруг эти слова пришли в голову сами собой, и он их молвил совершенно твердо, скрывая волнение, охватившее его:
   - Разрешите вас назвать мамой и папой?
   Антонина Алексеевна прикрыла глаза платком, незаметно смахнул слезу и Дмитрий Тимофеевич.
   - Хорошего парня берете у нас, - сказал на прощанье И.Н.Закирьенок, провожая их домой.
   - Коль у вас он такой, будет и для нас хорошим. Членом семьи. Сыном.
   - И с тех пор это наш сын, - завершила рассказ о том памятном дне Антонина Алексеевна.
   Когда умолкала она, волнующий диалог подхватывал Дмитрий Тимофеевич:
   - Ведь самое главное - в какую среду попадет. А то и за прежнее возьмется. В неполных восемнадцать нелегко управлять собой, можно и оступиться. Человек не машина. Если руль в надежных руках, то автомобиль будет идти прямо и не свернет с дороги в кювет. Молодому человеку трудно самому выбирать верное направление в жизни. Я так говорю, потому как сам шофер, тридцать один год водителем работаю без аварий. Вижу, Антонина Алексеевна скажет сейчас, что я расхвастался. Ничего подобного. Ведь почему я потянул к нам, в пятую автобазу, Валентина? Соображение простое: вместе будем. Смогу помочь. Да и профессия мила моему сердцу. И ребята у нас честные.
   Он встал, прошелся по комнате своего просторного и уютного дома, посмотрел в окно на залитый весенним солнцем сад и, присев за стол, продолжал:
   - Машина любит хозяина: разгильдяю, лодырю при ней делать нечего. Теперь шофер это особенно хорошо понял. Он сам и ремонт проверит качественно ли выполнен? Ведь от этого зависят и пробеги, и простои, и коэффициент, и план. Сейчас каждый задумался: ведь сделай он несколько невыходов, как лишается премиальных. Быть хорошим хозяином машины, в этом я убежден, значит быть всегда честным человеком. Вот и посоветовал Валентину идти в автобазу. Потом его послали на курсы шоферов, успешно закончил их до призыва в армию. Отслужил, вернулся, и теперь мы с ним вместе работаем.
   Пример отца поучителен, он возглавляет бригаду коммунистического труда. В коллективе порядок - позавидуешь, никаких ЧП. Валентин стремится не отстать от отца, работает ровно. Его приняли в комсомол, дали первые общественные поручения. И в этом пример отца - активного коммуниста.
   * * *
   А Лешка... Впрочем, это теперь дело прошлое... Когда однажды Валентин с отцом вернулись с работы, сын сказал:
   - Знаешь, папа, давно хотел поделиться с тобой, да не решался. А теперь не могу, совесть мучает Ведь у меня есть братишка Ленька. Оставил я его еще четырехлетним в детдоме, в Белоруссии, не писал ему. А тут сам полетел под откос. Но чем становился старше, все больше мучился. Ведь я одиннадцать лет его не видел, бросил на произвол судьбы. Вдруг бродягой стал? Не хотелось бы, чтобы таким был, как я когда-то...
   Валентин низко опустил голову. Дмитрий Тимофеевич подошел к нему, взял за плечи, весело посмотрел в лицо.
   - Чудак-человек. Был бы жив братишка, а мы его на краю света найдем. Слов нет, плохо, что ни разу не написал - ведь брат родной. Но не горюй. Найдем Леньку.
   Так начались поиски брата.
   Нашли Леньку, встретили. Он нерешительно прильнул лицом к матери и отцу. Его тоже усыновили. Когда встретился с братом, был в оцепенении: ты ли это, Валька? Братья крепко обнялись...
   * * *
   Разыскивая Варковых на одной из улиц Алма-Аты, я спросил отдыхающего на скамейке белобородого старика:
   - Скажите, аксакал, вы не знаете, где живет Дмитрий Тимофеевич Варков?
   - Как не знать, четвертый дом налево.
   Старик помолчал, внимательно оглядел меня и весело добавил:
   - Конечно, знаю - хороший человек...
   Н.ЯНИНА
   ПЕРЕД ТОРЖЕСТВЕННЫМ ДНЕМ
   Прогретая жгучим солнцем степь медленно отдавала свое тепло надвигающимся сумеркам. Пахло полынью и другим разнотравьем, и здесь на холме, где Виталий Павлович удобно устроился на охапке иссохшего сена, можно было долго просидеть с беспечностью человека, отработавшего трудный рабочий день и после этого имеющего право распоряжаться собой как угодно, если бы время от времени глухая тоскливая боль не появлялась где-то внутри и не разрасталась бы, напоминая о том, что произошло.
   В Кинижском пруду барахтались мальчишки, как всегда перед сном, словно ничего не произошло; и ему отсюда был виден всплеск воды, стриженые головы, слышен смех и безудержный говор.
   Андрей, командир второго взвода, ходил по берегу, у самой кромки воды, мял в руках пилотку и ей же грозил тому, кто переплывал запретную черту.
   "Вот они командиры-воспитатели! - без раздражения и без одобрения подумал о нем Виталий Павлович, - самому бы ему сейчас в воду не для надзора, а так за компанию... "
   Они были молоды, все шесть командиров взводов, сержанты из войсковой части, вели с мальчишками военную подготовку: изучали автомат, пулемет, карабин и мало разбирались в педагогике и психологии, хотя в этом военно-спортивном лагере собрались "трудные".
