последней определенно прогрессивной акцией уходящего с
политической арены французского мелкого буржуа. Своего
апогея политическая роль масонства достигла в период
министерства Комба -- в эти месяцы, как показала известная
история с фишками6, масонские организации выполняли
функции правительственных органов.
Эта политическая активность масонства в те годы сильно импонировала
радикально-демократической французской интеллигенции -- именно сочувствие
последней обеспечило
масонству тот рост его организации, о котором говорит только что
цитированный историк французского масонства. Она же привлекла к масонству
усиленное внимание и русской радикальной интеллигенции, группировавшейся в
те годы вокруг Русской высшей школы в Париже. Именно к этому времени
относится вступление сравнительно большого количества представителей этой
интеллигенции во французские масонские ложи.
По своим партийно-политическим взглядам значительное большинство этих
примкнувших к французскому масонству русских интеллигентов было близко к
"Союзу Освобождения", но лишь немногие из них позднее играли роль в рядах
партии "Народной свободы" (конституционно-демократической) -- большинство
распылилось по мелким группировкам вроде радикально-демократической партии,
партии демократических реформ и т. д. Представителей русских
социалистических партий (социал-демократической и
социалистов-революционеров) тогда среди масонов, по-видимому, совершенно не
имелось.
Особых специально русских лож в этот период -- до октября 1905 г. --
поскольку удается выяснить, создано не было. По-видимому, в этом не
ощущалось и потребности: русские интеллигенты в это время становились
масонами не для того, чтобы в этой форме вести какую-либо политическую
работу в России, а для того, чтобы лучше постичь тайну политических успехов
своих французских политических единомышленников, интимнее, ближе с ними
сойтись. Вопрос об использовании для русского движения организационного
опыта западноевропейского масонства в этот период если и вставал, то не
получил еще разрешения -- во всяком случае, масонства специально русского в
эти годы как явления сколько-нибудь заметного на русской
общественно-политической арене не появлялось. Но определенную -- с точки
зрения интересов русского освободительного движения, несомненно
положительную роль -- участие русских во французских масонских ложах сыграло
уже тогда: постоянное общение русских и французских масонов на почве
совместной работы в ложах содействовало ознакомлению последних с характером
и задачами русского освободительного движения и привлекало их симпатии на
сторону
русской революции. Значение этого момента нам будет достаточно ясно,
если напомнить, что среди руководителей возникшей как раз в те годы "Лиги
защиты прав человека и гражданина" были обильно представлены элементы, тесно
связанные с французским масонством, а роль, сыгранная этой "Лигой" в деле
популяризации идей русского революционного движения среди широких слоев
населения Западной Европы, достаточно общеизвестна, чтобы о ней следовало
говорить подробнее.
IV
Октябрьская амнистия 1905 г. открыла двери России почти перед всеми
старыми эмигрантами -- в том числе и перед теми эмигрантами и
полуэмигрантами либерального лагеря, которые группировались вокруг парижской
школы. Вернулись в Россию и те из них, которые в Париже вступили в масонские
ложи; и судя по всем имевшимся в моем распоряжении указаниям, именно к этому
времени, зиме 1905-06 гг., относится и оформление русских масонов в
самостоятельную организацию. Как было обставлено это оформление со стороны
обрядовой, мне точно установить не удалось -- обрядовая сторона русского
масонства, я должен это теперь же оговорить, для меня остается вообще и до
сих пор наименее выясненным пунктом в истории русского масонства. Известно
только, что русские ложи были утверждены Великим Востоком Франции,
представитель которого даже специально с этой целью приезжал в Петербург.
Так именно эту дату -- 1906 г. -- следует считать формально первым годом
возрождения масонских организаций в России, -- после почти 85-летнего
перерыва.
К новым условиям своего существования русское масонство, однако,
приспособилось далеко не сразу, -- в течение первых 3-4 лет оно как бы еще
только нащупывало для себя место в русской жизни, среди действующих в России
общественно-политических группировок.
Дело было далеко не легкое.
Старые задачи, которые вставали перед русскими масонами в предыдущий,
парижский, период их существования теперь, при перенесении деятельности в
Россию, сходили
почти на нет: роль посредников между русским и западно-европейским
либерализмом и радикализмом самостоятель-ные, действующие на русской почве
ложи могли играть только в весьма и весьма небольших пределах. Возможность
приспособленчества к существовавшей тогда "действительности" -- склонность к
каковому, вообще говоря, масонству была свойственна во все века -- была
исключена с самого начала благодаря сугубо подозрительному отношению
властей, загонявших масонов в глубокое подполье. Это же подполье
предохранило масонские организации от вырождения в кружки аполитичных
собеседников на религиозно-философские темы -- для этого не идут в
нелегальные организации: масонство русское могло исчезнуть, но не могло
выродиться в этом направлении. Если оно хотело существовать, то могло
существовать только как определенно политическая организация, имеющая то или
иное политическое лицо, преследующая те или иные политические задачи.
Русское масонство пошло этим последним путем. После некоторого периода
колебаний идеология его политических руководителей оформилась в
приблизительно следующем виде: серьезным препятствием для дела политического
раскрепощения России является раздробленность, существующая в левом лагере.
Взаимная борьба различных партий и фракций ослабляет силу общего натиска на
самодержавие, поэтому прежде всего и важнее всего достичь хотя бы
элементарного согласования действий групп прогрессивного лагеря. Но попытки
прямого согласования деятельности этих групп, все прямые между ними
партийно-политические переговоры неизменно кончались до сих пор
неудачами7 -- очевидно, при существующем взаимном недоверии этих
группировок подобный путь согласования деятельности следует считать
исключенным. Надо искать новых форм для такого согласования. Не может ли ее
дать масонская организация? Она является организацией вне- и над-партийной;
на ее собраниях могут встречаться руководители всех групп, о которых может
идти речь при постановке вопроса о согласовании деятельности левых партий,
но встречаться они будут не как представители враждующих или по меньшей мере
конкурирующих партий, а как члены одной и той же орга-
низации, требующей от них братского отношения друг к другу.
