Закончив разговор, Черевченко вышел из-за массивного стола и пожал Андрею руку:
— Что это ты нахохлился сурово? В чем трудности?
— Похоже, у нас проблема, Алексей Степанович.
— Эка невидаль! — хохотнул директор. — У нас их всегда навалом. Одной больше, одной меньше. Излагай.
Андрей начал рассказывать, но тут, как назло, беседу прервал очередной телефонный звонок. Звонил солидный клиент, высокопоставленный министерский бонза, от которого секретарше нельзя было отделаться дежурным «он занят, позвоните попозже». Сейчас министерский чиновник звонил без особой нужды, ему понадобилось нечто вроде консультации. С другим бы Черевченко закончил подобный разговор в два счета, однако этот зануда по десять раз повторял и переспрашивал одно и то же, отвязаться от него не было никакой возможности, что Черевченко показывал Андрею всем своим видом: закатывая глаза, беззвучно матерясь и делая жест, будто готов швырнуть трубку. Наконец собеседники распрощались.
— Есть же болтуны на белом свете, — покачал головой Алексей Степанович и нервно закурил. — Продолжай, что у тебя там?
— Она приехала к нам на новенькой «Ауди ТТ». Я даже слегка удивился. Такая дорогая машина и эта, в общем и целом, дешевая девушка не монтируются.
— По-моему, сейчас дорогие иномарки имеются в каждом слое нашего общества, — возразил Черевченко. — Тут случаются всякие неожиданности. Да и машина может быть не ее. Скажем, любовник дал покататься.
— Я уже проверил. Машина ее, во всяком случае, зарегистрирована на нее, Надежду Николаевну Святковскую.
— И при этом она застраховала у нас еще и угнанный «Рендж-ровер»?
— Да, две недели назад.
— Какая там страховая сумма?
— Восемьдесят тысяч долларов.
— Не слабо. Прямо не баба, а олигарх высшей категории. — Черевченко загасил сигарету. — Мне кажется, ты, Андрей Дмитриевич, прав на все сто. Тут действительно попахивает мошенничеством. Займись-ка, брат, этой проблемой вплотную. Не пожалей своего драгоценного времени. Мы сейчас с кем-нибудь судимся?
— Нет, судебных тяжб не намечается.
— Тем более. А текучку кому-нибудь передашь. Ты, наверное, свяжешься со своими бывшими коллегами?
— Само собой. Прямо сейчас позвоню. Во всяком случае, они могут проверить, что нам требуется, по своей базе данных.
— Замечательно. Если понадобятся какие-нибудь формальности, мы обратимся к ним официально, напишем гарантийное письмо. Скажешь тогда.
— Хорошо. Все узнаю.
В оперативно-розыскном отделе МУРа у Корешкова было много знакомых. После ухода из милиции наиболее тесные отношения он поддерживал с полковником Сергеем Константиновичем Багрянцевым. Иногда они вместе ходили на футбол (хотя болели за разные команды: Андрей за «Динамо», Сергей за ЦСКА), Корешков всегда приглашался к Багрянцевым на дни рождения и его самого, и жены, и даже сына, недавно тому исполнилось десять. Своей дачи у Андрея не было, а за город-то выехать время от времени хотелось. Поэтому летом по выходным он часто гостил на багрянцевской даче в Абрамцеве. Короче, это хороший друг, нужно в первую очередь позвонить ему.
Поудобней расположившись в кресле и закурив, Корешков набрал номер:
— Бонас диас, амиго Сержио!
— Бонас диас, старина!
Сергей Константинович со школьных лет увлекался всем испаноязычным, окружающие знали об этой его страстишке и постоянно беззлобно над ним подтрунивали.
— Как жизнь молодая? Над всей Испанией безоблачное небо?
— Я тут маленечко занят, так что излагай свою проблему в темпе рок-н-ролла.
Если описать обстоятельства, при которых звонок Андрея застал полковника милиции, то это выглядело бы, словно эпизод дешевого детективного романа или ходульного фильма: конечно, в типичной для оперативников ситуации, во время исполнения непосредственных служебных обязанностей, причем не где-нибудь в кабинетной тиши за сочинением рутинного отчета, а в экстремальной — на достаточно оживленной городской улице. На проезжей части стояли «жигуленок» преступников и «газик» опергруппы. Собровцы в масках и черных комбинезонах обыскивали двух бычар в кожаных куртках, одного из которых они положили мордой на капот машины. Второго, пытающегося сопротивляться, двое бойцов укладывали на асфальт и надевали на него наручники. Третий преступник, самый молодой из них, почти мальчишка, покорно стоял в сторонке с поднятыми руками. Именно в это неподходящее время у Багрянцева затрезвонил мобильник.
Выслушав Корешкова и достав из внутреннего кармана куртки пухлый потрепанный органайзер, он положил его на капот машины:
— Записываю, Андрей… Святковская Надежда Николаевна… восемьдесят третьего года выпуска… — это он пошутил насчет года рождения. — Паспортные данные есть?
— Найдешь, не такая уж частая фамилия.
— Это уж точно. Проверю. — Багрянцев заметил, что оперативники начали потрошить бандитскую «пятерку», выуживая оттуда расфасованные по дозам наркотики, автомат и гранаты. — Ладно, закругляемся. Будет возможность, созвонимся, и ты вечерком подгребай к нам. Скажем, к восьми.
— Оукей, постараюсь. Пеки пироги.
Глава 3 Братья-разбойники
Глава 4 Ночная работа
— Что это ты нахохлился сурово? В чем трудности?
— Похоже, у нас проблема, Алексей Степанович.
— Эка невидаль! — хохотнул директор. — У нас их всегда навалом. Одной больше, одной меньше. Излагай.
Андрей начал рассказывать, но тут, как назло, беседу прервал очередной телефонный звонок. Звонил солидный клиент, высокопоставленный министерский бонза, от которого секретарше нельзя было отделаться дежурным «он занят, позвоните попозже». Сейчас министерский чиновник звонил без особой нужды, ему понадобилось нечто вроде консультации. С другим бы Черевченко закончил подобный разговор в два счета, однако этот зануда по десять раз повторял и переспрашивал одно и то же, отвязаться от него не было никакой возможности, что Черевченко показывал Андрею всем своим видом: закатывая глаза, беззвучно матерясь и делая жест, будто готов швырнуть трубку. Наконец собеседники распрощались.
— Есть же болтуны на белом свете, — покачал головой Алексей Степанович и нервно закурил. — Продолжай, что у тебя там?
