- Что ж ты раньше не додумалась в Интернете порыться, раз ты такая умная?
   - Это Миша у нас умный, но вы сами приказали ничего ему не рассказывать. Между прочим, если помните, я предлагала его подключить, а вы отказались. И как выяснилось - правильно сделали.
   - Куда он там встрял? - спросил Хмуренко раздраженно. - В такой момент не хватало еще сопли кому-то подтирать!
   - Свидетеля по делу Замятина убили, Миша попался следователю под горячую руку, получил по голове и раскололся. Выложил все, что знал. Сейчас в Склифосовского с сотрясением мозга.
   - Погоди, ему что, этот шизанутый Турецкий по котелку съездил?
   - Да. Вернее, Миша пытался сбежать, а он подставил ему подножку, и Миша грохнулся головой об асфальт. Так он, во всяком случае, говорит.
   - Раз говорит, - значит жить будет, - уверенно сказал Хмуренко. - Что с Глебом Евгеньевичем?
   - По Москве одно предприятие: ООО "Данко", генеральный директор Фурманов Глеб Евгеньевич, основные виды деятельности: экспортные поставки нефти и нефтепродуктов...
   - Звони! Я не отключаюсь.
   Через минуту Лада доложила:
   - Сегодня работают. Ехать к ним или нужна моя помощь к сегодняшнему эфиру?
   - Не нужна. Скажи своему знакомому из "Прим-ТВ", чтобы возвращал пять тысяч сдачи за Глеба Евгеньевича.
   Инара. Сентябрь 1971
   - У вас было время подумать. Вы ничего не хотите добавить или, может быть, изменить в своих показаниях?
   Пятый уже допрос... Предыдущие были похожи друг на друга как две капли воды. На этот раз что-то новенькое. То ли следователю надоело задавать одни и те же вопросы и выслушивать одни и те же ответы, то ли обнаружились какие-то новые обстоятельства.
   - Нет.
   - А зря. - Следователь покрутил в пальцах карандаш, постучал им по столу, по папке с делом, минуту помолчал, пристально глядя на Инару. Замятин повел себя более благоразумно. Он свои показания изменил - знаете, дружба дружбой, а за содеянное отвечать нужно по всей строгости закона.
   Инара смотрела в окно. Лицо следователя было непримечательным, и, кроме того, он постоянно пытался перехватить ее взгляд.
   - Мне нечего добавить.
   - Значит... - Следователь полистал папку и процитировал из протокола предыдущего допроса: - "Бармин оскорбил вас нецензурной бранью, ударил по лицу, и вы убежали в лес в надежде отыскать другую группу туристов или, может быть, местных жителей, чтобы позвать на помощь". Правильно?
   - Да.
   - И практически всю драку вы пропустили?
   - Да, я вернулась, когда Сергей, то есть Бармин, был уже мертв.
   - Но начало драки вы все-таки видели?
   - Я уже говорила: да, видела.
   - "Бармин начал первым"...
   - Да, он слишком много выпил.
   Следователь захлопнул папку, обошел стол и уселся на краешек стола перед Инарой.
   - Мы допрашивали его родственников и сослуживцев. - Тон его изменился, стал каким-то вкрадчивым или, наоборот, ироничным. - Мы вообще проделали большую работу.
   - Я догадываюсь.
   - Так вот, его мать и еще старший лейтенант Новоселов, его сослуживец, однозначно утверждают, что Бармин примерно за неделю до смерти говорил, что собирается жениться. - Следователь выдержал эффектную паузу: Догадываетесь на ком?
   Вот вам и новые обстоятельства, усмехнулась про себя Инара и, глядя следователю прямо в глаза, ответила:
   - Нет.
   - Своей будущей супругой он называл вас, Инара Руслановна. Вы это можете как-то объяснить?
   Инара пожала плечами с совершенно равнодушным лицом.
   - Видимо, у него просто разыгралось воображение.
   - То есть вы не встречались?
   - Мы учились в одном классе, дружили в школе. Естественно, мы встречались.
