Незнанский Фридрих Евсеевич. Пуля для следователя

   Нужно сказать, некоторые оперативники составляли такие нелепые протоколы, что задержанным потом даже не приходилось отказываться от своих показаний — следствие сразу отпускало их за отсутствием состава преступления. Да и как можно всерьез воспринимать слова, что в бензобаке «Жигулей» задержанного обнаружено четыре автомата, пулемет РПК, пистолет, взрывчатка, патроны и десять гранат и якобы с таким грузом машина проехала сотни километров.
   Впервые Шаповалов испытал ненависть к начальнику УВД, когда оказался в его свите сопровождения на охоте. Альберт Васильевич вел себя как последний вандал. С кровожадными воплями он стрелял зверей направо и налево, не щадя ни самок, ни детенышей, повсеместно оставляя подранков. На егерей, наивно посчитавших, что они от милицейского начальника не зависят и обязаны следить за правилами охоты, обрушился поток грязной ругани. Даже эти не отягощенные ханжеским воспитанием мужики почувствовали смущение, словно выпускницы Смольного института при беспардонных выходках поручика Ржевского.
   Однако все это были цветочки по сравнению с предпринимательской деятельностью начальника УВД. Деньги текли к нему рекой, превращаясь в квартиры в разных городах, дачи, антиквариат, иномарки, большая часть средств оседала в карманах его непутевого сына. Десятки фирм, магазинов, ресторанов, казино платили ему ежемесячную дань. Эту плату за спокойствие он сам же им и назначал. С коммерсантами встречался не таясь, прямо в служебном кабинете. Шаповалов мог точно назвать предприятия, которые крышует Гордиенко. Владельцы охотно соглашались на то, чтобы начальник УВД помогал их бизнесу, он же обращался с ними как с мусором. Взять хотя бы того же Дулепина, директора металлургического завода, вокруг которого развернулось столько трагедий. С января девяносто восьмого года он платил Альберту Васильевичу по тысяче долларов в месяц. Через полгода Гордиенко взял в долг у Дулепина двести тысяч «зеленых» — он строил дом в Ярославской области. А пришла пора возвращать долг, сказал, что его подкосил дефолт, все деньги сгорели в банке. Когда Дулепин надоел ему своими, кстати, вполне обоснованными требованиями, бравый полковник предложил бизнесмену оригинальный план: дескать, он вернет ему деньги, но не просто так. Он даст ему свои кровные в рост, то есть вложит их в производство, а набегающие проценты и станут его расплатой. Гендиректору завода позарез были нужны живые деньги, другого пути заполучить их он не видел и согласился на такие условия, не предвидя всего скрывавшегося в них поистине азиатского коварства. Зато Гордиенко уже знал, что они поменялись ролями: Евгений Трофимович из кредитора превратился в должника.
   Когда проценты по гордиенковским деньгам погасили его долг, Дулепин надеялся, что Альберт Васильевич заберет свой вклад. Не тут-то было — хитрец оставил. Проценты он тоже не забирал, говорил, вкладывает их в производство. Получалось, Евгений Трофимович с каждым месяцем должен был ему все больше и больше, и это не считая отдельной статьи — платы за «крышу», которую Гордиенко постоянно повышал.
   Легко представить, сколько наварил начальник УВД на мученике Дулепине! При этом следует помнить, что в заводской бизнес он вложил не свои деньги, а директорские.
   Неизвестно, как долго продолжалась бы эта издевательская игра, только младшему Гордиенко, Анатолию, приспичило заполучить в свои руки металлургический завод. Вот тут папаша постарался всячески уменьшить заводские капиталы, забрав свои деньги. Акции ЗМЗ изрядно подешевели. Только потомственный металлург Дулепин по-прежнему держался за свое детище мертвой хваткой. Пришлось выламывать ему руки, а когда методы принуждения оказались бессильны, то убрать строптивца совсем.
   Это произошло сравнительно недавно. А Николаю Михайловичу кажется, будто он целую вечность мается от известной ему тайны. Можно сказать, это не одна тайна — скопление секретов мафии. Тут убийство Дулепина, Консовского, Треногова, сына и отца Поливановых. Он знает подробности. Некоторые люди мечтают эти подробности скрыть, другие наоборот — узнать. Офицер Шаповалов хочет помочь последним. Поэтому сегодня ночью пойдет в лес, выроет огромную яму и прокричит туда: «У царя Траяна ослиные уши!»

