Страница:
- Нет!!! - Турецкий еле успел клацнуть предохранителем, до того как девочка нажала на курок.
- А вы не бандит? - подозрительно поинтересовалась девочка.
- Милиционер, - отрезал Турецкий и через две ступеньки пошагал наверх.
- Мы с Бобом уважаем милиционеров, - донеслось вслед.
Инара. 1967 год
- Сегодня вы вступаете в большую кипучую жизнь, перед вами горизонты новых побед и новых свершений, вам строить светлое коммунистическое будущее нашей необъятной родины, крепить мир и международную солидарность... Толстая директриса школы осторожно смахивала пот с обильно наштукатуренного лица.
Выпускники слушали ее в жаркой, пропахшей краской тишине свежеотремонтированного актового зала - кто-то перешептываясь о своем, кто-то безудержно улыбаясь, кто-то даже украдкой вытирая слезы.
- Сегодня мы чествуем вас, выпускники 1967 года! Сегодня мы гордимся...
Инаре было скучно. Скучно и досадно слушать весь этот восторженный вздор, и особенно странно звучала эта речь из уст пожилой усталой директрисы. Вот в этом же розовом, давно не модном платье с аляповатыми желтыми тюльпанами на рахитичных серых ножках она встречала их первоклашками и, наверное, многих до них. И скольких еще проводит она в том же платье в "большую кипучую" жизнь, повторяя одни и те же слова, которые звучат скорее как панихида то ли по их детству, то ли по ее, директрисиной, жизни.
Школа для Инары была тюрьмой, постылой обязанностью и никому не нужной рутиной, и конечно же прощание с ней было праздником. Только отметить его хотелось не здесь, не так и не с этими людьми.
Девчонки в классе Инару Филиппову не любили, считали гордячкой и за глаза звали фифой. И потому, что она была красивее всех, и потому, что держалась всегда чуть покровительственно со всеми девчонками и надменно со всеми мальчишками, и, главное, потому, что, несмотря на весьма посредственные успехи в учебе, учителя всегда относились к ней более снисходительно, чем к остальным. Отец Инары был светилом советской медицины, хирургом с мировым именем, профессором и прочая, и прочая, и прочая... Естественно, ни на какие родительские собрания он не ходил, а видя в аттестатах дочери преимущественно тройки, относился к этому спокойно - главное, чтобы человек был хороший, а аттестат - это формальность, не более.
Мать Инары погибла в автомобильной катастрофе, когда Инаре было всего три года. Смерть жены была первой и единственной неудачей профессора Филиппова, ее он спасти не смог и, как бы замаливая тот грех, с тех пор работал как заведенный, оперировал по шесть-восемь часов в день, постоянно пропадал в командировках; в газетах, не только в местных, но и центральных, периодически появлялись статьи о том, как он спас от неминуемой смерти то какого-то выдающегося деятеля кубинской революции, то видного партийца из Вьетнама, Чехословакии или ГДР, или о том, что его доклад на международной конференции поднял на новую ступень авторитет советской науки.
Инару в школу подвозила служебная машина, у Инары было шелковое белье из Парижа, сапожки из Австрии и длиннющая беличья шуба - невиданная по тем временам роскошь, которую не могли себе позволить ни девчонки в классе, ни их мамы, ни учителя. Дома у Инары ели с саксонского фарфора, серебряными вилками и имели отдельные приборы для мяса и рыбы. А редких и хороших книг у ее отца было больше, чем "макулатуры" в школьной библиотеке. И еще она здорово рисовала портреты задумчивых мужчин и женщин и таких же задумчивых детей, как бы проникших в суть вещей и как бы познавших вселенскую скорбь. Все это определяло Инару как существо из другой галактики, к которому естественно испытывать ксенофобию.
Зато мальчишки Инару обожали и боготворили. К концу школы рейтинг-лист ее поклонников возглавляла тройка закадычных друзей: Серега Бармин, Мурад Оласаев и Вовка Замятин. Каждый из них втайне надеялся, что она предпочтет именно его, а Инара надеялась, что в ее жизни появится наконец кто-то взрослый и настоящий.
- ...Комсомольские стройки и суровые таежные просторы, новые открытия, целина и вечная мерзлота, океанские дали и космические высоты ждут вас, ребята, ваши возмужавшие плечи...
Активист и боксер-перворазрядник Сергей - большой, нескладный, с перебитым носом и стальной коронкой на верхнем левом резце - и смуглый красавец Мурад, с орлиным профилем и широкими смоляными вразлет бровями, похожий скорее на грузина, чем на казаха, сидели по обе стороны от Инары и ловили каждое слово. Им действительно представлялось, что вот уже завтра они пойдут покорять все вышеперечисленное. А комсорг школы и круглый отличник Володя с внешностью романтических героев Грина, а может Островского (Николая Алексеевича, конечно), даже согласно кивал в такт директрисиным призывам и лозунгам.
Слово взял представитель районо:
- Золотая медаль за выдающиеся успехи в учебе вручается Замятину Владимиру...
Розовея от удовольствия, Володя взлетел на сцену и галантно склонил голову, принимая заветную коробочку. Ответного слова от него никто не требовал, но он все же пообещал чего-то там не уронить, чего-то пронести через бури и невзгоды, чего-то не забыть и чего-то передать дальше.
В отличие, скажем, от олимпийских, школьные медали на шее носить не принято, но Володя был на этот счет другого мнения и быстренько прикрепил к награде заботливо припасенную красную ленточку - чтобы все видели, а коробочку бережно спрятал в карман.
- Дай поносить, - толкал в бок Володю Мурад.
- Лениться надо было меньше, такую же заработал бы, - все еще млея от удовольствия, философствовал Володя, однако медаль дал. Не поносить, конечно, но подержаться.
- Неужели вся золотая? - удивлялся Сергей, отобрав цацку у Мурада и взвешивая на ладони.
- Черта с два! В лучшем случае позолоченная, - тянул Мурад награду обратно. - Надо на зуб попробовать.
- Лучше в серную кислоту опустить.
- Нет, в царскую водку...
- Умники! - возмутился Володя. - Дайте Инаре посмотреть.
- Красиво, - улыбнулась Инара. - Поздравляю.
- Надо обмыть, - заявил Сергей.
- И сегодня же, - поддержал Мурад.
Пока они забавлялись с медалью, суровый мужик с шефствующего над школой Уралмаша быстренько вручил путевки в жизнь (в заводское ПТУ) наиболее толстолобым выпускникам, и начался торжественный концерт. Снисходительно послушали, вяло поаплодировали, предвкушая самое интересное - бал.
Но и бал оказался каким-то скучным. Под пару школьных вальсов в исполнении магнитофона Инара успела потанцевать со всеми одноклассниками и даже с учителем физкультуры. Троица "официальных" поклонников ревниво наблюдала из-за стола, попивая теплое ситро и ковыряя приготовленные родителями салаты и закуски.
