Страница:
Ретроспективный характер таких записей спустя много лет после событий подтверждается как отказом автора точно дати____________________
54 С этим кругом известий связана редкая лексема «невеглас/невеголос». Она присутствует в ст. 6415/907, 6488/980, 6491/983, 6496/988, 6572/1065, 6579/1071 и 6623/1115 гг., означая не только 'невежд', но также людей суеверных, и, по мнению А.С.Львова, была заимствована в древнерусскую письменность и обиход из чешского языка (Львов А. С. Лексика «Повести временных лет». М., 1975, с. 337-338).
КРАЕВЕД-КИЕВЛЯНИН В ПВЛ____________________
65
ровать астрономические события, заметив только, что они произошли «в та же времена» (под 6573/1065 г. указана комета Галлея 1066 г. и частичное солнечное затмение 22.9.1066 г.55), так и фразой «посемъ же быша усобице многы и нашестви поганых на Руськую землю» [Ип., 153], отдаляющей на десятилетия момент записи от изложенного факта. Воспоминание об этих событиях дало возможность автору, приведя обширную выписку подобных чудес из Хронографа 56, завершить статью указанием, что «знаменья бо вь небеси, или вь звездах, или вь солнци, или птицами, или етеромъ чимъ, не благо бываеть, но знамения сицева на зло бывають: или проявление рати, или гладу, или на смерть проявляеть» [Ип., 155].
Попытка М.Х.Алешковского, опираясь на такое толкование, использовать оценку знамений «не на добро» или «ово на зло, ово на добро» для «расслоения» текста ПВЛ, усваивая их разным авторам 57, оказывается не корректной уже потому, что в приведенных им примерах «на добро» он указывает явления ангельские, тогда как к противоположным отнесены все явления, нарушающие мировой порядок или же привязанные к последующим событиям, не позволяющим толковать их иначе. Так, моровая язва в Полоцке в 6600/1092 г. сопровождалась видением «конных бесов» и знамением на небе в виде круга, пожарами лесов и болот и «ратью от половець отовсюду» [Ип., 206]. «Не на добро», со ссылкой на «дни Антиоховы», было истолковано и солнечное затмение 6621/1113 г., за которым последовала смерть Святополка Изяславича и волнения в Киеве, в результате чего киевский престол занял Владимир Всеволодович (Мономах) [Ип., 274-276]. Но когда за солнечным затмением 6623/1115 г. последовала смерть Олега Святославича, эти два события не были поставлены им в причинно-следственную связь [Ип., 282], точно так же как и ранее отмеченное им затмение, внесенное в качестве дополнения к новелле 6599/1091 г. («в се же лето бысть знаменье въ солнци: погибе, мало ся его оста, акы месяць бысть в часъ 2 дне, месяца мая въ 21» [Ип., 205]), правильность указания на которое подтверждено было Д.О.Святским58.
Между тем, описывая много времени спустя знамения «в луне и солнце» февраля 6610 (т.е. уже 1103) г. автор вынужден был
55 Святский Д. Астрономические явления в русских летописях с научно-критической точки зрения. Пг., 1915, с. 129-131 и 12.
56 Шахматов А.А. Повесть временных лет. Т. I. Вводная часть. Текст. Примечания. Пг., 1916, с. 208-210.
57 Алешковский М.Х. Повесть временных лет…, с. 19.
58 Святский Д. Астрономические явления…, с. 12.
66____________________
самим течением событий оговорить, что «сия видящи знаменья, благовернеи человеци съ въздыханьемь моляхуся Богу съ слезами, дабы Богъ обратилъ знаменья си на добро (т.е. изначально предполагая в них предызвещение зла. - А.Н.): знаменья бо бывають ово на добро, ово же на зло; яко и си знаменья быша на добро» [Ип., 252]. Подтверждением такого заключения («якоже скажемъ въ пришедшее лето») стал рассказ 6611/1103 г. о походе князей на половцев под Сутин, ознаменованный полной победой русских князей.
Таким образом, перед нами не различное отношение к знамениям, а их истолкование по последствиям, так что единственным изначальным знамением «на добро» можно посчитать только огненные столпы над могилой Феодосия в момент обретения его мощей и накануне событий, описанных в новелле о «походе 1113 г.», о чем я скажу ниже.
Не меньше, чем знамения, интересовали «краеведа» рассказы о «волхвах», выступающих одновременно и против «нарочитой чади», и против христианской Церкви. Трудно сказать, откуда был заимствован сюжет о движении волхвов в Суздальской земле, отмеченный «краеведом» под 6532/1024 г.; скорее всего, он почерпнул его из рассказа «старца Яна» (позднее какой-то переписчик усвоил ему отчество «Вышатич»), который рассказывал ему о своем столкновении с волхвами на Шексне в 1071 г. и об одновременном столкновении с ними Глеба Святославича в Новгороде [Ип., 164-171]. Правомерность разделения двух одноименных персонажей - «старца Яня» и «Яна Вышатича» - подтверждает тот факт, что Вышата, выступавший воеводой Ярослава в 6551/1043 г. и бежавший в 6571/1064 г. с Ростиславом в Тмуторокан, вряд ли мог иметь сына, которому в 6614/1106 г. было 90 лет (т.е. родившегося еще в 1016 г.) и за несколько недель перед смертью «угонивьше половце до Дуная» [Ип., 257].
Время, сюжеты, а, главное, писательский опыт незаметно меняют стиль и фразеологию «краеведа-киевлянина», что воздвигает существенные препятствия на пути исследователя, пытающегося и далее выделить принадлежащие ему тексты. И всё же можно думать, что его перу принадлежит не только рассказ о ляхах и Болеславе II ст. 6577/1069 г., отразившийся в новелле о Болеславе I под 6526/1018 г., но и рассказ ст. 6580/1072 г. о переносе мощей Бориса и Глеба в новую церковь «юже здела Изяславъ, яже стоить и ныне», дошедший в составе ПВЛ в сокращенном виде, тогда как полный его текст представлен в «Сказании чюдес Романа и Давыда» 59. Свое логическое завер____________________
59 Успенский сборник…, с. 62-63.
КРАЕВЕД-КИЕВЛЯНИН В ПВЛ____________________
67
шение этот рассказ получает в ст. 6581/1073 г. о распаде «триумвирата Ярославичей», где читатель находит очередное напоминание о тщете богатства и прямой укор Святославу Ярославичу, преступившему «заповедь отьню, паче же и Божию; великъ бо грехъ преступати заповедь отца своего» [Ип., 173], что одновременно связывает эту статью с «завещанием Ярослава» под 6562/1054 г. и с последствиями нарушения заповеди Сима, Хама и Афета «не преступати никомуже въ жребий братень» [Ип., 4].
