Первым на послание баварских полицейских откликнулись коллеги из маленького Потсдама. Их земляк, директор местного музея Бурхардт Вернер, узнал на фотографии парня, угнавшего его «Мерседес» цвета кофе с молоком. Все происходило в Берлине, средь бела дня, угонщик не таился. Стоял на краю тротуара. Потом он еще поругался с какой-то девушкой, неясно, сообщница это или случайный человек. Вернер помнил, что по-немецки парень говорил с явным акцентом.
Это был российский гражданин, ныне находящийся в тюремной больнице.
Буквально на следующий день пришло аналогичное сообщение непосредственно из Берлина. Гражданин Генрих Фюнфман почти уверен, что изображенный на фотографии парень в джинсовом костюме и есть тот самый преступник, который недавно угнал его черный «БМВ». Хитростью выманил его из машины — прицепил к бамперу связку пустых консервных банок, а когда Фюнфман вышел, чтобы их отцепить, быстро забрался в машину и был таков. Дело происходило ночью, но поскольку Фюнфман случайно остановился рядом с фонарным столбом, он более или менее разглядел внешность угонщика.
— Теперь ясно, зачем этот русский подолгу находится у нас, — сказал полицмейстер своему заместителю, довольно потирая руки. — Это профессиональный угонщик.
— Многие машины от нас перегоняются в Россию. Я бы сказал, большинство из угнанных. Хорошо бы выяснить, куда они передавались на следующем этапе, — задумчиво произнес заместитель. — Известно, что в Россию они поступают с переделанными номерами двигателя и кузова.
Иначе их потом не продать. Значит, номера перебивают либо у нас, либо на худой конец в Польше.
— Сейчас есть реальный шанс это выяснить. Разумеется, это не решит проблему в целом…
— И в то же время сильно поможет ее решению, — подхватил заместитель. — Ведь каждый участник международной аферы является маленьким звеном очень длинной цепочки.
Этот разговор состоялся утром. А днем, в начале четвертого, молодой врач тюремной больницы Курт Дорфхайм отправился в палату, чтобы сделать перевязку раненому угонщику. Вообще-то он должен был сделать раньше, но, сидя в ординаторской, несколько замечтался: думал о том, как странно распорядилась судьба, занеся его, отличника медицинского факультета столичного университета, в провинциальный городок, да вдобавок в тюремную больницу.
Наконец, оторвавшись от своих невеселых дум, Курт пошел в четвертую палату. Здесь, как и во всех остальных, тоже находился один человек. С этим русским у врача сразу возникла взаимная антипатия, они почти не разговаривали друг с другом. Любые приказания медика раненый выполнял молча, злобно посверкивая глазами или недовольно морщась. К тому же он плохо говорил по-немецки. Когда пациент чего-нибудь не понимал, Курт делал, что требовалось, без лишних слов: переворачивал на другой бок, сгибал ногу, отодвигал руки.
Сейчас при его появлении больной даже не шелохнулся. В этом ничего удивительного нет: после обеда большинство пациентов спали. Прежде чем снять повязку, доктор приготовил тампон и дезинфицирующий раствор, затем дотронулся до плеча больного, чтобы разбудить его. Тот не проснулся, и Курт потряс его посильнее. Опять никакой реакции. И только тут врач почувствовал, что под его рукой находится холодеющее тело: пациент был мертв.
Дорфхайм в ужасе покинул палату и почти бегом направился к главному врачу. Того он перехватил в коридоре у входа в ординаторскую и выпалил:
— Господин Штюнинг, больной из четвертой палаты умер!
— А кто там у нас? Огнестрельное ранение?
— Да, русский угонщик.
Пожилой врач взглянул на него с едва уловимой усмешкой:
— Вы хотите сказать, что он умер от ранения в ногу?
— Я не знаю, от чего. Просто я сейчас вошел, а он мертвый.
— Пойдемте туда! — нахмурился Штюнинг.
И забавная парочка — лысый молодой человек и пожилой с пышной шевелюрой — быстро направилась в четвертую палату.
— Тут уже ничего не сделаешь, — осмотрев покойника, вздохнул главврач. — Похоже, ему ввели препарат, вызвавший остановку сердца.
— Я никаких уколов ему не делал! У меня и мысли такой не было.
— Да в этом никто не сомневается.
— Тогда кто?
— Кто? — откликнулся врач и сокрушенно покачал головой. — В криминальном мире, мой милый Дорфхайм, действуют свои законы. Действия преступников скрыты от глаз нормальных людей. Нам с вами не под силу узнать, кто убил этого человека. В этом может разобраться только полиция. Но даже ей придется нелегко.
— И часто такое случается? — испуганно поинтересовался Курт.
— У нас за пять лет существования это впервые. В других тюрьмах, слышал, бывало. Но крайне редко. Во всяком случае это сенсация. Тем более что погиб иностранный гражданин, подданный другого государства. Представляю, какой шум сейчас поднимется.
— В прессе?
— Насчет прессы я как раз не уверен. Возможно, от нее этот инцидент удастся до поры до времени утаить. А вот полицейскому управлению, увы, придется сразу сообщить. Это моя обязанность. Вот там-то и начнется переполох…
— Еще не узнавал. А что?
— Хотелось бы ознакомиться с материалами следствия. Сам понимаешь для чего.
— Хочешь сказать, ее гибель связана со злополучными страховками?
— А ты сомневаешься?
— Безусловно нет, — вздохнул Сергей Константинович.
— Как раз я чем-нибудь могу помочь следствию. Вряд ли им известно про возню со страховками.
— Ладно, я узнаю в ОВД про следователя и перезвоню тебе.
Багрянцев позвонил через час с небольшим:
— Узнал я про следователя. Он из лобненского ОВД — Казовский Михаил Григорьевич.
— Ты с ним знаком?
— До сегодняшнего дня не был знаком, зато сейчас, правда, заочно немножечко знаком. Я ему позвонил, все рассказал и договорился, что мы с тобой к нему подъедем.
— И он все нам покажет?
— Он надеется, что ты можешь помочь следствию.