- Давайте сбежим? - предложила Инара, которой торжество надоело окончательно.
- Гениально! - восхитился Мурад. - Исчезаем по одному.
- Встречаемся через полчаса на остановке - и в лес, - окончательно оформил идею Володя.
- А с тебя, медалист, причитается, - напомнил Сергей.
Мурад пришел не через полчаса, а через час, но даже не собирался извиняться. Судя по отсутствию праздничного костюма, который сменился обычным, повседневным, и наличию туго набитого рюкзака, он успел заскочить домой.
- Икра, хрусталь, шампанское, - с гордостью похлопал он по своей поклаже, - а также набор для праздничного фейерверка.
Почти час тряслись в автобусе, потом еще полчаса топали пешком. В результате искать идеальную поляну уже не было никаких сил. Остановились на первой попавшейся, давно обжитой любителями пикников, о чем свидетельствовали старые кострища, но на удивление чистой. За кустами шиповника в поздних сумерках блестела речка и безудержно орали лягушки.
Вдруг забыв про усталость, друзья весело бросились таскать дрова, разожгли костер. Все зверски проголодались, жалели о несъеденных салатах и с нетерпением поглядывали на рюкзак Мурада. А он демонстративно медленно развязывал тесемки. Потом, как фокусник, одними пальцами извлек тонкое одеяло и, встряхнув, расстелил его у ног Инары. За одеялом последовала скатерть из куска клеенки, старые газеты и топорик, в которых уже не было нужды - костер давно горел, фонарик, транзисторный приемник, нож, штопор, салфетки, соль, спички и еще целая куча никому не нужных туристских причиндалов.
- Ну! А хрусталь-икра-шампанское?!
- Маэстро, туш! - скомандовал Мурад и сам же, перекрикивая лягушек, этот туш изобразил: - Тру-ту-ту-ту-ту-ту-ту-ту-ту-ту-ту...
На скатерти появились граненые стаканы, бутерброды с колбасой, варенная в мундирах картошка и две бутылки ркацители.
- А для настоящих мужчин... блэнд кубинос сигарос, у отца стащил. - Он торжественно выложил в центр импровизированного стола одинокую толстенную сигару в алюминиевом футляре.
- Для настоящих мужчин... водка "Столичная". - Володя достал из кармана бутылку и, ловко сковырнув крышку, разлил по трем стаканам, а Инаре налил вина.
- Медаль топи, - распорядился Мурад.
Володя осторожно опустил в жидкость свое сокровище и поднял стакан:
- За будущее!
Бутерброды закончились быстро, а за ними и подпеченная в костре картошка, дососали даже горькую и вонючую с непривычки кубинскую сигару, и Сергей с Володей недвусмысленно поглядывали на рюкзак, в котором явно еще что-то осталось, причем довольно большое.
- А теперь фейерверк! - развеял призрачные надежды товарищей Мурад, вынув газетный сверток, в котором оказались несколько растолстевшие учебники. - Я их проселитровал, - объяснил он негнущиеся страницы и покоробленность знакомых обложек - "Алгебры", "Химии" и "Биологии".
Книги отправились в костер и вначале долго не желали загораться, а потом вдруг вспыхнули ослепительно ярким пламенем, рассыпая в ночь снопы оранжевых трескучих искр.
- Представляете, люди, я вот прямо только что стихи сочинил, - сообщил несколько захмелевший Сергей.
Смеясь, встречаем мы рассвет
И новой жизни шлем привет.
Родная школа позади,
И коммунизм впереди.
- Скажем прямо, не Евтушенко, - хмыкнул Володя.
- Кстати, - подхватил Мурад, - есть рифмы для продолжения этого эпического творения: комсомольцы - добровольцы, любовь - кровь, коммунизм ленинизм, бойцы - леденцы...
- Отцы - огурцы... - поддержал Володя.
- Да идите вы со своей критикой! - отмахнулся Сергей, а потом, вдруг вскочив на ноги, обежал поляну и, вернувшись с жиденьким букетом одуванчиков, упал перед Инарой на колени: - Инара, выходи за меня замуж, будешь моей музой, а я твоей. Ты будешь писать картины, а я стихи о любви. И пусть тогда эти злопыхатели подавятся слюной от черной зависти к нашим творческим успехам.
- Инара Руслановна! - оттолкнул Сергея Мурад, тоже бухнувшись на колени. - Вам не по пути с этим доморощенным лириком, будьте моей женой.
- Да плюнь ты на них! - Володя подсел сзади и жарко зашептал ей на ухо: - Смотри - я! Умный, красивый, перспективный...
- Еще и скромный, - откликнулся Сергей.
- Ага, и еще у него медаль есть, - добавил Мурад, - наступит голод, он ее продаст и накормит тысяч пять народу, а ему за это еще одну медаль дадут, правда поменьше, он и ее потом продаст, если голод наступит. И так до бесконечности.
- Выбирай, Инара. А то мы тут сейчас дуэль устроим...
- Не дуэль, а триэль, вас же трое. - С реки потянуло холодом, и Инара зябко повела плечами. - Холодно, мальчики.
Как по команде три пиджака сорвались с хозяйских плеч. Володя оказался проворнее всех и первым набросил свой пиджак Инаре на плечи, но Сергей с Мурадом, не смущаясь, накинули свои пиджаки сверху его.
- Так будешь выбирать? - не отставал Володя.
- Не буду.
- Может быть, ей всех милей королевич Елисей? - хмыкнул Мурад.
- Какой-такой Елисей?! - возмутился Сергей. - Покажите мне этого Елисея.
- Мальчики, солнце встает. - Инара поднялась, чтобы лучше видеть выползающий из-за верхушек дальних сосен солнечный диск.
- Правда, похоже на медаль? - восхищенно спросил Володя, осторожно обнимая Инару за плечи.
- Нет, - усмехнулась Инара. - Это медаль может быть похожа на солнце, а солнце ни на что не похоже. Солнце - это солнце.
- Первое солнце свободы! - провозгласил Сергей. - Здравствуй.
- А давайте поклянемся, что бы ни случилось, всегда быть вместе, предложил Володя.
- А чем мы скрепим эту пошлую клятву? - поинтересовался Мурад. Кровью?
- Нет. - Володя вынул любимый финский нож и ловко вырезал на стволе молоденького еще дуба: В.З. С.Б. М.О. И.Ф. - ВВ.
- И что такое ВВ? - не понял Мурад.
- Всегда вместе.
Турецкий. 5 апреля, понедельник. 20.20
- Кофе будете? - Сегодня Лидочка выглядела вполне спокойной.