Остается только гадать, почему последующие годы княжения Святослава Ярославича практически не получили отражения в летописании. На мысль о дефектности в этой части архе-типного списка ПВЛ, отразившегося во всех известных ее изводах, наводит ст. 6585/1077 г., касающаяся ситуации в Чернигове и загадочного явления «Бориса», который потом «бежа Тмутороканю к Романови». Последующий текст, отмеченный смертью Глеба Святославича, гибелью многих близких автору людей в битве на Сожице и таинственной смертью Изяслава Ярославича «на Нежатини ниве», равно как и посвященный ему удивительный по искренности и проникновенности панегирик, безо всякого сомнения принадлежат «краеведу», точно так же как и рассказ о Ярополке Изяславиче, разнесенный позднее под 6593/1085 и 6695/1087 гг. Последний любопытен не только теплотой произнесенных слов, что необычно для второстепенного, «младшего» князя, тем более выступавшего против Всеволода Ярославича, но и типичным для «краеведа» (и «ученика Феодосия») наименованием киевского митрополита Иоанна - «Иваном», как во всех его предшествующих текстах.
Если до этого момента работа «краеведа-киевлянина» представала, главным образом, в виде отдельных новелл, сохранившихся в составе ПВЛ под тем или иным годом, то, начиная со ст. 6601/1093 г., открывающейся рассказом о смерти Всеволода Ярославича с панегириком-оправданием покойного его болезнью («неведущю у болезнехъ своихъ») и вокняжением в Киеве Святополка Изяславича, перед исследователем явственно проступает единый массив «хроники княжения Святополка», написанной, однако, с неприязненных к нему позиций60.
Оснований для подобного отношения к этому князю было достаточно. Уже тот факт, что пришедших к нему «с миром» половецких послов Святополк Изяславич, «не здума с болшею дру____________________
60 Такое неприязненное отношение к Святополку Изяславичу автора рассказа о событиях его княжения отмечал еще А.А.Шахматов (Шахматов А.А. Киевский начальный свод 1095 г. // АЛ.Шахматов. 1864-1920. Сб. статей и материалов. М.-Л., 1947 (Тр. Комиссии по истории АН СССР, вып. 3), с. 159-160.
68____________________
жиною отнею и стрыя своего, но светъ створи с пришедшими с нимь «…» всажа в погребъ», самонадеянно развязав кровопролитную войну, в которой вся Киевская земля оказалась разорена и погиб Ростислав Всеволодович на Стугне, не мог заслужить симпатии ни киевлян, ни летописца. Таким же оказалось продолжение, когда в 6603/1095 г. по наущению Святополка Владимир Всеволодович (Мономах) организовал убийство половецких ханов, Итларя и Китана, пришедших на переговоры, после чего был совершен набег на их беззащитные вежи и «полониша скоты, и кони, и вельблюды, и челядь». Тем самым Святополком и Владимиром было положено начало усобицы с Олегом Святославичем, отказавшимся выдать или убить находящегося у него «Итларевича» [Ип., 209-219].
Но кому принадлежит «хроника Святополка»?
С особой остротой этот вопрос встает при анализе «Повести об ослеплении Василька теребовльского», которую можно рассматривать в качестве естественного продолжения хроники княжения Святополка Изяславича в Киеве. Основанием для этого является непосредственно предшествовавший событиям (и прямо связанный с ними) княжеский съезд в Любече 6605/1097 г., который подвел итоги предшествующих усобиц, явившихся следствием смерти Всеволода Ярославича и вокняжения Святополка в Киеве. Столь четкая структурная связь сюжетов, предстающих глазу читателя единым произведением, хотя и разнесенным по годам и разорванным заметками о прочих событиях этого времени, поднимает неизбежные вопросы об авторе этой хроники, времени ее написания и появления в составе ПВЛ.
Как часто бывает, решать эти вопросы проще с конца, поскольку наличие кратких годовых заметок, дублирующих факты, описанные в хронике (6606/1098, 6607/1099 гг.), позволяет рассматривать ее текст в качестве самостоятельного произведения, написанного спустя определенное время после (или параллельно) возникновения такого хроникального «стержня», который был ею разорван, а частично и замещен. Вместе с тем, наличие параллельного датированного событийного ряда позволяет использовать итоговую фразу повести, что Давыд Игоревич получил «Дорогобужь, в нем же и помре» [Ип., 250], оказавшуюся в ст. 6608/1100 г., тогда как его смерть отмечена только 12 лет спустя, в 6620/1112 г. [Ип., 273], для отнесения времени написания «хроники» за пределы последней даты. В результате можно утверждать, что рассказ об ослеплении Василька был написан не «по свежим следам событий», на чем настаивал Б.А.Рыбаков61, a значительно позднее. Но кем?
61 РыбаковБ.А. Древняя Русь. Сказания. Былины. Летописи. М, 1963, с 277.
КРАЕВЕД-КИЕВЛЯНИН В ПВЛ____________________
69
Рассматривая ошибочность мнения о существовании «3-й редакции ПВЛ», я показал несостоятельность попыток приписать как ее, так и собственно «Повесть об ослеплении…», выступающему в ней от первого лица Василию, наместнику Святополка во Владимире Волынском. Однако есть ли какие-либо свидетельства в пользу того, что «Повесть об ослеплении Василька» принадлежит перу «краеведа», помимо факта ее органической связи с «хроникой Святополка» в целом? Такой бесспорной приметой мне представляется рассказ о депутации киевлян к Владимиру Всеволодовичу (Мономаху) с просьбой пощадить Киев и Святополка от разгрома, в которой приняли участие митрополит Николай и «Всеволожаа», мачеха Владимира, ибо он, как написал автор, «чтяшеть бо ю, яко матерь, отца ради своего, бе бо любимъ отцю своему повелику в животе и по смерти, и послуша, яко матере» [Ип., 238]. Такой пиетет к памяти отца, любимцем которого был Владимир, позволяет с известными оговорками отнести и всю повесть на счет «краеведа», поскольку, описывая процесс ослепления, автор говорит, что у Василька было порезано лицо, «и есть рана [та] на Василке и ныне» [Л., 261].
