указания:
-- Теперь расслоение классовое прошло так глубоко, что есть опасность,
что радикальные элементы из рабочих и буржуазных классов не смогут с собой
сговориться о каких-либо общих актах, выгодных обеим сторонам, ибо если это
предложение будет внесено со стороны рабочих, то буржуа побоятся, что это
усилит их, а если со стороны буржуа, то испугаются рабочие. Поэтому я
полагаю, что в такое время создание органов, где представители таких
радикальных элементов из рабочих и не рабочих классов могли бы встречаться
на нейтральной почве, будет очень и очень полезно."
"Мой друг, -- продолжил Соколов, -- согласился с этим мнением и пошел в
масонскую ложу".
Этот друг -- несомненно сам Соколов, или кто-то из его друзей, с кем он
вошел в масоны. Это ясно из дальнейшего разговора, где мысли Соколова
путались с мыслями друга, местоимения первого лица с местоимениями третьего.
В общем разговоры Соколова были явно адвокатского характера. Он
протяженно развивал мысль, что масонское общество ничего не давало, что все,
что я объясняю масонски-
ми связями, может быть объяснено и иначе: общение в Государственной
думе, работа общая в левой печати и т. д. Но существования масонства он не
отрицал даже косвенно признавал, приглашая быть осторожным и не смешать роль
масонской организации с другими, существовавшими рядом с последней. Соколов
был разговорчив. По его словам, о них [масонах ] он узнал впервые от Ип.
Крымова. С последним он говорил в апреле 1917 г. в Кишиневе. Зачем Соколов
поехал туда -- не знаю. Встретили там его, говорил он, хорошо: "Старые
друзья в память моей работы на процессе по погрому 1903 г. даже тот же номер
в той же гостинице сняли, где я остановился в тот приезд. Не успел я как
следует осмотреть комнату, как мне сообщают, что какой-то офицер пришел,
хочет видеть. Думаю, не убить ли? Но все равно сказал пустить. Вошел
молоденький адъютант, рапортует, что генерал Крымов хочет видеть и
говорить."
Между прочим, я руки не подал ему. Почему -- непонятно, а после видел
его в Крыму, он сознался:
-- Не хотел я к Вам идти, ненавидел тогда очень Вас за приказ No 1, но
как адъютанту неловко было отказаться, однако про себя решил, если руку
подадите -- не дам, что бы ни вышло.
Когда сказал про Крымова, о котором я немного слышал, опять мелькнула
мысль, не убивать ли, но сразу решил, что тогда не стал бы так официально,
через адъютанта.
Сказал, что готов видеть, только прошу немного погодя, ибо еще не успел
умыться в назначенное время. Пришел. Говорил о развале армии, о том, что все
гибнет, о приказе No 1. "Революцию я, -- говорит, -- понимаю: армия,
конечно, сила, и ее надо вырвать из рук врага. Поэтому я понимаю авторов
приказа номер No 1, -- делал он как бы реверанс в сторону мою, -- но
правительства я не понимаю. Как оно может терпеть то положение, которое
создалось теперь?" И он просил доложить свою информацию Керенскому,
подчеркивая, что так мол говорит генерал Крымов.
Попутно Крымов говорил, что, конечно, то, что теперь творится наша,
офицеров, вина. Мы слишком долго колебались, тянули, -- а когда взялись, уже
поздно было. И попутно рассказал кое-что о военных заговорах, что 9 февраля
1917 г. в Петербурге в кабинете Родзянко было совещание лидеров
Государственной думы с генералами -- был Рузский, Крымов. Решено что
откладывать дальше нельзя, что в апреле, когда Николай будет ехать из
ставки, его в районе армии Рузской задержат и заставят отречься. Крымову
[отводилась] какая-то большая роль.
Позднее Соколов разузнавал в кругах Государственной думы и земских, и
получил сведения, что это была организация, во главе которой стояли Гучков и
Родзянко, с ними был связан Родзянко-сын, полковник (?) Преображенского
полка, который создал целую организацию из крупных офицеров. Чуть ли не и
Дм. Павлович [входил в нее ].
Крымов по его словам был намечен в генерал-губернаторы Петербурга, с
тем, чтобы очистить Петербург от неблагонадежных элементов. "В момент
переворота всякое новое правительство слабо. Надо ударить решительно, чтобы
возможные противники испугались, а то и уничтожить".
Гучков позднее на вопрос, зачем им нужен был Крымов, ответил: "Он не
постеснялся бы кого нужно без долгих разговоров вздернуть", -- причем по
тону ответа было ясно, что речь идет о левых.
О масонах у Соколова прорывалось мало: категорически и с элементом
искренности (как бы удивлялся, как он мог не знать?) утверждал, что впервые
слышит о Чхеидзе как о члене. Сомневался, чтобы были масонские организации в
армии и чтобы их членом был Крымов; во всяком случае уверен, что Керенский и
Крымов до революции не были знакомы.
Когда я сказал, что февральские собрания на его, Соколова, квартире
были масонские, категорически и уверенно опротестовал. Когда я заявил, что я
не утверждаю, что все присутствующие были масоны, что я, наоборот, знаю, что
многие не были, -- собрания были лишь организованы масонами, Соколов ответил
только: "Как же их тогда можно назвать масонскими?"
И тут же, как бы оправдывая свое поведение, говорил, что он давно, еще
до 1905 г., старался играть роль посредника между социал-демократами и
либералами. Как-то раз узнал от одного из друзей, что Милюков выработал
крайне умеренную программу для Союза Освобождения -- не ту, которая была
опубликована, и собирается ехать к Петрункевичу для переговоров. Я решил
предупредить и поехал вперед. Петрун-
кевич принял очень хорошо и привел меня в восторг своей умелой
конспирацией: у него в этот день был какой-то обед; я приехал до. Он провел
меня в свой кабинет, где мы с ним проговорили часа три. Гости заседали,
потом разъехались, я за ними [... ] Соколов был также связан с Венцковским.
Встреча вторая. Берлин, 18 января 1927г.
По-прежнему упорно отрицает о масонах: "Если бы мне пришлось давать
показания под присягой про масонов, то я сказал бы, что знал о них, через
многие связи получал информацию, но членом никогда не был. После революции
связи все порвались и никаких сведений не имел, -- сердились на приказ No
1." Но тут же заявляет, что знает, что не было постановления о закрытии
деятельности [масонов ].
Охотно говорит о заговорах.
