Увы, мир устроен не для восьмиклассников. В нем правят взрослые. Блинков-младший не мог реализовать свою информацию, как говорят оперативники перед тем, как надеть наручники на преступника.
Будь он офицером контрразведки или милиции, список музейных работников уже лежал бы у него на столе. Он вызывал бы их и расспрашивал: «Нет ли у вас знакомого, который курит «Кэмел», носит ботинки сорок первого размера, а главное, интересовался выставкой Ремизова?»
Но, к несчастью, восьмиклассникам не то чтобы запрещено вести допросы, а просто на этот счет ничего не сказано ни в одном законе. Можете сами проверить. Восьмиклассники нигде даже не упоминаются. Есть специальные законы о матерях, о студентах, об оленеводах Крайнего Севера и о рыбьих мальках. А о восьмиклассниках – фигушки!
Так что придется отдать улики маме. Все-таки она не чужая Блинкову-младшему. Глядишь, найдет картины и получит звание полковника. Тогда он будет полковничьим сыном, а это не так уж плохо в неполных четырнадцать лет.
Но совсем отказываться от расследования Блинков-младший не собирался. Пускай мама пользуется добытой им информацией. Ему не жалко, он раскопает другую. Скажем, выяснит, что случилось с дверной ручкой.
Пока он принял такую версию: позавчера вечером Монтер спрятался в чулане уборщицы, а когда все ушли, отключил сигнализацию, украл картины и ушел. Ключа от музея у Монтера не было. Он отвинтил ручку, чтобы вынуть язычок замка и отпереть дверь. Точь-в-точь как похититель «Моны Лизы».
Все вроде бы сходилось. Но для очистки совести нужно было разобраться с конструкцией замка и проверить, когда в музее начинают уборку. Если по утрам, то версия Блинкова-младшего верна. Если по вечерам, то никуда она не годится. Вечером уборщица зашла бы в чулан за своими тряпками и наткнулась на Монтера.
Контрразведчику ничего не стоило бы позвонить директору музея и узнать, когда приходят уборщицы. А восьмикласснику не скажут даже такой ерунды. Нужно ехать в музей и бродить по залам, пока выгонять не станут. Если уборщицы придут вечером, они обязательно начнут работу на глазах у последних посетителей. Потому что нет ни одной уборщицы, которая не старается сделать свой незаметный и скромный труд заметным и нескромным.
Но Блинкову-младшему нельзя было появляться в музее. Сегодня это уже чуть не кончилось заключением в «обезьяннике», Испытывать судьбу во второй раз стал бы только ненормальный.
Ему нужен был напарник. Само собой, Блинков-младший подумал об Ирке.
Глава XI
Глава XII
Глава XIII
Будь он офицером контрразведки или милиции, список музейных работников уже лежал бы у него на столе. Он вызывал бы их и расспрашивал: «Нет ли у вас знакомого, который курит «Кэмел», носит ботинки сорок первого размера, а главное, интересовался выставкой Ремизова?»
Но, к несчастью, восьмиклассникам не то чтобы запрещено вести допросы, а просто на этот счет ничего не сказано ни в одном законе. Можете сами проверить. Восьмиклассники нигде даже не упоминаются. Есть специальные законы о матерях, о студентах, об оленеводах Крайнего Севера и о рыбьих мальках. А о восьмиклассниках – фигушки!
Так что придется отдать улики маме. Все-таки она не чужая Блинкову-младшему. Глядишь, найдет картины и получит звание полковника. Тогда он будет полковничьим сыном, а это не так уж плохо в неполных четырнадцать лет.
Но совсем отказываться от расследования Блинков-младший не собирался. Пускай мама пользуется добытой им информацией. Ему не жалко, он раскопает другую. Скажем, выяснит, что случилось с дверной ручкой.
Пока он принял такую версию: позавчера вечером Монтер спрятался в чулане уборщицы, а когда все ушли, отключил сигнализацию, украл картины и ушел. Ключа от музея у Монтера не было. Он отвинтил ручку, чтобы вынуть язычок замка и отпереть дверь. Точь-в-точь как похититель «Моны Лизы».
Все вроде бы сходилось. Но для очистки совести нужно было разобраться с конструкцией замка и проверить, когда в музее начинают уборку. Если по утрам, то версия Блинкова-младшего верна. Если по вечерам, то никуда она не годится. Вечером уборщица зашла бы в чулан за своими тряпками и наткнулась на Монтера.
Контрразведчику ничего не стоило бы позвонить директору музея и узнать, когда приходят уборщицы. А восьмикласснику не скажут даже такой ерунды. Нужно ехать в музей и бродить по залам, пока выгонять не станут. Если уборщицы придут вечером, они обязательно начнут работу на глазах у последних посетителей. Потому что нет ни одной уборщицы, которая не старается сделать свой незаметный и скромный труд заметным и нескромным.
Но Блинкову-младшему нельзя было появляться в музее. Сегодня это уже чуть не кончилось заключением в «обезьяннике», Испытывать судьбу во второй раз стал бы только ненормальный.
Ему нужен был напарник. Само собой, Блинков-младший подумал об Ирке.
Глава XI
КАК ПОМИРИТЬСЯ С ДЕВЧОНКОЙ
В душе каждого человека есть светлая и темная стороны, и они постоянно спорят. Но только у женщин по две темных и по две светлых стороны. Так уж они устроены. Это научный факт. Мальчишки, представляете, что творится в душах у ваших одноклассниц? Я не представляю, а только догадываюсь.
Скажем, нравится тебе девчонка. Светлая сторона и говорит:
– Провожу ее до дома и угощу жвачкой. А темная:
– Возьму учебник потолще и стукну ее по макушке, чтоб не воображала.
Вот и весь выбор.
А у девчонки одна светлая сторона говорит:
– Как хорошо, что он меня провожает! Вторая светлая ей возражает:
– Где моя гордость? Вдруг он подумает, что я ему на шею вешаюсь?! Нет, лучше убежать!
Темная сторона подсказывает:
– Зачем же бежать, когда есть сменная обувь? Стукнуть его мешком, пускай сам бежит!
– Чтобы девушка дралась?! – притворно ужасается вторая темная сторона, самая коварная. – Нет, это никуда не годится! Пускай он меня провожает, сегодня потерплю. А завтра пойду домой с другим. Тогда они передерутся из-за меня, а я посмотрю!
При этом все четыре стороны девчачьей души говорят одновременно. Они спорят и кричат; одна смеется, другая куксится, третья и четвертая сговариваются против первой…
Поэтому не удивляйтесь, если девчонка пойдет с вами из школы, потом стукнет вас мешком и убежит, а назавтра будет строить глазки вашему лучшему другу. Просто девчонки не такие, как мы. На это глупо обижаться.
