Михаил Нестеров
Месть и закон
Все персонажи этой книги – плод авторского воображения.
Всякое сходство с любым реальным лицом – живущим либо умершим – чисто случайное.
Взгляды и высказанные мнения героев романа могут не совпадать с мнением автора.
Не вари козленка в молоке его матери.
Часть I
Их было, по крайней мере, двое
1
Во Дворце спорта в этот день не проводилось никаких мероприятий. Валентина Ширяева прошла мимо закрытых касс и толкнула широкую застекленную дверь. Огляделась: пустующий буфет, алюминиевые вешалки гардероба с гроздьями номерков. Тишина.
Слова охранника, расположившегося за столом справа от выхода, показались Валентине окриком:
– Вы к кому?
Она обернулась.
Ширяевой было тридцать восемь лет: полная, довольно симпатичная, глаза усталые, строгие. Сейчас на ее лице обозначилась доброжелательная улыбка.
Переложив сумочку в другую руку, она поздоровалась и попросила разрешения пройти в зал.
Охранник в ответ недовольно буркнул:
– Сейчас там идет тренировка.
– Да, я знаю, – Валентина открыла сумочку и показала удостоверение.
Выражение лица ее собеседника сразу изменилось.
– Пройдите через восьмой сектор, – охранник указал влево от себя.
Он продублировал фразу, сказанную им десять минут назад высокому парню, которого он хорошо знал. С недавних пор тренер баскетбольной команды «Динамо» Андрей Осинцев запретил пропускать во Дворец спорта бывшего центрового команды Алексея Белоногова. Но, глядя на осунувшееся лицо баскетболиста, охранник не мог не откликнуться на его просьбу:
– Иди, Леша. Но так, чтобы тебя никто не видел. Пройди через восьмой сектор на задние ряды.
Он посмотрел вслед центровому и качнул головой: жаль парня.
Валентина поблагодарила охранника и поднялась по ступенькам восьмого сектора. Остановившись у темно-красной шторы, она вначале посмотрела на хорошо освещенную площадку, где тренировались баскетболисты, потом заняла крайнее место в предпоследнем ряду.
Поначалу она не заметила парня, который сидел позади нее. Он так и остался бы для нее невидимкой, не поверни она невольно голову. Она словно бы искала собеседника. Дело в том, что Валентина никак не могла понять, по какой причине тренер явно недоволен спортсменом под десятым номером. Она никогда не интересовалась баскетболом, плохо в нем разбиралась. Во Дворец спорта же ее сегодня привели дела, далекие от популярной игры.
Ширяева едва не вздрогнула, когда, повернув голову, услышала за спиной тихий подсказывающий голос:
– Слава уже третий раз неправильно отдает передачу – принимающему неудобно. – Парень сзади улыбнулся ее обескураженному виду.
Она также ответила ему улыбкой и шепотом спросила:
– Вы что, можете читать на расстоянии чужие мысли?
– Я баскетболист и в жестах разбираюсь очень хорошо.
Ширяева поблагодарила собеседника, которого так и не смогла разглядеть как следует, и возобновила наблюдение за тренировкой. Но вскоре снова полуобернулась в кресле и попросила разъяснить некий баскетбольный нюанс.
Валентина не знала, что разговаривает с Алексеем Белоноговым, родной брат которого ровно десять дней назад подошел к ней на улице. Предложение от старшего брата баскетболиста для судьи Октябрьского народного суда было если не привычным, то вполне стандартным. Валентина за пять лет, что работала судьей, сталкивалась с подобными просьбами сотни раз, и суммы, которые ей предлагали, давно перестали удивлять.
Ширяева возвращалась домой, она жила неподалеку от здания районного суда, поэтому на работу ходила пешком. Сергей Белоногов шел рядом, Валентина терпеливо сносила торопливый монолог внезапного спутника. В таких случаях она обычно не реагировала на слова и уговоры, но на этот раз у подъезда своего дома остановилась, устало оглядела молодого человека и отрицательно покачала головой. Она не имела права жалеть кого-то, симпатизировать обвиняемому или его родственникам. Как не вправе была ненавидеть и испытывать недобрые чувства – так положено, так гласит одна из заповедей судей. Даже когда она зачитывала приговор, то вынуждена была делать бесстрастное лицо, хотя, как и любой человек, порой и ненавидела, и жалела.