Между тем, сомнения вызывает в данном случае не стиль, не позиция автора, поскольку все его симпатии на стороне, противоборствующей Святополку и Давыду, а реакция русских князей на сам факт ослепления, как если бы никто из них не знал истории Бориса и Глеба: «Вълодимеръ же слышавъ, яко ять есть Василко и ослепленъ, оужасася и въсплакася вельми, рече: сего не было есть оу Русьскои земли ни при дедехъ нашихъ, ни при отцихъ нашихъ сякого зла» [Ип., 236]. Такая оценка ситуации, причем под пером автора, переработавшего «Сказание… Бориса и Глеба» для ПВЛ, может быть объяснена или полемическим запалом автора, оставившего в стороне историю двух мучеников, или тем обстоятельством, что «Сказание… Бориса и Глеба» было написано после повести об ослеплении Василька, и, безусловно, после смерти Святополка Изяславича, имевшей место в 1113 г.
Впрочем, если в повести князья не помнят историю Бориса и Глеба, то этого нельзя сказать об авторе. Собственно говоря, Святополк Изяславич на протяжении всей «хроники» (а сейчас понятно, почему повесть об ослеплении нельзя вырывать из ее контекста) показан крайне негативно. Он держит совет с «несмысленими» и не слушает «смысленных», развязывает кровопролитную войну с половцами из-за собственного самомнения и упрямства, в результате чего гибнет младший сын Всеволода и оказывается разорена Русь, избивает заложников и послов, не радеет о строении нового храма Бориса и Глеба, но главное - участвует в ослеплении Василька.
70____________________
И вот здесь, при сравнении «Повести об ослеплении Василька» с «Повестью об убиении Бориса и Глеба», у читателя возникают любопытные ассоциации как потому, что главный злодей обоих произведений носит имя «Святополк», так и потому, что его пособники тоже имеют своих двойников. Если князя Глеба зарезал «повар, именемъ Торчин», то Василька теребовльского слепит «Торчин, именем Берендеи, овчюхъ Святополчь», точно также, как вышгородский «боярец Путьша» (по всей видимости, вышгородский тысяцкий), посылаемый Святополком Владимировичем на Альту убить Бориса, у читателей первой четверти XII в. невольно должен был ассоциироваться с киевским тысяцким Путятой, чей двор после смерти Святополка Изяславича в 1113 г. был в первую очередь разграблен киевлянами [Ип., 275]. Сейчас я затрудняюсь сказать, как соотносятся друг с другом эти факты, но поскольку события 1097 г. должны были быть лучше известны читателям ПВЛ, чем события 1015 г., невольно возникает мысль, что ситуация конца XI в. с ее действующими лицами была использована не ранее третьего десятилетия XII в. для литературного воссоздания другой, более древней, а не наоборот.
Только в этом случае повесть об ослеплении Василька в составе всей «хроники Святополка» могла предшествовать «Сказанию… Бориса и Глеба», чья переработка для ПВЛ оторвала панегирик умершему Владимиру от описания вокняжения Святополка, за которым первоначально следовал рассказ о конфликте варягов с новгородцами и последних - с Ярославом. Всё это, на мой взгляд, делает приемлемой версию о создании «хроники Святополка» со входящей в нее «повестью об ослеплении» всё тем же «краеведом-киевлянином» или «учеником Феодосия».
Еще одним литературным произведением, написанным много позднее происходивших событий и не связанным непосредственно с «хроникой Святополка», хотя оно и вставлено в ПВЛ под 6618/1110 - 6619/1111 гг., оказывается рассказ о победоносном походе русских князей на половцев, который с таким же успехом можно назвать рассказом о знамении в Печерском монастыре или об ангелах, поскольку «коемуждо языку ангел приставлен» и «да соблюдають куюжьдо землю, аще суть и погани». Из этого обширного рассуждения с примерами следует весьма рациональный вывод, что «аще Божии гневъ будеть на кую оубо землю бранью, то онои земли ангелъ не вопротивится повеленью Божью, яко «…» и на ны иавелъ Богь грехъ ради нашихъ иноплеменникы поганыя, и побеждахуть ны повеленьемъ Божьимъ» [Ип., 262-263]. Его самостоятельное значение для чтения или произнесения в качестве поучения слушателям определяетКРАЕВЕД-КИЕВЛЯНИН В ПВЛ____________________
71
ся, во-первых, использованием различных литературных источников 62, среди которых присутствует и «Книга Иосиппон», как то определил Н.А. Мещерский63, а, во-вторых, безусловными заимствованиями из текста собственно ПВЛ: описанием съезда князей в Долобске (из ст. 6611/1103 г.) [Ип., 252-253] и именами захваченных на Дону городов Сугрова, Шарукана и Балина (из ст. 6624/1116 г.).
Такая блестящая композиция, воспринимаемая большинством историков в качестве документальной записи, была возможна только спустя достаточно долгое время, быть может, даже после смерти Владимира Мономаха, когда в памяти живущих, в том числе и ее автора, смешались ежегодные походы 64. Не случайно и то, что, если главным героем в этой повести выступает Владимир Мономах, вторым оказывается «брат Святополк», как и в описании реального похода 1103 г.
Неординарность такой коллизии определяется двумя моментами. На протяжении всего киевского («старшего») княжения Святополка Изяславича в ПВЛ подчеркивается ведущая роль Владимира Всеволодовича (Мономаха), что понятно из отношения к нему «краеведа», однако в какой-то момент в ПВЛ появляются заметки, позволяющие думать, что противостояние между киевским князем и Печерским монастырем закончилось после того, как он изгнал Давыда Игоревича «в ляхы» [Ип., 248]. Подлинное же примирение произошло, как видно, в 1107 г., поскольку под 6615 г. ПВЛ сообщает, что после победы на Хороле Святополк Изяславич пришел на заутреню «в Печерьскыи манастырь на оуспенье святыя Богородица, и братья целоваша… и тако бо обычаи имяше Святополкъ, коли идяше на воину или на море ли, поклонився оу гроба Феодосиева и молитву вземъ оу игумена сущаго» [Ип., 258]. Виновником примирения, судя по всему, следует считать игумена Феоктиста, сумевшего привлечь к Печерскому монастырю Святополка Изяславича, в результате чего имя Феодосия по представлению киевского князя и по указу митрополита Ни-кифора было внесено в общерусский синодик для поминовения.
62 Шахматов А.А. Повесть временных лет…, с. 333-344.
63 Мещерский Н.А. К вопросу об источниках Повести временных лет. // ТОДРЛ, XIII. М.-Л., 1957, с. 57-65.
