Незнанский Фридрих Евсеевич. Прокурор по вызову

   Вероятность того, что Тихонов и Свешников действуют по собственной инициативе, а не от имени Ильичева, пожалуй, стремится к нулю. Это могло бы быть, если бы не Братишко. Братишко точно на кого-то шестерит. Слишком уж он нагл, чтобы не чувствовать за спиной кого-то большого и значимого. Только на кого он работает? На Вилли Сосновского, что ли?
   Турецкий вдруг вспомнил Хмуренко с его анонсом цикла передач о грязных деньгах КПРФ, и ему стало нехорошо. Если "Данко" работает на казну коммунистов, а телевизионщики это раскопали, то будет скандал. И даже если прямо с экрана и не прозвучит: "Дочь заместителя генпрокурора по следствию отмывает грязные деньги компартии", то последствия тем не менее могут быть самыми непредсказуемыми.
   Из "Данко" Лидочке надо уходить - это однозначно. Но первым делом необходимо выяснить, что же произошло с ее шефом.
   Решив сегодня же поднять дело о пожаре на даче Шестова, Турецкий поехал на работу.
   В одиннадцать явились прикомандированные грязновские оперы - Ильин и Позняк. Глядя на их постные физиономии, Турецкий понял, что результаты пока нулевые.
   - Кто начнет? - поинтересовался он.
   Начал Ильин:
   - Насчет госохраны выяснилось, что они водили Замятина только на официальных мероприятиях, то есть их отрабатывать не имеет смысла. У нас же явно неофициальное мероприятие. А в личных поездках его сопровождали телохранители из частного охранного агентства.
   Зазвонил телефон.
   - Мы можем сейчас встретиться? - это была Лидочка.
   - Давай в час на том же месте, где и утром?
   - В час?
   - Да, тебе прямо на сегодня ничего не задали?
   - Нет.
   Турецкий положил трубку.
   - Так какого агентства?
   - Агентство называется "Макаров", - продолжил Ильин. - У них довольно скромный офис на Лужнецкой, пятнадцать человек оперативников и столько же народу в конторе. Консультанты там всяческие, секретарши, менеджеры. Я был там сегодня. Естественно, сам Макаров - директор этой конторы - со мной вообще разговаривать не стал, а его восемнадцатый заместитель мягко послал меня подальше.
   - Он отрицает, что их люди были с Замятиным в той оранжерее?
   - Не совсем так. Категорически он ничего не заявлял. Но по его словам, сотрудники агентства после каждого задания пишут рапорт о проделанной работе, в котором описывают свои действия и докладывают о чрезвычайных обстоятельствах, если таковые имелись. Он эти рапорты читает, и если бы хоть в одном из них описывались события, хоть отдаленно напоминающие те, что на пленке, он бы помнил. Вот если бы мы точно сказали ему дату и время, а еще лучше место, а еще лучше доказали, что это именно Замятин, то тогда бы он поднял документы, посмотрел, был ли от Замятина заказ на эту дату, это время, это место. Выяснил, кто работал на этом задании, если, конечно, окажется, что заказ был. И только после этого, может быть, кто-то что-то и вспомнит более конкретное.
   - То есть замкнутый круг, - хмыкнул Турецкий. - Нам от них нужно время и место, а им - от нас. А с сотрудниками тамошними поговорить не пробовал?
   - Пробовал, конечно. Причем до того, как пошел к их начальству. По делу информации нет. Поболтали на общие темы. Увидел даже пару знакомых лиц - раньше в ОМОНе служили. Замятина они, оказывается, охраняли почти за бесплатно, ради рекламы. А теперь после скандала у них все клиенты разбежались. Естественно, начальство в трансе, они, похоже, собираются самораспуститься.
   - С Замятиным что, все пятнадцать оперативников по очереди работали?
