Страница:
Терять кровную собственность обидно. Возглавляемое Дулепиным предприятие длительное время процветало. Рабочие не могли нарадоваться, помимо зарплаты были и премиальные, и отпускные. Затем по неизвестным причинам — в этом тоже неплохо бы разобраться — производство резко пошло на спад, и завод оказался на грани банкротства. Что ж, и не такие предприятия пускали по миру. В подобных случаях панацеей от многих бед является укрупнение. Евгений Трофимович тоже пошел по такому проторенному пути, организовав холдинг, куда помимо металлургического вошли два предприятия поменьше: «Стандарт» из Нижегородской области, это механическая фабрика, и «Прибормонтаж» из Владимирской.
Новое объединение еще больше обострило конфликт между Дулепиным и городской администрацией. Мы тут, понимаешь, для земляков из кожи вон лезем, ведем борьбу с чужаками, а этот мало того что сам москвич, так еще привлекает в Зеленодольск бог знает кого, из чужих областей. Не бывать этому произволу!
Не выдержав напора городских властей, Дулепин согласился продать свой завод, то бишь акции. Получив же всего треть оговоренной суммы, он обратился в суд. Это произошло в конце октября прошлого года. Через несколько дней он таинственным образом исчез. Когда его труп с огнестрельными и ножевыми ранениями обнаружили, экспертиза установила, что с момента убийства прошла примерно неделя.
На металлургическом заводе наступил период междуцарствия. Рабочие с трудом соображали, что творится в руководстве. Нижегородский совладелец Консовский боялся, что акции будут распылены, и зачастил в Зеленодольск. Однажды он был застрелен при выезде из города. Потом выяснилось, его акции еще раньше были куплены по генеральной доверенности и передаточным удостоверениям некой мелкой фирмой, которой нынче и след простыл.
Видя череду расправ, третий совладелец, фамилия у него под стать — Треногов, совсем перестал появляться на металлургическом заводе. Он терпеливо ждал успешного окончания следствия, отвечая отказом на все предложения расстаться со своими акциями. Осторожный предприниматель был застрелен снайпером в своем родном городке Красная Горбатка, в воскресенье, средь бела дня, когда безмятежно выходил из магазина с прозаическим названием «Садовод» — любил разводить на даче цветы.
…Памятуя о событиях предыдущего приезда, приведших к долгому стоянию в мастерской шиномонтажа, Яковлев поставил свою «девятку» возле самого входа в здание УВД, да еще попросил часового иногда поглядывать на нее — нет ли рядом подозрительной возни.
Из поливановских материалов Яковлев выяснил, что непосредственно перед гибелью Дулепин столовался, точнее, ужинал в ресторане «Счастливый дракон». Экспертиза обнаружила специфическую пищу — такую, какая готовилась в Зеленодольске и окрестностях всего лишь в одном месте: недавно открывшемся в центре города китайском ресторане, быстро получившем популярность. Мелькнув разок, больше в материалах следствия это название не фигурировало. Однако не мог же Поливанов не поехать туда, не искать там свидетелей. Наверняка он там был. И какие-то показания получил, и, очевидно, важные, раз они пропали. Придется восстанавливать. Хотя кое-что и осталось. Например, фотографии Дулепина в деле имелись, Яковлев предусмотрительно захватил их с собой. Если первый следователь посетил ресторан, то можно не сомневаться, что он показывал их для опознания.
В УВД ему объяснили, как пройти к «Счастливому дракону», поэтому Владимир легко его нашел. Вход представлял собой прямоугольную арку ярко-красного цвета, по бокам которой висели два огромных фонаря в форме таблеток. Название ресторана было написано золотистыми буквами, стилизованными под иероглифы. Плод смелой дизайнерской мысли привел к тому, что разобрать название было невозможно. Миновав узкий холл, Яковлев очутился в затемненном зале. На стенах был нарисован бамбук в огромном количестве. Как ни странно, почти все столики в это дневное время оказались заняты посетителями.
С услужливой улыбкой к Яковлеву приблизился высокий, крупный мужчина. Напрасно такого взяли сюда на работу: если кто и был непохож на китайца, это он — рыхлое лицо с выпуклыми голубыми глазами, жидкие светлые волосы аккуратно расчесаны на пробор.
— Мне нужен администратор, — сказал Владимир.
— Это я. Чем могу быть полезен?
— Как вас зовут?
— Борис Леонидович, с вашего позволения.
Яковлев показал свое удостоверение. В глазах администратора едва заметно мелькнула искорка разочарования: ошибся в человеке, это не клиент. Он пригласил оперуполномоченного в свой кабинет. Показав ему фотографии Дулепина, Владимир сказал, что хочет узнать, видели ли этого человека в ресторане в тот злополучный октябрьский вечер.
— К нам уже приходили с подобным вопросом, — ответил Борис Леонидович. — Правда, не сразу, дней через десять после его гибели. Поэтому люди могли что-то и забыть. К тому же интерьер у нас несколько сумрачный, яркий свет не делаем. Так что сведениями такого рода здесь разжиться трудно. Сам я этого человека не видел — был в то время в отпуске. Так сказать, имею алиби. Единственный, кто рассказал следователю нечто вразумительное, был официант, который их обслуживал.
— Значит, он был не один?
— Да кто сюда ходит поодиночке? Скучно. Ведь надо с кем-то пошутить насчет еды палочками — неизменный повод для веселья. Этот мужчина тоже ужинал с двоими товарищами. Я вообще не понимаю, — он вдруг резко перешел на раздражительный тон, — для чего ваш коллега записывал слова официанта?! Ведь все подробно записывал, уточнял, переспрашивал Сеню десять раз.
— Пропали показания. А этот официант…
— Сеня, Семен Беклемишев. Он у нас уже не работает, — с полуслова понял Борис Леонидович. — Но это не беда, парень находится в зоне досягаемости — устроился в загородный ресторан «Старая мельница».
Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Здесь работал — погиб Дулепин, туда перешел — погиб вице-мэр. Уж не наводчик ли? Хотя нет, ведь Поливанов-старший и Лагман зашли в тот ресторан экспромтом. Неужели группа убийц постоянно находится в такой степени готовности, чтобы примчаться по первому звонку в любое указанное место? Маловероятно. Однако прощупать официанта придется. По пути в Москву обязательно надо завернуть в «Старую мельницу». А сейчас еще предстоит встреча с милицейским оперуполномоченным Шаповаловым.
Насколько успел понять Яковлев, майор работал достаточно бестолково. То ли сообразительности ему не хватало, то ли способностей. Это видно по одному поливановскому делу. Например, зачем он убрал машину погибшего с места преступления? Такие школярские промашки нельзя объяснить даже провинциальной закваской.
Эксперты еще не успели разобраться, что к чему, а он уже приказал убрать автомобиль. Это же ни в какие ворота не лезет! Осмотр места преступления тоже сделан тяп-ляп. Тудоровские практиканты дадут ему десять очков вперед. Это же курам на смех: пропустить такое вещественное доказательство, как обломок клинка кортика.
Так что толку от разговора с майором ждать нечего. А встретиться нужно — он всегда прибывает первым на место преступления. То ли это случайность, то ли просто других оперов нет, так либо иначе акты осмотра чаще всего составлены Шаповаловым. Вот и нужно выяснить, почему так получается. Может, и тут кроется какой-нибудь зеленодольский секрет.
Если говорить конкретно, то сейчас Яковлев в первую очередь хотел поинтересоваться убийством нижегородского предпринимателя Консовского, одного из совладельцев металлургического завода. Владислав Федорович стал второй жертвой в борьбе за доходную собственность. Как и Дулепин, он был застрелен на выезде из Зеленодольска. Нужно проверить, какие еще имеются совпадения.
В отделении милиции никого не было, и оно напоминало заброшенную деревню. Это ощущение усугублялось тем, что здесь было холодно, ощущались сильные сквозняки, и все двери неимоверно скрипели, как в доме с привидениями.
Рядом с Владимиром сидел полноватый мужчина в кителе, так натянутом на животе, что казалось, пуговицы при малейшем движении могут с треском отлететь. А лицо у этого увальня было сухощавое, без единой жиринки. Будто в природе произошла путаница, и пышному телу досталась голова, предназначенная совсем другой фигуре.
— Вот вы, Николай Михайлович, приехали на место преступления. Кто вам сообщил про убийство Консовского?
— Поступил вызов из дежурной части. А им позвонил какой-то москвич. Я потом восстанавливал события. Консовский ехал на своей «Ниве». Один, сам за рулем. У него вообще не было телохранителей, а водителя в загородные поездки он не брал. Короче говоря, вскоре после выезда из города, примерно через километр, в него сзади врезалась машина. Консовский, видать, вышел, чтобы разобраться с лихачами, тут его и застрелили. Убили, водворили обратно в «Ниву», а сами уехали. Да, такая деталь — у «Нивы» горели габаритные огни. Сам ли водитель их включил или преступники, неизвестно. Оставив труп в машине, мерзавцы исчезли. «Нива» с включенными огнями стояла возле обочины, никому не мешала, никто на нее не обращал внимания, все мчались мимо. Все-таки трасса. Часа три так простояла. А потом рядом остановился какой-то проезжий из Москвы, его адрес известен, он не знал дорогу и хотел уточнить, когда будет нужный поворот. Подошел, сначала ему показалось, что водитель сидя спит. Ну а потом заметил на шее потеки крови. Сразу позвонил в милицию, объяснил, где находится машина с покойником…
— Как вы установили личность убитого?
— При нем оказалась прорва документов: паспорт, права, уйма удостоверений, справок. Все на имя Владислава Федоровича Консовского, некоторые с фотографиями.
— Из них стало ясно, что он является одним из совладельцев металлургического завода?
— Нет. Из служебных удостоверений у него имелись только корочки директора механической фабрики «Стандарт».
— Ну а когда выяснилось, для чего он приезжал в Зеленодольск?
— Сначала мы, конечно, ничего не знали. Позвонили по месту прописки, в тамошнее отделение милиции, они сообщили жене, та утром приехала. Кажется, она обо всем и рассказала.
— Николай Михайлович, кажется или точно? — насторожился Яковлев.
Шаповалов задумался:
— Сейчас трудно сказать. Постараюсь вспомнить. Понимаете, вокруг была такая круговерть, все меня дергали, о чем-то спрашивали. Мне нужно сосредоточиться, чтобы восстановить события.
— Постарайтесь, пожалуйста. Вспомните, что вы сказали Поливанову. Он ведь расспрашивал вас об этом?
— Юрий Павлович? Кажется, нет.
— Ну вот, опять «кажется».
Насмешливый тон москвича задел майора. Он попытался перейти в атаку:
— Вы спрашиваете меня о совершенно несущественных мелочах. Какая разница, когда я узнал про цель приезда Консовского?! Это же не имеет никакого значения.
— Если бы не имело, я бы и спрашивать не стал. Вы, Николай Михайлович, забываете, что для нас на первом плане поиски убийц Поливанова. Поэтому я во многом стараюсь повторить траекторию его движения в проводимом им следствии об убийстве троих предпринимателей. К сожалению, часть его бумаг утеряна, нужно восстановить опорные точки их содержания. Вы же понимаете, что рано или поздно документы найдутся, по крайней мере будут обнаружены их копии. Тогда любые несоответствия дадут пищу для выводов. Поэтому точность ответов пойдет вам на пользу.
— Мне говорили, что это дело передано Марату Касаткину.
— Правильно, пусть им занимается. В этом отношении следствие про убийство Поливанова шире: оно включает знакомство с делами, которые он вел, без этого не обойтись. Если будет частичное дублирование с Касаткиным, от этого никому не станет хуже. Кстати, вы с ним хорошо знакомы?
— Не очень.
Владимир еще поспрашивал Шаповалова, сделал ксерокопии с составленных тем актов осмотров, после чего уехал. Обоим собеседникам казалось, что каждый недоволен другим. Чем он не понравился майору, Владимир мог только догадываться. Хотя бы тем, что у него прорвалась неприязнь к этому оперуполномоченному. Да и трудно было ее скрыть. Поведение Шаповалова было, мягко говоря, странным. Казалось, порой тот сам удивлялся правдивости своих слов и, спохватившись, пытался сгладить их тяжеловесной выдумкой.