Эти мысли, при всей их шаткости в ряде отношений, в те годы получили
относительно широкое распространение и обеспечили русскому масонству
сочувствие очень многих общественно-политических деятелей. В числе таких
сочувствующих был, например, П. А. Кропоткин, о котором мне известен
следующий эпизод.
Около 1909-1910 гг. один интеллигент, тогда видный социал-демократ с
большевистскими симпатиями, хотя, правда, и не принадлежавший к числу
активных деятелей подпольной организации, которому как раз в то время было
сделано предложение вступить в масонскую организацию, обратился к П. А.
Кропоткину (его он знал и раньше) с просьбой сформулировать свое отношение к
этому вопросу. Ответ Кропоткина, устный, был таков (привожу его в редакции,
которая мною записана со слов указанного интеллигента, причем этот последний
ручался за точность смысла своей передачи):
"Теперь, -- говорил Кропоткин, -- классовое расслоение прошло так
глубоко, что есть серьезная опасность, что радикальные элементы из рабочих и
из буржуазных классов не смогут в нужный момент сговориться между собою
относительно действий, выгодных для обеих сторон. Ибо если соответствующее
предложение будет сделано рабочими, то буржуазия побоится своим согласием
усилить позицию рабочих; если же с подобным предложением выступят буржуазные
группы, то так же к нему отнесутся рабочие. Поэтому я полагаю, что в такое
время создание организаций, в которых представители радикальных элементов из
рабочих и нерабочих классов могли бы встречаться на нейтральной почве, было
бы очень полезным делом".
Эта беседа -- замечу здесь же -- убедила указанного интеллигента, и он
не только сам вошел в ложу и стал вообще играть видную роль в масонской
организации, но и привлек некоторых из своих знакомых.
Я не буду говорить здесь ни о слабых местах этих логических построений,
ни о том, как они характерны для понимания раздвоенности политической
идеологии Кропоткина, -- мне сейчас важно только проследить ход мыслей
руководителей русского масонства, и слова Кропоткина важны как
созвучный им резонанс в окружающей среде.
Распространению подобных взглядов в определенных кругах сильно
посодействовала роль, сыгранная масонскими организациями в разразившейся как
раз в то время турецкой революции -- этот момент вообще сыграл значительную
роль в развитии масонской организации русской.
Подобная идеология у некоторых деятелей русских масонских лож сложилась
к 1909-1910 годам, но для придания этим последним желательного
политически-активного характера их следовало предварительно во многом
перестроить. Дело в том, что за парижский период масонства прием в ложи
производился без особого разбора -- во Франции масонство уже давно было
организацией вполне легальной, соображения конспирации при приеме новых
членов ей были совершенно чужды. В результате в число русских масонов тогда
попал не только целый ряд лиц, которые неминуемо должны были явиться
совершенно лишним и вредным балластом при тех новых задачах, которые перед '
русским масонством хотели поставить его реформаторы периода 1909-10
гг.8, но и лица в политическом отношении определенно
ненадежные9. Необходимо было очистить организацию от всех
подобных элементов. Эта "чистка" была проведена в форме роспуска русских
масонских лож: членам их было сообщено, что полиция напала на след русских
масонских лож10, и что грозит репрессией, а потому необходима
самоликвидация.
V
На деле этот роспуск был фиктивным, прикрывая проводимую
переорганизацию русских масонских лож. И действительными членами после этой
переорганизации остались только люди вполне надежные и по своим взглядам на
задачи русской масонской организации более или менее единомышленные.
Реформированная организация приняла еще более замкнутый, конспиративный
характер, -- гораздо более выдержанный, чем масонские организации периода до
этой реформы. Теперь такая конспиративность была необходима не только в
целях предохранения организации от
преследования полиции, но и для сохранения тайны ее существования от
тех деятелей левого лагеря, которых по тем или иным причинам в организацию
эту не вводили. Это было необходимо для того, чтобы организация могла
выполнять поставленную перед нею основную политическую задачу: в рамках
масонских лож согласование, хотя бы в известных пределах, деятельности
лидеров различных политических групп могло проводиться успешно лишь
постольку, поскольку не вовлеченные в масонскую организацию деятели эти
групп не догадывались, что являются до некоторой степени объектами ведущейся
в тайне от них политической игры. Раскрытие этой тайны вызвало бы
настороженное отношение немасонов к масонам -- это и наблюдалось в
действительности несколько позднее в жизни конституционно-демократической
партии, когда факт принадлежности некоторых ее влиятельных членов к
масонской организации стал секретом полишинеля для их коллег по руководящим
учреждениям партии и когда это явилось причиной трений полуличного,
полуполитического характера внутри означенных учреждений.
Поэтому тайна масонских лож охранялась теперь с величайшей
осторожностью -- приемы старой масонской конспирации для этого были
привлечены на помощь опыту русского революционного подполья. Вся эта сторона
масонства, которая была разработана за долгие годы его нелегального и
полулегального существования, была восстановлена -- конечно, в
модернизированных, соответствующих духу времени, формах. В организации
существовали клятвы, "испытания" новых "братьев", вопрос о каждом новом
кандидате предварительно тщательно рассматривался в ложах, о нем собирали
сведения не только в отношении его политической благонадежности, но и
моральной выдержанности, стойкости, верности раз данному слову. Все то в
масонстве" что противоречило требованиям строгой конспирации, было изгнано
из обихода русских лож; так, например, было упразднено ведение протоколов о
заседаниях, всякого рода письменное делопроизводство было вообще отменено; и
едва ли не единственным документом, хранившимся в писанном виде, был статут
русских лож; он хранился особенно тщательно, его давали для прочтения
каждому новому члену после его принятия в ложу, но копий с него снимать не
позволялось11 .