Глава 5 Метод запугивания

   Таинственное исчезновение Оксаны Балахоновой все больше привлекало внимание сыщиков. Интерес к нему рос, постепенно уравновешивая чашу весов, на которой покоились дела более громкие, чем пропажа распространительницы фальшивых долларов. Если свидетели начнут испаряться один за другим, следствие затянется. Вдруг с девушкой расправились, как с Артюхиным. Зная о таком беспределе, люди предпочтут благоразумно помалкивать, спрятаться в тень, чем разоблачать «политбюро» мафии.
   По поводу свидетелей между Грязновым и Турецким разгорелся жаркий спор. Вячеслав Иванович считал, что по крайней мере до тех пор, пока не будет организована полноценная охрана свидетелей, рассчитывать нужно на сотрудничество с криминальным миром, иметь в их среде агентов влияния.
   Александр Борисович напомнил оппоненту, что попытки завербовать авторитетов у них были.
   — Только в результате не мы их использовали, а они нас — сдавали информацию на конкурентов.
   — Разве этого мало! — горячился Грязнов. — Польза-то все равно налицо! Не одних раскололи, так других.
   — Но и вреда такой агент приносит не меньше. Оперативник сам попадает под его влияние и начинает на него работать. Получается, не милиция внедряется в структуры организованной преступности, а оргпреступность внедряет своих людей в правоохранительные органы.
   — Так она и во власть не меньше внедряется.
   Они спорили долго, и каждый остался при своем мнении.
   Посоветовавшись с Турецким, в среду Светлана Перова собиралась в Зеленодольск. Она хотела найти квартиру, которую снимала Оксана. Возможно, хозяевам известно что-либо об их постоялице. Романова тоже намеревалась поехать в Зеленодольск. Ей следовало выяснить подробности механизма появления и увольнения обеих сотрудниц обменного пункта. Для этого нужно было поговорить с их непосредственным начальником, заведующим операционным отделением банка.
   — Галочка, разреши я с ним пообщаюсь! — с неожиданным пылом попросила тихоня Перова. — Зачем тебе переться в такую даль! А я в любом случае буду там собирать данные про Балахонову, так уж заодно и в банк зайду.
   Уговаривать Романову долго не пришлось. У нее и в Москве дел выше крыши, а раз Светка сама вызвалась поговорить с этим Гвоздевым, то ей это очень даже на руку. В результате обе остались довольны — у Галины высвободилось дополнительное время, а Светлана лишний раз повидается с Антоном.
   Представленный ей Валентиной Олеговной как сухарь, компьютерный фанат, чуждый всяческим другим интересам, Антон при ближайшем знакомстве оказался не таким односторонним человеком. Он был остроумен, начитан и весьма спортивен — раньше занимался легкой атлетикой, бегом на короткие дистанции, у него был первый разряд. А уж обаяния ему не занимать — каждая встреча с ним превращалась для Перовой в праздник. Антон чуть ли не через день приезжал к ней на свидание в Москву. Светлане это было приятно и в то же время жалко, что он после работы столько сил и времени тратит на дорогу. Раз уж есть возможность поехать в Зеленодольск самой, почему не воспользоваться таким обстоятельством.
   Со станции она отправилась в «Зеленодольск трейдинг», к Гвоздеву.
   Заведующий операционным отделением банка оказался молодым, щеголеватым человеком. Несмотря на молодость, он был лысым, и отсутствие волос компенсировал другой растительностью: рыжими усами и меньшевистской бородкой клинышком. К появлению следователя Павел Петрович отнесся равнодушно, во всяком случае внешне. Разговаривал с ней, а казалось, мысли его витают далеко отсюда. Видя не такую уж большую разницу в возрасте, представился без отчества, просто Павел. У него был неприятный, скрипучий голос.
   Про Земцову Павел знал мало — когда он поступил в банк, девушка уже работала в обменнике. В увольнении Татьяны ничего удивительного не видел. Не такая это завидная должность, чтобы держаться за нее руками и ногами. В таких местах большая текучесть кадров, не сидеть же людям там до седых волос.
   — По Трудовому кодексу, с момента подачи заявления об увольнении вы можете продержать сотрудника на работе две недели, — сказала Перова.