У официантов в ресторанах выходной плавающий, однако извечное везение Яковлева выручило его и на этот раз: Беклемишев оказался на работе. Высокий, стройный парень в форменной одежде, состоявшей из синих брюк и холщовой рубашки без воротника, с веревочными завязками вместо пуговиц. У посетителей должно было складываться впечатление, что их обслуживает настоящий мельник.
Показав Семену фотографии Дулепина, Владимир попросил официанта вспомнить, с кем тот ужинал в «Счастливом драконе».
— Я уже рассказывал, меня следователь спрашивал.
— К сожалению, из-за трагических обстоятельств те показания пропали. Вы слышали о том, что следователь Поливанов погиб?
— Так это он был?! Я же не знал его фамилии.
— Юрий Павлович не показывал свое удостоверение?
— Показывал. Но я не запомнил, — простодушно признался Семен. — Посмотрел на должность, и все.
— Ладно. Так что вы рассказали ему про тех посетителей?
— Их было трое. Один чуть постарше, в очках, волосы торчком. Двое других похожи, как близнецы. Высокие, широкоплечие, один был в костюме, другой — в фирменном свитере.
— Что за фирма?
— Не помню. Была там какая-то эмблема типа герба. Меня следователь спрашивал про особые приметы. Так я сказал: у одного, который в костюме, на левой ладони, — он показал место между большим и указательным пальцами, — была татуировка: якорек.
— Она так бросалась в глаза, что вы ее запомнили?
— Не знаю, но я тогда присматривался. Моя приятельница обзавелась бабочкой на спине и меня уговаривала сделать наколку. Поэтому я присматривался к татуировкам, выбирал рисунок поинтересней.
— Ну и на чем остановились? На якорьке? — насмешливо спросил Яковлев.
— Не. Сперва хотел нарисовать дракончика, то есть в честь ресторана. А потом вообще передумал делать татуировку.
— Почему?
— Приятельнице моей сказали, что кололи особым составом, который через месяц рассосется и рисунка не останется. Уже чуть ли не полгода прошло, а он по-прежнему на месте. Вот я и передумал, — объяснил Беклемишев.
— Вы, я смотрю, обстоятельный человек, — улыбнулся Владимир, — на мякине не проведешь. Скажите, что вас заставило перейти из «Счастливого дракона» сюда?
— Раз уж находимся при еде, так мы и питаемся на работе. А мне за три месяца эти улитки по-сычуаньски и рисовая лапша надоели хуже горькой редьки.
Глава 12 Предшественница Оксаны
Глава 13 Красная нить
Новое объединение еще больше обострило конфликт между Дулепиным и городской администрацией. Мы тут, понимаешь, для земляков из кожи вон лезем, ведем борьбу с чужаками, а этот мало того что сам москвич, так еще привлекает в Зеленодольск бог знает кого, из чужих областей. Не бывать этому произволу!
Не выдержав напора городских властей, Дулепин согласился продать свой завод, то бишь акции. Получив же всего треть оговоренной суммы, он обратился в суд. Это произошло в конце октября прошлого года. Через несколько дней он таинственным образом исчез. Когда его труп с огнестрельными и ножевыми ранениями обнаружили, экспертиза установила, что с момента убийства прошла примерно неделя.
На металлургическом заводе наступил период междуцарствия. Рабочие с трудом соображали, что творится в руководстве. Нижегородский совладелец Консовский боялся, что акции будут распылены, и зачастил в Зеленодольск. Однажды он был застрелен при выезде из города. Потом выяснилось, его акции еще раньше были куплены по генеральной доверенности и передаточным удостоверениям некой мелкой фирмой, которой нынче и след простыл.
Видя череду расправ, третий совладелец, фамилия у него под стать — Треногов, совсем перестал появляться на металлургическом заводе. Он терпеливо ждал успешного окончания следствия, отвечая отказом на все предложения расстаться со своими акциями. Осторожный предприниматель был застрелен снайпером в своем родном городке Красная Горбатка, в воскресенье, средь бела дня, когда безмятежно выходил из магазина с прозаическим названием «Садовод» — любил разводить на даче цветы.
…Памятуя о событиях предыдущего приезда, приведших к долгому стоянию в мастерской шиномонтажа, Яковлев поставил свою «девятку» возле самого входа в здание УВД, да еще попросил часового иногда поглядывать на нее — нет ли рядом подозрительной возни.
Из поливановских материалов Яковлев выяснил, что непосредственно перед гибелью Дулепин столовался, точнее, ужинал в ресторане «Счастливый дракон». Экспертиза обнаружила специфическую пищу — такую, какая готовилась в Зеленодольске и окрестностях всего лишь в одном месте: недавно открывшемся в центре города китайском ресторане, быстро получившем популярность. Мелькнув разок, больше в материалах следствия это название не фигурировало. Однако не мог же Поливанов не поехать туда, не искать там свидетелей. Наверняка он там был. И какие-то показания получил, и, очевидно, важные, раз они пропали. Придется восстанавливать. Хотя кое-что и осталось. Например, фотографии Дулепина в деле имелись, Яковлев предусмотрительно захватил их с собой. Если первый следователь посетил ресторан, то можно не сомневаться, что он показывал их для опознания.
В УВД ему объяснили, как пройти к «Счастливому дракону», поэтому Владимир легко его нашел. Вход представлял собой прямоугольную арку ярко-красного цвета, по бокам которой висели два огромных фонаря в форме таблеток. Название ресторана было написано золотистыми буквами, стилизованными под иероглифы. Плод смелой дизайнерской мысли привел к тому, что разобрать название было невозможно. Миновав узкий холл, Яковлев очутился в затемненном зале. На стенах был нарисован бамбук в огромном количестве. Как ни странно, почти все столики в это дневное время оказались заняты посетителями.
С услужливой улыбкой к Яковлеву приблизился высокий, крупный мужчина. Напрасно такого взяли сюда на работу: если кто и был непохож на китайца, это он — рыхлое лицо с выпуклыми голубыми глазами, жидкие светлые волосы аккуратно расчесаны на пробор.