Сам прием новых членов протекал в следующих формах: после того, как в
заседании ложи выдвигалась какая-нибудь новая кандидатура, признаваемая
ложей целесообразной с политической точки зрения, вопрос о ней тщательно
разбирался со стороны личных качеств кандидата; для этого особому лицу
поручали составить его подробную характеристику, собрав о нем все нужные
сведения. Эта характеристика докладывалась в одном из следующих заседаний
ложи, причем все члены последней, знавшие нового кандидата с той или иной
стороны, обязаны были сообщить в заседании все известные им данные, как
положительного, так и отрицательного характера. Если в итоге всего этого
обсуждения прием лица, кандидатура которого была выдвинута, признавался
желательным, то кому-нибудь из старых членов ложи, знакомых с новым
кандидатом, давалось поручение переговорить с ним. Во время этих переговоров
намеченному кандидату впервые сообщалось о существовании организации, но
только в самых общих чертах, причем обычно подчеркивалась политическая
сторона задач организации. Некоторое представление о характере этих
предварительных переговоров дает нижеследующее сообщение о них, сделанное
одним из видных деятелей русского масонства этого периода в рассказе о своем
участии в масонской организации12.
"Как-то раз, -- передавал этот деятель, -- ко мне подошел NN и спросил
меня, не нахожу ли я возможным вступить в организацию, которая стоит вне
партий, но преследует политические задачи и ставит своей целью объединение
всех прогрессивных элементов. Упомянул он при этом, что для вступления
необходимо принятие какой-то присяги и что это вообще связано с некоторой
обрядностью. О том, что это масонская организация, он мне прямо не говорил.
Я не был знаком с характером этой организации; равным образом я тогда мало
знал и о масонстве вообще, но почему-то -- почему именно, теперь уже не
припомню -- сразу понял, что речь идет о масонской ложе и тотчас же выразил
свое согласие".
Для понимания этого рассказа необходимо знать, что изложенный разговор
шел между двумя депутатами Государственной думы, принадлежавшими, правда, к
различным партиям ее левого сектора (X входил в социал-демократическую
фракцию, NN был членом фракции конституционных
демократов), но сравнительно много сталкивающимися между собой в
процессе думской работы, ведшими и ранее политические беседы и вообще
довольно хорошо знавшими друг друга лично. Рассказчик не мог вспомнить с
уверенностью, обсуждался ли в их прежних разговорах вопрос о согласовании
действий партий левого крыла Государственной думы, но он помнил, что такие
разговоры в то время были очень обычны, так что более чем вероятно, что они
велись и между рассказчиком и его собеседником (если так, то, по-видимому,
они показали его NN как человека, подходящего по настроениям для масонской
организации). Во всяком случае очень характерно, что никаких колебаний у
рассказчика не появлялось, принципиальное согласие на свое вступление он дал
сейчас же -- это говорит о том, насколько ощутительна была в то время
потребность в таком объединении, расчет на каковую был, как уже сказано
выше, основным в планах реформаторов русского масонства.
Приблизительно в подобных же чертах изображают предварительные
переговоры о вступлении в масонскую организацию и все известные мне рассказы
других масонов об их вступлении в эту организацию -- такие рассказы мне
известны не только о Петербурге, но и о провинции. Надо только добавить, что
обычно в этой беседе бралось обязательство никому не рассказывать уже об
этих предварительных переговорах и давались некоторые советы о предстоящих
при приеме "испытаниях", о необходимости подготовиться к вопросам анкеты,
которые придется заполнить, и т. д.
Намеченный таким образом кандидат, после того как предварительные
переговоры с ним бывали признаны закончившимися удовлетворительно,
приглашался прийти в то место, где должен был состояться его официальный
прием.
Обстановку этого последнего рассказы масонов рисуют в следующих чертах.
На назначенной квартире намеченного кандидата встречало то самое лицо,
которое вело с ним предварительные переговоры (на языке масонов его звали
"рекомендующим братом"). Кандидата вводили в отдельную комнату, где
"рекомендующий брат" давал ему анкетный лист с рядом вопросов, ответить на
которые кандидат был должен, и
оставлял его на некоторое время одного. Найти экземпляр этого анкетного
листка мне не удалось, равно как не удалось и восстановить полный перечень
стоявших в нем вопросов. Но общий характер его достаточно характеризуется
теми обрывками, которые сохранились в памяти лиц, рассказывавших мне о своей
масонской деятельности. Судя по этим рассказам, в анкете стояли следующие
вопросы (редакция их была, конечно, иная -- я передаю только смысл их):
Как Вы относитесь к семье?
Как Вы смотрите на задачи человеческого прогресса?
Ваш взгляд на религию?
Какие пути и методы международных отношений Вы признаете?
Как Вы относитесь к войне?
Что Вы считаете необходимым делать в случае нападения на Россию?
Какую форму государственного управления Вы считаете наиболее
желательной для России?
И т. д.
