Страница:
Александр Борисович распорядился попросить у артюхинской вдовы фотографии мужа — для опознания. Нашлось четыре приемлемых снимка — сделанных сравнительно недавно, с резким изображением. По ним можно узнать человека. Ведь какие-то собровцы фигурировали в показаниях некоторых свидетелей. Нужно уточнять, кто именно. Возможно, и Артюхин где-то засветился. Володе Яковлеву для этого опять пришлось смотаться в Красную Горбатку.
Путешествие получилось утомительным, поскольку сначала ему пришлось завернуть в Зеленодольск, и сделать это пораньше, до ухода Андрея на работу. Тот предупредил по телефону, что на территории фабрики его застать сложно: он то в одном помещении, то в другом, а могут вообще послать с машиной за какими-нибудь деталями. Поэтому проще всего им встретиться дома, где он будет до без двадцати девять.
Владимир оставил Крашенинникову две артюхинские фотографии. Просил узнать через его знакомых, этот ли собровец покупал метамфетамин. Андрей сказал, что к вечеру постарается выяснить.
Теперь Яковлеву предстоял монотонный путь во Владимирскую область. Досадно — дел там на одну минуту, а добираться четыре часа, потом столько же обратно. Правда, сейчас про обратную дорогу думать рано. Главное — вообще не прокатиться впустую. Вдруг Клавдия Ивановна заболела, или уехала за товаром, или взяла какие-нибудь отгулы. Но везунчик — он везунчик и есть, яковлевская планида сыграла свою роль: поездка оказалась ненапрасной — продавщица магазина «Садовод» Клавдия Ивановна уверенно сказала, что на снимках тот самый мужчина, который расспрашивал ее про Треногова.
Теперь не оставалось сомнений в том, кто убил директора «Прибормонтажа». Разумеется, далекий от всякой производственной деятельности Артюхин был только исполнителем, о заказчиках пока можно лишь догадываться. На квартире и в гараже Вячеслава уже были произведены тщательные обыски, но никакого оружия не обнаружили. Если его не выбросили в какое-нибудь болото, смертоносный ствол по-прежнему гуляет на свободе. Не исключено, что у тех же собровцев.
Весь день Яковлев регулярно перезванивался с Турецким, они разговаривали чуть ли не каждые полчаса. Помимо всего прочего, Александр Борисович интересовался дорогой: сколько машин на трассе, часто ли попадаются населенные пункты, бензоколонки. Что там по сторонам: леса, поля. Уже когда дело было сделано и Владимир собирался покидать Красную Горбатку, Турецкий сказал:
— Володя, вот передо мной сейчас лежит уже тщательно просмотренный автомобильный атлас. А поскольку ты по пути мне все живописал, можно считать, туда я ехал вместе с тобой. И сейчас я тебя не то что прошу, приказываю — возвращайся по Нижегородскому шоссе, через Владимир.
Яковлев понял, что шеф опасается засады. Конечно, муромская дорога пустовата, здесь вполне могут устроить ловушку. Но ведь и нижегородская не может служить панацеей от всех бед: при таком потоке машин, как там, подстроить аварию проще пареной репы. Крюк же ему придется делать изрядный, да и по времени он много теряет. А главное, говорят, там плохая дорога.
Все же Володя решил не обманывать шефа по мелочам. Уж раз Александр Борисович схватился за атлас, то высчитает все с точностью до минуты. Позвонит и спросит: «Где ты?» Значит, придется врать, изворачиваться. Нет уж, бог с ними, с этими лишними километрами и светофорами. Поеду, как велел Турецкий.
До дома Владимир добрался без приключений, если не считать двух запредельных пробок: возле Ногинска и на подступах к Москве. Ни ту ни другую он не миновал бы, даже если бы возвращался по муромской дороге.
Поздно вечером ему позвонил Андрей Крашенинников. Как и было договорено, зашифрованной фразой он сказал: «Фасад дома облицован совсем другой плиткой». То есть покупал злополучный наркотик не Артюхин. «Но и с этой плиткой мастера сталкивались», — неожиданно добавил Андрей. А вот уже пошла отсебятина, мы так не договаривались. Наверное, этого человека узнали в связи с каким-то другим событием.
— Спасибо. Держи все у себя. Сейчас нашим почти каждый день приходится бывать в Зеленодольске. Завтра я или кто-нибудь еще заберет.
После гибели старшины по списку в зеленодольском СОБРе осталось тринадцать бойцов. Теперь нужно проверить, кто из них находился в фаворе у начальства, составлял основную ударную силу отряда.
Подразделение специального отдела быстрого реагирования появилось в структуре зеленодольской милиции сравнительно недавно, восемь месяцев назад. В МВД происходил процесс административной реорганизации, затронувшей всю Россию. Раньше СОБРы входили в структуру УБОП, а теперь их переводили в службу криминальной милиции. Местами дислокации таких отрядов должны по-прежнему оставаться областные и краевые центры. Однако шумный скандал, разгоревшийся вокруг расформирования череповецкого СОБРа, то есть по статусу такого же районного центра, как и Зеленодольск, надоумил Гордиенко организовать подобную структуру и у себя. Начал плакаться в жилетку: у нас крупный промышленный центр, а где деньги, там, знаете ли, и оружие, и работа для нашего брата. Здесь регулярно возникает много боевых задач, нам требуется иметь элиту милиции.
Когда сосредоточенный, готовый к неприятным разговорам с милиционерами Курбатов приехал в Зеленодольск, он был ошарашен известием: оказывается, местный СОБР находится на спецзадании — накануне отправлен в командировку в Чечню.
Встревоженный Александр Михайлович сразу позвонил Турецкому.
— Зря съездил, — констатировал тот. — Возвращайся, Саша, в Москву и заскочи в областное УВД. Нужно выяснить подоплеку подобной скоропалительности. Вряд ли это случайность, уж больно нежелательно сейчас присутствие собровцев в Зеленодольске.
Курбатов хотел уехать, не откладывая дела в долгий ящик. Он помнил о Володиной просьбе забрать у Крашенинникова снимки и узнать какие-то сведения про погибшего Артюхина. Тут одна закавыка: сегодня пятница. Если он надолго задержится, может не застать нужных людей в областном УВД. А ждать до понедельника рискованно, в Чечне за это время может произойти много нежелательных событий. Так что придется Яковлеву потерпеть.