— Мне нужен администратор, — сказал Владимир.
— Это я. Чем могу быть полезен?
— Как вас зовут?
— Борис Леонидович, с вашего позволения.
Яковлев показал свое удостоверение. В глазах администратора едва заметно мелькнула искорка разочарования: ошибся в человеке, это не клиент. Он пригласил оперуполномоченного в свой кабинет. Показав ему фотографии Дулепина, Владимир сказал, что хочет узнать, видели ли этого человека в ресторане в тот злополучный октябрьский вечер.
— К нам уже приходили с подобным вопросом, — ответил Борис Леонидович. — Правда, не сразу, дней через десять после его гибели. Поэтому люди могли что-то и забыть. К тому же интерьер у нас несколько сумрачный, яркий свет не делаем. Так что сведениями такого рода здесь разжиться трудно. Сам я этого человека не видел — был в то время в отпуске. Так сказать, имею алиби. Единственный, кто рассказал следователю нечто вразумительное, был официант, который их обслуживал.
— Значит, он был не один?
— Да кто сюда ходит поодиночке? Скучно. Ведь надо с кем-то пошутить насчет еды палочками — неизменный повод для веселья. Этот мужчина тоже ужинал с двоими товарищами. Я вообще не понимаю, — он вдруг резко перешел на раздражительный тон, — для чего ваш коллега записывал слова официанта?! Ведь все подробно записывал, уточнял, переспрашивал Сеню десять раз.
— Пропали показания. А этот официант…
— Сеня, Семен Беклемишев. Он у нас уже не работает, — с полуслова понял Борис Леонидович. — Но это не беда, парень находится в зоне досягаемости — устроился в загородный ресторан «Старая мельница».
Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Здесь работал — погиб Дулепин, туда перешел — погиб вице-мэр. Уж не наводчик ли? Хотя нет, ведь Поливанов-старший и Лагман зашли в тот ресторан экспромтом. Неужели группа убийц постоянно находится в такой степени готовности, чтобы примчаться по первому звонку в любое указанное место? Маловероятно. Однако прощупать официанта придется. По пути в Москву обязательно надо завернуть в «Старую мельницу». А сейчас еще предстоит встреча с милицейским оперуполномоченным Шаповаловым.
Насколько успел понять Яковлев, майор работал достаточно бестолково. То ли сообразительности ему не хватало, то ли способностей. Это видно по одному поливановскому делу. Например, зачем он убрал машину погибшего с места преступления? Такие школярские промашки нельзя объяснить даже провинциальной закваской.
Эксперты еще не успели разобраться, что к чему, а он уже приказал убрать автомобиль. Это же ни в какие ворота не лезет! Осмотр места преступления тоже сделан тяп-ляп. Тудоровские практиканты дадут ему десять очков вперед. Это же курам на смех: пропустить такое вещественное доказательство, как обломок клинка кортика.
Так что толку от разговора с майором ждать нечего. А встретиться нужно — он всегда прибывает первым на место преступления. То ли это случайность, то ли просто других оперов нет, так либо иначе акты осмотра чаще всего составлены Шаповаловым. Вот и нужно выяснить, почему так получается. Может, и тут кроется какой-нибудь зеленодольский секрет.
Если говорить конкретно, то сейчас Яковлев в первую очередь хотел поинтересоваться убийством нижегородского предпринимателя Консовского, одного из совладельцев металлургического завода. Владислав Федорович стал второй жертвой в борьбе за доходную собственность. Как и Дулепин, он был застрелен на выезде из Зеленодольска. Нужно проверить, какие еще имеются совпадения.
В отделении милиции никого не было, и оно напоминало заброшенную деревню. Это ощущение усугублялось тем, что здесь было холодно, ощущались сильные сквозняки, и все двери неимоверно скрипели, как в доме с привидениями.
Рядом с Владимиром сидел полноватый мужчина в кителе, так натянутом на животе, что казалось, пуговицы при малейшем движении могут с треском отлететь. А лицо у этого увальня было сухощавое, без единой жиринки. Будто в природе произошла путаница, и пышному телу досталась голова, предназначенная совсем другой фигуре.
— Вот вы, Николай Михайлович, приехали на место преступления. Кто вам сообщил про убийство Консовского?
— Поступил вызов из дежурной части. А им позвонил какой-то москвич. Я потом восстанавливал события. Консовский ехал на своей «Ниве». Один, сам за рулем. У него вообще не было телохранителей, а водителя в загородные поездки он не брал. Короче говоря, вскоре после выезда из города, примерно через километр, в него сзади врезалась машина. Консовский, видать, вышел, чтобы разобраться с лихачами, тут его и застрелили. Убили, водворили обратно в «Ниву», а сами уехали. Да, такая деталь — у «Нивы» горели габаритные огни. Сам ли водитель их включил или преступники, неизвестно. Оставив труп в машине, мерзавцы исчезли. «Нива» с включенными огнями стояла возле обочины, никому не мешала, никто на нее не обращал внимания, все мчались мимо. Все-таки трасса. Часа три так простояла. А потом рядом остановился какой-то проезжий из Москвы, его адрес известен, он не знал дорогу и хотел уточнить, когда будет нужный поворот. Подошел, сначала ему показалось, что водитель сидя спит. Ну а потом заметил на шее потеки крови. Сразу позвонил в милицию, объяснил, где находится машина с покойником…
— Как вы установили личность убитого?
— При нем оказалась прорва документов: паспорт, права, уйма удостоверений, справок. Все на имя Владислава Федоровича Консовского, некоторые с фотографиями.
— Из них стало ясно, что он является одним из совладельцев металлургического завода?
— Нет. Из служебных удостоверений у него имелись только корочки директора механической фабрики «Стандарт».
— Ну а когда выяснилось, для чего он приезжал в Зеленодольск?
— Сначала мы, конечно, ничего не знали. Позвонили по месту прописки, в тамошнее отделение милиции, они сообщили жене, та утром приехала. Кажется, она обо всем и рассказала.
— Николай Михайлович, кажется или точно? — насторожился Яковлев.