- Кофе потом. - Турецкий сейчас с гораздо большим удовольствием выпил бы коньяку. Он был зол на себя и за дурацкую конспирацию, и за то, что не смог справиться с лохматым чучелом. Но злиться по большому счету бесполезно и даже неразумно, потому злость быстро нашла себе более подходящий объект, и им, естественно, оказался Братишко. Если б не этот гаденыш, не было бы ни утреннего клистира от генерального, ни этого пса. А интуиция подсказывала, что сейчас он узнает о нем очередную гадость.
"Важняк" придирчиво оглядел себя в зеркале и, не найдя на одежде вопиющих следов недавней схватки, прошел в комнату.
- Рассказывай.
- Знаете, Александр Борисович, я подумала и решила, что сама со всем справлюсь. Спасибо за вчерашнее...
- Не получится. - Турецкий демонстративно плюхнулся в кресло и сложил на груди руки. - У меня теперь в этом деле личная заинтересованность. Мне благодаря твоему Братишко сегодня клистир вставили...
- Вам?! - вдруг испугалась Лидочка.
- Мне. Пришла пора империи нанести ответный удар, а чтобы он попал в цель, империя желает знать все.
- Хорошо. - Она вздохнула, как показалось Турецкому, с облегчением и уселась на диван, поджав ноги. - Только я начну не с Братишко... Начну с Шестова...
Взглядом испросив разрешения, Турецкий закурил.
- Шестов - это кто?
- Шестов был моим непосредственным начальником...
- Извини, что снова перебиваю, но давай еще более сначала. Я, собственно, вообще о твоей взрослой жизни ничего не знаю. Костя молчит как хомяк, хоть приветы передает?
- Передает, - усмехнулась Лидочка.
- Ну и замечательно. Про то, что ты у нас дипломированный юрист, я знаю, а дальше хотя бы в общих чертах изложи, пожалуйста.
- В общих чертах. Примерно полгода назад я выиграла сумасшедший конкурс на замещение вакантной должности юриста в солидной и уважаемой фирме "Данко". Из тридцати претендентов выбрали меня, естественно, я себя зауважала, возгордилась, собеседования действительно были толковые, думала, сейчас начнется интересная работа. Как бы не так. Было всего одно нетривиальное дело: мы не могли получить экспортную лицензию, но в итоге обошлись без моей помощи. Насколько я понимаю, наш гендиректор отстегнул сколько положено - и сразу все решилось.
Хм, хм, подумал Турецкий. Экспортную лицензию?!
- А так, - продолжала она, - обычная рутина: договоры, договоры, договоры... типовые, как под копирку, пару исков в суд, ничего выдающегося, платят, правда, щедро. Причем откуда берутся средства - мне лично не ясно. Судя по тем документам, с которыми я работала, годовой оборот фирмы сравним с месячной зарплатой всех сотрудников, и при этом еще постоянно идут большие отчисления в общественные фонды, на благотворительность...
- А чем торгуете?
- Нефтью преимущественно.
- Круто.
- Может быть, - пожала плечами Лидочка, - только я этой нефти в глаза не видела, и, по-моему, никто не видел, но это, наверное, не важно. Может, все-таки кофе выпьете?
- Выпью, только про Шестова расскажи, и сразу пойдем пить кофе.
- Шестов погиб. Десять дней назад. И вот после его смерти-то все и началось.
- Стоп. - Турецкий загасил сигарету и достал записную книжку.- С этого места очень подробно. Как погиб, что началось? С датами и фамилиями.
- Леонид Макарович... это Шестов, был главным юрисконсультом, начальником юридического отдела, соответственно моим шефом. Двадцать шестого марта, в пятницу, он позвонил на работу, сказал, что болен и не придет. А вечером перезвонил снова и попросил меня привезти ему на дачу некоторые документы...
- Какие?
- Договоры на поставку все той же нефти. Он сказал, что поработает с бумагами в субботу. Естественно, я их привезла. Мы попили чаю, поболтали и расстались около десяти вечера. Дача у Шестова в Веледниково по Рижскому шоссе. Добралась я оттуда домой уже после полуночи, а в субботу позвонила Тая - это секретарша Фурманова, а Фурманов Глеб Евгеньевич - наш гендиректор, и сказала, что на даче у Шестова был пожар и он погиб...
- Так! - прервал Турецкий. - Документы были как-то связаны с той экспортной лицензией? И кому Фурманов давал взятку? Кому-нибудь... кому-нибудь в Минтопэнерго? - осторожно подсказал он.
Лидочка скептически покачала головой:
- Не знаю, не обязательно...
- Хорошо, хорошо, - махнул рукой Турецкий, - я в курсе.
- В курсе чего?
- Того, что кушать хотят не только в Минтопе, а еще и в таможенном комитете и прочих славных организациях. Скажи лучше, когда случился пожар?
- В том-то и дело, что до полуночи.
- И документы сгорели?
- Вы быстро соображаете, - невесело усмехнулась Лидочка.
- Тебя кто-нибудь допрашивал по этому поводу?
- Если вы имеете в виду милицию, то нет. Дело прекратили производством, видимо, сразу же, списав как несчастный случай. Но кое-кто оказался дотошнее милиции...
- Братишко?
- Да, этот домогается каких-то подробностей нашей последней встречи с шефом и, похоже, подозревает меня в краже этих злополучных документов. Но, главное, не он один. Некие темные личности требуют еще раз стащить бумаги...
- Что значит "темные личности"?
- Два мордоворота, один Андрей, другой Леша, фамилии мне не известны, род занятий тоже. Очевидно, чьи-то "шестерки", но я совершенно не представляю чьи. Так вот, они требуют добыть другие бумаги из сейфа Шестова, а заодно выдать им коммерческую информацию, которой я даже не обладаю. Причем ссылаются на то, что Шестову они заплатили, и заплатили много, речь шла о шестидесяти тысячах долларов, а он якобы поделился со мной. И разумеется, все поголовно угрожают повесить на меня смерть шефа.
- И с отцом ты обсуждать это не желаешь?
- Не желаю.
Турецкий поднялся.
- Ладно, пойдем пить кофе.
Пока Лидочка накрывала на стол, Турецкий обдумывал услышанное. Как она, интересно, собиралась сама с этим справляться? Сбежать собиралась, сигануть с балкона или натравить на уродов милицию? Да в гробу они ее видали, милицию.
- "Темные личности" и Братишко - независимые конторы или они вместе, как думаешь?
- Думаю, независимые.
- А Братишко к вашей фирме какое имеет отношение?
- Да, собственно, никакого. Он вроде как приятель или сын приятеля Фурманова, забегал иногда поболтать...
- А с тобой он на какой почве?..
- В один из своих набегов он вдруг как бы ко мне неровно задышал. Пару раз мы вместе поужинали. И все.