Ирка сидела на холодильнике за помойкой и ровным счетом ничего не делала. По ее лицу, пустому и печальному, Блинков-младший догадался, что ждет она уже давно (угадайте с одного раза кого) и успела здорово устать и разозлиться.
Он подошел и сказал:
– Ир, дело есть. Давай по-быстрому мириться. Иногда случались чудеса: Ирка понимала, что
существуют на свете вещи посерьезней, чем ее обиды. Например, уголовные расследования. Но сейчас чуда не случилось. Она смерила Блинкова-младшего презрительным взглядом и заявила:
– Я ждала тебя только для того, чтобы передать горячий привет от Надечки с Валечкой. Они раскрутили на американские горки Князя и просили тебе напомнить, что завтра твоя очередь. С Князем они тоже целовались. На этом самом месте!
И разъяренная Ирка изо всей силы стукнула кулаком по холодильнику. Конечно, ушиблась.
И тут же включила это в список грехов Блинкова-младшего:
– Все из-за тебя, Митяище противный!
– Богомерзкий, – добавил Блинков-младший. Это звучало красиво, как название какого-нибудь редкого растения: Аконит Джунгарский, Митяище Противный Богомерзкий.
Лучше бы он помалкивал! Иногда Ирка совсем не понимала шуток, и сейчас был как раз такой момент. С дрожащими от обиды губами она спрыгнула с холодильника и побежала к своему подъезду.
В другое время Блинков-младший выждал бы денек, пока Ирка не остынет, и пошел бы мириться. А если подождать подольше, она сама позвонит – это проверено, сколько раз бывало. Но сейчас у него не было ни дня, ни даже часа. Монтер ждать не будет. Если не раскрыть преступление по горячим следам, он успеет продать картины. Пришлось догонять Ирку, хотя Блинков-младший знал, что простить она его, конечно, простит, но нервы помотает.
Когда Митек вбежал в подъезд, за ней захлопывались двери лифта. Он загадал: если Ирка сунет ногу между дверями и пустит его в лифт, то они помирятся. А если уедет одна, то мириться придется долго и, может быть, даже не сегодня.
Ирка сунула ногу, двери стукнулись о ее кроссовку и разъехались. Блинков-младший вошел в кабину. А она вышла, поджав губы и отворачиваясь. Наверное, вспомнила, что с утра решила не разговаривать с предателем.
Понятно, Митек не уступил Ирке в ее то ли благородстве, то ли вредности. Он тоже выскочил из лифта и жестом пригласил Ирку войти. Ирка отрицательно помотала головой и подтолкнула его к лифту. Он тоже помотал головой и подтолкнул к лифту Ирку.
Двери захлопнулись, и лифт уехал на верхние этажи.
Ирка запыхтела, раздувая ноздри, и не выдержала:
– Вот так всегда! Ты как собака на сене!
– Собака на сене сама не ест и другим не дает, а я тебя пускал в лифт, – справедливо возразил Блинков-младший.
– Скажешь, я тебя не пускала?!
– Не скажу. Пускала.
– Вот я и говорю: собака на сене. Сам не поехал и мне не дал! – безо всякой логики заявила Ирка.
– Ну почему же «не дал», когда я тебя пускал в лифт!? – удивился Блинков-младший.
– Потому что я в одном лифте с предателями не езжу! – крикнула ему в лицо Ирка и заплакала.
Блинков-младший обнял ее за плечи и повел по лестнице. А то выйдет кто-нибудь из лифта и увидит Ирку зареванной. Она вяло дергала плечом, пытаясь стряхнуть его руку, но это уже не всерьез. Если бы всерьез, Блинков-младший получил бы затрещину.
Можно было считать, что они помирились.
Такая уж девчонка была эта Ирка. Вредная и злопамятная. Верная и умеющая прощать. Отважная трусиха и умная дуреха.
Если кто-то из читателей моей повести знает девчонку, у которой есть одни хорошие Иркины качества и нет плохих, значит, он ее неважно знает.
На втором этаже Ирка сказала:
– Не висни на мне, Митек!
Хотя он вовсе не вис, а, наоборот, помогал ей подниматься. Впрочем, тон у Ирки был миролюбивый.
Между вторым и третьим она сказала «Отвернись!» и села на подоконник сморкаться и вытирать глаза.
Между четвертым и пятым пришлось уже надолго сесть на подоконник. Иркин папа был дома, и ей не хотелось, чтобы он увидел ее с красными глазами.
Тут Блинков-младший и рассказал ей о деле «Младенца с наганом».
При всех Иркиных недостатках она верила ему во всем, что не касалось его отношений с другими девчонками. От нее можно было не ожидать ехидных вопросиков и недоверчивых реплик типа «Врешь!», «Докажи!».
Когда Блинков-младший предъявил раскисший окурок, Ирка отнеслась к нему с уважением, которого заслуживают вещественные доказательства. Она заметила, что главная для экспертизы часть улики – фильтр – совсем не подмокла. Значит, на нем сохранилась высохшая слюна преступника! Не зря Блинков-младший спасал окурок из милицейской банки с водой.
Уговаривать Ирку поехать в музей не пришлось. Это само собой разумелось. Другое дело, что не обошлось без спора. Было четверть шестого, а музей закрывался в семь. Блинков-младший считал, что времени у них впритык. Час уйдет на дорогу, а музей не магазин, туда не пустят за пятнадцать минут до закрытия. А Ирке хотелось немедленно примерить трехсотдолларовые джинсы. В конце концов Блинков-младший уступил, рассудив, что больше времени уйдет на споры. Он отдал Ирке ключи от своей квартиры, а сам пошел предупредить ее папу.
Есть вещи, которые запросто позволяют себе обычные подростки, а дети сотрудников спецслужб не могут позволить ни в коем случае.
Однажды Блинков-младший с Иркой пошли на Москва-реку, не предупредив родителей. На пляже они встретили одноклассников, скинулись, купили пирожков и пепси, и… тут подкатил милицейский «уазик».
Компанию посадили в зарешеченный кузов и развезли по домам. Милиционеры толком не знали, в чем дело. У них был приказ доставить домой подростков с такими-то приметами. На всякий случай они доставили всех.
Оказалось, что благодарить за доставку на дом нужно Иркиного папу.
Он тогда уже перешел из контрразведки в налоговую полицию, а там не редкость дела на миллионы долларов. Полковник Кузин как раз вел дело одного бизнесмена, который утаил от налогов около миллиона. Попутно выяснилось, что бизнесмен был связан с наркоторговцами и вообще он пахан преступной группировки.
Когда полковник вывел его на чистую воду, бизнесмен пригрозил, что украдет Ирку. По чистой случайности в тот же самый день Ирка с Блинковым-младшим без спроса ушли на речку…
Короче говоря, уже через час ее, а заодно и Митькины фотографии были в местном отделении милиции. А кончилось все домашним арестом на две недели, причем для обоих. С тех пор Блинков-младший с Иркой уходили гулять, как солдаты в увольнение: обязательно докладывали, куда идут и надолго ли.