— Она приехала к нам на новенькой «Ауди ТТ». Я даже слегка удивился. Такая дорогая машина и эта, в общем и целом, дешевая девушка не монтируются.
— По-моему, сейчас дорогие иномарки имеются в каждом слое нашего общества, — возразил Черевченко. — Тут случаются всякие неожиданности. Да и машина может быть не ее. Скажем, любовник дал покататься.
— Я уже проверил. Машина ее, во всяком случае, зарегистрирована на нее, Надежду Николаевну Святковскую.
— И при этом она застраховала у нас еще и угнанный «Рендж-ровер»?
— Да, две недели назад.
— Какая там страховая сумма?
— Восемьдесят тысяч долларов.
— Не слабо. Прямо не баба, а олигарх высшей категории. — Черевченко загасил сигарету. — Мне кажется, ты, Андрей Дмитриевич, прав на все сто. Тут действительно попахивает мошенничеством. Займись-ка, брат, этой проблемой вплотную. Не пожалей своего драгоценного времени. Мы сейчас с кем-нибудь судимся?
— Нет, судебных тяжб не намечается.
— Тем более. А текучку кому-нибудь передашь. Ты, наверное, свяжешься со своими бывшими коллегами?
— Само собой. Прямо сейчас позвоню. Во всяком случае, они могут проверить, что нам требуется, по своей базе данных.
— Замечательно. Если понадобятся какие-нибудь формальности, мы обратимся к ним официально, напишем гарантийное письмо. Скажешь тогда.
— Хорошо. Все узнаю.
В оперативно-розыскном отделе МУРа у Корешкова было много знакомых. После ухода из милиции наиболее тесные отношения он поддерживал с полковником Сергеем Константиновичем Багрянцевым. Иногда они вместе ходили на футбол (хотя болели за разные команды: Андрей за «Динамо», Сергей за ЦСКА), Корешков всегда приглашался к Багрянцевым на дни рождения и его самого, и жены, и даже сына, недавно тому исполнилось десять. Своей дачи у Андрея не было, а за город-то выехать время от времени хотелось. Поэтому летом по выходным он часто гостил на багрянцевской даче в Абрамцеве. Короче, это хороший друг, нужно в первую очередь позвонить ему.
Поудобней расположившись в кресле и закурив, Корешков набрал номер:
— Бонас диас, амиго Сержио!
— Бонас диас, старина!
Сергей Константинович со школьных лет увлекался всем испаноязычным, окружающие знали об этой его страстишке и постоянно беззлобно над ним подтрунивали.
— Как жизнь молодая? Над всей Испанией безоблачное небо?
— Я тут маленечко занят, так что излагай свою проблему в темпе рок-н-ролла.
Если описать обстоятельства, при которых звонок Андрея застал полковника милиции, то это выглядело бы, словно эпизод дешевого детективного романа или ходульного фильма: конечно, в типичной для оперативников ситуации, во время исполнения непосредственных служебных обязанностей, причем не где-нибудь в кабинетной тиши за сочинением рутинного отчета, а в экстремальной — на достаточно оживленной городской улице. На проезжей части стояли «жигуленок» преступников и «газик» опергруппы. Собровцы в масках и черных комбинезонах обыскивали двух бычар в кожаных куртках, одного из которых они положили мордой на капот машины. Второго, пытающегося сопротивляться, двое бойцов укладывали на асфальт и надевали на него наручники. Третий преступник, самый молодой из них, почти мальчишка, покорно стоял в сторонке с поднятыми руками. Именно в это неподходящее время у Багрянцева затрезвонил мобильник.
Выслушав Корешкова и достав из внутреннего кармана куртки пухлый потрепанный органайзер, он положил его на капот машины:
— Записываю, Андрей… Святковская Надежда Николаевна… восемьдесят третьего года выпуска… — это он пошутил насчет года рождения. — Паспортные данные есть?
— Найдешь, не такая уж частая фамилия.
— Это уж точно. Проверю. — Багрянцев заметил, что оперативники начали потрошить бандитскую «пятерку», выуживая оттуда расфасованные по дозам наркотики, автомат и гранаты. — Ладно, закругляемся. Будет возможность, созвонимся, и ты вечерком подгребай к нам. Скажем, к восьми.
— Оукей, постараюсь. Пеки пироги.
Глава 3 Братья-разбойники
В это время Надежда Святковская уже находилась на противоположном конце Москвы. Ее серебристая «Ауди» ехала по улице типичного «спального» микрорайона. Свернув во двор, она припарковалась на «усиках», тянувшихся вдоль многоподъездного девятиэтажного дома, по соседству с белой «Тойотой», в которой сидел некий усатый здоровяк. Это был ее знакомый Борис Вершинин. Он медленно, словно нехотя, вылез из машины.
Борис, словно заведенный, жевал резинку, что придавало его привлекательному лицу туповатое выражение.
— Ну, что ты там темнила? Почему не хотела говорить по телефону?
— Они сказали, бабло выплатят только через месяц. Вершинин присвистнул:
— Здрасьте-пожалуйста! Ничего себе заявочки! Это с какого такого перепугу?
— Спроси меня что-нибудь полегче.
— Точно сказали? Или пытались взять на фу-фу? Может, не поняла чего? С тобой случается.
— Говорят, у них такие условия. Крупные выплаты делаются всегда через месяц после заявления, не раньше. Вдобавок один их сотрудник стал подбивать ко мне клинья, глазки строить, визитку всучил. Он сказал, что будет искать угнанный «Рендж-ровер».
— Кто его просил? — удивился Борис.
— Да уж не я. Может, он просто туфту гонит. Придумал предлог, чтобы ко мне подкрасться.
— Я ему подкрадусь, — нахмурился Вершинин и выразительно повертел кулаком перед носом Надежды. — Вот этим… Не ищут страховщики машины, не их это собачье дело.
— Еще он спрашивал меня, где застрахована моя «Ауди».
— А ты что, туда на «Ауди» поехала?
— А на чем еще? — язвительно переспросила она. — Денег на автобус у меня, Боренька, не было. Не заработала я денежек на автобус-то.
Вершинин окинул Надежду взглядом, в котором вожделение было перемешано с раздражением, причем второе чувство начинало вытеснять первое.
— Идиотка, блин! — сплюнул он. — Ну ты, Надька, круглая идиотка! Зла на тебя не хватает!
— Ты чего разорался?! — Лицо блондинки исказила плаксивая гримаса.