Вопросов, выяснявших отношение отвечающего к социализму и к рабочему
движению, в анкете вообще не имелось, равно как не имелось и вопросов,
выяснявших отношение к революционным методам борьбы. В общем, и отдельные
вопросы и вся анкета в целом были составлены так, чтобы отвечающий
сформулировал свою точку зрения на необходимость стремиться к превращению
всего человечества в одну братскую семью (которая вела бы свою родословную
от семьи, как первичной ячейки), причем особенно сильно был подчеркнут
момент пацифистский, момент отрицательного отношения к войнам как методам
решения международных конфликтов. Это последнее обстоятельство тем
интереснее, что выработка анкеты относится к 1909-10 гг., когда вопрос о
войне еще не стоял так остро, как позднее, после начала балканских войн (оно
с несомненностью свидетельствует о сильном влиянии пацифистского движения на
масонство). Но заключительный вопрос этой группы -- об отношении к нападению
на Россию -- как бы подводил к ответу в духе будущего "оборончества" и
несомненно отражал тревоги французских масонов тех лет -- как известно, во
Франции тогда сильно боялись нападения Германии, а масонство
русское не только в прошлом было связано с масонством французским, но и
в период, о котором идет речь, было тесно с ним связано организационно,
действуя, где нужно, от имени Великого Востока Франции (так именно именем
последнего производился прием новых членов в ложи). Интересно также, что
антирелигиозный момент в русском масонстве не был подчеркнут -- в этом было
его существенное расхождение с масонством французским. Судя по рассказам,
соответствующая группа вопросов была средактирована так, что отвечающий
неизбежно должен был в своем ответе подчеркнуть свою терпимость к
религиозным взглядам всех верующих. Наоборот, вопрос о форме правления с
самого начала подводил к максималистскому в тех условиях ответу -- к
выявлению республиканских симпатий отвечающего.
Когда составление ответов бывало закончено, вступающий давал о том
указанный ему условный сигнал. О дальнейшей процедуре приема подробный
рассказ имеется в уже цитированных мною воспоминаниях упомянутого выше X,
соответствующее место из которых я процитирую полностью:
"Когда я написал ответы, в комнату вошел NN, взял их и удалился,
оставив меня ждать ответа. Я знал, что в это время ответы мои были оглашены
в собрании ложи13. Через некоторое время NN вернулся, туго
завязал мне глаза и провел куда-то, где мне предложили сесть. Здесь мне был
задан вопрос -- после я узнал, что спрашивающий назывался "испытующим":
Знаете ли Вы, где Вы находитесь?
Я ответил:
На собрании масонской ложи.
В говорившем я тотчас узнал Z -- его голос мне был хорошо знаком. Вслед
за тем Z задал мне вопросы, повторявшие вопросы анкеты. Я отвечал в духе
своих только что написанных ответов. Затем Z предложил мне встать. Я встал и
услышал, что встали и все присутствовавшие. Z произнес слова клятвы -- об
обязанности хранить тайну всегда и при всех случаях, о братском отношении к
товарищам по ложе во всех случаях жизни, даже если бы это было связано со
смертельной опасностью, о верности в самых трудных условиях14. Я
повторял слова. Потом Z, обращаясь к присутствующим, задал вопрос:
Чего просит брат?
Присутствующие хором ответили:
Брат просит света!
Вслед за тем NN снял мне повязку с глаз и поцеловал меня как нового
брата. С такими же поцелуями ко мне подошли и остальные из присутствующих.
Последними, как я увидел, были... всего человек 5-6."
Никаких других обрядов, предусмотренных старым масонским ритуалом
(описание их можно найти в любой книге по истории масонства) при этом не
применялось. Вообще отступления от старомасонских обычаев и обрядов в
русском масонстве были очень значительны. Обрядовая сторона в нем, можно
сказать, была сведена почти на-нет. Тенденция к этому имеется и в
западноевропейском, особенно во французском, масонстве, но нигде она не
получила такого резкого выражения, как в России. Масонских "храмов" в
последней не существовало -- заседания лож происходили в обычных комнатах, в
частных квартирах у кого-либо из членов. Специальные масонские одеяния и
украшения после "реформы" 1908-1909 гг. были совершенно изгнаны из обихода
(в 1906-08 гг. обрядовая сторона играла гораздо большую роль). Если бы
кто-нибудь посторонний попал на такое заседание незаметно для его
участников, то с внешней стороны он не заметил бы ничего необычного, ничего
такого, с чем наше представление привыкло связывать понятие масонства, -- он
увидел бы просто небольшую группу человек в 6-8, хорошо знакомых, мирно
ведущих беседу на общественно-политические темы. Только одна черта, быть
может, бросилась бы ему при некоторой наблюдательности в глаза -- это тот
факт, что все присутствующие обращаются на ты, взаимно называя друг друга
братьями. Этот момент руководители русского масонства сочли нужным
сохранить, придавая ему большое значение: братское, дружеское отношение друг
к другу на собраниях лож должно было, по их мнению, служить залогом
дружеского взаимного доверия при обращениях внутри лож, на общественной
арене, а обращение на ты во время заседаний лож было внешним выражением
братского отношения.
Но подобное обращение на ты практиковалось только во время заседаний
лож; вне их, особенно при посторонних,
масоны обращались друг к другу по-обычному -- на вы или на ты в
зависимости от их личных отношений. И если на заседание какой-нибудь ложи
случайно попадал кто-нибудь посторонний -- такие случаи бывали нередко:
кто-нибудь из знакомых хозяина заходил "на огонек", а иногда приглашали
кого-нибудь из интересных приезжих -- не членов ложи -- то при нем правило
обязательного обращения на ты не применялось. Рассказчики передают, что
иногда это выглядело немного курьезно: закрывается дверь за посторонним, и
все переходят на ты.
Заседания лож проводились регулярно, 2-4 раза в месяц; работы их носили
характер исключительно политический. Обычно они начинались со взаимной
информации общеполитического характера и о внутренней жизни тех политических
партий, члены которых в ложу входили. Особых партийных секретов не
сообщалось; но, конечно, эта информация давала больше, чем попадавшие в
газету сведения, касалась более интимных внутрипартийных отношений. После
информации начинался обмен мнениями по вопросам, поднятым в процессе
информации, или по какому-либо специальному намеченному вопросу
политической арены французского мелкого буржуа. Своего
апогея политическая роль масонства достигла в период
министерства Комба -- в эти месяцы, как показала известная
история с фишками6, масонские организации выполняли
функции правительственных органов.