   — А могу и сразу отпустить, — проскрипел Гвоздев. — Кстати, я и думал, что Татьяне придется поработать пару недель, прежде чем найдем сотрудника на ее место, не закрывать же пункт, даже временно. Она сказала, что сможет порекомендовать вместо себя хорошую специалистку. Та живет где-то на севере, но через несколько дней переезжает в Зеленодольск. Поэтому я и отпустил ее через неделю.
   — Вообще-то Земцову отпустили через пять дней. Заявление она подала в среду, а уволили ее с понедельника, — поправила Светлана.
   — Ну таких подробностей я точно не помню, — отмахнулся заведующий.
   — Теперь перейдем к новенькой — Оксане Балахоновой. Прежде чем принять девушку, вы проводили с ней собеседование для проверки квалификации или вам кто-то позвонил и сказал о ней добрые слова?
   — Ну вы скажете. Какое там собеседование, — хмыкнул Павел. — Посмотрел ее документы, задал пару вопросов, и все. Звонил же мне сын главного городского милиционера Гордиенко.
   — Вы с ним были знакомы?
   — Я с ним и сейчас незнаком. Мы никогда не виделись. Президент банка дал ему мой телефон, предварительно предупредив, что будут звонить по поводу новой сотрудницы в обменник.
   — То есть никаких особенных проблем при зачислении Балахоновой не возникло?
   — Повторяю — не такое уж это место, из-за которого стоит ломать копья.
   — Эта Оксана приехала из другого города. А где она жила в Зеленодольске?
   — Снимала квартиру.
   — Где именно, знаете?
   — На всякий случай у меня были записаны ее адрес и телефон. Все-таки с деньгами работаем.
   — Были? — с замиранием сердца спросила Светлана. Неужели сейчас выяснится, что записал в какую-нибудь электронную записную книжку, а потом за ненадобностью удалил.
   — Были и остались.
   Она с облегчением вздохнула. Гвоздев достал из лежавшего рядом с ним на стуле портфеля самую что ни на есть обычную записную книжечку с обложкой под Палех и, раскрыв на нужной букве, продиктовал телефон и адрес:
   — Ударная улица, это возле станции.
   Довольная результатом беседы, Светлана прямо из банка позвонила в бывшую квартиру Балахоновой, однако никого там не застала. Значит, нужно идти и разговаривать с соседями.
   По нарисованной Гвоздевым схеме Светлана без труда нашла Ударную улицу, а на ней нужный дом: трехэтажный, старый, с отвалившейся местами штукатуркой. На каждом этаже по четыре квартиры, Оксанина — на втором. Пришлось обойти все квартиры подряд, после чего у Перовой составилось общее представление о пребывании Балахоновой в этом доме и ее отъезде. Обычно она уходила на работу рано, возвращалась поздно. С соседями поддерживала только шапочное знакомство. Вела себя тихо, пьянок-гулянок не устраивала. Один сосед, желая похвалить девушку, сказал: «Музыку на полную катушку по ночам не врубала». Иногда к ней заходили мужчины, но это было похоже на деловые визиты, хотя кто знает, что творится за закрытыми дверями.
   Хозяин пятой квартиры здесь давно не жил, сдавал ее. Уезжая, Оксана, по его просьбе, оставила ключ соседке. Это было вечером. Та полюбопытствовала, взглянула в окно — Оксана садилась в большую черную машину. «Я еще, помнится, удивилась — отсюдова до станции два шага, она же почти без вещей, рюкзачок да сумочка, и вдруг на машине. Значит, думаю, не на электричку намылилась. В Москву поехала либо еще куда-то».
   Отъезд Оксаны видела не только соседка. Не так-то часто к этому дому подъезжали иномарки. На машину случайно обратили внимание еще несколько человек. Двое мужчин уверенно заявили, что это был «ауди». Один видел его из окна квартиры, второй проходил мимо как раз тогда, когда уезжала Оксана. «Точно знаю — с олимпийскими кольцами».
   Один «ауди» уже попадал в поле зрения сыщиков — встретив Балясникова, привез его в Зеленодольск. Он зарегистрирован на имя ярославца Ладошкина, товарища младшего Гордиенко. А уж что связывало Анатолия с Оксаной, следователям стало хорошо известно после визита Перовой в Североград.