   - Нет, я имел в виду: ухаживал ли за вами Бармин, делал предложение выйти за него замуж, давали вы ему повод делать такие предложения?
   Инара сыграла непонимание и обиду:
   - Никаких предложений он мне не делал, а если собирался, то я об этом не знаю.
   - А если бы сделал, что бы вы ответили? - хитро прищурившись, справился следователь.
   - Какое это имеет значение?
   - Может, и никакого. - Он встал со стола и вернулся на свое обычное место: - Но мне интересно.
   - Отказала бы.
   - Из-за Оласаева?
   - Из-за Оласаева.
   - А Замятин?
   - Что "Замятин"?
   - Замятин никаких чувств к вам не испытывал?
   Неужели этот кретин исповедовался на допросе? Интересно, что он мог сказать. "Бармин с Оласаевым сохли по Инаре, а она без меня жить не могла, хотя на всякие там ухаживания у меня из-за огромной общественной нагрузки времени совершенно не остается". Так, что ли?
   - Я не понимаю, а это какое отношение имеет к смерти Бармина и к следствию? - устало произнесла Инара.
   - Может, и никакого, - как бы согласился следователь, - а может, и самое непосредственное. Позвольте уж мне решать. Итак, я спросил о Замятине.
   Инара терпеливо объяснила:
   - Замятин также мой одноклассник. Возможно, в школе они все по очереди за мной ухаживали, но это были чисто детские увлечения, которые давно прошли. На момент гибели Сергея ничего, кроме обычных приятельских отношений, меня ни с Замятиным, ни с Барминым не связывало.
   - Понимаете, Инара, - он в очередной раз сменил тон, теперь уже на задушевно-отеческий, - это преступление во многом отличается от других. Вот, скажем, пьяный водитель сбил пешехода, рецидивист ограбил склад и убил сторожа, хулиганы напились и избили прохожего - все это насильственные преступления. Но расследуемое нами, в отличие от них, требует скрупулезного учета психологии участников. Любовный треугольник - это одно, четырехугольник - совсем другое, просто пара влюбленных без всяких желающих ее разбить - это совсем уже третье. Вот, например, Бармин, который, по его словам, вас любил и даже собирался на вас жениться, а по вашим словам, не давал никакого повода даже заподозрить его в каких-то чувствах. Я, девочка, много видел и влюбленных, и ревнивцев. - Он тяжко вздохнул и окончательно перешел на "ты". - Не верю я, что ты ничего не знала. Женщины всегда такое чувствуют. А если знала, чувствовала, почему не остановила его в самом начале? Раз он любил тебя, значит, послушался бы. И может, все были бы живы. Ты говоришь, испугалась. Предположим, но почему побежала в лес за какими-то незнакомыми людьми? Вас, в конце концов, было трое, даже самого невменяемого могли бы скрутить, связать и сдать в милицию. Могли же?
   - Не знаю. Сергей сам был милиционером.
   - Вот, правильно! - почему-то обрадовался следователь. - И хорошим, между прочим, оперативником, и начальство, и товарищи по службе отзываются о нем только положительно. Утверждают, что не мог он ударить девушку, даже незнакомую, даже при задержании, когда бывали поводы. И говорят, что не смог бы застрелить кого-нибудь, тем более друга, даже мысли такой не допускают!
   - Но он же был пьян, - резонно возразила Инара.
   - Да, - опять как бы согласился следователь. - Выпил, по утверждению Замятина, бутылку портвейна и два стакана водки. Так вот, судебно-медицинской экспертизой установлено, что водку он не пил, а вина выпил совсем немного, явно недостаточно, чтобы потерять над собой контроль.
   - В чем вы пытаетесь меня убедить?
   - Ни в чем. - Он засунул папку в стол, давая понять, что его дальнейшая речь не для протокола. - Я призываю тебя еще раз подумать над своими показаниями. Не нужно слепо выгораживать Оласаева только потому, что у вас были какие-то отношения. Я тебе вот что скажу. Следствием версия о самообороне не подтверждается, не выдерживает эта версия критики. А дальше думай сама.