   Виталию Павловичу вспомнился тот день, когда с ним разговаривали в районо, а затем в райкоме партии и везде упирали на это слово "трудные", а вместе с тем не хотелось верить, что все это так, потому что и сам он в детстве был беспокойным парнишкой и мать не раз в слезах выговаривала ему, и все-таки где-то потом выровнялся, закончил вечернюю школу, пединститут, стал работать в школе.
   Эти "трудные" были чуть ли не в каждом классе - одни не успевали, другие грубили, третьи никого не признавали. В каждом их поступке была мальчишеская бравада, какой-то стихийный протест.
   В десятом классе мальчишек словно кто-то подменял, взрослели на глазах, вырабатывалось достоинство, с такими уже говорилось легче, и учителя отходили от того периода нервотрепки, которая была два-три года назад...
   Виталий Павлович поднялся с холма и пошел к лагерю. Палатки стояли в два ряда, и между ними протянулись нити разноцветных флажков. Все шло хорошо - лагерь готовился к открытию, было приглашено много гостей, мальчишки должны были стать юнармейцами. И вдруг ЧП - кража.
   Начальник штаба, майор в отставке Поликарпов и замполит Смирнов что-то горячо обсуждали. Смирнов доложил Виталию Павловичу, что виновные не найдены, а Чайков, которого подозревали, не причастен к этому делу.
   Чайков ушел" из лагеря в тот день, когда случилось это ЧП. Смирнов поехал в город и встретился с его матерью. Елена Ивановна растерянно смотрела на замполита.
   - Ну я понимаю, что он безобразничает, но чтобы красть. Не могу себе представить... - она с видом вконец измученного человека опустилась на стул и страдальчески сморщилась. - Ведь я педагог, через мои руки их за двадцать лет сколько прошло, не сосчитать. Все люди, как люди, а вот собственного сына проглядела. А впрочем, что значит "проглядела"? Спрашиваем с родителей, с учителей, а между тем меньше всего с самих ребят. Готовим к аттестату зрелости и забываем о зрелости нравственной...
   Володьку Чайкова Смирнов неожиданно встретил в магазине радиотоваров, он стоял у прилавка, разглядывал какие-то лампы и, увидев замполита, не бросился бежать, как предположил Смирнов. Он даже как-то заулыбался, словно обрадовался этой встрече, смирнехонько подставил плечо под протянутую руку замполита и прирос к месту.
   - Значит приемником решил обзавестись? А деньги?
   Володька развел руки и вывернул карманы.
   - Мог бы таким способом не доказывать, - примирительно сказал Смирнов, - человеку надо на слово верить. Так ведь?
   Они вышли из магазина как давнишние друзья.
   - Ты вот что скажи, кто все-таки на эти одеяла позарился и почему ты убежал из лагеря? Ведь понимаешь, подумали...
   - Я не из-за себя. Я с Алешкой хочу быть в лагере.
   Они шли по тихой улочке мимо домов, прикрытых разросшимися деревьями. Шагали нога в ногу - высокий, сутуловатый, в поношенной гимнастерке Смирнов и крепыш Володька, одетый в новые шорты и тенниску, выданные ему в лагере. Володька нажал коленом на калитку, и она, скрипнув, раскрылась. Смирнов пошел за ним. В покосившемся сарае, в свете лучей, пробивающихся сквозь щели, какой-то мальчишка возился с проволочками, ржавым железом и чуть ли не жестяным корытом. "И ведь поди воображает черт знает что", - усмехнулся про себя Смирнов, разглядывая нелепое сооружение. И грубовато спросил:
   - Значит, здесь квартируешь? Самостоятельной жизни захотел? А родители, небось, всю милицию на ноги поставили...
   Мальчишки переглянулись, в их глазах появились солидарные насмешливые огоньки, а лица с недоверием насторожились.
   - Отцовского бы ремня тебе не мешало...
   Смирнов услышал откровенный хохот, и было в этом смехе что-то циничное, отчего у замполита испортилось настроение, и вспомнились ему вдруг слова Володькиной матери: "А о нравственной зрелости забываем... "
   Они сидели втроем на перевернутом оцинкованном корыте, Алешка доверчиво рассказывал о себе, а Смирнов ясно представлял, как все это было.
   Ее все называли мать-одиночка. Она, видимо, так привыкла к этому, что сама к месту и не к месту говорила: что поделаешь - я мать-одиночка! Говорила до тех пор, пока однажды у автобуса не произошел скандал. Был воскресный день, и они собрались к какой-то троюродной слепой и глухой тетке. Лешке тогда было шесть лет. Автобусы шли переполненными. Мать подхватила его на руки и полезла с передней площадки, ее оттеснил какой-то пьяный.
   - Куда прешь? - закричала она. - Не видишь с ребенком, мать-одиночка.
   Пьяный дико вытаращил глаза, плюнул сквозь зубы: "Мать-одиночка!" - и нехорошо выругался.
   Что с матерью тогда сделалось. Она прижала Лешку к себе крепко-накрепко и истошно закричала:
   - Хулиган! Обормот!
   Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы кто-то не протолкнул пьяного в дверь и автобус не тронулся.
   Ни к какой тетке они не поехали, вернулись домой, мать оставила Лешку поиграть на дворе, а сама пошла в комнату, утирая слезы.
   Потом однажды к ним пришла высокая худая женщина в очках.
   - Ну здравствуй, мальчик! Сколько тебе лет?
   Она была очень ласкова, эта женщина, вся в черном. Она потрепала Лешкин вихор и похлопала по спине.