   - Точной информации нет. Никто не подошел и не сказал: "Я этот человек", все кивали друг на друга и на отсутствующих товарищей. Есть четыре фамилии: Арбузов, Дивеев, Плотников, Эренбург. Эти хоть однажды, но охраняли Замятина. Тогда или не тогда - это еще вопрос. Можно вызвать их повесткой.
   - Можно, - без энтузиазма согласился Турецкий, - только если они хотят в этом бизнесе еще поработать, ничего они нам не скажут, пока у нас нет свидетелей, чтобы их припереть. На пленку ни один из них не попал, а участников спектакля мы пока не нашли. Или нашли? - Он повернулся к Позняку.
   - Не нашли, - подтвердил тот.
   - А Замятин? Он что, не может объяснить, где и когда это все было?! возмутился Ильин. - Никто же не требует от него репортерам докладывать. Он же заинтересован, чтобы мы нашли шантажистов.
   Турецкий жестом остановил молодого коллегу:
   - Во-первых, его пока никто не шантажирует. Во всяком случае, мне об этом неизвестно. А во-вторых, Замятин у нас большой знаток конституционного права, и он, разумеется, понимает, что пока не доказано, что на пленке именно он, никаких объяснений он давать не обязан. А возможно, это и не будет доказано. Тогда он еще подаст в суд за клевету и выиграет ба-а-альшие деньги.
   - Даже если это все-таки он? - переспросил Ильин.
   - Если это не будет доказано.
   - Но можно ведь вызвать его в суд, и пусть под присягой скажет, что это не он.
   - В качестве кого его вызвать в суд?
   - Лучше бы, конечно, свидетелем по какому-нибудь связанному с этим делу, - размечтался Позняк. - Например, одна из его партнерш бы взяла и подала в суд на телевизионщиков.
   - А что у нас с партнершами?
   - Пока ничего. - Позняк открыл блокнот на чистой странице, видимо иллюстрируя полную безрезультатность поисков. - Девицы вряд ли с улицы - не ездил же он по Тверской?
   - А если ездил?
   - Это я тоже проверю, но скорее всего, это какое-нибудь эскортное агентство...
   - А их в Москве много, - закончил мысль Турецкий.
   - Точно, - кивнул Позняк. - Сотня официально зарегистрированных и вдвое больше полуподпольных.
   - И сколько лет тебе понадобится, чтобы все их проверить?
   - Года два, я думаю.
   - Твои предложения?
   - Я просмотрел муровскую картотеку, там наших дам нет.
   - Когда успел?
   - Ночью.
   - Герой, - похвалил Турецкий, поглядывая на часы. Время еще было. Хотелось бы, конечно, поговорить с Лидочкой побыстрее, но нельзя же совсем пустить расследование про любимого шефа по боку.
   Позняк, заметив интерес Турецкого к часам, тут же ускорился:
   - Еще поговорил со спецами по проституткам, но они их тоже видят впервые. И это нормально, девицы сейчас обновляются со страшной скоростью. Хотя можно раздать фотографии в районные отделения, должен же их кто-то знать. По телевизору их, может, и не узнали, но у нас-то снимки четкие. И еще я в Интернете на одно объявление нарвался. Новая программа "Про это" будет называться "В постели с министром", они там приглашают девушек, которые соответственно имели интимные контакты с большими чиновниками. Как думаете, они нам дадут посмотреть заявки?
   - Вот это да! Сомневаюсь, что наши захотят еще раз в телевизор, но насчет заявок можно попробовать устроить. - Турецкий потер виски, стимулируя работу мысли, и вынес свой вердикт: - Значит, так, охрану пока оставим в покое. Временно. Все силы на девочек. Насчет Интернета мысль была хорошая, можно продолжить: наверняка есть сайты этих эскортных агентств с каталогами. И не только эскортных.
   - А может, спровоцируем их? - предложил Ильин.
   - Как?
   - Ну там же, в Интернете, есть конференция брачных объявлений с фотографиями. Дадим фотку одной, напишем чего-нибудь. Не она, так кто-то из ее знакомых нарвется. Кроме электронного адреса можно дать телефон. Вдруг она захочет поскандалить, тут мы ее и вычислим.