Шаповалов задумался:
— Сейчас трудно сказать. Постараюсь вспомнить. Понимаете, вокруг была такая круговерть, все меня дергали, о чем-то спрашивали. Мне нужно сосредоточиться, чтобы восстановить события.
— Постарайтесь, пожалуйста. Вспомните, что вы сказали Поливанову. Он ведь расспрашивал вас об этом?
— Юрий Павлович? Кажется, нет.
— Ну вот, опять «кажется».
Насмешливый тон москвича задел майора. Он попытался перейти в атаку:
— Вы спрашиваете меня о совершенно несущественных мелочах. Какая разница, когда я узнал про цель приезда Консовского?! Это же не имеет никакого значения.
— Если бы не имело, я бы и спрашивать не стал. Вы, Николай Михайлович, забываете, что для нас на первом плане поиски убийц Поливанова. Поэтому я во многом стараюсь повторить траекторию его движения в проводимом им следствии об убийстве троих предпринимателей. К сожалению, часть его бумаг утеряна, нужно восстановить опорные точки их содержания. Вы же понимаете, что рано или поздно документы найдутся, по крайней мере будут обнаружены их копии. Тогда любые несоответствия дадут пищу для выводов. Поэтому точность ответов пойдет вам на пользу.
— Мне говорили, что это дело передано Марату Касаткину.
— Правильно, пусть им занимается. В этом отношении следствие про убийство Поливанова шире: оно включает знакомство с делами, которые он вел, без этого не обойтись. Если будет частичное дублирование с Касаткиным, от этого никому не станет хуже. Кстати, вы с ним хорошо знакомы?
— Не очень.
Владимир еще поспрашивал Шаповалова, сделал ксерокопии с составленных тем актов осмотров, после чего уехал. Обоим собеседникам казалось, что каждый недоволен другим. Чем он не понравился майору, Владимир мог только догадываться. Хотя бы тем, что у него прорвалась неприязнь к этому оперуполномоченному. Да и трудно было ее скрыть. Поведение Шаповалова было, мягко говоря, странным. Казалось, порой тот сам удивлялся правдивости своих слов и, спохватившись, пытался сгладить их тяжеловесной выдумкой.
У официантов в ресторанах выходной плавающий, однако извечное везение Яковлева выручило его и на этот раз: Беклемишев оказался на работе. Высокий, стройный парень в форменной одежде, состоявшей из синих брюк и холщовой рубашки без воротника, с веревочными завязками вместо пуговиц. У посетителей должно было складываться впечатление, что их обслуживает настоящий мельник.
Показав Семену фотографии Дулепина, Владимир попросил официанта вспомнить, с кем тот ужинал в «Счастливом драконе».
— Я уже рассказывал, меня следователь спрашивал.
— К сожалению, из-за трагических обстоятельств те показания пропали. Вы слышали о том, что следователь Поливанов погиб?
— Так это он был?! Я же не знал его фамилии.
— Юрий Павлович не показывал свое удостоверение?
— Показывал. Но я не запомнил, — простодушно признался Семен. — Посмотрел на должность, и все.
— Ладно. Так что вы рассказали ему про тех посетителей?
— Их было трое. Один чуть постарше, в очках, волосы торчком. Двое других похожи, как близнецы. Высокие, широкоплечие, один был в костюме, другой — в фирменном свитере.
— Что за фирма?
— Не помню. Была там какая-то эмблема типа герба. Меня следователь спрашивал про особые приметы. Так я сказал: у одного, который в костюме, на левой ладони, — он показал место между большим и указательным пальцами, — была татуировка: якорек.
— Она так бросалась в глаза, что вы ее запомнили?
— Не знаю, но я тогда присматривался. Моя приятельница обзавелась бабочкой на спине и меня уговаривала сделать наколку. Поэтому я присматривался к татуировкам, выбирал рисунок поинтересней.
— Ну и на чем остановились? На якорьке? — насмешливо спросил Яковлев.
— Не. Сперва хотел нарисовать дракончика, то есть в честь ресторана. А потом вообще передумал делать татуировку.
— Почему?
— Приятельнице моей сказали, что кололи особым составом, который через месяц рассосется и рисунка не останется. Уже чуть ли не полгода прошло, а он по-прежнему на месте. Вот я и передумал, — объяснил Беклемишев.
— Вы, я смотрю, обстоятельный человек, — улыбнулся Владимир, — на мякине не проведешь. Скажите, что вас заставило перейти из «Счастливого дракона» сюда?
— Раз уж находимся при еде, так мы и питаемся на работе. А мне за три месяца эти улитки по-сычуаньски и рисовая лапша надоели хуже горькой редьки.
Глава 12 Предшественница Оксаны
Разговоры с Земцовой о встрече превратились в настоящую проблему. Можно было подумать, что она не скромный сотрудник бухгалтерии банка, а его президент. Каждый вечер Татьяна была чем-то занята: то плохо себя чувствовала, то ездила к родителям в Зеленодольск, то принимала гостей, то сама ходила с визитом. Романовой надоела эта волокита, и она решительно сказала, что заедет к ней в банк, чтобы поговорить на рабочем месте. Тут у Татьяны сразу выдался свободный вечер. Галина предложила встретиться на Петровке, и бухгалтерша неожиданно легко согласилась, хотя обычно этот бренд угрозыска отпугивал даже ни в чем не виноватых людей.
Поджидая ее, Романовой пришлось сильно задержаться. В банке строгая дисциплина, на входе стоят турникеты, поэтому Земцова не могла уйти раньше времени.
Можно было ожидать, что в кабинете появится уставшая после рабочего дня женщина. А вместо этого впорхнула молодая, жизнерадостная красотка с большими черными глазами и свежей косметикой на лице. У нее был такой победоносный вид, будто она не отработала день, а только собиралась на службу.
— Мне нравится ваш настрой, — похвалила следователь. — Да другого и быть не может. Речь пойдет о фальшивых долларах, к которым вы не имеете ни малейшего отношения. Мы бы вовсе не обращались к вам, если бы нашли сотрудницу, сменившую вас, так сказать, на трудовом посту. Однако важная свидетельница отбыла в неизвестном направлении.
— Я понятия не имею, где она. Я как ушла с той работы, больше ее в глаза не видела. Да и до этого только пару раз мельком.
