Александр Михайлович пошел во вторую мастерскую, в третью. А когда дошел до пятой, вспомнил один из популярных законов канадца Мерфи: если вы ищете в стопке журналов нужную статью, то найдете ее обязательно в последнем номере. Так получилось и у Курбатова: в последней мастерской на его вопрос последовал утвердительный ответ.
   В маленьком помещении работали два мастера. Один, сидевший возле дверей, чинил зажигалку. Другой, помоложе, с грохотом перебирал какие-то железяки. Услышав вопрос Курбатова, он прервал свое шумное занятие и подошел к нему, вытирая руки ветошью.
   — Заходил один мужик. Сказал, что сдуру подцепил кожух насоса кортиком и отломил кончик. Ну я ему и заточил. Плевое дело.
   — То есть теперь его лезвие короче обычного.
   — Самую малость. Но выглядит прилично.
   — Когда это было?
   — Кажется, вчера.
   — Федор, — не отрывая глаз от зажигалки, укоризненно произнес второй мастер, — позавчера.
   — А, да, верно, позавчера. Я только из магазина вернулся. Мы по очереди в магазин ходим, через день, — пояснил Федор свой временной ориентир. — Мне сегодня идти.
   — Как выглядел тот человек? Вы могли бы описать?
   — Да я особенно не приглядывался. Вроде высокий, хорошо выбрит, волосы короткие. Он без шапки был. То ли снял ее, то ли вообще так пришел.
   — Небось на машине приехал, — по-прежнему не отрываясь от дела, сказал второй.
   — Можете назвать какого-нибудь известного человека, на которого он хотя бы немного похож: киноартиста, теледиктора, футболиста…
   — На футболиста похож, — обрадовался подсказке Федор. — На этого, из «Реала», который на чемпионате мира два пенальти не забил.
   — Бэкхем, что ли?
   — Во-во, у которого татуировка на шее.
   Когда вечером Курбатов пересказал свой разговор с мастером, Александр Борисович улыбнулся:
   — Будем считать, у нас есть фоторобот преступника. Ты, когда делал рейд по мастерским, очень надеялся на такой успех?
   — Честно говоря, нет. А сейчас вот о чем подумал. Сразу после убийства в мастерскую ему идти было нельзя, это и ежу ясно. Нужно быть полным идиотом, чтобы рисковать — ведь осколок лезвия могли найти сразу. Но и теперь, когда прошло всего две недели, с ним ведь тоже боязно засветиться. Значит, преступник был уверен, что улика не найдена, оперативки не разосланы.
   — Хочешь сказать, он знаком с материалами следствия.
   — Да. То есть у него есть источник информации — в прокуратуре, милиции.
   — Пожалуй, — согласился Турецкий. — Чует мое сердце, в этом Зеленодольске все хорошо повязаны друг с другом. А что касается кортика, выходит, владелец дорожит им. Нужно поинтересоваться в военкомате, сколько офицеров запаса у них связаны с флотом. И необходимо поговорить с сыном Гордиенко: при каких обстоятельствах у него украли портфель с кортиком, писал ли он заявление в милицию.

Глава 6 Фальшивая банкнота

   В следствии наступил такой период, который Турецкий особенно не любил и обреченно называл про себя «эрой пробуксовки» — это когда работа уже интенсивно ведется с привлечением большого количества людей, когда уже имеется скудный материал, годящийся лишь для регулярных рапортов начальству, а зримых результатов по-прежнему нет. Разумеется, их нет и на первых порах работы. Но тогда в тебя никто не бросит камень. А по прошествии некоторого времени уже хочется остановиться на одной версии, сосредоточиться на направлении главного удара. Однако до сих пор поиск ведется на ощупь, приходится лихорадочно хвататься за любую мало-мальски реальную версию, хотя наперед известно, что львиная доля подобных поползновений — ложный след. К сожалению, все это выяснится позже, не скоро, после завершения дела, теперь же нужно с усердием тянуть за любую нитку, кончик которой пусть едва заметно выглядывает из этого запутанного клубка. Главная беда состоит в том, что у следователей еще нет никаких точек пересечения. Каждый бредет своей дорогой, не видя и не слыша товарища, аукает — и не получает ответа. В Зеленодольск они ездят вразнобой, каждый в свое время, никто не согласовывает своих действий с коллегами, и если Александр Борисович хоть как-то не станет координировать их действия, неизвестно, когда закончится работа и закончится ли вообще.