   - О чем?
   - О себе, об Оласаеве, о покойном Бармине. Обвинять тебя в лжесвидетельстве я не намерен. Замятин уперся и твердит, что тебя там не было, других свидетелей у нас нет. Но ты все же подумай, может, ты все-таки что-то видела. И это совсем не обязательно навредит Оласаеву, может, наоборот, поможет.
   - Я видела только то, о чем вам уже рассказала.
   - Хорошо, - сдался следователь. - Завтра похороны, пойдешь, наверное. Но если что-то надумаешь, приходи. Если нет, дело мы скоро передадим в суд.
   Следователю она не поверила, решила, просто пугает. Нарвался на жареный факт: как же, любовный треугольник. Только как это меняет картину преступления? А никак. Они все предусмотрели и все учли. Не могла просто так рухнуть версия о самообороне. Если только Замятин не испугался и не наплел чего-то невообразимого. Но пугаться ему, кажется, было нечего.
   И все-таки она пошла к нему домой, пила кагор, слушала истории про улиток и раковины и уверения в том, что ничего фатального не происходит.
   А на похоронах стало ясно, что все-таки происходит.
   Шел дождь, но милиции было больше чем грязи. И когда седовласый милицейский полковник влез на холмик и, гневно потрясая фуражкой, произнес пламенную речь, Инара поняла: будет просто удивительно, если Мураду не дадут высшую меру.
   - Сергей служил в органах внутренних дел всего год, но за этот год он проявил себя как смелый, решительный, стойкий и вместе с тем скромный боец. Его уважало командование, его любили товарищи, - плевался слюной оратор. Его жизнь безвременно оборвал предательский удар в спину. Каждый из нас, выходя на боевое дежурство, не знает, вернется ли домой, потому что не перевелись еще в нашей прекрасной стране бандиты и отщепенцы. Но принять предательскую смерть от человека, который звался тебе другом, обидно, товарищи. Обидно и больно! Спи спокойно, дорогой товарищ. Суровая кара постигнет твоего убийцу. Он не уйдет от возмездия. В наших сердцах и в нашей памяти ты останешься навсегда.
   Кто-кто, а этот седой полковник доподлинно знаком с результатами расследования, и если бы речь шла о пьяном дебоше, инициатором которого был Бармин, он бы говорил иначе. Они бы вообще сюда не пришли.
   А вот Замятин и на самом деле не пришел. Хотя прекрасный повод толкнуть речугу, покрасоваться перед толпой.
   Значит, все правда. Значит, следователь вытащил из Замятина все что хотел. Сергея таки сделают мучеником и безвинно пострадавшим. Теперь будет показательный процесс, Мурада объявят чудовищем и дадут максимальный срок.
   Мать Сергея не плакала, смотрела то на сына, то на Инару, и Инаре от этих взглядов было не по себе. Конечно, Сергей рассказывал матери о своих планах, наверняка говорил и о ней. Не мог не говорить. Наверное, его мать теперь ее ненавидит. И, наверное, она права. А может, и нет. Инара не могла разобраться в своих чувствах. Она сама порой себя ненавидела.
   Стоять там больше не было сил, и Инара ушла до окончания гражданской панихиды. Пойти и рассказать следователю все, как было на самом деле? Изменит ли это что-нибудь? Мурад уже стал козлом отпущения, и ему уже не помочь. Сдать Замятина? И что? Козлов отпущения станет двое.
   В прокуратуру она не пошла.
   Пошла домой и не успела закрыть дверь, как в нее постучали. На пороге стоял мрачный смуглый черноволосый незнакомый мужчина.
   - Ты Инара? Я брат Мурада, Владлен. Нужно поговорить.
   Инара впустила его в квартиру, проводила в столовую.
   - Мне следователь сказал, что ты была его невестой.
   - Мурада?
   - Ну не следователя же! - не рассмеялся, обиделся.
   - Нет, не была. - Только этого не хватало. Придуманный жених, теперь еще придуманные родственники. - Это для следствия Мурад так сказал, чтобы объяснить драку. Мы дружили еще со школы...