Сегодня у Корешкова накопилось много дел в агентстве. Тем не менее он договорился с генеральным директором, что тот отпустит его на часок пораньше. И так-то они с Багрянцевым приедут в Лобню поздно, Казовский из-за них задерживается, неудобно.
Михаил Григорьевич встретил их в своем маленьком кабинете радушно. Ему пятьдесят с небольшим, лицо круглое, с пышными усами, за стеклами очков щурятся лукавые глаза. Он очень улыбчивый, разговаривать с ним — одно удовольствие.
Казовский показал москвичам все, что мог: протокол осмотра места гибели Святковской, заключение судмедэкспертизы, показания участников, точнее, участника — водителя поливальной машины — и свидетелей, фотографии разбитых машин и трупа Надежды Николаевны.
Из протокола осмотра места происшествия было ясно, что Святковская ехала с невероятной скоростью, под двести километров, в результате — очень длинный тормозной путь. Признаков алкоголя не обнаружено ни у Надежды, ни у водителя поливальной машины Хромченко. Почему он, выезжая на трассу, не пропустил ехавшую там машину? Она была очень далеко. Поэтому он спокойно выезжал. Начал поворачивать, а она тут как тут. Да и сама объехать его могла, что ей мешало?…
Андрея особенно заинтересовали показания свидетелей ДТП. Их было трое — мотоциклисты, которые, услышав сзади сильный удар, развернулись и поехали на место аварии. Они-то и вызвали милицию и «скорую помощь».
— Первые показания у них взял гаишник. А вы с этими байкерами тоже разговаривали? — спросил Корешков.
— С каждым по отдельности, — ответил следователь. — Как положено. Это я сделал в первую очередь.
— И все утверждают, что оказались на месте ДТП случайно. Ночью, далеко от Москвы, на шоссе, отнюдь не являющемся местом излюбленных байкерских тусовок.
Казовский пожал плечами:
— Так-то оно так, подозрительно. Только у нас нет никаких доказательств злонамеренности их действий. Сомневаюсь, были ли они знакомы со Святковской. Они такое знакомство отрицают. Что там у них произошло на самом деле, мы вряд ли узнаем. Кстати, водитель поливальной машины их показания подтверждает.
— А что он может подтвердить? — удивился Андрей. — Разве он их знает?
— Нет. В том смысле, что они действительно ехали намного впереди «Ауди». Он, когда выезжал на трассу, как раз эту троицу пропустил, а машина Святковской в то время была далеко слева.
Андрей еще раз пробежал глазами протокол показаний свидетелей, составленный на месте происшествия. Потом спросил:
— Михаил Григорьевич, эти трое мотоциклистов равнозначные фигуры или среди них имеется лидер?
— Да, есть лидер. Это Геннадий Порошкевич по прозвищу Гризли. Фигура широко известная в узких кругах.
— Байкерских?
— Не только. Скорее, криминальных.
— И что вам удалось выяснить про этого представителя мира животных?
Следователь закурил и сказал:
— Подонок. Самый что ни на есть ярко выраженный подонок. Но изворотливый, сволочь, каких свет не видел. Вечно у него другие оказываются виноваты, а он ни при чем.
— То есть уже выявлена такая закономерность?
— Да. Боюсь, и в этот раз ничего не удастся доказать.
— Посмотрим, — сказал Андрей, кладя на стол протокол допроса.
— Понимаю ваше благородное стремление во всем разобраться, — улыбнулся Казовский. — Только порой обстоятельства сильнее нас. Скорей всего, гибель Святковской будет классифицирована как несчастный случай.
— И тогда дело закроют?
— А что еще остается? — развел руками следователь.
Москвичи встали, собираясь уходить. Корешков поблагодарил Михаила Григорьевича за то, что он разрешил познакомиться с материалами следствия.
— Сергея Константиновича благодарите, — кивнул тот в сторону Багрянцева.
На обратном пути сидевший за рулем Сергей предложил:
— Давай где-нибудь остановимся, перекусим. Маленько проголодался.
Андрей охотно поддержал эту идею, он и сам в течение дня почти ничего не ел. Тут как раз они увидели вывеску кафе «Вечный зов». Разве можно не поддержать коммерцию людей, придумавших для своего общепитовского заведения столь остроумное название?!
В небольшом помещении разместились с десяток деревянных столов, возле каждого по четыре массивных стула. Примерно половина столиков была занята посетителями, все компании маленькие, тихие, непьющие, значит, из проезжающих. Раз водителю пить нельзя, другие тоже из солидарности не станут.
Друзья заказали себе по полному обеду.
Андрей снял очки. С момента его драки с четырьмя бандитами на парковке возле «Левиафана» прошло всего два дня. Синяки и ссадина на скуле по-прежнему украшали его лицо, хотя площадь ссадины уменьшилась, а «фонари» значительно посветлели. Вид у него сейчас был взвинченный, глаза сверкали нервным блеском. Сразу это заметивший Багрянцев с укоризной произнес:
— Андрей, ты паршиво выглядишь. Что с тобой происходит?
— Почти не спал эти дни.
— Так подействовала гибель Святковской? А если это любовь, да?
— Нет, — огрызнулся Корешков. — Никакая это не любовь. Даже не дружба. Есть другие причины для бессонницы. Неужто сам не понимаешь?!
— Если я правильно понимаю, то тебе следует прекратить пороть горячку. Поезжай домой, как следует отоспись.
— Сереж, прошу: не давай мне полезных советов. У меня для этого дела есть две бабушки.
Багрянцев пожал плечами:
— Ну, как хочешь. Просто я знаю то, что неизвестно им.
— Что ты имеешь в виду? — подозрительно прищурившись, спросил Корешков.