   Подобная ситуация часто встречалась в следствиях. Турецкому пора бы к этому привыкнуть. Ан нет — не может, по-прежнему волнуется, хотя своего беспокойства не выдает. Наоборот — успокаивает остальных, которых тоже пугает ощущение наметившейся пробуксовки.
   Галине Романовой казалось, что она в своих поисках сделала находок меньше остальных следователей из их бригады. Ей предстояло выяснить, насколько продвинулся Юрий Поливанов в деле о фальшивых деньгах, которое прокурор города отобрал у него, после чего оно было приостановлено. Материалы, подготовленные Поливановым, были крайне скудны. У Галины складывалось ощущение, и Турецкий был согласен с ней, что какие-то документы из него пропали.
   Речь шла о двух стодолларовых купюрах с одинаковыми номерами. В первом случае некто Овсянкин купил деньги с рук, чтобы отдать долг знакомому. Те у него пролежали без движения несколько дней, вскоре он летел в отпуск в Анталию, и в аэропорту при обмене выяснилось, что купюра поддельная. Второй пострадавший, Казовский, купил пятьсот долларов в пункте обмена валюты, потом решил открыть валютный счет в Сбербанке, где сразу обнаружилась фальшивка. Из объяснений Казовского следовало, что оператор Сбербанка, сообщив о фальшивке, объяснила, почему они оставляют эти деньги у себя. «Я подумал, что это обычный обман: деньги настоящие, а они говорят мне, что подделка, и забирают себе, — писал Казовский в своих показаниях. — Я же не могу сам проверить, у меня нет такой машинки. Поэтому я потребовал вызвать милицию и составить протокол. Это было сделано. Доллары я купил официально, в пункте обмена валюты, находящемся на улице Даргомыжского, возле ресторана „Пир горой“. Теперь я требую возместить мне ущерб».
   Вряд ли Поливанов мог обойтись без показаний работников обменного пункта. Это первое, что приходит в голову. Тем не менее среди бумаг следователя таких показаний не нашлось, как, впрочем, не было показаний другого пострадавшего, Овсянкина. Правда, есть его домашний адрес, телефон. Координаты Казовского в деле тоже имеются. Созвонившись с обоими, в субботу Галина поехала в Зеленодольск.
   — Я уже и думать забыл об этих деньгах.
   Такими словами встретил ее словоохотливый Овсянкин. Это был худенький человек среднего возраста. Когда-то Вячеслав Петрович работал в Москве научным сотрудником, а последнее время устроился в Зеленодольске сторожем на автостоянке. Объяснил, что получает теперь больше, чем в НИИ, работает рядом с домом, не надо тратить время на дорогу, да и режим удобный — сутки дежуришь, трое отдыхаешь. Можно заниматься воспитанием маленького внука. В данный момент субъекта воспитания не было дома. Как сообщил хозяин, малыш с родителями и бабушкой поехал в гости.
   — Я эти чертовы сто долларов покупал в октябре. Что нового тут можно добавить?!
   — К сожалению, следователя, который вел это дело, недавно убили. Вы слышали об этом?
   — Весь город гудит. Потом ведь его отец тоже погиб.
   — Да. У Юрия Поливанова не оказалось некоторых важных бумаг, которые, по логике вещей, должны иметься в деле. Причина их отсутствия будет выясняться. Поэтому, не обессудьте, кое-что придется вам повторить.
   — Бога ради.
   — Это не допрос, протокола я не веду. Буду делать для себя необходимые записи. Вячеслав Петрович, скажите, пожалуйста, где и почему вы купили ту фальшивую стодолларовую купюру?
   — Ну почему купил… — Овсянкин развел руки в стороны, словно удивляясь, как это следователь не понимает таких очевидных истин. — Задолжал приятелю, а он в отпуск собирался. Я, можно сказать, в спешке вынужден был поменять рубли. Дотянул до последнего момента, виноват, но это уже другая история. Подошел к обменному пункту на улице Даргомыжского, а дверь на замке.
   — Там висело объявление?
   — Да, было написано что-то типа «закрыт по техническим причинам». Я хотел выяснить, когда откроют. Стучу — никто не откликается. Подождал немного и решил уходить, поискать другой пункт.
   — Их много в Зеленодольске?