   Оставшись довольна итогами дня, Светлана, созвонившись, встретилась с Антоном. Он предложил заехать к нему на работу — их начальнику сегодня исполнилось пятьдесят лет, поэтому у них корпоративная вечеринка. «Буквально только что начали. Заходи». — «Неудобно. Ведь собираются одни сотрудники». — «Не только. Народу работает у нас мало, все довольны, когда бывают гости». Светлана сама убедилась — там были не только сотрудники. Пришли многие знакомые юбиляра, так что Перова не стала там белой вороной. Больше того — она повстречала одного из своих немногих зеленодольских знакомых. Это был товарищ виновника торжества, директор завода лифтового оборудования Маянский. Увидев Светлану, Дмитрий Максимович сразу подошел к ней и, покручивая кончик своих пышных усов, спросил:
   — Ну так как, вы по-прежнему без своей неизменной трубки в зубах?
   — А вы по-прежнему путаете меня с Шерлоком Холмсом? — шутливо парировала Перова.
   Громогласный балагур Маянский был явным лидером собравшейся компании и вел себя на этом фуршете как завзятый тамада: сам произносил прекрасные тосты и предоставлял слово другим. Улучив момент, он подошел к Светлане и сказал:
   — Меня все время мучает вопрос. Придя тогда ко мне на завод, вы сказали, что ведете расследование убийств отца и сына Поливановых. Я же их почти не знал. Почему вы приехали именно ко мне?
   Пришлось Перовой рассказать о проведенном ею опросе по выявлению наиболее опасных предпринимателей.
   — И хотя все называли одну троицу, Владимирцев вместо Балясникова написал вашу фамилию.
   — Совсем рехнулся от злобы, — хмыкнул Дмитрий Максимович.
   — Я так и подумала.
   Светлана и Антон покинули набиравшее обороты празднество с таким расчетом, чтобы ей попасть на удобную электричку, которая делает мало остановок и поэтому быстро доезжает до Москвы. Светлана вошла в вагон, сев возле ближайшего окна, улыбнулась и помахала Антону рукой. Потом изобразила вытянутым пальцем единичку: мол, я одна в вагоне. Он одобрительно улыбнулся, помахал в ответ и вдруг боковым зрением увидел, что в вагон просачивается группа парней. Только что была пустая платформа, и вдруг такое оживление.
   Реакция бывшего бегуна позволила Антону вскочить в вагон за какие-то десятые доли секунды до того, как сомкнулись створки шипящих дверей. Он на мгновение остановился и перевел дыхание. Антон еще надеялся, что все обойдется и это случайные попутчики, работающие здесь москвичи, которые задержались после работы, а теперь возвращаются по домам. Однако, стоило войти в вагон, увидел: двое сидели напротив Светланы, двое — рядом, и у всех четверых на головы были натянуты сразу вызывавшие ужас маски с прорезями для глаз.
   Хорошо, что Антон тяпнул на вечеринке пару рюмок водки, что прибавило ему смелости. Он спокойно приблизился к Светлане и, протянув ей руку, сказал:
   — Пойдем сядем туда.
   Намерение увести девушку с места не понравилось компании. Тот, возле которого стоял Антон, встал и без лишних слов с такой силой толкнул его, что компьютерщик свалился на пол, едва не ударившись головой о ребро деревянной скамейки. Раздался душераздирающий женский визг, который резко оборвался — Светлане ладонью закрыли рот. Послышался звук затрещины. Антон поднялся и ринулся на нападавших. Он молотил их руками и ногами, получал сдачу, падал, вскакивал и снова набрасывался на хулиганов. Ему хотелось сорвать с кого-нибудь из них маску, чтобы увидеть и запомнить лицо. Однако это никак не удавалось. Умения драться тем было не занимать, — видимо, на него напали профессионалы.
   Даже в таком состоянии Антон умудрялся думать, что делать дальше. Он прикинул, что скоро будет остановка Зеленодольск-2. Это промышленная часть города, там почти наверняка в вагон войдут люди. Дальше электричка едет без остановок почти до самой Москвы. Значит, эти архаровцы выйдут сейчас, оставаться им в вагоне, да еще в масках, не резон, мало ли кто здесь появится — вдруг милиционеры. Ему во что бы то ни стало нужно продержаться до остановки.
   Антон с такой яростью начал набрасываться на нападавших, что теперь его наскоки сдерживали трое вместо двоих. Четвертый по-прежнему бил Светлану, но тоже стал получать отпор — следователь хватала его за руки, кусала, пыталась ударить ногой…
   Эвакуацию четверка провела на редкость слаженно. За считанные секунды до полной остановки все выскочили в тамбур, перед самым открытием дверей посрывали с себя маски и покинули вагон, растворившись в вечерней темноте.