— И по телефону не разговаривали?
— Ни разу в жизни.
— Вы обижены на Оксану за то, что вас, как говорится, подсидела?
— Боже упаси! Не общаемся, потому что мы мало знакомы. О чем нам разговаривать?!
— Значит, обиды на нее нет.
— У меня сейчас работа во всех отношениях лучше. Раньше такая и не снилась.
— Приятно слышать. Тогда объясните мне механизм появления Балахоновой в Зеленодольске, вернее, в том обменнике. — Романова почувствовала, что запуталась в формулировке вопроса. — Точнее, так: вы нашли другую работу, а потом появилась она, или вам раньше дали понять, что есть претендент на ваше место и нужно подыскивать другую работу?
Посетительница спросила разрешения закурить и, получив его, выудила из сумки бело-голубую пачку «Парламента». «Интересно, в обменнике она тоже курила такие дорогие сигареты?» — подумала Галина.
— Порядок был такой, — медленно сказала Земцова. — Мне предложили место в Москве, в крупном банке, где я сейчас и работаю. Я ухватилась за это предложение обеими руками и хотела вместо себя пристроить подругу, с которой вместе училась в техникуме. Но мне сказали, что уже берут другого человека, Оксану.
— Давайте по порядку. Новую работу вам предложил кто-то из руководства зеленодольского банка?
— Нет. Человек из другой сферы.
— Кто именно, если не секрет?
— Это имеет значение?
— Трудно сказать. Может, имеет, а может, и не имеет. Так кто же? Какую должность занимает этот благодетель?
— Он прокурор Зеленодольска, — после паузы сказала Татьяна. — Виктор Николаевич Селихов.
Романовой стоило больших усилий не показать своего удивления. И ей показалось, что Земцова немного забеспокоилась.
— А почему он так о вас позаботился?
— Что тут особенного? Мы знакомы, он услышал о заманчивой вакансии и предложил мне перебраться туда.
— Ясно, — сказала Галина, хотя никакой ясности пока не было. — Я тоже знакома с вашим прокурором, сталкивалась по службе. А вы каким образом познакомились — через родителей? Он друг дома?
— Можно считать, друг семьи.
— Впрочем, это не так существенно, — сказала Романова и заметила, что эта реплика была воспринята собеседницей с радостью. Она постаралась доставить ей еще большее удовольствие, добавив: — Напоминаю, нас интересует Оксана. Значит, вы собрались перейти на другую работу. Приняв такое решение, кому вы сообщили о нем в банке?
— Гвоздеву, заведующему операционным отделением. Это непосредственный куратор обменного пункта.
— И как он к этому отнесся? Был удивлен, огорчен или сразу сказал, что на примете имеется другой претендент?
— Огорчен не был, а может, вида не подал. Спокойно спросил, с какого числа я хочу уйти. По закону при увольнении меня могут продержать две недели. А я попросила отпустить меня с ближайшего понедельника, то есть через пять дней. Гвоздев согласился.
— Какого числа вы с ним разговаривали?
— Четвертого августа.
Скорее всего, вопрос с Балахоновой уже был решен. Хотя, как выяснила Светлана, та находилась еще в Северограде. До появления этой ценной сотрудницы фальшивых денег в Зеленодольске никто не видел.
— Скажите, пожалуйста, Татьяна, не предлагал ли вам кто-нибудь когда-нибудь заниматься на работе противозаконными делами. Например, выдавать клиентам при покупке долларов среди нормальных бумажек фальшивые?
Галине не зря показалось, что Земцова помрачнела при упоминании зеленодольского прокурора. При этом же вопросе она откровенно разволновалась. Снова достала из пачки сигарету, закурила, после чего ответила:
— Нет, никто не сбивал меня с пути истинного.
На этом Романова, поблагодарив собеседницу за помощь следствию, завершила беседу. Окончание аудиенции Земцова восприняла с явным облегчением. Только теперь, глядя на нее, уже не казалось, что она энергична и жизнерадостна. Покидал кабинет человек, обремененный тягостными мыслями.
В последний момент Романова попросила Татьяну сказать ей телефон заведующего операционным отделением банка «Зеленодольск трейдинг», записала — Гвоздев Павел Петрович. Когда Земцова ушла, поставила перед его фамилией цифру «2». А первым номером в этом коротеньком списке значился прокурор Селихов.
Поджидая ее, Романовой пришлось сильно задержаться. В банке строгая дисциплина, на входе стоят турникеты, поэтому Земцова не могла уйти раньше времени.
Можно было ожидать, что в кабинете появится уставшая после рабочего дня женщина. А вместо этого впорхнула молодая, жизнерадостная красотка с большими черными глазами и свежей косметикой на лице. У нее был такой победоносный вид, будто она не отработала день, а только собиралась на службу.
— Мне нравится ваш настрой, — похвалила следователь. — Да другого и быть не может. Речь пойдет о фальшивых долларах, к которым вы не имеете ни малейшего отношения. Мы бы вовсе не обращались к вам, если бы нашли сотрудницу, сменившую вас, так сказать, на трудовом посту. Однако важная свидетельница отбыла в неизвестном направлении.
— Я понятия не имею, где она. Я как ушла с той работы, больше ее в глаза не видела. Да и до этого только пару раз мельком.
— И по телефону не разговаривали?
— Ни разу в жизни.
— Вы обижены на Оксану за то, что вас, как говорится, подсидела?
— Боже упаси! Не общаемся, потому что мы мало знакомы. О чем нам разговаривать?!
— Значит, обиды на нее нет.
— У меня сейчас работа во всех отношениях лучше. Раньше такая и не снилась.
— Приятно слышать. Тогда объясните мне механизм появления Балахоновой в Зеленодольске, вернее, в том обменнике. — Романова почувствовала, что запуталась в формулировке вопроса. — Точнее, так: вы нашли другую работу, а потом появилась она, или вам раньше дали понять, что есть претендент на ваше место и нужно подыскивать другую работу?
Посетительница спросила разрешения закурить и, получив его, выудила из сумки бело-голубую пачку «Парламента». «Интересно, в обменнике она тоже курила такие дорогие сигареты?» — подумала Галина.