— Дура безбашенная! Дернул же меня черт с тобой связаться. Ехать на «Ауди». Когда же ты соображать научишься! И, небось, с форсом — подкатила к самому крыльцу. Нет чтобы за углом остановиться.
— Хватит орать! — цыкнула на него пришедшая в себя женщина. — Ну, приехала и приехала. Не их собачье дело. Выплатят они страховку — куда денутся?
— Только сначала доведут до инфаркта, — пробурчал Борис.
— Кого?
— Не тебя же, ты выносливая. Что угодно выдержишь. А вот я… Поверишь ли, жилочки внутри нет не тянутой, нынче кофе пил без всякого удовольствия…
Когда Вершинин начинал ерничать, он становился совершенно неотразимым, на него было невозможно сердиться.
— Ладно, будет базарить, — засмеялась Святковская. — Я пошла. Зайдешь? Бабка уехала.
— Вечером заеду. Сейчас у меня деловая свиданка.
— Ты уж за рулем не пей. Знаешь, какие сейчас штрафы.
— Угрозами от нас ничего не добьешься. Но сарафан! Надежда пошла домой. Когда она скрылась в подъезде, Вершинин плюхнулся в машину и уехал.
У него была такая теория, что водитель не должен ехать молча. Если ему что-то не нравится, что-то взволновало, нужно обязательно выговориться. Тогда будет выделяться адреналин или, наоборот, не будет, этого Борис точно не знал. Главное — выговориться, это полезно для здоровья. Поэтому он то и дело истошно вопил: «Баран! Как ты едешь!», «Осел! Как ты ходишь!», «Купил права, ездить не умеешь!» — и все в таком роде. Сейчас по пути у него был другой репертуар — он последними словами ругал Надьку, которая поперлась в страховое агентство на новенькой «Ауди».
На замысловатом перекрестке возле метро «Водный стадион», где сам черт ногу сломит, Борис услышал мелодию «Владимирского централа» — такую заставку он выбрал для сигнала своего мобильника.
— Здорово, Борис! — услышал он голос с сильным акцентом. — Ты сейчас можешь говорить?
Это звонил из Польши Збигнев Пендраковский.
— Привет, дружище! Вообще-то я сейчас за рулем. Что новенького — хреновенького?
— Машина готова, часа через два за ней придет платформа.
— Замечательно, ее обязательно встретят в Риге. Збышек, ты можешь уже сказать, какие машины заказывать?
— Пока нет. Я должен поговорить с Генриком и перезвоню минут через десять.
— Ну и ладушки, а то мне сейчас разговаривать тоже не с руки. На дорогах страны творится черт-те что и сбоку бантик. Не я врежусь, так в меня врежутся.
— Все, отключаемся.
В ожидании звонка от Збышека Вершинин остановился возле палатки «Крошка-картошка». Взяв рыбу с пюре и бутылку кока-колы, жадно набросился на еду — ведь с утра, считай, ничего не лопал. К Надьке же из принципа не зашел. Здорово она его разозлила с этим «Ауди».
Пендраковский позвонил ровно через десять минут.
Однако Зелена Гура это не только фестивали, площадь Старого рынка или кафедральный собор Святой Ядвиги. И работают зеленогурцы не только экскурсоводами или продавцами сувениров. Разумеется, здесь имеются промышленные предприятия, правда, небольшие, а также всевозможные ремонтные мастерские. Одна из них — по ремонту автомобилей — находилась на севере города, на выезде в сторону Мандзыжеча и принадлежала братьям Пендраковским. После первого разговора с Вершининым Збигнев прошел вглубь мастерской и, открыв дверь, вошел в узкую длинную комнатку без окон, щедро нашпигованную лампами дневного света. Там сидел, вперив глаза в экран компьютера, его младший брат Генрик — светловолосый крепыш со шкиперской бородкой.
— Я сейчас звонил в Москву, Борису, — сообщил старший брат. — Он спрашивал, какие машины ему заказывать?
— Скажем, когда выясним.
— Ты до сих пор не нашел ничего подходящего?
— Кое-что нашел, но мало.
— Так ищи еще!
— А чем я, по-твоему, занимаюсь?! — огрызнулся младший Пендраковский и кивнул на экран монитора, где сейчас висела таблица с названиями машин, указанием их цвета и номерами агрегатов.
— Этим можно заниматься без конца. Дай то, что уже удалось обнаружить.
— Ну, мало же еще.
— Ничего страшного. В случае чего позвоним, добавим.
— Как знаешь, — пожал плечами Генрик. — Можно подумать, мне жалко.
Он вырвал из блокнота листок, на котором были записаны данные нескольких машин, и протянул его Збигневу:
— Держи. Пока удалось найти только это.
— И то хлеб.
Збигнев вышел, чтобы позвонить Вершинину. В помещении соединение было плохое. По пути он посмотрел, как механики производили последние манипуляции с серебристым «Мерседесом»: один заваривал в полиэтилен кресло, другой протирал фланелевой тряпочкой металлическую эмблему, третий положил под щиток от солнца файл с документами.
Збигнев набрал вершининский номер:
— Борис, это опять я. Ты можешь записать пять машин?
— Само собой.
Пендраковский продиктовал полученные от брата данные. Борис все записал.
— Спасибо, Збышек. Я позвоню, когда что-нибудь прояснится.
— Сейчас у нас такое положение, что хотелось бы получить пусть даже небольшой аванс, — сказал Збигнев.
— Старина, ты же в курсах, что денежками распоряжается сам Хозяин. Поэтому ничего тебе обещать не могу.
— Ну, ты хотя бы передай ему нашу просьбу.
— Если хочешь, я пошлю ему эсэмэску.
— Пожалуйста, не забудь.
— Насчет этого можешь быть спокоен. Сразу и пошлю. Как только поговорим, пошлю. Считай, через пять минут она у него.
…Обещанную эсэмэску Вершинин послал через три дня.
Борис, словно заведенный, жевал резинку, что придавало его привлекательному лицу туповатое выражение.
— Ну, что ты там темнила? Почему не хотела говорить по телефону?
— Они сказали, бабло выплатят только через месяц. Вершинин присвистнул:
— Здрасьте-пожалуйста! Ничего себе заявочки! Это с какого такого перепугу?
— Спроси меня что-нибудь полегче.
— Точно сказали? Или пытались взять на фу-фу? Может, не поняла чего? С тобой случается.