Дверь в квартиру Кузиных была приоткрыта. Блинков-младший ничуть не удивился. Значит, Иркин папа наблюдал за дочкой в окно, видел, как она вошла в подъезд, и заранее открыл дверь.
Он вошел и крикнул:
– Иван Сергеевич! Это я!
– Привет, Митек! – пробасил в ответ Иркин папа.
Блинков-младший захлопнул дверь и, ориентируясь на голос, пошел на кухню.
Как он и думал, Иван Сергеевич сидел у окна. Он пил чай и от нечего делать поигрывал мускулами. Бицепсы у него были потолще, чем Митькина нога. Когда полковник их напрягал, рукава его рубашки трещали.
– Я рад, что вы помирились, – сказал он, протягивая Блинкову-младшему руку. – Садись. Чаю хочешь?
– Некогда. Иван Сергеич, я зашел сказать, что мы едем гулять. Часика на два-три.
– А Ирка куда помчалась? – покосившись за окно, спросил Иван Сергеевич.
Ирка в этот момент бежала через двор.
– К нам, джинсы примерять, – ответил Блинков-младший.
Полковник не стал расспрашивать, что за джинсы. К тряпкам он относился по-мужски.
– Ну так беги за ней, – посоветовал он. – Скажи, что она выглядит на сто миллионов, угости ее газировкой. Денег тебе дать?
– Деньги у меня пока есть, – сказал Блинков-младший и подумал, что, пожалуй, на модем для компьютера придется потратить свои кровные, заработанные в детском саду доллары. От родителей не дождешься. – Иван Сергеевич, мне нужно маме позвонить.
Полковник молча кивнул на старый кухонный телефон с захватанными кнопками и отвернулся к окну. Это была привычка оперативника: когда звонит свой, не видеть, какой номер он набирает, и не слышать, что он говорит.
Мамы на службе не было, и Блинков-младший здорово расстроился. У него только что появились кое-какие соображения насчет музейных уборщиц, но проверить их без мамы было невозможно.
– Ладно, я побегу, – сказал Блинков-младший. – Если нетрудно, дозвонитесь до мамы, предупредите, что мы с Иркой поехали гулять.
– Куда вы собрались? – уже в спину ему спросил Иван Сергеевич. – Музей обкрадывать?
От неожиданности Блинков-младший споткнулся на ровном месте. Как полковник догадался, куда они едут?! Секундой позже он сообразил, что держит в руках книжку «Как обокрасть музей». Иван Сергеевич прочитал название и пошутил, только и всего.
– Скорее всего, в парк, на американские горки, – не оборачиваясь, ответил Блинков-младший и ушел.
Можно было не сомневаться, что полковник снял его реакцию, как говорят сотрудники спецслужб. А попросту говоря, заметил, что Митек разволновался из-за обычной шутки, и все прекрасно запомнил.
Скажем, нравится тебе девчонка. Светлая сторона и говорит:
– Провожу ее до дома и угощу жвачкой. А темная:
– Возьму учебник потолще и стукну ее по макушке, чтоб не воображала.
Вот и весь выбор.
А у девчонки одна светлая сторона говорит:
– Как хорошо, что он меня провожает! Вторая светлая ей возражает:
– Где моя гордость? Вдруг он подумает, что я ему на шею вешаюсь?! Нет, лучше убежать!
Темная сторона подсказывает:
– Зачем же бежать, когда есть сменная обувь? Стукнуть его мешком, пускай сам бежит!
– Чтобы девушка дралась?! – притворно ужасается вторая темная сторона, самая коварная. – Нет, это никуда не годится! Пускай он меня провожает, сегодня потерплю. А завтра пойду домой с другим. Тогда они передерутся из-за меня, а я посмотрю!
При этом все четыре стороны девчачьей души говорят одновременно. Они спорят и кричат; одна смеется, другая куксится, третья и четвертая сговариваются против первой…
Поэтому не удивляйтесь, если девчонка пойдет с вами из школы, потом стукнет вас мешком и убежит, а назавтра будет строить глазки вашему лучшему другу. Просто девчонки не такие, как мы. На это глупо обижаться.
Ирка сидела на холодильнике за помойкой и ровным счетом ничего не делала. По ее лицу, пустому и печальному, Блинков-младший догадался, что ждет она уже давно (угадайте с одного раза кого) и успела здорово устать и разозлиться.
Он подошел и сказал:
– Ир, дело есть. Давай по-быстрому мириться. Иногда случались чудеса: Ирка понимала, что
существуют на свете вещи посерьезней, чем ее обиды. Например, уголовные расследования. Но сейчас чуда не случилось. Она смерила Блинкова-младшего презрительным взглядом и заявила:
– Я ждала тебя только для того, чтобы передать горячий привет от Надечки с Валечкой. Они раскрутили на американские горки Князя и просили тебе напомнить, что завтра твоя очередь. С Князем они тоже целовались. На этом самом месте!
И разъяренная Ирка изо всей силы стукнула кулаком по холодильнику. Конечно, ушиблась.
И тут же включила это в список грехов Блинкова-младшего:
– Все из-за тебя, Митяище противный!
– Богомерзкий, – добавил Блинков-младший. Это звучало красиво, как название какого-нибудь редкого растения: Аконит Джунгарский, Митяище Противный Богомерзкий.
Лучше бы он помалкивал! Иногда Ирка совсем не понимала шуток, и сейчас был как раз такой момент. С дрожащими от обиды губами она спрыгнула с холодильника и побежала к своему подъезду.
В другое время Блинков-младший выждал бы денек, пока Ирка не остынет, и пошел бы мириться. А если подождать подольше, она сама позвонит – это проверено, сколько раз бывало. Но сейчас у него не было ни дня, ни даже часа. Монтер ждать не будет. Если не раскрыть преступление по горячим следам, он успеет продать картины. Пришлось догонять Ирку, хотя Блинков-младший знал, что простить она его, конечно, простит, но нервы помотает.
Когда Митек вбежал в подъезд, за ней захлопывались двери лифта. Он загадал: если Ирка сунет ногу между дверями и пустит его в лифт, то они помирятся. А если уедет одна, то мириться придется долго и, может быть, даже не сегодня.
Ирка сунула ногу, двери стукнулись о ее кроссовку и разъехались. Блинков-младший вошел в кабину. А она вышла, поджав губы и отворачиваясь. Наверное, вспомнила, что с утра решила не разговаривать с предателем.
Понятно, Митек не уступил Ирке в ее то ли благородстве, то ли вредности. Он тоже выскочил из лифта и жестом пригласил Ирку войти. Ирка отрицательно помотала головой и подтолкнула его к лифту. Он тоже помотал головой и подтолкнул к лифту Ирку.