— Порядок был такой, — медленно сказала Земцова. — Мне предложили место в Москве, в крупном банке, где я сейчас и работаю. Я ухватилась за это предложение обеими руками и хотела вместо себя пристроить подругу, с которой вместе училась в техникуме. Но мне сказали, что уже берут другого человека, Оксану.
— Давайте по порядку. Новую работу вам предложил кто-то из руководства зеленодольского банка?
— Нет. Человек из другой сферы.
— Кто именно, если не секрет?
— Это имеет значение?
— Трудно сказать. Может, имеет, а может, и не имеет. Так кто же? Какую должность занимает этот благодетель?
— Он прокурор Зеленодольска, — после паузы сказала Татьяна. — Виктор Николаевич Селихов.
Романовой стоило больших усилий не показать своего удивления. И ей показалось, что Земцова немного забеспокоилась.
— А почему он так о вас позаботился?
— Что тут особенного? Мы знакомы, он услышал о заманчивой вакансии и предложил мне перебраться туда.
— Ясно, — сказала Галина, хотя никакой ясности пока не было. — Я тоже знакома с вашим прокурором, сталкивалась по службе. А вы каким образом познакомились — через родителей? Он друг дома?
— Можно считать, друг семьи.
— Впрочем, это не так существенно, — сказала Романова и заметила, что эта реплика была воспринята собеседницей с радостью. Она постаралась доставить ей еще большее удовольствие, добавив: — Напоминаю, нас интересует Оксана. Значит, вы собрались перейти на другую работу. Приняв такое решение, кому вы сообщили о нем в банке?
— Гвоздеву, заведующему операционным отделением. Это непосредственный куратор обменного пункта.
— И как он к этому отнесся? Был удивлен, огорчен или сразу сказал, что на примете имеется другой претендент?
— Огорчен не был, а может, вида не подал. Спокойно спросил, с какого числа я хочу уйти. По закону при увольнении меня могут продержать две недели. А я попросила отпустить меня с ближайшего понедельника, то есть через пять дней. Гвоздев согласился.
— Какого числа вы с ним разговаривали?
— Четвертого августа.
Скорее всего, вопрос с Балахоновой уже был решен. Хотя, как выяснила Светлана, та находилась еще в Северограде. До появления этой ценной сотрудницы фальшивых денег в Зеленодольске никто не видел.
— Скажите, пожалуйста, Татьяна, не предлагал ли вам кто-нибудь когда-нибудь заниматься на работе противозаконными делами. Например, выдавать клиентам при покупке долларов среди нормальных бумажек фальшивые?
Галине не зря показалось, что Земцова помрачнела при упоминании зеленодольского прокурора. При этом же вопросе она откровенно разволновалась. Снова достала из пачки сигарету, закурила, после чего ответила:
— Нет, никто не сбивал меня с пути истинного.
На этом Романова, поблагодарив собеседницу за помощь следствию, завершила беседу. Окончание аудиенции Земцова восприняла с явным облегчением. Только теперь, глядя на нее, уже не казалось, что она энергична и жизнерадостна. Покидал кабинет человек, обремененный тягостными мыслями.
В последний момент Романова попросила Татьяну сказать ей телефон заведующего операционным отделением банка «Зеленодольск трейдинг», записала — Гвоздев Павел Петрович. Когда Земцова ушла, поставила перед его фамилией цифру «2». А первым номером в этом коротеньком списке значился прокурор Селихов.
Глава 13 Красная нить
— Опять морская тематика, — хмыкнул Турецкий, услышав про якорек на ладони одного из сотрапезников Консовского. — Что-то все ярче она прорисовывается. Пора, пожалуй, побеседовать с обладателем пропавшего кортика. В любом случае он не чужой человек в этом деле. По утверждению Запольского, именно ему сулил мэр металлургический завод.
— Повесткой вызвать? — спросил Курбатов.
— Не знаю, не уверен. — Александр Борисович машинально взлохматил свою шевелюру. — Он не подозреваемый, не свидетель. Чего ради вызывать повесткой. Тем более что вопросы к нему весьма зыбкие.
Не отрывая взгляд от своего блокнота, Перова сказала:
— Думаю, упор нужно делать на его отношения с Балахоновой. И в Северограде, и здесь.
— Сказать, родители волнуются — от дочки вестей нет. Вы, кстати, посмотрели дома ее фотографии?
— Я даже выцыганила три снимка.
— Небось расфокусированные, типа «первая слева в третьем ряду», — предположил Грязнов.
— Обижаете, Вячеслав Иванович, портреты. Причем один цветной.
При этих словах генерал-майор показал жестами, что аплодирует профессиональной лихости молодой сотрудницы, а Турецкий сказал ей:
— На всякий случай еще не помешает познакомиться с фотографиями Бэкхема.
— Что вы, патрон! — протестующим тоном закричал Курбатов, уловив желание Александра Борисовича поручить первый разговор с Анатолием Перовой. — Гордиенко — тип наглый. Запросто может начать подтрунивать над девушкой, и Светлана стушуется. А у меня он не забалует.
Мнения присутствующих на оперативном совещании разделились. Одни поддержали Курбатова, другие считали, что первый раз с сыном милицейского начальника должна встречаться Светлана. Они представляли собой два полюса следовательской бригады. На одном опыт и возраст, на другом — обаяние и непосредственность. Они в конце концов и склонили чашу весов на свою сторону.
— Если он станет подтрунивать, держаться свысока, то при этом непременно потеряет бдительность, — сказал Грязнов. — Между прочим, старый трюк — выпускать на матерых подозреваемых новичков, которые на первый взгляд могут показаться легкой добычей. На этом многие фраера зубы обламывали.
— Мне кажется, первый раз излишняя строгость тут не требуется, — задумчиво произнес Александр Борисович. — Первая встреча носит разминочный характер, вряд ли она окажется последней. А в принципе Светлана и приструнить сможет. Валяй, Светлана, договаривайся через его отца. При встрече же не забудь взглянуть, есть ли у того на ладони татуировка.