Из кругов, близких Некрасову, ему в начале 1917 г. сообщили, что
готовится арест царя с вынужденней отречения в пользу Михаила, что руководят
Гучков и Терещенко. Когда среди военных участников назвали Крымова, то
Соколов удивился: почему он попал? Все остальные -- генералы, чуть ли не
командующие армиями, а Крымов -- полковник. Некрасов пояснил, что по плану
организаторов нужен человек на пост командующего войсками Петербургского
округа: "Левые захотят воспользоваться переворотом, и необходимо в столице
иметь человека, который не побоялся бы перевешать кого надо. Крымов такой --
он в три дня очистит Питер от всех, кто не нужен"!
Что такое представляет из себя Крымов, Соколов узнал позже из
разговоров с полковником Готовцевым, который теперь очень видный пост
занимает у большевиков. В 1917 году Готовцев захотел уйти из строя и пришел
к Соколову просить протекции к Керенскому для назначения на пост директора
какого-либо военно-учебного заведения. Соколов, чтобы узнать, с кем имеет
дело, завел разговор о прошлом и о Кры-мове, -- дело было тотчас же после
истории Корнилова. Готовцев рассказал, что во время войны Крымова считали
"хорошим офицером с маленьким недостатком: не жалел солдат. На какую-нибудь
пустячную разведку, связанную с огромным риском, с легкой душой слал человек
по 25, зная, что
много шансов за то, что никто не вернется, а если вернутся, то со
слабым результатом. Нам это казалось „маленьким недостатком", но когда
меня разжаловали в солдаты (Готов-цев дал пощечину сербскому наследнику,
который был резок и груб с русскими офицерами; Группа последних условилась,
что первый, кому наследник скажет грубость, нанесет пощечину;-- Готовцев это
и сделал, за что царь разжаловал его в солдаты) и попал к Крымову, то
увидел, что с точки зрения солдата недостаток этот не так-то уже мал".
VI. ЗАПИСЬ БЕСЕДЫ С Т. А. БАКУНИНОЙ
29 марта, у нее на 11, Sq. de Port-Royal
Получает письма от Арсеньева о масонах. Между прочим, Арсеньев слышал
от Вересаева, что в присутствии последнего Степанов-Скворцов был принят
Урусовым в масонскую ложу в Москве.
Тот же Арсеньев сообщал, что с масонами как-то был связан В. Ф.
Джунковский. Масоном был Зилов, в 1906-07 гг. попечитель киевского учебного
округа.
В 1907-09 гг. Совет русских лож состоял из 5 человек. (На Западе
состоит из 33 человек -- эта цифра мистическая: год смерти Христа).
Председатель -- С. Д. Урусов, первый товарищ председателя -- Головин,
председатель Второй Государственной думы, второй товарищ председателя --
Маргулиес. Казначей -- Орлов-Давыдов. Секретарь -- Бебутов. С самого начала
Совет ставил задачу "обволакивание власти людьми, сочувствующими масонству".
О существовании шведского ритуала "Карма [?]" слышал, но точно не
знает.
ПРИЛОЖЕНИЕ
М. С. Маргулиес
Рукопись дневника "Годы интервенции" (из зачеркнутого)
стр. 328.
"Марголин за обедом сообщил вещь, разъяснившую мне очень много: после
1910 г., когда Колюбакин начал возобновлять наши заснувшие в 1909 г. ложи, в
одну с Керенским вошел и Коновалов, и Гальперн, и Некрасов. Вошел потом и
Соколов, Барт, вероятно, Терещенко. Теперь понятна связь Керенского с
Терещенко и Некрасовым. Намеки Коновалова с 1916 года на его близость с
Керенским и Н. Д. Соколовым, а также приглашение А. Гальперна управляющим
делами Совета министров Временного правительства." стр. 329. (Среда, 29
апреля 1919 г.)
"В 9 часов вечера у Ефремова собрание русских масонов: Ф. Мекк,
Кандауров, (Коновалов занят). Сонно, скучно, дело идет о волоките,
канцелярщине. Не популяризует ни моего, ни Савинкова положения. Савинков,
оказывается, был только в 1917 году введен в ложу Демьянова генералом
Шепловым."
VIII. ЗАПИСЬ БЕСЕДЫ С В. Я. ГУРЕВИЧЕМ Берлин, 10 мая 1930 г.
Обстановка привлечения в ложу: работал во фракции трудовой группы.
Как-то вышло столкновение на политической почве с Керенским. Очень острое,
чуть ли не разговоры о дуэли. После того, как уладилось, на новогодней
встрече 1914 г. Керенский подошел и сказал, что хочет переговорить. В
разговоре: существует политическая организация в масонских формах; согласны
ли? Гуревич согласился. Начались переговоры. На заседание ложи Гуревича
привез Коровичен-ко. Обряд посвящения: формальностей было мало, но клятва
была. Заседаний до высылки было мало. Вопросы исключительно политические. На
заседаниях ложи бывали член Государственной думы Виноградов, Коровиченко,
Керенский, Барт, Знаменский.
В 1917 г. ничего не слышал, но в начале 1918 была попытка возобновить
заседания. Инициатива А. А. Исаева. Присутствовал также Виноградов. Вопросы
борьбы с большевиками.
В годы Дальневосточной республики Знаменский предлагал возобновить
деятельность лож во Владивостоке. Были разговоры, но ничего не вышло.
IX. ЗАПИСЬ БЕСЕДЫ С Г. АРОНСОНОМ
Аронсон от Б. Гуревича.
В начале войны в Витебск приезжал Колюбакин; в честь его был устроен,
как там это было принято, обед, но на последний, в отличие от прежних
приездов других либеральных знаменитостей, не были приглашены представители
рабочих и демократических кругов. Уже после стало известно, что во время
этого обеда Колюбакин принял в масоны Брука и Вол-ковера (члены Первой
Государственной думы, кадеты), поляков-прогрессистов Бамаса и Федоровича
(когда-то имели связи с социалистами, отошли, но считали себя левее кадетов)
и Писаревского. В 1916 г. в Витебск приезжал Керенский, был тоже обед, после
которого были приняты Б. Гу-ревич (председатель общегородской Витебской
больничной кассы), в 1905 г. бундовец, после беспартийный, в 1914-16 гг. не
участвовал даже в меньшевистской страховой группе) и М. С. Цейтлин. При
приеме спрашивали о согласии вступить в организацию, которая ставит задачей
борьбу за "свободу и братство". Церемониал посвящения с завязанными глазами,
клятва тайны и готовности борьбы за свободу и братство. Деятельности ложи
никакой не было.
В 1917 г. Волковер -- губернский комиссар Временного правительства;
после июльских дней Волковер вышел из кадетской партии и, заявив о
возможности работы на платформе Церетели, остался на посту губернского
комиссара. Писаревский -- секретарь губернского комитета, фактически вершил
делами. Бамас -- помощник губернского комиссара; Федорович -- уездный
комиссар. М. Цейтлин -- эсер, товарищ председателя Совета.