64 В этом плане особенного внимания заслуживает завершение повести, согласно которому «възвратишася русьтии князи въ свояси съ славою великою къ своимъ людемъ, и ко всимъ странамъ далнимъ рекоуще, къ грекомъ, и оугромъ, и ляхомъ, и чехомъ, дондеже и до Рима проиде» [Ип., 273], что сразу приводит на память перечень народов «Слова о погибели Рускыя земли» («отселе до угоръ и до ляховъ, до чахов»), позволяя видеть здесь безусловные следы редакторской работы середины или второй половины XIII в., обычно не учитываемой при использовании текстов ПВЛ.
72____________________
И всё же Святополк остался для автора летописи «чужим князем», чья смерть не вызвала у него особого сожаления. Описав солнечное затмение 19 марта 6621/1113 г. и, по своему обыкновению, напомнив, что «се же бывають знаменья не на добро въ солнци и в луне», он подтвердил, что это знамение в солнце «проявляше Святополчю смерть», которую оплакивали только «бояре и дружина его вся». Смерть Святополка Изяславича, как видно, мало кем любимого (не случайно его вдова раздала монастырям, попам и убогим столько, что «дивились все люди»), вызвало волнения в Киеве, разграбление двора его тысяцкого и воеводы Путяты и «жидов», после чего киевский стол занял Владимир Всеволодович Мономах.
Сведения о событиях, последовавших за вокняжением Владимира в Киеве, не выходят за краткие отметки о смертях, свадьбах, перемещениях князей, однако в них появляется информация о новгородских делах Мстислава Владимировича, а затем и знаменитый рассказ о посещении «краеведом» Ладоги, где самым ярким его впечатлением стали «стеклянные глазкы», т.е. бусины, которые, по словам ладожан, просыпаются с большим дождем или «выполаскиваются» водами Волхова. Всё это побудило его собрать более ста таких бусин вместе с рассказами «видоков», ходивших «за самоядь», что там из «великих туч» выпадают «молодые веверицы» или «оленицы малые», которые и расходятся по земле. В свою очередь, такие сведения потребовали необходимого научного комментария, который он и представил во всем блеске своей эрудиции ссылками на «фронограф» Георгия Амартола, хронику Иоанна Малалы и Псалтирь65, т.е. на тексты, которыми он пользовался в своей работе и ранее.
6623/1115 г. был ознаменован крупнейшим событием в общественной и церковной жизни киевской Руси - завершением строительства и освящением нового большого храма Бориса и Глеба в Вышгороде, куда 2 мая были торжественно перенесены из деревянной церкви в каменных раках мощи первых русских святых. Необязательные подробности рассказа позволяют заподозрить автора среди участников торжеств, хотя прямые указания в тексте отсутствуют, а завершение рассказа сообщением о Владимире (Мономахе), который спустя какое-то время «окова раце сребромъ и златомъ, такоже и комаре покова сребромъ и златомъ; имже покланяются людие, просяще прощения грехомъ» [Ип., 282], свидетельствует об интервале в несколько лет, отделяющем это событие от записи о нем. Между тем, в этом рассказе присутствует единственное в своем роде указание на «сребре____________________
65 Шахматов А.А. Повесть временных лет…, с. 350-352.
КРАЕВЕД-КИЕВЛЯНИН В ПВЛ____________________
73
никы», которые Владимир «повеле метать» в народ, дабы сдержать напор толпы, что с неизбежностью поднимает вопрос о том, что эти сребреники собой представляли.
Но когда Владимир «окова раце»? Согласно ПВЛ, это произошло после перенесения мощей князей-мучеников в новый храм, а согласно «Сказанию… Бориса и Глеба» - еще в 6610/1102 г.бб, что, похоже, является поздним вымыслом «во славу Мономаха».
Примечательно здесь и полное равнодушие, с которым тот же автор ПВЛ дополнил свой рассказ о торжествах двумя заметками, даже не попытавшись поставить их в связь друг с другом, - о затмении солнца, происходившем 23 июля 1115г.67, что позволило ему в последний раз пройтись по адресу «невегласов», и о последовавшей неделю спустя смерти Олега Святославича, к которому, как я уже заметил, он не испытывал никакой симпатии, как видно, по причине дружбы того с половцами.
Мне представляется, что на счет «краеведа» можно было бы отнести еще два или три рассказа: под 6624/1116 г. - о походе Владимира Мономаха на Глеба Всеславича минского; под 6631/1123 г. - о гибели Ярослава Святополчича, пришедшего «с угры и с ляхы и с чехы» под Владимир Волынский; под 6634/1126 г. - о смерти Владимира Мономаха и вокняжении в Киеве Мстислава Владимировича. В пользу этого свидетельствуют присущие ему стилистические обороты (напр., что над телом Владимира «певше обычныя песни», или размышления по поводу промысла Божьего в связи со смертью Ярослава Свято-полковича [Ип., 287-288]), однако утверждать этого не берусь.
Заканчивается ли на этом работа «краеведа-киевлянина», которому, как можно было убедиться, принадлежит основной массив текста ПВЛ, созданный им (или переработанный) в первой трети XII в.? Косвенным подтверждением последнему может служить большое количество мелких заметок под 6624/1116-6630/1123 гг., вводные синтагмы которых («в се же лето», «того же лета» и пр.) совпадают с дополнениями нашего автора. Всё это свидетельствует о несостоятельности гипотезы А.А. Шахматова о «галицкой летописи попа Василия» (он же «редактор Мстислава» Б.А.Рыбакова, он же «новгородец Василий» М.Х.Алешковского), «которая стала одним из источников Сильвестровской редакции ПВЛ»68, а вместе с тем о «третьей редакции ПВЛ», основанной на ст. 6606/1096 г., и снимает искусственное ограничение текста ПВЛ рамками 1118-1119 гг. Последнее тем
66 Успенский сборник…, с. 68-69.
67 Сеятский Д. Астрономические явления…, с. 12.
68 Шахматов А.А. Повесть временных лет…, с. XXXI-XXXIV.
74____________________
более правомочно, что сравнение последующих «погодных» статей Лаврентьевского и Ипатьевского списков показывают безусловное тождество их архетипа, претерпевшего большие или меньшие сокращения текстов, во всяком случае, до конца 40-х или начала 50-х гг. XII в. А это, в свою очередь, ставит перед исследователями вопросы о первоначальном объеме сочинения, именуемого «Повестью временных лет», его авторах и редакторах, а, равным образом, и о времени его окончательного сложения, которое вполне может переместиться в конец XII или даже в первые годы XIII в., как то показал А.Г.Кузьмин69.