Двери захлопнулись, и лифт уехал на верхние этажи.
Ирка запыхтела, раздувая ноздри, и не выдержала:
– Вот так всегда! Ты как собака на сене!
– Собака на сене сама не ест и другим не дает, а я тебя пускал в лифт, – справедливо возразил Блинков-младший.
– Скажешь, я тебя не пускала?!
– Не скажу. Пускала.
– Вот я и говорю: собака на сене. Сам не поехал и мне не дал! – безо всякой логики заявила Ирка.
– Ну почему же «не дал», когда я тебя пускал в лифт!? – удивился Блинков-младший.
– Потому что я в одном лифте с предателями не езжу! – крикнула ему в лицо Ирка и заплакала.
Блинков-младший обнял ее за плечи и повел по лестнице. А то выйдет кто-нибудь из лифта и увидит Ирку зареванной. Она вяло дергала плечом, пытаясь стряхнуть его руку, но это уже не всерьез. Если бы всерьез, Блинков-младший получил бы затрещину.
Можно было считать, что они помирились.
Такая уж девчонка была эта Ирка. Вредная и злопамятная. Верная и умеющая прощать. Отважная трусиха и умная дуреха.
Если кто-то из читателей моей повести знает девчонку, у которой есть одни хорошие Иркины качества и нет плохих, значит, он ее неважно знает.
На втором этаже Ирка сказала:
– Не висни на мне, Митек!
Хотя он вовсе не вис, а, наоборот, помогал ей подниматься. Впрочем, тон у Ирки был миролюбивый.
Между вторым и третьим она сказала «Отвернись!» и села на подоконник сморкаться и вытирать глаза.
Между четвертым и пятым пришлось уже надолго сесть на подоконник. Иркин папа был дома, и ей не хотелось, чтобы он увидел ее с красными глазами.
Тут Блинков-младший и рассказал ей о деле «Младенца с наганом».
При всех Иркиных недостатках она верила ему во всем, что не касалось его отношений с другими девчонками. От нее можно было не ожидать ехидных вопросиков и недоверчивых реплик типа «Врешь!», «Докажи!».
Когда Блинков-младший предъявил раскисший окурок, Ирка отнеслась к нему с уважением, которого заслуживают вещественные доказательства. Она заметила, что главная для экспертизы часть улики – фильтр – совсем не подмокла. Значит, на нем сохранилась высохшая слюна преступника! Не зря Блинков-младший спасал окурок из милицейской банки с водой.
Уговаривать Ирку поехать в музей не пришлось. Это само собой разумелось. Другое дело, что не обошлось без спора. Было четверть шестого, а музей закрывался в семь. Блинков-младший считал, что времени у них впритык. Час уйдет на дорогу, а музей не магазин, туда не пустят за пятнадцать минут до закрытия. А Ирке хотелось немедленно примерить трехсотдолларовые джинсы. В конце концов Блинков-младший уступил, рассудив, что больше времени уйдет на споры. Он отдал Ирке ключи от своей квартиры, а сам пошел предупредить ее папу.
Есть вещи, которые запросто позволяют себе обычные подростки, а дети сотрудников спецслужб не могут позволить ни в коем случае.
Однажды Блинков-младший с Иркой пошли на Москва-реку, не предупредив родителей. На пляже они встретили одноклассников, скинулись, купили пирожков и пепси, и… тут подкатил милицейский «уазик».
Компанию посадили в зарешеченный кузов и развезли по домам. Милиционеры толком не знали, в чем дело. У них был приказ доставить домой подростков с такими-то приметами. На всякий случай они доставили всех.
Оказалось, что благодарить за доставку на дом нужно Иркиного папу.
Он тогда уже перешел из контрразведки в налоговую полицию, а там не редкость дела на миллионы долларов. Полковник Кузин как раз вел дело одного бизнесмена, который утаил от налогов около миллиона. Попутно выяснилось, что бизнесмен был связан с наркоторговцами и вообще он пахан преступной группировки.
Когда полковник вывел его на чистую воду, бизнесмен пригрозил, что украдет Ирку. По чистой случайности в тот же самый день Ирка с Блинковым-младшим без спроса ушли на речку…
Короче говоря, уже через час ее, а заодно и Митькины фотографии были в местном отделении милиции. А кончилось все домашним арестом на две недели, причем для обоих. С тех пор Блинков-младший с Иркой уходили гулять, как солдаты в увольнение: обязательно докладывали, куда идут и надолго ли.
Дверь в квартиру Кузиных была приоткрыта. Блинков-младший ничуть не удивился. Значит, Иркин папа наблюдал за дочкой в окно, видел, как она вошла в подъезд, и заранее открыл дверь.
Он вошел и крикнул:
– Иван Сергеевич! Это я!
– Привет, Митек! – пробасил в ответ Иркин папа.
Блинков-младший захлопнул дверь и, ориентируясь на голос, пошел на кухню.
Как он и думал, Иван Сергеевич сидел у окна. Он пил чай и от нечего делать поигрывал мускулами. Бицепсы у него были потолще, чем Митькина нога. Когда полковник их напрягал, рукава его рубашки трещали.
– Я рад, что вы помирились, – сказал он, протягивая Блинкову-младшему руку. – Садись. Чаю хочешь?
– Некогда. Иван Сергеич, я зашел сказать, что мы едем гулять. Часика на два-три.
– А Ирка куда помчалась? – покосившись за окно, спросил Иван Сергеевич.
Ирка в этот момент бежала через двор.
– К нам, джинсы примерять, – ответил Блинков-младший.
Полковник не стал расспрашивать, что за джинсы. К тряпкам он относился по-мужски.
– Ну так беги за ней, – посоветовал он. – Скажи, что она выглядит на сто миллионов, угости ее газировкой. Денег тебе дать?
– Деньги у меня пока есть, – сказал Блинков-младший и подумал, что, пожалуй, на модем для компьютера придется потратить свои кровные, заработанные в детском саду доллары. От родителей не дождешься. – Иван Сергеевич, мне нужно маме позвонить.
Полковник молча кивнул на старый кухонный телефон с захватанными кнопками и отвернулся к окну. Это была привычка оперативника: когда звонит свой, не видеть, какой номер он набирает, и не слышать, что он говорит.
Мамы на службе не было, и Блинков-младший здорово расстроился. У него только что появились кое-какие соображения насчет музейных уборщиц, но проверить их без мамы было невозможно.
– Ладно, я побегу, – сказал Блинков-младший. – Если нетрудно, дозвонитесь до мамы, предупредите, что мы с Иркой поехали гулять.
– Куда вы собрались? – уже в спину ему спросил Иван Сергеевич. – Музей обкрадывать?