С таким решением Александр Михайлович пришел на станцию, где суровая реальность заставила его перекроить планы — в расписании электричек было дневное «окно», до ближайшей предстояло ждать больше часа. За это время он сходит на швейную фабрику, которая находится недалеко. С Крашенинниковым была договоренность, что тот будет сообщать о своих перемещениях охранникам в проходную. Поэтому при появлении следователя Андрея быстро вызвали.
Взяв фотографии, Александр Михайлович сказал:
— Вы своим намеком про знакомство с плиткой очень озадачили Яковлева. Он ждет не дождется вашей информации. Да и остальные тоже.
Крашенинников засмеялся:
— Видимо, я перегнул палку. Нужно было рассказать все по телефону. Получилось так, что к нам заходил сосед Борис Борисович, мужик из нашего подъезда. Он случайно увидел эти фотографии и говорит: «Я этого парня знаю». Я начал ругать себя за то, что оставил их на виду. Сейчас, думаю, прицепится, откуда они у меня. А он ничего этого не спросил. Просто рассказал случай, который произошел, когда Борис Борисович работал в тире, в парке. Однажды в тир пришел этот парень с девушкой и начал стрелять. Обычно за некоторые трудные мишени попавший стрелок получает приз. Парень как начал палить — все в цель, без единого промаха. Перед девушкой рисовался. Борис Борисович в полуобморочном состоянии начал причитать, что они разорены и хозяину придется закрыть тир. Но парень успокоил его, сказав: «Оставьте ваши подарки на месте. Ведь тир — это заведение для любителей. А я профессионал».
Вернувшись в Москву, Курбатов быстро разыскал в областном УВД подписавшего вчерашний приказ о командировке зеленодольских собровцев.
— Это сделано по инициативе Гордиенко. Мы посчитали, что такой шаг достоин похвалы, — сказал пожилой полковник и обескураженно развел руками: — Я и сам удивлен. Бывало, говорил Альберту Васильевичу: посылаем твоих ребят в Чечню. Пришла министерская разнарядка, выполнять нужно. Кем я ее буду закрывать? Только заикнешься, у него каждый раз находилось миллион отговорок: один ушел наверх, трое собираются увольняться, один боец лежит в стационаре. У кого-то двое грудных детей, у заочника на носу сессия, пропущенная уже не раз, у двоих плохое состояние здоровья, еще у одного серьезные личные проблемы… Получалось, посылать некого. Мы вообще подумывали, чтобы их расформировать. А тут вдруг — в едином строю, душевный порыв, ребята рвутся туда, где жарко.
— Некоторые из них являются фигурантами уголовного дела, — объяснил тайну неожиданного стремления к опасности Курбатов. — Одни как свидетели, другие как подозреваемые. Вот их и послали под пули. Еще неизвестно, кто их уберет.
— Положение у них хуже губернаторского.
— Уверен, сегодня же вам придет запрос из Генеральной прокуратуры. Нужно будет срочно связаться с полком, в котором они оказались, и сразу без объяснения причин перевести их в максимально безопасное место. Естественно, чтобы Гордиенко не знал об их расположении.
Вернувшись в главк, взмыленный Курбатов сочинил текст запроса, после чего вместе с Турецким пошел к заместителю генерального Меркулову.
Выслушав их, Константин Дмитриевич покачал головой:
— Ребята ходят по острию ножа. Узнайте телефоны, я тоже позвоню в полк. Зеленодольцев нужно беречь как зеницу ока. Чтобы никакого риска для них. Там ведь не станут отделять правых от виноватых. И еще — вы говорили, что Артюхин тот злополучный наркотик, который оказался у Поливанова, не покупал.
— Сказали, не он. У него была другая работа — он отменный снайпер.
— Нужно по этому же каналу быстро проверить остальных. Дайте Крашенинникову фотографии собровцев.
— Где же их взять? В личных делах, сами понимаете, снимки какого качества. Родители сына не узнают.
— Тоже мне бином Ньютона, — отмахнулся Меркулов. — Сейчас цифровые фотоаппараты в мобильные телефоны вмонтированы и чуть ли не в зажигалки. Пусть снимут на месте. И все это по компьютеру нам передадут. Неужели вы думаете, наши военные в Чечне настолько убого оснащены, как об этом пишут оппозиционные газетенки? Все у них есть, получится не хуже, чем на Петровке.
Глава 7 Скрытой камерой
Глава 8 Переступить черту
Путешествие получилось утомительным, поскольку сначала ему пришлось завернуть в Зеленодольск, и сделать это пораньше, до ухода Андрея на работу. Тот предупредил по телефону, что на территории фабрики его застать сложно: он то в одном помещении, то в другом, а могут вообще послать с машиной за какими-нибудь деталями. Поэтому проще всего им встретиться дома, где он будет до без двадцати девять.
Владимир оставил Крашенинникову две артюхинские фотографии. Просил узнать через его знакомых, этот ли собровец покупал метамфетамин. Андрей сказал, что к вечеру постарается выяснить.
Теперь Яковлеву предстоял монотонный путь во Владимирскую область. Досадно — дел там на одну минуту, а добираться четыре часа, потом столько же обратно. Правда, сейчас про обратную дорогу думать рано. Главное — вообще не прокатиться впустую. Вдруг Клавдия Ивановна заболела, или уехала за товаром, или взяла какие-нибудь отгулы. Но везунчик — он везунчик и есть, яковлевская планида сыграла свою роль: поездка оказалась ненапрасной — продавщица магазина «Садовод» Клавдия Ивановна уверенно сказала, что на снимках тот самый мужчина, который расспрашивал ее про Треногова.
Теперь не оставалось сомнений в том, кто убил директора «Прибормонтажа». Разумеется, далекий от всякой производственной деятельности Артюхин был только исполнителем, о заказчиках пока можно лишь догадываться. На квартире и в гараже Вячеслава уже были произведены тщательные обыски, но никакого оружия не обнаружили. Если его не выбросили в какое-нибудь болото, смертоносный ствол по-прежнему гуляет на свободе. Не исключено, что у тех же собровцев.
Весь день Яковлев регулярно перезванивался с Турецким, они разговаривали чуть ли не каждые полчаса. Помимо всего прочего, Александр Борисович интересовался дорогой: сколько машин на трассе, часто ли попадаются населенные пункты, бензоколонки. Что там по сторонам: леса, поля. Уже когда дело было сделано и Владимир собирался покидать Красную Горбатку, Турецкий сказал:
— Володя, вот передо мной сейчас лежит уже тщательно просмотренный автомобильный атлас. А поскольку ты по пути мне все живописал, можно считать, туда я ехал вместе с тобой. И сейчас я тебя не то что прошу, приказываю — возвращайся по Нижегородскому шоссе, через Владимир.