Все -- со слов Гуревича, [который] рассказал это Арон-сону в Бутырках в
1918 г.
ПРИЛОЖЕНИЕ Г. Аронсон о разговоре с Б. Гуревичем
О МАСОНАХ
[...] Узнал я об этом в августовский вечер 1918 г. Мы лежали на набитых
соломой матрацах на деревянных нарах, смотрели на решетчатые окна на тающие
лучи солнца и постепенно сменяющие день сумерки и мирно беседовали. Один из
приятелей, спутник мой по дальнейшим тюремным скитаниям, наклонил голову и
сказал: "Хочу поделиться с Вами небольшим секретом. Думаю, что 1917 год и
особенно октябрьская революция освободили меня от присяги. Одним словом, я -
масон". По-видимому, этому масону давно уже хотелось расстаться с этой
тайной и, подстрекаемый моим любопытством, он рассказал мне все. Дело
происходило в Витебске.
[...} Кажется, это было в начале зимы 1914 г. В Витебск приезжал член
Государственной думы А. М. Колюбакин. Он ехал из Петербурга на фронт,
откуда, как известно, не вернулся. В Витебске у А. О. Волковича состоялся
обед, и к этому моменту относится основание местной масонской ложи. В жизни
нашего "Прогрессивного блока" в сущности ничего после этого не изменилось.
Продолжались заседания и беседы, в которых участвовали члены масонской ложи
наравне с другими. Только изредка и только для заслушания какой-нибудь особо
интимной политической подробности собирались масоны отдельно, обычно
уславливаясь собраться несколько ранее других, приглашенных для беседы.
Собрания масонов бывали тогда очень кратки. Но интересно отметить --
они говорили друг другу "ты" -- эти люди разных возрастов и взглядов, лично
между собой не близкие. Рассказчик не мог вспомнить какого-нибудь заседания
ложи, посвященного обсуждению серьезных вопросов. Впрочем, он сам был введен
в ложу лишь в 1915 г.
К этому времени относится приезд в Витебск А. Ф. Керенского. Офи
циально его миссия была -- чтение лекции о деятельности Государственной
думы. Лекция была прочитана с огромным успехом. Были овации, публика
ожидала члена думы у здания. А он уехал в ресторан, где в отдельном
кабинете его чествовал союз приказчиков. Керенский был председателем
последнего разогнанного правительством съезда приказчиков, а Гинзбург,
принимавший его в Витебске, был одним из товарищей председателя съез
да. Тогда же при участии А. Ф. Керенского состоялось и заседание масон
ской ложи. Об этом собеседник мне рассказывал следующее. '
Его, рассказчика, как-то спросили, не согласится ли он вступить в
масонскую ложу. Эти предварительные разговоры вел с ним д-р Брук. Осведомил
его о немногом: в Петербурге давно существует масонская ложа, куда входят по
персональному признаку руководящие деятели оппозиционных партий в
Государственной думе. Девиз масонства: за истину и свободу. Цель -
объединение интеллигенции на почве этих лозунгов во имя возмож-
ных событий исторического значения. Война, разложение двора и сфер
обязывают нас быть наготове. Если Вы согласны примкнуть к нам, вы будете
связаны клятвой: свято хранить тайну о масонстве. Вот и все, что
предшествовало принятию моего собеседника в масонскую ложу.
Обряд посвящения происходил таким образом. Вечер. Он -- рассказчик - в
темной комнате, к тому же с завязанными глазами. С ним Керенский, который
торжественно читает формулу присяги. В ней нет ничего особенного. Тот же
девиз: за истину и свободу, и обещание хранить тайну. Рассказчик повторяет
за ним формулу присяги. Затем Керенский снимает повязку с его глаз, целует
его, называет его "братом" и за руку вводит в комнату, где происходит
заседание ложи. Все поднимаются с мест, целуют его, говорят ему "ты",
называют его "братом"...
На этом я мог бы поставить точку. Но интересно посмотреть, что стало с
лицами, участвовавшими в наших политических собеседованиях и встречах, когда
пришла революция 1917 г. В течение всех 8 месяцев революции большая часть
нашей общественности держалась друг друга и представляла собою сплоченную
группу, преимущественно на административных постах. А. О Волкович --
бессменный губернский комиссар Временного правительства, В. П. Вомас -- его
заместитель, В. В. Федорович -- уездный комиссар, С. М. Писаревский --
секретарь коллегии губернского комиссара. Эти лица, как и другие умеренных
направлений, не пользовались большим влиянием в это бурное время. Это
влияние безраздельно принадлежало социалистам; М. Цейтлин и Б. Гинзбург были
товарищами председателя Совета рабочих депутатов, а М. Цейтлин одно время
комиссаром министерства земледелия (при министре В. Чернове).
Неясно, поддерживали ли в 1917 г. контакт местные масоны с центральными
фигурами масонского движения в России. Приведу лишь такой эпизод. 8 марта
наш местный комитет спасения (городской общественный комитет, так он
назывался) делегировал двух представителей в Петербург к Временному
правительству. Поехали О. А. Волкович и пишущий эти строки. В Мариинском
дворце заканчивалось заседание правительства. Нас ввели в помещение, и нам
удалось поговорить с целым рядом министров. Особенно долго длился разговор
Волковича с Некрасовым. Я в это время добивался разговора с Керенским, и
помню, был очень удивлен тому, что Александр Федорович так хорошо и
дружески, как доброго знакомого, встретил моего спутника. Н. В, Некрасов
отнесся с особой любезностью к нашей миссии и, кстати, предоставил нам от
министерства путей сообщения купе 1-го класса для возвращения в Витебск.
Не лишен политического значения и следующий эпизод, которым я закончу
эти заметки. После июльских дней, после выхода кадетов из правительства, А.
О. Волкович неожиданно сообщил мне, что он выходит из кадетской партии. Так
он и поступил. И мне кажется, что это совпало с тем отколом от кадет того
крыла этой партии, которое идейно возглавлялось Некрасовым.
X. ЗАПИСЬ БЕСЕДЫ
С ВЛАДИМИРОМ МИХАЙЛОВИЧЕМ ШАХОМ 3 сентября 1934 г.
В 12 часов мой хороший знакомый инженер Павлицкий (инженер сочувствовал
эсерам) сообщил мне о существовании масонской организации и предложил войти.
Я думал долго. Давно уже я приходил к выводу, что партийная деятельность не
создает того общения между политическими деятелями, которое необходимо для
координирования оппозиционных и революционных сил. Идея масонства мне была
симпатична, и я согласился. Церемония приема была мини-мальна: опрос на
собрании, куда ввели с завязанными глазами.