Но в этот раз жизнь рассудила иначе. Ей пришлось вспомнить о предложении Сергея Белоногова – когда работа валилась из рук, а на душе было черным-черно и она искала хоть какую-то зацепочку, чтобы дальнейшее ее существование имело смысл.
Дело Алексея Белоногова должно было слушаться через день. Не было никаких причин ни со стороны обвинения, ни со стороны защиты, чтобы отложить слушание. Валентина по опыту знала, что заседание продлится не более полутора часов. Будет всего один перерыв, когда суд удалится на совещание, чтобы вынести приговор и чуть позже зачитать его.
Сейчас она наблюдала за тренировкой баскетболистов, невольно думая о том, что пришла во Дворец спорта только затем, чтобы подготовиться к встрече с Сергеем Белоноговым. Тут, в зале, где тренировался и выступал за команду его брат, она набиралась смелости перед предстоящим разговором. Скорее всего подспудно она хотела впитать в себя атмосферу спортивной арены, получше рассмотреть разгоряченных баскетболистов, представить себе центрового команды, а теперь подсудимого Алексея Белоногова; найти в нем что-то отталкивающее. А затем, решившись наконец, она поднимется с места и направится по адресу, который значился в ее записной книжке. Чтобы сделать то, чего никогда до этого не делала.
Но пока с решительным настроем ничего не получалось. Перед глазами мелькали высоченные фигуры в мокрых от пота майках, сама тренировка казалась изматывающей работой. Валентина невольно представила себе свою полную фигуру и как она мчится от кольца до кольца, но бросить мяч в корзину не хватает сил. Как не хватило сил недавно, когда она, пробежав две остановки, упала на пороге своей квартиры, и только нашатырь привел ее в чувство.
Она задержала взгляд на скамейке запасных. Исходя из материалов дела, которое Ширяева изучила довольно хорошо, драка произошла именно там. Всплеск эмоций, безобидная поначалу ситуация, правда, не без доли провокации со стороны главного тренера, – и спустя часы на Алексея Белоногова завели уголовное дело. А пострадавший – Николай Осинцев – со сломанной рукой в предстоящих матчах сыграть уже не сможет.
Совершенно несерьезное дело, которое, дабы не порождать слухов о нездоровой атмосфере внутри баскетбольного клуба, не должно было выйти за пределы Дворца спорта. Если бы не два «но». Первое: пострадавший являлся сыном главного тренера. Второе: молодым центровым Алексеем Белоноговым, с блеском проведшим чемпионат и обещавшим вырасти в новую баскетбольную звезду, заинтересовались за границей.
Он получил предложение из солидного испанского клуба, отвергнуть которое было бы верхом глупости.
Понятно, что тренер Осинцев вряд ли мог обрадоваться уходу из команды ведущего игрока. Тем более, что с Алексеем было практически достигнуто соглашение о продлении контракта. Тот истекал после окончания сезона, а дальше центровой сам мог определять свою судьбу. Он определился бы правильно, с точки зрения Осинцева, но тут поступило предложение от испанцев...
Так что нелепая драка, в которой сын тренера получил серьезную травму, пришлась как нельзя кстати.
Наставник быстро сообразил, что игрок, которого он теряет, может в Испании и не оказаться. Его дальнейшие действия не одобрил никто из команды, даже сын, которого он все же заставил написать заявление.
Так возникло это уголовное дело, исход которого во многом зависел от Осинцева. Согласись Белоногов остаться в команде, дело бы тут же прикрыли.
Теперь все зависело от решения суда. Потому что в испанском клубе согласились подождать окончания этой истории с одним условием: контракт будет заключен, только если Алексея оправдают. В любом другом случае, даже если он отделается условным приговором или денежным штрафом, он может поставить крест на своей карьере за границей. По крайней мере, в ближайшее время.
В клубных командах России, откуда центровому могли последовать предложения, ему тоже на первых порах пришлось бы несладко. Нельзя было забывать и о другом: вместе с контрактом Белоногов терял большие по российским меркам деньги.
Когда Валентина Ширяева поднялась со своего места в восьмом секторе, она совсем забыла о незнакомце, который давал ей некоторые пояснения в ходе тренировки. Но какой-то неприятный осадок в душе остался. Может, это оттого, что она на прощание даже не кивнула ему.