Яковлев понял, что шеф опасается засады. Конечно, муромская дорога пустовата, здесь вполне могут устроить ловушку. Но ведь и нижегородская не может служить панацеей от всех бед: при таком потоке машин, как там, подстроить аварию проще пареной репы. Крюк же ему придется делать изрядный, да и по времени он много теряет. А главное, говорят, там плохая дорога.
Все же Володя решил не обманывать шефа по мелочам. Уж раз Александр Борисович схватился за атлас, то высчитает все с точностью до минуты. Позвонит и спросит: «Где ты?» Значит, придется врать, изворачиваться. Нет уж, бог с ними, с этими лишними километрами и светофорами. Поеду, как велел Турецкий.
До дома Владимир добрался без приключений, если не считать двух запредельных пробок: возле Ногинска и на подступах к Москве. Ни ту ни другую он не миновал бы, даже если бы возвращался по муромской дороге.
Поздно вечером ему позвонил Андрей Крашенинников. Как и было договорено, зашифрованной фразой он сказал: «Фасад дома облицован совсем другой плиткой». То есть покупал злополучный наркотик не Артюхин. «Но и с этой плиткой мастера сталкивались», — неожиданно добавил Андрей. А вот уже пошла отсебятина, мы так не договаривались. Наверное, этого человека узнали в связи с каким-то другим событием.
— Спасибо. Держи все у себя. Сейчас нашим почти каждый день приходится бывать в Зеленодольске. Завтра я или кто-нибудь еще заберет.
После гибели старшины по списку в зеленодольском СОБРе осталось тринадцать бойцов. Теперь нужно проверить, кто из них находился в фаворе у начальства, составлял основную ударную силу отряда.
Подразделение специального отдела быстрого реагирования появилось в структуре зеленодольской милиции сравнительно недавно, восемь месяцев назад. В МВД происходил процесс административной реорганизации, затронувшей всю Россию. Раньше СОБРы входили в структуру УБОП, а теперь их переводили в службу криминальной милиции. Местами дислокации таких отрядов должны по-прежнему оставаться областные и краевые центры. Однако шумный скандал, разгоревшийся вокруг расформирования череповецкого СОБРа, то есть по статусу такого же районного центра, как и Зеленодольск, надоумил Гордиенко организовать подобную структуру и у себя. Начал плакаться в жилетку: у нас крупный промышленный центр, а где деньги, там, знаете ли, и оружие, и работа для нашего брата. Здесь регулярно возникает много боевых задач, нам требуется иметь элиту милиции.
Когда сосредоточенный, готовый к неприятным разговорам с милиционерами Курбатов приехал в Зеленодольск, он был ошарашен известием: оказывается, местный СОБР находится на спецзадании — накануне отправлен в командировку в Чечню.
Встревоженный Александр Михайлович сразу позвонил Турецкому.
— Зря съездил, — констатировал тот. — Возвращайся, Саша, в Москву и заскочи в областное УВД. Нужно выяснить подоплеку подобной скоропалительности. Вряд ли это случайность, уж больно нежелательно сейчас присутствие собровцев в Зеленодольске.
Курбатов хотел уехать, не откладывая дела в долгий ящик. Он помнил о Володиной просьбе забрать у Крашенинникова снимки и узнать какие-то сведения про погибшего Артюхина. Тут одна закавыка: сегодня пятница. Если он надолго задержится, может не застать нужных людей в областном УВД. А ждать до понедельника рискованно, в Чечне за это время может произойти много нежелательных событий. Так что придется Яковлеву потерпеть.
С таким решением Александр Михайлович пришел на станцию, где суровая реальность заставила его перекроить планы — в расписании электричек было дневное «окно», до ближайшей предстояло ждать больше часа. За это время он сходит на швейную фабрику, которая находится недалеко. С Крашенинниковым была договоренность, что тот будет сообщать о своих перемещениях охранникам в проходную. Поэтому при появлении следователя Андрея быстро вызвали.
Взяв фотографии, Александр Михайлович сказал:
— Вы своим намеком про знакомство с плиткой очень озадачили Яковлева. Он ждет не дождется вашей информации. Да и остальные тоже.
Крашенинников засмеялся:
— Видимо, я перегнул палку. Нужно было рассказать все по телефону. Получилось так, что к нам заходил сосед Борис Борисович, мужик из нашего подъезда. Он случайно увидел эти фотографии и говорит: «Я этого парня знаю». Я начал ругать себя за то, что оставил их на виду. Сейчас, думаю, прицепится, откуда они у меня. А он ничего этого не спросил. Просто рассказал случай, который произошел, когда Борис Борисович работал в тире, в парке. Однажды в тир пришел этот парень с девушкой и начал стрелять. Обычно за некоторые трудные мишени попавший стрелок получает приз. Парень как начал палить — все в цель, без единого промаха. Перед девушкой рисовался. Борис Борисович в полуобморочном состоянии начал причитать, что они разорены и хозяину придется закрыть тир. Но парень успокоил его, сказав: «Оставьте ваши подарки на месте. Ведь тир — это заведение для любителей. А я профессионал».
Вернувшись в Москву, Курбатов быстро разыскал в областном УВД подписавшего вчерашний приказ о командировке зеленодольских собровцев.
— Это сделано по инициативе Гордиенко. Мы посчитали, что такой шаг достоин похвалы, — сказал пожилой полковник и обескураженно развел руками: — Я и сам удивлен. Бывало, говорил Альберту Васильевичу: посылаем твоих ребят в Чечню. Пришла министерская разнарядка, выполнять нужно. Кем я ее буду закрывать? Только заикнешься, у него каждый раз находилось миллион отговорок: один ушел наверх, трое собираются увольняться, один боец лежит в стационаре. У кого-то двое грудных детей, у заочника на носу сессия, пропущенная уже не раз, у двоих плохое состояние здоровья, еще у одного серьезные личные проблемы… Получалось, посылать некого. Мы вообще подумывали, чтобы их расформировать. А тут вдруг — в едином строю, душевный порыв, ребята рвутся туда, где жарко.
— Некоторые из них являются фигурантами уголовного дела, — объяснил тайну неожиданного стремления к опасности Курбатов. — Одни как свидетели, другие как подозреваемые. Вот их и послали под пули. Еще неизвестно, кто их уберет.
