- Инара Филиппова?
- Инара Филиппова. Ей нужно было это сделать еще лет двадцать назад. Хотите, расскажу вам очень поучительную душещипательную историю? - Оласаев попытался поудобнее устроиться на стуле, отчего тот снова жалобно заскрипел. - Давным-давно в городе Свердловске жили и дружили три товарища. И все трое любили одну девушку, прямо как у Ремарка, правда? Один из них погиб, только в отличие от Ремарка убили его не какие-то там ребята, а его же друзья, он, впрочем, и сам был виноват. В результате из двоих оставшихся один все свалил на второго, остался чистеньким и, в конце концов, дослужился до генпрокурора. Естественно, девушка автоматически досталась ему, поскольку второй сел. И надолго. Но девушку наш чистенький не любил, не ценил, а просто и банально использовал. В конце концов (поздновато, правда, через двадцать пять лет) ей это надоело, и она прикончила его, раздавила как таракана. Он и был натуральным тараканом.
- Вы забыли про второго, который отсидел, набрался в колонии опыта и, вернувшись, наверняка напомнил "чистенькому", кому он обязан своим положением. Этот второй, "грязненький", стал "чистенького" тоже банально использовать, а когда пришла беда, откуда не ждали, использовал по назначению не в меру пылкие чувства той самой девушки, которая теперь уже бабушка.
- Нет, гражданин следователь, сказочник из вас получился бы, конечно, отменный, но в нашей истории не было ничего подобного. У девушки и без чьих-либо добрых советов было достаточно оснований покончить с давним другом. Он ее подставил. Он держал на ее счете свои деньги, заработанные, естественно, преступным путем. Ради него, будучи уверенной, что он ее любит... все это, конечно, странно звучит, если вспомнить, что речь идет о людях, которым уже пятьдесят, но не важно. Ради него лично она еще готова была рисковать. Но когда выяснилось, что он регулярно просит ее снимать со счета... с ее, заметьте, счета деньги, которые потом тратит на своих не в меру обнаглевших любовниц, тут она, конечно, не выдержала. Так что вы имеете классическое убийство из ревности.
- Очень интересно, гражданин Оласаев. И откуда, позвольте полюбопытствовать, у вас столь обширные сведения по убийству Замятина, к которому вы, если верить вашим словам, тоже не имеете никакого отношения?
- Не тоже, а просто не имею. Жизненный опыт.
- А по поводу местонахождения гражданки Филипповой ваш жизненный опыт вам ничего не подсказывает?
- Нет.
В этот момент в дверь постучал Позняк. Турецкий подошел к нему и поинтересовался вполголоса:
- Глухо?
- Глухо, - кивнул Позняк.
- Я так и понял.
- То есть с арестом пока глухо. Филиппова вчера утром вылетела в Грецию. А найти ее в Греции - раз плюнуть, вопрос: захотят ли греки ее выдать. Может, у нее там двадцать адвокатов, и все схвачено.
- Думаю, и найти ее будет не раз плюнуть, - пробурчал Турецкий себе под нос, - уж больно легко Оласаев про нее колется. Ладно, это уже не наши проблемы. Все, на сегодня вы с Ильиным свободны.
Турецкий вернулся на место.
- Так когда, гражданин Оласаев, вы встречались с Филипповой в последний раз?
- Примерно две недели назад, точнее - четвертого числа, в воскресенье. У Инары в салоне. Чтобы вы лишний раз не спрашивали, Замятина я в последний раз видел там же и тогда же. Мы втроем сидели. Традиция у нас такая. Инара как бы хозяйка, собирает старых друзей.
- И из разговора Филипповой с Замятиным вы вынесли убеждение, что она собирается его убить?
- Нет, гражданин Турецкий. Это убеждение, как я уже сказал, я вынес из жизненного опыта. А что такое жизненный опыт, я вам объяснять не собираюсь. И вообще, вы мне надоели.
- Взаимно. - Турецкий вызвал конвоира. - Можете везти арестованного в следственный изолятор.
Турецкий. 18 апреля. 10.00
- Ну что? У тебя? - Турецкий повернулся к Ирине Генриховне спиной, чтобы не действовала ему на нервы своими укоряющими взглядами. Объяснять ей, что предстоящая пьянка с Грязновым не проходная, а, наоборот, весьма ответственная, он не хотел, полагая это ниже своего достоинства.