Подошла официантка, которая принесла хлеб и приборы. Когда она удалилась, Сергей сказал:
— Я знаю, ты вбил себе в голову, что виноват в гибели этой девушки. Это очень навязчивая идея и к тому же плохая, хотя с психологической точки зрения понятна. Я так же обвинял себя, когда у меня на руках умерла мать. Я тогда согласился на опасную командировку. Она нервничала, просила меня отказаться, а я все-таки поехал. Больше того, чтобы она не оставалась у себя дома одна, я привез ее к нам, чтобы Тамарка за ней следила. Мать тогда плохо себя чувствовала. Возможно, ей эта поездка на машине тоже повредила. Так либо иначе, через неделю утром я вернулся, а вечером мать скончалась. И я тоже винил себя в ее смерти, пока один психолог не посоветовал мне, грубо говоря, не травить напрасно душу. Так и здесь. Рано или поздно эти мазурики все равно бы попались. И любой, кто принялся бы расследовать их аферу, вынудил бы их начать заметать следы. Это и ежу ясно. Оба помолчали.
— Это ты прав. Девушку не воскресишь, — после паузы произнес Андрей. — Однако неписаный закон выше Уголовного кодекса.
— Я же слова про кодекс не сказал, — удивился Багрянцев.
— Не сказал, но все равно это сквозило у тебя в подсознании. А я считаю, смерть искупается только смертью.
Багрянцев почувствовал излишне агрессивное настроение товарища и завел разговор о том, что человек не должен самостоятельно присваивать себе функции присяжных заседателей и уж тем более судьи. Он сослался на только что нашумевший пример — бывший боксер застал педофила, насилующего его десятилетнего сына, и убил его.
— Твоему сыну тоже десять лет, — вставил Андрей. — Если все было так, как рассказывают, ты на месте этого боксера поступил бы иначе?
— Нужно учесть, кто рассказывает. Сам боксер и рассказывает. Один человек, других подтверждений нет. Сейчас идет следствие. Еще даже нет результатов экспертиз, ни одного. А все кругом кричат, что приговор боксеру должен быть оправдательным. Куда это годится?!
— В данном случае ты выступаешь как адвокат дьявола.
— Да уж лучше так, чем внедрять новые образцы поведения, что проскальзывают сплошь и рядом.
— В каком смысле?
— В прямом. Отовсюду доносится: мсти, убивай — и станешь героем. Самый наглядный пример с осетинцем, который убил швейцарского авиадиспетчера. Встречали как героя, брали автографы, снимали для телевидения, в республике сделали заместителем министра.
— Так ведь других героев сейчас нет! — воскликнул Андрей. — Да и почему им не появиться, если государство перекладывает защиту закона на плечи граждан!
— С этим трудно не согласиться. Государству такая политика вдвойне выгодна. Во-первых, граждане сами решат свои проблемы, не нужно напрягать правоохранительные органы. Во-вторых, совершающие самосуд сами превращаются в нарушителей закона, и это усиливает их зависимость от государства. Поэтому нас с тобой самосуд не должен восхищать. Если все так начнут поступать, то страну захлестнет совершенно неуправляемая волна преступности. Даже не волна — цунами.
— Но если судебная система неэффективна! Своей коррумпированностью она провоцирует людей выходить на тропу войны, руководствоваться в своих действиях эмоциями. Кстати, суд присяжных тоже не столько правовой, сколько эмоциональный. И каждый рядовой человек тоже способен решать свои проблемы самостоятельно.
— Ну, знаешь ли, от тебя слышать подобные речи удивительно. Тоже мне Робин Гуд выискался. После таких слов у меня появилось желание надеть на тебя… — Сергей запнулся.
— Смирительную рубашку? — хмыкнув, подсказал Корешков.
— Пожалуй, это слишком. А вот наручники — в самый раз.
— Если ты серьезно полагаешь, это что-то изменит, пожалуйста. — Андрей протянул ему руки. — Защелкивай. Пока не поздно.
В это время к их столику очень кстати подошла официантка с подносом, и Багрянцев примирительно засмеялся:
— Уже поздно. Теперь тебе руки понадобятся, чтобы взять у девушки тарелку с борщом и есть. Приятного аппетита!
Глава 12 Под треск мотоциклов
Это был российский гражданин, ныне находящийся в тюремной больнице.
Буквально на следующий день пришло аналогичное сообщение непосредственно из Берлина. Гражданин Генрих Фюнфман почти уверен, что изображенный на фотографии парень в джинсовом костюме и есть тот самый преступник, который недавно угнал его черный «БМВ». Хитростью выманил его из машины — прицепил к бамперу связку пустых консервных банок, а когда Фюнфман вышел, чтобы их отцепить, быстро забрался в машину и был таков. Дело происходило ночью, но поскольку Фюнфман случайно остановился рядом с фонарным столбом, он более или менее разглядел внешность угонщика.
— Теперь ясно, зачем этот русский подолгу находится у нас, — сказал полицмейстер своему заместителю, довольно потирая руки. — Это профессиональный угонщик.
— Многие машины от нас перегоняются в Россию. Я бы сказал, большинство из угнанных. Хорошо бы выяснить, куда они передавались на следующем этапе, — задумчиво произнес заместитель. — Известно, что в Россию они поступают с переделанными номерами двигателя и кузова.
Иначе их потом не продать. Значит, номера перебивают либо у нас, либо на худой конец в Польше.
— Сейчас есть реальный шанс это выяснить. Разумеется, это не решит проблему в целом…
— И в то же время сильно поможет ее решению, — подхватил заместитель. — Ведь каждый участник международной аферы является маленьким звеном очень длинной цепочки.
Этот разговор состоялся утром. А днем, в начале четвертого, молодой врач тюремной больницы Курт Дорфхайм отправился в палату, чтобы сделать перевязку раненому угонщику. Вообще-то он должен был сделать раньше, но, сидя в ординаторской, несколько замечтался: думал о том, как странно распорядилась судьба, занеся его, отличника медицинского факультета столичного университета, в провинциальный городок, да вдобавок в тюремную больницу.
Наконец, оторвавшись от своих невеселых дум, Курт пошел в четвертую палату. Здесь, как и во всех остальных, тоже находился один человек. С этим русским у врача сразу возникла взаимная антипатия, они почти не разговаривали друг с другом. Любые приказания медика раненый выполнял молча, злобно посверкивая глазами или недовольно морщась. К тому же он плохо говорил по-немецки. Когда пациент чего-нибудь не понимал, Курт делал, что требовалось, без лишних слов: переворачивал на другой бок, сгибал ногу, отодвигал руки.