В Ложу входили К. Черносвитов (кадет), Брунет (народный социалист),
позднее товарищ министра на Украине), проф. Рузский, Мацневич
(социал-демократ из Киева, в 90-х годах сидел около 3 лет), Кармин (товарищ
обер-прокурора Сената), А. Д. Марголин (присяжный поверенный, позднее -- на
Украине), Павлицкий.
Приема новых членов не было. Поставлена была кандидатура Басова --
Верхоянцева, но ее отвели ввиду крайней резкости политических взглядов
Басова.
Собирались 2 раза в месяц, обычно у Кармина. Содержание бесед: обмен
информацией и обсуждение разных текущих вопросов.
Никакой формальной дисциплины не существовало. Было только общее
желание сговориться и затем действовать в
общем направлении. У меня тоже желание имелось вполне искреннее и
большое и, сказать откровенно, именно оно во многом определило мои
настроения в апреле 1917 г. во время борьбы на Петербургской стороне при
выборах на петербургскую общегородскую меньшевистскую конференцию. От
интернационалистов тогда выступал Ерманский; я говорил от оборонцев.
Ерманский занял ультра демагогическую позицию. Когда я слушал его, я думал:
эта позиция делает абсолютно невозможным сговор социал-демократов с
демократическими группами, стоящими от нас направо. И это соображение было
для меня одним из решающих.
Ложа наша собиралась до 1918 г. Помню, на последнем собрании был
Черносвитов, с которым мы прощались: он уезжал в Сибирь.
Директив из Центра не было, только предлагали обсудить тот или иной
вопрос. От нас в Центр ходил Черносвитов. Он руководил обсуждением.
А. П. Кропоткина -- как-то раз она обвиняла Некрасова в стремлении к
власти. Некрасов сказал ей, что его идеал -- "черный папа", которого "никто
не знает, но который все делает".
Елшин -- дневники; летом 1914 г. в Самару приезжали Керенский и
Некрасов; разговоры сначала на пароходе, затем где-то еще, наконец,
посвящение в масоны на квартире князя В. Кугушева.
Маргулиес был принят в масоны в 1905-1906 гг., в ложе были Ковалевский
Макс, Кедрин, де Роберти.
Входил в 1906-1910 гг. в Главную ложу одним из товарищей председателя;
в последн. степени посвящен специально приехавшим из Франции членом Великого
Востока; в это время сидел в Крестах посвящение шло на свидании, в
присутствии начальства, которое не понимало значения манипуляций.
Состав Главной ложи: председатель, 2 товарища председателя, казначей и
секретарь; 1 -- умер, 2 -- в эмиграции и 2 -- в России. Собирались в
роскошном особняке, в масонских знаках. Принят был между прочим какой-то
гвардейский полковник, клявшийся при посвящении на шпаге убить, если
понадобится, царя (около 1909-10 гг.) В провинции ложи были в Нижнем
Новгороде.
Правило -- никаких письменных документов. Поэтому полиция ничего не
могла узнать. Около 1911 распустили
ложи -- опасались, что полиция все же проникает. После началась новая
эра в русском масонстве -- Керенский и Некрасов.
Кедрин рассказывал Маргулиесу, что в 1917 г. Керенский и Некрасов
исключены из масонов за свою деятельность.
Аргунов. Авксентьев масон с 1912-13 гг. в Париже. Читал в одной ложе о
социализации земли.
Керенский. Перед войной [неразборчиво] ложа особая: Вел. князь
Александр Михайлович, Варв. Овчинникова, Беклемишев.
Мих. Матв. Тер-Погосян. (Капбретон, 27 августа 1928 г.)
Сам масон -- парижского призыва. Знает -- из вторых рук -- о масонах на
Кавказе и кое-что об общерусских.
Первая ложа русская, или первый Совет, но не русский Восток,
утверждение получила от Парижского Востока на самостоятельное существование
в 1908 или 1909 гг., когда в Париж приезжали Бебутов, Маргулиес и Урусов
(это было продолжением их поездки в Константинополь к младотуркам).
В тифлисскую ложу входили Хр. Ав. Вермишев, Георг. Мих. Туманов (сын
поэта).
Чайковский говорил о своем "четвертьвековом масонском стаже".
письма Е. Кусковой
10 ноября 1955 г.
Самый трудный вопрос о масонстве. Наше молчание было абсолютным. Из-за
этого вышла крупная ссора с Мель-гуновым. Он требовал от нас раскрытия всего
этого дела. А узнал он об этом от тяжело заболевшего члена его партии (хоть
убей не помню фамилии, на П, народник, очень известный). Мельгунов доходил
до истерик, вымогая у меня (еще в России) данные, и заверял, что ему "все"
известно. Я хорошо знала, что ему ничего почти неизвестно, как и Бу-рышкину.
Потом в одной из своих книжек сделал намек, что такое существовало. Скажу
Вам кратко, что это было.
Началось -- после гибели революции 1905 г., во время
диких репрессий. Вы их знаете.
Ничего общего это масонство с заграничным масон
ством не имеет. Никогда ни в какой связи не состояло на том
простом основании, что это русское масонство отменило весь
ритуал, всю мистику и прибавило новые параграфы.
Цель масонства -- политическая. Восстановить в этой
форме Союз Освобождения -- и работать в подполье на осво
бождение России.
Почему выбрана такая форма? Чтобы захватить выс
шие и даже придворные круги. На простое название полити
ческое они бы не пошли.
5. Изменение параграфов: а) Прием женщин, впервые. В масонские ложи
заграничные женщины не принимаются; б) отменить все фартуки, всю амуницию,
весь ритуал; в) посвящение состояло лишь в клятве, -- молчание, абсолютное.
Качество -- мораль, доверие. Форма -- ложи по 5 человек и затем конгрессы.
Ложи не должны были знать о существовании других лож. Но по встречам на
конгрессах можно было судить о размахе движения и его состава, г) Выход --
опять с клятвой: никогда и никому, просто "заснуть". Таких выходов не помню:
интерес к движению был огромен и наша пробковая комната действовала вовсю.
Характерная особенность: я знала двух виднейших большевиков, принадлежавших
к движению. Когда произошла октябрьская революция, мы с С. Н. [Прокоповичем
] были уверены, что все будет вскрыто. Партия ведь не терпела тайн членов.