От неожиданности Блинков-младший споткнулся на ровном месте. Как полковник догадался, куда они едут?! Секундой позже он сообразил, что держит в руках книжку «Как обокрасть музей». Иван Сергеевич прочитал название и пошутил, только и всего.
– Скорее всего, в парк, на американские горки, – не оборачиваясь, ответил Блинков-младший и ушел.
Можно было не сомневаться, что полковник снял его реакцию, как говорят сотрудники спецслужб. А попросту говоря, заметил, что Митек разволновался из-за обычной шутки, и все прекрасно запомнил.
Глава XII
НАБЛЮДАТЕЛЬНЫЙ ПУНКТ С ПИРОЖНЫМИ
Ирка ждала его во дворе. Разумеется, новенькие джинсы были на ней. Как примерила, так и не смогла расстаться. Лицо у нее было одновременно виноватое и нахальное.
– Ладно уж, поноси, – не дожидаясь просьб, разрешил Блинков-младший. – Только первого сентября…
– Ой, Митек! – перебила его Ирка. – Я как раз хотела у тебя попросить эти джинсы на первое, в школу пойти. А сегодня можешь сам их носить. Хочешь, пойдем переоденемся?
Времени на переодевание не оставалось. Ирка это прекрасно понимала. А Блинков-младший прекрасно понимал, что она обвела его вокруг пальца. Но, в конце концов, какие могут быть счеты между напарниками?
– Нет уж, поедем скорей! – ответил он и потащил Ирку к метро. – Ир, вот в чем проблема: мне надо посмотреть, как устроен замок…
Блинков-младший хотел провести следственный эксперимент. Отвинтить ручку с двери служебного входа и попытаться вынуть язычок замка, как это скорее всего сделал Монтер. Увы, в музее Митьку, мягко говоря, не ждали, поэтому открыть ему дверь должна была Ирка. Он дождется ее на заднем дворе музея и, как только Ирка выйдет, быстренько раскурочит замок.
Вагон метро оказался полупустым – лето еще не кончилось, да и ближе к вечеру мало кто едет в центр.
Блинков-младший с Иркой устроились вдвоем на коротком сиденье в конце вагона. Им никто не мешал. Митек взял у Ирки черный карандаш – она тайком от папы подмазывала брови – и стал чертить на чистой странице книжки ее маршрут. Из музейного зала Ирке нужно было попасть в коридор, пройти его весь, спуститься на первый этаж и открыть дверь на улицу.
Сегодня Блинков-младший побывал в этом коридоре дважды: с мамой и Ларисиком, а потом один, когда обследовал чулан уборщицы. И ни разу никто не попался ему навстречу. Наверное, многие сотрудники музея были еще в летних отпусках. Так что никаких осложнений для Ирки Митек не ожидал. А на тот случай, если она все же нарвется на взрослых, он придумал отличное вранье. Пускай Ирка спрашивает встречных, где кабинет Ларисика. Под этим предлогом она спокойно пройдет по всему коридору, потому что кабинет в самом конце, у лестницы.
Конечно, Блинков-младший не считал свой план вершиной оперативного мышления. Однако и не скромничал: нормальный план, простой и выполнимый. Ему казалось, что он предусмотрел все. Но Ирка так не думала.
Прискорбно, но факт: женщины иногда соображают лучше, чем мужчины. А уж выпендриваются при этом так, что думаешь: лучше бы иметь дело с законченной дурой!
Выслушав Блинкова-младшего, Ирка повертела пальцем у виска и заявила:
– Митек, я на тебя умиляюсь. Сам чуть не попал в каталажку, а теперь меня хочешь посадить?!
Ты, что ли, не понимаешь, что я пойду по этому коридору минут за пять до того, как музей закроют? Там будут все: уборщицы придут убираться, маляры переодеваться, экскурсоводы собираться домой… И тут я прусь: «Здрасьте, тетенька, скажите, пожалуйста, где кабинет Лариссергевны?» А тетенька мне добрым голосом отвечает: «Здравствуй, девочка. Лариссергевна – это я!» Или берет меня за руку и провожает в кабинет: «Лариссергевна, вы эту девочку знаете?»
– Убежишь, – неуверенно сказал Блинков-младший.
– Убежал один такой, а потом его в милиции трясли… Митек, ты же сам говорил: там и прокуратура, и контрразведка, и угрозыск! Они, может, сидят в соседнем с Ларисикиным кабинете, свидетелей допрашивают.
Ирка была права. Именно поэтому Блинков-младший начал злиться.
– Ну и соврешь им что-нибудь! Что ты, сама не можешь придумать?!
– Я, Митенька, давно придумала, – свысока сказала Ирка. – Просто мне было интересно послушать, каких еще глупостей ты наговоришь!
Блинков-младший промолчал. Ему не хотелось опять ссориться.
– Так вот, никакой служебный вход я тебе открывать не собираюсь, – продолжала Ирка. – И ты не будешь развинчивать замок на глазах у милиции. Ты просто пойдешь в хозяйственный магазин и попросишь показать точно такой же замок!
– Я лопух, – сокрушенно признал Блинков-младший. Иркина мысль была до обидного простой.
– Все гораздо хуже, Митек, – вздохнула Ирка. – Печально не то, что ты лопух, а то, что ты при этом самый умный из всех парней в нашем классе!
У выхода из метро они расстались. Блинков-младший не хотел идти с Иркой по улице. Он был сейчас как засвеченный агент, вынужденный перейти на нелегальное положение. Навстречу в любой момент могли попасться Гуськов, сержант Сережа, вредная смотрительница или Ларисик. Вряд ли кто-нибудь из них снова потащит его в милицию, но Ирку рядом с ним заметят и запомнят.
Договорились встретиться у кондитерской, где Блинков-младший покупал пирожные для мамы и Ларисика. Ирка эту кондитерскую не знала, но сказала, что найдет: позади музея, на углу – не заблудится.
Блинков-младший пошел проходными дворами. Места были незнакомые. Несколько раз он попадал в тупики, путался, а потом непонятно как очутился у подворотни, ведущей на задний двор музея. Еще издали он услышал оттуда непонятный грохот, заглянул в подворотню и сразу же спрятался за углом.
Во дворе шла уборка. Рабочие забрасывали в кузов самосвала измазанные белилами пустые бочки, доски, колотый кафель и прочий строительный мусор. Пыль стояла столбом. Распоряжался всем перепачканный человечек Лялькин. Ему могли рассказать, что «миллионерша Демидова» и ее сын – самозванцы…
Блинкову-младшему всего-то и нужно было – подойти к двери служебного входа и поискать на замке фирменный знак, чтобы потом знать, что спрашивать в магазине. Но пока во дворе суетился Лялькин, Митек не мог сделать даже такого пустяка. Такова уж трудная доля восьмиклассника: заниматься расследованием международного преступления – и шарахаться от мелкого жулика.