Сейчас при его появлении больной даже не шелохнулся. В этом ничего удивительного нет: после обеда большинство пациентов спали. Прежде чем снять повязку, доктор приготовил тампон и дезинфицирующий раствор, затем дотронулся до плеча больного, чтобы разбудить его. Тот не проснулся, и Курт потряс его посильнее. Опять никакой реакции. И только тут врач почувствовал, что под его рукой находится холодеющее тело: пациент был мертв.
Дорфхайм в ужасе покинул палату и почти бегом направился к главному врачу. Того он перехватил в коридоре у входа в ординаторскую и выпалил:
— Господин Штюнинг, больной из четвертой палаты умер!
— А кто там у нас? Огнестрельное ранение?
— Да, русский угонщик.
Пожилой врач взглянул на него с едва уловимой усмешкой:
— Вы хотите сказать, что он умер от ранения в ногу?
— Я не знаю, от чего. Просто я сейчас вошел, а он мертвый.
— Пойдемте туда! — нахмурился Штюнинг.
И забавная парочка — лысый молодой человек и пожилой с пышной шевелюрой — быстро направилась в четвертую палату.
— Тут уже ничего не сделаешь, — осмотрев покойника, вздохнул главврач. — Похоже, ему ввели препарат, вызвавший остановку сердца.
— Я никаких уколов ему не делал! У меня и мысли такой не было.
— Да в этом никто не сомневается.
— Тогда кто?
— Кто? — откликнулся врач и сокрушенно покачал головой. — В криминальном мире, мой милый Дорфхайм, действуют свои законы. Действия преступников скрыты от глаз нормальных людей. Нам с вами не под силу узнать, кто убил этого человека. В этом может разобраться только полиция. Но даже ей придется нелегко.
— И часто такое случается? — испуганно поинтересовался Курт.
— У нас за пять лет существования это впервые. В других тюрьмах, слышал, бывало. Но крайне редко. Во всяком случае это сенсация. Тем более что погиб иностранный гражданин, подданный другого государства. Представляю, какой шум сейчас поднимется.
— В прессе?
— Насчет прессы я как раз не уверен. Возможно, от нее этот инцидент удастся до поры до времени утаить. А вот полицейскому управлению, увы, придется сразу сообщить. Это моя обязанность. Вот там-то и начнется переполох…
* * *
Андрей позвонил Багрянцеву и спросил, кто ведет следствие по делу о гибели Святковской.— Еще не узнавал. А что?
— Хотелось бы ознакомиться с материалами следствия. Сам понимаешь для чего.
— Хочешь сказать, ее гибель связана со злополучными страховками?
— А ты сомневаешься?
— Безусловно нет, — вздохнул Сергей Константинович.
— Как раз я чем-нибудь могу помочь следствию. Вряд ли им известно про возню со страховками.
— Ладно, я узнаю в ОВД про следователя и перезвоню тебе.
Багрянцев позвонил через час с небольшим:
— Узнал я про следователя. Он из лобненского ОВД — Казовский Михаил Григорьевич.
— Ты с ним знаком?
— До сегодняшнего дня не был знаком, зато сейчас, правда, заочно немножечко знаком. Я ему позвонил, все рассказал и договорился, что мы с тобой к нему подъедем.
— И он все нам покажет?
— Он надеется, что ты можешь помочь следствию.
Сегодня у Корешкова накопилось много дел в агентстве. Тем не менее он договорился с генеральным директором, что тот отпустит его на часок пораньше. И так-то они с Багрянцевым приедут в Лобню поздно, Казовский из-за них задерживается, неудобно.
Михаил Григорьевич встретил их в своем маленьком кабинете радушно. Ему пятьдесят с небольшим, лицо круглое, с пышными усами, за стеклами очков щурятся лукавые глаза. Он очень улыбчивый, разговаривать с ним — одно удовольствие.
Казовский показал москвичам все, что мог: протокол осмотра места гибели Святковской, заключение судмедэкспертизы, показания участников, точнее, участника — водителя поливальной машины — и свидетелей, фотографии разбитых машин и трупа Надежды Николаевны.
Из протокола осмотра места происшествия было ясно, что Святковская ехала с невероятной скоростью, под двести километров, в результате — очень длинный тормозной путь. Признаков алкоголя не обнаружено ни у Надежды, ни у водителя поливальной машины Хромченко. Почему он, выезжая на трассу, не пропустил ехавшую там машину? Она была очень далеко. Поэтому он спокойно выезжал. Начал поворачивать, а она тут как тут. Да и сама объехать его могла, что ей мешало?…
Андрея особенно заинтересовали показания свидетелей ДТП. Их было трое — мотоциклисты, которые, услышав сзади сильный удар, развернулись и поехали на место аварии. Они-то и вызвали милицию и «скорую помощь».
— Первые показания у них взял гаишник. А вы с этими байкерами тоже разговаривали? — спросил Корешков.
— С каждым по отдельности, — ответил следователь. — Как положено. Это я сделал в первую очередь.
— И все утверждают, что оказались на месте ДТП случайно. Ночью, далеко от Москвы, на шоссе, отнюдь не являющемся местом излюбленных байкерских тусовок.
Казовский пожал плечами:
— Так-то оно так, подозрительно. Только у нас нет никаких доказательств злонамеренности их действий. Сомневаюсь, были ли они знакомы со Святковской. Они такое знакомство отрицают. Что там у них произошло на самом деле, мы вряд ли узнаем. Кстати, водитель поливальной машины их показания подтверждает.
— А что он может подтвердить? — удивился Андрей. — Разве он их знает?
— Нет. В том смысле, что они действительно ехали намного впереди «Ауди». Он, когда выезжал на трассу, как раз эту троицу пропустил, а машина Святковской в то время была далеко слева.
Андрей еще раз пробежал глазами протокол показаний свидетелей, составленный на месте происшествия. Потом спросил:
— Михаил Григорьевич, эти трое мотоциклистов равнозначные фигуры или среди них имеется лидер?