Ничего подобного! Уверена, что эти виднейшие большевики тайну соблюли, быть
может из боязни репрессий и по отношению к себе. Людей высшего общества
(князьев и графьев, как тогда говорили), было много. Вели они себя
изумительно: на конгрессах некоторых из них я видела. Были и военные--
-- Теперь расслоение классовое прошло так глубоко, что есть опасность,
что радикальные элементы из рабочих и буржуазных классов не смогут с собой
сговориться о каких-либо общих актах, выгодных обеим сторонам, ибо если это
предложение будет внесено со стороны рабочих, то буржуа побоятся, что это
усилит их, а если со стороны буржуа, то испугаются рабочие. Поэтому я
полагаю, что в такое время создание органов, где представители таких
радикальных элементов из рабочих и не рабочих классов могли бы встречаться
на нейтральной почве, будет очень и очень полезно."
"Мой друг, -- продолжил Соколов, -- согласился с этим мнением и пошел в
масонскую ложу".
Этот друг -- несомненно сам Соколов, или кто-то из его друзей, с кем он
вошел в масоны. Это ясно из дальнейшего разговора, где мысли Соколова
путались с мыслями друга, местоимения первого лица с местоимениями третьего.
В общем разговоры Соколова были явно адвокатского характера. Он
протяженно развивал мысль, что масонское общество ничего не давало, что все,
что я объясняю масонски-
ми связями, может быть объяснено и иначе: общение в Государственной
думе, работа общая в левой печати и т. д. Но существования масонства он не
отрицал даже косвенно признавал, приглашая быть осторожным и не смешать роль
масонской организации с другими, существовавшими рядом с последней. Соколов
был разговорчив. По его словам, о них [масонах ] он узнал впервые от Ип.
Крымова. С последним он говорил в апреле 1917 г. в Кишиневе. Зачем Соколов
поехал туда -- не знаю. Встретили там его, говорил он, хорошо: "Старые
друзья в память моей работы на процессе по погрому 1903 г. даже тот же номер
в той же гостинице сняли, где я остановился в тот приезд. Не успел я как
следует осмотреть комнату, как мне сообщают, что какой-то офицер пришел,
хочет видеть. Думаю, не убить ли? Но все равно сказал пустить. Вошел
молоденький адъютант, рапортует, что генерал Крымов хочет видеть и
говорить."
Между прочим, я руки не подал ему. Почему -- непонятно, а после видел
его в Крыму, он сознался:
-- Не хотел я к Вам идти, ненавидел тогда очень Вас за приказ No 1, но
как адъютанту неловко было отказаться, однако про себя решил, если руку
подадите -- не дам, что бы ни вышло.
Когда сказал про Крымова, о котором я немного слышал, опять мелькнула
мысль, не убивать ли, но сразу решил, что тогда не стал бы так официально,
через адъютанта.
Сказал, что готов видеть, только прошу немного погодя, ибо еще не успел
умыться в назначенное время. Пришел. Говорил о развале армии, о том, что все
гибнет, о приказе No 1. "Революцию я, -- говорит, -- понимаю: армия,
конечно, сила, и ее надо вырвать из рук врага. Поэтому я понимаю авторов
приказа номер No 1, -- делал он как бы реверанс в сторону мою, -- но
правительства я не понимаю. Как оно может терпеть то положение, которое
создалось теперь?" И он просил доложить свою информацию Керенскому,
подчеркивая, что так мол говорит генерал Крымов.
Попутно Крымов говорил, что, конечно, то, что теперь творится наша,
офицеров, вина. Мы слишком долго колебались, тянули, -- а когда взялись, уже
поздно было. И попутно рассказал кое-что о военных заговорах, что 9 февраля
1917 г. в Петербурге в кабинете Родзянко было совещание лидеров
Государственной думы с генералами -- был Рузский, Крымов. Решено что
откладывать дальше нельзя, что в апреле, когда Николай будет ехать из
ставки, его в районе армии Рузской задержат и заставят отречься. Крымову
[отводилась] какая-то большая роль.
Позднее Соколов разузнавал в кругах Государственной думы и земских, и
получил сведения, что это была организация, во главе которой стояли Гучков и
Родзянко, с ними был связан Родзянко-сын, полковник (?) Преображенского
полка, который создал целую организацию из крупных офицеров. Чуть ли не и
Дм. Павлович [входил в нее ].
Крымов по его словам был намечен в генерал-губернаторы Петербурга, с
тем, чтобы очистить Петербург от неблагонадежных элементов. "В момент
переворота всякое новое правительство слабо. Надо ударить решительно, чтобы
возможные противники испугались, а то и уничтожить".
Гучков позднее на вопрос, зачем им нужен был Крымов, ответил: "Он не
постеснялся бы кого нужно без долгих разговоров вздернуть", -- причем по
тону ответа было ясно, что речь идет о левых.
О масонах у Соколова прорывалось мало: категорически и с элементом
искренности (как бы удивлялся, как он мог не знать?) утверждал, что впервые
слышит о Чхеидзе как о члене. Сомневался, чтобы были масонские организации в
армии и чтобы их членом был Крымов; во всяком случае уверен, что Керенский и
Крымов до революции не были знакомы.
Когда я сказал, что февральские собрания на его, Соколова, квартире
были масонские, категорически и уверенно опротестовал. Когда я заявил, что я
не утверждаю, что все присутствующие были масоны, что я, наоборот, знаю, что
многие не были, -- собрания были лишь организованы масонами, Соколов ответил
только: "Как же их тогда можно назвать масонскими?"
И тут же, как бы оправдывая свое поведение, говорил, что он давно, еще
до 1905 г., старался играть роль посредника между социал-демократами и
либералами. Как-то раз узнал от одного из друзей, что Милюков выработал
крайне умеренную программу для Союза Освобождения -- не ту, которая была
опубликована, и собирается ехать к Петрункевичу для переговоров. Я решил
предупредить и поехал вперед. Петрун-
кевич принял очень хорошо и привел меня в восторг своей умелой
конспирацией: у него в этот день был какой-то обед; я приехал до. Он провел
меня в свой кабинет, где мы с ним проговорили часа три. Гости заседали,
потом разъехались, я за ними [... ] Соколов был также связан с Венцковским.
Встреча вторая. Берлин, 18 января 1927г.
По-прежнему упорно отрицает о масонах: "Если бы мне пришлось давать
показания под присягой про масонов, то я сказал бы, что знал о них, через
многие связи получал информацию, но членом никогда не был. После революции
связи все порвались и никаких сведений не имел, -- сердились на приказ No
1." Но тут же заявляет, что знает, что не было постановления о закрытии
деятельности [масонов ].
Охотно говорит о заговорах.