   Антон хотел подойти к Светлане, однако не было сил встать, все болело: ноги, голова, руки… Она сама приблизилась к нему, обняла — и сразу стало легче.

Глава 6 Маховик уничтожения

   Можно было только удивляться тому хладнокровию, которое проявил Шаповалов перед самоубийством. Зная, что в квартиру сразу прибудет милиция, он составил целую систему инструкций для жены: какие бумаги передать в Генеральную прокуратуру; какую записку оставить на столе, пусть она достанется Гордиенко; что вообще уничтожить. Помимо всего прочего, Николай Михайлович научил супругу, откуда она без опаски может позвонить Турецкому и кто должен с ним встретиться.
   В результате ничего не подозревающий начальник УВД штудировал предсмертную записку старшего оперуполномоченного о его мучительной болезни, а тем временем близкий друг семейства Шаповаловых, который работал в Москве, отвез подробные записки майора на Петровку, 38.
   То, что узнал Турецкий из письменного объяснения Николая Михайловича, взбесило его. Он и так-то рассвирепел из-за избиения Перовой. А тут ему стали известны новые подробности закулисной жизни главы милиции. Теперь Александра Борисовича было не остановить, да и Меркулов и генеральный прокурор не возражали против возбуждения уголовного дела по признакам статей «злоупотребление должностными полномочиями» и «превышение должностных полномочий». Санкция на арест была получена.
   Прибывшая во главе с Турецким опергруппа вошла в кабинет начальника УВД в тот момент, когда Альберт Васильевич заботливо подсыпал корм в аквариум с золотой рыбкой. В первые минуты он еще не растерял своей обычной наглости, кричал, требовал связать его по телефону с министром…
   Александр Борисович его и слушать не стал. Он смотрел на Гордиенко с таким брезгливым выражением лица, что подчиненные удивились: не было раньше такого у Турецкого. А ведь всякую мразь брать приходилось.
   Гордиенко «застегнули» в наручники — руки за спину — и демонстративно вывели из здания управления на глазах у опешивших подчиненных. «Ничего, ребята! — кричал полковник. — Я еще вернусь в наш домик!»
   Накануне Грязнов, Курбатов и Яковлев допросили собровца Ухтомского. Содержательный получился разговор. Петр говорил много, вспоминал все новые и новые подробности. Теперь в случае чего ему предстоит очная ставка с начальником УВД — если тот станет врать и юлить. Насчет этого можно было не сомневаться.
   Ночь в камере охладила воинственный пыл Гордиенко. На утренний допрос он явился менее задиристым, чем вчера. Старался не встречаться взглядом со следователями. Кроме Турецкого на допросе присутствовали Курбатов и Яковлев. Светлана находилась в больнице, а Романову Александр Борисович не стал звать, полагая, что Гордиенко примется изрыгать неимоверное количество проклятий и ругани. Так что можно пощадить женские уши.
   — Мы начнем по порядку, поскольку вам, гражданин Гордиенко, будет инкриминировано участие во всех расследуемых преступлениях. Чтобы вы не питали особых иллюзий насчет доказательной базы, сразу предупреждаю, что у нас имеются подробные письменные показания старшего оперуполномоченного майора Шаповалова…
   — Контора пишет, — скептически вставил задержанный.
   Пропустив его реплику мимо ушей, Турецкий продолжил:
   — А также бойца милицейского СОБРа Петра Ухтомского. В случае каких-либо недоразумений с ним будет устроена очная ставка.
   Вот это уже серьезно. Альберт Васильевич всегда считал человеком с железными нервами застреленного на днях Артюхина. Уж если у того наступило помрачение рассудка, можно представить, что наболтал истеричный по натуре Ухтомский.
   — Кроме того, мы ожидаем признательных показаний от остальных милицейских собровцев. Все они задержаны и уже находятся в Москве.
   Это была чистая правда — три бойца, входившие вместе с Артюхиным и Ухтомским в преступную группировку, были порознь этапированы в Москву. Никто из них не знал, что однополчане находятся рядом, на других этажах следственного изолятора.
   — Кому вы приказали убить директора металлургического завода Дулепина? — словно выстрел прозвучал первый вопрос.