Эта политическая активность масонства в те годы сильно импонировала
радикально-демократической французской интеллигенции -- именно сочувствие
последней обеспечило
масонству тот рост его организации, о котором говорит только что
цитированный историк французского масонства. Она же привлекла к масонству
усиленное внимание и русской радикальной интеллигенции, группировавшейся в
те годы вокруг Русской высшей школы в Париже. Именно к этому времени
относится вступление сравнительно большого количества представителей этой
интеллигенции во французские масонские ложи.
По своим партийно-политическим взглядам значительное большинство этих
примкнувших к французскому масонству русских интеллигентов было близко к
"Союзу Освобождения", но лишь немногие из них позднее играли роль в рядах
партии "Народной свободы" (конституционно-демократической) -- большинство
распылилось по мелким группировкам вроде радикально-демократической партии,
партии демократических реформ и т. д. Представителей русских
социалистических партий (социал-демократической и
социалистов-революционеров) тогда среди масонов, по-видимому, совершенно не
имелось.
Особых специально русских лож в этот период -- до октября 1905 г. --
поскольку удается выяснить, создано не было. По-видимому, в этом не
ощущалось и потребности: русские интеллигенты в это время становились
масонами не для того, чтобы в этой форме вести какую-либо политическую
работу в России, а для того, чтобы лучше постичь тайну политических успехов
своих французских политических единомышленников, интимнее, ближе с ними
сойтись. Вопрос об использовании для русского движения организационного
опыта западноевропейского масонства в этот период если и вставал, то не
получил еще разрешения -- во всяком случае, масонства специально русского в
эти годы как явления сколько-нибудь заметного на русской
общественно-политической арене не появлялось. Но определенную -- с точки
зрения интересов русского освободительного движения, несомненно
положительную роль -- участие русских во французских масонских ложах сыграло
уже тогда: постоянное общение русских и французских масонов на почве
совместной работы в ложах содействовало ознакомлению последних с характером
и задачами русского освободительного движения и привлекало их симпатии на
сторону
русской революции. Значение этого момента нам будет достаточно ясно,
если напомнить, что среди руководителей возникшей как раз в те годы "Лиги
защиты прав человека и гражданина" были обильно представлены элементы, тесно
связанные с французским масонством, а роль, сыгранная этой "Лигой" в деле
популяризации идей русского революционного движения среди широких слоев
населения Западной Европы, достаточно общеизвестна, чтобы о ней следовало
говорить подробнее.
IV
Октябрьская амнистия 1905 г. открыла двери России почти перед всеми
старыми эмигрантами -- в том числе и перед теми эмигрантами и
полуэмигрантами либерального лагеря, которые группировались вокруг парижской
школы. Вернулись в Россию и те из них, которые в Париже вступили в масонские
ложи; и судя по всем имевшимся в моем распоряжении указаниям, именно к этому
времени, зиме 1905-06 гг., относится и оформление русских масонов в
самостоятельную организацию. Как было обставлено это оформление со стороны
обрядовой, мне точно установить не удалось -- обрядовая сторона русского
масонства, я должен это теперь же оговорить, для меня остается вообще и до
сих пор наименее выясненным пунктом в истории русского масонства. Известно
только, что русские ложи были утверждены Великим Востоком Франции,
представитель которого даже специально с этой целью приезжал в Петербург.
Так именно эту дату -- 1906 г. -- следует считать формально первым годом
возрождения масонских организаций в России, -- после почти 85-летнего
перерыва.
К новым условиям своего существования русское масонство, однако,
приспособилось далеко не сразу, -- в течение первых 3-4 лет оно как бы еще
только нащупывало для себя место в русской жизни, среди действующих в России
общественно-политических группировок.
Дело было далеко не легкое.
Старые задачи, которые вставали перед русскими масонами в предыдущий,
парижский, период их существования теперь, при перенесении деятельности в
Россию, сходили
почти на нет: роль посредников между русским и западно-европейским
либерализмом и радикализмом самостоятель-ные, действующие на русской почве
ложи могли играть только в весьма и весьма небольших пределах. Возможность
приспособленчества к существовавшей тогда "действительности" -- склонность к
каковому, вообще говоря, масонству была свойственна во все века -- была
исключена с самого начала благодаря сугубо подозрительному отношению
властей, загонявших масонов в глубокое подполье. Это же подполье
предохранило масонские организации от вырождения в кружки аполитичных
собеседников на религиозно-философские темы -- для этого не идут в
нелегальные организации: масонство русское могло исчезнуть, но не могло
выродиться в этом направлении. Если оно хотело существовать, то могло
существовать только как определенно политическая организация, имеющая то или
иное политическое лицо, преследующая те или иные политические задачи.
Русское масонство пошло этим последним путем. После некоторого периода
колебаний идеология его политических руководителей оформилась в
приблизительно следующем виде: серьезным препятствием для дела политического
раскрепощения России является раздробленность, существующая в левом лагере.
Взаимная борьба различных партий и фракций ослабляет силу общего натиска на
самодержавие, поэтому прежде всего и важнее всего достичь хотя бы
элементарного согласования действий групп прогрессивного лагеря. Но попытки
прямого согласования деятельности этих групп, все прямые между ними
партийно-политические переговоры неизменно кончались до сих пор
неудачами7 -- очевидно, при существующем взаимном недоверии этих
группировок подобный путь согласования деятельности следует считать
исключенным. Надо искать новых форм для такого согласования. Не может ли ее
дать масонская организация? Она является организацией вне- и над-партийной;
на ее собраниях могут встречаться руководители всех групп, о которых может
идти речь при постановке вопроса о согласовании деятельности левых партий,
но встречаться они будут не как представители враждующих или по меньшей мере
конкурирующих партий, а как члены одной и той же орга-
низации, требующей от них братского отношения друг к другу.