Турецкий потер затылок. Десять дней, блин! Сколько времени потеряли. Не хотела отца впутывать, мне бы рассказала или Грязнову. А теперь, чтобы все с этим пожаром прояснить, в лучшем случае еще неделя понадобится, а фирму проверить - и того больше. Станут ли "темные личности" ждать?
- Сильно на тебя жмут?
- Аркадий не очень, а эти двое прессингуют конкретно.
По дороге домой Турецкий решил, что нужно проверить, была ли смерть Лидочкиного шефа, вопреки ее утверждению, каким-то боком связана с делом о коррупции в Минтопэнерго, и заодно сочинял историю Лидочки для супруги, разумеется ничего общего не имеющую с действительностью. Долго и упорно перебирал всякие варианты и в результате остановился на самом банальном, но зато близком по духу впечатлительной Ирины Генриховны: ухажер Лидочки оказался отцом многодетного семейства, которое собирался ради нее бросить, но она, узнав про это, послала ухажера к черту, а он за ней бегает и устраивает сцены.
Редкая ахинея, конечно, но зато и Лидочка предстает в выгодном свете и подробностей не потребуется - кто же о таких глубоко интимных вещах станет рассказывать хоть и с детства знакомому, но по большому счету чужому человеку.
Турецкий про себя повторил печальную повесть несколько раз, чтобы потом не сбиться и не запутаться, но Ирину уже, оказывается, занимали другие проблемы. Она сидела, сосредоточенно уткнувшись в экран телевизора, и взволнованно грызла печенье.
- Саша, иди скорее, объясни, он это или не он! - Снова крутили пикантные кадры. - Я уже ничего не понимаю, как бы он, а пробую мысленно надеть на него мундир или костюм - как бы и не он...
- А поужинать можно? - Смотреть на эту порнографию Турецкому не хотелось, а в предчувствии того, что только этим кино он и будет заниматься в ближайшее время, не хотелось вдвойне.
- Котлеты на печке, только жевать приходи сюда, будешь комментировать.
Пока Турецкий разогрел котлеты, комментировать ему стало уже нечего ролик-то всего на три минуты, к тому же комментировать взялся профессиональный комментатор. Ведущий еженедельной аналитической программы новостей Хмуренко, который в будние дни на экране появлялся крайне редко, сегодня счел своим долгом высказаться:
"Нашим корреспондентам не удалось сегодня встретиться с временно отстраненным от должности генпрокурора Владимиром Замятиным, который в данный момент пребывает в доме отдыха "Архангельское", расположенном в пятнадцати километрах от Москвы по Калужскому шоссе. Территория дома отдыха охраняется сотрудниками милиции, которые не позволили нашей съемочной группе проехать внутрь, а телефонные звонки туда остаются без ответа. Но "Независимая газета" опубликовала следующее высказывание Замятина по поводу разразившегося сегодня скандала: "Материалы, связанные с моей личной жизнью, добыты преступным путем с грубым нарушением закона. Ничего противозаконного я не делал".
- Его правда отстранили? - удивлялась Ирина. - А кого назначили? Костю?
- Не Костю, дай послушать спокойно.
- Можно подумать, для тебя это новости... - обиделась супруга, но ненадолго замолчала.
"Напомним, что назначение Владимира Замятина на пост генерального прокурора многими в свое время было воспринято с удовлетворением, если не сказать с восторгом. Замятин устроил всех представителей регионов и все политические группы, представленные в Совете Федерации. Наконец-то Генпрокуратуру возглавил человек, не связанный ни со столичной тусовкой, ни с мафиозными структурами, ни с олигархами, - обыкновенный доктор юридических наук, специалист в области государственного и конституционного права. "Человек из нутра прокуратуры, причем не следственно-надзорного нутра, где все и варилось, а из института по изучению причин преступности, где всякое варево не только пробовалось, но и обсуждалось" - так оценил назначение тогдашний председатель Совета Федерации.
Сразу после своего назначения, на встрече с председателем правительства, Владимир Замятин в качестве своего первого шага в должности генерального прокурора назвал оздоровление морально-психологической атмосферы в органах прокуратуры. В качестве второго - усиление правозащитного потенциала прокуратуры, активизацию ее функций по борьбе с преступностью путем усиления надзора за органами дознания и следствия, а также за оперативно-розыскной деятельностью. Третьим шагом, как полагал Замятин, должно было стать принятие мер для усиления кадров прокуратуры..."
- Саш, объясни, зачем он нам все это рассказывает? Все подробностей ждут: кто, где, с кем, когда...
- И сколько раз?
- И это тоже интересно, а он про фракции, может, лучше фильм посмотрим?
- Ир, будь человеком, завари чаю, - взмолился Турецкий.
"...Не секрет, что своим назначением Замятин во многом обязан известному российскому предпринимателю Вилли Сосновскому, который и представил Замятина президенту. Однако буквально в последние дни Замятин поручил возбудить несколько уголовных дел о финансовых злоупотреблениях, поводом для чего послужили материалы СМИ. И фигурируют в этих делах компании, имеющие непосредственное отношение к Сосновскому! Дальнейшее развитие событий пока непредсказуемо. Будут ли продолжены следственные мероприятия?"
Хмуренко натужно сглотнул слюну и, заглянув в бумажку, уставился в камеру. Видимо, сейчас должен был последовать какой-то сюжет, но что-то у них там не сложилось, и Хмуренко, извинившись, сменил тему:
"Сегодня состоялся пленум ЦК КПРФ, на котором обсуждалась стратегия объединения левых сил в преддверии парламентских выборов. Видимо, в целях объединения и консолидации из состава ЦК с треском были исключены два видных коммунистических деятеля.
Вместе с моими коллегами мы готовим серию передач под общим названием "Болезнь левизны, или Левые болеют расколом". Первую часть смотрите в нашей еженедельной аналитической программе. В репортажах наших корреспондентов, архивных материалах и интервью с людьми изнутри и снаружи сущность КПРФ, деньги КПСС и теневые спонсоры коммунистов..."
Хмуренко. 6 апреля. 10.40
- ...С 1972 по 1985 год работал старшим научным сотрудником в ведомственном НИИ Генпрокуратуры по изучению причин преступности, с 1985 по 1991-й - заместителем прокурора Москвы, в сентябре 1991-го благополучно вернулся назад в свой НИИ и был его директором до 1997 года. В институте, в 1972-1985 годах, завел дружбу с Виктором Ильичевым: работали вместе, доктор юридических наук Ильичев даже был свидетелем у него на свадьбе.
- Александр Сергеевич! Все, это понятно, ля-ля-фа-фа, тылы-былы. Тот, кому интересно, биографию уже прочел. А я - проштудировал. Про то, что Ильичев был у него шафером, допустим, нигде не упоминается. Но это же туфта все. Вопрос: поддерживали они отношения до последнего времени или нет и какую роль сыграл Ильичев и коммунисты вообще в продвижении Замятина на должность генпрокурора? Закулисную имеется в виду.