   — Не на каждом шагу, как в Москве. Есть, но маловато. В это время к пункту подошел какой-то молодой мужчина. Увидел, что закрыто, и в сердцах выругался. Мне, говорит, рубли нужны, расплатиться в магазине. Где тут еще поменять можно? Я сказал, что точно не знаю. Он спрашивает: вы тоже хотите доллары на рубли менять? Нет, отвечаю, наоборот: мне нужно купить сто баксов. Он обрадовался: я как раз хочу продать сто. Может, мы не будем ждать эту тетерю, а вы просто купите у меня. Там доска с курсом висела. По правилам, я должен был заплатить ему две восемьсот. Но он взял с меня на стольник меньше, две семьсот. Вы, говорит, меня выручили, поэтому вам полагается скидка. Кассирша уже чек выбила, да у меня денег не хватило. Пока не заплачу, она работать не сможет. Мне неудобно. И убежал. Все! — с артистическим пафосом закончил свой рассказ Овсянкин.
   Галина спросила:
   — То же самое вы рассказали Поливанову?
   — Один к одному.
   — Вы можете описать внешность того мужчины?
   — И это меня следователь спрашивал. А я не могу. Не помню, какой он из себя. Помню, что высокий, молодой — лет под сорок, в кожаной куртке. По виду культурный. А лица не помню. Обычное лицо, таких на каждом перекрестке навалом. Я его через минуту забыл. Через три месяца спрашивать меня о нем тем более бесполезно.
   — Если бы вы его сейчас встретили, узнали бы?
   — Вот если бы увидел, пожалуй, узнал. А может, и не узнал бы.
   — Ваш город сравнительно небольшой, а с тем человеком вы ни раньше, ни потом не сталкивались?
   Овсянкин беззлобно рассмеялся:
   — Неужели все следователи говорят одинаковыми словами?! Поливанов точно так же сказал.
   Вячеслав Петрович был очень любезен с Галиной, предложил ей перекусить, напоить чаем, а если согласна, коньяком или вином. Но она уже торопилась и оставила сторожу номера своих телефонов, попросив звонить, если вспомнит что-нибудь существенное или вдруг встретит мужчину, продавшего ему фальшивую валюту.
   — Уж тогда точно позвоню, — пообещал Овсянкин.
   — Сейчас я пойду ко второму потерпевшему по этому делу. Вы с ним знакомы?
   — Заочно, только фамилию слышал. Он где живет?
   — На улице Дмитрия Донского.
   — Это вам на автобусе нужно ехать.
   — Неужели так далеко отсюда?
   — Три остановки. Я вас провожу.
   Как все-таки относительны понятия о расстоянии у жителей разных городов. Для москвичей три автобусные остановки являются синонимом слова «рядом». Галина, сама живущая в трех остановках от метро, очень часто ходит пешком. Так же поступают и многие знакомые. Автобус ждать — дольше получится. Да и здесь они вряд ли балуют пассажиров частым появлением. Вдобавок из-за давки нервы истреплешь. Поэтому, когда они вышли на улицу, Романова попросила Вячеслава Петровича объяснить, как дойти до нужного дома (дорога оказалась предельно простой — все время прямо, потом свернуть налево), после чего они распрощались.
   Малопродуктивная на первый взгляд беседа с Овсянкиным навела Галину на определенные мысли. Она надеялась, что после второй встречи ее пока робкие предположения подтвердятся. Тут имелось только одно «но»: если все легко укладывается в стройную, логическую конструкцию, значит, Поливанов скорей рассуждал точно так же и пришел к таким же выводам. Однако что-то ему помешало довести дело до конца, иначе бы его у следователя не отобрали. Видимо, перед ней тоже возникнет препятствие, о котором она пока не подозревает.
   Пухленький, улыбающийся Михаил Григорьевич встретил ее как долгожданного гостя. Он был при полном параде — в свежевыглаженной рубашке и черном кожаном пиджаке, что для теплой квартиры, пожалуй, чрезмерно. В комнате уже был накрыт стол. Как пылко Галина ни объясняла жене Казовского, что предстоит отнюдь не конфиденциальный разговор, хозяйка предпочла оставить их вдвоем. Проголодавшейся оперативнице трудно было отказаться от угощения, тем более что стол был сервирован с большим вкусом. Галине, придававшей эстетике пищи большое значение, это пришлось по душе.
   Собственно говоря, все показания Казовского в деле имелись. Галине оставалось уточнить некоторые мелкие детали. Самым важным оказалось то, что он покупал доллары в обменнике на улице Даргомыжского, находящемся рядом с рестораном «Пир горой». Он-то и был закрыт, когда туда приходил Овсянкин. Нет ли тут хитрой игры? Например, сотрудница, по договоренности с сообщниками, закрывает на время пункт, способствуя таким образом купле-продаже долларов с рук. Перед закрытой дверью ее напарник сбывал фальшивые доллары. Кто станет проверять на улице подлинность купюр?! Особенно если он, как выразился Овсянкин, по виду культурный.