— Говорят, у них такие условия. Крупные выплаты делаются всегда через месяц после заявления, не раньше. Вдобавок один их сотрудник стал подбивать ко мне клинья, глазки строить, визитку всучил. Он сказал, что будет искать угнанный «Рендж-ровер».
— Кто его просил? — удивился Борис.
— Да уж не я. Может, он просто туфту гонит. Придумал предлог, чтобы ко мне подкрасться.
— Я ему подкрадусь, — нахмурился Вершинин и выразительно повертел кулаком перед носом Надежды. — Вот этим… Не ищут страховщики машины, не их это собачье дело.
— Еще он спрашивал меня, где застрахована моя «Ауди».
— А ты что, туда на «Ауди» поехала?
— А на чем еще? — язвительно переспросила она. — Денег на автобус у меня, Боренька, не было. Не заработала я денежек на автобус-то.
Вершинин окинул Надежду взглядом, в котором вожделение было перемешано с раздражением, причем второе чувство начинало вытеснять первое.
— Идиотка, блин! — сплюнул он. — Ну ты, Надька, круглая идиотка! Зла на тебя не хватает!
— Ты чего разорался?! — Лицо блондинки исказила плаксивая гримаса.
— Дура безбашенная! Дернул же меня черт с тобой связаться. Ехать на «Ауди». Когда же ты соображать научишься! И, небось, с форсом — подкатила к самому крыльцу. Нет чтобы за углом остановиться.
— Хватит орать! — цыкнула на него пришедшая в себя женщина. — Ну, приехала и приехала. Не их собачье дело. Выплатят они страховку — куда денутся?
— Только сначала доведут до инфаркта, — пробурчал Борис.
— Кого?
— Не тебя же, ты выносливая. Что угодно выдержишь. А вот я… Поверишь ли, жилочки внутри нет не тянутой, нынче кофе пил без всякого удовольствия…
Когда Вершинин начинал ерничать, он становился совершенно неотразимым, на него было невозможно сердиться.
— Ладно, будет базарить, — засмеялась Святковская. — Я пошла. Зайдешь? Бабка уехала.
— Вечером заеду. Сейчас у меня деловая свиданка.
— Ты уж за рулем не пей. Знаешь, какие сейчас штрафы.
— Угрозами от нас ничего не добьешься. Но сарафан! Надежда пошла домой. Когда она скрылась в подъезде, Вершинин плюхнулся в машину и уехал.
У него была такая теория, что водитель не должен ехать молча. Если ему что-то не нравится, что-то взволновало, нужно обязательно выговориться. Тогда будет выделяться адреналин или, наоборот, не будет, этого Борис точно не знал. Главное — выговориться, это полезно для здоровья. Поэтому он то и дело истошно вопил: «Баран! Как ты едешь!», «Осел! Как ты ходишь!», «Купил права, ездить не умеешь!» — и все в таком роде. Сейчас по пути у него был другой репертуар — он последними словами ругал Надьку, которая поперлась в страховое агентство на новенькой «Ауди».
На замысловатом перекрестке возле метро «Водный стадион», где сам черт ногу сломит, Борис услышал мелодию «Владимирского централа» — такую заставку он выбрал для сигнала своего мобильника.
— Здорово, Борис! — услышал он голос с сильным акцентом. — Ты сейчас можешь говорить?
Это звонил из Польши Збигнев Пендраковский.
— Привет, дружище! Вообще-то я сейчас за рулем. Что новенького — хреновенького?
— Машина готова, часа через два за ней придет платформа.
— Замечательно, ее обязательно встретят в Риге. Збышек, ты можешь уже сказать, какие машины заказывать?
— Пока нет. Я должен поговорить с Генриком и перезвоню минут через десять.
— Ну и ладушки, а то мне сейчас разговаривать тоже не с руки. На дорогах страны творится черт-те что и сбоку бантик. Не я врежусь, так в меня врежутся.
— Все, отключаемся.
В ожидании звонка от Збышека Вершинин остановился возле палатки «Крошка-картошка». Взяв рыбу с пюре и бутылку кока-колы, жадно набросился на еду — ведь с утра, считай, ничего не лопал. К Надьке же из принципа не зашел. Здорово она его разозлила с этим «Ауди».
Пендраковский позвонил ровно через десять минут.
* * *
Расположенный на лесистых холмах старинный польский городок Зелена Гура не случайно считается отличной приманкой для туристов. Очаровательное местечко словно пришло сюда из сказок братьев Гримм. В недавние времена это название было у всех на слуху, поскольку здесь проходили фестивали эстрадной песни, сейчас проводятся фольклорные фестивали.Однако Зелена Гура это не только фестивали, площадь Старого рынка или кафедральный собор Святой Ядвиги. И работают зеленогурцы не только экскурсоводами или продавцами сувениров. Разумеется, здесь имеются промышленные предприятия, правда, небольшие, а также всевозможные ремонтные мастерские. Одна из них — по ремонту автомобилей — находилась на севере города, на выезде в сторону Мандзыжеча и принадлежала братьям Пендраковским. После первого разговора с Вершининым Збигнев прошел вглубь мастерской и, открыв дверь, вошел в узкую длинную комнатку без окон, щедро нашпигованную лампами дневного света. Там сидел, вперив глаза в экран компьютера, его младший брат Генрик — светловолосый крепыш со шкиперской бородкой.
— Я сейчас звонил в Москву, Борису, — сообщил старший брат. — Он спрашивал, какие машины ему заказывать?
— Скажем, когда выясним.
— Ты до сих пор не нашел ничего подходящего?
— Кое-что нашел, но мало.
— Так ищи еще!
— А чем я, по-твоему, занимаюсь?! — огрызнулся младший Пендраковский и кивнул на экран монитора, где сейчас висела таблица с названиями машин, указанием их цвета и номерами агрегатов.
— Этим можно заниматься без конца. Дай то, что уже удалось обнаружить.
— Ну, мало же еще.
— Ничего страшного. В случае чего позвоним, добавим.
— Как знаешь, — пожал плечами Генрик. — Можно подумать, мне жалко.
Он вырвал из блокнота листок, на котором были записаны данные нескольких машин, и протянул его Збигневу:
— Держи. Пока удалось найти только это.
— И то хлеб.
Збигнев вышел, чтобы позвонить Вершинину. В помещении соединение было плохое. По пути он посмотрел, как механики производили последние манипуляции с серебристым «Мерседесом»: один заваривал в полиэтилен кресло, другой протирал фланелевой тряпочкой металлическую эмблему, третий положил под щиток от солнца файл с документами.