— Положение у них хуже губернаторского.
— Уверен, сегодня же вам придет запрос из Генеральной прокуратуры. Нужно будет срочно связаться с полком, в котором они оказались, и сразу без объяснения причин перевести их в максимально безопасное место. Естественно, чтобы Гордиенко не знал об их расположении.
Вернувшись в главк, взмыленный Курбатов сочинил текст запроса, после чего вместе с Турецким пошел к заместителю генерального Меркулову.
Выслушав их, Константин Дмитриевич покачал головой:
— Ребята ходят по острию ножа. Узнайте телефоны, я тоже позвоню в полк. Зеленодольцев нужно беречь как зеницу ока. Чтобы никакого риска для них. Там ведь не станут отделять правых от виноватых. И еще — вы говорили, что Артюхин тот злополучный наркотик, который оказался у Поливанова, не покупал.
— Сказали, не он. У него была другая работа — он отменный снайпер.
— Нужно по этому же каналу быстро проверить остальных. Дайте Крашенинникову фотографии собровцев.
— Где же их взять? В личных делах, сами понимаете, снимки какого качества. Родители сына не узнают.
— Тоже мне бином Ньютона, — отмахнулся Меркулов. — Сейчас цифровые фотоаппараты в мобильные телефоны вмонтированы и чуть ли не в зажигалки. Пусть снимут на месте. И все это по компьютеру нам передадут. Неужели вы думаете, наши военные в Чечне настолько убого оснащены, как об этом пишут оппозиционные газетенки? Все у них есть, получится не хуже, чем на Петровке.
Глава 7 Скрытой камерой
После похищения в Москве, завершившегося своеобразным освобождением в окрестностях села Радонеж, и обыска в квартире Кристина Лазаревская постоянно держалась настороже. Она не сомневалась, что ее телефоны прослушиваются, ей даже казалось, во время разговоров слышатся подозрительные щелчки и шорохи. В субботу рано утром Лазаревская поехала в Москву и решила уже оттуда связаться с кем-нибудь из следственной бригады. Галину Романову она дома не застала, зато дозвонилась Турецкому и сказала, что хочет отчитаться о результатах своих поисков.
— Где же нам встретиться? — спросил Александр Борисович. — Ехать мне сейчас в управление — смешно. Завалиться с утра в кафе — печально. Как вы смотрите на то, чтобы заехать ко мне домой? Тут на метро прямая линия, без пересадки. — И поспешно добавил: — В этом ровным счетом нет ничего предосудительного. Сейчас здесь и жена, и дочь. Они вас не дадут в обиду. Скорее они косо посмотрят, если я поведу вас куда-нибудь в общепитовское заведение.
Кристина согласилась. Она любила бывать в новых для себя домах — считала, обстановка жилища много рассказывает о характерах хозяев. Одно дело встречаться с человеком в официальной, учрежденческой обстановке — и совсем другое посмотреть на него в быту, так сказать в шлепанцах и халате. Ничего оригинального в этом нет. Многих людей интересует повседневная жизнь известных личностей, на чем, кстати, и зиждется содержательная часть желтой прессы. Конечно, про эстрадную певичку или телеведущего Кристина читать не стала бы, вся эта рекламная дешевка обычно шла мимо нее. А вот посмотреть, как живут московские «важняки», интересно.
Оказалось, хорошо живут. Кристина очень любила свою квартиру, у родителей в Ростове дом полная чаша. Ей приходилось бывать и в домах «новых русских». И все-таки эта квартира в доме на Фрунзенской набережной, со вкусом отделанная и обставленная, впечатляла. Обаятельное семейство хозяев радушно встретило Кристину в коридоре. Сразу чувствовалось, какие искренние, теплые отношения связывают этих людей. Каждый из них — муж, жена, дочь — выполняет дома свои простые функции, и делает это удачно. Возможно, по мелочам тут и происходят конфликты, такое везде случается. Однако это не может омрачить их существование. У Кристины даже комок подступил к горлу — у нее, увы, не будет такой дочки, да и насчет мужа теперь, когда нет Юры, тяжело думать.
— Поскольку мое расследование было неофициальным, с инженером следует встречаться людям из вашей бригады. Тут уже все должно быть по регламенту — с протоколом. — Закончила свой подробный рассказ Лазаревская. — Вдобавок мне кажется, такая беседа не для женских ушей.
— Совершенно справедливо изволили заметить. Во всяком случае, подробности точно не для женских, — засмеялся Александр Борисович и тут же посерьезнел: — Вы, Кристина, очень помогли нам. Я слушал вас, и казалось, будто все это время находился рядом с вами, вместе ходил к этой Жанне, Борису, разговаривал с Натальей. Мне бы наполовину так же талантливо пересказать все это коллегам, уверен, каждый из них будет заинтригован деятельностью банного инженера и пожелает, не откладывая дела в долгий ящик, рвануть в эту Дракуловку.
Дачное хозяйство «Акуловка» принадлежало городской администрации, поэтому пришлось наводить справки через мэрию. Было крайне нежелательно, чтобы о таком интересе к загородной резиденции раньше времени узнал один из ее постоянных посетителей, мэр Владимирцев. Меркулов лично позвонил в Зеленодольск начальнику финансово-хозяйственного управления и строго предупредил, какими последствиями чревата для того любая утечка информации. От разговора с заместителем генерального прокурора ни в чем неповинный человек изрядно струхнул и безропотно продиктовал данные инженера. Официально должность Матевосяна Эмиля Суреновича называлась заместитель коменданта хозяйства по техническому обслуживанию.
В понедельник на оперативном совещании находившийся в хорошем расположении духа Турецкий попросил мужчин следственной бригады дать свои фотографии. Как и следовало ожидать, все удивились. Тогда Александр Борисович объяснил:
— Матевосяну нужно будет указать людей, которые хаживали в эту сауну. Сомневаюсь, знает ли он всех по фамилиям. Поэтому предъявим ему фотографии подозреваемых, поместив их среди людей, заведомо не имеющих отношения к Акуловке, то есть наши. Для такого дела я не только свою — жертвую даже фотографию Константина Дмитриевича.
— Боязно, — с серьезным видом поддержал шутку Грязнов. — Вдруг наши тоже там расслаблялись.