- А вы не бандит? - подозрительно поинтересовалась девочка.
- Милиционер, - отрезал Турецкий и через две ступеньки пошагал наверх.
- Мы с Бобом уважаем милиционеров, - донеслось вслед.
Инара. 1967 год
- Сегодня вы вступаете в большую кипучую жизнь, перед вами горизонты новых побед и новых свершений, вам строить светлое коммунистическое будущее нашей необъятной родины, крепить мир и международную солидарность... Толстая директриса школы осторожно смахивала пот с обильно наштукатуренного лица.
Выпускники слушали ее в жаркой, пропахшей краской тишине свежеотремонтированного актового зала - кто-то перешептываясь о своем, кто-то безудержно улыбаясь, кто-то даже украдкой вытирая слезы.
- Сегодня мы чествуем вас, выпускники 1967 года! Сегодня мы гордимся...
Инаре было скучно. Скучно и досадно слушать весь этот восторженный вздор, и особенно странно звучала эта речь из уст пожилой усталой директрисы. Вот в этом же розовом, давно не модном платье с аляповатыми желтыми тюльпанами на рахитичных серых ножках она встречала их первоклашками и, наверное, многих до них. И скольких еще проводит она в том же платье в "большую кипучую" жизнь, повторяя одни и те же слова, которые звучат скорее как панихида то ли по их детству, то ли по ее, директрисиной, жизни.
Школа для Инары была тюрьмой, постылой обязанностью и никому не нужной рутиной, и конечно же прощание с ней было праздником. Только отметить его хотелось не здесь, не так и не с этими людьми.
Девчонки в классе Инару Филиппову не любили, считали гордячкой и за глаза звали фифой. И потому, что она была красивее всех, и потому, что держалась всегда чуть покровительственно со всеми девчонками и надменно со всеми мальчишками, и, главное, потому, что, несмотря на весьма посредственные успехи в учебе, учителя всегда относились к ней более снисходительно, чем к остальным. Отец Инары был светилом советской медицины, хирургом с мировым именем, профессором и прочая, и прочая, и прочая... Естественно, ни на какие родительские собрания он не ходил, а видя в аттестатах дочери преимущественно тройки, относился к этому спокойно - главное, чтобы человек был хороший, а аттестат - это формальность, не более.
Мать Инары погибла в автомобильной катастрофе, когда Инаре было всего три года. Смерть жены была первой и единственной неудачей профессора Филиппова, ее он спасти не смог и, как бы замаливая тот грех, с тех пор работал как заведенный, оперировал по шесть-восемь часов в день, постоянно пропадал в командировках; в газетах, не только в местных, но и центральных, периодически появлялись статьи о том, как он спас от неминуемой смерти то какого-то выдающегося деятеля кубинской революции, то видного партийца из Вьетнама, Чехословакии или ГДР, или о том, что его доклад на международной конференции поднял на новую ступень авторитет советской науки.
Инару в школу подвозила служебная машина, у Инары было шелковое белье из Парижа, сапожки из Австрии и длиннющая беличья шуба - невиданная по тем временам роскошь, которую не могли себе позволить ни девчонки в классе, ни их мамы, ни учителя. Дома у Инары ели с саксонского фарфора, серебряными вилками и имели отдельные приборы для мяса и рыбы. А редких и хороших книг у ее отца было больше, чем "макулатуры" в школьной библиотеке. И еще она здорово рисовала портреты задумчивых мужчин и женщин и таких же задумчивых детей, как бы проникших в суть вещей и как бы познавших вселенскую скорбь. Все это определяло Инару как существо из другой галактики, к которому естественно испытывать ксенофобию.
Зато мальчишки Инару обожали и боготворили. К концу школы рейтинг-лист ее поклонников возглавляла тройка закадычных друзей: Серега Бармин, Мурад Оласаев и Вовка Замятин. Каждый из них втайне надеялся, что она предпочтет именно его, а Инара надеялась, что в ее жизни появится наконец кто-то взрослый и настоящий.
- ...Комсомольские стройки и суровые таежные просторы, новые открытия, целина и вечная мерзлота, океанские дали и космические высоты ждут вас, ребята, ваши возмужавшие плечи...
Активист и боксер-перворазрядник Сергей - большой, нескладный, с перебитым носом и стальной коронкой на верхнем левом резце - и смуглый красавец Мурад, с орлиным профилем и широкими смоляными вразлет бровями, похожий скорее на грузина, чем на казаха, сидели по обе стороны от Инары и ловили каждое слово. Им действительно представлялось, что вот уже завтра они пойдут покорять все вышеперечисленное. А комсорг школы и круглый отличник Володя с внешностью романтических героев Грина, а может Островского (Николая Алексеевича, конечно), даже согласно кивал в такт директрисиным призывам и лозунгам.
Слово взял представитель районо:
- Золотая медаль за выдающиеся успехи в учебе вручается Замятину Владимиру...
Розовея от удовольствия, Володя взлетел на сцену и галантно склонил голову, принимая заветную коробочку. Ответного слова от него никто не требовал, но он все же пообещал чего-то там не уронить, чего-то пронести через бури и невзгоды, чего-то не забыть и чего-то передать дальше.
В отличие, скажем, от олимпийских, школьные медали на шее носить не принято, но Володя был на этот счет другого мнения и быстренько прикрепил к награде заботливо припасенную красную ленточку - чтобы все видели, а коробочку бережно спрятал в карман.
- Дай поносить, - толкал в бок Володю Мурад.
- Лениться надо было меньше, такую же заработал бы, - все еще млея от удовольствия, философствовал Володя, однако медаль дал. Не поносить, конечно, но подержаться.
- Неужели вся золотая? - удивлялся Сергей, отобрав цацку у Мурада и взвешивая на ладони.
- Черта с два! В лучшем случае позолоченная, - тянул Мурад награду обратно. - Надо на зуб попробовать.
- Лучше в серную кислоту опустить.
- Нет, в царскую водку...
- Умники! - возмутился Володя. - Дайте Инаре посмотреть.
- Красиво, - улыбнулась Инара. - Поздравляю.
- Надо обмыть, - заявил Сергей.
- И сегодня же, - поддержал Мурад.
Пока они забавлялись с медалью, суровый мужик с шефствующего над школой Уралмаша быстренько вручил путевки в жизнь (в заводское ПТУ) наиболее толстолобым выпускникам, и начался торжественный концерт. Снисходительно послушали, вяло поаплодировали, предвкушая самое интересное - бал.
Но и бал оказался каким-то скучным. Под пару школьных вальсов в исполнении магнитофона Инара успела потанцевать со всеми одноклассниками и даже с учителем физкультуры. Троица "официальных" поклонников ревниво наблюдала из-за стола, попивая теплое ситро и ковыряя приготовленные родителями салаты и закуски.