Пришлось ждать, и Блинков-младший пошел в знакомую кондитерскую. Ее витрины глядели как раз на подворотню. Еще одна удача – то, что в кондитерской было и кафе: четыре высоких столика без стульев, чтобы посетители не засиживались. Блинков-младший купил чашку чая и пирожное и встал у столика лицом к витрине.
Подворотня была в двух шагах отсюда и просматривалась насквозь, до стены музея. Время от времени в поле зрения мелькали рабочие, тащившие мусор к невидимому грузовику. Словом, точку для наблюдения Блинков-младший выбрал самую подходящую. Только пирожное быстро кончалось. Он пересчитал свои деньги и стал отщипывать от пирожного по крошке. Денег хватало ровно на две «корзиночки», а ему хотелось угостить Ирку.
До того, как закроют музей, оставалось полчаса. Ирка могла вернуться и чуть пораньше – если, конечно, пораньше придут уборщицы. Лучше бы они сегодня не пришли совсем…
Час назад, разговаривая с Иваном Сергеевичем, Блинков-младший сообразил, почему следы Монтера в чулане остались незатоптанными…
Кончался второй день после того, как были похищены картины. За это время уборщица должна была хоть раз да заглянуть в свой чулан. Но в музее, конечно же, работали эксперты-криминалисты. Они запретили убираться, пока не снимут отпечатки пальцев во всех местах, где их мог оставить преступник. Поэтому уборщица и не пришла за своими швабрами. Следы в пыли говорили о том, что после Монтера в чулане побывал один Блинков-младший.
По всему выходило, что эксперты зевнули. Они обследовали только предполагаемый маршрут преступника: зал, из которого пропали картины, поврежденную проводку, дверные ручки…
Конечно же, глупо снимать все отпечатки подряд, если в музее работают десятки людей и бывают десятки тысяч. Чтобы эксперты занялись чуланом, кто-нибудь из оперативников должен вычислить действия преступника, как это сделал Блинков-младший. Но в прокуратуре, угрозыске и контрразведке не нашлось светлой головы, равной голове одного восьмиклассника!
Сегодня ошибка может стать непоправимой. Эксперты скорее всего уже закончили свою работу. Теперь никто не запрещает убираться в музее. Может быть, именно в этот момент в чулан вошла уборщица и взмахом тряпки уничтожила остатки следов Монтера!
Вот зачем Блинков-младший пытался дозвониться маме – предупредить, что в чулане убираться нельзя. Но мамы на службе не оказалось, и теперь все зависело от случая…
Впрочем, не все потеряно, пока в России есть подростки, способные подстраховать контрразведчиков! Пускай кустарным способом, но отпечаток следа снят и хранится в надежном месте. И брошенный преступником окурок не потерян для экспертизы.
В проеме подворотни мелькнул и опять исчез кузов самосвала. Блинков-младший запоздало сообразил, что уже с полминуты не видит рабочих. Выходит, они погрузили мусор и разошлись.
В один прием уничтожив остаток пирожного, он вышел из кондитерской и нырнул в подворотню.
Как он и думал, рабочие и, главное, Лялькин уже ушли. Посредине двора, в перемешанной колесами грязной жиже, неуклюже разворачивался груженый самосвал.
Жижа была густой, как манная каша. После того как по ней проезжало колесо самосвала, она еще мгновение сохраняла отпечаток шины. Потом след затягивался. В какой-то момент под колесом ярко блеснула золотистая загогулина. У Блинкова-младшего екнуло сердце: загогулина была похожа на пропавшую ручку от двери!
Грязь сомкнулась над ней, но Митек заметил место и остался ждать.
Когда самосвал уехал, он подошел к луже. Место, где блеснула загогулина, он запомнил прекрасно: как раз напротив двери служебного входа, шагах в четырех. Но самосвал увез весь мусор. Не было ни доски, ни кирпичей, чтобы бросить под ноги. Невыносимо страдая, Блинков-младший шагнул в лужу. Семидесятидолларовые кроссовки со всхлипом погрузились в грязь.
Да, это была она! Ручка с двери музея. Прав незнакомый милицейский оперативник: она побывала в руках вора. Ни бомж, ни мальчишка – никто бы не стал, отвинтив ручку, тут же выбрасывать ее… Но, повалявшись двое суток в грязи да еще и побывав под колесами самосвала, ручка не представляла собой никакого криминалистического интереса. На ней не могли сохраниться отпечатки пальцев.
Блинков-младший нашел дворницкий водопроводный кран, из которого сочилась ржавая вода (вот откуда во дворе лужа). Первым делом он вымыл ручку. На блестящей загогулине, увитой чеканными лавровыми листьями, красовалось фирменное клеймо: «CERBER».
А кроссовки отмывались плохо. Белые нитки посерели, и было ясно, что это навсегда.
– Ладно уж, поноси, – не дожидаясь просьб, разрешил Блинков-младший. – Только первого сентября…
– Ой, Митек! – перебила его Ирка. – Я как раз хотела у тебя попросить эти джинсы на первое, в школу пойти. А сегодня можешь сам их носить. Хочешь, пойдем переоденемся?
Времени на переодевание не оставалось. Ирка это прекрасно понимала. А Блинков-младший прекрасно понимал, что она обвела его вокруг пальца. Но, в конце концов, какие могут быть счеты между напарниками?
– Нет уж, поедем скорей! – ответил он и потащил Ирку к метро. – Ир, вот в чем проблема: мне надо посмотреть, как устроен замок…
Блинков-младший хотел провести следственный эксперимент. Отвинтить ручку с двери служебного входа и попытаться вынуть язычок замка, как это скорее всего сделал Монтер. Увы, в музее Митьку, мягко говоря, не ждали, поэтому открыть ему дверь должна была Ирка. Он дождется ее на заднем дворе музея и, как только Ирка выйдет, быстренько раскурочит замок.
Вагон метро оказался полупустым – лето еще не кончилось, да и ближе к вечеру мало кто едет в центр.
Блинков-младший с Иркой устроились вдвоем на коротком сиденье в конце вагона. Им никто не мешал. Митек взял у Ирки черный карандаш – она тайком от папы подмазывала брови – и стал чертить на чистой странице книжки ее маршрут. Из музейного зала Ирке нужно было попасть в коридор, пройти его весь, спуститься на первый этаж и открыть дверь на улицу.
Сегодня Блинков-младший побывал в этом коридоре дважды: с мамой и Ларисиком, а потом один, когда обследовал чулан уборщицы. И ни разу никто не попался ему навстречу. Наверное, многие сотрудники музея были еще в летних отпусках. Так что никаких осложнений для Ирки Митек не ожидал. А на тот случай, если она все же нарвется на взрослых, он придумал отличное вранье. Пускай Ирка спрашивает встречных, где кабинет Ларисика. Под этим предлогом она спокойно пройдет по всему коридору, потому что кабинет в самом конце, у лестницы.