Эти мысли, при всей их шаткости в ряде отношений, в те годы получили
относительно широкое распространение и обеспечили русскому масонству
сочувствие очень многих общественно-политических деятелей. В числе таких
сочувствующих был, например, П. А. Кропоткин, о котором мне известен
следующий эпизод.
Около 1909-1910 гг. один интеллигент, тогда видный социал-демократ с
большевистскими симпатиями, хотя, правда, и не принадлежавший к числу
активных деятелей подпольной организации, которому как раз в то время было
сделано предложение вступить в масонскую организацию, обратился к П. А.
Кропоткину (его он знал и раньше) с просьбой сформулировать свое отношение к
этому вопросу. Ответ Кропоткина, устный, был таков (привожу его в редакции,
которая мною записана со слов указанного интеллигента, причем этот последний
ручался за точность смысла своей передачи):
"Теперь, -- говорил Кропоткин, -- классовое расслоение прошло так
глубоко, что есть серьезная опасность, что радикальные элементы из рабочих и
из буржуазных классов не смогут в нужный момент сговориться между собою
относительно действий, выгодных для обеих сторон. Ибо если соответствующее
предложение будет сделано рабочими, то буржуазия побоится своим согласием
усилить позицию рабочих; если же с подобным предложением выступят буржуазные
группы, то так же к нему отнесутся рабочие. Поэтому я полагаю, что в такое
время создание организаций, в которых представители радикальных элементов из
рабочих и нерабочих классов могли бы встречаться на нейтральной почве, было
бы очень полезным делом".
Эта беседа -- замечу здесь же -- убедила указанного интеллигента, и он
не только сам вошел в ложу и стал вообще играть видную роль в масонской
организации, но и привлек некоторых из своих знакомых.
Я не буду говорить здесь ни о слабых местах этих логических построений,
ни о том, как они характерны для понимания раздвоенности политической
идеологии Кропоткина, -- мне сейчас важно только проследить ход мыслей
руководителей русского масонства, и слова Кропоткина важны как
созвучный им резонанс в окружающей среде.
Распространению подобных взглядов в определенных кругах сильно
посодействовала роль, сыгранная масонскими организациями в разразившейся как
раз в то время турецкой революции -- этот момент вообще сыграл значительную
роль в развитии масонской организации русской.
Подобная идеология у некоторых деятелей русских масонских лож сложилась
к 1909-1910 годам, но для придания этим последним желательного
политически-активного характера их следовало предварительно во многом
перестроить. Дело в том, что за парижский период масонства прием в ложи
производился без особого разбора -- во Франции масонство уже давно было
организацией вполне легальной, соображения конспирации при приеме новых
членов ей были совершенно чужды. В результате в число русских масонов тогда
попал не только целый ряд лиц, которые неминуемо должны были явиться
совершенно лишним и вредным балластом при тех новых задачах, которые перед '
русским масонством хотели поставить его реформаторы периода 1909-10
гг.8, но и лица в политическом отношении определенно
ненадежные9. Необходимо было очистить организацию от всех
подобных элементов. Эта "чистка" была проведена в форме роспуска русских
масонских лож: членам их было сообщено, что полиция напала на след русских
масонских лож10, и что грозит репрессией, а потому необходима
самоликвидация.
V
На деле этот роспуск был фиктивным, прикрывая проводимую
переорганизацию русских масонских лож. И действительными членами после этой
переорганизации остались только люди вполне надежные и по своим взглядам на
задачи русской масонской организации более или менее единомышленные.
Реформированная организация приняла еще более замкнутый, конспиративный
характер, -- гораздо более выдержанный, чем масонские организации периода до
этой реформы. Теперь такая конспиративность была необходима не только в
целях предохранения организации от
преследования полиции, но и для сохранения тайны ее существования от
тех деятелей левого лагеря, которых по тем или иным причинам в организацию
эту не вводили. Это было необходимо для того, чтобы организация могла
выполнять поставленную перед нею основную политическую задачу: в рамках
масонских лож согласование, хотя бы в известных пределах, деятельности
лидеров различных политических групп могло проводиться успешно лишь
постольку, поскольку не вовлеченные в масонскую организацию деятели эти
групп не догадывались, что являются до некоторой степени объектами ведущейся
в тайне от них политической игры. Раскрытие этой тайны вызвало бы
настороженное отношение немасонов к масонам -- это и наблюдалось в
действительности несколько позднее в жизни конституционно-демократической
партии, когда факт принадлежности некоторых ее влиятельных членов к
масонской организации стал секретом полишинеля для их коллег по руководящим
учреждениям партии и когда это явилось причиной трений полуличного,
полуполитического характера внутри означенных учреждений.
Поэтому тайна масонских лож охранялась теперь с величайшей
осторожностью -- приемы старой масонской конспирации для этого были
привлечены на помощь опыту русского революционного подполья. Вся эта сторона
масонства, которая была разработана за долгие годы его нелегального и
полулегального существования, была восстановлена -- конечно, в
модернизированных, соответствующих духу времени, формах. В организации
существовали клятвы, "испытания" новых "братьев", вопрос о каждом новом
кандидате предварительно тщательно рассматривался в ложах, о нем собирали
сведения не только в отношении его политической благонадежности, но и
моральной выдержанности, стойкости, верности раз данному слову. Все то в
масонстве" что противоречило требованиям строгой конспирации, было изгнано
из обихода русских лож; так, например, было упразднено ведение протоколов о
заседаниях, всякого рода письменное делопроизводство было вообще отменено; и
едва ли не единственным документом, хранившимся в писанном виде, был статут
русских лож; он хранился особенно тщательно, его давали для прочтения
каждому новому члену после его принятия в ложу, но копий с него снимать не
позволялось11 .