Самый хороший снимок оказался у Курбатова. Недавно у него брали интервью для молодежного журнала и сделали цветной портрет. Повертев фотографию в руках, Александр Борисович вздохнул с наигранным сожалением:
— Досадно, что такую красоту нельзя показывать для опознания.
— Почему, патрон? — оторопел Курбатов.
— Потому, Саша, что инженера будешь допрашивать ты.
Все сразу загалдели:
— Ну Саша, ну счастливчик! Поздравляем! Завтра такого наслушаешься и насмотришься, что другим не снилось. Ты уж только держись, не гонись за кайфом. Не то снимут тебя скрытой камерой — и придется нам любоваться на твой компромат на экране.
Однако через считанные минуты выяснилось, что завтра Александру Михайловичу ничего смотреть не придется. Когда он позвонил Матевосяну, тот сообщил: мол, как раз завтра собирается приехать в Москву, поскольку нужно заказать новые японские кондиционеры. Он уже созвонился с людьми. А вот после оформления документов банный инженер пообещал заехать на Петровку.
Александр Михайлович терпеть не мог, когда кого-то приходилось ждать. Вдобавок неизвестно, когда Матевосян освободится. Потом, он может где-нибудь застрять в пробке — и встреча вообще сорвется. Поэтому Курбатов предпочел узнать у Матевосяна, в каком магазине тот будет заказывать кондиционеры, — оказалось, на Ленинградском проспекте, — и сказал, что утром приедет туда.
О, если бы Курбатову да чуточку яковлевского везения! Так нет же — с утра у него невыносимо болел зуб. Он начал беспокоить его еще вечером, перед сном. Жена подсуетилась, сделала настойку шалфея. Александр Михайлович полоскал, и боль приутихла. Выспался нормально. Но, видимо, существует закон сохранения боли — то, что не беспокоило ночью, со страшной силой навалилось утром. Боль такая — хоть на стенку лезь. Больше всего хотелось вырвать этот проклятый зуб. Однако по времени никак не получалось отправиться к стоматологу — нужно было, наглотавшись таблеток анальгина, ехать на Ленинградский проспект. Из Новогиреева это не ближний свет.
Матевосян оказался низеньким человеком, буквально ростом с ребенка, и донельзя аккуратным. Глядя на него, следователь подумал, что тот должен покупать себе вещи в «Детском мире». Все на нем было выглажено и вычищено. Костюм как с иголочки, черные ботиночки блестят, накрахмаленная рубашка, галстук. В магазине было душно, поэтому он сидел возле бюро заказов в распахнутой дубленке и без шапки. У него были тонкие усики, на голове редкие темные волосы, сквозь которые на макушке просвечивала идеально круглая лысинка.
— Почему вы забрались в такую даль? — поинтересовался Курбатов.
— Кондиционеры делятся на японские и все остальные, — засмеялся Эмиль Суренович. — Здесь продаются японские.
Инженер приехал на своей машине, разумеется, вымытой до блеска. Ехать сейчас для короткого разговора в главк было нецелесообразно. Поэтому Александр Михайлович предложил побеседовать в машине, на что инженер охотно согласился.
— Наш разговор будет анонимный. Если понадобятся публичные показания, то лишь в том случае, когда люди, способные вам навредить, будут надежно изолированы.
— Ничего я не боюсь, — успокоил его Матевосян.
— Вы знаете эту женщину? — спросил следователь, показывая фотографию Земцовой.
— Знакомая личность. Каких дров она наломала?
— Ничего страшного. Вот дружки ее, видимо, не в ладах с законом. Где вы увидели эту женщину впервые?
— В нашей сауне. Я ее больше вообще нигде не видел. Только там.
— Наверное, не раз? Поэтому и запомнилась.
— Да, раньше появлялась там регулярно. Потом куда-то исчезла.
— В сауну много женщин приходило?
— Да уж. Этих шлюшек там примерно с десяток ошивается.
Извинившись, Курбатов заглотил очередную таблетку анальгина, после чего попросил:
— Расскажите, пожалуйста, как они развлекались.
Матевосян радостно засмеялся:
— Неужели вы думаете, я присутствовал при их пьянках-гулянках? Я слежу за техническим обеспечением. Падает температура в сауне — тогда меня зовут. И всех этих баб я видел в основном одетыми. Когда приезжали в шубах или в баре, где они сидели, поджидая мужиков. Развлечения я видел, только когда производил съемку.
— Да, так вот о съемках. Вам часто приходилось снимать?
— Редко.
— А кого снимали?
— Разных. Татьяну в частности.
— А из мужчин?
— Не знаю, — лениво пожал плечами Эмиль Суренович. — Полагаю, это были какие-нибудь несговорчивые предприниматели или что-нибудь в таком роде. Всякие бонзы, которых можно шантажировать интимными шалостями.
— Снимали вы скрытой камерой. Делали это не по своей инициативе. А только когда просили. Правильно?
— Скажем, приказывали. Оно точнее будет.
— А кто именно приказывал?
— Официально у меня один начальник — Евгений Афанасьевич, глава городской администрации, если угодно, мэр. Но такими же правами он наделил Альберта Васильевича, нашего главного мильтона. Больше мной никто не распоряжается. Тайком для себя я не снимал. Зачем мне это нужно?
— Сейчас нас интересует только Татьяна Земцова. Когда вы ее снимали и с кем?
— Я этого мужика всего лишь два раза видел. Среднего возраста. Волосы зачесаны назад, с большими залысинами. Пухлые губы. Даже не знаю, как описать. Никаких особых примет.
— При встрече вы его узнаете?
— Несомненно.
— Кто просил вас произвести ту съемку с участием Земцовой?
— Альберт Васильевич приказал. Строго-настрого предупредил, чтобы этот редкий гость не заметил, как их снимают. Поэтому я был предельно осторожен. Но мужик при всем желании не заметил бы, хоть его с юпитерами снимай: пьян был в лоскуты.
— Его партнерша тоже?
— Нет! Танька была трезва как стеклышко. Она же контролировала его действия. Мало ли — вдруг он в последний момент передумает? Тогда нужно проявить напор. Хотя когда вокруг голые и такие по-настоящему обольстительные женщины, уже трудно остановиться. Я бы не смог, — признался Матевосян.
Курбатов настолько увлекся его рассказом, что забыл про зуб.
— Скажите, для съемок требуется специальное освещение?