54 С этим кругом известий связана редкая лексема «невеглас/невеголос». Она присутствует в ст. 6415/907, 6488/980, 6491/983, 6496/988, 6572/1065, 6579/1071 и 6623/1115 гг., означая не только 'невежд', но также людей суеверных, и, по мнению А.С.Львова, была заимствована в древнерусскую письменность и обиход из чешского языка (Львов А. С. Лексика «Повести временных лет». М., 1975, с. 337-338).
КРАЕВЕД-КИЕВЛЯНИН В ПВЛ____________________
65
ровать астрономические события, заметив только, что они произошли «в та же времена» (под 6573/1065 г. указана комета Галлея 1066 г. и частичное солнечное затмение 22.9.1066 г.55), так и фразой «посемъ же быша усобице многы и нашестви поганых на Руськую землю» [Ип., 153], отдаляющей на десятилетия момент записи от изложенного факта. Воспоминание об этих событиях дало возможность автору, приведя обширную выписку подобных чудес из Хронографа 56, завершить статью указанием, что «знаменья бо вь небеси, или вь звездах, или вь солнци, или птицами, или етеромъ чимъ, не благо бываеть, но знамения сицева на зло бывають: или проявление рати, или гладу, или на смерть проявляеть» [Ип., 155].
Попытка М.Х.Алешковского, опираясь на такое толкование, использовать оценку знамений «не на добро» или «ово на зло, ово на добро» для «расслоения» текста ПВЛ, усваивая их разным авторам 57, оказывается не корректной уже потому, что в приведенных им примерах «на добро» он указывает явления ангельские, тогда как к противоположным отнесены все явления, нарушающие мировой порядок или же привязанные к последующим событиям, не позволяющим толковать их иначе. Так, моровая язва в Полоцке в 6600/1092 г. сопровождалась видением «конных бесов» и знамением на небе в виде круга, пожарами лесов и болот и «ратью от половець отовсюду» [Ип., 206]. «Не на добро», со ссылкой на «дни Антиоховы», было истолковано и солнечное затмение 6621/1113 г., за которым последовала смерть Святополка Изяславича и волнения в Киеве, в результате чего киевский престол занял Владимир Всеволодович (Мономах) [Ип., 274-276]. Но когда за солнечным затмением 6623/1115 г. последовала смерть Олега Святославича, эти два события не были поставлены им в причинно-следственную связь [Ип., 282], точно так же как и ранее отмеченное им затмение, внесенное в качестве дополнения к новелле 6599/1091 г. («в се же лето бысть знаменье въ солнци: погибе, мало ся его оста, акы месяць бысть в часъ 2 дне, месяца мая въ 21» [Ип., 205]), правильность указания на которое подтверждено было Д.О.Святским58.
Между тем, описывая много времени спустя знамения «в луне и солнце» февраля 6610 (т.е. уже 1103) г. автор вынужден был
____________________
55 Святский Д. Астрономические явления в русских летописях с научно-критической точки зрения. Пг., 1915, с. 129-131 и 12.
56 Шахматов А.А. Повесть временных лет. Т. I. Вводная часть. Текст. Примечания. Пг., 1916, с. 208-210.
57 Алешковский М.Х. Повесть временных лет…, с. 19.
58 Святский Д. Астрономические явления…, с. 12.
66____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
самим течением событий оговорить, что «сия видящи знаменья, благовернеи человеци съ въздыханьемь моляхуся Богу съ слезами, дабы Богъ обратилъ знаменья си на добро (т.е. изначально предполагая в них предызвещение зла. - А.Н.): знаменья бо бывають ово на добро, ово же на зло; яко и си знаменья быша на добро» [Ип., 252]. Подтверждением такого заключения («якоже скажемъ въ пришедшее лето») стал рассказ 6611/1103 г. о походе князей на половцев под Сутин, ознаменованный полной победой русских князей.
Таким образом, перед нами не различное отношение к знамениям, а их истолкование по последствиям, так что единственным изначальным знамением «на добро» можно посчитать только огненные столпы над могилой Феодосия в момент обретения его мощей и накануне событий, описанных в новелле о «походе 1113 г.», о чем я скажу ниже.
Не меньше, чем знамения, интересовали «краеведа» рассказы о «волхвах», выступающих одновременно и против «нарочитой чади», и против христианской Церкви. Трудно сказать, откуда был заимствован сюжет о движении волхвов в Суздальской земле, отмеченный «краеведом» под 6532/1024 г.; скорее всего, он почерпнул его из рассказа «старца Яна» (позднее какой-то переписчик усвоил ему отчество «Вышатич»), который рассказывал ему о своем столкновении с волхвами на Шексне в 1071 г. и об одновременном столкновении с ними Глеба Святославича в Новгороде [Ип., 164-171]. Правомерность разделения двух одноименных персонажей - «старца Яня» и «Яна Вышатича» - подтверждает тот факт, что Вышата, выступавший воеводой Ярослава в 6551/1043 г. и бежавший в 6571/1064 г. с Ростиславом в Тмуторокан, вряд ли мог иметь сына, которому в 6614/1106 г. было 90 лет (т.е. родившегося еще в 1016 г.) и за несколько недель перед смертью «угонивьше половце до Дуная» [Ип., 257].
Время, сюжеты, а, главное, писательский опыт незаметно меняют стиль и фразеологию «краеведа-киевлянина», что воздвигает существенные препятствия на пути исследователя, пытающегося и далее выделить принадлежащие ему тексты. И всё же можно думать, что его перу принадлежит не только рассказ о ляхах и Болеславе II ст. 6577/1069 г., отразившийся в новелле о Болеславе I под 6526/1018 г., но и рассказ ст. 6580/1072 г. о переносе мощей Бориса и Глеба в новую церковь «юже здела Изяславъ, яже стоить и ныне», дошедший в составе ПВЛ в сокращенном виде, тогда как полный его текст представлен в «Сказании чюдес Романа и Давыда» 59. Свое логическое завер____________________
59 Успенский сборник…, с. 62-63.
КРАЕВЕД-КИЕВЛЯНИН В ПВЛ____________________
67
шение этот рассказ получает в ст. 6581/1073 г. о распаде «триумвирата Ярославичей», где читатель находит очередное напоминание о тщете богатства и прямой укор Святославу Ярославичу, преступившему «заповедь отьню, паче же и Божию; великъ бо грехъ преступати заповедь отца своего» [Ип., 173], что одновременно связывает эту статью с «завещанием Ярослава» под 6562/1054 г. и с последствиями нарушения заповеди Сима, Хама и Афета «не преступати никомуже въ жребий братень» [Ип., 4].