- Нет. - Грязнов замялся. Турецкий уже подумал, что он сейчас снова откажется. - Давай лучше у тебя в кабинете. У меня в другой раз.
- Ты, что ли, неделю посуду не мыл и стесняешься меня на порог пустить? - удивился Турецкий.
- Ну... Короче, встретимся - объясню...
- Так что там у тебя? - продолжил Турецкий прерванный диалог полчаса спустя, на пороге своего кабинета. Грязнов уже его ждал.
- Последний раз мы пили у меня с Ростиком, - Грязнов скривился, как от неспелого лимона, - что-то как-то мне... Не хочу! Давай с ним разберемся и забудем, а в следующий раз посидим у меня - обновим.
- Окропим святой водой, - согласился Турецкий. - Если ты стал таким суеверным, начнем с арбузовской бутылки. Или ты ее сбросил с Останкинской телебашни на головы беспечных москвичей?
- А говоришь еще, что я суеверный. Разливай.
Выпили. Грязнов крякнул для виду, принял позу, удобную для философствования, и произнес академическим тоном:
- Понимаешь, Саша! Ростик был классный мужик. Но шибко умный, или, правильнее сказать, - ушлый. И в МУРе он всегда умел крутиться, и взяток как бы не брал, и задницу особо никому не лизал, но квартиру получил без очереди в престижном районе, и тачку, еще в советские времена, и какие-то ведомственные гаражные кооперативы, профсоюзные путевки, и везде был свой человек! - После первой же длинной фразы профессорствовать Грязнову надоело, возможно коньяк подействовал. Он порозовел лицом и принялся говорить быстро, бурно жестикулируя. - Короче, когда он увидел, что за ту же работу... Как бы за ту же работу! Можно получать вдесятеро больше сразу ушел. Не подумай только, что я его за это осуждаю. Не за это! Ушел и ушел, его дело. Если бы жадность фраера не сгубила, остался бы классным мужиком. Я тебя уверяю: сто процентов, мог он сбить цену, отстегнуть этой Калашниковой тысяч двадцать "зеленых", наверняка они у него были, припугнул бы как следует - и был бы чист. Продолжал бы развозить генпрокуроров по шлюхам, и косить бабки. Но не захотел - пожадничал! А раз пожадничал получай 105, часть 2, пункт "к": убийство с целью сокрытия другого преступления, от восьми лет и до вышки! Поскольку мораторий на исполнение смертных приговоров - до пожизненного. И не стану я суетиться, чтобы дали ему по минимуму - восемь лет. Пусть себе крутого адвоката нанимает на сэкономленные бабки.
- Что-то я в его восемь лет слабо верю. - Турецкий закусил губу и задумался. - Вообще мне мое везение перестает нравиться. Лагуш раскололась с ходу - ладно, это еще в порядке вещей. У нее от страха мозги не работали. А на самом деле у нее совсем мозгов нет, в принципе. Но Арбузов твой...
- Погоди! - Грязнов налил и тут же выпил на скорую руку. - Погоди! Ты хочешь сказать, на нем еще мокрые дела висят? Тогда давай выкладывай все подробно.
- Не это я хочу сказать. Он признание нам пропел как по нотам, и мы оба развесили уши, я от радости, ты с тоски. А если как следует призадуматься - в его показаниях нестыковка на нестыковке. Почему Сосновский начал убирать исполнителей не сразу, не тридцатого числа, а две недели спустя?
- Ха! Сосновский! Ты думаешь, что постиг масштабность его замысла? Он же не просто кино про Замятина снимал, чтобы его уйти. Смотри: сначала он запускает порнуху на телевидение, Замятина временно отстраняют. Потом он посылает Ростика к Хмуренко, чтобы тот готовил общественное мнение: глядите, граждане россияне, Замятин не только по шлюхам шастает, но и берет взятки в особо крупных, столько уже набрал, что больше не лезет, и по-тихому уйти не получается. И, наконец, в решающий момент достает козырного туза: Оласаевы продают оружие террористам, а Замятин с Ильичевым их покрывают.