   - Вперед! - позволил Турецкий. - Только на звонки женихов будешь отвечать сам. Дальше раздать снимки по отделениям нужно. Кроме того, возможно, девицы вообще не местные. Мы ведь не знаем, где снимали. А вдруг это было в том же "Архангельском" или вообще в Сочи? Тут нужно подумать, а пока давайте проверим столицу. И, пожалуй, придется объявить их в розыск, хотя и не хотелось.
   - За что? - спросил Позняк.
   - И почему не хотелось? - добавил Ильин.
   - "За что", так вопрос не стоит - зачем? Чтобы найти. А найти мы их должны как можно скорее! - Турецкий встал из-за стола, Ильин с Позняком поднялись следом. - Кино про похожего человека посмотрите без меня, появятся соображения - докладывайте.
   На встречу Турецкий все-таки опоздал, Лидочка заметно нервничала.
   - Выяснили, кто они?
   - Пойдем пройдемся, - предложил Турецкий.
   Они добрели до ближайшей скамейки, но садиться не стали.
   - Твои "темные личности" - подручные депутата Ильичева, знаешь такого?
   Лидочка кивнула:
   - Коммунист. Кажется лидер какой-то фракции.
   - А на фирме у вас он никогда не появлялся?
   - Нет. Я, во всяком случае, не знаю. Но с Фурмановым он знаком. На приеме - был какой-то театральный юбилей - я видела, как они мило беседовали. Хотя, конечно, на таких банкетах все друг друга знают.
   - Что они сегодня от тебя хотели?
   - Просили составить реестр договоров за последние полгода, всех, до каких смогу добраться, а они потом скажут, какие именно их интересуют. Снова говорили о деньгах, о том, что мне придется их вернуть, если сотрудничества у нас не получится, причем и свою часть, и часть Шестова, короче - всего шестьдесят тысяч. Может, осмысленно пойти к Фурманову и рассказать ему все? Пусть сам разбирается с Ильичевым.
   - Может быть, но только после того, как мы разберемся с пожаром и пропажей документов.
   Хмуренко. 7 апреля. 10.00
   Он давил на всю железку и все равно опаздывал.
   Хмуренко обещал Ладе Рябец привезти деньги за пленку еще час назад. После этого она уже трижды звонила по мобильному. Ее знакомый нервничал, скорей всего банально испугался, что Лада и Хмуренко решили его кинуть. Впрочем, Лада тоже нервничала.
   Телефон опять пронзительно запищал. Опять Лада:
   - Александр Сергеевич! Он окончательно рехнулся! Кричит, что пойдет сдаваться Ильичеву, если денег не будет через пять минут!
   - Не через пять минут, а через пятнадцать! Он что, с Луны свалился? Думает, я двадцать тысяч в кошельке ношу на мелкие расходы? Или по городу на вертолете передвигаюсь? Через пятнадцать минут.
   - Не двадцать тысяч, а двадцать пять, - напомнила Лада, - за то, что он при следующей встрече попытается установить, кто такой Глеб Евгеньевич.
   - Я же тебе говорил, что у меня тридцать на всякий случай. - Хмуренко, держа руль одной рукой, отчаянно лавировал, стремясь проскочить на желтый свет, и чуть не протаранил идущий впереди вишневый "жигуленок-копейку", все, не звони больше.
   На проспекте Мира образовалась пробка, и он, чертыхаясь, свернул во двор, следом за вишневым "жигулем", идущий сзади еще один "жигуль" белый - тоже свернул за ними. Во дворе лужи по колено (а может, по пояс, поди разбери), поэтому приходилось ползти со скоростью старой, хромой черепахи. Хмуренко начал нервничать: может, позвонить Ладе, чтобы успокоила своего придурка? Если он закатил ей истерику из-за часовой задержки с оплатой, пожалуй, он и вправду чокнутый, того и гляди, в самом деле побежит к Ильичеву каяться.