   Так произошло с Вячеславом Петровичем. С Казовским же другая история.
   — Сколько долларов вы там купили?
   — Пятьсот. Я купил их, чтобы открыть в Сбербанке валютный счет. Попалось на глаза объявление в газете про рождественский вклад, шесть процентов годовых. Вот я и решил положить доллары туда. Дома держать деньги боязно. Бывает, все уходим, трясемся — а вдруг ограбят.
   — Всю сумму вы получили стодолларовыми бумажками?
   — Да. И буквально на следующий день отнес их в сберкассу, то бишь Сбербанк по-нынешнему.
   — Не сомневаюсь, Поливанов заходил в этот пункт обмена. Вам что-нибудь известно об этом?
   — Нет. Я Юрия Павловича после нашей единственной встречи больше не видел, даже по телефону не разговаривал. Если бы надо было, он позвонил.
   — Михаил Григорьевич, объясните, как отсюда добраться до этого пункта обмена.
   Вместо ответа Казовский подвел Галину к окну, откуда просматривалась нужная ей площадь.
   — За тем серым домом увидите ресторан «Пир горой», а по соседству с ним находится пункт обмена.
   Через десять минут Романова была на месте. За двойным стеклом сидела изящная черноволосая девушка. Операции производились при помощи выдвижного металлического ящика. Галина положила туда свое удостоверение. Прочитав его, девушка вся обратилась в слух.
   — Скажите, к вам обращался следователь по поводу фальшивых стодолларовых купюр?
   — Нет. Мне фальшивые ни разу не попадались.
   — Значит, у вас есть сменщица?
   — Нет. Мы принадлежим банку, поэтому работаем только днем. По нескольку операторов только в тех пунктах, которые круглосуточно.
   — Может, я спутала. Здесь поблизости есть еще один пункт?
   — Нет. Ближайший отсюда очень далеко, на набережной.
   Однотипные отрицательные ответы несколько ошарашили Романову. Девушка привела ее в чувство, спросив:
   — Когда, вы говорите, приходил следователь?
   — В октябре.
   — Значит, до меня. Я работаю здесь с конца ноября.
   Ну конечно, как это она сама не догадалась. Была другая сотрудница, которая, после того как с ней поговорил Поливанов, уволилась.
   — Разумеется, мне нужна сотрудница, работавшая здесь в октябре. Как ее найти?
   — Понятия не имею. Это нужно спросить в отделе кадров банка, мы работаем от банка «Зеленодольск трейдинг». Только сегодня там никого нет, звоните в понедельник.

Глава 7 Под звон стаканов

   Возможно, в другое время жена Крашенинникова иначе реагировала бы на появление мужа. Сейчас же, увидев с ним незнакомого человека, она сначала вообще хотела отложить выяснение отношений до лучших времен. Совсем промолчать было, конечно, выше ее сил. Но все-таки она взяла себя в руки и лишь кротко поинтересовалась:
   — Где тебя носило так долго?
   — Скажи спасибо, что вообще пришел! — загоготал Андрей. — Да еще с ковром. Володя меня выручил.
   Яковлев в двух словах изложил ей суть произошедшего во дворе приключения.
   — Халява до добра не доводит, — философски заметила женщина, выслушав его рассказ, и протянула руку: — Раиса.
   Крашенинниковы сегодня занимались хозяйством: гудела стиральная машина, Раиса орудовала пылесосом. Но гость — святое дело. Она накрыла им на кухне. Выставила на стол салат из крабовых палочек, достала квашеную капусту, соленые огурцы, быстро стала жарить картошку, варить сардельки.
   — Вы меня извините, что я пришел первый раз в дом и с пустыми руками, — сказал Владимир. — Но, чувствую, с такой царской закуской придется бежать за второй бутылкой. Тогда наверстаю.
   — Ладно тебе, — успокаивал его Крашенинников, хотя было заметно, что нарисованная гостем перспектива его явно привлекает.
   Выпив с мужчинами первую рюмку за знакомство, Раиса удалилась в недра квартиры по своим хозяйственным делам, плотно прикрыв дверь на кухню, чтобы не досаждать им гудящим пылесосом.
   — Ты где живешь? — спросил Андрей. — Что-то я тебя никогда не видел.