Збигнев набрал вершининский номер:
— Борис, это опять я. Ты можешь записать пять машин?
— Само собой.
Пендраковский продиктовал полученные от брата данные. Борис все записал.
— Спасибо, Збышек. Я позвоню, когда что-нибудь прояснится.
— Сейчас у нас такое положение, что хотелось бы получить пусть даже небольшой аванс, — сказал Збигнев.
— Старина, ты же в курсах, что денежками распоряжается сам Хозяин. Поэтому ничего тебе обещать не могу.
— Ну, ты хотя бы передай ему нашу просьбу.
— Если хочешь, я пошлю ему эсэмэску.
— Пожалуйста, не забудь.
— Насчет этого можешь быть спокоен. Сразу и пошлю. Как только поговорим, пошлю. Считай, через пять минут она у него.
…Обещанную эсэмэску Вершинин послал через три дня.
Глава 4 Ночная работа
Багрянцев не предупредил Андрея о том, что жена с сынишкой находятся на даче. Не зная этого, Корешков, как обычно, купил Тамаре букет, а Витюшке фруктов, на большее не хватило не столько фантазии, сколько времени. Накупил — и вдруг такой афронт, летний сезон едва начался, а их уже и след простыл.
— Ничего страшного, — успокоил друга Сергей Константинович. — Фрукты можем сами съесть, цветы отвезу на дачу.
— Когда туда едешь?
— Или завтра вечером, или в субботу утром.
— До того времени не завянут. Тогда уже и фрукты заодно захвати, — попросил Корешков.
— Будет сделано, — согласился Сергей. — Тем более что еды у нас с тобой — навалом. Томка так забила холодильник, будто здесь свадьба ожидается. Правда, так изысканно, как ты, я готовить не умею. Поэтому тебе и карты в руки. А я буду у тебя на подхвате — подай, принеси…
Вскоре Андрей уже вовсю шаманил на кухне. Отбил мясо и жарил его на большой сковородке, одновременно на другой конфорке жарился картофель фри. Хозяин, следуя указаниям гостя, выложил на разделочный столик перец, первые в этом сезоне грунтовые помидоры «бычье сердце», крупные жемчужно-белые луковицы, зелень, а также приправы, расфасованные, словно наркотики, в маленькие полиэтиленовые узелочки, — так их упаковывают рыночные торговцы.
— Какая еще нужна от меня помощь? — поинтересовался Багрянцев.
— Спасибо, никакой. Ты уже сделал все, что мог.
— Тогда, с твоего позволения, я взвалю на свои плечи самую трудную задачу по приготовлению пиршества.
С этими словами он достал из шкафчика две стопки, извлек из холодильника бутылку водки. Вскоре Корешков разложил по блюдам еду, Сергей разлил водку и поднял стопку:
— За тебя, Андрей! За все твои многочисленные таланты, включая и кулинарный, и талант страхового агента.
— Что ты каждый раз сыплешь мне соль на раны, — поморщился Корешков. — Чего теперь жалеть о прошлом?!
— Как же не жалеть? Если бы ты не ушел из разведки, сейчас не тужил бы за этим кухонным столом, а сидел бы нелегалом где-нибудь в Нью-Йорке.
— Предпочитаю находиться здесь, — кормят лучше. И вообще, давай не будем устраивать вечер воспоминаний ветеранов спецслужб. Бывай здоров!
Они чокнулись, выпили и принялись за еду. Багрянцев превозносил до небес приготовленное мясо, однако после второй рюмки вновь вернулся на проторенную колею:
— Да, так вот я говорю, был бы ты сейчас нелегалом где-нибудь в Штатах или во Франции…
— Ты же не ушел из разведки, а сидишь за тем же кухонным столом. В чем же разница?
— Ну, я… — Багрянцев вздохнул и после паузы с жаром заговорил: — Понимаешь, у меня нет таких выдающихся способностей, как у тебя. Даже, скажем, к языкам. Ты же полиглот из полиглотов, все языки тебе даются, вплоть до греческого или арабского. У меня же только английский. Вдобавок я не очень карьерный человек…
— А я, по-твоему, карьерный? — перебил его Андрей.
— Ты — да. Только не вздумай обижаться, это — в хорошем смысле слова. Человек должен стремиться достичь вершин в своем деле, тут ничего зазорного нет. Ты был честолюбивый, как сейчас говорят, амбициозный. Это положительные качества. У тебя были амбиции, и вдруг ты все поломал. Раньше охотился на акул, теперь гоняешься за мелкой рыбешкой.
— Раз такая работа существует, значит, она нужна. На фирме меня ценят, дорожат мной. Оплачивают мои машину, мобильник, счета дорогих отелей…
— Часто в отелях живешь?
— Честно говоря, я даже в Москве иной раз в гостиницах живу.
— Что так? — удивился Багрянцев.
— Не люблю долго торчать на одном месте. Хочется разнообразия. Когда мне надоедает одна нора, перебираюсь в другую…
— Потом возвращаешься в прежнюю, — понятливо подхватил Сергей. — Не позволяешь быту повиснуть у тебя на крыльях? Бытовуха не для ангелов? — Это он вспомнил псевдоним разведчика Корешкова — Ангел.
— Завидуешь?
— Да как тебе сказать? — пожал плечами Багрянцев. — Всякое явление имеет свои плохие и свои хорошие стороны. — Он улыбнулся: — Кроме одного: приготовленная тобой пища хороша со всех сторон. Божественный вкус!
— Хорошая школа.
— Чья?
— Выучка Мануэля Торреса эль Либрихано. Ты же помнишь, что в Танжере я работал под повара в его ресторанчике на берегу океана.
Андрей на минуту прикрыл глаза и увидел себя, тридцатилетнего, загорелого, с волосами до плеч, в белых парусиновых штанах и белой рубахе с закатанными рукавами. Работал поваром в одном из лучших ресторанов алжирской столицы. И была там красавица мулатка, совершенно угоревшая от любви к нему. Порой они не могли сдержать своих чувств, ласкались у всех на глазах. А расстались, когда на его след напала тайная полиция и ему срочно пришлось бежать без оглядки. Где-то она сейчас, Мануэла? Может, там и ребенок есть…
Голос Багрянцева вернул его к действительности:
— Слушай, почему ты прицепился к этому «Рендж-роверу»?
— Не понравилось мне поведение его хозяйки, странно она вела себя.
— Да, это иногда настораживает.
— Я был почти уверен, что машина в угоне.
— Взял и проверил бы. Чего мучаться?