Из кругов, близких Некрасову, ему в начале 1917 г. сообщили, что
готовится арест царя с вынужденней отречения в пользу Михаила, что руководят
Гучков и Терещенко. Когда среди военных участников назвали Крымова, то
Соколов удивился: почему он попал? Все остальные -- генералы, чуть ли не
командующие армиями, а Крымов -- полковник. Некрасов пояснил, что по плану
организаторов нужен человек на пост командующего войсками Петербургского
округа: "Левые захотят воспользоваться переворотом, и необходимо в столице
иметь человека, который не побоялся бы перевешать кого надо. Крымов такой --
он в три дня очистит Питер от всех, кто не нужен"!
Что такое представляет из себя Крымов, Соколов узнал позже из
разговоров с полковником Готовцевым, который теперь очень видный пост
занимает у большевиков. В 1917 году Готовцев захотел уйти из строя и пришел
к Соколову просить протекции к Керенскому для назначения на пост директора
какого-либо военно-учебного заведения. Соколов, чтобы узнать, с кем имеет
дело, завел разговор о прошлом и о Кры-мове, -- дело было тотчас же после
истории Корнилова. Готовцев рассказал, что во время войны Крымова считали
"хорошим офицером с маленьким недостатком: не жалел солдат. На какую-нибудь
пустячную разведку, связанную с огромным риском, с легкой душой слал человек
по 25, зная, что
много шансов за то, что никто не вернется, а если вернутся, то со
слабым результатом. Нам это казалось „маленьким недостатком", но когда
меня разжаловали в солдаты (Готов-цев дал пощечину сербскому наследнику,
который был резок и груб с русскими офицерами; Группа последних условилась,
что первый, кому наследник скажет грубость, нанесет пощечину;-- Готовцев это
и сделал, за что царь разжаловал его в солдаты) и попал к Крымову, то
увидел, что с точки зрения солдата недостаток этот не так-то уже мал".
VI. ЗАПИСЬ БЕСЕДЫ С Т. А. БАКУНИНОЙ
29 марта, у нее на 11, Sq. de Port-Royal
Получает письма от Арсеньева о масонах. Между прочим, Арсеньев слышал
от Вересаева, что в присутствии последнего Степанов-Скворцов был принят
Урусовым в масонскую ложу в Москве.
Тот же Арсеньев сообщал, что с масонами как-то был связан В. Ф.
Джунковский. Масоном был Зилов, в 1906-07 гг. попечитель киевского учебного
округа.
В 1907-09 гг. Совет русских лож состоял из 5 человек. (На Западе
состоит из 33 человек -- эта цифра мистическая: год смерти Христа).
Председатель -- С. Д. Урусов, первый товарищ председателя -- Головин,
председатель Второй Государственной думы, второй товарищ председателя --
Маргулиес. Казначей -- Орлов-Давыдов. Секретарь -- Бебутов. С самого начала
Совет ставил задачу "обволакивание власти людьми, сочувствующими масонству".
О существовании шведского ритуала "Карма [?]" слышал, но точно не
знает.
ПРИЛОЖЕНИЕ
М. С. Маргулиес
Рукопись дневника "Годы интервенции" (из зачеркнутого)
стр. 328.
"Марголин за обедом сообщил вещь, разъяснившую мне очень много: после
1910 г., когда Колюбакин начал возобновлять наши заснувшие в 1909 г. ложи, в
одну с Керенским вошел и Коновалов, и Гальперн, и Некрасов. Вошел потом и
Соколов, Барт, вероятно, Терещенко. Теперь понятна связь Керенского с
Терещенко и Некрасовым. Намеки Коновалова с 1916 года на его близость с
Керенским и Н. Д. Соколовым, а также приглашение А. Гальперна управляющим
делами Совета министров Временного правительства." стр. 329. (Среда, 29
апреля 1919 г.)
"В 9 часов вечера у Ефремова собрание русских масонов: Ф. Мекк,
Кандауров, (Коновалов занят). Сонно, скучно, дело идет о волоките,
канцелярщине. Не популяризует ни моего, ни Савинкова положения. Савинков,
оказывается, был только в 1917 году введен в ложу Демьянова генералом
Шепловым."
VIII. ЗАПИСЬ БЕСЕДЫ С В. Я. ГУРЕВИЧЕМ Берлин, 10 мая 1930 г.
Обстановка привлечения в ложу: работал во фракции трудовой группы.
Как-то вышло столкновение на политической почве с Керенским. Очень острое,
чуть ли не разговоры о дуэли. После того, как уладилось, на новогодней
встрече 1914 г. Керенский подошел и сказал, что хочет переговорить. В
разговоре: существует политическая организация в масонских формах; согласны
ли? Гуревич согласился. Начались переговоры. На заседание ложи Гуревича
привез Коровичен-ко. Обряд посвящения: формальностей было мало, но клятва
была. Заседаний до высылки было мало. Вопросы исключительно политические. На
заседаниях ложи бывали член Государственной думы Виноградов, Коровиченко,
Керенский, Барт, Знаменский.
В 1917 г. ничего не слышал, но в начале 1918 была попытка возобновить
заседания. Инициатива А. А. Исаева. Присутствовал также Виноградов. Вопросы
борьбы с большевиками.
В годы Дальневосточной республики Знаменский предлагал возобновить
деятельность лож во Владивостоке. Были разговоры, но ничего не вышло.
IX. ЗАПИСЬ БЕСЕДЫ С Г. АРОНСОНОМ
Аронсон от Б. Гуревича.
В начале войны в Витебск приезжал Колюбакин; в честь его был устроен,
как там это было принято, обед, но на последний, в отличие от прежних
приездов других либеральных знаменитостей, не были приглашены представители
рабочих и демократических кругов. Уже после стало известно, что во время
этого обеда Колюбакин принял в масоны Брука и Вол-ковера (члены Первой
Государственной думы, кадеты), поляков-прогрессистов Бамаса и Федоровича
(когда-то имели связи с социалистами, отошли, но считали себя левее кадетов)
и Писаревского. В 1916 г. в Витебск приезжал Керенский, был тоже обед, после
которого были приняты Б. Гу-ревич (председатель общегородской Витебской
больничной кассы), в 1905 г. бундовец, после беспартийный, в 1914-16 гг. не
участвовал даже в меньшевистской страховой группе) и М. С. Цейтлин. При
приеме спрашивали о согласии вступить в организацию, которая ставит задачей
борьбу за "свободу и братство". Церемониал посвящения с завязанными глазами,
клятва тайны и готовности борьбы за свободу и братство. Деятельности ложи
никакой не было.
В 1917 г. Волковер -- губернский комиссар Временного правительства;
после июльских дней Волковер вышел из кадетской партии и, заявив о
возможности работы на платформе Церетели, остался на посту губернского
комиссара. Писаревский -- секретарь губернского комитета, фактически вершил
делами. Бамас -- помощник губернского комиссара; Федорович -- уездный
комиссар. М. Цейтлин -- эсер, товарищ председателя Совета.