— Да, есть лидер. Это Геннадий Порошкевич по прозвищу Гризли. Фигура широко известная в узких кругах.
— Байкерских?
— Не только. Скорее, криминальных.
— И что вам удалось выяснить про этого представителя мира животных?
Следователь закурил и сказал:
— Подонок. Самый что ни на есть ярко выраженный подонок. Но изворотливый, сволочь, каких свет не видел. Вечно у него другие оказываются виноваты, а он ни при чем.
— То есть уже выявлена такая закономерность?
— Да. Боюсь, и в этот раз ничего не удастся доказать.
— Посмотрим, — сказал Андрей, кладя на стол протокол допроса.
— Понимаю ваше благородное стремление во всем разобраться, — улыбнулся Казовский. — Только порой обстоятельства сильнее нас. Скорей всего, гибель Святковской будет классифицирована как несчастный случай.
— И тогда дело закроют?
— А что еще остается? — развел руками следователь.
Москвичи встали, собираясь уходить. Корешков поблагодарил Михаила Григорьевича за то, что он разрешил познакомиться с материалами следствия.
— Сергея Константиновича благодарите, — кивнул тот в сторону Багрянцева.
На обратном пути сидевший за рулем Сергей предложил:
— Давай где-нибудь остановимся, перекусим. Маленько проголодался.
Андрей охотно поддержал эту идею, он и сам в течение дня почти ничего не ел. Тут как раз они увидели вывеску кафе «Вечный зов». Разве можно не поддержать коммерцию людей, придумавших для своего общепитовского заведения столь остроумное название?!
В небольшом помещении разместились с десяток деревянных столов, возле каждого по четыре массивных стула. Примерно половина столиков была занята посетителями, все компании маленькие, тихие, непьющие, значит, из проезжающих. Раз водителю пить нельзя, другие тоже из солидарности не станут.
Друзья заказали себе по полному обеду.
Андрей снял очки. С момента его драки с четырьмя бандитами на парковке возле «Левиафана» прошло всего два дня. Синяки и ссадина на скуле по-прежнему украшали его лицо, хотя площадь ссадины уменьшилась, а «фонари» значительно посветлели. Вид у него сейчас был взвинченный, глаза сверкали нервным блеском. Сразу это заметивший Багрянцев с укоризной произнес:
— Андрей, ты паршиво выглядишь. Что с тобой происходит?
— Почти не спал эти дни.
— Так подействовала гибель Святковской? А если это любовь, да?
— Нет, — огрызнулся Корешков. — Никакая это не любовь. Даже не дружба. Есть другие причины для бессонницы. Неужто сам не понимаешь?!
— Если я правильно понимаю, то тебе следует прекратить пороть горячку. Поезжай домой, как следует отоспись.
— Сереж, прошу: не давай мне полезных советов. У меня для этого дела есть две бабушки.
Багрянцев пожал плечами:
— Ну, как хочешь. Просто я знаю то, что неизвестно им.
— Что ты имеешь в виду? — подозрительно прищурившись, спросил Корешков.
Подошла официантка, которая принесла хлеб и приборы. Когда она удалилась, Сергей сказал:
— Я знаю, ты вбил себе в голову, что виноват в гибели этой девушки. Это очень навязчивая идея и к тому же плохая, хотя с психологической точки зрения понятна. Я так же обвинял себя, когда у меня на руках умерла мать. Я тогда согласился на опасную командировку. Она нервничала, просила меня отказаться, а я все-таки поехал. Больше того, чтобы она не оставалась у себя дома одна, я привез ее к нам, чтобы Тамарка за ней следила. Мать тогда плохо себя чувствовала. Возможно, ей эта поездка на машине тоже повредила. Так либо иначе, через неделю утром я вернулся, а вечером мать скончалась. И я тоже винил себя в ее смерти, пока один психолог не посоветовал мне, грубо говоря, не травить напрасно душу. Так и здесь. Рано или поздно эти мазурики все равно бы попались. И любой, кто принялся бы расследовать их аферу, вынудил бы их начать заметать следы. Это и ежу ясно. Оба помолчали.
— Это ты прав. Девушку не воскресишь, — после паузы произнес Андрей. — Однако неписаный закон выше Уголовного кодекса.
— Я же слова про кодекс не сказал, — удивился Багрянцев.
— Не сказал, но все равно это сквозило у тебя в подсознании. А я считаю, смерть искупается только смертью.
Багрянцев почувствовал излишне агрессивное настроение товарища и завел разговор о том, что человек не должен самостоятельно присваивать себе функции присяжных заседателей и уж тем более судьи. Он сослался на только что нашумевший пример — бывший боксер застал педофила, насилующего его десятилетнего сына, и убил его.
— Твоему сыну тоже десять лет, — вставил Андрей. — Если все было так, как рассказывают, ты на месте этого боксера поступил бы иначе?
— Нужно учесть, кто рассказывает. Сам боксер и рассказывает. Один человек, других подтверждений нет. Сейчас идет следствие. Еще даже нет результатов экспертиз, ни одного. А все кругом кричат, что приговор боксеру должен быть оправдательным. Куда это годится?!
— В данном случае ты выступаешь как адвокат дьявола.
— Да уж лучше так, чем внедрять новые образцы поведения, что проскальзывают сплошь и рядом.
— В каком смысле?
— В прямом. Отовсюду доносится: мсти, убивай — и станешь героем. Самый наглядный пример с осетинцем, который убил швейцарского авиадиспетчера. Встречали как героя, брали автографы, снимали для телевидения, в республике сделали заместителем министра.
— Так ведь других героев сейчас нет! — воскликнул Андрей. — Да и почему им не появиться, если государство перекладывает защиту закона на плечи граждан!
— С этим трудно не согласиться. Государству такая политика вдвойне выгодна. Во-первых, граждане сами решат свои проблемы, не нужно напрягать правоохранительные органы. Во-вторых, совершающие самосуд сами превращаются в нарушителей закона, и это усиливает их зависимость от государства. Поэтому нас с тобой самосуд не должен восхищать. Если все так начнут поступать, то страну захлестнет совершенно неуправляемая волна преступности. Даже не волна — цунами.