   Хмуренко оглянулся назад, машины по проспекту Мира понемногу двигались, может, не стоило сворачивать?
   Пассажир на переднем сиденье в белых "Жигулях" чуть не по пояс высунулся в окно и, размахивая руками, что-то закричал, по-видимому пытаясь привлечь внимание Хмуренко. Он притормозил и еще раз оглянулся, неужели колесо проколол?! Нет вроде. Мужик продолжал кричать и размахивать руками. Выглядел он достаточно странно: лет сорок - сорок пять, худой как жердь, небритый, в камуфляже с непонятной эмблемой. Их разделяло метров пятнадцать, и слов его из-за шума двигателя Хмуренко разобрать не мог. Еще один придурок, подумал он, но на всякий случай заглушил мотор и вылез из кабины.
   Пассажир "Жигулей" открыл дверцу, схватил камень и запустил в Хмуренко, он едва успел увернуться. Следующий булыжник тут же с хрустом угодил в заднее стекло. Водитель "копейки" выскочил из машины следом за пассажиром, он был грузный и немолодой, в таком же камуфляже, с монтировкой в руках.
   Придурки, подумал Хмуренко. Он прыгнул за руль, судорожно повернул ключ зажигания и дал полный газ. Его "вольво" рванул с места, как раненый тигр, но тут случилось непредвиденное: идущий впереди вишневый "жигуль" угодил правым передним колесом в яму, скрытую водой, осел набок и остановился. Хмуренко, продолжая давить на газ, резко крутанул руль влево, но машина не послушалась, "вольво" понесло юзом по глубокой жирной грязи прямо на "жигуль".
   Удара он не почувствовал: сработала пневматическая подушка безопасности, но лязг и скрежет стоял такой, что уши заложило напрочь, как при контузии. Двигатель заглох. Он кое-как освободился от подушки. Первым, что он увидел, были двое мужиков в камуфляже, вознамерившиеся крушить лобовое стекло. Один по-прежнему сжимал в руках монтировку, другой, тот, что швырялся булыжниками, вооружился теперь метровым обрезком водопроводной трубы.
   Стекло выдержало пять ударов, после чего безвольно прогнулось внутрь кабины. Нападающие, изрыгая нечленораздельные проклятия, приложились еще несколько раз изо всех сил, и стекло провалилось внутрь целиком, прямо Хмуренко на колени.
   Водитель с монтировкой, на удивление легко для такой туши - добрых сто двадцать килограммов, - запрыгнул на искореженный после столкновения капот "вольво", оставив на металле еще одну крупную вмятину.
   - Ну что, ублюдок, - заорал он, просунув голову в кабину, - как тебе раскол в компартии?! - Войдя в раж, он подпрыгнул несколько раз, колотя монтировкой по крыше и издавая страшный грохот, а затем, изловчившись, ударил вжавшегося в сиденье Хмуренко по лицу.
   От удара опять заложило уши и потемнело в глазах.
   - Это тебе, ублюдок, пока цветочки! - продолжал бесноваться толстяк, но Хмуренко слышал его с трудом, - будут еще и ягодки! Ты понял, урод?! Поменьше мели своим дерьмовым языком!
   Он на прощание еще раз саданул по крыше и спрыгнул на землю.
   Хмуренко пришел в себя оттого, что кто-то тряс его за плечо. В глазах по-прежнему было темно. Первым делом он нашарил бардачок и сунул руку внутрь. Деньги вроде целы. Он осторожно покрутил головой и поморгал. Вроде все нормально, а не видно ничего потому, что кровь из разбитого лба затекает в глаза. Хмуренко вытер лицо платком, а другим зажал рану.
   Попробовал завестись, ничего не получилось.
   - Глухо! Я смотрел. Придется техничку вызывать. - Через разбитое лобовое стекло на него смотрел старичок, видимо водитель вишневых "Жигулей". - Вам нужна помощь? Кажется, Александр Сергеевич?