- Понятно все, - Турецкий замахал руками. - Я что, по-твоему, тупее паровоза? Я спорю с тем, что Сосновский умеет считать дальше, чем на ход вперед? Если он не убрал исполнителей сразу, значит, и не собирался! А к Хмуренко он мог кого угодно заслать, не обязательно Арбузова.
- Я уже вообще ни хрена не понимаю! - Грязнов от волнения пролил коньяк мимо рюмки. - Ты хочешь сказать, что вулканолога Максимова убрали не по приказу Сосновского, а Калашникову пришил не Ростик?!
- Давай по порядку. Калашникову пришил Ростик. Но обвинение держится только на его признании. И он это прекрасно понимает, помнишь, что он сказал? Стоит кому-нибудь настращать Лагуш, а она уже напугана до смерти, найти похожих на него кадров для опознания, и все - считай, против него ничего нет. Так что сидеть ему не восемь лет, а максимум до суда. На суде он заявит, что оговорил себя под давлением каких-то абстрактных мафиози, хорошо, если не под давлением следствия, и может быть свободен.
- А зачем он тогда вообще сознавался?!
- Вот! Тут мы переходим к первой части твоего предыдущего вопроса, кто убил Максимова? Я вижу только один ответ. - Турецкий замолчал, дожидаясь, пока Грязнов разольет остатки.
- Ну?! Не томи.
- Не нукай. Давай отвлечемся на минуту. Ты говорил, что Арбузов бескорыстно любил деньги. Говорил?
- Говорил.
- А теперь скажи мне, ты бы на его месте, получив деньги от Сосновского, не выложил бы все Замятину или еще лучше - Оласаеву за дополнительное вознаграждение? Не возражай сразу, подумай. Арбузов у нас не только жадный товарищ, но и ушлый - это твои собственные слова. А раз ушлый - значит рисковый.
- Ну допустим. Зачем ему было сознаваться в убийстве Калашниковой?
- Затем, что Оласаевы сидят в глубокой заднице, в первую очередь Мурад. И чтобы из нее выбраться, ему необходимо договориться с Сосновским. Для этого нужно иметь на руках хоть какой-нибудь козырь. Он отстегивает Арбузову десять - двадцать - пятьдесят тысяч, для Оласаева - копейки, и Ростик соглашается сделать признание и посидеть месяц в одиночке. А раз он чистосердечно во всем признался, значит, мы автоматически верим всем его словам. В том числе и про Сосновского, и про Максимова. А Максимов на самом деле жив: когда машина разлетелась на кусочки, никто фрагменты тела наверняка не собирал, друг к другу не прикладывал и опознания не делал. Оласаев его купил и держит про запас как решающий аргумент против Сосновского. И Замятина тоже убрал Оласаев руками Инары Филипповой, откуда у нее секретный яд из лабораторий ГБ? А он мог достать - при его связях с Росоружием. Он это и не особо скрывает, надеется, что Сосновский оценит. В общем, они крепко держат друг друга за задницу, и я думаю, скоро договорятся.
- Ну ты нагородил! - Грязнов рассмеялся. - Бог с ним, с Сосновским. Неужели Ростик выложил Оласаеву, что пришил Калашникову? Ты в своем уме?
- Тут, конечно, момент темный, - согласился Турецкий, - может, Оласаев сам допер, может, Арбузов в какой-то момент испугался, что я дожму это дело, и попросил Оласаева помочь ему обеспечить алиби.
- Ладно, исключительно для очистки совести. - Грязнов достал из кармана записную книжку и принялся дозваниваться до судмедэксперта, производившего вскрытие Максимова.
- Давай, давай, - подзадорил его Турецкий, - пока не выяснишь, вторую не начнем. А я пока бутерброды сварганю.
Грязнов терзал телефон больше получаса, с каждой минутой наливаясь краской все сильнее и сильнее. Турецкий, глядя на его страдания, несколько раз собирался нарушить собственное обещание и почать вторую бутылку, но всякий раз себя одергивал: если позволить ему расслабиться, данных по Максимову придется ждать до завтра. Наконец Грязнов дозвонился до нужного эксперта.
- Как "не проверяли"?!! - От крика Грязнова Турецкий дернулся и чуть не уронил все хозяйство со стола. - Уроды! - Грязнов вырвал у Турецкого бутылку. Потом позвонил своему заму Яковлеву и отдал распоряжение.