— Но если судебная система неэффективна! Своей коррумпированностью она провоцирует людей выходить на тропу войны, руководствоваться в своих действиях эмоциями. Кстати, суд присяжных тоже не столько правовой, сколько эмоциональный. И каждый рядовой человек тоже способен решать свои проблемы самостоятельно.
— Ну, знаешь ли, от тебя слышать подобные речи удивительно. Тоже мне Робин Гуд выискался. После таких слов у меня появилось желание надеть на тебя… — Сергей запнулся.
— Смирительную рубашку? — хмыкнув, подсказал Корешков.
— Пожалуй, это слишком. А вот наручники — в самый раз.
— Если ты серьезно полагаешь, это что-то изменит, пожалуйста. — Андрей протянул ему руки. — Защелкивай. Пока не поздно.
В это время к их столику очень кстати подошла официантка с подносом, и Багрянцев примирительно засмеялся:
— Уже поздно. Теперь тебе руки понадобятся, чтобы взять у девушки тарелку с борщом и есть. Приятного аппетита!
Глава 12 Под треск мотоциклов
Знакомясь со следственными материалами, которые при встрече показал ему Казовский, Андрей поступил по отношению к Михаилу Григорьевичу некрасиво. Следователь, в общем, нарушал должностную инструкцию — показал ему документы неофициально, значит, использовать их в работе, делать выписки из них постороннему человеку нельзя. Это Андрей прекрасно понимал, никаких записей делать не стал. Однако свою цепкую память бывшего разведчика использовал на всю катушку — запомнил домашние адреса всех трех свидетелей ДТП — тех мотоциклистов, давших гаишникам показания на месте происшествия. Андрею хотелось самому поговорить с этими свидетелями.
Сначала Корешков съездил на Воробьевы горы, где постоянно тусовались байкеры. Поехал в пятницу, поздно вечером. Он устроил небольшой маскарад — надел кожаную байкерскую куртку, перчатки, бандану, даже на всякий случай нацепил парик, а то уж очень у него короткие волосы, такая аккуратная стрижка сразу выдает чужака. Надел парик и в этот момент пожалел женщин: как они только его носят, ведь в нем ужасно жарко.
В таком виде Андрей повертелся среди байкеров, делая вид, что мотоцикл оставил в сторонке, а сюда подошел хлебнуть пивка. Задавал кое-какие малозначительные вопросы, подолгу ни с кем не разговаривал, спросит и отойдет, прилепится к другой группе.
Постепенно из разрозненных ответов сложилась общая мозаичная картина. Гризли — один из самых известных байкеров, он является настоящим лидером. Не общегородским, нет. У него есть своя компания, точнее, банда. Вокруг него увиваются самые что ни на есть отморозки — шпана, которая балуется наркотиками, не брезгует и прочими грязными делами, в том числе и уголовными. Злоупотреблять не злоупотребляют, но при случае, когда им платят хорошие деньги, могут так отметелить человека, что мало не покажется. Правда, убийствами не занимаются, огнестрельного оружия не держат. Ножи для проформы носят, однако пользуются ими редко.
Среди прочего Корешков узнал про традиционное летнее место отдыха Гризли — это был ничем не примечательный пивной бар, находящийся внизу, на берегу Москвы-реки, возле метромоста. Он расположен в неотапливаемой постройке, поэтому зимой не функционировал.
Андрей спустился туда.
Пивбар состоял из двух частей — крытого помещения и веранды. Везде сидело много народу, преимущественно байкеры и их подруги. Гризли здесь прекрасно знали. Сейчас в баре его не было. «Еще не появился», — бросил на ходу бойкий мальчишка-официант, отвечая на его вопрос. «Будет сегодня?» — «А черт его знает!» — «Но ведь он часто заходит?» — «Часто. Ну и что с того? Не значит же, что каждый день. Он же не прибит здесь гвоздиками».
Выйдя из бара, Андрей остановился в некотором отдалении. Решил подождать злодея, вдруг тот объявится. Закурил, простоял приблизительно полчаса и собрался было уходить, когда на асфальтовой дорожке появилась компания из трех медленно едущих мотоциклистов. Один из них в центре чуть впереди остальных. По всему было видно, он здесь главный. Похоже, это и есть Гризли.
Догадка Корешкова оказалась верной, что чуть позже подтвердил один из находившихся на веранде байкеров — увидев лидера, он громко приветствовал его, обратившись по имени. Гризли направился к его столику, обосновался там и сразу оказался в центре внимания. Поскольку вечер очень теплый, он был в кожаной жилетке со шнуровками, надетой прямо на голое тело. На шее висели цепи с амулетами, на руках и торсе красовались устрашающие красно-синие татуировки. Поверх банданы на голове Гризли был надвинут черный цилиндр, вроде того, какой обычно изображался советскими карикатуристами в качестве неизменного демонического атрибута дяди Сэма.
Корешков понял, что с Гризли разговаривать бесполезно. Сказать ничего не скажет, вдобавок можно спугнуть остальных. Для начала следует побеседовать с его двумя спутниками, которые сопровождали кумира в аварийную ночь. Постоянных оруженосцев у Гризли, как удалось выяснить, нет и не было. Скорей всего, свита его составилась случайно, приблизил тех, кто подвернулся под руку. Может, это они приехали сейчас с ним, может, другие. Это несущественно, все равно придется отправиться по адресам. Их два: один байкер живет на Тишинской площади, второй — где-то у черта на рогах, в Новогирееве. Разумеется, сначала нужно ехать поближе. В случае удачи не придется тащиться за тридевять земель.
В субботу после обеда, которым его потчевали бабушки, Андрей поехал на Тишинку. Поговорив с жильцами, он без особого труда выяснил, что тамошнего байкера звали Филипп Синюков. Он жил в квартире один. Его мать несколько лет назад каким-то хитрым образом уехала в Англию, там нелегально работала, выдавая себя за португалку. Потом она удачно вышла замуж и, похоже, осталась на туманном Альбионе навсегда. В России уже года три не появлялась.