— Проверил и по нашей базе, и по интерполовской.
— Так быстро? Ну и что выяснилось?
— Ничего. Все чисто. Только, сам прекрасно понимаешь, Сергей, это еще ни о чем не говорит. Тебе удалось что-нибудь выяснить о Святковской?
Полковник хмыкнул:
— Кое-что, хоть и немного. Среднюю школу она закончила в Ивановской области, в колонии для несовершеннолетних.
— Способная девочка. За что туда загремела?
— «Бомбила» с мелкой воровской шайкой продовольственные ларьки. Не для продажи, для собственного пользования. Можно сказать, с голодухи.
— А после колонии что-нибудь за ней числится?
— Ничего серьезного. Несколько залетов в милицию по подозрению в проституции.
— Полагаю, подозрения были далеко небеспочвенными, — усмехнулся Корешков. — Однако на восемьдесят штук баксов малышка явно не тянет.
— Почему именно на восемьдесят? Что за цифра?
— Такова сумма страховки за ее иномарку, товарищ полковник.
Багрянцев почесал затылок:
— М-да, пожалуй, с ней все понятно. Скорей всего, машина только числится на Святковской. Не может же человек действовать так прямолинейно. А расколоть твою фирму на «бабки» пытается аферист покрупнее. Махинации такого рода без кукловодов не обходятся.
Они еще долго сидели за столом. Ощутимо уменьшили количество оставленной Тамарой провизии, выпили почти две бутылки водки и продолжали обсуждать волновавшую Андрея проблему. Он еще не до конца отошел после вчерашнего банкета, поэтому захмелел быстрее приятеля, однако натренированная алкогольная стойкость позволяла рассуждать здраво.
— Сейчас проще пареной репы возбудить против Святковской дело по обвинению в мошенничестве, — предложил Сергей Константинович и добавил: — Тогда от выплаты страховой суммы твоя фирма спасется, но банда продолжит свое черное дело в других местах. Учти — тебе выбирать. Перед тобой маячат два варианта: эгоистичный, замкнутый на твоем «Атланте», и второй, не знаю, как его назвать, общественно полезный, что ли. Для пользы многих.
Подумав, Корешков мотнул головой:
— Значит, пока не имеет смысла прессовать Святковскую. Попробуем накрыть всю банду. Так-то оно лучше будет.
— Согласен.
Следом за ним неотступно следовала серая «Шкода». Они ехали с совершенно одинаковыми скоростями, поэтому расстояние между ними не менялось, и, глядя на них со стороны, легко было догадаться, что оба автомобиля представляют собой сейчас слаженный дуэт, занимающийся решением общей задачи.
Наконец машины затормозили возле контрольно-пропускного пункта аэродрома. Дальше дорога была перекрыта шлагбаумом, а территория огорожена колючей проволокой нового образца. Не древней, где намотаны колючки, которые ржавеют так же быстро, как и сама основа, а светло-серой тонкой, элегантной по дизайну полосой, по бокам которой были вырезаны полуовальные отверстия, которые, собственно, и служили своего рода колючками.
Это не главный КПП, здесь нет ни прожекторов, ни фонарных столбов. Местность освещалась только фарами обоих автомобилей, дружно остановившихся перед шлагбаумом.
Едва Борис успел дать короткий сигнал, как из караульного помещения, представлявшего собой постройку из белого кирпича, вышли двое: рядовой и старший лейтенант. Солдат остановился возле крыльца, а офицер вразвалочку подошел к «Рендж-роверу».
— Здорово, шеф! — улыбнулся Борис.
— Здорово, коль не шутишь, — с серьезным видом ответил тот. — Все на мази?
— Все сделано в лучшем виде. Как положено.
— Гляди, чтобы никакой лажи не было. Мне ведь тоже лишний геморрой ни к чему.
— Ну, так не впервой же.
— Поэтому и спрашиваю. В прошлый раз не привез какую-то справку, устроил целый переполох.
— Ну-у, — со смешком протянул Вершинин, — то был несчастный случай. Подумаешь, испачкал бумажку медом, и она прилипла к газете. Иначе я бы никогда не забыл.
— Мед перестал есть? — ухмыльнулся офицер.
— Бери выше — пачкаться перестал, — с наигранным торжеством произнес Борис.
— То-то же. Ты просто супер.
Старший лейтенант дал отмашку солдату, и тот поднял шлагбаум, после чего обе машины въехали на территорию аэродрома. По-прежнему сохраняя между собой постоянную дистанцию, они промчались по рулежной дорожке мимо линейки, на которой стояли истребители, выглядевшие без единого огонька сиротливо, будто стая заблудившихся без своего вожака доисторических животных. «Рендж-ровер» и «Шкода» подрулили к большому грузовому самолету Ан-124, задняя аппарель которого была опущена. По ней спустились четверо мужчин в одинаковых кожаных куртках. Один из них шел чуть впереди, и по всему чувствовалось, что он здесь главный, а остальные охраняют его.
В сопровождении охраны главарь приблизился к джипу. Вершинин уже вылез из своего «Рендж-ровера» и стоял в выжидательной позе. Из второй машины вылезли два коротко стриженных типа, один из них мусолил в руках янтарные четки.
Вершинин и главарь обменялись рукопожатием. Оба были настроены миролюбиво. Главарь быстрым цепким взглядом окинул «Рендж-ровер», затем кивнул одному из своих людей, чтобы тот сел за руль. Охранник с видимым удовольствием исполнил это поручение. Он поудобней расположился на сиденье, с силой захлопнул дверцу и завел машину. Некоторое время все прислушивались к почти бесшумной ритмичной работе движка. Затем главарь вытащил из внутреннего кармана куртки пачку долларов, вложенную в полиэтиленовый пакет, и вручил ее Вершинину.
— Под расчет. Как договаривались, — сухо сказал он, словно жалея о расставании со столь крупной суммой. — Можешь не пересчитывать.
Борис сделал ладонью движение, словно прикидывает пачку на вес.
— Да денег не так уж и много, пересчитать легко.
— Но и немало.
— Только зачем считать? У вас накладок отродясь не было.
— Тоже верно. Когда будет следующий товар?
— Как только, так сразу. Я позвоню.
— Ну, хотя бы примерно. С поляками разговаривал?
— Был базар с братьями-славянами. Они ведь известные резинщики. Зажрались. Я так понял, что дней через двадцать.
— Нормально, — кивнул главарь.