   - Да, Александр Сергеевич. Спасибо, помощь не нужна.
   - А я, между прочим, Александр Сергеевич, член партии с одна тысяча девятьсот сорок третьего года! - Старик потряс жилистым кулаком. - И между прочим, вы разбили мою машину. Я иду вызывать милицию!
   Хмуренко посмотрел на часы. Без сознания он был не больше минуты.
   - Потом милицию! На сколько тысяч, по-вашему, я вас протаранил?
   Старик зашевелил губами, подсчитывая убытки.
   - На две. Долларов, - уточнил он.
   - Какие доллары? - усмехнулся Хмуренко. - Вы же партиец с полувековым стажем!
   - С вами научишься.
   - Так, а сколько стоило это средство передвижения полчаса назад?
   - Столько же: две тысячи.
   Хмуренко недоверчиво посмотрел на древний, проржавевший местами кузов "копейки", но препираться не стал.
   - Покупаю! - Он выгреб деньги из бардачка за пазуху и отсчитал две тысячи обалдевшему старику. - А теперь поехали в Останкино, побыстрее!
   Турецкий. 7 апреля. 15.00
   Турецкий уже в десятый, наверное, раз сверялся со схемой, нарисованной Лидочкой, - как найти дачу Шестова. Лидочка старалась, минут пять вычерчивала и подписывала все маломальские ориентиры на местности, и все без толку: туман. Съезд с Рижского шоссе на проселок он еще кое-как нашел, и то не без приключений. Сзади шла бежевая "пятерка", за рулем пацан лет двадцати, зазевался и чуть не долбанул служебную "Волгу" Турецкого в зад. "Там одна нормальная грунтовка, местами асфальтированная, остальные дороги - сплошные колдобины, не ошибетесь". Как же тут не ошибиться! Дождь, туман, полевые работы, на "нормальную грунтовку" трактора натащили столько грязи, что отличить ее от остальных проселков стало невозможно.
   Он несколько раз сворачивал не туда, возвращался, увязал, скреб днищем о щебенку и за всю дорогу не встретил ни единого человека, как будто вымер целый район.
   И все-таки ему повезло в итоге: добравшись до Веледникова и отыскав по плану центр села, он увидел участкового. Участковый загрузил в служебный "уазик" какую-то арматуру и, похоже, собирался отбыть далеко и надолго, опоздай Турецкий хоть на минуту, - считай, съездил зря.
   - Генеральная прокуратура, - произнес он солидно и с достоинством, демонстрируя участковому удостоверение, - следователь по особо важным делам Турецкий Александр Борисович.
   Участковый был пенсионного возраста, человек старой закалки, но при словах "Генеральная прокуратура" не смог скрыть улыбки. От расспросов на тему "ну, как там поживает наш генеральный", правда, воздержался.
   - Семенов, - представился он, козырнув, - Петр Семенович.
   - Я по поводу пожара.
   - А-а, там, где дачник сгорел. Езжайте следом, покажу.
   Ехать пришлось минуты две. "Уазик" остановился возле металлических ворот. Они были заперты на висячий замок изнутри. Участок, небольшой, примерно четыре сотки, со стороны дороги был огорожен кирпичным забором, остальная часть периметра обнесена проволочной сеткой. Турецкий подергал калитку - тоже заперта.
   Петр Семенович вышел из машины и стал рядом с Турецким.
   - Загорелось ночью, примерно часов в одиннадцать или в половине двенадцатого. Видите выгоревшую раму? Это столовая. Есть еще маленькая комната и деревянная пристройка с той стороны дома - веранда. Вот эта веранда и сгорела, ну и столовая тоже. Там камин был. Он, Шестов то есть, с вечера подбросил дров и лег спать. Искра, видать, попала на ковер, и пошло-поехало. Собственно, в зале, где он спал, огня большого не было, он в дыму задохнулся, бедолага. - Семенов глубоко вздохнул, снял фуражку и вытер платком несуществующий пот на лысине.