— Какое там специальное, — небрежно махнул рукой Эмиль Суренович. — Я же снимаю не для Каннского кинофестиваля. Хотя такая пленочка там произвела бы фурор, какой-нибудь приз нам точно обломился бы. Сначала Танька и тот мужик плескались в бассейне, оба голые. Они там вдвоем были. У нас сделаны в стене маленькие отверстия, чтобы наблюдать и снимать. Когда вылезли из воды, мужик пытался завалить ее прямо там, на топчане. Этот момент я уже снимал. Но Танька там не дала — по инструкции мужика нужно завести в комнату. А там возле кровати стоит торшер. Поэтому где нужно все хорошо освещено. Вдобавок женщины отбрасывают одеяло, будто в порыве страсти. Так что снимай не хочу.
— Отснятую кассету вы кому отдали?
— Ее взял Гордиенко.
— Копия у вас есть?
— Зачем она мне?!
— Ну а тот человек, который забавлялся с Татьяной, он после того случая бывал в Акуловке?
— Я его не видел.
Курбатов достал из внутреннего кармана куртки несколько фотографий и протянул Эмилю Суреновичу:
— Среди них есть этот мужчина?
Матевосян внимательно посмотрел снимки и уверенно указал на один из них:
— Вот он.
Это была фотография прокурора Селихова.
— Где же нам встретиться? — спросил Александр Борисович. — Ехать мне сейчас в управление — смешно. Завалиться с утра в кафе — печально. Как вы смотрите на то, чтобы заехать ко мне домой? Тут на метро прямая линия, без пересадки. — И поспешно добавил: — В этом ровным счетом нет ничего предосудительного. Сейчас здесь и жена, и дочь. Они вас не дадут в обиду. Скорее они косо посмотрят, если я поведу вас куда-нибудь в общепитовское заведение.
Кристина согласилась. Она любила бывать в новых для себя домах — считала, обстановка жилища много рассказывает о характерах хозяев. Одно дело встречаться с человеком в официальной, учрежденческой обстановке — и совсем другое посмотреть на него в быту, так сказать в шлепанцах и халате. Ничего оригинального в этом нет. Многих людей интересует повседневная жизнь известных личностей, на чем, кстати, и зиждется содержательная часть желтой прессы. Конечно, про эстрадную певичку или телеведущего Кристина читать не стала бы, вся эта рекламная дешевка обычно шла мимо нее. А вот посмотреть, как живут московские «важняки», интересно.
Оказалось, хорошо живут. Кристина очень любила свою квартиру, у родителей в Ростове дом полная чаша. Ей приходилось бывать и в домах «новых русских». И все-таки эта квартира в доме на Фрунзенской набережной, со вкусом отделанная и обставленная, впечатляла. Обаятельное семейство хозяев радушно встретило Кристину в коридоре. Сразу чувствовалось, какие искренние, теплые отношения связывают этих людей. Каждый из них — муж, жена, дочь — выполняет дома свои простые функции, и делает это удачно. Возможно, по мелочам тут и происходят конфликты, такое везде случается. Однако это не может омрачить их существование. У Кристины даже комок подступил к горлу — у нее, увы, не будет такой дочки, да и насчет мужа теперь, когда нет Юры, тяжело думать.
— Поскольку мое расследование было неофициальным, с инженером следует встречаться людям из вашей бригады. Тут уже все должно быть по регламенту — с протоколом. — Закончила свой подробный рассказ Лазаревская. — Вдобавок мне кажется, такая беседа не для женских ушей.
— Совершенно справедливо изволили заметить. Во всяком случае, подробности точно не для женских, — засмеялся Александр Борисович и тут же посерьезнел: — Вы, Кристина, очень помогли нам. Я слушал вас, и казалось, будто все это время находился рядом с вами, вместе ходил к этой Жанне, Борису, разговаривал с Натальей. Мне бы наполовину так же талантливо пересказать все это коллегам, уверен, каждый из них будет заинтригован деятельностью банного инженера и пожелает, не откладывая дела в долгий ящик, рвануть в эту Дракуловку.
Дачное хозяйство «Акуловка» принадлежало городской администрации, поэтому пришлось наводить справки через мэрию. Было крайне нежелательно, чтобы о таком интересе к загородной резиденции раньше времени узнал один из ее постоянных посетителей, мэр Владимирцев. Меркулов лично позвонил в Зеленодольск начальнику финансово-хозяйственного управления и строго предупредил, какими последствиями чревата для того любая утечка информации. От разговора с заместителем генерального прокурора ни в чем неповинный человек изрядно струхнул и безропотно продиктовал данные инженера. Официально должность Матевосяна Эмиля Суреновича называлась заместитель коменданта хозяйства по техническому обслуживанию.
В понедельник на оперативном совещании находившийся в хорошем расположении духа Турецкий попросил мужчин следственной бригады дать свои фотографии. Как и следовало ожидать, все удивились. Тогда Александр Борисович объяснил:
— Матевосяну нужно будет указать людей, которые хаживали в эту сауну. Сомневаюсь, знает ли он всех по фамилиям. Поэтому предъявим ему фотографии подозреваемых, поместив их среди людей, заведомо не имеющих отношения к Акуловке, то есть наши. Для такого дела я не только свою — жертвую даже фотографию Константина Дмитриевича.
— Боязно, — с серьезным видом поддержал шутку Грязнов. — Вдруг наши тоже там расслаблялись.
Самый хороший снимок оказался у Курбатова. Недавно у него брали интервью для молодежного журнала и сделали цветной портрет. Повертев фотографию в руках, Александр Борисович вздохнул с наигранным сожалением:
— Досадно, что такую красоту нельзя показывать для опознания.
— Почему, патрон? — оторопел Курбатов.
— Потому, Саша, что инженера будешь допрашивать ты.
Все сразу загалдели:
— Ну Саша, ну счастливчик! Поздравляем! Завтра такого наслушаешься и насмотришься, что другим не снилось. Ты уж только держись, не гонись за кайфом. Не то снимут тебя скрытой камерой — и придется нам любоваться на твой компромат на экране.
Однако через считанные минуты выяснилось, что завтра Александру Михайловичу ничего смотреть не придется. Когда он позвонил Матевосяну, тот сообщил: мол, как раз завтра собирается приехать в Москву, поскольку нужно заказать новые японские кондиционеры. Он уже созвонился с людьми. А вот после оформления документов банный инженер пообещал заехать на Петровку.