Все собравшиеся уставились на тронувшийся с места «Рендж-ровер». Медленно приблизившись к аппарели, машина, не меняя скорости, въехала в чрево самолета и остановилась в грузовом отсеке. Два члена экипажа в летной форме умелыми движениями принайтовали автомобиль к полу. Благодаря металлическим тросам и буксам он получил гарантированную неподвижность.
— Ничего страшного, — успокоил друга Сергей Константинович. — Фрукты можем сами съесть, цветы отвезу на дачу.
— Когда туда едешь?
— Или завтра вечером, или в субботу утром.
— До того времени не завянут. Тогда уже и фрукты заодно захвати, — попросил Корешков.
— Будет сделано, — согласился Сергей. — Тем более что еды у нас с тобой — навалом. Томка так забила холодильник, будто здесь свадьба ожидается. Правда, так изысканно, как ты, я готовить не умею. Поэтому тебе и карты в руки. А я буду у тебя на подхвате — подай, принеси…
Вскоре Андрей уже вовсю шаманил на кухне. Отбил мясо и жарил его на большой сковородке, одновременно на другой конфорке жарился картофель фри. Хозяин, следуя указаниям гостя, выложил на разделочный столик перец, первые в этом сезоне грунтовые помидоры «бычье сердце», крупные жемчужно-белые луковицы, зелень, а также приправы, расфасованные, словно наркотики, в маленькие полиэтиленовые узелочки, — так их упаковывают рыночные торговцы.
— Какая еще нужна от меня помощь? — поинтересовался Багрянцев.
— Спасибо, никакой. Ты уже сделал все, что мог.
— Тогда, с твоего позволения, я взвалю на свои плечи самую трудную задачу по приготовлению пиршества.
С этими словами он достал из шкафчика две стопки, извлек из холодильника бутылку водки. Вскоре Корешков разложил по блюдам еду, Сергей разлил водку и поднял стопку:
— За тебя, Андрей! За все твои многочисленные таланты, включая и кулинарный, и талант страхового агента.
— Что ты каждый раз сыплешь мне соль на раны, — поморщился Корешков. — Чего теперь жалеть о прошлом?!
— Как же не жалеть? Если бы ты не ушел из разведки, сейчас не тужил бы за этим кухонным столом, а сидел бы нелегалом где-нибудь в Нью-Йорке.
— Предпочитаю находиться здесь, — кормят лучше. И вообще, давай не будем устраивать вечер воспоминаний ветеранов спецслужб. Бывай здоров!
Они чокнулись, выпили и принялись за еду. Багрянцев превозносил до небес приготовленное мясо, однако после второй рюмки вновь вернулся на проторенную колею:
— Да, так вот я говорю, был бы ты сейчас нелегалом где-нибудь в Штатах или во Франции…
— Ты же не ушел из разведки, а сидишь за тем же кухонным столом. В чем же разница?
— Ну, я… — Багрянцев вздохнул и после паузы с жаром заговорил: — Понимаешь, у меня нет таких выдающихся способностей, как у тебя. Даже, скажем, к языкам. Ты же полиглот из полиглотов, все языки тебе даются, вплоть до греческого или арабского. У меня же только английский. Вдобавок я не очень карьерный человек…
— А я, по-твоему, карьерный? — перебил его Андрей.
— Ты — да. Только не вздумай обижаться, это — в хорошем смысле слова. Человек должен стремиться достичь вершин в своем деле, тут ничего зазорного нет. Ты был честолюбивый, как сейчас говорят, амбициозный. Это положительные качества. У тебя были амбиции, и вдруг ты все поломал. Раньше охотился на акул, теперь гоняешься за мелкой рыбешкой.
— Раз такая работа существует, значит, она нужна. На фирме меня ценят, дорожат мной. Оплачивают мои машину, мобильник, счета дорогих отелей…
— Часто в отелях живешь?
— Честно говоря, я даже в Москве иной раз в гостиницах живу.
— Что так? — удивился Багрянцев.
— Не люблю долго торчать на одном месте. Хочется разнообразия. Когда мне надоедает одна нора, перебираюсь в другую…
— Потом возвращаешься в прежнюю, — понятливо подхватил Сергей. — Не позволяешь быту повиснуть у тебя на крыльях? Бытовуха не для ангелов? — Это он вспомнил псевдоним разведчика Корешкова — Ангел.
— Завидуешь?
— Да как тебе сказать? — пожал плечами Багрянцев. — Всякое явление имеет свои плохие и свои хорошие стороны. — Он улыбнулся: — Кроме одного: приготовленная тобой пища хороша со всех сторон. Божественный вкус!
— Хорошая школа.
— Чья?
— Выучка Мануэля Торреса эль Либрихано. Ты же помнишь, что в Танжере я работал под повара в его ресторанчике на берегу океана.
Андрей на минуту прикрыл глаза и увидел себя, тридцатилетнего, загорелого, с волосами до плеч, в белых парусиновых штанах и белой рубахе с закатанными рукавами. Работал поваром в одном из лучших ресторанов алжирской столицы. И была там красавица мулатка, совершенно угоревшая от любви к нему. Порой они не могли сдержать своих чувств, ласкались у всех на глазах. А расстались, когда на его след напала тайная полиция и ему срочно пришлось бежать без оглядки. Где-то она сейчас, Мануэла? Может, там и ребенок есть…
Голос Багрянцева вернул его к действительности:
— Слушай, почему ты прицепился к этому «Рендж-роверу»?
— Не понравилось мне поведение его хозяйки, странно она вела себя.
— Да, это иногда настораживает.
— Я был почти уверен, что машина в угоне.
— Взял и проверил бы. Чего мучаться?
— Проверил и по нашей базе, и по интерполовской.
— Так быстро? Ну и что выяснилось?
— Ничего. Все чисто. Только, сам прекрасно понимаешь, Сергей, это еще ни о чем не говорит. Тебе удалось что-нибудь выяснить о Святковской?
Полковник хмыкнул:
— Кое-что, хоть и немного. Среднюю школу она закончила в Ивановской области, в колонии для несовершеннолетних.
— Способная девочка. За что туда загремела?
— «Бомбила» с мелкой воровской шайкой продовольственные ларьки. Не для продажи, для собственного пользования. Можно сказать, с голодухи.
— А после колонии что-нибудь за ней числится?
— Ничего серьезного. Несколько залетов в милицию по подозрению в проституции.
— Полагаю, подозрения были далеко небеспочвенными, — усмехнулся Корешков. — Однако на восемьдесят штук баксов малышка явно не тянет.