Турецкий включил телевизор, и вторую бутылку они прикончили под идиотский гангстерский боевик. Когда дали финальную рекламу, позвонил заместитель начальника МУРа Яковлев. Турецкий отдал трубку Грязнову, а сам поднял на параллельном аппарате.
- Это не Максимов, Вячеслав Иванович. У Максимова была родинка на правом плече, я проверил по имеющемуся описанию. Кто это, пока не понятно. Дактилоскопию провести не смогли - конечности сильно обуглены. Будем работать дальше. Но снятие пальцевых отпечатков в данном случае - вопрос не одного часа, поэтому, с вашего позволения, я откладываю его до завтра.
Грязнов ничего не ответил и повесил трубку.
- Ну, давай, Сан Борисыч, если ты такой пророк, шамань дальше. Что сбудется в жизни со мною?
В дверь постучали.
- Кто там? - крикнул Турецкий.
Грязнов сделал страшные глаза и зашипел:
- Гони на фиг! Как раз дважды налить осталось.
- Начальство, - отозвался из-за двери Меркулов.
Турецкий пошел открывать.
- По какому поводу гуляем? - поинтересовался Меркулов, морщась то ли от густого табачного дыма, то ли от перегара.
- Миримся, - угрюмо ответил Грязнов.
- Угу, - подтвердил Турецкий, распахивая окно.
- Спешу довести до вашего сведения, что гражданина Оласаева выпустили из-под стражи по состоянию здоровья. Только что наше генеральное и. о. подписало постановление об изменении меры пресечения. Тебе, Саня, сейчас сообщат об этом официально.
Грязнов пьяно усмехнулся и развел руками:
- Оно-то конечно, потому что что ж...
- Все-таки договорились, - хмыкнул Турецкий.
Хмуренко. Суббота. 15.00
- Александр Сергеевич! Как вы расцениваете решение суда?
- "Московский комсомолец". Господин Хмуренко! У вас есть миллион рублей или штраф за вас вдове господина Замятина заплатит телекомпания?
- Журнал "Итоги". Правда ли, что вы подали заявление об увольнении и собираетесь открыть свой собственный телеканал?
- Давайте не все сразу, пожалуйста. Правда, что я хотел бы открыть собственный телеканал, неправда, что у меня есть на это деньги. Неправда, что телекомпания будет платить за меня штраф. Неправда, что решение суда было справедливым и беспристрастным. Я буду его обжаловать в установленном порядке.
- Вы уверены, что Московский городской суд примет более справедливое решение?
- Нет. Не уверен.
- Если вам не удастся обжаловать сегодняшнее решение и оно останется в силе, вы сможете выплатить штраф из своего фонда в поддержку чести Замятина? На его счету достаточно средств?
- Если мне придется платить штраф, то к тому моменту будет достаточно. Все, до свидания, большое всем спасибо.
- Господин Хмуренко! Господин Хмуренко! Почему вы больше не появляетесь в эфире в будние дни?
- Все, прошу меня извинить, хотите знать подробности - смотрите сегодня вечером аналитическую программу.
Протолкавшись к своей машине, Хмуренко рванул с места и, отъехав настолько, чтобы здание суда скрылось из виду - за последние дни оно стало его раздражать, позвонил Ладе:
- Ты наконец связалась с пресс-службой президента? Есть комментарии по Чечне?
- Нет, у них там полный бардак, никто ничего не знает. Лучше позвоните сами. Мои соболезнования по поводу суда.
- Будешь издеваться - выпорю!
Он набрал номер Братишко:
- Добрый день, Хмуренко.
- Какой Хмуренко? - ответил незнакомый голос. - Аналитическая... э-э-э... Александр Сергеевич?
- Да! Я могу поговорить с Аркадием Антоновичем?
- Господин Братишко уволен.
- За что, если не секрет?
- Только никаких ссылок на меня.
- Разумеется!
- За тезисы для президентского интервью CNN десятого апреля. Заговор генпрокуроров России и Швейцарии. Помните? Вроде бы президент хотел его в тот же день погнать, но потом решил выждать, чтобы не давать повода для беспочвенных слухов.