   - Значит, ждать его ты не будешь?
   Инара пожала плечами. Как-то над этим не задумывалась. Наверное, нет. Хотя, с другой стороны, если два года... За Замятина замуж она не собиралась, больше претендентов нет. Может, и стала бы ждать, если была бы уверена, что ему это нужно.
   - Я из Москвы приехал, - понуро рассказывал Владлен. - Отец позвонил, я сразу все бросил. Адвоката ему нашли, самого лучшего. Как думаешь, можно его вытащить?
   - Не знаю.
   - Я Мурада как брата люблю, жизнь за него отдам, понимаешь?
   Она согласно кивнула. Хотя как, интересно, по-другому можно любить брата?
   - Пусть ты ему и не невеста, скажи на суде, что он не виноват.
   - Меня не спросят, меня там не было... - Наверное, нехорошо лгать, но говорить правду нет смысла. Он ни за что не поймет, почему именно Мурад тащит воз обвинений один за всех. - Я ничего не видела.
   - Ты все равно скажи! - потребовал Оласаев. - А этот ваш отличник Замятин, он все правильно скажет?
   - Не знаю. - Инара устала от этой тягостной атмосферы, вначале похороны, потом этот гость. - Зачем вы пришли?
   - Потому что я за брата боюсь. Адвокат говорит, не будет большого срока, а я не верю, адвокату лишь бы деньги платили. Ты мне скажи, что ему будет, ты же со следователем больше разговаривала, что он говорит?
   - Ничего не говорит. Говорит, все решит суд.
   - А на самом деле у него невеста была?
   - Не знаю.
   - Отец хотел с тобой говорить, пойдешь?
   - Нет. Мне нечего ему сказать.
   - Тогда я ухожу, - поднялся, подошел вплотную, заглянул в глаза, только запомни, о чем я тебя просил. Помоги Мураду. Пожалуйста.
   Турецкий. 10 апреля. 15.35
   Не успел уйти Ильин, позвонила Лидочка.
   - Александр Борисович, у меня сногсшибательная новость: документы на месте!
   - Сгоревшие? - уточнил Турецкий.
   - Вот именно. Я взялась на всякий случай составлять реестр и обнаружила.
   - И как давно они там? И они ли это?
   - На девяносто девять процентов - они. Но еще вчера утром их там не было, я уверена.
   - А папка?
   - Не знаю, эта ли папка, а таких похожих у нас очень много.
   - Ты откуда вообще звонишь и почему в субботу на работе?
   - Не волнуйтесь, из автомата, а в субботу у нас рабочий день. Что мне теперь делать?
   - Работать, раз рабочий день. Братишко не появлялся?
   - Вчера и сегодня - нет. Значит, это кто-то из наших?
   - Я сегодня зайду к вам в контору, я тебя не знаю, ты меня не знаешь, а еще лучше симулируй грипп и иди домой.
   - Зачем?
   - Надо. Будем устраивать провокацию.
   По большому счету, провокации устраивать поздно. Документы на месте, единственно для того, чтобы заставить злодеев поверить, что Шестов что-то опасное для них хранил в домашнем компьютере, и посмотреть, кто придет к нему, вернее, к его сестре в гости.
   Турецкий вспомнил про винчестер Шестова и позвонил компьютерщикам.
   - Файлы восстановились не полностью, - безо всякого энтузиазма сообщил главный компьютерный спец, - кроме того, они были защищены паролем, а это двойное раскодирование: вначале на низком уровне нужно собирать из кусочков закодированный текст, который еще даже и не текст, а бессвязный набор символов, а потом из этого набора извлекать обрывки текста. Это длительная процедура, и без разрешения исполняющего обязанности генерального мы не можем бросить на это все силы...
   - Когда?
   - Еще дня три понадобится, если вообще что-то получится.
   - А ящик пива заменяет такое разрешение?
   - Нет, - потеплел голосом компьютерный спец. - Но сокращает сроки примерно вдвое.