   - А кто огонь увидел, соседи?
   - Да нет, не было никого из соседей, видите же, кругом дачи, а еще не сезон. Наши местные двое гуляли допоздна - женихались, вот они и заметили. Он полез в окно, она побежала за подмогой. Но уже поздно было, Шестов полчаса уж как задохнулся, - Семенов опять слегка подрагивающей рукой снял фуражку и протер сухую лысину, - я прибежал, а Емельянов, тот, что первым заметил и в окно полез, уже открыл дверь изнутри и вытащил его во двор. Я пощупал - не дышит.
   - А почему вы думаете, что Шестов именно полчаса был мертв, а не десять минут и не час?
   Участковый недоверчиво посмотрел на Турецкого, помолчал и, наконец, выдохнул:
   - Шурин мой вел дело, Серега. Он следователь в райпрокуратуре. А живет здесь, в Веледникове.
   Вот и замечательно, подумал Турецкий, все устроилось само собой. Не нужно подписывать никаких сомнительных бумажек, выяснять подробности через знакомых, не нужно делать полуофициальных телодвижений. А они на самом деле чреваты: или пронюхает какая-нибудь сволочь, работающая на Ильичева, а может, на кого-то другого, кто стоит за этим делом, или Меркулов заинтересуется, чем занимается "важняк" Турецкий, пока судьбоносное для всей России расследование топчется на месте.
   Семенов проводил "важняка" к дому своего шурина, представил и собрался откланяться, но Турецкий уговорил его остаться - участковый, похоже, проникся к нему доверием, и это следовало по возможности использовать.
   - А, собственно, рассказывать нечего, - пожал плечами районный следователь, - дело почти не расследовалось. Я вынес постановление об отказе в возбуждении уголовного дела ввиду отсутствия события преступления. Или состава преступления. - Он посмотрел на Турецкого, потом на Семенова и добавил: - Вот и все, собственно. В полном соответствии с процессуальной формой.
   Повисла пауза.
   - Я, конечно, все понимаю, - первым прервал ее Турецкий, - вы меня впервые в жизни видите и, что я, простите, за хрен с бугра, не имеете понятия. Но все-таки как-никак следователь по особо важным делам, наверное, не полный идиот, вы как считаете? Зачем вы меня сюда пригласили, Петр Семенович? Просто для того, чтобы познакомить со своим родственником, который мне коллега?
   Следователь опять посмотрел на участкового, а участковый на следователя, снова все замолчали.
   - Хорошо, не хотите говорить - не надо, я ухожу. - Сказав это, Турецкий тем не менее остался сидеть. - Если вы настаиваете, чтобы я действовал исключительно официально, ну что ж...
   - Да ладно тебе, Серега! - не выдержал Петр Семенович. - Ты же сам сто раз говорил, что районный прокурор - мудак. И не ты один, все это знают: вон уже до Москвы докатилось. Чего ты теперь его выгораживаешь?
   - Ну приказал он мне вынести это постановление, - нехотя согласился следователь, - там не все чисто было. Пожар начался в столовой, где Шестов спал. Она отделена от веранды фанерной перегородкой. Перегородка сразу загорелась и от жара лопнула, поэтому огонь перекинулся на веранду, а столовая пострадала мало. И то в основном после того, как Емельянов... Вам Петр Семенович сказал, как пожар обнаружили?
   - Да, - кивнул Турецкий, - про Емельянова я уже в курсе.