Все -- со слов Гуревича, [который] рассказал это Арон-сону в Бутырках в
1918 г.
ПРИЛОЖЕНИЕ Г. Аронсон о разговоре с Б. Гуревичем
О МАСОНАХ
[...] Узнал я об этом в августовский вечер 1918 г. Мы лежали на набитых
соломой матрацах на деревянных нарах, смотрели на решетчатые окна на тающие
лучи солнца и постепенно сменяющие день сумерки и мирно беседовали. Один из
приятелей, спутник мой по дальнейшим тюремным скитаниям, наклонил голову и
сказал: "Хочу поделиться с Вами небольшим секретом. Думаю, что 1917 год и
особенно октябрьская революция освободили меня от присяги. Одним словом, я -
масон". По-видимому, этому масону давно уже хотелось расстаться с этой
тайной и, подстрекаемый моим любопытством, он рассказал мне все. Дело
происходило в Витебске.
[...} Кажется, это было в начале зимы 1914 г. В Витебск приезжал член
Государственной думы А. М. Колюбакин. Он ехал из Петербурга на фронт,
откуда, как известно, не вернулся. В Витебске у А. О. Волковича состоялся
обед, и к этому моменту относится основание местной масонской ложи. В жизни
нашего "Прогрессивного блока" в сущности ничего после этого не изменилось.
Продолжались заседания и беседы, в которых участвовали члены масонской ложи
наравне с другими. Только изредка и только для заслушания какой-нибудь особо
интимной политической подробности собирались масоны отдельно, обычно
уславливаясь собраться несколько ранее других, приглашенных для беседы.
Собрания масонов бывали тогда очень кратки. Но интересно отметить --
они говорили друг другу "ты" -- эти люди разных возрастов и взглядов, лично
между собой не близкие. Рассказчик не мог вспомнить какого-нибудь заседания
ложи, посвященного обсуждению серьезных вопросов. Впрочем, он сам был введен
в ложу лишь в 1915 г.
К этому времени относится приезд в Витебск А. Ф. Керенского. Офи
циально его миссия была -- чтение лекции о деятельности Государственной
думы. Лекция была прочитана с огромным успехом. Были овации, публика
ожидала члена думы у здания. А он уехал в ресторан, где в отдельном
кабинете его чествовал союз приказчиков. Керенский был председателем
последнего разогнанного правительством съезда приказчиков, а Гинзбург,
принимавший его в Витебске, был одним из товарищей председателя съез
да. Тогда же при участии А. Ф. Керенского состоялось и заседание масон
ской ложи. Об этом собеседник мне рассказывал следующее. '
Его, рассказчика, как-то спросили, не согласится ли он вступить в
масонскую ложу. Эти предварительные разговоры вел с ним д-р Брук. Осведомил
его о немногом: в Петербурге давно существует масонская ложа, куда входят по
персональному признаку руководящие деятели оппозиционных партий в
Государственной думе. Девиз масонства: за истину и свободу. Цель -
объединение интеллигенции на почве этих лозунгов во имя возмож-
ных событий исторического значения. Война, разложение двора и сфер
обязывают нас быть наготове. Если Вы согласны примкнуть к нам, вы будете
связаны клятвой: свято хранить тайну о масонстве. Вот и все, что
предшествовало принятию моего собеседника в масонскую ложу.
Обряд посвящения происходил таким образом. Вечер. Он -- рассказчик - в
темной комнате, к тому же с завязанными глазами. С ним Керенский, который
торжественно читает формулу присяги. В ней нет ничего особенного. Тот же
девиз: за истину и свободу, и обещание хранить тайну. Рассказчик повторяет
за ним формулу присяги. Затем Керенский снимает повязку с его глаз, целует
его, называет его "братом" и за руку вводит в комнату, где происходит
заседание ложи. Все поднимаются с мест, целуют его, говорят ему "ты",
называют его "братом"...
На этом я мог бы поставить точку. Но интересно посмотреть, что стало с
лицами, участвовавшими в наших политических собеседованиях и встречах, когда
пришла революция 1917 г. В течение всех 8 месяцев революции большая часть
нашей общественности держалась друг друга и представляла собою сплоченную
группу, преимущественно на административных постах. А. О Волкович --
бессменный губернский комиссар Временного правительства, В. П. Вомас -- его
заместитель, В. В. Федорович -- уездный комиссар, С. М. Писаревский --
секретарь коллегии губернского комиссара. Эти лица, как и другие умеренных
направлений, не пользовались большим влиянием в это бурное время. Это
влияние безраздельно принадлежало социалистам; М. Цейтлин и Б. Гинзбург были
товарищами председателя Совета рабочих депутатов, а М. Цейтлин одно время
комиссаром министерства земледелия (при министре В. Чернове).
Неясно, поддерживали ли в 1917 г. контакт местные масоны с центральными
фигурами масонского движения в России. Приведу лишь такой эпизод. 8 марта
наш местный комитет спасения (городской общественный комитет, так он
назывался) делегировал двух представителей в Петербург к Временному
правительству. Поехали О. А. Волкович и пишущий эти строки. В Мариинском
дворце заканчивалось заседание правительства. Нас ввели в помещение, и нам
удалось поговорить с целым рядом министров. Особенно долго длился разговор
Волковича с Некрасовым. Я в это время добивался разговора с Керенским, и
помню, был очень удивлен тому, что Александр Федорович так хорошо и
дружески, как доброго знакомого, встретил моего спутника. Н. В, Некрасов
отнесся с особой любезностью к нашей миссии и, кстати, предоставил нам от
министерства путей сообщения купе 1-го класса для возвращения в Витебск.
Не лишен политического значения и следующий эпизод, которым я закончу
эти заметки. После июльских дней, после выхода кадетов из правительства, А.
О. Волкович неожиданно сообщил мне, что он выходит из кадетской партии. Так
он и поступил. И мне кажется, что это совпало с тем отколом от кадет того
крыла этой партии, которое идейно возглавлялось Некрасовым.
X. ЗАПИСЬ БЕСЕДЫ
С ВЛАДИМИРОМ МИХАЙЛОВИЧЕМ ШАХОМ 3 сентября 1934 г.
В 12 часов мой хороший знакомый инженер Павлицкий (инженер сочувствовал
эсерам) сообщил мне о существовании масонской организации и предложил войти.
Я думал долго. Давно уже я приходил к выводу, что партийная деятельность не
создает того общения между политическими деятелями, которое необходимо для
координирования оппозиционных и революционных сил. Идея масонства мне была
симпатична, и я согласился. Церемония приема была мини-мальна: опрос на
собрании, куда ввели с завязанными глазами.