2
Именно таким она и представляла себе лицо Сергея Белоногова, когда поднялась по лестничному маршу и остановилась у двадцать второй квартиры.
Не колеблясь, Валентина нажала на кнопку звонка.
Стараясь сохранить на лице умело наброшенное равнодушие, она несколько секунд ждала, пока ей откроют.
– Вы?!
Вместо того чтобы сразу пропустить гостью в квартиру, Сергей вышел на площадку и непроизвольно посмотрел ей за спину, затем его взгляд скользнул по лестнице.
Ширяева кивнула:
– Здравствуйте.
– Добрый день... Валентина Петровна, кажется?
– Разрешите войти?
– Конечно! – спохватился парень, одетый в тренировочный костюм и мягкие коричневые шлепанцы. – Проходите.
Его мысли были заняты другим, и он рассеянно наблюдал за тем, как судья, неловко наклонившись, снимает туфли и поправляет сбившийся лейкопластырь на пятке.
Когда гостья остановилась посреди комнаты, невольно оглядывая обстановку в квартире, Сергей предложил ей место за разложенным столом-книжкой.
Сам, не сводя глаз с судьи, сел напротив.
У него было круглое лицо, светлые вьющиеся волосы наполовину прикрывали уши, вокруг рта резкие складки, глаза серые. Ширяева подметила также, что нижняя челюсть Сергея выдавалась вперед, и складывалось впечатление, что у него не правильный прикус.
– Не принесете мне стакан воды? – попросила Ширяева, отмечая напряжение во взгляде хозяина.
Сергей скрылся на кухне. Как назло, в холодильнике не оказалось минералки, пришлось поить гостью водой из-под крана. Он долго сливал воду, прежде чем набрать в стакан.
– Спасибо, – отпив немного, Валентина поставила стакан на стол. Затем решительно подняла глаза. – Я согласна помочь вам. Но... – Она выдержала паузу, стараясь не выдать волнения. – Меня не устраивает сумма, которую вы предложили.
– Да?..
Сергей, глядя на замолчавшую гостью, спросил:
– Сколько же вы хотите?
– Вдвое больше.
Белоногов покачал головой: двадцать тысяч долларов! Но деваться было некуда, не торговаться же!
Он кивнул:
– Я согласен.
– Хорошо. Послезавтра в восемь часов утра ждите меня возле моего подъезда. Принесете половину суммы. Остальное – после окончания судебного заседания.
Ширяева поднялась. Она хотела сказать еще что-то, но хозяин квартиры не дал ей этого сделать.
– Погодите, – Сергей приблизился и пристально посмотрел на судью. – Мы точно можем рассчитывать на вас?
– В основном вы можете рассчитывать только на своего адвоката, – ответила Валентина.
– То есть?
– Если он в ходе судебного слушания сумеет дать какое-то обоснование случайности травмы или что-нибудь в этом роде, суд разделит позицию защитника. Это будет означать, что суд снимет обвинения против вашего брата.
Сергей Белоногов, размышляя над словами гостьи, даже чуть прикусил губу. Еще неделю-другую назад он и представить не мог, что сможет предложить кому-то взятку. Жизнь заставила. Конечно, у него был вариант обратиться за помощью к своему начальнику, полковнику Рожнову; ему, скорее всего, еще предстоит предстать пред строгим взором Михаила Константиновича. Но Сергей пошел по другому пути.
Попрощавшись с Ширяевой, он так и остался стоять, прислонившись спиной к двери и сложив на груди руки. Интуитивно он судье верил, за короткое время их общения она, ничего для этого не делая, расположила его к себе. Увеличение суммы можно было понять как тактический прием. Сначала отказ, потом согласие и игра на повышение. Как следует из классики, торг тут неуместен: обе стороны совершали противоправные действия.
Сергей прошел на кухню и открыл банку пива.
В наличии у него оставалось что-то около пяти тысяч долларов, остальную часть придется занять у ребят из отряда. Лучше бы, конечно, попросить у Тимофея Костерина, но тот недавно купил новую машину. Так что обращаться придется к Андрею Яцкевичу.
3
От Белоногова Ширяева ушла в начале пятого вечера. Надев солнцезащитные очки, она обогнула пятиэтажку и оказалась на Уфимской улице. В первом же кафе на своем пути Валентина устроилась в конце барной стойки и заказала рюмку коньяка.