Неизвестно, как поведет себя сын, но вот Альберт Васильевич, поняв по голосу, что разговаривает с молодой женщиной, подтрунивал над ней не переставая, правда беззлобно, с отеческими нотками в голосе. Без особых проволочек заставил Анатолия позвонить Перовой, и та назначила ему назавтра встречу в помещении Зеленодольской прокуратуры. У москвичей была предварительная договоренность с Селиховым о том, что он создаст условия для оперативных мероприятий. В данном случае «условия» оказались небольшой комнатой, где, кроме четырех стульев и журнального столика, больше ничего не было. Однако Светлана сказала, что вполне обойдется и этим.
А вот явившийся с небольшим опозданием Анатолий Гордиенко — высокий, спортивный молодой мужчина, с такой же, как у отца, подкупающей улыбкой — был удивлен скудостью интерьера и повел себя точно так, как вчера предсказывали следователи: балагурил, кокетничал, держался достаточно высокомерно. Перова в меру подыгрывала ему, чтобы установить мирные отношения. Татуировки на руке у него не оказалось, особенного сходства с Бэкхемом тоже не наблюдалось. Видать, Федор из металлоремонта готов без разбора наделять людей чертами своего кумира.
Предложив посетителю раздеться, она терпеливо подождала, пока тот повесит куртку, одернет пиджак, поправит волосы, после чего представилась:
— Следователь Генеральной прокуратуры Светлана Кирилловна Перова.
— Очень приятно. Мое имя вам, судя по всему, известно.
— Вот о чем хотелось поговорить с вами, Анатолий Альбертович. Сейчас Генеральная прокуратура возобновила приостановленное было дело о фальшивых деньгах, которое в свое время начинал вести погибший ныне Юрий Павлович Поливанов. В связи с этим мы разыскиваем сотрудницу пункта обмена валюты Оксану Балахонову. Вам что-нибудь известно о ее нынешнем местопребывании?
— Ровным счетом ничего.
— Вы догадываетесь, почему я обратилась с таким вопросом именно к вам?
— Повесткой вызвать? — спросил Курбатов.
— Не знаю, не уверен. — Александр Борисович машинально взлохматил свою шевелюру. — Он не подозреваемый, не свидетель. Чего ради вызывать повесткой. Тем более что вопросы к нему весьма зыбкие.
Не отрывая взгляд от своего блокнота, Перова сказала:
— Думаю, упор нужно делать на его отношения с Балахоновой. И в Северограде, и здесь.
— Сказать, родители волнуются — от дочки вестей нет. Вы, кстати, посмотрели дома ее фотографии?
— Я даже выцыганила три снимка.
— Небось расфокусированные, типа «первая слева в третьем ряду», — предположил Грязнов.
— Обижаете, Вячеслав Иванович, портреты. Причем один цветной.
При этих словах генерал-майор показал жестами, что аплодирует профессиональной лихости молодой сотрудницы, а Турецкий сказал ей:
— На всякий случай еще не помешает познакомиться с фотографиями Бэкхема.
— Что вы, патрон! — протестующим тоном закричал Курбатов, уловив желание Александра Борисовича поручить первый разговор с Анатолием Перовой. — Гордиенко — тип наглый. Запросто может начать подтрунивать над девушкой, и Светлана стушуется. А у меня он не забалует.
Мнения присутствующих на оперативном совещании разделились. Одни поддержали Курбатова, другие считали, что первый раз с сыном милицейского начальника должна встречаться Светлана. Они представляли собой два полюса следовательской бригады. На одном опыт и возраст, на другом — обаяние и непосредственность. Они в конце концов и склонили чашу весов на свою сторону.
— Если он станет подтрунивать, держаться свысока, то при этом непременно потеряет бдительность, — сказал Грязнов. — Между прочим, старый трюк — выпускать на матерых подозреваемых новичков, которые на первый взгляд могут показаться легкой добычей. На этом многие фраера зубы обламывали.
— Мне кажется, первый раз излишняя строгость тут не требуется, — задумчиво произнес Александр Борисович. — Первая встреча носит разминочный характер, вряд ли она окажется последней. А в принципе Светлана и приструнить сможет. Валяй, Светлана, договаривайся через его отца. При встрече же не забудь взглянуть, есть ли у того на ладони татуировка.
Неизвестно, как поведет себя сын, но вот Альберт Васильевич, поняв по голосу, что разговаривает с молодой женщиной, подтрунивал над ней не переставая, правда беззлобно, с отеческими нотками в голосе. Без особых проволочек заставил Анатолия позвонить Перовой, и та назначила ему назавтра встречу в помещении Зеленодольской прокуратуры. У москвичей была предварительная договоренность с Селиховым о том, что он создаст условия для оперативных мероприятий. В данном случае «условия» оказались небольшой комнатой, где, кроме четырех стульев и журнального столика, больше ничего не было. Однако Светлана сказала, что вполне обойдется и этим.
А вот явившийся с небольшим опозданием Анатолий Гордиенко — высокий, спортивный молодой мужчина, с такой же, как у отца, подкупающей улыбкой — был удивлен скудостью интерьера и повел себя точно так, как вчера предсказывали следователи: балагурил, кокетничал, держался достаточно высокомерно. Перова в меру подыгрывала ему, чтобы установить мирные отношения. Татуировки на руке у него не оказалось, особенного сходства с Бэкхемом тоже не наблюдалось. Видать, Федор из металлоремонта готов без разбора наделять людей чертами своего кумира.
Предложив посетителю раздеться, она терпеливо подождала, пока тот повесит куртку, одернет пиджак, поправит волосы, после чего представилась:
— Следователь Генеральной прокуратуры Светлана Кирилловна Перова.
— Очень приятно. Мое имя вам, судя по всему, известно.
— Вот о чем хотелось поговорить с вами, Анатолий Альбертович. Сейчас Генеральная прокуратура возобновила приостановленное было дело о фальшивых деньгах, которое в свое время начинал вести погибший ныне Юрий Павлович Поливанов. В связи с этим мы разыскиваем сотрудницу пункта обмена валюты Оксану Балахонову. Вам что-нибудь известно о ее нынешнем местопребывании?
— Ровным счетом ничего.
— Вы догадываетесь, почему я обратилась с таким вопросом именно к вам?