- Инара Филиппова. Ей нужно было это сделать еще лет двадцать назад. Хотите, расскажу вам очень поучительную душещипательную историю? - Оласаев попытался поудобнее устроиться на стуле, отчего тот снова жалобно заскрипел. - Давным-давно в городе Свердловске жили и дружили три товарища. И все трое любили одну девушку, прямо как у Ремарка, правда? Один из них погиб, только в отличие от Ремарка убили его не какие-то там ребята, а его же друзья, он, впрочем, и сам был виноват. В результате из двоих оставшихся один все свалил на второго, остался чистеньким и, в конце концов, дослужился до генпрокурора. Естественно, девушка автоматически досталась ему, поскольку второй сел. И надолго. Но девушку наш чистенький не любил, не ценил, а просто и банально использовал. В конце концов (поздновато, правда, через двадцать пять лет) ей это надоело, и она прикончила его, раздавила как таракана. Он и был натуральным тараканом.
- Вы забыли про второго, который отсидел, набрался в колонии опыта и, вернувшись, наверняка напомнил "чистенькому", кому он обязан своим положением. Этот второй, "грязненький", стал "чистенького" тоже банально использовать, а когда пришла беда, откуда не ждали, использовал по назначению не в меру пылкие чувства той самой девушки, которая теперь уже бабушка.
- Нет, гражданин следователь, сказочник из вас получился бы, конечно, отменный, но в нашей истории не было ничего подобного. У девушки и без чьих-либо добрых советов было достаточно оснований покончить с давним другом. Он ее подставил. Он держал на ее счете свои деньги, заработанные, естественно, преступным путем. Ради него, будучи уверенной, что он ее любит... все это, конечно, странно звучит, если вспомнить, что речь идет о людях, которым уже пятьдесят, но не важно. Ради него лично она еще готова была рисковать. Но когда выяснилось, что он регулярно просит ее снимать со счета... с ее, заметьте, счета деньги, которые потом тратит на своих не в меру обнаглевших любовниц, тут она, конечно, не выдержала. Так что вы имеете классическое убийство из ревности.
- Очень интересно, гражданин Оласаев. И откуда, позвольте полюбопытствовать, у вас столь обширные сведения по убийству Замятина, к которому вы, если верить вашим словам, тоже не имеете никакого отношения?
- Не тоже, а просто не имею. Жизненный опыт.
- А по поводу местонахождения гражданки Филипповой ваш жизненный опыт вам ничего не подсказывает?
- Нет.
В этот момент в дверь постучал Позняк. Турецкий подошел к нему и поинтересовался вполголоса:
- Глухо?
- Глухо, - кивнул Позняк.
- Я так и понял.
- То есть с арестом пока глухо. Филиппова вчера утром вылетела в Грецию. А найти ее в Греции - раз плюнуть, вопрос: захотят ли греки ее выдать. Может, у нее там двадцать адвокатов, и все схвачено.
- Думаю, и найти ее будет не раз плюнуть, - пробурчал Турецкий себе под нос, - уж больно легко Оласаев про нее колется. Ладно, это уже не наши проблемы. Все, на сегодня вы с Ильиным свободны.
Турецкий вернулся на место.
- Так когда, гражданин Оласаев, вы встречались с Филипповой в последний раз?
- Примерно две недели назад, точнее - четвертого числа, в воскресенье. У Инары в салоне. Чтобы вы лишний раз не спрашивали, Замятина я в последний раз видел там же и тогда же. Мы втроем сидели. Традиция у нас такая. Инара как бы хозяйка, собирает старых друзей.
- И из разговора Филипповой с Замятиным вы вынесли убеждение, что она собирается его убить?
- Нет, гражданин Турецкий. Это убеждение, как я уже сказал, я вынес из жизненного опыта. А что такое жизненный опыт, я вам объяснять не собираюсь. И вообще, вы мне надоели.
- Взаимно. - Турецкий вызвал конвоира. - Можете везти арестованного в следственный изолятор.
Турецкий. 18 апреля. 10.00
- Ну что? У тебя? - Турецкий повернулся к Ирине Генриховне спиной, чтобы не действовала ему на нервы своими укоряющими взглядами. Объяснять ей, что предстоящая пьянка с Грязновым не проходная, а, наоборот, весьма ответственная, он не хотел, полагая это ниже своего достоинства.