   — Дайте платок, — вместо ответа просипел Гордиенко.
   Александр Борисович приказал конвойному снять с полковника наручники. Альберт Васильевич достал из кармана брюк платок и тщательно вытер вспотевшее лицо.
   — Вы так просто спрашиваете про убийство, словно тут можно дать однозначный ответ, — сказал он после паузы. — А между тем это палка о двух концах. Дулепин — тоже не подарок. Евгений Трофимович типичный предприниматель в худшем смысле слова, такой для своей выгоды ни перед чем не остановится. Я бы не удивился, если бы узнал, что он нанял киллера для устранения нового владельца предприятия. Благодаря его деятельности в кавычках благополучный некогда завод семимильными шагами приближался к банкротству. На мой взгляд, городская администрация очень своевременно приняла постановление об упорядочении работы промышленных предприятий. У металлургического завода появился новый хозяин. Похожие изменения происходят сейчас сплошь и рядом. Инвестиционный конкурс выявил новых компаньонов, их предложения по развитию завода были одобрены. Дулепин же всячески старался сохранить положение вещей, агрессивно противился прогрессу. Вцепился мертвой хваткой в завод и думал только о своей выгоде, о том, как бы набить карманы. Поэтому его гибель стала следствием объективных причин — передела рынка собственности.
   — Альберт Васильевич, вы, оказывается, заправский демагог, — перебил его Турецкий. — Я спросил о другом — кому вы приказали убить Дулепина?
   — С чего вы взяли, будто я приказывал?
   — Есть свидетельские показания. Будет очная ставка, причем не одна. Помимо Ухтомского имеются и другие свидетели. В частности, бойцы вашего СОБРа, они находятся в целости и сохранности. Все задержаны, находятся в разных городах, дружно дают признательные показания.
   — Если хотите знать, — выкрикнул Гордиенко, — все приказания относительно ликвидации совладельцев металлургического завода отдавал мэр Владимирцев. У него в отношении отряда были такие же права, как у меня.
   Яковлев удивился:
   — С каких пор мэр может приказывать милицейскому СОБРу?
   — Я разрешил. Это все-таки градоначальник. Многие городские проблемы он знает лучше.
   — То есть его распоряжения о ликвидации относятся не только к Дулепину, а к Консовскому и к Треногову тоже?
   — Да. Я даже не думал, что дело зайдет так далеко. Но у меня не было возможности остановить этот маховик уничтожения. Владимирцев же зверь, а не человек. Я поэтому и разрешил ему командовать отрядом своего СОБРа, чтобы хоть в какой-то мере контролировать его действия. Иначе бы он обращался только к своим головорезам. А за этими уголовниками не уследишь. — Гордиенко перевел дух, опять вытер платком лицо. Пояснил: — У мэра есть специальная молодежь, которая выполняет за приличные деньги его тайные задания. Они самые настоящие опричники, эскадрон смерти. В последние дни Владимирцев постоянно намеревался запугать московских следователей. Я насилу сдерживал его. Не удивлюсь, если без моего контроля он прикажет избить кого-то из ваших.
   — А убить Юрия Поливанова?
   — Что — Поливанова? — переспросил начальник УВД, хлопая глазами.
   — Кто приказал, как вы выражаетесь, ликвидировать следователя Поливанова?
   — Это работа прокурора Селихова.
   — Он, по-видимому, тоже имел право приказывать вашему СОБРу? — не удержался от ехидства Яковлев.
   На начальника УВД было жалко смотреть. Его щеки и лоб так потели, что платок сделался совершенно мокрым, будто его окунули в воду.
   — Об этой услуге прокурор попросил меня. Сказал, что Поливанов регулярно принимает наркотики, полностью деградирует и может натворить черт знает что.
   — Оригинальный способ лечения от наркотический зависимости, — усмехнулся Турецкий. — Однако помимо собровцев в убийстве следователя Поливанова принимали участие два человека, не имеющие отношения к отряду: Ростислав Ладошкин и ваш сын Анатолий.
   — Не было этого!
   — Было, было. Неужели не знали?
   — Мне не докладывали. Боялись моего гнева. Да если бы я узнал, Тольке уж точно не поздоровилось бы. За такие дела на месте пристрелил бы его! У меня с этим строго.
   — С этим — вы имеете в виду, с правильным воспитанием? — опять не удержался и съязвил Курбатов.