   — Я в Москве живу, сюда по делам приехал.
   — Бизнес?
   — Нет, я следователем работаю.
   — Иди ты! — удивленно уставился на него Крашенинников и наполнил стопки. Когда выпили, он спросил: — Разыскиваешь у нас кого-нибудь?
   — Пока разбираюсь.
   — Ишь ты! Даже из Москвы к нам едут. Такие у нас крутые дела, что своих следователей не хватает?
   — Их и так здесь мало, а становится еще меньше, — осторожно заметил Яковлев.
   — В бизнес уходят?
   — Гибнут!
   — А-а, — протянул Андрей, словно удивляясь собственной непонятливости, и наполнил стопки. Судя по темпам, поход Яковлева в магазин был не за горами.
   Они выпили, пожелав друг другу здоровья, после чего Владимир решил, что пора форсировать события:
   — Вот и недавно у вас следователя убили. Поливанов фамилия. Может, слышал?
   — Ха! Слышал ли я! Да я его знаю как облупленного.
   Андрей встал, достал из кастрюли с кипятком по сардельке, положил Яковлеву, потом себе. Сел и налил по стопке:
   — Ну, поехали!
   Чувствовалось, вопрос про Поливанова всерьез задел его, и Владимир с напряжением ждал реакции: замнет или продолжит?
   — Я, Володь, честно говоря, когда-то по глупости наркотой промышлял, попался. Так этот Поливанов мое дело расследовал. Поэтому я его знаю.
   — К сожалению, разумеется, — притворяясь пьяным, хохотнул Яковлев.
   — Да нет, почему. Может, другие следователи — не при тебе будь сказано — еще хуже. Вроде бы он специально не гробил меня, особенно не злобствовал. Я уж потом в зоне наслушался. Бывают, говорят, ух какие звери. А мой не очень-то лютовал.
   — У кого-то другое мнение. Убили же человека.
   — Ну дело делу рознь. Тут еще важно знать, кто убил. Может, какие-нибудь отморозки. Думаю, так и есть. Он-то человек нормальный. Я даже согласен выпить за память о нем. Давай не чокаясь.
   Он разлил оставшуюся водку и поставил пустую бутылку на пол, сказав: «Нельзя, чтобы пустая на столе стояла. Примета плохая».
   Яковлев собрался бежать в магазин. Андрей увязался за ним, что следователю было совсем не с руки. Помимо того что нужно спокойно продумать дальнейшую тактику, хотелось купить «антип», то бишь «антипохмелин», чтобы оказаться в более выгодных условиях, чем собеседник. Хотя, похоже, тому выпитое как слону дробина. Здоровый, дьявол. Контролирует себя, язык не заплетается. Пришлось спекульнуть на семейных ценностях:
   — Лучше помоги жене. А то мне перед ней будет совсем неловко: завалился без приглашения, да еще отрываю тебя.
   Нехитрая уловка удалась, и Андрей остался дома. Яковлев в одиночестве прошвырнулся по свежему воздуху, принял, запив маленьким пакетом апельсинового сока, пару таблеток «антипохмелина».
   Крашенинников не давал никакого повода, чтобы его подозревать в убийстве следователя. В поле зрения прокуратуры он попал лишь как один из тех, чье дело Юрий довел до суда. Способен ли он столь жестоко отомстить своему обидчику? Это и нужно было выяснить Яковлеву. Узнать круг общения, имеется ли алиби. Однако нельзя же доводить дело до абсурда — после того что он успел узнать про Крашенинникова, вряд ли ему можно приписать столь великие актерские способности, позволяющие злобному убийце сыграть человека, который изображает лояльность в отношении жертвы. Поэтому можно считать, что к убийству Поливанова он не имеет отношения, и попытаться заполучить союзника. История с ковром дала для этого хороший шанс. А совместная выпивка должна превратить его в стопроцентный.
   Владимир прикупил закуску — нарезку ветчины, карбонада, красной рыбы, а завершил свой кратковременный шоп-тур приобретением эффектного букета цветов. Получив его, Раиса едва не расплакалась: ей давно не оказывали таких рыцарских знаков внимания. Андрей тоже был тронут великодушием своего нового знакомца, и застолье покатилось дальше.
   На середине второй бутылки Яковлев походя заметил:
   — Между прочим, у Поливанова в машине был обнаружен сильный наркотик.
   Показалось, что собеседник пропустил его слова мимо ушей. На самом деле у подвыпившего Андрея сейчас была замедленная реакция. Поэтому он ответил после длительной паузы:
   — Не может быть!