   Пора Лидочке от этих нефтяников уходить куда-нибудь в более спокойное место. Разбираться со всеми их махинациями, отношениями внутри себя и с внешним миром можно до скончания века. А "темных личностей" и Братишко надо поставить на место раз и навсегда.
   Кражу документов ей теперь не пришьют, а чтобы обвинить ее в смерти Шестова, нужны мотивы и улики. Идеальный мотив - деньги, они же могут оказаться и уликой.
   И эти деньги надо найти.
   В 17.10 Турецкий вошел в шикарный офис "Данко" на улице Энергетической. Предъявлять свое удостоверение вахтеру с автоматом он не стал сознательно, сообщил, что пришел к Скрыпнику.
   У Скрыпника в субботу тоже был рабочий день. Он вышел на проходную, даже не попросив позвонившего ему охранника уточнить, кто именно к нему пришел. Фразы "к вам пришли" оказалось достаточно, чтобы побудить его оставить свои дела.
   - Товарищ из прокуратуры, - многозначительно шепнул Скрыпник охраннику, увлекая Турецкого в недра фирмы.
   На работе Скрыпник был более гостеприимен, чем дома. Проводил Турецкого в небольшой, но обставленный дорогой мебелью личный кабинет, предложил чаю и сигары.
   - Как я понял, вы еще не закончили следствие?
   - Нет, сам бы рад, - шумно прихлебывая чай, пожаловался Турецкий, - но надо же разобраться.
   - В чем? - удивился Скрыпник. - Вы как будто уже пришли к выводу относительно вмешательства стихийных сил природы?
   - Прийти-то пришел, но вот в чем загвоздка, понимаете. Стихийные силы природы они ведь на то и стихийные - напакостили один раз и успокоились. А у нас что?!
   - Что?
   - У нас какие-то темные личности бродят, рыскают вокруг дачи покойного, говорят, что они с работы, то есть отсюда. А когда доходит до объяснений: фамилии, должности, в каких отношениях с Шестовым состояли по службе, они вдруг сбегают.
   Скрыпник был снисходителен, объяснил туповатому следователю то, что и так было, по его мнению, очевидно:
   - Возможно, это обыкновенные мародеры. Дача пуста, хотели поживиться тем, что не догорело, а насчет работы придумали, просто не нашли лучшего объяснения для своего интереса.
   - Как у вас все просто! - возмутился Турецкий. - А домой к нему они тоже мародерствовать приходили? Квартира не пустая, в ней сестра Шестова сейчас находится. Откуда они вообще адрес узнали? Зачем мародерам в бумаги его заглядывать? Они еще в компьютере желали покопаться. Какие-то слишком нетипичные у нас мародеры вырисовываются.
   - Что вы от меня-то хотите? - вздохнул Скрыпник.
   - Содействия следствию.
   - А именно?
   - Фирма, я смотрю, у вас солидная, - Турецкий забыл, что ни разу еще не чесал в затылке за весь разговор, и почесал, - отрывать людей от работы мне неловко, а разъяснить все для себя нужно непременно. Вот вы бы поспрашивали, или, может, вы и так знаете: кто из ваших сотрудников на пожарище ездил и к сестре покойного ходил. Если найдутся такие люди, честно признаются, зачем им это понадобилось, и окажется, что к пожару это никак не относится, значит, на том и поставим точку.
   - А если не найдутся?
   - Значит, будем принимать меры.
   - Какие, простите, меры? - переспросил Скрыпник.
   - Соответствующие, - веско заявил Турецкий.
   Выйдя от Скрыпника, он наткнулся в холле на двух мило и громко беседующих дам. Прекрасное настроение от удачно сыгранной роли тут же улетучилось и уступило место безудержному бешенству - одну из дам он узнал. Это была Лада Рябец - репортерша, не раз светившаяся в программах Хмуренко.
   Вторая - видимо, секретарша гендиректора этой конторы, размахивала ручками в кольцах и оживленно жаловалась:
   - ...О чем вы говорите, какая Швейцария? Шеф меня однажды в Нефтекамск взял. Зимой! Это был такой ужас. А в Швейцарию он только сам. Представляете, сколько это стоит?