Остается только гадать, почему последующие годы княжения Святослава Ярославича практически не получили отражения в летописании. На мысль о дефектности в этой части архе-типного списка ПВЛ, отразившегося во всех известных ее изводах, наводит ст. 6585/1077 г., касающаяся ситуации в Чернигове и загадочного явления «Бориса», который потом «бежа Тмутороканю к Романови». Последующий текст, отмеченный смертью Глеба Святославича, гибелью многих близких автору людей в битве на Сожице и таинственной смертью Изяслава Ярославича «на Нежатини ниве», равно как и посвященный ему удивительный по искренности и проникновенности панегирик, безо всякого сомнения принадлежат «краеведу», точно так же как и рассказ о Ярополке Изяславиче, разнесенный позднее под 6593/1085 и 6695/1087 гг. Последний любопытен не только теплотой произнесенных слов, что необычно для второстепенного, «младшего» князя, тем более выступавшего против Всеволода Ярославича, но и типичным для «краеведа» (и «ученика Феодосия») наименованием киевского митрополита Иоанна - «Иваном», как во всех его предшествующих текстах.
Если до этого момента работа «краеведа-киевлянина» представала, главным образом, в виде отдельных новелл, сохранившихся в составе ПВЛ под тем или иным годом, то, начиная со ст. 6601/1093 г., открывающейся рассказом о смерти Всеволода Ярославича с панегириком-оправданием покойного его болезнью («неведущю у болезнехъ своихъ») и вокняжением в Киеве Святополка Изяславича, перед исследователем явственно проступает единый массив «хроники княжения Святополка», написанной, однако, с неприязненных к нему позиций60.
Оснований для подобного отношения к этому князю было достаточно. Уже тот факт, что пришедших к нему «с миром» половецких послов Святополк Изяславич, «не здума с болшею дру____________________
60 Такое неприязненное отношение к Святополку Изяславичу автора рассказа о событиях его княжения отмечал еще А.А.Шахматов (Шахматов А.А. Киевский начальный свод 1095 г. // АЛ.Шахматов. 1864-1920. Сб. статей и материалов. М.-Л., 1947 (Тр. Комиссии по истории АН СССР, вып. 3), с. 159-160.
68____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
жиною отнею и стрыя своего, но светъ створи с пришедшими с нимь «…» всажа в погребъ», самонадеянно развязав кровопролитную войну, в которой вся Киевская земля оказалась разорена и погиб Ростислав Всеволодович на Стугне, не мог заслужить симпатии ни киевлян, ни летописца. Таким же оказалось продолжение, когда в 6603/1095 г. по наущению Святополка Владимир Всеволодович (Мономах) организовал убийство половецких ханов, Итларя и Китана, пришедших на переговоры, после чего был совершен набег на их беззащитные вежи и «полониша скоты, и кони, и вельблюды, и челядь». Тем самым Святополком и Владимиром было положено начало усобицы с Олегом Святославичем, отказавшимся выдать или убить находящегося у него «Итларевича» [Ип., 209-219].
Но кому принадлежит «хроника Святополка»?
С особой остротой этот вопрос встает при анализе «Повести об ослеплении Василька теребовльского», которую можно рассматривать в качестве естественного продолжения хроники княжения Святополка Изяславича в Киеве. Основанием для этого является непосредственно предшествовавший событиям (и прямо связанный с ними) княжеский съезд в Любече 6605/1097 г., который подвел итоги предшествующих усобиц, явившихся следствием смерти Всеволода Ярославича и вокняжения Святополка в Киеве. Столь четкая структурная связь сюжетов, предстающих глазу читателя единым произведением, хотя и разнесенным по годам и разорванным заметками о прочих событиях этого времени, поднимает неизбежные вопросы об авторе этой хроники, времени ее написания и появления в составе ПВЛ.
Как часто бывает, решать эти вопросы проще с конца, поскольку наличие кратких годовых заметок, дублирующих факты, описанные в хронике (6606/1098, 6607/1099 гг.), позволяет рассматривать ее текст в качестве самостоятельного произведения, написанного спустя определенное время после (или параллельно) возникновения такого хроникального «стержня», который был ею разорван, а частично и замещен. Вместе с тем, наличие параллельного датированного событийного ряда позволяет использовать итоговую фразу повести, что Давыд Игоревич получил «Дорогобужь, в нем же и помре» [Ип., 250], оказавшуюся в ст. 6608/1100 г., тогда как его смерть отмечена только 12 лет спустя, в 6620/1112 г. [Ип., 273], для отнесения времени написания «хроники» за пределы последней даты. В результате можно утверждать, что рассказ об ослеплении Василька был написан не «по свежим следам событий», на чем настаивал Б.А.Рыбаков61, a значительно позднее. Но кем?
____________________
61 РыбаковБ.А. Древняя Русь. Сказания. Былины. Летописи. М, 1963, с 277.
КРАЕВЕД-КИЕВЛЯНИН В ПВЛ____________________
69
Рассматривая ошибочность мнения о существовании «3-й редакции ПВЛ», я показал несостоятельность попыток приписать как ее, так и собственно «Повесть об ослеплении…», выступающему в ней от первого лица Василию, наместнику Святополка во Владимире Волынском. Однако есть ли какие-либо свидетельства в пользу того, что «Повесть об ослеплении Василька» принадлежит перу «краеведа», помимо факта ее органической связи с «хроникой Святополка» в целом? Такой бесспорной приметой мне представляется рассказ о депутации киевлян к Владимиру Всеволодовичу (Мономаху) с просьбой пощадить Киев и Святополка от разгрома, в которой приняли участие митрополит Николай и «Всеволожаа», мачеха Владимира, ибо он, как написал автор, «чтяшеть бо ю, яко матерь, отца ради своего, бе бо любимъ отцю своему повелику в животе и по смерти, и послуша, яко матере» [Ип., 238]. Такой пиетет к памяти отца, любимцем которого был Владимир, позволяет с известными оговорками отнести и всю повесть на счет «краеведа», поскольку, описывая процесс ослепления, автор говорит, что у Василька было порезано лицо, «и есть рана [та] на Василке и ныне» [Л., 261].