Сам прием новых членов протекал в следующих формах: после того, как в
заседании ложи выдвигалась какая-нибудь новая кандидатура, признаваемая
ложей целесообразной с политической точки зрения, вопрос о ней тщательно
разбирался со стороны личных качеств кандидата; для этого особому лицу
поручали составить его подробную характеристику, собрав о нем все нужные
сведения. Эта характеристика докладывалась в одном из следующих заседаний
ложи, причем все члены последней, знавшие нового кандидата с той или иной
стороны, обязаны были сообщить в заседании все известные им данные, как
положительного, так и отрицательного характера. Если в итоге всего этого
обсуждения прием лица, кандидатура которого была выдвинута, признавался
желательным, то кому-нибудь из старых членов ложи, знакомых с новым
кандидатом, давалось поручение переговорить с ним. Во время этих переговоров
намеченному кандидату впервые сообщалось о существовании организации, но
только в самых общих чертах, причем обычно подчеркивалась политическая
сторона задач организации. Некоторое представление о характере этих
предварительных переговоров дает нижеследующее сообщение о них, сделанное
одним из видных деятелей русского масонства этого периода в рассказе о своем
участии в масонской организации12.
"Как-то раз, -- передавал этот деятель, -- ко мне подошел NN и спросил
меня, не нахожу ли я возможным вступить в организацию, которая стоит вне
партий, но преследует политические задачи и ставит своей целью объединение
всех прогрессивных элементов. Упомянул он при этом, что для вступления
необходимо принятие какой-то присяги и что это вообще связано с некоторой
обрядностью. О том, что это масонская организация, он мне прямо не говорил.
Я не был знаком с характером этой организации; равным образом я тогда мало
знал и о масонстве вообще, но почему-то -- почему именно, теперь уже не
припомню -- сразу понял, что речь идет о масонской ложе и тотчас же выразил
свое согласие".
Для понимания этого рассказа необходимо знать, что изложенный разговор
шел между двумя депутатами Государственной думы, принадлежавшими, правда, к
различным партиям ее левого сектора (X входил в социал-демократическую
фракцию, NN был членом фракции конституционных
демократов), но сравнительно много сталкивающимися между собой в
процессе думской работы, ведшими и ранее политические беседы и вообще
довольно хорошо знавшими друг друга лично. Рассказчик не мог вспомнить с
уверенностью, обсуждался ли в их прежних разговорах вопрос о согласовании
действий партий левого крыла Государственной думы, но он помнил, что такие
разговоры в то время были очень обычны, так что более чем вероятно, что они
велись и между рассказчиком и его собеседником (если так, то, по-видимому,
они показали его NN как человека, подходящего по настроениям для масонской
организации). Во всяком случае очень характерно, что никаких колебаний у
рассказчика не появлялось, принципиальное согласие на свое вступление он дал
сейчас же -- это говорит о том, насколько ощутительна была в то время
потребность в таком объединении, расчет на каковую был, как уже сказано
выше, основным в планах реформаторов русского масонства.
Приблизительно в подобных же чертах изображают предварительные
переговоры о вступлении в масонскую организацию и все известные мне рассказы
других масонов об их вступлении в эту организацию -- такие рассказы мне
известны не только о Петербурге, но и о провинции. Надо только добавить, что
обычно в этой беседе бралось обязательство никому не рассказывать уже об
этих предварительных переговорах и давались некоторые советы о предстоящих
при приеме "испытаниях", о необходимости подготовиться к вопросам анкеты,
которые придется заполнить, и т. д.
Намеченный таким образом кандидат, после того как предварительные
переговоры с ним бывали признаны закончившимися удовлетворительно,
приглашался прийти в то место, где должен был состояться его официальный
прием.
Обстановку этого последнего рассказы масонов рисуют в следующих чертах.
На назначенной квартире намеченного кандидата встречало то самое лицо,
которое вело с ним предварительные переговоры (на языке масонов его звали
"рекомендующим братом"). Кандидата вводили в отдельную комнату, где
"рекомендующий брат" давал ему анкетный лист с рядом вопросов, ответить на
которые кандидат был должен, и
оставлял его на некоторое время одного. Найти экземпляр этого анкетного
листка мне не удалось, равно как не удалось и восстановить полный перечень
стоявших в нем вопросов. Но общий характер его достаточно характеризуется
теми обрывками, которые сохранились в памяти лиц, рассказывавших мне о своей
масонской деятельности. Судя по этим рассказам, в анкете стояли следующие
вопросы (редакция их была, конечно, иная -- я передаю только смысл их):
Как Вы относитесь к семье?
Как Вы смотрите на задачи человеческого прогресса?
Ваш взгляд на религию?
Какие пути и методы международных отношений Вы признаете?
Как Вы относитесь к войне?
Что Вы считаете необходимым делать в случае нападения на Россию?
Какую форму государственного управления Вы считаете наиболее
желательной для России?
И т. д.