   - А сколько вы на благотворительность отчисляете! Я слышала, даже финансировали строительство детского дома...
   - Да кого мы только не финансируем...
   - Мне нужно постановление на арест Хмуренко, - заявил Турецкий с порога, ногой распахнув дверь кабинета Меркулова.
   - За что? - вопросительно ухмыльнулся Константин Дмитриевич, глядя на "важняка" поверх очков.
   - Он достал!!!
   - С такой формулировкой и выписывать ордер?
   - Выписывай с какой хочешь. Например, подстрекательство к убийству свидетеля или соучастие в убийстве.
   - Может, ты присядешь? - предложил Меркулов.
   - Зачем?
   - Успокойся и объясни не торопясь, что, собственно, произошло за последние несколько часов?
   - Не за последние несколько, а вообще. Он возомнил о себе черт знает что! Таких надо бить по рукам, а лучше по морде! А еще лучше - убивать!
   - Но утром ты санкции не требовал, хотя это было бы понятно: удар из-за смерти важнейшего свидетеля. А сейчас, когда ты, наоборот, должен был бы окончательно успокоиться, ты вдруг рвешь и мечешь. Нелогично.
   - "Логично", "нелогично", - отмахнулся Турецкий, - туфта это все! Не будет постановления о взятии под стражу, я его и так задержу на семьдесят два часа, пусть посидит в каталажке, поизучает преступный мир изнутри.
   - Рассказывай, не ломайся, как он тебе в этот раз напакостил?
   - Не буду! - Турецкий встал и направился к выходу.
   - Александр Борисович! - остановил его Меркулов. - Извольте ответить на поставленный вопрос.
   - Не изволю!
   - Почему?
   - Потому что вам же, Константин Дмитриевич, так будет лучше.
   - Ты хорошо подумал?
   - Угу.
   - Значит, так. Хмуренко задерживать я тебе запрещаю и вообще запрещаю вступать с ним в какие-либо контакты. Когда надумаешь поделиться своими проблемами, ты знаешь, где меня найти.
   Черт! Может, это я невменяемый, подумал Турецкий, все-таки громко хлопнув дверью. Со Славкой разругался, теперь Костю обидел.
   Турецкий. 10 апреля. 21.00
   Увидев, что Турецкий собирается смотреть новости, Ирина Генриховна выключила телевизор.
   - Сейчас Хмуренко будет - аналитическая программа, - напомнила она и добавила неожиданно: - Давай лучше съезди к Грязнову в гости.
   - Я с ним поссорился, - ответил Турецкий и снова включил телевизор, но, едва он отошел на шаг, Ирина Генриховна резво выдернула шнур из розетки и спрятала его за спину.
   - Ну сходи тогда пройдись, пива купи.
   - Не хочу я пива! - возмущенно ответил Турецкий. - Я хочу смотреть новости.
   - Опять с ножом будешь на телефон кидаться?
   - Не буду, - пообещал Турецкий, - наверное.
   - Нет уж! Сам не хочешь пива - пойди мне купи!
   - Ну, Ир, кончай дурить, пожалуйста, - заискивающе произнес Турецкий, - если хочешь попробовать, что такое пиво, я после новостей за ним схожу. И мусор вынесу. - Увидев, что Ирина Генриховна дала слабину и заколебалась, он добавил последний аргумент: - И посуду помою!
   - И не будешь выражаться при ребенке, и починишь телефон.
   Ирина Генриховна вставила штепсель обратно в розетку и уселась рядом. Но пока они препирались, Хмуренко успел зачитать краткий анонс сюжетов и Турецкий так и не узнал, собирается он прямо сейчас выдать информацию про "Данко" или подождет до следующей субботы.
   Начал Хмуренко с утреннего выступления Замятина на Совете Федерации, саркастически комментируя каждую его реплику.