Времени еще было мало, она должна прийти домой, когда совсем стемнеет и опустеет двор. Стараясь остаться незамеченной, она поднимется на этаж, тихо откроет замок двухкомнатной квартиры, снимет запыленные туфли, которыми натерла ноги, нальет в ванну горячей воды и долго будет лежать с закрытыми глазами. На ночь она выпьет водки, чтобы не просыпаться до утра...
Все так и будет, вот уже на протяжении двух недель она прибегает к подобному методу. Но все равно во сне ее будут преследовать кошмары. Перед глазами, как наяву, встанет окровавленный труп девочки, ее разорванное платье и страшные раны на животе.
Девочка умерла не от ран, судебные медики квалифицированно определили: смерть наступила в результате механической асфиксии, на хрупкой шее ребенка была затянута детская скакалка. Впрочем, трудно сказать, удалось бы врачам спасти девочку, если бы ее не задушили. Серьезно были повреждены внутренние органы: тонкая кишка и мочевой пузырь; на левом плече жертвы кожа практически отсутствовала – орудием послужила обыкновенная кухонная терка для овощей. Садист с невообразимой жестокостью, надавливая на терку, искромсал плечо девочки до кости. И только потом ножом для чистки рыбы вспорол живот.
Ширяева расплатилась за коньяк и вышла из кафе. Бросив взгляд на часы, направилась к кинотеатру. До начала сеанса оставалось сорок минут. Валентина купила билет, выкурила на улице еще одну сигарету.
Вскоре немногочисленная толпа с билетами пришла в движение, в вестибюле кинотеатра открылись двери. Ожидать начала сеанса было лучше в относительной прохладе фойе, чем стоя на улице. Ширяева вошла последней.
На месте эстрады, где раньше, заполняя паузы между сеансами, играл небольшой оркестр, сейчас расположился буфет. Валентина встала в конец образовавшейся очереди, осматривая застекленную витрину: кроме стограммовых шкаликов с коньяком, других спиртных напитков в буфете не было.
Судья купила коньяк и маленькую шоколадку.
Огляделась. Пить на виду у всех было неприлично.
Она спустилась в женский туалет, подождала, когда выйдет находившаяся там девушка, и открыла бутылочку. Пила коньяк возле раковины, глядя на себя в зеркало. Она невольно отметила, что, хотя сама и похудела, лицо отекло, стало грубее, чем раньше. Сейчас в легкой косынке и темных очках она чем-то напоминала режиссера московского театра «Современник» Галину Волчек.
Через узкое горлышко шкалик опорожнялся медленно. Выпив половину, она завинтила крышку и положила бутылочку в сумку. В фойе развернула шоколад и закусила.
У другой жертвы, которая находилась в одной квартире с убитой девочкой, были раздроблены висок и плечо. Орудием послужила небольшая, но увесистая кувалда. Удар был нанесен сверху вниз, кувалда практически отсекла ухо, ударяя в плечо. Рука держалась на коже; место, где она еще соединялась с туловищем, походило на песочные часы. Еще один удар пришелся в грудь жертве, но не такой сильный. В клинике, куда на «Скорой помощи» отвезли пострадавшего, нашли множественные переломы ребер, состояние пациента оценили как крайне тяжелое. Но в силу некоторых причин больного вначале оставили в коридоре, предоперационная подготовка заняла гораздо больше времени, чем в экстренных случаях, уход в реанимационном отделении был скверным, медперсонал – грубым. Казалось, медики забыли, что давали когда-то клятву Гиппократа.
Когда в фойе раздался первый звонок, приглашающий пройти в зрительный зал, Валентина нашла свое место в четырнадцатом ряду и сняла с головы платок.
Зрители постепенно заполняли зал, вместо привычных семечек в руках шелестели кулечки с воздушной кукурузой. Впереди Ширяевой села молодая пара и повела оживленный разговор. Когда раздался последний звонок и в зале погасили свет, Валентина пересела на крайнее кресло, сняла темные очки. Фильм начался без привычного киножурнала и рекламы.
Пока шли титры, в зале было достаточно шумно, но вскоре зрители успокоились, сосредоточившись на экране.
А Ширяева долго не могла сделать этого, снова погрузившись в собственные мысли. Одним из орудий убийцы была терка. Валентина любила тертую морковь с сахаром, пекла оладьи из натертых кабачков. Сейчас же только от одного вида терки ее тошнило, голова кружилась, и она в любую секунду готова была потерять сознание.