Александр Михайлович терпеть не мог, когда кого-то приходилось ждать. Вдобавок неизвестно, когда Матевосян освободится. Потом, он может где-нибудь застрять в пробке — и встреча вообще сорвется. Поэтому Курбатов предпочел узнать у Матевосяна, в каком магазине тот будет заказывать кондиционеры, — оказалось, на Ленинградском проспекте, — и сказал, что утром приедет туда.
О, если бы Курбатову да чуточку яковлевского везения! Так нет же — с утра у него невыносимо болел зуб. Он начал беспокоить его еще вечером, перед сном. Жена подсуетилась, сделала настойку шалфея. Александр Михайлович полоскал, и боль приутихла. Выспался нормально. Но, видимо, существует закон сохранения боли — то, что не беспокоило ночью, со страшной силой навалилось утром. Боль такая — хоть на стенку лезь. Больше всего хотелось вырвать этот проклятый зуб. Однако по времени никак не получалось отправиться к стоматологу — нужно было, наглотавшись таблеток анальгина, ехать на Ленинградский проспект. Из Новогиреева это не ближний свет.
Матевосян оказался низеньким человеком, буквально ростом с ребенка, и донельзя аккуратным. Глядя на него, следователь подумал, что тот должен покупать себе вещи в «Детском мире». Все на нем было выглажено и вычищено. Костюм как с иголочки, черные ботиночки блестят, накрахмаленная рубашка, галстук. В магазине было душно, поэтому он сидел возле бюро заказов в распахнутой дубленке и без шапки. У него были тонкие усики, на голове редкие темные волосы, сквозь которые на макушке просвечивала идеально круглая лысинка.
— Почему вы забрались в такую даль? — поинтересовался Курбатов.
— Кондиционеры делятся на японские и все остальные, — засмеялся Эмиль Суренович. — Здесь продаются японские.
Инженер приехал на своей машине, разумеется, вымытой до блеска. Ехать сейчас для короткого разговора в главк было нецелесообразно. Поэтому Александр Михайлович предложил побеседовать в машине, на что инженер охотно согласился.
— Наш разговор будет анонимный. Если понадобятся публичные показания, то лишь в том случае, когда люди, способные вам навредить, будут надежно изолированы.
— Ничего я не боюсь, — успокоил его Матевосян.
— Вы знаете эту женщину? — спросил следователь, показывая фотографию Земцовой.
— Знакомая личность. Каких дров она наломала?
— Ничего страшного. Вот дружки ее, видимо, не в ладах с законом. Где вы увидели эту женщину впервые?
— В нашей сауне. Я ее больше вообще нигде не видел. Только там.
— Наверное, не раз? Поэтому и запомнилась.
— Да, раньше появлялась там регулярно. Потом куда-то исчезла.
— В сауну много женщин приходило?
— Да уж. Этих шлюшек там примерно с десяток ошивается.
Извинившись, Курбатов заглотил очередную таблетку анальгина, после чего попросил:
— Расскажите, пожалуйста, как они развлекались.
Матевосян радостно засмеялся:
— Неужели вы думаете, я присутствовал при их пьянках-гулянках? Я слежу за техническим обеспечением. Падает температура в сауне — тогда меня зовут. И всех этих баб я видел в основном одетыми. Когда приезжали в шубах или в баре, где они сидели, поджидая мужиков. Развлечения я видел, только когда производил съемку.
— Да, так вот о съемках. Вам часто приходилось снимать?
— Редко.
— А кого снимали?
— Разных. Татьяну в частности.
— А из мужчин?
— Не знаю, — лениво пожал плечами Эмиль Суренович. — Полагаю, это были какие-нибудь несговорчивые предприниматели или что-нибудь в таком роде. Всякие бонзы, которых можно шантажировать интимными шалостями.
— Снимали вы скрытой камерой. Делали это не по своей инициативе. А только когда просили. Правильно?
— Скажем, приказывали. Оно точнее будет.
— А кто именно приказывал?
— Официально у меня один начальник — Евгений Афанасьевич, глава городской администрации, если угодно, мэр. Но такими же правами он наделил Альберта Васильевича, нашего главного мильтона. Больше мной никто не распоряжается. Тайком для себя я не снимал. Зачем мне это нужно?
— Сейчас нас интересует только Татьяна Земцова. Когда вы ее снимали и с кем?
— Я этого мужика всего лишь два раза видел. Среднего возраста. Волосы зачесаны назад, с большими залысинами. Пухлые губы. Даже не знаю, как описать. Никаких особых примет.
— При встрече вы его узнаете?
— Несомненно.
— Кто просил вас произвести ту съемку с участием Земцовой?
— Альберт Васильевич приказал. Строго-настрого предупредил, чтобы этот редкий гость не заметил, как их снимают. Поэтому я был предельно осторожен. Но мужик при всем желании не заметил бы, хоть его с юпитерами снимай: пьян был в лоскуты.
— Его партнерша тоже?
— Нет! Танька была трезва как стеклышко. Она же контролировала его действия. Мало ли — вдруг он в последний момент передумает? Тогда нужно проявить напор. Хотя когда вокруг голые и такие по-настоящему обольстительные женщины, уже трудно остановиться. Я бы не смог, — признался Матевосян.
Курбатов настолько увлекся его рассказом, что забыл про зуб.
— Скажите, для съемок требуется специальное освещение?
— Какое там специальное, — небрежно махнул рукой Эмиль Суренович. — Я же снимаю не для Каннского кинофестиваля. Хотя такая пленочка там произвела бы фурор, какой-нибудь приз нам точно обломился бы. Сначала Танька и тот мужик плескались в бассейне, оба голые. Они там вдвоем были. У нас сделаны в стене маленькие отверстия, чтобы наблюдать и снимать. Когда вылезли из воды, мужик пытался завалить ее прямо там, на топчане. Этот момент я уже снимал. Но Танька там не дала — по инструкции мужика нужно завести в комнату. А там возле кровати стоит торшер. Поэтому где нужно все хорошо освещено. Вдобавок женщины отбрасывают одеяло, будто в порыве страсти. Так что снимай не хочу.
— Отснятую кассету вы кому отдали?
— Ее взял Гордиенко.
— Копия у вас есть?
— Зачем она мне?!
— Ну а тот человек, который забавлялся с Татьяной, он после того случая бывал в Акуловке?
— Я его не видел.
Курбатов достал из внутреннего кармана куртки несколько фотографий и протянул Эмилю Суреновичу:
— Среди них есть этот мужчина?
Матевосян внимательно посмотрел снимки и уверенно указал на один из них:
— Вот он.