- Нет. - Грязнов замялся. Турецкий уже подумал, что он сейчас снова откажется. - Давай лучше у тебя в кабинете. У меня в другой раз.
- Ты, что ли, неделю посуду не мыл и стесняешься меня на порог пустить? - удивился Турецкий.
- Ну... Короче, встретимся - объясню...
- Так что там у тебя? - продолжил Турецкий прерванный диалог полчаса спустя, на пороге своего кабинета. Грязнов уже его ждал.
- Последний раз мы пили у меня с Ростиком, - Грязнов скривился, как от неспелого лимона, - что-то как-то мне... Не хочу! Давай с ним разберемся и забудем, а в следующий раз посидим у меня - обновим.
- Окропим святой водой, - согласился Турецкий. - Если ты стал таким суеверным, начнем с арбузовской бутылки. Или ты ее сбросил с Останкинской телебашни на головы беспечных москвичей?
- А говоришь еще, что я суеверный. Разливай.
Выпили. Грязнов крякнул для виду, принял позу, удобную для философствования, и произнес академическим тоном:
- Понимаешь, Саша! Ростик был классный мужик. Но шибко умный, или, правильнее сказать, - ушлый. И в МУРе он всегда умел крутиться, и взяток как бы не брал, и задницу особо никому не лизал, но квартиру получил без очереди в престижном районе, и тачку, еще в советские времена, и какие-то ведомственные гаражные кооперативы, профсоюзные путевки, и везде был свой человек! - После первой же длинной фразы профессорствовать Грязнову надоело, возможно коньяк подействовал. Он порозовел лицом и принялся говорить быстро, бурно жестикулируя. - Короче, когда он увидел, что за ту же работу... Как бы за ту же работу! Можно получать вдесятеро больше сразу ушел. Не подумай только, что я его за это осуждаю. Не за это! Ушел и ушел, его дело. Если бы жадность фраера не сгубила, остался бы классным мужиком. Я тебя уверяю: сто процентов, мог он сбить цену, отстегнуть этой Калашниковой тысяч двадцать "зеленых", наверняка они у него были, припугнул бы как следует - и был бы чист. Продолжал бы развозить генпрокуроров по шлюхам, и косить бабки. Но не захотел - пожадничал! А раз пожадничал получай 105, часть 2, пункт "к": убийство с целью сокрытия другого преступления, от восьми лет и до вышки! Поскольку мораторий на исполнение смертных приговоров - до пожизненного. И не стану я суетиться, чтобы дали ему по минимуму - восемь лет. Пусть себе крутого адвоката нанимает на сэкономленные бабки.
- Что-то я в его восемь лет слабо верю. - Турецкий закусил губу и задумался. - Вообще мне мое везение перестает нравиться. Лагуш раскололась с ходу - ладно, это еще в порядке вещей. У нее от страха мозги не работали. А на самом деле у нее совсем мозгов нет, в принципе. Но Арбузов твой...
- Погоди! - Грязнов налил и тут же выпил на скорую руку. - Погоди! Ты хочешь сказать, на нем еще мокрые дела висят? Тогда давай выкладывай все подробно.
- Не это я хочу сказать. Он признание нам пропел как по нотам, и мы оба развесили уши, я от радости, ты с тоски. А если как следует призадуматься - в его показаниях нестыковка на нестыковке. Почему Сосновский начал убирать исполнителей не сразу, не тридцатого числа, а две недели спустя?
- Ха! Сосновский! Ты думаешь, что постиг масштабность его замысла? Он же не просто кино про Замятина снимал, чтобы его уйти. Смотри: сначала он запускает порнуху на телевидение, Замятина временно отстраняют. Потом он посылает Ростика к Хмуренко, чтобы тот готовил общественное мнение: глядите, граждане россияне, Замятин не только по шлюхам шастает, но и берет взятки в особо крупных, столько уже набрал, что больше не лезет, и по-тихому уйти не получается. И, наконец, в решающий момент достает козырного туза: Оласаевы продают оружие террористам, а Замятин с Ильичевым их покрывают.