Обе жертвы находились в ее квартире, в спальне.
Кровать, где лежала девочка, пропиталась кровью. До приезда следственной группы ребенка не трогали.
Когда в комнату вошел следователь, концы скакалки с пластмассовыми ручками свисали с кровати. Более длинный конец покоился на шее другой жертвы, парня с широким лицом и узкими, словно заплывшими, глазами. Рядом с искалеченной рукой находились нож и красная от крови терка, внутри которой скопилась жуткая стружка. Обычно терка лежала на кухне, на верхней полочке сушилки для посуды. Пришло время овощей, и Валентина часто пользовалась ею. Что касается ножа для чистки рыбы, то хозяйка, время от времени наводя ревизию на полках, давно собиралась его выкинуть. Но нож был если не уникальный, то старый, сейчас таких уже не делают. И он, матово поблескивая, продолжал лежать в ящике, в отделении для ножей и вилок. До того самого страшного дня...
Судью не интересовал фильм, она не следила за ходом достаточно острого сюжета. Оглянувшись по сторонам, она открыла сумочку и допила коньяк, потом достала подтаявший шоколад, неожиданно громко зашелестев фольгой и испачкав руки. На секунду ей показалось, что позади нее сидит высокий парень, с которым она беседовала во Дворце спорта. Только сейчас до нее дошло, что ее собеседником вполне мог оказаться Алексей Белоногов, который вскоре предстанет перед ней в качестве подсудимого.
Внезапная догадка не вызвала в ней никаких чувств, кроме легкой досады. Когда Алексей вернется домой, брат скажет, что к ним приходила судья, а завтра они узнают друг друга. Она поможет Белоногову, он поможет ей – чисто деловое соглашение.
Она вытерла перепачканные пальцы о платок и, поднеся к глазам часы, снова отметила время.
Валентина Ширяева имела высшее юридическое образование. Девять с половиной лет она проработала следователем – в прокуратуре и в райотделе внутренних дел. Потом прошла отбор кандидатов на должность судьи, сдала экзамен и получила рекомендацию квалификационной коллегии судей. В Юрьеве молва о ней шла как о судье честном и порядочном, что само по себе в наше время немаловажно.
Убитую девочку Валентина знала очень хорошо, та часто приходила к ним поиграть с ее сыном. Ее звали Светой, она перешла во второй класс. Квартира Светы Михайловой находилась двумя этажами выше.
Нередко, стоя на балконе, Валентина видела, как девочка прыгает со скакалкой, иногда усложняя упражнения и скрещивая руки, что выглядело очень эффектно. Света была красивой, длинные светлые волосы неизменно заплетены в две косички, в ушах простенькие сережки. Привычно смотрелись на ней белые гольфы, короткая юбка, стоптанные коричневые сандалии. В день убийства она была одета именно так.
Справа и слева от экрана над дверями тускло горели плафоны с надписью «Выход», Валентина сосредоточила свой взгляд на одном из них. Примерно через двадцать минут окончится сеанс, и она с медленно продвигающейся к выходу толпой покинет кинотеатр. Краем уха услышит, как зрители негромко делятся впечатлениями о кинофильме. Потом еще часа два ей предстоит провести на улице, в кафе. Может, коротая время, она спустится на набережную, постоит у парапета, ощутив на лице речную прохладу.
Как ни странно, к вечеру пляж не пустел, а, наоборот, заполнялся еще больше. А на набережной до утра работали десятки ночных кафе, не испытывавших недостатка в посетителях.
Валентина вдруг решила, что ей необязательно идти домой, как только стемнеет. Она может просидеть в одном из таких кафе и до часу ночи, а уж потом думать о возвращении. Можно провести на набережной всю ночь. Примерно так же спланировать и завтрашний день.
Хотя нет, послезавтра ей предстоит трудный денек – два судебных заседания, одно из которых принесет ей как минимум десять тысяч долларов. На остальные деньги, которые ей пообещал Сергей Белоногов, Ширяева особо не рассчитывала.
Не дожидаясь окончания сеанса, Валентина вышла из кинотеатра. Щурясь от света, надела темные очки.
Спуск на набережную не занял много времени, и вскоре она расположилась за одним из пустующих столиков в кафе.