Особых претензий к Филиппу у соседей не было. Вечерами и ночами где-то болтается со своим мотоциклом, днем отсыпается. Нигде не работает, поскольку мать в Лондоне хорошо зарабатывает и щедро отстегивает ему. Крутой «Харлей-Дэвидсон» и навороченная одежда — это все куплено на ее доходы. Часто ли ходят ли к нему знакомые? Не очень. Раньше у него была баба, она здесь и жила. Но теперь расстались. Иногда заходят какие-то парни, но шума — музыки или пьянки — не слышно.
Корешков не скрывал, что расследует уголовное дело, в котором косвенно может быть замешан и Синюков. Соседи сказали ему номер домашнего телефона Филиппа. Андрей позвонил ему по мобильнику, стоя на лестничной клетке возле синюковской квартиры. С первых слов почувствовал, что собеседник говорит спросонья, поэтому плохо соображает. Бывшему разведчику не составило большого труда уговорить его впустить в квартиру.
Филиппу оказалось двадцать пять лет, выглядел и того моложе. С правоохранительными органами раньше практически не сталкивался. Поэтому он робел в разговоре со следователем, именно так представился Корешков, торопливо отвечал на все вопросы. Рассказал, что Гризли пригласил его и Макса на покатушки. Мол, нужно завести одну азартную девку.
— Мы и согласились. Думали, может, ее нужно припугнуть. Или наоборот — обольстить. Может, Гризли так ухаживает.
— А разве у него нет дамы сердца?
— В принципе, есть. Людка. Но мало ли что…
— Получается, вы думали, что Надежду нужно припугнуть или обольстить. Других вариантов не предполагали?
— Еще думали, может, нужно доломать ее машину. Разговор с глуповатым молодым человеком изрядно утомил Корешкова.
— Вы раньше были знакомы с погибшей? — спросил он.
— Сроду ее не видели.
— И даже когда вы уже мчались по шоссе бок о бок с ней, не поняли, что дело дойдет до беды?
— Да кто же знал, что она разобьется?! — искренне удивился Филипп. — Думали, слегка полихачим, потом разъедемся. А оно вон как вышло.
Корешков понял, что ко второму свидетелю, Максиму, можно не обращаться, ничего нового не узнаешь. Сказать правду может только сам Гризли. Андрея же в первую очередь интересовало, кто «заказал» лидеру байкеров Надежду? Однако Гризли наверняка не столь примитивен, как Филипп, с ним душещипательную беседу не проведешь. Тут нужно действовать по-другому.
— Филипп, кроме Воробьевых гор, компания Гризли где-нибудь тусуется?
— По понедельникам — на Полярной улице.
— Почему именно там?
— Это рядом с домом Гризли.
— А что за место?
— Какой-то недостроенный заводик с дырявым забором.
Андрей с младых ногтей был моторизованным человеком. Мечтать же о своем транспортном средстве он начал, еще будучи школьником. Внешних причин для появления такой страсти не имелось и в помине. Никто из родственников или знакомых не имел собственной машины, шоферов в роду не было. Тем не менее примерно с пятого класса его не покидала мечта о машине, о работе таксиста, дальнобойщика, короче говоря, о профессии, связанной с рулем. Но приобретение машины дело далекое, для начала, едва закончив школу, он завел себе мотороллер. Ему нравилось, что на нем не пачкаешься, можно ездить в костюме куда угодно: хоть в гости, хоть в театр. Позже он понял, что для езды по городу требуется скорость побольше, и купил лучший по тем временам мотоцикл «Ройял полис». На нем он поездил совсем мало. Вскоре пришлось отправиться на работу за границу, а вернувшись, уже был в состоянии купить машину. Мотоцикл же стоял целый и невредимый у соседа в гараже. Время от времени Корешков его протирал, смазывал, заводил, прогревал, короче говоря, двухколесный друг находился в боеспособном состоянии.
Сначала Корешков съездил на Воробьевы горы, где постоянно тусовались байкеры. Поехал в пятницу, поздно вечером. Он устроил небольшой маскарад — надел кожаную байкерскую куртку, перчатки, бандану, даже на всякий случай нацепил парик, а то уж очень у него короткие волосы, такая аккуратная стрижка сразу выдает чужака. Надел парик и в этот момент пожалел женщин: как они только его носят, ведь в нем ужасно жарко.
В таком виде Андрей повертелся среди байкеров, делая вид, что мотоцикл оставил в сторонке, а сюда подошел хлебнуть пивка. Задавал кое-какие малозначительные вопросы, подолгу ни с кем не разговаривал, спросит и отойдет, прилепится к другой группе.
Постепенно из разрозненных ответов сложилась общая мозаичная картина. Гризли — один из самых известных байкеров, он является настоящим лидером. Не общегородским, нет. У него есть своя компания, точнее, банда. Вокруг него увиваются самые что ни на есть отморозки — шпана, которая балуется наркотиками, не брезгует и прочими грязными делами, в том числе и уголовными. Злоупотреблять не злоупотребляют, но при случае, когда им платят хорошие деньги, могут так отметелить человека, что мало не покажется. Правда, убийствами не занимаются, огнестрельного оружия не держат. Ножи для проформы носят, однако пользуются ими редко.
Среди прочего Корешков узнал про традиционное летнее место отдыха Гризли — это был ничем не примечательный пивной бар, находящийся внизу, на берегу Москвы-реки, возле метромоста. Он расположен в неотапливаемой постройке, поэтому зимой не функционировал.
Андрей спустился туда.
Пивбар состоял из двух частей — крытого помещения и веранды. Везде сидело много народу, преимущественно байкеры и их подруги. Гризли здесь прекрасно знали. Сейчас в баре его не было. «Еще не появился», — бросил на ходу бойкий мальчишка-официант, отвечая на его вопрос. «Будет сегодня?» — «А черт его знает!» — «Но ведь он часто заходит?» — «Часто. Ну и что с того? Не значит же, что каждый день. Он же не прибит здесь гвоздиками».