Вопросов, выяснявших отношение отвечающего к социализму и к рабочему
движению, в анкете вообще не имелось, равно как не имелось и вопросов,
выяснявших отношение к революционным методам борьбы. В общем, и отдельные
вопросы и вся анкета в целом были составлены так, чтобы отвечающий
сформулировал свою точку зрения на необходимость стремиться к превращению
всего человечества в одну братскую семью (которая вела бы свою родословную
от семьи, как первичной ячейки), причем особенно сильно был подчеркнут
момент пацифистский, момент отрицательного отношения к войнам как методам
решения международных конфликтов. Это последнее обстоятельство тем
интереснее, что выработка анкеты относится к 1909-10 гг., когда вопрос о
войне еще не стоял так остро, как позднее, после начала балканских войн (оно
с несомненностью свидетельствует о сильном влиянии пацифистского движения на
масонство). Но заключительный вопрос этой группы -- об отношении к нападению
на Россию -- как бы подводил к ответу в духе будущего "оборончества" и
несомненно отражал тревоги французских масонов тех лет -- как известно, во
Франции тогда сильно боялись нападения Германии, а масонство
русское не только в прошлом было связано с масонством французским, но и
в период, о котором идет речь, было тесно с ним связано организационно,
действуя, где нужно, от имени Великого Востока Франции (так именно именем
последнего производился прием новых членов в ложи). Интересно также, что
антирелигиозный момент в русском масонстве не был подчеркнут -- в этом было
его существенное расхождение с масонством французским. Судя по рассказам,
соответствующая группа вопросов была средактирована так, что отвечающий
неизбежно должен был в своем ответе подчеркнуть свою терпимость к
религиозным взглядам всех верующих. Наоборот, вопрос о форме правления с
самого начала подводил к максималистскому в тех условиях ответу -- к
выявлению республиканских симпатий отвечающего.
Когда составление ответов бывало закончено, вступающий давал о том
указанный ему условный сигнал. О дальнейшей процедуре приема подробный
рассказ имеется в уже цитированных мною воспоминаниях упомянутого выше X,
соответствующее место из которых я процитирую полностью:
"Когда я написал ответы, в комнату вошел NN, взял их и удалился,
оставив меня ждать ответа. Я знал, что в это время ответы мои были оглашены
в собрании ложи13. Через некоторое время NN вернулся, туго
завязал мне глаза и провел куда-то, где мне предложили сесть. Здесь мне был
задан вопрос -- после я узнал, что спрашивающий назывался "испытующим":
Знаете ли Вы, где Вы находитесь?
Я ответил:
На собрании масонской ложи.
В говорившем я тотчас узнал Z -- его голос мне был хорошо знаком. Вслед
за тем Z задал мне вопросы, повторявшие вопросы анкеты. Я отвечал в духе
своих только что написанных ответов. Затем Z предложил мне встать. Я встал и
услышал, что встали и все присутствовавшие. Z произнес слова клятвы -- об
обязанности хранить тайну всегда и при всех случаях, о братском отношении к
товарищам по ложе во всех случаях жизни, даже если бы это было связано со
смертельной опасностью, о верности в самых трудных условиях14. Я
повторял слова. Потом Z, обращаясь к присутствующим, задал вопрос:
Чего просит брат?
Присутствующие хором ответили:
Брат просит света!
Вслед за тем NN снял мне повязку с глаз и поцеловал меня как нового
брата. С такими же поцелуями ко мне подошли и остальные из присутствующих.
Последними, как я увидел, были... всего человек 5-6."
Никаких других обрядов, предусмотренных старым масонским ритуалом
(описание их можно найти в любой книге по истории масонства) при этом не
применялось. Вообще отступления от старомасонских обычаев и обрядов в
русском масонстве были очень значительны. Обрядовая сторона в нем, можно
сказать, была сведена почти на-нет. Тенденция к этому имеется и в
западноевропейском, особенно во французском, масонстве, но нигде она не
получила такого резкого выражения, как в России. Масонских "храмов" в
последней не существовало -- заседания лож происходили в обычных комнатах, в
частных квартирах у кого-либо из членов. Специальные масонские одеяния и
украшения после "реформы" 1908-1909 гг. были совершенно изгнаны из обихода
(в 1906-08 гг. обрядовая сторона играла гораздо большую роль). Если бы
кто-нибудь посторонний попал на такое заседание незаметно для его
участников, то с внешней стороны он не заметил бы ничего необычного, ничего
такого, с чем наше представление привыкло связывать понятие масонства, -- он
увидел бы просто небольшую группу человек в 6-8, хорошо знакомых, мирно
ведущих беседу на общественно-политические темы. Только одна черта, быть
может, бросилась бы ему при некоторой наблюдательности в глаза -- это тот
факт, что все присутствующие обращаются на ты, взаимно называя друг друга
братьями. Этот момент руководители русского масонства сочли нужным
сохранить, придавая ему большое значение: братское, дружеское отношение друг
к другу на собраниях лож должно было, по их мнению, служить залогом
дружеского взаимного доверия при обращениях внутри лож, на общественной
арене, а обращение на ты во время заседаний лож было внешним выражением
братского отношения.
Но подобное обращение на ты практиковалось только во время заседаний
лож; вне их, особенно при посторонних,
масоны обращались друг к другу по-обычному -- на вы или на ты в
зависимости от их личных отношений. И если на заседание какой-нибудь ложи
случайно попадал кто-нибудь посторонний -- такие случаи бывали нередко:
кто-нибудь из знакомых хозяина заходил "на огонек", а иногда приглашали
кого-нибудь из интересных приезжих -- не членов ложи -- то при нем правило
обязательного обращения на ты не применялось. Рассказчики передают, что
иногда это выглядело немного курьезно: закрывается дверь за посторонним, и
все переходят на ты.
Заседания лож проводились регулярно, 2-4 раза в месяц; работы их носили
характер исключительно политический. Обычно они начинались со взаимной
информации общеполитического характера и о внутренней жизни тех политических
партий, члены которых в ложу входили. Особых партийных секретов не
сообщалось; но, конечно, эта информация давала больше, чем попадавшие в
газету сведения, касалась более интимных внутрипартийных отношений. После
информации начинался обмен мнениями по вопросам, поднятым в процессе
информации, или по какому-либо специальному намеченному вопросу