- Давайте сбежим? - предложила Инара, которой торжество надоело окончательно.
- Гениально! - восхитился Мурад. - Исчезаем по одному.
- Встречаемся через полчаса на остановке - и в лес, - окончательно оформил идею Володя.
- А с тебя, медалист, причитается, - напомнил Сергей.
Мурад пришел не через полчаса, а через час, но даже не собирался извиняться. Судя по отсутствию праздничного костюма, который сменился обычным, повседневным, и наличию туго набитого рюкзака, он успел заскочить домой.
- Икра, хрусталь, шампанское, - с гордостью похлопал он по своей поклаже, - а также набор для праздничного фейерверка.
Почти час тряслись в автобусе, потом еще полчаса топали пешком. В результате искать идеальную поляну уже не было никаких сил. Остановились на первой попавшейся, давно обжитой любителями пикников, о чем свидетельствовали старые кострища, но на удивление чистой. За кустами шиповника в поздних сумерках блестела речка и безудержно орали лягушки.
Вдруг забыв про усталость, друзья весело бросились таскать дрова, разожгли костер. Все зверски проголодались, жалели о несъеденных салатах и с нетерпением поглядывали на рюкзак Мурада. А он демонстративно медленно развязывал тесемки. Потом, как фокусник, одними пальцами извлек тонкое одеяло и, встряхнув, расстелил его у ног Инары. За одеялом последовала скатерть из куска клеенки, старые газеты и топорик, в которых уже не было нужды - костер давно горел, фонарик, транзисторный приемник, нож, штопор, салфетки, соль, спички и еще целая куча никому не нужных туристских причиндалов.
- Ну! А хрусталь-икра-шампанское?!
- Маэстро, туш! - скомандовал Мурад и сам же, перекрикивая лягушек, этот туш изобразил: - Тру-ту-ту-ту-ту-ту-ту-ту-ту-ту-ту...
На скатерти появились граненые стаканы, бутерброды с колбасой, варенная в мундирах картошка и две бутылки ркацители.
- А для настоящих мужчин... блэнд кубинос сигарос, у отца стащил. - Он торжественно выложил в центр импровизированного стола одинокую толстенную сигару в алюминиевом футляре.
- Для настоящих мужчин... водка "Столичная". - Володя достал из кармана бутылку и, ловко сковырнув крышку, разлил по трем стаканам, а Инаре налил вина.
- Медаль топи, - распорядился Мурад.
Володя осторожно опустил в жидкость свое сокровище и поднял стакан:
- За будущее!
Бутерброды закончились быстро, а за ними и подпеченная в костре картошка, дососали даже горькую и вонючую с непривычки кубинскую сигару, и Сергей с Володей недвусмысленно поглядывали на рюкзак, в котором явно еще что-то осталось, причем довольно большое.
- А теперь фейерверк! - развеял призрачные надежды товарищей Мурад, вынув газетный сверток, в котором оказались несколько растолстевшие учебники. - Я их проселитровал, - объяснил он негнущиеся страницы и покоробленность знакомых обложек - "Алгебры", "Химии" и "Биологии".
Книги отправились в костер и вначале долго не желали загораться, а потом вдруг вспыхнули ослепительно ярким пламенем, рассыпая в ночь снопы оранжевых трескучих искр.
- Представляете, люди, я вот прямо только что стихи сочинил, - сообщил несколько захмелевший Сергей.
Смеясь, встречаем мы рассвет
И новой жизни шлем привет.
Родная школа позади,
И коммунизм впереди.
- Скажем прямо, не Евтушенко, - хмыкнул Володя.
- Кстати, - подхватил Мурад, - есть рифмы для продолжения этого эпического творения: комсомольцы - добровольцы, любовь - кровь, коммунизм ленинизм, бойцы - леденцы...
- Отцы - огурцы... - поддержал Володя.
- Да идите вы со своей критикой! - отмахнулся Сергей, а потом, вдруг вскочив на ноги, обежал поляну и, вернувшись с жиденьким букетом одуванчиков, упал перед Инарой на колени: - Инара, выходи за меня замуж, будешь моей музой, а я твоей. Ты будешь писать картины, а я стихи о любви. И пусть тогда эти злопыхатели подавятся слюной от черной зависти к нашим творческим успехам.
- Инара Руслановна! - оттолкнул Сергея Мурад, тоже бухнувшись на колени. - Вам не по пути с этим доморощенным лириком, будьте моей женой.
- Да плюнь ты на них! - Володя подсел сзади и жарко зашептал ей на ухо: - Смотри - я! Умный, красивый, перспективный...
- Еще и скромный, - откликнулся Сергей.
- Ага, и еще у него медаль есть, - добавил Мурад, - наступит голод, он ее продаст и накормит тысяч пять народу, а ему за это еще одну медаль дадут, правда поменьше, он и ее потом продаст, если голод наступит. И так до бесконечности.
- Выбирай, Инара. А то мы тут сейчас дуэль устроим...
- Не дуэль, а триэль, вас же трое. - С реки потянуло холодом, и Инара зябко повела плечами. - Холодно, мальчики.
Как по команде три пиджака сорвались с хозяйских плеч. Володя оказался проворнее всех и первым набросил свой пиджак Инаре на плечи, но Сергей с Мурадом, не смущаясь, накинули свои пиджаки сверху его.
- Так будешь выбирать? - не отставал Володя.
- Не буду.
- Может быть, ей всех милей королевич Елисей? - хмыкнул Мурад.
- Какой-такой Елисей?! - возмутился Сергей. - Покажите мне этого Елисея.
- Мальчики, солнце встает. - Инара поднялась, чтобы лучше видеть выползающий из-за верхушек дальних сосен солнечный диск.
- Правда, похоже на медаль? - восхищенно спросил Володя, осторожно обнимая Инару за плечи.
- Нет, - усмехнулась Инара. - Это медаль может быть похожа на солнце, а солнце ни на что не похоже. Солнце - это солнце.
- Первое солнце свободы! - провозгласил Сергей. - Здравствуй.
- А давайте поклянемся, что бы ни случилось, всегда быть вместе, предложил Володя.
- А чем мы скрепим эту пошлую клятву? - поинтересовался Мурад. Кровью?
- Нет. - Володя вынул любимый финский нож и ловко вырезал на стволе молоденького еще дуба: В.З. С.Б. М.О. И.Ф. - ВВ.
- И что такое ВВ? - не понял Мурад.
- Всегда вместе.
Турецкий. 5 апреля, понедельник. 20.20
- Кофе будете? - Сегодня Лидочка выглядела вполне спокойной.