Заведение это представляло собой переоборудованный для увеселений дебаркадер и находилось непосредственно на воде. Старое название «Прокат» заменило другое – «Поплавок», хотя в светлое время суток именно здесь можно было взять напрокат шлюпку или водный велосипед. Состоятельные клиенты предпочитали водные мотоциклы.
Валентина прикинула, что выпила сегодня уже сто пятьдесят граммов коньяка. Чтобы не беспокоить официанта дважды, она заказала еще двести граммов в графинчике и на закуску конфет. Когда официант выполнил заказ, судья расплатилась с ним и наполнила рюмку.
Их убили разные люди. Парень скончался в больнице на третьи сутки. Врачи, не скрывавшие к нему своего отношения, недоумевали: они рассчитывали на смерть семнадцатилетнего пациента в первый же день, в крайнем случае, на вторые сутки. Он же, не выходя из комы, прожил почти три дня.
Его убийцу Валентина знала так же хорошо, как и Свету: это был Николай Михайлов, отец девочки. Он скорее всего прикончил бы парня четвертым ударом кувалды, но помешал сосед, который вступил в схватку с обезумевшим от горя отцом. Это он, Николай, пачкаясь в крови, поднимал с постели мертвое тело дочери, а когда опустил его, конец удавки упал на шею парня-убийцы...
Валентина неожиданно вспомнила, что первое дело, об опеке, которое послезавтра она будет вести, может сорваться в самом начале. В нем, кажется, отсутствовало соглашение о проживании ребенка с отцом.
Вспоминая, судья потерла кончиками пальцев лоб.
Или соглашение все же поступило?.. Впервые за четыре года Ширяева невнимательно отнеслась к предстоящему слушанию, его детали напрочь вылетели из головы. Ее занимало только дело Белоногова, которое она помнила до мелочей.
В половине девятого вечера в кафе появилась шумная компания молодых людей. С ними был и мужчина среднего возраста, явно чувствующий себя среди молодежи не в своей тарелке. Он постоянно ерзал на месте, оглядывался. Наконец, приметив столик, за которым в одиночестве сидела Валентина, встал и направился к ней.
– Извините, – он указал на свободный стул, – у вас не занято?
Ширяева покачала головой, в который раз за день бросив взгляд на часы. Словно оправдываясь, мужчина пояснил:
– День рождения у сына. – Он сделал жест в сторону столиков. – Восемнадцать лет. Справлять именины дома наотрез отказался. Жена попросила проконтролировать.
Ширяевой показалось, что ее собеседник напрягся, пытаясь выглядеть крепким и мускулистым. Но под легкой рубашкой с короткими рукавами проглядывало тщедушное тело, руки, сплошь покрытые выгоревшими на солнце волосами, выглядели хрупкими.
Судья невольно улыбнулась и вылила в рюмку остатки коньяка. Она взглянула на молодых людей, которые шумно поздравляли именинника. Среди них были крепкие ребята, но ни один из них не выглядел так внушительно, как жертва того преступления.
У него была широкая спина, овальные плечи, короткие толстопалые руки и массивные ноги. Непропорционально маленькая голова сидела на неповоротливой шее. Несмотря на то, что ему было всего семнадцать лет, кожу на лице прорезали морщины, образовывая складки и делая глаза монголоидными.
Его пальцы были непослушными, он с трудом справлялся со шнурками на ботинках, поэтому мать покупала ему обувь на резинках, а зимой он носил полусапожки, застегивающиеся на «молнию». В тот день он был одет во фланелевую рубашку и спортивные брюки.
Ровесники обзывали его по-разному, и он всегда обижался, жалуясь матери. Зато дети помладше почти никогда не дразнили его. Правда, недавно, когда неловкими движениями рук он снимал формочку, песочный кулич рассыпался, и соседская девчонка обозвала его неуклюжим медведем. На его глаза навернулись слезы, и он ответил: «Нет... Я – уклюжий немедведь».
Дети, показывая на здоровяка пальцами, засмеялись: «Немедведь, немедведь!»
Мужчина посмотрел на Валентину, как ей показалось, с завистью. Он непроизвольно сглотнул, когда женщина выпила коньяк и бросила в рот шоколадное драже. Поколебавшись, он подошел к стойке и вернулся с бутылкой. И только что не расшаркался, когда, не присаживаясь, предложил Ширяевой: