Страница:
Снова он немного погулял по аэропорту. Набрал четвертый номер, это была небольшая вилла в одичавшем саду, удобная для встреч, потому что там имелось два выхода – парадный на тихую улочку и черный – в микроскопический садик, огороженный высокой стеной. Бундер сам нашел эту виллу и за собственные деньги снял ее у какой-то старушки, постоянно живущей в своем деревенском доме. С Бундером Баллоу встречался там не больше трех раз. Он запомнил дешевую старую мебель в чехлах, старомодную ванную с печью для подогрева воды. Встречался ли там Бундер с кем-нибудь еще? Да, может быть, с какими-нибудь женщинами или с людьми из других фирм.
Кто-то взял трубку, но не отозвался. Баллоу, однако, слышал дыхание того человека.
– Это герр Фельдман? – спросил он. Мгновение, а потом возбужденный голос Иво:
– Приезжай сейчас же. Ты мне нужен. О Боже, что за счастье. Сейчас же, понимаешь?
– Да, – Баллоу повесил трубку.
Он ощутил внутри холод. Это было беспокойство. Слишком легко удалось ему найти Бундера. А ведь за долгие годы он научился пробуждать в себе недоверчивость, если все получалось слишком легко. Что в такую раннюю пору делал Иво на той вилле? Спал с женщиной?
В действительности Баллоу мало знал о Бундере. Ему приказали с ним сотрудничать – и это все. А подружились они во время общей работы – и это была вторая частичка правды. Но ведь где-то существовала и какая-то полная правда о Бундере… Иво любил деньги. Он не тратил их ни на наркоз тики, ни на шлюх. Может, помещал их в банк, содержал семью и красивый дом? Такие люди, как Бундер, никогда не открывают ни одной своей карты, потому что играют с очень высокими ставками. «Ты мне нужен. Сейчас же», – сказал он. А потом, может быть, позвонит в полицию, которая будет поджидать Баллоу у него. Бундер не задарма получил полицейскую охрану. Они в самом деле не прикоснулись к квартире Баллоу, но зачем им было делать это, если Баллоу и Эрика успели сбежать? Кто мог знать, что достаточно набраться терпения – Баллоу вернется и начнет искать Бундера. В конце концов существовала огромная разница между Бундером и Баллоу. Бундер был наемным работником, Баллоу – чем-то большим. Бундер догадывался, что Баллоу завербовал для фирмы несколько людей, и только он знал их адреса, способы контакта. Эти люди сейчас прервали работу и ждут сигнала фирмы. И Баллоу прибыл сюда, чтобы дать им этот сигнал. Но сначала он должен знать, на каком свете он очутился, и для этого ему нужен контакт с Бундером. Если у Бундера он попадется, завербованным им людям придется переехать в другие места или попросту бежать. Баллоу грозят несколько лет тюрьмы, потому что он профессионал. Тех приговорят к смерти или попросту тайно убьют. А значит, Баллоу не пойдет на встречу с Бундером, потому что чувствует в себе холод страха. Он, конечно, пойдет, но не так сразу. Нельзя было бы вообще работать если никому не доверять, каждого подозревать в двойной игре. Доверие и недоверие – эти противоречащие друг другу чувства всегда нужно было примирять друг с другом. Доверять – но не до конца. Подозревать – тоже не до конца.
Он вышел из аэропорта с маленьким чемоданчиком, в котором лежали несколько помятых рубашек, грязная пижама, прибор для бритья. Он не мог прилететь без чемодана, потому что это вызвало бы чей-нибудь интерес. Но теперь чемодан стал уже ненужным опознавательным знаком. Он вернулся в аэропорт, сдал его в камеру хранения, потом разорвал квитанцию и бросил в мусорную корзину.
Шел дождь, и он воспринял это как благоприятствующее обстоятельство. Можно поднять воротник плаща, надвинуть на лоб шляпу. Он сел в такси и велел ехать на площадь возле побережья. Там пересел в метро и вышел из него недалеко от Сквер Северин. Дождь перестал, было пасмурно… В доме не было консьержки, именно поэтому они с Эрикой поселились здесь. Он встал в воротах напротив и посмотрел на окна на четвертом этаже. Он, конечно, мог пойти наверх, у него в кармане плаща были ключи, но легкость, с какой он связался с Бундером, все еще лежала в нем, как холодный камень.
По улице все время проезжали машины, а по тротуарам быстрым шагом проходили люди. К счастью для Баллоу, снова начался дождь, и то, что он стоял под аркой ворот, было естественно. Он смотрел на окна – запыленные, непроницаемые, с тюлевыми занавесками. Там были три комнаты, его кровать, его книги, возле кровати телефон, в кухне, наверное, работал холодильник. Там он мог сменить промокший плащ, переодеться, взять зонтик. Как долго ему можно стоять в воротах и смотреть в окна? Ничего подозрительного он не заметил. Никто не наблюдал за его домом. На мгновение показалось, что дрогнула занавеска, но это, наверное, было игрой воображения. Попросту капли дождя стекали по стеклу. Ему очень хотелось туда пойти, но ощущение холода, который он чувствовал в себе, становилось все сильнее. Квартира могла оказаться ловушкой.
Он вернулся в сквер и вошел в телефонную будку.
– Это герр Фельдман?
– Черт возьми, почему ты не появляешься? Ты что, не понимаешь, что ты мне нужен?
– Я хотел бы условиться с тобой о встрече. В городе, – сказал Баллоу.
– Это невозможно. Я боюсь выйти. Приди, прошу тебя.
Баллоу повесил трубку, прерывая Бундера на полуслове.
Телефонная будка была хорошим местом для разговора, при условии, что не разговариваешь слишком долго. Он отошел быстрым шагом и снова встал в воротах в таком месте, откуда мог видеть будку. Полчаса ждал, не появится ли полицейская машина или какая-нибудь другая с людьми, которые разрабатывали таких, как он. На телефонной трубке остались отпечатки его пальцев, к счастью, сразу после него звонила какая-то пожилая женщина, потом долго разговаривал молодой человек в замшевой куртке.
Он поехал в метро до центра и вошел в большой универмаг. Там было несколько телефонов-автоматов.
– Это герр Фельдман?
– Почему ты не приезжаешь? – умоляюще сказал Бундер. – Ты что, не понимаешь, что случилось?
– Нет, – на этот раз он хотел поддержать разговор.
– С меня сняли полицейский надзор, и я остался один. Те не оставляют меня в покое. Мне нужна твоя помощь. Они уже, похоже, знают эту улицу, но еще не знают, какой дом. Я видел их сегодня утром. Они на машине ехали вдоль улицы.
– Но ты можешь как-нибудь выйти?
– Я боюсь, что они следят за улицей.
– У тебя есть другой выход.
– Кто-то есть в саду. Мне так кажется.
Баллоу положил трубку, снова прерывая Бундера. Разговор продолжался достаточно долго, чтобы можно было установить, откуда звонили. Баллоу смешался с толпой покупателей и полчаса наблюдал за входом в магазин. Телефонный аппарат, с которого он связался с Бундером, не вызвал ни у кого интереса.
Он размышлял, искренним ли был страх Бундера. Все, что тот говорил, выглядело правдоподобно. Даже то, что он просил Баллоу о помощи. У Бундера наверняка было с собой оружие, но в том доме он, видимо, был совершенно один. С помощью Баллоу он мог бы выбраться, потому что те не знали Баллоу, который мог прикрыть Бундера. Да, следовало поверить Бундеру, потому что все совпадало с тем, что он говорил ему перед расставанием. Он работал и для богатой, но посредственной фирмы. У них что-то не вышло, и теперь они хотели свалить вину на Бундера. Пока он находился под полицейским надзором, то оставался в безопасности. Но надзор сняли, и с ним можно было разделаться. Почему Бундер не предвидел возможность такого исхода? Отчего не сбежал куда-нибудь подальше, а все время крутился по одним и тем же дорогам? Вывод напрашивался сам собой: он пошел в полицию и заложил тех, всех до одного. В полиции же его заверили, что они все сидят и ничто ему не угрожает. Но никогда не бывает так, что удается сдать, тем самым обезопасив себя, абсолютно всех. Например, он, Баллоу, это тоже не «все». Баллоу – это еще не вся фирма.
Он проехал четыре остановки на метро и в маленьком магазинчике со всяким барахлом купил армейский пружинный нож, так как не хотел появляться у Бундера с голыми руками, хотя – если это ловушка – нож мог быть приобщен к обвинительному акту. Выйдя из магазина, он посмотрел на часы: скоро три. А значит, он уже шесть часов мучил Бундера.
Баллоу сел в такси и велел ехать на улицу, где стояла та вилла. Ехал достаточно долго, чтобы подумать, что, может быть, ему придется рисковать жизнью ради Иво Бундера. Можно ли ему делать это? Если даже ему удастся вытащить Бундера, не запомнят ли те Баллоу и не начнут ли преследовать как сообщника Бундера? Зачем ему это? Мало, что ли, у него было врагов? Он любил Бундера – и это все. Любить кого-то – означало ли это рисковать ради него собственной безопасностью? Чем он обязан Бундеру, который осмелился пойти в полицию и заставил его пережить столько мгновений настоящего страха. «Пусть сам выбирается», – решил он и велел таксисту проехать вдоль улицы, где стояла вилла. Поблизости он не заметил ни одной машины, на улице даже не было прохожих. Впрочем, шел сильный дождь.
Он вышел из такси двумя улицами дальше и пешком пошел назад. Встретиться с Бундером и выяснить ситуацию он все-таки должен, поскольку это поручение фирмы. А там знали, чем они рискуют, посылая Баллоу, – однако сделали это. Его провал, а может, и смерть, были закалькулированы в эту поездку и встречу с Бундером. В конце концов, он сам выбрал себе такую профессию, а не другую. А мог стать лесником или охотинспектором. Разве он когда-нибудь жил в безопасности? С самого начала было известно, что в каждой ситуации он рискует свободой и даже жизнью. Его учили не только тому, как нужно сидеть в барах, как прикидываться пьяным, о чем и как спрашивать, на что обращать внимание. Он владел и приемами борьбы, и осознанием, что когда-либо может столкнуться с самым плохим.
Вилла Бундера соседствовала с разрушенным зданием, которое купила какая-то строительная фирма, собираясь поставить там большой жилой дом. Работы еще не начались, сад дичал, через выломанные решетки ограды можно было попасть в соседнее владение, а оттуда через стену на зады виллы. В саду обычно играли дети, но сейчас было почти четыре часа, и дети, наверное, делали уроки, а кроме того, шел дождь. Баллоу миновал разрушенный бассейн для золотых рыбок; продрался сквозь колючие кусты и влез на стену, огораживающую виллу. Он спрыгнул на толстый слой гниющих листьев огромного каштана и, пригнувшись, осмотрел сад. Бундер утверждал, что в саду кто-то есть, но сейчас его уже наверняка тут нет. Сад занимал небольшой участок, несколько деревьев и кустов – уже без листьев. Никто не мог спрятаться от взгляда Баллоу. А значит, Бундер обманывал, утверждая, что кто-то подкарауливает его в саду. Нужно уходить с этого места и снова позвонить Бундеру.
На задах дома находилась терраса с разваливающейся балюстрадой и искусно сформованными бетонными столбиками. Ступени покрыты мохом и мокрыми листьями. В несколько прыжков Баллоу достиг ступеней, на цыпочках вошел на террасу и приблизился к застекленным дверям, ведущим в дом.
У него не было ключей, и он уже полез в свой ремень, чтобы достать изогнутую проволочку, когда вдруг заметил, что дверь немного приоткрыта. Кто-то входил туда или выходил. Он бесшумно сбежал с террасы и спрятался за балюстрадой. Потом скользнул под террасу, где, как оказалось, укрыты двери в подвал. Из подвала тоже можно было попасть в дом. Увидев сорванный ломом замок, он вдруг понял, что пришел слишком поздно. Кто-то проник в этот дом через подвал и вышел через дверь на террасу. Когда это случилось? Час? Два часа назад? Сразу после того, как он в последний раз разговаривал с Бундером? Только Бундер – не ребенок. Они его здесь, наверное, уже не застали.
Он медленно вернулся на террасу, бесшумно приоткрыл дверь и вошел в пустую комнату с отстающими от стен желтоватыми обоями. Двери из комнаты в коридор тоже были открыты. Но в комнате царил легкий полумрак, а в коридоре было темно. Стоя в дверях, он был самой легкой на свете целью для выстрела или брошенного ножа. Войти? И зачем?
Он, как волк, стоял и прислушивался. Из глубины дома не доносился ни один звук. Слышался только шум дождя за открытыми дверями на террасе. Он вынул нож, острие бесшумно выскочило. Снял шляпу и на вытянутой руке, на острие ножа высунул ее в темный коридор. Не раздался выстрел, ничто не шевельнулось. Он бросил шляпу в глубь коридора и не услышал никакого шума, кроме звука ее тихого падения.
Баллоу укрепился в мысли, что вилла никого не скрывает. Тех, о ком упоминал Бундер, он или выдумал, или успел от них удрать. Бундер – это не вазочка для цветочков, чтобы забрать его с собой или расколотить.
Он вспомнил, где в коридоре выключатель. Нащупал его, и под потолком зажглась запыленная лампочка. Бундер лежал возле дверей, ведущих на улицу, с подогнутой под себя левой рукой. Правая отброшена набок. В нескольких сантиметрах от его пальцев лежал пистолет. Кто-то позвонил у дверей, и Бундер хотел к ним подойти. Кто-то другой уже скрывался в коридоре и выстрелил ему в затылок. С того места, где сейчас стоял Баллоу.
В вилле не было никого, если не считать мертвого Бундера. Баллоу подошел к трупу, взял отброшенную в сторону правую руку Бундера. Она была мягкой, посмертное окоченение еще не наступило. Карманы пиджака и брюк убитого были вывернуты. Возле валялось множество мелочей из этих карманов, а также открытый бумажник. Наверняка оставили документы Бундера, а взяли только деньги, чтобы создать видимость грабежа.
Баллоу не боялся трупов и вида убитых. Но он, однако, не хотел видеть лицо Бундера. Нагнулся чтобы поднять бумажник, но заметил на нем тонкую полоску света. Входные двери тоже были оставлены открытыми, и сквозь щелку сюда заглядывал лучик дневного света. Он не поднял бумажник, снова это что-то, что в нем всегда было настороже, велело ему как можно скорее покинуть это место. Ничего интересного он не ожидал увидеть в бумажнике Бундера. В нем все было обманом, а прежде всего – документы. Он никогда не узнает и того, что в самом деле Бундер рассказал в полиции.
Он вышел через входную дверь, сбежал по ступенькам прямо в группку собравшихся на улице женщин и подростков.
– Дети видели, как кто-то прокрался сзади в этот дом, – обратилась к Баллоу одна из женщин. – Там ничего не случилось?
– Нет, – ответил Баллоу, призывая на свое лицо профессиональную улыбку, – Впрочем, в этом доме нет ничего ценного.
Дождь намочил его волосы, и поэтому он понял, что стоит с обнаженной головой. Шляпу он оставил в коридоре, недалеко от останков Бундера. Каждая из этих женщин во всех подробностях запоминала его лицо.
– А я видел, как двое типов прокрались туда сзади, – настойчиво сказал какой-то мальчик, – В кожаных куртках.
– Их там уже нет, – ответил Баллоу и пошел по улице.
У входных дверей замок был без защелки. А значит, он их не закрыл, впрочем, у него не было ключа. Поэтому он ускорил шаги. Прежде чем скрыться за углом, оглянулся. Тот же самый мальчик как раз подходил по ступенькам к входной двери. Через мгновение он откроет ее и увидит труп.
На следующей улице Баллоу увидел свободное такси и велел ехать в центр. Потом проехал две станции в метро и вышел на узкую улицу с односторонним движением с припаркованными по обеим сторонам машинами. Он оказался здесь случайно – еще не знал, что должен делать дальше, куда пойти. Смеркалось, светлые волосы Баллоу потемнели от дождя. В полиции уже, наверное, делали его фоторобот как одного из убийц Бундера. О тех, кто на самом деле убил, они знали только то, что на них были кожаные куртки.
Машины стояли тесно одна за другой. В одном месте не горел уличный фонарь. Он увидел там новый «Рено» с мячом на сиденье возле водителя… Несколько минут спустя он уже ехал прочь, с удовольствием отмечая, что бак полон бензина. Не торопясь выехал на автостраду и направился к «Дубовой беседке». План бегства сложился сам, хотя какое-то время спустя он пришел к выводу, что выбрал наихудший вариант. Нужно было допустить, что Бундер не выдал Баллоу, и вернуться на Сквер Северин, там изменить свой внешний вид, выждать несколько дней, а потом связаться с людьми, которых он завербовал для работы в фирме. Однако он панически боялся ожидания, боялся прислушиваться к каждому шороху за дверями, звонка в дверь. Но самое плохое было не это, потому что страх можно было бы как-нибудь победить. Самое плохое, что они и не должны были к нему приходить, а просто ждать, когда он успокоится и начнет налаживать разорванные контакты. И тогда взять не только Баллоу, но и всех работников фирмы. Ясное дело – если Бундер выдал место его жительства.
Ведя машину по автостраде, он как-то не переживал смерти Бундера, несмотря на то, что когда-то любил его и столько общих радостей их связывало. Он даже чувствовал что-то вроде облегчения, что Бундер убит, и во второй раз не пересечет перекрестка, чтобы войти в здание полиции. Даже умирая от пули неизвестного убийцы, он еще раз предал Баллоу, перечеркнул его жизненный путь. Ведь фирма никогда не поручит работу человеку, фоторобот которого опубликован в газетах. Значит, он был здесь в последний раз, однако – и это тоже странно – он не жалел об этом, хотя еще не так давно не представлял себе, что можно жить иначе, чем до сих пор. Может быть, он открыл, что для него существует еще какой-то другой мир вместе со своими собственными проблемами. А значит, у него были замечательные «левые бумаги» на совершенно другого человека, может, даже на Другую личность. Конечно, даже если он выберется отсюда живым, ему не позволят вернуться на место охотинспектора, к Хорсту, Веронике, буланой кобыле. Фирма слишком осторожна. Но он был уверен в том, что сможет создать для себя другой мир и жить другими, чем до сих пор, интересами, что когда-то казалось ему не правдоподобным (потому-то он так сильно переживал свою ссылку в лес).
Смерть Бундера Баллоу воспринял равнодушно. Потом, однако, начал чувствовать нечто вроде мстительного удовлетворения. «Если по правде, то это я его убил», – подумал он. Если бы сразу после звонка из аэропорта он поехал к Бундеру, то помог бы ему уйти с виллы. Присутствие другого человека отпугнуло бы на этот день преследователей. Но Баллоу не поехал к Бундеру, кружил по городу несколько часов и несколько раз звонил, чтобы заверить его, что появится. Видимо, именно это и помогло убить Бундера. Ведь если бы тот не знал, что Баллоу поблизости и сейчас приедет, он скорее всего не сидел бы на месте, а постарался бы исчезнуть. Может, он позвонил бы какому-нибудь своему приятелю, а их у него было, кажется, много. Но он, однако, терпеливо ждал и дождался… убийц. «Сам виноват, – думал Баллоу, ведя машину. – Зря ты пошел тогда в полицию. Как ты мог допустить, что человек, который пережил паническое бегство с собственной женой, когда вернется, одарит тебя прежним доверием и без колебаний придет на встречу с тобой».
Спустя какое-то время он констатировал: «Я любил его и поэтому должен был тогда бежать. Он любил меня и поэтому дождался убийц. А я снова должен бежать».
Он понял, что давно уже перестал любить Бундера. Может, это произошло в ту минуту, когда пса, которого привели к Хорсту, он назвал Иво и начал его дрессировать. С тех пор он любил только Иво – лохматого пса, которого, может быть, уже никогда не погладит.
В мотеле «Дубовая беседка» Ганс Вебер принес ему газету с фотороботом Кристофера Баллоу. Портрет был большой, заметка об убийстве Клода Имбера скупая. У Иво Бундера был ломбард – это смешно. Сколько фамилий использовал этот человек, сколько дел вел, для скольких фирм работал? Погиб владелец ломбарда, видимо, пал жертвой разбоя, так заканчивалась заметка. Его убийц разыскивали, похоже, значительно усерднее, чем в случае с каким-нибудь другим владельцем ломбарда. Делом занялась не только полиция, но и разные фирмы, потому что Клод Имбер работал для многих. Наткнуться на человека, фоторобот которою был в газете, – это означало найти конец какой-нибудь новой нити, а такого шанса никто так легко не упускает.
Ганс Вебер хотел убить Баллоу, несмотря на то, что еще не знал об убийстве Иво Бундера. Это было правильно, потому что Баллоу приехал к нему на краденой машине. Вебер, наверное, тоже работал для какой-нибудь серьезной фирмы – Баллоу был для него малозначащим колесиком в большом механизме. Догадался ли он, что Клод Имбер – это Иво Бундер? Он не показал этого – может, действительно он знал только Иво Бундера, который приезжал в мотель с разными женщинами или рекомендовал разным женщинам и мужчинам это место, мотель с номерами, которые были оборудованы подслушивающей аппаратурой. В обязанности Вебера входило обслуживание этой аппаратуры и ведение дел в мотеле. Клод Имбер ничего не значил для Вебера – по крайней мере, пока. Потом, может быть, по следу Баллоу пошлют в «Дубовую беседку» кого-нибудь, кто захочет его найти. Но тогда Кристофер Баллоу будет уже очень далеко…
Прошло немного времени. Баллоу шел по знакомой улице вдоль канала, направляясь в сторону Дапперстраат. Он не ходил гуда почти год, но все оставалось знакомым. Поэтому он сразу заметил, что на канале уже не пришвартован к берегу старый пароходик, на котором, кроме нескольких наркоманов, жила Иветт со своим мужем, малайцем с трудной для произнесения фамилией. Пароходик, наверное, сдали на металлолом, город очищался от притонов и грязи. Иветт вместе с мужем должна была перебраться в другое место. Куда? Это могло не иметь значения, но от этой подробности могла и зависеть свобода, даже жизнь человека в такой ситуации, как у Баллоу. Он ощутил в себе холод – признак беспокойства. «Черт возьми, не ликвидировали же и магазинчик велосипедов, и квартиру над магазином». Он, Кристофер Баллоу, все время был номинальным владельцем этого всего. Ему не нужен был ни магазин, ни та квартира, а только маленький тайничок в ванной, где он спрятал свой старый паспорт с бородой и усами. В кармане Баллоу нащупал ключи от квартиры. Они могли оказаться бесполезными.
Когда стемнело, он дошел до блошиного рынка на Дапперстраат. Уже закрывали киоски и будки с подозрительным товаром, но он еще успел в будке с театральными аксессуарами купить фальшивую бороду, усы и клей. Купил и непромокаемый плащ, шляпу и достаточно хороший чемодан. Потом зашел в общественный туалет, приклеил бороду и усы, надел плащ, на голову надвинул шляпу. С чемоданом в руке встал в воротах напротив двухэтажного дома с двумя большими окнами на первом этаже и виднеющимися сквозь них велосипедами. Магазин работал, витрины были освещены, только окна всего второго этажа были темными. Он с облегчением вздохнул и посмотрел на часы: без малого пять, в шесть Иветт закрывала магазин. Нужно ждать. Терпеливо. А он умел это делать.
Он не хотел снова совершить ошибку. Да, это было непростительно, что когда он нашел останки Бундера, то вместо того, чтобы удрать той же дорогой через одичавший сад, попросту вышел из парадной двери. Повел себя как любитель, словно впервые в жизни ему доверили важное задание. В самом ли деле в нем сработало подсознание невиновного человека? Им руководил рефлекс, вызванный чувством, что если это не он убил Бундера, то мог не только уйти с места преступления дорогой честного человека, но и позвонить в полицию. На мгновение он забыл, что в его профессии никогда нельзя быть невиновным или даже-в общепринятом смысле этого слова-честным. Убил или не убил, и так бы его арестовали. Если не за убийство, то за что-нибудь другое, потому что он был знаком с Бундером и встречался с ним. Уже сам факт, что он вошел на виллу через сад, делал его подозрительным. Кристофер Баллоу не должен выходить через парадный вход, однако сделал это. Почему? Потому что через парадный вход вышел с виллы не Кристофер Баллоу, а Юзеф Марын, невиновный и честный. Это была реакция, импульс, манера поведения именно Марына, человека, от которого он пробовал отцепиться, когда выходил из самолета, и даже думал, что ему это удалось. Только, видимо, не до конца. Это Кристофер Баллоу звонил из разных мест Иво Бундеру, но это Марын так странно отреагировал на смерть друга. Не дай Бог, если сейчас, на Дапперстраат, в воротах дома напротив магазина велосипедов, он хоть на секунду забудет, что существует только Баллоу, а никакой не Марын. В противном случае он никогда не достигнет цели, не останется свободным. Этим вечером он должен придушить в себе Марына, а может быть, даже убить его, уничтожить, лишить личности.
…В это время новый старший лесничий Тархоньски сидел в кухне дома Хорста Соботы. Он отпустил в Барты машину с главным бухгалтером. Собота купил у государственного лесничества буланую кобылу, седло и хлыст, от которых в специальной телефонограмме лесному управлению велели избавиться. При такой покупке следовало что-нибудь выпить – Хорст поставил на стол бутылку водки, Вероника подала закуску. Собота выпил две рюмки. Вероника только одну, остальное влил в себя Тархоньски. Но он не чувствовал себя пьяным, только веселым. Он решил угоститься еще у Стемборека. Прямо от Соботы он пойдет к нему, пообещает семенную плантацию и дом Кулеши, а потом велит подать полную рюмку.
– Я говорил, что эго я в нашем управлении огонь распалю и первым в этот огонь руку суну, – говорил он уже в четвертый раз. – Я стал старшим лесничим. Удивляюсь, что вы купили у нас эту старую кобылу. Зачем она вам? Для упряжки не годится, только под седло.
Кто-то взял трубку, но не отозвался. Баллоу, однако, слышал дыхание того человека.
– Это герр Фельдман? – спросил он. Мгновение, а потом возбужденный голос Иво:
– Приезжай сейчас же. Ты мне нужен. О Боже, что за счастье. Сейчас же, понимаешь?
– Да, – Баллоу повесил трубку.
Он ощутил внутри холод. Это было беспокойство. Слишком легко удалось ему найти Бундера. А ведь за долгие годы он научился пробуждать в себе недоверчивость, если все получалось слишком легко. Что в такую раннюю пору делал Иво на той вилле? Спал с женщиной?
В действительности Баллоу мало знал о Бундере. Ему приказали с ним сотрудничать – и это все. А подружились они во время общей работы – и это была вторая частичка правды. Но ведь где-то существовала и какая-то полная правда о Бундере… Иво любил деньги. Он не тратил их ни на наркоз тики, ни на шлюх. Может, помещал их в банк, содержал семью и красивый дом? Такие люди, как Бундер, никогда не открывают ни одной своей карты, потому что играют с очень высокими ставками. «Ты мне нужен. Сейчас же», – сказал он. А потом, может быть, позвонит в полицию, которая будет поджидать Баллоу у него. Бундер не задарма получил полицейскую охрану. Они в самом деле не прикоснулись к квартире Баллоу, но зачем им было делать это, если Баллоу и Эрика успели сбежать? Кто мог знать, что достаточно набраться терпения – Баллоу вернется и начнет искать Бундера. В конце концов существовала огромная разница между Бундером и Баллоу. Бундер был наемным работником, Баллоу – чем-то большим. Бундер догадывался, что Баллоу завербовал для фирмы несколько людей, и только он знал их адреса, способы контакта. Эти люди сейчас прервали работу и ждут сигнала фирмы. И Баллоу прибыл сюда, чтобы дать им этот сигнал. Но сначала он должен знать, на каком свете он очутился, и для этого ему нужен контакт с Бундером. Если у Бундера он попадется, завербованным им людям придется переехать в другие места или попросту бежать. Баллоу грозят несколько лет тюрьмы, потому что он профессионал. Тех приговорят к смерти или попросту тайно убьют. А значит, Баллоу не пойдет на встречу с Бундером, потому что чувствует в себе холод страха. Он, конечно, пойдет, но не так сразу. Нельзя было бы вообще работать если никому не доверять, каждого подозревать в двойной игре. Доверие и недоверие – эти противоречащие друг другу чувства всегда нужно было примирять друг с другом. Доверять – но не до конца. Подозревать – тоже не до конца.
Он вышел из аэропорта с маленьким чемоданчиком, в котором лежали несколько помятых рубашек, грязная пижама, прибор для бритья. Он не мог прилететь без чемодана, потому что это вызвало бы чей-нибудь интерес. Но теперь чемодан стал уже ненужным опознавательным знаком. Он вернулся в аэропорт, сдал его в камеру хранения, потом разорвал квитанцию и бросил в мусорную корзину.
Шел дождь, и он воспринял это как благоприятствующее обстоятельство. Можно поднять воротник плаща, надвинуть на лоб шляпу. Он сел в такси и велел ехать на площадь возле побережья. Там пересел в метро и вышел из него недалеко от Сквер Северин. Дождь перестал, было пасмурно… В доме не было консьержки, именно поэтому они с Эрикой поселились здесь. Он встал в воротах напротив и посмотрел на окна на четвертом этаже. Он, конечно, мог пойти наверх, у него в кармане плаща были ключи, но легкость, с какой он связался с Бундером, все еще лежала в нем, как холодный камень.
По улице все время проезжали машины, а по тротуарам быстрым шагом проходили люди. К счастью для Баллоу, снова начался дождь, и то, что он стоял под аркой ворот, было естественно. Он смотрел на окна – запыленные, непроницаемые, с тюлевыми занавесками. Там были три комнаты, его кровать, его книги, возле кровати телефон, в кухне, наверное, работал холодильник. Там он мог сменить промокший плащ, переодеться, взять зонтик. Как долго ему можно стоять в воротах и смотреть в окна? Ничего подозрительного он не заметил. Никто не наблюдал за его домом. На мгновение показалось, что дрогнула занавеска, но это, наверное, было игрой воображения. Попросту капли дождя стекали по стеклу. Ему очень хотелось туда пойти, но ощущение холода, который он чувствовал в себе, становилось все сильнее. Квартира могла оказаться ловушкой.
Он вернулся в сквер и вошел в телефонную будку.
– Это герр Фельдман?
– Черт возьми, почему ты не появляешься? Ты что, не понимаешь, что ты мне нужен?
– Я хотел бы условиться с тобой о встрече. В городе, – сказал Баллоу.
– Это невозможно. Я боюсь выйти. Приди, прошу тебя.
Баллоу повесил трубку, прерывая Бундера на полуслове.
Телефонная будка была хорошим местом для разговора, при условии, что не разговариваешь слишком долго. Он отошел быстрым шагом и снова встал в воротах в таком месте, откуда мог видеть будку. Полчаса ждал, не появится ли полицейская машина или какая-нибудь другая с людьми, которые разрабатывали таких, как он. На телефонной трубке остались отпечатки его пальцев, к счастью, сразу после него звонила какая-то пожилая женщина, потом долго разговаривал молодой человек в замшевой куртке.
Он поехал в метро до центра и вошел в большой универмаг. Там было несколько телефонов-автоматов.
– Это герр Фельдман?
– Почему ты не приезжаешь? – умоляюще сказал Бундер. – Ты что, не понимаешь, что случилось?
– Нет, – на этот раз он хотел поддержать разговор.
– С меня сняли полицейский надзор, и я остался один. Те не оставляют меня в покое. Мне нужна твоя помощь. Они уже, похоже, знают эту улицу, но еще не знают, какой дом. Я видел их сегодня утром. Они на машине ехали вдоль улицы.
– Но ты можешь как-нибудь выйти?
– Я боюсь, что они следят за улицей.
– У тебя есть другой выход.
– Кто-то есть в саду. Мне так кажется.
Баллоу положил трубку, снова прерывая Бундера. Разговор продолжался достаточно долго, чтобы можно было установить, откуда звонили. Баллоу смешался с толпой покупателей и полчаса наблюдал за входом в магазин. Телефонный аппарат, с которого он связался с Бундером, не вызвал ни у кого интереса.
Он размышлял, искренним ли был страх Бундера. Все, что тот говорил, выглядело правдоподобно. Даже то, что он просил Баллоу о помощи. У Бундера наверняка было с собой оружие, но в том доме он, видимо, был совершенно один. С помощью Баллоу он мог бы выбраться, потому что те не знали Баллоу, который мог прикрыть Бундера. Да, следовало поверить Бундеру, потому что все совпадало с тем, что он говорил ему перед расставанием. Он работал и для богатой, но посредственной фирмы. У них что-то не вышло, и теперь они хотели свалить вину на Бундера. Пока он находился под полицейским надзором, то оставался в безопасности. Но надзор сняли, и с ним можно было разделаться. Почему Бундер не предвидел возможность такого исхода? Отчего не сбежал куда-нибудь подальше, а все время крутился по одним и тем же дорогам? Вывод напрашивался сам собой: он пошел в полицию и заложил тех, всех до одного. В полиции же его заверили, что они все сидят и ничто ему не угрожает. Но никогда не бывает так, что удается сдать, тем самым обезопасив себя, абсолютно всех. Например, он, Баллоу, это тоже не «все». Баллоу – это еще не вся фирма.
Он проехал четыре остановки на метро и в маленьком магазинчике со всяким барахлом купил армейский пружинный нож, так как не хотел появляться у Бундера с голыми руками, хотя – если это ловушка – нож мог быть приобщен к обвинительному акту. Выйдя из магазина, он посмотрел на часы: скоро три. А значит, он уже шесть часов мучил Бундера.
Баллоу сел в такси и велел ехать на улицу, где стояла та вилла. Ехал достаточно долго, чтобы подумать, что, может быть, ему придется рисковать жизнью ради Иво Бундера. Можно ли ему делать это? Если даже ему удастся вытащить Бундера, не запомнят ли те Баллоу и не начнут ли преследовать как сообщника Бундера? Зачем ему это? Мало, что ли, у него было врагов? Он любил Бундера – и это все. Любить кого-то – означало ли это рисковать ради него собственной безопасностью? Чем он обязан Бундеру, который осмелился пойти в полицию и заставил его пережить столько мгновений настоящего страха. «Пусть сам выбирается», – решил он и велел таксисту проехать вдоль улицы, где стояла вилла. Поблизости он не заметил ни одной машины, на улице даже не было прохожих. Впрочем, шел сильный дождь.
Он вышел из такси двумя улицами дальше и пешком пошел назад. Встретиться с Бундером и выяснить ситуацию он все-таки должен, поскольку это поручение фирмы. А там знали, чем они рискуют, посылая Баллоу, – однако сделали это. Его провал, а может, и смерть, были закалькулированы в эту поездку и встречу с Бундером. В конце концов, он сам выбрал себе такую профессию, а не другую. А мог стать лесником или охотинспектором. Разве он когда-нибудь жил в безопасности? С самого начала было известно, что в каждой ситуации он рискует свободой и даже жизнью. Его учили не только тому, как нужно сидеть в барах, как прикидываться пьяным, о чем и как спрашивать, на что обращать внимание. Он владел и приемами борьбы, и осознанием, что когда-либо может столкнуться с самым плохим.
Вилла Бундера соседствовала с разрушенным зданием, которое купила какая-то строительная фирма, собираясь поставить там большой жилой дом. Работы еще не начались, сад дичал, через выломанные решетки ограды можно было попасть в соседнее владение, а оттуда через стену на зады виллы. В саду обычно играли дети, но сейчас было почти четыре часа, и дети, наверное, делали уроки, а кроме того, шел дождь. Баллоу миновал разрушенный бассейн для золотых рыбок; продрался сквозь колючие кусты и влез на стену, огораживающую виллу. Он спрыгнул на толстый слой гниющих листьев огромного каштана и, пригнувшись, осмотрел сад. Бундер утверждал, что в саду кто-то есть, но сейчас его уже наверняка тут нет. Сад занимал небольшой участок, несколько деревьев и кустов – уже без листьев. Никто не мог спрятаться от взгляда Баллоу. А значит, Бундер обманывал, утверждая, что кто-то подкарауливает его в саду. Нужно уходить с этого места и снова позвонить Бундеру.
На задах дома находилась терраса с разваливающейся балюстрадой и искусно сформованными бетонными столбиками. Ступени покрыты мохом и мокрыми листьями. В несколько прыжков Баллоу достиг ступеней, на цыпочках вошел на террасу и приблизился к застекленным дверям, ведущим в дом.
У него не было ключей, и он уже полез в свой ремень, чтобы достать изогнутую проволочку, когда вдруг заметил, что дверь немного приоткрыта. Кто-то входил туда или выходил. Он бесшумно сбежал с террасы и спрятался за балюстрадой. Потом скользнул под террасу, где, как оказалось, укрыты двери в подвал. Из подвала тоже можно было попасть в дом. Увидев сорванный ломом замок, он вдруг понял, что пришел слишком поздно. Кто-то проник в этот дом через подвал и вышел через дверь на террасу. Когда это случилось? Час? Два часа назад? Сразу после того, как он в последний раз разговаривал с Бундером? Только Бундер – не ребенок. Они его здесь, наверное, уже не застали.
Он медленно вернулся на террасу, бесшумно приоткрыл дверь и вошел в пустую комнату с отстающими от стен желтоватыми обоями. Двери из комнаты в коридор тоже были открыты. Но в комнате царил легкий полумрак, а в коридоре было темно. Стоя в дверях, он был самой легкой на свете целью для выстрела или брошенного ножа. Войти? И зачем?
Он, как волк, стоял и прислушивался. Из глубины дома не доносился ни один звук. Слышался только шум дождя за открытыми дверями на террасе. Он вынул нож, острие бесшумно выскочило. Снял шляпу и на вытянутой руке, на острие ножа высунул ее в темный коридор. Не раздался выстрел, ничто не шевельнулось. Он бросил шляпу в глубь коридора и не услышал никакого шума, кроме звука ее тихого падения.
Баллоу укрепился в мысли, что вилла никого не скрывает. Тех, о ком упоминал Бундер, он или выдумал, или успел от них удрать. Бундер – это не вазочка для цветочков, чтобы забрать его с собой или расколотить.