- Понятно все, - Турецкий замахал руками. - Я что, по-твоему, тупее паровоза? Я спорю с тем, что Сосновский умеет считать дальше, чем на ход вперед? Если он не убрал исполнителей сразу, значит, и не собирался! А к Хмуренко он мог кого угодно заслать, не обязательно Арбузова.
- Я уже вообще ни хрена не понимаю! - Грязнов от волнения пролил коньяк мимо рюмки. - Ты хочешь сказать, что вулканолога Максимова убрали не по приказу Сосновского, а Калашникову пришил не Ростик?!
- Давай по порядку. Калашникову пришил Ростик. Но обвинение держится только на его признании. И он это прекрасно понимает, помнишь, что он сказал? Стоит кому-нибудь настращать Лагуш, а она уже напугана до смерти, найти похожих на него кадров для опознания, и все - считай, против него ничего нет. Так что сидеть ему не восемь лет, а максимум до суда. На суде он заявит, что оговорил себя под давлением каких-то абстрактных мафиози, хорошо, если не под давлением следствия, и может быть свободен.
- А зачем он тогда вообще сознавался?!
- Вот! Тут мы переходим к первой части твоего предыдущего вопроса, кто убил Максимова? Я вижу только один ответ. - Турецкий замолчал, дожидаясь, пока Грязнов разольет остатки.
- Ну?! Не томи.
- Не нукай. Давай отвлечемся на минуту. Ты говорил, что Арбузов бескорыстно любил деньги. Говорил?
- Говорил.
- А теперь скажи мне, ты бы на его месте, получив деньги от Сосновского, не выложил бы все Замятину или еще лучше - Оласаеву за дополнительное вознаграждение? Не возражай сразу, подумай. Арбузов у нас не только жадный товарищ, но и ушлый - это твои собственные слова. А раз ушлый - значит рисковый.
- Ну допустим. Зачем ему было сознаваться в убийстве Калашниковой?
- Затем, что Оласаевы сидят в глубокой заднице, в первую очередь Мурад. И чтобы из нее выбраться, ему необходимо договориться с Сосновским. Для этого нужно иметь на руках хоть какой-нибудь козырь. Он отстегивает Арбузову десять - двадцать - пятьдесят тысяч, для Оласаева - копейки, и Ростик соглашается сделать признание и посидеть месяц в одиночке. А раз он чистосердечно во всем признался, значит, мы автоматически верим всем его словам. В том числе и про Сосновского, и про Максимова. А Максимов на самом деле жив: когда машина разлетелась на кусочки, никто фрагменты тела наверняка не собирал, друг к другу не прикладывал и опознания не делал. Оласаев его купил и держит про запас как решающий аргумент против Сосновского. И Замятина тоже убрал Оласаев руками Инары Филипповой, откуда у нее секретный яд из лабораторий ГБ? А он мог достать - при его связях с Росоружием. Он это и не особо скрывает, надеется, что Сосновский оценит. В общем, они крепко держат друг друга за задницу, и я думаю, скоро договорятся.
- Ну ты нагородил! - Грязнов рассмеялся. - Бог с ним, с Сосновским. Неужели Ростик выложил Оласаеву, что пришил Калашникову? Ты в своем уме?
- Тут, конечно, момент темный, - согласился Турецкий, - может, Оласаев сам допер, может, Арбузов в какой-то момент испугался, что я дожму это дело, и попросил Оласаева помочь ему обеспечить алиби.
- Ладно, исключительно для очистки совести. - Грязнов достал из кармана записную книжку и принялся дозваниваться до судмедэксперта, производившего вскрытие Максимова.
- Давай, давай, - подзадорил его Турецкий, - пока не выяснишь, вторую не начнем. А я пока бутерброды сварганю.
Грязнов терзал телефон больше получаса, с каждой минутой наливаясь краской все сильнее и сильнее. Турецкий, глядя на его страдания, несколько раз собирался нарушить собственное обещание и почать вторую бутылку, но всякий раз себя одергивал: если позволить ему расслабиться, данных по Максимову придется ждать до завтра. Наконец Грязнов дозвонился до нужного эксперта.
- Как "не проверяли"?!! - От крика Грязнова Турецкий дернулся и чуть не уронил все хозяйство со стола. - Уроды! - Грязнов вырвал у Турецкого бутылку. Потом позвонил своему заму Яковлеву и отдал распоряжение.