- Кофе потом. - Турецкий сейчас с гораздо большим удовольствием выпил бы коньяку. Он был зол на себя и за дурацкую конспирацию, и за то, что не смог справиться с лохматым чучелом. Но злиться по большому счету бесполезно и даже неразумно, потому злость быстро нашла себе более подходящий объект, и им, естественно, оказался Братишко. Если б не этот гаденыш, не было бы ни утреннего клистира от генерального, ни этого пса. А интуиция подсказывала, что сейчас он узнает о нем очередную гадость.
"Важняк" придирчиво оглядел себя в зеркале и, не найдя на одежде вопиющих следов недавней схватки, прошел в комнату.
- Рассказывай.
- Знаете, Александр Борисович, я подумала и решила, что сама со всем справлюсь. Спасибо за вчерашнее...
- Не получится. - Турецкий демонстративно плюхнулся в кресло и сложил на груди руки. - У меня теперь в этом деле личная заинтересованность. Мне благодаря твоему Братишко сегодня клистир вставили...
- Вам?! - вдруг испугалась Лидочка.
- Мне. Пришла пора империи нанести ответный удар, а чтобы он попал в цель, империя желает знать все.
- Хорошо. - Она вздохнула, как показалось Турецкому, с облегчением и уселась на диван, поджав ноги. - Только я начну не с Братишко... Начну с Шестова...
Взглядом испросив разрешения, Турецкий закурил.
- Шестов - это кто?
- Шестов был моим непосредственным начальником...
- Извини, что снова перебиваю, но давай еще более сначала. Я, собственно, вообще о твоей взрослой жизни ничего не знаю. Костя молчит как хомяк, хоть приветы передает?
- Передает, - усмехнулась Лидочка.
- Ну и замечательно. Про то, что ты у нас дипломированный юрист, я знаю, а дальше хотя бы в общих чертах изложи, пожалуйста.
- В общих чертах. Примерно полгода назад я выиграла сумасшедший конкурс на замещение вакантной должности юриста в солидной и уважаемой фирме "Данко". Из тридцати претендентов выбрали меня, естественно, я себя зауважала, возгордилась, собеседования действительно были толковые, думала, сейчас начнется интересная работа. Как бы не так. Было всего одно нетривиальное дело: мы не могли получить экспортную лицензию, но в итоге обошлись без моей помощи. Насколько я понимаю, наш гендиректор отстегнул сколько положено - и сразу все решилось.
Хм, хм, подумал Турецкий. Экспортную лицензию?!
- А так, - продолжала она, - обычная рутина: договоры, договоры, договоры... типовые, как под копирку, пару исков в суд, ничего выдающегося, платят, правда, щедро. Причем откуда берутся средства - мне лично не ясно. Судя по тем документам, с которыми я работала, годовой оборот фирмы сравним с месячной зарплатой всех сотрудников, и при этом еще постоянно идут большие отчисления в общественные фонды, на благотворительность...
- А чем торгуете?
- Нефтью преимущественно.
- Круто.
- Может быть, - пожала плечами Лидочка, - только я этой нефти в глаза не видела, и, по-моему, никто не видел, но это, наверное, не важно. Может, все-таки кофе выпьете?
- Выпью, только про Шестова расскажи, и сразу пойдем пить кофе.
- Шестов погиб. Десять дней назад. И вот после его смерти-то все и началось.
- Стоп. - Турецкий загасил сигарету и достал записную книжку.- С этого места очень подробно. Как погиб, что началось? С датами и фамилиями.
- Леонид Макарович... это Шестов, был главным юрисконсультом, начальником юридического отдела, соответственно моим шефом. Двадцать шестого марта, в пятницу, он позвонил на работу, сказал, что болен и не придет. А вечером перезвонил снова и попросил меня привезти ему на дачу некоторые документы...
- Какие?
- Договоры на поставку все той же нефти. Он сказал, что поработает с бумагами в субботу. Естественно, я их привезла. Мы попили чаю, поболтали и расстались около десяти вечера. Дача у Шестова в Веледниково по Рижскому шоссе. Добралась я оттуда домой уже после полуночи, а в субботу позвонила Тая - это секретарша Фурманова, а Фурманов Глеб Евгеньевич - наш гендиректор, и сказала, что на даче у Шестова был пожар и он погиб...
- Так! - прервал Турецкий. - Документы были как-то связаны с той экспортной лицензией? И кому Фурманов давал взятку? Кому-нибудь... кому-нибудь в Минтопэнерго? - осторожно подсказал он.
Лидочка скептически покачала головой:
- Не знаю, не обязательно...
- Хорошо, хорошо, - махнул рукой Турецкий, - я в курсе.
- В курсе чего?
- Того, что кушать хотят не только в Минтопе, а еще и в таможенном комитете и прочих славных организациях. Скажи лучше, когда случился пожар?
- В том-то и дело, что до полуночи.
- И документы сгорели?
- Вы быстро соображаете, - невесело усмехнулась Лидочка.
- Тебя кто-нибудь допрашивал по этому поводу?
- Если вы имеете в виду милицию, то нет. Дело прекратили производством, видимо, сразу же, списав как несчастный случай. Но кое-кто оказался дотошнее милиции...
- Братишко?
- Да, этот домогается каких-то подробностей нашей последней встречи с шефом и, похоже, подозревает меня в краже этих злополучных документов. Но, главное, не он один. Некие темные личности требуют еще раз стащить бумаги...
- Что значит "темные личности"?
- Два мордоворота, один Андрей, другой Леша, фамилии мне не известны, род занятий тоже. Очевидно, чьи-то "шестерки", но я совершенно не представляю чьи. Так вот, они требуют добыть другие бумаги из сейфа Шестова, а заодно выдать им коммерческую информацию, которой я даже не обладаю. Причем ссылаются на то, что Шестову они заплатили, и заплатили много, речь шла о шестидесяти тысячах долларов, а он якобы поделился со мной. И разумеется, все поголовно угрожают повесить на меня смерть шефа.
- И с отцом ты обсуждать это не желаешь?
- Не желаю.
Турецкий поднялся.
- Ладно, пойдем пить кофе.
Пока Лидочка накрывала на стол, Турецкий обдумывал услышанное. Как она, интересно, собиралась сама с этим справляться? Сбежать собиралась, сигануть с балкона или натравить на уродов милицию? Да в гробу они ее видали, милицию.
- "Темные личности" и Братишко - независимые конторы или они вместе, как думаешь?
- Думаю, независимые.
- А Братишко к вашей фирме какое имеет отношение?
- Да, собственно, никакого. Он вроде как приятель или сын приятеля Фурманова, забегал иногда поболтать...
- А с тобой он на какой почве?..
- В один из своих набегов он вдруг как бы ко мне неровно задышал. Пару раз мы вместе поужинали. И все.
Турецкий потер затылок. Десять дней, блин! Сколько времени потеряли. Не хотела отца впутывать, мне бы рассказала или Грязнову. А теперь, чтобы все с этим пожаром прояснить, в лучшем случае еще неделя понадобится, а фирму проверить - и того больше. Станут ли "темные личности" ждать?