   "Итак, Замятин, цитирую: "...Не совершал никаких противоправных действий, но известная кассета с человеком, похожим на генпрокурора, - по утверждению Владимира Степановича, - снята преступным путем с грубым нарушением закона". Конец цитаты. До сегодняшнего дня я полагал, что в совершенстве владею русским языком, но теперь понял, что заблуждался. Умению генпрокурора жонглировать словами может позавидовать не только скромный журналист Александр Сергеевич Хмуренко, но и великий поэт Александр Сергеевич Пушкин".
   Турецкий взглянул на часы: программа шла около восьми минут. Такими темпами наш современный Александр Сергеевич, пожалуй, не успеет добраться до "Данко", еще президентское интервью на добрых десять минут потянет. Он нервно провел рукой по затылку и почувствовал, что вспотел от напряжения. Так можно и инфаркт к пятидесяти годам заработать, подумал Турецкий, нужно кому-нибудь позвонить и узнать, собирался Хмуренко сдавать "Данко" или нет. А кому позвонить?! Не Лидочке же: Ирка может услышать.
   Хмуренко тем временем закруглился с речью Замятина и принялся за коммунистов.
   "Самые радикально настроенные лидеры коммунистического толка в открытую заявляют, что Замятин не оправдал доверия народа. То есть коммунистов, протолкнувших его в 1997-м на пост генпрокурора. Однако назначение Замятина на самом деле является едва ли не самой успешной многоходовой политической комбинацией коммунистов за последние годы. Замятин, вероятнее всего помимо собственной воли, сыграл роль коммунистического троянского коня в системе исполнительной власти. Сюжет действительно очень напоминает гомеровский. Целое десятилетие с момента распада Союза Кремль безуспешно осаждается законодателями-коммунистами. Но отсутствие единства, постоянная борьба за лидерство и взаимные обиды вносят раскол в лагерь левых и не позволяют им добиться успеха в открытом сражении. Если как следует над этим задуматься, становится очевидно, что Замятин был "подарен" коммунистами Кремлю в расчете на громкую отставку. Не утвердив его отставку два-три раза, Совет Федерации спровоцирует кризис президентской вертикали власти, а Дума запустит процедуру импичмента".
   Ты будешь про "Данко" говорить или нет, чуть не выкрикнул Турецкий, не в силах больше слушать логические построения Хмуренко, ежесекундно ожидая, когда же начнется. Он потянулся за сигаретами, но, опомнившись, засунул пачку в карман - по стародавнему соглашению с Ириной Генриховной дома он курил только на кухне.
   - Ир, свари чаю, пожалуйста, или кофе.
   - Потом, - отмахнулась Ирина Генриховна, слушавшая Хмуренко как завороженная.
   - Потом будет самое интересное, - пообещал Турецкий.
   - Ладно. Так чаю или кофе?
   - Не важно. И того и другого.
   "...Не первый случай в истории мирового коммунистического движения. Схема предельно проста: человека обвязывают взрывчаткой и бросают под танк. Разумеется, обещают всемерное содействие, чтобы не подорвался раньше времени. Для тех, кому аналогии с Гомером и Вергилием кажутся чересчур далекими, в нашей программе более свежие исторические параллели. Мы предлагаем вам короткие сюжеты об окончании политической карьеры Анастаса Ивановича Микояна и Николая Ивановича Рыжкова..."
   Турецкий все-таки вышел на кухню и закурил.
   - Заваришь сам, раз пришел, - тут же сказала Ирина Генриховна, - я пошла смотреть.
   Но он не докурил, бросил почти целую сигарету в мусорное ведро, поставил чашки на поднос и вернулся в столовую.
   "Сенсационное обвинение в адрес генпрокуроров России из Швейцарии, прозвучавшее сегодня в интервью президента телекомпании CNN и успевшее за несколько часов вызвать недоуменную реакцию многих известных политических деятелей и серьезных аналитиков, - произнося слова "серьезных аналитиков", Хмуренко издевательски улыбнулся, - получило неожиданное подтверждение. Агентство Рейтер распространило информацию..."