Это была фотография прокурора Селихова.
Глава 8 Переступить черту
Турецкий докладывал Меркулову о ходе расследования по зеленодольскому делу.
— Очень похоже, что задерживать придется всю городскую верхушку: начальника УВД, прокурора и, очевидно, мэра. По признакам статей двести восемьдесят пятой и двести восемьдесят шестой.
Речь шла о злоупотреблении и превышении должностных полномочий.
— Ты меня порадовал, — скептически хмыкнул Меркулов. — Это же в какие тартарары мы катимся? Куда ни кинь, всюду клин. Я сейчас газеты посмотрел: в одной подробно про дело шестерых «оборотней» из МВД, в другой — про кровавое дело, в котором замешаны прокурор и начальник милиции. И вдруг ты с тем же — арестовать всю верхушку.
— А что тут можно поделать? Я же не подтасовывал факты. Они сами, можно сказать, вопиют.
Прекрасно зная характер своего давнего товарища, Турецкий понял, что Константин Дмитриевич удручен сложившейся ситуацией, переживая в данном случае не за себя, не за то, как он будет выглядеть в глазах начальства. Для него огорчительно очередное грязное пятно, замаравшее честь мундира наших «силовиков», которые и без того по уши в дерьме. Психиатры отмечают, что среди всех фобий на третье место вышли с одинаковым результатом криминалофобия и боязнь милиции. Об этом выводе протрубили многие газеты. Причем бандитов люди боятся только в темное время суток, а стражей порядка — круглосуточно. И тут опять — в преступном сговоре вся городская верхушка.
— Слушай, нельзя ли их как-нибудь того, по частям? — с надеждой в голосе спросил он.
Турецкий рассмеялся:
— То есть ты хочешь провести операцию под наркозом. Пожалуйста. Я могу начать с задержания начальника МВД. Однако он на первом же допросе выдаст всех остальных. Так что это маленькое облегчение. Если же серьезно, Костя, их пока можно не арестовывать. Даже хорошо, если удастся последить за ними, выявить связи. Пока там получается разрыв в цепочке. Непонятна роль сына Гордиенко.
— Бывшего моряка?
— Да, капитан третьего ранга. То ли он слишком легкомысленный человек, то ли просто главарь всей этой мафии.
— Легкомысленный? — удивленно вскинул брови Меркулов.
— А что тут особенного? Я же не говорю, что он дебил. Сравнительно легкомысленный по нынешним временам. Сейчас многие самые мудрые люди, уйдя в отставку, проявляют своеобразное легкомыслие. Не удалось приспособиться к нынешним условиям — они начинают пить, гулять. Так и гордиенковский сын. Хватается то за одно дело, то за другое, живет то в одном месте, то в другом. Какой-то он непонятный.
— Кажется, там фигурирует украденный кортик?
— И это тоже.
— На него нужно обратить особо пристальное внимание, — сказал Константин Дмитриевич. — Если он, ничего не соображая в металлургии, пытался стать владельцем завода, значит, у него есть группа поддержки. Поэтому необходимо проверять все его связи. А насчет задержания начальника милиции, прокурора, мэра генеральный не станет возражать только в том случае, если положить ему на стол стопроцентные доказательства их виновности. Девяносто девять процентов недостаточно — нужно сто. А у тебя сейчас, наверное, пятьдесят?
— Очень похоже, что задерживать придется всю городскую верхушку: начальника УВД, прокурора и, очевидно, мэра. По признакам статей двести восемьдесят пятой и двести восемьдесят шестой.
Речь шла о злоупотреблении и превышении должностных полномочий.
— Ты меня порадовал, — скептически хмыкнул Меркулов. — Это же в какие тартарары мы катимся? Куда ни кинь, всюду клин. Я сейчас газеты посмотрел: в одной подробно про дело шестерых «оборотней» из МВД, в другой — про кровавое дело, в котором замешаны прокурор и начальник милиции. И вдруг ты с тем же — арестовать всю верхушку.
— А что тут можно поделать? Я же не подтасовывал факты. Они сами, можно сказать, вопиют.
Прекрасно зная характер своего давнего товарища, Турецкий понял, что Константин Дмитриевич удручен сложившейся ситуацией, переживая в данном случае не за себя, не за то, как он будет выглядеть в глазах начальства. Для него огорчительно очередное грязное пятно, замаравшее честь мундира наших «силовиков», которые и без того по уши в дерьме. Психиатры отмечают, что среди всех фобий на третье место вышли с одинаковым результатом криминалофобия и боязнь милиции. Об этом выводе протрубили многие газеты. Причем бандитов люди боятся только в темное время суток, а стражей порядка — круглосуточно. И тут опять — в преступном сговоре вся городская верхушка.
— Слушай, нельзя ли их как-нибудь того, по частям? — с надеждой в голосе спросил он.
Турецкий рассмеялся:
— То есть ты хочешь провести операцию под наркозом. Пожалуйста. Я могу начать с задержания начальника МВД. Однако он на первом же допросе выдаст всех остальных. Так что это маленькое облегчение. Если же серьезно, Костя, их пока можно не арестовывать. Даже хорошо, если удастся последить за ними, выявить связи. Пока там получается разрыв в цепочке. Непонятна роль сына Гордиенко.
— Бывшего моряка?
— Да, капитан третьего ранга. То ли он слишком легкомысленный человек, то ли просто главарь всей этой мафии.
— Легкомысленный? — удивленно вскинул брови Меркулов.
— А что тут особенного? Я же не говорю, что он дебил. Сравнительно легкомысленный по нынешним временам. Сейчас многие самые мудрые люди, уйдя в отставку, проявляют своеобразное легкомыслие. Не удалось приспособиться к нынешним условиям — они начинают пить, гулять. Так и гордиенковский сын. Хватается то за одно дело, то за другое, живет то в одном месте, то в другом. Какой-то он непонятный.
— Кажется, там фигурирует украденный кортик?
— И это тоже.
— На него нужно обратить особо пристальное внимание, — сказал Константин Дмитриевич. — Если он, ничего не соображая в металлургии, пытался стать владельцем завода, значит, у него есть группа поддержки. Поэтому необходимо проверять все его связи. А насчет задержания начальника милиции, прокурора, мэра генеральный не станет возражать только в том случае, если положить ему на стол стопроцентные доказательства их виновности. Девяносто девять процентов недостаточно — нужно сто. А у тебя сейчас, наверное, пятьдесят?