Между тем, сомнения вызывает в данном случае не стиль, не позиция автора, поскольку все его симпатии на стороне, противоборствующей Святополку и Давыду, а реакция русских князей на сам факт ослепления, как если бы никто из них не знал истории Бориса и Глеба: «Вълодимеръ же слышавъ, яко ять есть Василко и ослепленъ, оужасася и въсплакася вельми, рече: сего не было есть оу Русьскои земли ни при дедехъ нашихъ, ни при отцихъ нашихъ сякого зла» [Ип., 236]. Такая оценка ситуации, причем под пером автора, переработавшего «Сказание… Бориса и Глеба» для ПВЛ, может быть объяснена или полемическим запалом автора, оставившего в стороне историю двух мучеников, или тем обстоятельством, что «Сказание… Бориса и Глеба» было написано после повести об ослеплении Василька, и, безусловно, после смерти Святополка Изяславича, имевшей место в 1113 г.
Впрочем, если в повести князья не помнят историю Бориса и Глеба, то этого нельзя сказать об авторе. Собственно говоря, Святополк Изяславич на протяжении всей «хроники» (а сейчас понятно, почему повесть об ослеплении нельзя вырывать из ее контекста) показан крайне негативно. Он держит совет с «несмысленими» и не слушает «смысленных», развязывает кровопролитную войну с половцами из-за собственного самомнения и упрямства, в результате чего гибнет младший сын Всеволода и оказывается разорена Русь, избивает заложников и послов, не радеет о строении нового храма Бориса и Глеба, но главное - участвует в ослеплении Василька.
70____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
И вот здесь, при сравнении «Повести об ослеплении Василька» с «Повестью об убиении Бориса и Глеба», у читателя возникают любопытные ассоциации как потому, что главный злодей обоих произведений носит имя «Святополк», так и потому, что его пособники тоже имеют своих двойников. Если князя Глеба зарезал «повар, именемъ Торчин», то Василька теребовльского слепит «Торчин, именем Берендеи, овчюхъ Святополчь», точно также, как вышгородский «боярец Путьша» (по всей видимости, вышгородский тысяцкий), посылаемый Святополком Владимировичем на Альту убить Бориса, у читателей первой четверти XII в. невольно должен был ассоциироваться с киевским тысяцким Путятой, чей двор после смерти Святополка Изяславича в 1113 г. был в первую очередь разграблен киевлянами [Ип., 275]. Сейчас я затрудняюсь сказать, как соотносятся друг с другом эти факты, но поскольку события 1097 г. должны были быть лучше известны читателям ПВЛ, чем события 1015 г., невольно возникает мысль, что ситуация конца XI в. с ее действующими лицами была использована не ранее третьего десятилетия XII в. для литературного воссоздания другой, более древней, а не наоборот.
Только в этом случае повесть об ослеплении Василька в составе всей «хроники Святополка» могла предшествовать «Сказанию… Бориса и Глеба», чья переработка для ПВЛ оторвала панегирик умершему Владимиру от описания вокняжения Святополка, за которым первоначально следовал рассказ о конфликте варягов с новгородцами и последних - с Ярославом. Всё это, на мой взгляд, делает приемлемой версию о создании «хроники Святополка» со входящей в нее «повестью об ослеплении» всё тем же «краеведом-киевлянином» или «учеником Феодосия».
Еще одним литературным произведением, написанным много позднее происходивших событий и не связанным непосредственно с «хроникой Святополка», хотя оно и вставлено в ПВЛ под 6618/1110 - 6619/1111 гг., оказывается рассказ о победоносном походе русских князей на половцев, который с таким же успехом можно назвать рассказом о знамении в Печерском монастыре или об ангелах, поскольку «коемуждо языку ангел приставлен» и «да соблюдають куюжьдо землю, аще суть и погани». Из этого обширного рассуждения с примерами следует весьма рациональный вывод, что «аще Божии гневъ будеть на кую оубо землю бранью, то онои земли ангелъ не вопротивится повеленью Божью, яко «…» и на ны иавелъ Богь грехъ ради нашихъ иноплеменникы поганыя, и побеждахуть ны повеленьемъ Божьимъ» [Ип., 262-263]. Его самостоятельное значение для чтения или произнесения в качестве поучения слушателям определяетКРАЕВЕД-КИЕВЛЯНИН В ПВЛ____________________
71
ся, во-первых, использованием различных литературных источников 62, среди которых присутствует и «Книга Иосиппон», как то определил Н.А. Мещерский63, а, во-вторых, безусловными заимствованиями из текста собственно ПВЛ: описанием съезда князей в Долобске (из ст. 6611/1103 г.) [Ип., 252-253] и именами захваченных на Дону городов Сугрова, Шарукана и Балина (из ст. 6624/1116 г.).
Такая блестящая композиция, воспринимаемая большинством историков в качестве документальной записи, была возможна только спустя достаточно долгое время, быть может, даже после смерти Владимира Мономаха, когда в памяти живущих, в том числе и ее автора, смешались ежегодные походы 64. Не случайно и то, что, если главным героем в этой повести выступает Владимир Мономах, вторым оказывается «брат Святополк», как и в описании реального похода 1103 г.
Неординарность такой коллизии определяется двумя моментами. На протяжении всего киевского («старшего») княжения Святополка Изяславича в ПВЛ подчеркивается ведущая роль Владимира Всеволодовича (Мономаха), что понятно из отношения к нему «краеведа», однако в какой-то момент в ПВЛ появляются заметки, позволяющие думать, что противостояние между киевским князем и Печерским монастырем закончилось после того, как он изгнал Давыда Игоревича «в ляхы» [Ип., 248]. Подлинное же примирение произошло, как видно, в 1107 г., поскольку под 6615 г. ПВЛ сообщает, что после победы на Хороле Святополк Изяславич пришел на заутреню «в Печерьскыи манастырь на оуспенье святыя Богородица, и братья целоваша… и тако бо обычаи имяше Святополкъ, коли идяше на воину или на море ли, поклонився оу гроба Феодосиева и молитву вземъ оу игумена сущаго» [Ип., 258]. Виновником примирения, судя по всему, следует считать игумена Феоктиста, сумевшего привлечь к Печерскому монастырю Святополка Изяславича, в результате чего имя Феодосия по представлению киевского князя и по указу митрополита Ни-кифора было внесено в общерусский синодик для поминовения.
____________________
62 Шахматов А.А. Повесть временных лет…, с. 333-344.
63 Мещерский Н.А. К вопросу об источниках Повести временных лет. // ТОДРЛ, XIII. М.-Л., 1957, с. 57-65.