— Почему именно на восемьдесят? Что за цифра?
— Такова сумма страховки за ее иномарку, товарищ полковник.
Багрянцев почесал затылок:
— М-да, пожалуй, с ней все понятно. Скорей всего, машина только числится на Святковской. Не может же человек действовать так прямолинейно. А расколоть твою фирму на «бабки» пытается аферист покрупнее. Махинации такого рода без кукловодов не обходятся.
Они еще долго сидели за столом. Ощутимо уменьшили количество оставленной Тамарой провизии, выпили почти две бутылки водки и продолжали обсуждать волновавшую Андрея проблему. Он еще не до конца отошел после вчерашнего банкета, поэтому захмелел быстрее приятеля, однако натренированная алкогольная стойкость позволяла рассуждать здраво.
— Сейчас проще пареной репы возбудить против Святковской дело по обвинению в мошенничестве, — предложил Сергей Константинович и добавил: — Тогда от выплаты страховой суммы твоя фирма спасется, но банда продолжит свое черное дело в других местах. Учти — тебе выбирать. Перед тобой маячат два варианта: эгоистичный, замкнутый на твоем «Атланте», и второй, не знаю, как его назвать, общественно полезный, что ли. Для пользы многих.
Подумав, Корешков мотнул головой:
— Значит, пока не имеет смысла прессовать Святковскую. Попробуем накрыть всю банду. Так-то оно лучше будет.
— Согласен.
* * *
Раньше Вершинин не задумывался над этим, а недавно с удивлением обнаружил, что, по сути дела, он всегда работает по ночам. Днем приходится созваниваться, получать или отправлять бумаги, встречаться с разными людьми. Такая подготовительная возня тоже необходима, без нее каши не сваришь. Но это все шаляй-валяй, многое можно делать, не выходя из дома. Непосредственно же заниматься делом, совершать какие-либо ощутимые действия приходится в основном по ночам. Вот и сейчас, вскоре после полуночи, он за рулем «Рендж-ровера» ехал на военный аэродром в подмосковную Кубинку.Следом за ним неотступно следовала серая «Шкода». Они ехали с совершенно одинаковыми скоростями, поэтому расстояние между ними не менялось, и, глядя на них со стороны, легко было догадаться, что оба автомобиля представляют собой сейчас слаженный дуэт, занимающийся решением общей задачи.
Наконец машины затормозили возле контрольно-пропускного пункта аэродрома. Дальше дорога была перекрыта шлагбаумом, а территория огорожена колючей проволокой нового образца. Не древней, где намотаны колючки, которые ржавеют так же быстро, как и сама основа, а светло-серой тонкой, элегантной по дизайну полосой, по бокам которой были вырезаны полуовальные отверстия, которые, собственно, и служили своего рода колючками.
Это не главный КПП, здесь нет ни прожекторов, ни фонарных столбов. Местность освещалась только фарами обоих автомобилей, дружно остановившихся перед шлагбаумом.
Едва Борис успел дать короткий сигнал, как из караульного помещения, представлявшего собой постройку из белого кирпича, вышли двое: рядовой и старший лейтенант. Солдат остановился возле крыльца, а офицер вразвалочку подошел к «Рендж-роверу».
— Здорово, шеф! — улыбнулся Борис.
— Здорово, коль не шутишь, — с серьезным видом ответил тот. — Все на мази?
— Все сделано в лучшем виде. Как положено.
— Гляди, чтобы никакой лажи не было. Мне ведь тоже лишний геморрой ни к чему.
— Ну, так не впервой же.
— Поэтому и спрашиваю. В прошлый раз не привез какую-то справку, устроил целый переполох.
— Ну-у, — со смешком протянул Вершинин, — то был несчастный случай. Подумаешь, испачкал бумажку медом, и она прилипла к газете. Иначе я бы никогда не забыл.
— Мед перестал есть? — ухмыльнулся офицер.
— Бери выше — пачкаться перестал, — с наигранным торжеством произнес Борис.
— То-то же. Ты просто супер.
Старший лейтенант дал отмашку солдату, и тот поднял шлагбаум, после чего обе машины въехали на территорию аэродрома. По-прежнему сохраняя между собой постоянную дистанцию, они промчались по рулежной дорожке мимо линейки, на которой стояли истребители, выглядевшие без единого огонька сиротливо, будто стая заблудившихся без своего вожака доисторических животных. «Рендж-ровер» и «Шкода» подрулили к большому грузовому самолету Ан-124, задняя аппарель которого была опущена. По ней спустились четверо мужчин в одинаковых кожаных куртках. Один из них шел чуть впереди, и по всему чувствовалось, что он здесь главный, а остальные охраняют его.
В сопровождении охраны главарь приблизился к джипу. Вершинин уже вылез из своего «Рендж-ровера» и стоял в выжидательной позе. Из второй машины вылезли два коротко стриженных типа, один из них мусолил в руках янтарные четки.
Вершинин и главарь обменялись рукопожатием. Оба были настроены миролюбиво. Главарь быстрым цепким взглядом окинул «Рендж-ровер», затем кивнул одному из своих людей, чтобы тот сел за руль. Охранник с видимым удовольствием исполнил это поручение. Он поудобней расположился на сиденье, с силой захлопнул дверцу и завел машину. Некоторое время все прислушивались к почти бесшумной ритмичной работе движка. Затем главарь вытащил из внутреннего кармана куртки пачку долларов, вложенную в полиэтиленовый пакет, и вручил ее Вершинину.
— Под расчет. Как договаривались, — сухо сказал он, словно жалея о расставании со столь крупной суммой. — Можешь не пересчитывать.
Борис сделал ладонью движение, словно прикидывает пачку на вес.
— Да денег не так уж и много, пересчитать легко.
— Но и немало.
— Только зачем считать? У вас накладок отродясь не было.
— Тоже верно. Когда будет следующий товар?
— Как только, так сразу. Я позвоню.
— Ну, хотя бы примерно. С поляками разговаривал?
— Был базар с братьями-славянами. Они ведь известные резинщики. Зажрались. Я так понял, что дней через двадцать.
— Нормально, — кивнул главарь.
Все собравшиеся уставились на тронувшийся с места «Рендж-ровер». Медленно приблизившись к аппарели, машина, не меняя скорости, въехала в чрево самолета и остановилась в грузовом отсеке. Два члена экипажа в летной форме умелыми движениями принайтовали автомобиль к полу. Благодаря металлическим тросам и буксам он получил гарантированную неподвижность.