Турецкий включил телевизор, и вторую бутылку они прикончили под идиотский гангстерский боевик. Когда дали финальную рекламу, позвонил заместитель начальника МУРа Яковлев. Турецкий отдал трубку Грязнову, а сам поднял на параллельном аппарате.
- Это не Максимов, Вячеслав Иванович. У Максимова была родинка на правом плече, я проверил по имеющемуся описанию. Кто это, пока не понятно. Дактилоскопию провести не смогли - конечности сильно обуглены. Будем работать дальше. Но снятие пальцевых отпечатков в данном случае - вопрос не одного часа, поэтому, с вашего позволения, я откладываю его до завтра.
Грязнов ничего не ответил и повесил трубку.
- Ну, давай, Сан Борисыч, если ты такой пророк, шамань дальше. Что сбудется в жизни со мною?
В дверь постучали.
- Кто там? - крикнул Турецкий.
Грязнов сделал страшные глаза и зашипел:
- Гони на фиг! Как раз дважды налить осталось.
- Начальство, - отозвался из-за двери Меркулов.
Турецкий пошел открывать.
- По какому поводу гуляем? - поинтересовался Меркулов, морщась то ли от густого табачного дыма, то ли от перегара.
- Миримся, - угрюмо ответил Грязнов.
- Угу, - подтвердил Турецкий, распахивая окно.
- Спешу довести до вашего сведения, что гражданина Оласаева выпустили из-под стражи по состоянию здоровья. Только что наше генеральное и. о. подписало постановление об изменении меры пресечения. Тебе, Саня, сейчас сообщат об этом официально.
Грязнов пьяно усмехнулся и развел руками:
- Оно-то конечно, потому что что ж...
- Все-таки договорились, - хмыкнул Турецкий.
Хмуренко. Суббота. 15.00
- Александр Сергеевич! Как вы расцениваете решение суда?
- "Московский комсомолец". Господин Хмуренко! У вас есть миллион рублей или штраф за вас вдове господина Замятина заплатит телекомпания?
- Журнал "Итоги". Правда ли, что вы подали заявление об увольнении и собираетесь открыть свой собственный телеканал?
- Давайте не все сразу, пожалуйста. Правда, что я хотел бы открыть собственный телеканал, неправда, что у меня есть на это деньги. Неправда, что телекомпания будет платить за меня штраф. Неправда, что решение суда было справедливым и беспристрастным. Я буду его обжаловать в установленном порядке.
- Вы уверены, что Московский городской суд примет более справедливое решение?
- Нет. Не уверен.
- Если вам не удастся обжаловать сегодняшнее решение и оно останется в силе, вы сможете выплатить штраф из своего фонда в поддержку чести Замятина? На его счету достаточно средств?
- Если мне придется платить штраф, то к тому моменту будет достаточно. Все, до свидания, большое всем спасибо.
- Господин Хмуренко! Господин Хмуренко! Почему вы больше не появляетесь в эфире в будние дни?
- Все, прошу меня извинить, хотите знать подробности - смотрите сегодня вечером аналитическую программу.
Протолкавшись к своей машине, Хмуренко рванул с места и, отъехав настолько, чтобы здание суда скрылось из виду - за последние дни оно стало его раздражать, позвонил Ладе:
- Ты наконец связалась с пресс-службой президента? Есть комментарии по Чечне?
- Нет, у них там полный бардак, никто ничего не знает. Лучше позвоните сами. Мои соболезнования по поводу суда.
- Будешь издеваться - выпорю!
Он набрал номер Братишко:
- Добрый день, Хмуренко.
- Какой Хмуренко? - ответил незнакомый голос. - Аналитическая... э-э-э... Александр Сергеевич?
- Да! Я могу поговорить с Аркадием Антоновичем?
- Господин Братишко уволен.
- За что, если не секрет?
- Только никаких ссылок на меня.
- Разумеется!
- За тезисы для президентского интервью CNN десятого апреля. Заговор генпрокуроров России и Швейцарии. Помните? Вроде бы президент хотел его в тот же день погнать, но потом решил выждать, чтобы не давать повода для беспочвенных слухов.