Он вспомнил, где в коридоре выключатель. Нащупал его, и под потолком зажглась запыленная лампочка. Бундер лежал возле дверей, ведущих на улицу, с подогнутой под себя левой рукой. Правая отброшена набок. В нескольких сантиметрах от его пальцев лежал пистолет. Кто-то позвонил у дверей, и Бундер хотел к ним подойти. Кто-то другой уже скрывался в коридоре и выстрелил ему в затылок. С того места, где сейчас стоял Баллоу.
В вилле не было никого, если не считать мертвого Бундера. Баллоу подошел к трупу, взял отброшенную в сторону правую руку Бундера. Она была мягкой, посмертное окоченение еще не наступило. Карманы пиджака и брюк убитого были вывернуты. Возле валялось множество мелочей из этих карманов, а также открытый бумажник. Наверняка оставили документы Бундера, а взяли только деньги, чтобы создать видимость грабежа.
Баллоу не боялся трупов и вида убитых. Но он, однако, не хотел видеть лицо Бундера. Нагнулся чтобы поднять бумажник, но заметил на нем тонкую полоску света. Входные двери тоже были оставлены открытыми, и сквозь щелку сюда заглядывал лучик дневного света. Он не поднял бумажник, снова это что-то, что в нем всегда было настороже, велело ему как можно скорее покинуть это место. Ничего интересного он не ожидал увидеть в бумажнике Бундера. В нем все было обманом, а прежде всего – документы. Он никогда не узнает и того, что в самом деле Бундер рассказал в полиции.
Он вышел через входную дверь, сбежал по ступенькам прямо в группку собравшихся на улице женщин и подростков.
– Дети видели, как кто-то прокрался сзади в этот дом, – обратилась к Баллоу одна из женщин. – Там ничего не случилось?
– Нет, – ответил Баллоу, призывая на свое лицо профессиональную улыбку, – Впрочем, в этом доме нет ничего ценного.
Дождь намочил его волосы, и поэтому он понял, что стоит с обнаженной головой. Шляпу он оставил в коридоре, недалеко от останков Бундера. Каждая из этих женщин во всех подробностях запоминала его лицо.
– А я видел, как двое типов прокрались туда сзади, – настойчиво сказал какой-то мальчик, – В кожаных куртках.
– Их там уже нет, – ответил Баллоу и пошел по улице.
У входных дверей замок был без защелки. А значит, он их не закрыл, впрочем, у него не было ключа. Поэтому он ускорил шаги. Прежде чем скрыться за углом, оглянулся. Тот же самый мальчик как раз подходил по ступенькам к входной двери. Через мгновение он откроет ее и увидит труп.
На следующей улице Баллоу увидел свободное такси и велел ехать в центр. Потом проехал две станции в метро и вышел на узкую улицу с односторонним движением с припаркованными по обеим сторонам машинами. Он оказался здесь случайно – еще не знал, что должен делать дальше, куда пойти. Смеркалось, светлые волосы Баллоу потемнели от дождя. В полиции уже, наверное, делали его фоторобот как одного из убийц Бундера. О тех, кто на самом деле убил, они знали только то, что на них были кожаные куртки.
Машины стояли тесно одна за другой. В одном месте не горел уличный фонарь. Он увидел там новый «Рено» с мячом на сиденье возле водителя… Несколько минут спустя он уже ехал прочь, с удовольствием отмечая, что бак полон бензина. Не торопясь выехал на автостраду и направился к «Дубовой беседке». План бегства сложился сам, хотя какое-то время спустя он пришел к выводу, что выбрал наихудший вариант. Нужно было допустить, что Бундер не выдал Баллоу, и вернуться на Сквер Северин, там изменить свой внешний вид, выждать несколько дней, а потом связаться с людьми, которых он завербовал для работы в фирме. Однако он панически боялся ожидания, боялся прислушиваться к каждому шороху за дверями, звонка в дверь. Но самое плохое было не это, потому что страх можно было бы как-нибудь победить. Самое плохое, что они и не должны были к нему приходить, а просто ждать, когда он успокоится и начнет налаживать разорванные контакты. И тогда взять не только Баллоу, но и всех работников фирмы. Ясное дело – если Бундер выдал место его жительства.
Ведя машину по автостраде, он как-то не переживал смерти Бундера, несмотря на то, что когда-то любил его и столько общих радостей их связывало. Он даже чувствовал что-то вроде облегчения, что Бундер убит, и во второй раз не пересечет перекрестка, чтобы войти в здание полиции. Даже умирая от пули неизвестного убийцы, он еще раз предал Баллоу, перечеркнул его жизненный путь. Ведь фирма никогда не поручит работу человеку, фоторобот которого опубликован в газетах. Значит, он был здесь в последний раз, однако – и это тоже странно – он не жалел об этом, хотя еще не так давно не представлял себе, что можно жить иначе, чем до сих пор. Может быть, он открыл, что для него существует еще какой-то другой мир вместе со своими собственными проблемами. А значит, у него были замечательные «левые бумаги» на совершенно другого человека, может, даже на Другую личность. Конечно, даже если он выберется отсюда живым, ему не позволят вернуться на место охотинспектора, к Хорсту, Веронике, буланой кобыле. Фирма слишком осторожна. Но он был уверен в том, что сможет создать для себя другой мир и жить другими, чем до сих пор, интересами, что когда-то казалось ему не правдоподобным (потому-то он так сильно переживал свою ссылку в лес).
Смерть Бундера Баллоу воспринял равнодушно. Потом, однако, начал чувствовать нечто вроде мстительного удовлетворения. «Если по правде, то это я его убил», – подумал он. Если бы сразу после звонка из аэропорта он поехал к Бундеру, то помог бы ему уйти с виллы. Присутствие другого человека отпугнуло бы на этот день преследователей. Но Баллоу не поехал к Бундеру, кружил по городу несколько часов и несколько раз звонил, чтобы заверить его, что появится. Видимо, именно это и помогло убить Бундера. Ведь если бы тот не знал, что Баллоу поблизости и сейчас приедет, он скорее всего не сидел бы на месте, а постарался бы исчезнуть. Может, он позвонил бы какому-нибудь своему приятелю, а их у него было, кажется, много. Но он, однако, терпеливо ждал и дождался… убийц. «Сам виноват, – думал Баллоу, ведя машину. – Зря ты пошел тогда в полицию. Как ты мог допустить, что человек, который пережил паническое бегство с собственной женой, когда вернется, одарит тебя прежним доверием и без колебаний придет на встречу с тобой».
Спустя какое-то время он констатировал: «Я любил его и поэтому должен был тогда бежать. Он любил меня и поэтому дождался убийц. А я снова должен бежать».