Выйдя из бара, Андрей остановился в некотором отдалении. Решил подождать злодея, вдруг тот объявится. Закурил, простоял приблизительно полчаса и собрался было уходить, когда на асфальтовой дорожке появилась компания из трех медленно едущих мотоциклистов. Один из них в центре чуть впереди остальных. По всему было видно, он здесь главный. Похоже, это и есть Гризли.
Догадка Корешкова оказалась верной, что чуть позже подтвердил один из находившихся на веранде байкеров — увидев лидера, он громко приветствовал его, обратившись по имени. Гризли направился к его столику, обосновался там и сразу оказался в центре внимания. Поскольку вечер очень теплый, он был в кожаной жилетке со шнуровками, надетой прямо на голое тело. На шее висели цепи с амулетами, на руках и торсе красовались устрашающие красно-синие татуировки. Поверх банданы на голове Гризли был надвинут черный цилиндр, вроде того, какой обычно изображался советскими карикатуристами в качестве неизменного демонического атрибута дяди Сэма.
Корешков понял, что с Гризли разговаривать бесполезно. Сказать ничего не скажет, вдобавок можно спугнуть остальных. Для начала следует побеседовать с его двумя спутниками, которые сопровождали кумира в аварийную ночь. Постоянных оруженосцев у Гризли, как удалось выяснить, нет и не было. Скорей всего, свита его составилась случайно, приблизил тех, кто подвернулся под руку. Может, это они приехали сейчас с ним, может, другие. Это несущественно, все равно придется отправиться по адресам. Их два: один байкер живет на Тишинской площади, второй — где-то у черта на рогах, в Новогирееве. Разумеется, сначала нужно ехать поближе. В случае удачи не придется тащиться за тридевять земель.
В субботу после обеда, которым его потчевали бабушки, Андрей поехал на Тишинку. Поговорив с жильцами, он без особого труда выяснил, что тамошнего байкера звали Филипп Синюков. Он жил в квартире один. Его мать несколько лет назад каким-то хитрым образом уехала в Англию, там нелегально работала, выдавая себя за португалку. Потом она удачно вышла замуж и, похоже, осталась на туманном Альбионе навсегда. В России уже года три не появлялась.
Особых претензий к Филиппу у соседей не было. Вечерами и ночами где-то болтается со своим мотоциклом, днем отсыпается. Нигде не работает, поскольку мать в Лондоне хорошо зарабатывает и щедро отстегивает ему. Крутой «Харлей-Дэвидсон» и навороченная одежда — это все куплено на ее доходы. Часто ли ходят ли к нему знакомые? Не очень. Раньше у него была баба, она здесь и жила. Но теперь расстались. Иногда заходят какие-то парни, но шума — музыки или пьянки — не слышно.
Корешков не скрывал, что расследует уголовное дело, в котором косвенно может быть замешан и Синюков. Соседи сказали ему номер домашнего телефона Филиппа. Андрей позвонил ему по мобильнику, стоя на лестничной клетке возле синюковской квартиры. С первых слов почувствовал, что собеседник говорит спросонья, поэтому плохо соображает. Бывшему разведчику не составило большого труда уговорить его впустить в квартиру.
Филиппу оказалось двадцать пять лет, выглядел и того моложе. С правоохранительными органами раньше практически не сталкивался. Поэтому он робел в разговоре со следователем, именно так представился Корешков, торопливо отвечал на все вопросы. Рассказал, что Гризли пригласил его и Макса на покатушки. Мол, нужно завести одну азартную девку.
— Мы и согласились. Думали, может, ее нужно припугнуть. Или наоборот — обольстить. Может, Гризли так ухаживает.
— А разве у него нет дамы сердца?
— В принципе, есть. Людка. Но мало ли что…
— Получается, вы думали, что Надежду нужно припугнуть или обольстить. Других вариантов не предполагали?
— Еще думали, может, нужно доломать ее машину. Разговор с глуповатым молодым человеком изрядно утомил Корешкова.
— Вы раньше были знакомы с погибшей? — спросил он.
— Сроду ее не видели.
— И даже когда вы уже мчались по шоссе бок о бок с ней, не поняли, что дело дойдет до беды?
— Да кто же знал, что она разобьется?! — искренне удивился Филипп. — Думали, слегка полихачим, потом разъедемся. А оно вон как вышло.
Корешков понял, что ко второму свидетелю, Максиму, можно не обращаться, ничего нового не узнаешь. Сказать правду может только сам Гризли. Андрея же в первую очередь интересовало, кто «заказал» лидеру байкеров Надежду? Однако Гризли наверняка не столь примитивен, как Филипп, с ним душещипательную беседу не проведешь. Тут нужно действовать по-другому.
— Филипп, кроме Воробьевых гор, компания Гризли где-нибудь тусуется?
— По понедельникам — на Полярной улице.
— Почему именно там?
— Это рядом с домом Гризли.
— А что за место?
— Какой-то недостроенный заводик с дырявым забором.
Андрей с младых ногтей был моторизованным человеком. Мечтать же о своем транспортном средстве он начал, еще будучи школьником. Внешних причин для появления такой страсти не имелось и в помине. Никто из родственников или знакомых не имел собственной машины, шоферов в роду не было. Тем не менее примерно с пятого класса его не покидала мечта о машине, о работе таксиста, дальнобойщика, короче говоря, о профессии, связанной с рулем. Но приобретение машины дело далекое, для начала, едва закончив школу, он завел себе мотороллер. Ему нравилось, что на нем не пачкаешься, можно ездить в костюме куда угодно: хоть в гости, хоть в театр. Позже он понял, что для езды по городу требуется скорость побольше, и купил лучший по тем временам мотоцикл «Ройял полис». На нем он поездил совсем мало. Вскоре пришлось отправиться на работу за границу, а вернувшись, уже был в состоянии купить машину. Мотоцикл же стоял целый и невредимый у соседа в гараже. Время от времени Корешков его протирал, смазывал, заводил, прогревал, короче говоря, двухколесный друг находился в боеспособном состоянии.