Конечно, Блинков-младший не считал свой план вершиной оперативного мышления. Однако и не скромничал: нормальный план, простой и выполнимый. Ему казалось, что он предусмотрел все. Но Ирка так не думала.
Прискорбно, но факт: женщины иногда соображают лучше, чем мужчины. А уж выпендриваются при этом так, что думаешь: лучше бы иметь дело с законченной дурой!
Выслушав Блинкова-младшего, Ирка повертела пальцем у виска и заявила:
– Митек, я на тебя умиляюсь. Сам чуть не попал в каталажку, а теперь меня хочешь посадить?!
Ты, что ли, не понимаешь, что я пойду по этому коридору минут за пять до того, как музей закроют? Там будут все: уборщицы придут убираться, маляры переодеваться, экскурсоводы собираться домой… И тут я прусь: «Здрасьте, тетенька, скажите, пожалуйста, где кабинет Лариссергевны?» А тетенька мне добрым голосом отвечает: «Здравствуй, девочка. Лариссергевна – это я!» Или берет меня за руку и провожает в кабинет: «Лариссергевна, вы эту девочку знаете?»
– Убежишь, – неуверенно сказал Блинков-младший.
– Убежал один такой, а потом его в милиции трясли… Митек, ты же сам говорил: там и прокуратура, и контрразведка, и угрозыск! Они, может, сидят в соседнем с Ларисикиным кабинете, свидетелей допрашивают.
Ирка была права. Именно поэтому Блинков-младший начал злиться.
– Ну и соврешь им что-нибудь! Что ты, сама не можешь придумать?!
– Я, Митенька, давно придумала, – свысока сказала Ирка. – Просто мне было интересно послушать, каких еще глупостей ты наговоришь!
Блинков-младший промолчал. Ему не хотелось опять ссориться.
– Так вот, никакой служебный вход я тебе открывать не собираюсь, – продолжала Ирка. – И ты не будешь развинчивать замок на глазах у милиции. Ты просто пойдешь в хозяйственный магазин и попросишь показать точно такой же замок!
– Я лопух, – сокрушенно признал Блинков-младший. Иркина мысль была до обидного простой.
– Все гораздо хуже, Митек, – вздохнула Ирка. – Печально не то, что ты лопух, а то, что ты при этом самый умный из всех парней в нашем классе!
У выхода из метро они расстались. Блинков-младший не хотел идти с Иркой по улице. Он был сейчас как засвеченный агент, вынужденный перейти на нелегальное положение. Навстречу в любой момент могли попасться Гуськов, сержант Сережа, вредная смотрительница или Ларисик. Вряд ли кто-нибудь из них снова потащит его в милицию, но Ирку рядом с ним заметят и запомнят.
Договорились встретиться у кондитерской, где Блинков-младший покупал пирожные для мамы и Ларисика. Ирка эту кондитерскую не знала, но сказала, что найдет: позади музея, на углу – не заблудится.
Блинков-младший пошел проходными дворами. Места были незнакомые. Несколько раз он попадал в тупики, путался, а потом непонятно как очутился у подворотни, ведущей на задний двор музея. Еще издали он услышал оттуда непонятный грохот, заглянул в подворотню и сразу же спрятался за углом.
Во дворе шла уборка. Рабочие забрасывали в кузов самосвала измазанные белилами пустые бочки, доски, колотый кафель и прочий строительный мусор. Пыль стояла столбом. Распоряжался всем перепачканный человечек Лялькин. Ему могли рассказать, что «миллионерша Демидова» и ее сын – самозванцы…
Блинкову-младшему всего-то и нужно было – подойти к двери служебного входа и поискать на замке фирменный знак, чтобы потом знать, что спрашивать в магазине. Но пока во дворе суетился Лялькин, Митек не мог сделать даже такого пустяка. Такова уж трудная доля восьмиклассника: заниматься расследованием международного преступления – и шарахаться от мелкого жулика.
Пришлось ждать, и Блинков-младший пошел в знакомую кондитерскую. Ее витрины глядели как раз на подворотню. Еще одна удача – то, что в кондитерской было и кафе: четыре высоких столика без стульев, чтобы посетители не засиживались. Блинков-младший купил чашку чая и пирожное и встал у столика лицом к витрине.
Подворотня была в двух шагах отсюда и просматривалась насквозь, до стены музея. Время от времени в поле зрения мелькали рабочие, тащившие мусор к невидимому грузовику. Словом, точку для наблюдения Блинков-младший выбрал самую подходящую. Только пирожное быстро кончалось. Он пересчитал свои деньги и стал отщипывать от пирожного по крошке. Денег хватало ровно на две «корзиночки», а ему хотелось угостить Ирку.
До того, как закроют музей, оставалось полчаса. Ирка могла вернуться и чуть пораньше – если, конечно, пораньше придут уборщицы. Лучше бы они сегодня не пришли совсем…
Час назад, разговаривая с Иваном Сергеевичем, Блинков-младший сообразил, почему следы Монтера в чулане остались незатоптанными…
Кончался второй день после того, как были похищены картины. За это время уборщица должна была хоть раз да заглянуть в свой чулан. Но в музее, конечно же, работали эксперты-криминалисты. Они запретили убираться, пока не снимут отпечатки пальцев во всех местах, где их мог оставить преступник. Поэтому уборщица и не пришла за своими швабрами. Следы в пыли говорили о том, что после Монтера в чулане побывал один Блинков-младший.
По всему выходило, что эксперты зевнули. Они обследовали только предполагаемый маршрут преступника: зал, из которого пропали картины, поврежденную проводку, дверные ручки…
Конечно же, глупо снимать все отпечатки подряд, если в музее работают десятки людей и бывают десятки тысяч. Чтобы эксперты занялись чуланом, кто-нибудь из оперативников должен вычислить действия преступника, как это сделал Блинков-младший. Но в прокуратуре, угрозыске и контрразведке не нашлось светлой головы, равной голове одного восьмиклассника!
Сегодня ошибка может стать непоправимой. Эксперты скорее всего уже закончили свою работу. Теперь никто не запрещает убираться в музее. Может быть, именно в этот момент в чулан вошла уборщица и взмахом тряпки уничтожила остатки следов Монтера!
Вот зачем Блинков-младший пытался дозвониться маме – предупредить, что в чулане убираться нельзя. Но мамы на службе не оказалось, и теперь все зависело от случая…
Впрочем, не все потеряно, пока в России есть подростки, способные подстраховать контрразведчиков! Пускай кустарным способом, но отпечаток следа снят и хранится в надежном месте. И брошенный преступником окурок не потерян для экспертизы.