- Сильно на тебя жмут?
- Аркадий не очень, а эти двое прессингуют конкретно.
По дороге домой Турецкий решил, что нужно проверить, была ли смерть Лидочкиного шефа, вопреки ее утверждению, каким-то боком связана с делом о коррупции в Минтопэнерго, и заодно сочинял историю Лидочки для супруги, разумеется ничего общего не имеющую с действительностью. Долго и упорно перебирал всякие варианты и в результате остановился на самом банальном, но зато близком по духу впечатлительной Ирины Генриховны: ухажер Лидочки оказался отцом многодетного семейства, которое собирался ради нее бросить, но она, узнав про это, послала ухажера к черту, а он за ней бегает и устраивает сцены.
Редкая ахинея, конечно, но зато и Лидочка предстает в выгодном свете и подробностей не потребуется - кто же о таких глубоко интимных вещах станет рассказывать хоть и с детства знакомому, но по большому счету чужому человеку.
Турецкий про себя повторил печальную повесть несколько раз, чтобы потом не сбиться и не запутаться, но Ирину уже, оказывается, занимали другие проблемы. Она сидела, сосредоточенно уткнувшись в экран телевизора, и взволнованно грызла печенье.
- Саша, иди скорее, объясни, он это или не он! - Снова крутили пикантные кадры. - Я уже ничего не понимаю, как бы он, а пробую мысленно надеть на него мундир или костюм - как бы и не он...
- А поужинать можно? - Смотреть на эту порнографию Турецкому не хотелось, а в предчувствии того, что только этим кино он и будет заниматься в ближайшее время, не хотелось вдвойне.
- Котлеты на печке, только жевать приходи сюда, будешь комментировать.
Пока Турецкий разогрел котлеты, комментировать ему стало уже нечего ролик-то всего на три минуты, к тому же комментировать взялся профессиональный комментатор. Ведущий еженедельной аналитической программы новостей Хмуренко, который в будние дни на экране появлялся крайне редко, сегодня счел своим долгом высказаться:
"Нашим корреспондентам не удалось сегодня встретиться с временно отстраненным от должности генпрокурора Владимиром Замятиным, который в данный момент пребывает в доме отдыха "Архангельское", расположенном в пятнадцати километрах от Москвы по Калужскому шоссе. Территория дома отдыха охраняется сотрудниками милиции, которые не позволили нашей съемочной группе проехать внутрь, а телефонные звонки туда остаются без ответа. Но "Независимая газета" опубликовала следующее высказывание Замятина по поводу разразившегося сегодня скандала: "Материалы, связанные с моей личной жизнью, добыты преступным путем с грубым нарушением закона. Ничего противозаконного я не делал".
- Его правда отстранили? - удивлялась Ирина. - А кого назначили? Костю?
- Не Костю, дай послушать спокойно.
- Можно подумать, для тебя это новости... - обиделась супруга, но ненадолго замолчала.
"Напомним, что назначение Владимира Замятина на пост генерального прокурора многими в свое время было воспринято с удовлетворением, если не сказать с восторгом. Замятин устроил всех представителей регионов и все политические группы, представленные в Совете Федерации. Наконец-то Генпрокуратуру возглавил человек, не связанный ни со столичной тусовкой, ни с мафиозными структурами, ни с олигархами, - обыкновенный доктор юридических наук, специалист в области государственного и конституционного права. "Человек из нутра прокуратуры, причем не следственно-надзорного нутра, где все и варилось, а из института по изучению причин преступности, где всякое варево не только пробовалось, но и обсуждалось" - так оценил назначение тогдашний председатель Совета Федерации.
Сразу после своего назначения, на встрече с председателем правительства, Владимир Замятин в качестве своего первого шага в должности генерального прокурора назвал оздоровление морально-психологической атмосферы в органах прокуратуры. В качестве второго - усиление правозащитного потенциала прокуратуры, активизацию ее функций по борьбе с преступностью путем усиления надзора за органами дознания и следствия, а также за оперативно-розыскной деятельностью. Третьим шагом, как полагал Замятин, должно было стать принятие мер для усиления кадров прокуратуры..."
- Саш, объясни, зачем он нам все это рассказывает? Все подробностей ждут: кто, где, с кем, когда...
- И сколько раз?
- И это тоже интересно, а он про фракции, может, лучше фильм посмотрим?
- Ир, будь человеком, завари чаю, - взмолился Турецкий.
"...Не секрет, что своим назначением Замятин во многом обязан известному российскому предпринимателю Вилли Сосновскому, который и представил Замятина президенту. Однако буквально в последние дни Замятин поручил возбудить несколько уголовных дел о финансовых злоупотреблениях, поводом для чего послужили материалы СМИ. И фигурируют в этих делах компании, имеющие непосредственное отношение к Сосновскому! Дальнейшее развитие событий пока непредсказуемо. Будут ли продолжены следственные мероприятия?"
Хмуренко натужно сглотнул слюну и, заглянув в бумажку, уставился в камеру. Видимо, сейчас должен был последовать какой-то сюжет, но что-то у них там не сложилось, и Хмуренко, извинившись, сменил тему:
"Сегодня состоялся пленум ЦК КПРФ, на котором обсуждалась стратегия объединения левых сил в преддверии парламентских выборов. Видимо, в целях объединения и консолидации из состава ЦК с треском были исключены два видных коммунистических деятеля.
Вместе с моими коллегами мы готовим серию передач под общим названием "Болезнь левизны, или Левые болеют расколом". Первую часть смотрите в нашей еженедельной аналитической программе. В репортажах наших корреспондентов, архивных материалах и интервью с людьми изнутри и снаружи сущность КПРФ, деньги КПСС и теневые спонсоры коммунистов..."
Хмуренко. 6 апреля. 10.40
- ...С 1972 по 1985 год работал старшим научным сотрудником в ведомственном НИИ Генпрокуратуры по изучению причин преступности, с 1985 по 1991-й - заместителем прокурора Москвы, в сентябре 1991-го благополучно вернулся назад в свой НИИ и был его директором до 1997 года. В институте, в 1972-1985 годах, завел дружбу с Виктором Ильичевым: работали вместе, доктор юридических наук Ильичев даже был свидетелем у него на свадьбе.
- Александр Сергеевич! Все, это понятно, ля-ля-фа-фа, тылы-былы. Тот, кому интересно, биографию уже прочел. А я - проштудировал. Про то, что Ильичев был у него шафером, допустим, нигде не упоминается. Но это же туфта все. Вопрос: поддерживали они отношения до последнего времени или нет и какую роль сыграл Ильичев и коммунисты вообще в продвижении Замятина на должность генпрокурора? Закулисную имеется в виду.