64 В этом плане особенного внимания заслуживает завершение повести, согласно которому «възвратишася русьтии князи въ свояси съ славою великою къ своимъ людемъ, и ко всимъ странамъ далнимъ рекоуще, къ грекомъ, и оугромъ, и ляхомъ, и чехомъ, дондеже и до Рима проиде» [Ип., 273], что сразу приводит на память перечень народов «Слова о погибели Рускыя земли» («отселе до угоръ и до ляховъ, до чахов»), позволяя видеть здесь безусловные следы редакторской работы середины или второй половины XIII в., обычно не учитываемой при использовании текстов ПВЛ.
72____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
И всё же Святополк остался для автора летописи «чужим князем», чья смерть не вызвала у него особого сожаления. Описав солнечное затмение 19 марта 6621/1113 г. и, по своему обыкновению, напомнив, что «се же бывають знаменья не на добро въ солнци и в луне», он подтвердил, что это знамение в солнце «проявляше Святополчю смерть», которую оплакивали только «бояре и дружина его вся». Смерть Святополка Изяславича, как видно, мало кем любимого (не случайно его вдова раздала монастырям, попам и убогим столько, что «дивились все люди»), вызвало волнения в Киеве, разграбление двора его тысяцкого и воеводы Путяты и «жидов», после чего киевский стол занял Владимир Всеволодович Мономах.
Сведения о событиях, последовавших за вокняжением Владимира в Киеве, не выходят за краткие отметки о смертях, свадьбах, перемещениях князей, однако в них появляется информация о новгородских делах Мстислава Владимировича, а затем и знаменитый рассказ о посещении «краеведом» Ладоги, где самым ярким его впечатлением стали «стеклянные глазкы», т.е. бусины, которые, по словам ладожан, просыпаются с большим дождем или «выполаскиваются» водами Волхова. Всё это побудило его собрать более ста таких бусин вместе с рассказами «видоков», ходивших «за самоядь», что там из «великих туч» выпадают «молодые веверицы» или «оленицы малые», которые и расходятся по земле. В свою очередь, такие сведения потребовали необходимого научного комментария, который он и представил во всем блеске своей эрудиции ссылками на «фронограф» Георгия Амартола, хронику Иоанна Малалы и Псалтирь65, т.е. на тексты, которыми он пользовался в своей работе и ранее.
6623/1115 г. был ознаменован крупнейшим событием в общественной и церковной жизни киевской Руси - завершением строительства и освящением нового большого храма Бориса и Глеба в Вышгороде, куда 2 мая были торжественно перенесены из деревянной церкви в каменных раках мощи первых русских святых. Необязательные подробности рассказа позволяют заподозрить автора среди участников торжеств, хотя прямые указания в тексте отсутствуют, а завершение рассказа сообщением о Владимире (Мономахе), который спустя какое-то время «окова раце сребромъ и златомъ, такоже и комаре покова сребромъ и златомъ; имже покланяются людие, просяще прощения грехомъ» [Ип., 282], свидетельствует об интервале в несколько лет, отделяющем это событие от записи о нем. Между тем, в этом рассказе присутствует единственное в своем роде указание на «сребре____________________
65 Шахматов А.А. Повесть временных лет…, с. 350-352.
КРАЕВЕД-КИЕВЛЯНИН В ПВЛ____________________
73
никы», которые Владимир «повеле метать» в народ, дабы сдержать напор толпы, что с неизбежностью поднимает вопрос о том, что эти сребреники собой представляли.
Но когда Владимир «окова раце»? Согласно ПВЛ, это произошло после перенесения мощей князей-мучеников в новый храм, а согласно «Сказанию… Бориса и Глеба» - еще в 6610/1102 г.бб, что, похоже, является поздним вымыслом «во славу Мономаха».
Примечательно здесь и полное равнодушие, с которым тот же автор ПВЛ дополнил свой рассказ о торжествах двумя заметками, даже не попытавшись поставить их в связь друг с другом, - о затмении солнца, происходившем 23 июля 1115г.67, что позволило ему в последний раз пройтись по адресу «невегласов», и о последовавшей неделю спустя смерти Олега Святославича, к которому, как я уже заметил, он не испытывал никакой симпатии, как видно, по причине дружбы того с половцами.
Мне представляется, что на счет «краеведа» можно было бы отнести еще два или три рассказа: под 6624/1116 г. - о походе Владимира Мономаха на Глеба Всеславича минского; под 6631/1123 г. - о гибели Ярослава Святополчича, пришедшего «с угры и с ляхы и с чехы» под Владимир Волынский; под 6634/1126 г. - о смерти Владимира Мономаха и вокняжении в Киеве Мстислава Владимировича. В пользу этого свидетельствуют присущие ему стилистические обороты (напр., что над телом Владимира «певше обычныя песни», или размышления по поводу промысла Божьего в связи со смертью Ярослава Свято-полковича [Ип., 287-288]), однако утверждать этого не берусь.
Заканчивается ли на этом работа «краеведа-киевлянина», которому, как можно было убедиться, принадлежит основной массив текста ПВЛ, созданный им (или переработанный) в первой трети XII в.? Косвенным подтверждением последнему может служить большое количество мелких заметок под 6624/1116-6630/1123 гг., вводные синтагмы которых («в се же лето», «того же лета» и пр.) совпадают с дополнениями нашего автора. Всё это свидетельствует о несостоятельности гипотезы А.А. Шахматова о «галицкой летописи попа Василия» (он же «редактор Мстислава» Б.А.Рыбакова, он же «новгородец Василий» М.Х.Алешковского), «которая стала одним из источников Сильвестровской редакции ПВЛ»68, а вместе с тем о «третьей редакции ПВЛ», основанной на ст. 6606/1096 г., и снимает искусственное ограничение текста ПВЛ рамками 1118-1119 гг. Последнее тем
____________________
66 Успенский сборник…, с. 68-69.
67 Сеятский Д. Астрономические явления…, с. 12.
68 Шахматов А.А. Повесть временных лет…, с. XXXI-XXXIV.
74____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
более правомочно, что сравнение последующих «погодных» статей Лаврентьевского и Ипатьевского списков показывают безусловное тождество их архетипа, претерпевшего большие или меньшие сокращения текстов, во всяком случае, до конца 40-х или начала 50-х гг. XII в. А это, в свою очередь, ставит перед исследователями вопросы о первоначальном объеме сочинения, именуемого «Повестью временных лет», его авторах и редакторах, а, равным образом, и о времени его окончательного сложения, которое вполне может переместиться в конец XII или даже в первые годы XIII в., как то показал А.Г.Кузьмин69.