   — А вот почему ты так уверенно об этом говоришь? — загорячился Владимир. — Люди не афишируют своих порочных склонностей. Возможно, он тайком и принимал этот порошок.
   — Какой?
   — По-моему, метамфетамин.
   — Я бы знал, — упрямо мотнул головой Андрей.
   — Ты же сейчас далек от этого. Все меняется. Среди продавцов и покупателей появляются новые люди, я имею в виду в наркобизнесе.
   — Давай дербулызнем за то, чтобы новых там не появлялось, — предложил Крашенинников и, после того как они выпили, сказал: — В юности я играл в футбол за «Буревестник». Теперь не играю, а за командой по привычке слежу, знаю нынешних игроков. Так и с этой чертовой наркотой. Она мне теперь задаром не нужна. Но я более или менее знаю людей, которые там варятся. Сдать я тебе их не могу, это подлость высшей марки. Если желаешь, пошукаю про Поливанова и метамфетамин. Вдруг они что-нибудь подскажут. Знают ведь, кто каким товаром интересуется.
   Яковлеву только это и надо было. Он, правда, откровенно выразил опасение, что, протрезвев, Андрей начисто забудет про их разговор.
   — Неужто я пьяный! — искренне удивился тот. — Мы же выпили всего по бутылке на брата.
   Раиса тоже, судя по всему, разделяла мнение мужа и не имела к нему никаких претензий.

Глава 8 Обыкновенная текучка

   На очередном оперативном совещании Яковлев подробно рассказал о своих приключениях в Зеленодольске, не забыл упомянуть про то, что ночью у его машины прокололи колеса.
   — Наверное, это первое крупное невезение в твоей жизни, — усмехнулся Александр Борисович.
   — Почему же невезение? — удивился Владимир. — Очень даже повезло: мастерская шиномонтажа оказалась недалеко от того места, где стояла машина, и открылась ровно в восемь утра — по расписанию. Где вы видели такую точность?!
   — Небось это они прокололи колеса, чтобы на тебе заработать с утра пораньше, — сказал Грязнов.
   Послышались шуточки:
   — Да, Яковлев, пьянство — великое зло. Нужно выжигать каленым железом…
   Игривое настроение присутствующих сменилось на озабоченное, когда Светлана Перова начала рассказывать про обстановку на металлургическом заводе и событиях, связанных со сменой тамошнего руководства. Нынешний генеральный директор постоянно находится за границей, предприятием управляют по доверенности его люди. Наибольшую роль в этом играет некий Ростислав Григорьевич Ладошкин.
   — Вчера я позвонила ему, разговаривал он грубо и неохотно, — сказала Перова. — Кое-что все-таки выудить удалось. С предпринимателем Балясниковым он познакомился летом прошлого года, и вскоре тот предложил ему исполнять обязанности генерального директора металлургического завода. Я спросила, не смутило ли его такое предложение, занимался ли он раньше металлургией. Он ответил: «Нет. Но Балясников сказал, что это несложно, у меня должно получиться».
   — Светлана, ты по поводу старого гендиректора спрашивала?
   — Да. Ладошкин сказал, что ему показали документы с печатями. Там было сказано, что совет директоров уволил Дулепина, то есть место было вакантным. Поэтому он, не подозревая подвоха, и согласился заменить живущего за границей Балясникова. Я спросила, как сегодня работает завод, привлекает ли инвесторов, есть ли новые заказы, а он ответил: «Не знаю».
   — Блин, он же гендиректор! — вырвалось у Грязнова.
   — Да. Но он говорит, что на завод его не пускали сторонники прежнего руководителя, зарплату ни разу не заплатили. Поэтому ждет не дождется приезда Балясникова, чтобы выяснить отношения. А пока находится у себя дома, в Ярославле.
   Александр Борисович выслушал ее рассказ с мрачным выражением лица. За последние годы ему приходилось сталкиваться с крупными предпринимателями, и у него выработалась неприязнь к этому виду человеческой деятельности вообще и ее отдельным представителям в частности. Ему были известны несколько случаев, когда промышленники устраивали такие кровопролитные разборки, какие не снились матерым уголовникам. Неужели опять придется иметь дело с подобной публикой?
   — Ну и когда ожидается приезд господина Балясникова в свою вотчину? — спросил Турецкий.
   — Неизвестно. Якобы тот все время что-то скрывает, темнит.
   — Еще б не темнить. Разговор с Ладошкиным записан?
   — Записан.