   - Так вот, столовая выгорела большей частью после того, как он разбил окно - огонь сквозняком потянуло. Вскрытие провели сразу: у нас в морге в райбольнице холодильник сломался, поэтому провели судмедэкспертизу и отправили тело в Москву. Серьезных ожогов у Шестова не было, а угарного газа в крови - страшное дело. Хотя горела-то в основном веранда, и хорошо горела, как спичка, там и форточка была открыта. Емельянов, между прочим, тоже утверждает, что в комнате, когда он залез в окно, дыма было не очень много. В общем, нестыковка: угорел человек, а вроде не с чего было, и не пьян был, должен был проснуться, почувствовать, что бока подрумяниваются... Снотворного он не принимал, отравления не было, - продолжил следователь после паузы, - проверили все очень скрупулезно, раз такое дело непонятное. Травм, следов борьбы - ничего. Выходит, по голове его никто не стукнул. Непонятно, почему он не проснулся! Я ездил в Москву, хотел допросить родственников, знакомых. Родственников у него - только сестра, и та не в Москве живет, а в Казани. Соседи утверждают, что Шестов был здоров, на сердце не жаловался, короче, опять ничего. А на работу к нему я зайти не успел, позвонил в район доложить и получил ценное руководящее указание: отправляться в прокуратуру Москвы к следователю Соколову, вводить его в курс. С каких таких, спрашивается, материалы передали в прокуратуру Москвы, если человек погиб в нашем районе?! Может, обнаружилось что-то, связь с чем-то там еще? Так нет! В общем, нашел я этого Соколова, в двух словах все ему обсказал, договорились, что на следующий день он с самого утра приедет за материалами дела. Я вернулся, за пятнадцать минут подготовил все для передачи, следственного материала-то - с гулькин нос. А с утра Соколова нет, в обед нет, я звоню в Москву, на месте его тоже нет. А часа в три меня вызвал районный прокурор и прямо сказал, что ничего в Москву передавать не будем - дело прекращаем за отсутствием состава преступления. Я должен вынести соответствующее постановление.
   - И вы больше ни с кем не встречались и никаких следственных действий не предпринимали? - уточнил Турецкий.
   Следователь отрицательно покачал головой.
   - Сестра его приезжала, - сказал участковый, - смотрела дом, я ее осторожно расспросил, но она ни сном ни духом. Уверена, что это несчастный случай. А вообще, как я понял, они общались редко, и она не в курсе, чем он занимался, сказала, что работал в солидной фирме и прилично зарабатывал.
   - Когда это было?
   - В субботу. Посмотрели дом, я ей отдал ключи от калитки и от ворот, с ней еще сосед Шестова был, чтобы машину в Москву отогнать, она сама водить не умеет.
   - А после пожара какие-нибудь бумаги, документы в доме сохранились?
   - Вещи Шестова на стуле висели рядом с диваном, - ответил участковый, - они не сгорели, там был кошелек, триста рублей, кредитные карточки, ключи от московской квартиры. А документы на машину в машине и лежали. Все, больше никаких бумаг не было. Разве что на веранде. Там могли дотла сгореть. Э-э-э... - Семенов замялся. - Понимаете, какая история. Пацаны вроде видели, как в субботу, на следующий день после пожара, к дому кто-то подъезжал. Два типа. Один здоровый, рыжий с бородкой и косичкой, второй за рулем сидел, не выходил, его не рассмотрели: в машине стекла затемненные. Тот, что с косичкой, стал заглядывать через забор, заметил пацанов, сделал вид, что вроде отлить вышел. Ну и все, справил нужду, и они укатили. Пацанам крепко доверять нельзя - там самому старшему десять лет. Я на всякий случай проходил мимо несколько раз и днем, и когда стемнело - все тихо, никто поблизости не крутится. А когда мы с сестрой Шестова вошли в дом, я сразу заметил: кто-то похозяйничал. Письменный стол в столовой передвинули, он почти не обгорел, выдвигали ящики, и много чего по мелочам. Но я-то запомнил, я вместе с дежурной группой все осматривал и последний из дома выходил. Может, кто из местных поработал, искал, чем поживиться, у нас тоже своих деятелей хватает. Сестре Шестова я ничего не сказал, да ей, правда, и не до того было: она только через порог - и скорей назад во двор. Так вот, в общем.