В проеме подворотни мелькнул и опять исчез кузов самосвала. Блинков-младший запоздало сообразил, что уже с полминуты не видит рабочих. Выходит, они погрузили мусор и разошлись.
В один прием уничтожив остаток пирожного, он вышел из кондитерской и нырнул в подворотню.
Как он и думал, рабочие и, главное, Лялькин уже ушли. Посредине двора, в перемешанной колесами грязной жиже, неуклюже разворачивался груженый самосвал.
Жижа была густой, как манная каша. После того как по ней проезжало колесо самосвала, она еще мгновение сохраняла отпечаток шины. Потом след затягивался. В какой-то момент под колесом ярко блеснула золотистая загогулина. У Блинкова-младшего екнуло сердце: загогулина была похожа на пропавшую ручку от двери!
Грязь сомкнулась над ней, но Митек заметил место и остался ждать.
Когда самосвал уехал, он подошел к луже. Место, где блеснула загогулина, он запомнил прекрасно: как раз напротив двери служебного входа, шагах в четырех. Но самосвал увез весь мусор. Не было ни доски, ни кирпичей, чтобы бросить под ноги. Невыносимо страдая, Блинков-младший шагнул в лужу. Семидесятидолларовые кроссовки со всхлипом погрузились в грязь.
Да, это была она! Ручка с двери музея. Прав незнакомый милицейский оперативник: она побывала в руках вора. Ни бомж, ни мальчишка – никто бы не стал, отвинтив ручку, тут же выбрасывать ее… Но, повалявшись двое суток в грязи да еще и побывав под колесами самосвала, ручка не представляла собой никакого криминалистического интереса. На ней не могли сохраниться отпечатки пальцев.
Блинков-младший нашел дворницкий водопроводный кран, из которого сочилась ржавая вода (вот откуда во дворе лужа). Первым делом он вымыл ручку. На блестящей загогулине, увитой чеканными лавровыми листьями, красовалось фирменное клеймо: «CERBER».
А кроссовки отмывались плохо. Белые нитки посерели, и было ясно, что это навсегда.
Глава XIII
СЕКРЕТ ФИРМЫ «ЦЕРБЕР»
– На твоем месте я бы не стала появляться дома, – заметила Ирка. – Пойдем сначала к нам, я тебя приведу в человеческий вид.
Она появилась непонятно откуда. Отмывая кроссовки, Блинков-младший все время поглядывал в подворотню и был уверен, что заметит, когда Ирка пойдет в кондитерскую.
– Нарочно подкрадывалась? – буркнул он. Когда у людей плохое настроение, они сами не замечают, как делятся им с друзьями.
– Ничего я не подкрадывалась, – обиделась Ирка, – я просто с другой стороны подошла. Со
служебного входа.
– Ну, ты даешь! – изумился Блинков-младший. – Сама же боялась, что тебя милиция поймает!
– Ас чего бы милиция стала меня ловить,
когда я шла с Ларисиком? – невозмутимым тоном похвасталась Ирка. – Кстати, когда мы прощались, она собиралась домой. Если ты не очень по ней соскучился, давай смываться.
В этот момент, как будто специально подтверждая Иркины слова, дверь служебного входа приоткрылась. Блинков-младший отвернулся и присел на корточки, делая вид, что завязывает шнурки.
– Это еще не она, – сказала Ирка. – Но все равно пойдем скорей.
Блинков-младший встал, и они быстрым шагом вышли из подворотни. В насквозь мокрых кроссовках чавкало. На них было страшно посмотреть.
– Захожу я в музей, – начала рассказывать Ирка. – А там у раздевалки стоит группа: школьники с учительницей, приезжие. И выходит к ним экскурсоводша: «Здрасьте, добро пожаловать в музей изобразительных искусств имени Юрия Ремизова, меня зовут Лариса Сергеевна». Понял?! Ну я и пристала к экскурсии. До закрытия сорок минут, Ларисик бежит галопом: «Это пейзаж восемнадцатого века, а это рыцарский полудоспех, мальчик, не отвинчивай у него руку и отойди за веревочку». За полчаса все обежала и стала нас благодарить за внимание. А смотрительница уже поглядывает на часы и готовится всех выгонять. Я думаю: нетушки, буду торчать до упора. Мне же нужно посмотреть, придут уборщицы или нет. Учительница увела своих, а я осталась. Подхожу к Ларисику и спрашиваю: «А когда привезут из Германии картины Юрия Ремизова?» Ты бы видел, как она обрадовалась! «В первый раз, – говорит, – встречаю школьницу, которая интересуется Ремизовым!»
Она появилась непонятно откуда. Отмывая кроссовки, Блинков-младший все время поглядывал в подворотню и был уверен, что заметит, когда Ирка пойдет в кондитерскую.
– Нарочно подкрадывалась? – буркнул он. Когда у людей плохое настроение, они сами не замечают, как делятся им с друзьями.
– Ничего я не подкрадывалась, – обиделась Ирка, – я просто с другой стороны подошла. Со
служебного входа.
– Ну, ты даешь! – изумился Блинков-младший. – Сама же боялась, что тебя милиция поймает!
– Ас чего бы милиция стала меня ловить,
когда я шла с Ларисиком? – невозмутимым тоном похвасталась Ирка. – Кстати, когда мы прощались, она собиралась домой. Если ты не очень по ней соскучился, давай смываться.
В этот момент, как будто специально подтверждая Иркины слова, дверь служебного входа приоткрылась. Блинков-младший отвернулся и присел на корточки, делая вид, что завязывает шнурки.
– Это еще не она, – сказала Ирка. – Но все равно пойдем скорей.
Блинков-младший встал, и они быстрым шагом вышли из подворотни. В насквозь мокрых кроссовках чавкало. На них было страшно посмотреть.
– Захожу я в музей, – начала рассказывать Ирка. – А там у раздевалки стоит группа: школьники с учительницей, приезжие. И выходит к ним экскурсоводша: «Здрасьте, добро пожаловать в музей изобразительных искусств имени Юрия Ремизова, меня зовут Лариса Сергеевна». Понял?! Ну я и пристала к экскурсии. До закрытия сорок минут, Ларисик бежит галопом: «Это пейзаж восемнадцатого века, а это рыцарский полудоспех, мальчик, не отвинчивай у него руку и отойди за веревочку». За полчаса все обежала и стала нас благодарить за внимание. А смотрительница уже поглядывает на часы и готовится всех выгонять. Я думаю: нетушки, буду торчать до упора. Мне же нужно посмотреть, придут уборщицы или нет. Учительница увела своих, а я осталась. Подхожу к Ларисику и спрашиваю: «А когда привезут из Германии картины Юрия Ремизова?» Ты бы видел, как она обрадовалась! «В первый раз, – говорит, – встречаю школьницу, которая интересуется Ремизовым!»