Он понял, что давно уже перестал любить Бундера. Может, это произошло в ту минуту, когда пса, которого привели к Хорсту, он назвал Иво и начал его дрессировать. С тех пор он любил только Иво – лохматого пса, которого, может быть, уже никогда не погладит.
В мотеле «Дубовая беседка» Ганс Вебер принес ему газету с фотороботом Кристофера Баллоу. Портрет был большой, заметка об убийстве Клода Имбера скупая. У Иво Бундера был ломбард – это смешно. Сколько фамилий использовал этот человек, сколько дел вел, для скольких фирм работал? Погиб владелец ломбарда, видимо, пал жертвой разбоя, так заканчивалась заметка. Его убийц разыскивали, похоже, значительно усерднее, чем в случае с каким-нибудь другим владельцем ломбарда. Делом занялась не только полиция, но и разные фирмы, потому что Клод Имбер работал для многих. Наткнуться на человека, фоторобот которою был в газете, – это означало найти конец какой-нибудь новой нити, а такого шанса никто так легко не упускает.
Ганс Вебер хотел убить Баллоу, несмотря на то, что еще не знал об убийстве Иво Бундера. Это было правильно, потому что Баллоу приехал к нему на краденой машине. Вебер, наверное, тоже работал для какой-нибудь серьезной фирмы – Баллоу был для него малозначащим колесиком в большом механизме. Догадался ли он, что Клод Имбер – это Иво Бундер? Он не показал этого – может, действительно он знал только Иво Бундера, который приезжал в мотель с разными женщинами или рекомендовал разным женщинам и мужчинам это место, мотель с номерами, которые были оборудованы подслушивающей аппаратурой. В обязанности Вебера входило обслуживание этой аппаратуры и ведение дел в мотеле. Клод Имбер ничего не значил для Вебера – по крайней мере, пока. Потом, может быть, по следу Баллоу пошлют в «Дубовую беседку» кого-нибудь, кто захочет его найти. Но тогда Кристофер Баллоу будет уже очень далеко…
Прошло немного времени. Баллоу шел по знакомой улице вдоль канала, направляясь в сторону Дапперстраат. Он не ходил гуда почти год, но все оставалось знакомым. Поэтому он сразу заметил, что на канале уже не пришвартован к берегу старый пароходик, на котором, кроме нескольких наркоманов, жила Иветт со своим мужем, малайцем с трудной для произнесения фамилией. Пароходик, наверное, сдали на металлолом, город очищался от притонов и грязи. Иветт вместе с мужем должна была перебраться в другое место. Куда? Это могло не иметь значения, но от этой подробности могла и зависеть свобода, даже жизнь человека в такой ситуации, как у Баллоу. Он ощутил в себе холод – признак беспокойства. «Черт возьми, не ликвидировали же и магазинчик велосипедов, и квартиру над магазином». Он, Кристофер Баллоу, все время был номинальным владельцем этого всего. Ему не нужен был ни магазин, ни та квартира, а только маленький тайничок в ванной, где он спрятал свой старый паспорт с бородой и усами. В кармане Баллоу нащупал ключи от квартиры. Они могли оказаться бесполезными.
Когда стемнело, он дошел до блошиного рынка на Дапперстраат. Уже закрывали киоски и будки с подозрительным товаром, но он еще успел в будке с театральными аксессуарами купить фальшивую бороду, усы и клей. Купил и непромокаемый плащ, шляпу и достаточно хороший чемодан. Потом зашел в общественный туалет, приклеил бороду и усы, надел плащ, на голову надвинул шляпу. С чемоданом в руке встал в воротах напротив двухэтажного дома с двумя большими окнами на первом этаже и виднеющимися сквозь них велосипедами. Магазин работал, витрины были освещены, только окна всего второго этажа были темными. Он с облегчением вздохнул и посмотрел на часы: без малого пять, в шесть Иветт закрывала магазин. Нужно ждать. Терпеливо. А он умел это делать.
Он не хотел снова совершить ошибку. Да, это было непростительно, что когда он нашел останки Бундера, то вместо того, чтобы удрать той же дорогой через одичавший сад, попросту вышел из парадной двери. Повел себя как любитель, словно впервые в жизни ему доверили важное задание. В самом ли деле в нем сработало подсознание невиновного человека? Им руководил рефлекс, вызванный чувством, что если это не он убил Бундера, то мог не только уйти с места преступления дорогой честного человека, но и позвонить в полицию. На мгновение он забыл, что в его профессии никогда нельзя быть невиновным или даже-в общепринятом смысле этого слова-честным. Убил или не убил, и так бы его арестовали. Если не за убийство, то за что-нибудь другое, потому что он был знаком с Бундером и встречался с ним. Уже сам факт, что он вошел на виллу через сад, делал его подозрительным. Кристофер Баллоу не должен выходить через парадный вход, однако сделал это. Почему? Потому что через парадный вход вышел с виллы не Кристофер Баллоу, а Юзеф Марын, невиновный и честный. Это была реакция, импульс, манера поведения именно Марына, человека, от которого он пробовал отцепиться, когда выходил из самолета, и даже думал, что ему это удалось. Только, видимо, не до конца. Это Кристофер Баллоу звонил из разных мест Иво Бундеру, но это Марын так странно отреагировал на смерть друга. Не дай Бог, если сейчас, на Дапперстраат, в воротах дома напротив магазина велосипедов, он хоть на секунду забудет, что существует только Баллоу, а никакой не Марын. В противном случае он никогда не достигнет цели, не останется свободным. Этим вечером он должен придушить в себе Марына, а может быть, даже убить его, уничтожить, лишить личности.
…В это время новый старший лесничий Тархоньски сидел в кухне дома Хорста Соботы. Он отпустил в Барты машину с главным бухгалтером. Собота купил у государственного лесничества буланую кобылу, седло и хлыст, от которых в специальной телефонограмме лесному управлению велели избавиться. При такой покупке следовало что-нибудь выпить – Хорст поставил на стол бутылку водки, Вероника подала закуску. Собота выпил две рюмки. Вероника только одну, остальное влил в себя Тархоньски. Но он не чувствовал себя пьяным, только веселым. Он решил угоститься еще у Стемборека. Прямо от Соботы он пойдет к нему, пообещает семенную плантацию и дом Кулеши, а потом велит подать полную рюмку.
– Я говорил, что эго я в нашем управлении огонь распалю и первым в этот огонь руку суну, – говорил он уже в четвертый раз. – Я стал старшим лесничим. Удивляюсь, что вы купили у нас эту старую кобылу. Зачем она вам? Для упряжки не годится, только под седло.