В Ложу входили К. Черносвитов (кадет), Брунет (народный социалист),
позднее товарищ министра на Украине), проф. Рузский, Мацневич
(социал-демократ из Киева, в 90-х годах сидел около 3 лет), Кармин (товарищ
обер-прокурора Сената), А. Д. Марголин (присяжный поверенный, позднее -- на
Украине), Павлицкий.
Приема новых членов не было. Поставлена была кандидатура Басова --
Верхоянцева, но ее отвели ввиду крайней резкости политических взглядов
Басова.
Собирались 2 раза в месяц, обычно у Кармина. Содержание бесед: обмен
информацией и обсуждение разных текущих вопросов.
Никакой формальной дисциплины не существовало. Было только общее
желание сговориться и затем действовать в
общем направлении. У меня тоже желание имелось вполне искреннее и
большое и, сказать откровенно, именно оно во многом определило мои
настроения в апреле 1917 г. во время борьбы на Петербургской стороне при
выборах на петербургскую общегородскую меньшевистскую конференцию. От
интернационалистов тогда выступал Ерманский; я говорил от оборонцев.
Ерманский занял ультра демагогическую позицию. Когда я слушал его, я думал:
эта позиция делает абсолютно невозможным сговор социал-демократов с
демократическими группами, стоящими от нас направо. И это соображение было
для меня одним из решающих.
Ложа наша собиралась до 1918 г. Помню, на последнем собрании был
Черносвитов, с которым мы прощались: он уезжал в Сибирь.
Директив из Центра не было, только предлагали обсудить тот или иной
вопрос. От нас в Центр ходил Черносвитов. Он руководил обсуждением.
А. П. Кропоткина -- как-то раз она обвиняла Некрасова в стремлении к
власти. Некрасов сказал ей, что его идеал -- "черный папа", которого "никто
не знает, но который все делает".
Елшин -- дневники; летом 1914 г. в Самару приезжали Керенский и
Некрасов; разговоры сначала на пароходе, затем где-то еще, наконец,
посвящение в масоны на квартире князя В. Кугушева.
Маргулиес был принят в масоны в 1905-1906 гг., в ложе были Ковалевский
Макс, Кедрин, де Роберти.
Входил в 1906-1910 гг. в Главную ложу одним из товарищей председателя;
в последн. степени посвящен специально приехавшим из Франции членом Великого
Востока; в это время сидел в Крестах посвящение шло на свидании, в
присутствии начальства, которое не понимало значения манипуляций.
Состав Главной ложи: председатель, 2 товарища председателя, казначей и
секретарь; 1 -- умер, 2 -- в эмиграции и 2 -- в России. Собирались в
роскошном особняке, в масонских знаках. Принят был между прочим какой-то
гвардейский полковник, клявшийся при посвящении на шпаге убить, если
понадобится, царя (около 1909-10 гг.) В провинции ложи были в Нижнем
Новгороде.
Правило -- никаких письменных документов. Поэтому полиция ничего не
могла узнать. Около 1911 распустили
ложи -- опасались, что полиция все же проникает. После началась новая
эра в русском масонстве -- Керенский и Некрасов.
Кедрин рассказывал Маргулиесу, что в 1917 г. Керенский и Некрасов
исключены из масонов за свою деятельность.
Аргунов. Авксентьев масон с 1912-13 гг. в Париже. Читал в одной ложе о
социализации земли.
Керенский. Перед войной [неразборчиво] ложа особая: Вел. князь
Александр Михайлович, Варв. Овчинникова, Беклемишев.
Мих. Матв. Тер-Погосян. (Капбретон, 27 августа 1928 г.)
Сам масон -- парижского призыва. Знает -- из вторых рук -- о масонах на
Кавказе и кое-что об общерусских.
Первая ложа русская, или первый Совет, но не русский Восток,
утверждение получила от Парижского Востока на самостоятельное существование
в 1908 или 1909 гг., когда в Париж приезжали Бебутов, Маргулиес и Урусов
(это было продолжением их поездки в Константинополь к младотуркам).
В тифлисскую ложу входили Хр. Ав. Вермишев, Георг. Мих. Туманов (сын
поэта).
Чайковский говорил о своем "четвертьвековом масонском стаже".
письма Е. Кусковой
10 ноября 1955 г.
Самый трудный вопрос о масонстве. Наше молчание было абсолютным. Из-за
этого вышла крупная ссора с Мель-гуновым. Он требовал от нас раскрытия всего
этого дела. А узнал он об этом от тяжело заболевшего члена его партии (хоть
убей не помню фамилии, на П, народник, очень известный). Мельгунов доходил
до истерик, вымогая у меня (еще в России) данные, и заверял, что ему "все"
известно. Я хорошо знала, что ему ничего почти неизвестно, как и Бу-рышкину.
Потом в одной из своих книжек сделал намек, что такое существовало. Скажу
Вам кратко, что это было.
Началось -- после гибели революции 1905 г., во время
диких репрессий. Вы их знаете.
Ничего общего это масонство с заграничным масон
ством не имеет. Никогда ни в какой связи не состояло на том
простом основании, что это русское масонство отменило весь
ритуал, всю мистику и прибавило новые параграфы.
Цель масонства -- политическая. Восстановить в этой
форме Союз Освобождения -- и работать в подполье на осво
бождение России.
Почему выбрана такая форма? Чтобы захватить выс
шие и даже придворные круги. На простое название полити
ческое они бы не пошли.
5. Изменение параграфов: а) Прием женщин, впервые. В масонские ложи
заграничные женщины не принимаются; б) отменить все фартуки, всю амуницию,
весь ритуал; в) посвящение состояло лишь в клятве, -- молчание, абсолютное.
Качество -- мораль, доверие. Форма -- ложи по 5 человек и затем конгрессы.
Ложи не должны были знать о существовании других лож. Но по встречам на
конгрессах можно было судить о размахе движения и его состава, г) Выход --
опять с клятвой: никогда и никому, просто "заснуть". Таких выходов не помню:
интерес к движению был огромен и наша пробковая комната действовала вовсю.
Характерная особенность: я знала двух виднейших большевиков, принадлежавших
к движению. Когда произошла октябрьская революция, мы с С. Н. [Прокоповичем
] были уверены, что все будет вскрыто. Партия ведь не терпела тайн членов.
Ничего подобного! Уверена, что эти виднейшие большевики тайну соблюли, быть
может из боязни репрессий и по отношению к себе. Людей высшего общества
(князьев и графьев, как тогда говорили), было много. Вели они себя
изумительно: на конгрессах некоторых из них я видела. Были и военные--