— Все это предназначено для обеспечения охлаждения в случае возникновения критического положения, — пояснил Барри.
   — А какова производительность? — спросила миссис Гундерсон.
   — Сто галлонов в минуту. Примерно как у шести садовых шлангов вместе взятых.
   — Мне не кажется, что это слишком много. И это все, что может оказаться необходимым?
   — У нас есть все, что может оказаться необходимым. Поверьте мне, миссис Гундерсон, мы обеспечиваем безопасность ваших детей более, чем это смог бы сделать еще кто-либо. Мы готовы вовсе оружие встретить любые так называемые несчастные случаи — даже те, которые никогда не могут произойти. У нас есть специальные люди, работа которых заключается в придумывании несчастных случаев. Они изобретают всякие глупости, которые — мы в этом уверены — просто не могут случится. Это делается, чтобы они были готовы ко всему — даже невероятному.
   Он провел посетителей через все здания понимая, что громадность окружающего произведет на них впечатление. Как и на него самого. Ему нравится — он любит! — этот силовой комплекс. Большую часть этой жизни он провел, готовя себя к этой работе.
   Наконец, гости увидели все, и Барри повел их обратно. Там, в центре приема посетителей ими займутся люди из отдела общественной информации и рекламы. Надеюсь я все сделал правильно, подумал он. Они могут здорово помочь нам, если захотят. Но могут также и здорово навредить…
   — Меня очень интересует еще одно, — сказала миссис Гундерсон. — Диверсия. Я понимаю, вы сделали все, что могли, чтобы предотвратить несчастные случаи, но предположим, что кто-то специально попытается… взорвать все это. В конце концов, вы не можете держать здесь очень большую охрану, а сумасшедших в нашем мире хватает.
   — Да. Что ж, мы предусмотрели способы, какими могла бы быть проведена диверсия, — Барри улыбнулся. — Извините меня, но рассказывать об этом я не буду.
   Гостьи неуверенно заулыбались ему в ответ. Наконец, миссис Гундерсон сказала:
   — Значит, вы уверены, что никакая банда не сможет нанести ущерба вашему центру?
   Барри покачал головой:
   — Нет, сударыня. Мы уверены, что любая диверсия против нас не сможет причинить ущерб в ам— что бы не предпринималось. Но полностью обезопасить сам центр невозможно. Взгляните на турбины. Они делают три тысячи шестьсот оборотов в минуту. Лопасти вращаются так быстро, что если в паровую линию попадет всего лишь несколько капель воды, турбина будет повреждена. Аппаратный зал уязвим для любого идиота с динамитом. Нет, мы не сможем остановить диверсантов, пожелавших привести вред комплексу, но точно так же никто не может предотвратить поджег баков на энергоцентрах, работающих на нефтяном топливе. Однако в наших силах проследить, чтобы никто за стенами нашего комплекса не потерпел никакого ущерба.
   — А те, кто будет работать здесь?
   Барри пожал плечами:
   — Знаете. Никому не кажется странным, что работа полицейских и пожарных окутана ореолом романтики. Но о тех, кто работает на силовых комплексах, известно гораздо меньше. Люди иначе расценивали бы их труд, если увидели, как наши парни, стоя по пояс в нефти, перекрывают клапан. Или если б увидели монтера на вершине энергоопоры — в окружении электрических разрядов… Мы должны делать свою работу, миссис Гундерсон. И мы ее делаем — если нам не мешают ее делать.
   Веет теплый ветер, небо ясное. Это Хаустон, пригород Эль-Лаго. Период дождей окончился и сотня семейств загорало сейчас на задних дворах своих дворов. В местных лавках запас пива почти полностью распродан.
   Замотанный, голодный и счастливый (еще бы, все выходные ему предстоит провести дома!) Рик Деланти вытащил бифштексы из гриля и рассовал их по булочкам. Сад его дома заполнен теплом, дымом и шумом — там разместилась дюжина друзей Рика вместе со своими женами. Слышно, как вопят дети, затевающие какую-то новую игру. Родители слышат эти вопли и гордятся, подумал Рик, даже если гордиться, в общем-то, нечем. А сами дети на родителей не очень то обращают внимания.
   — …никаких новых мыслей, — это голос его жены. — Научные фантасты писали о космических колониях еще десятки лет назад.
   Жена у Рика высокого роста, кожа у нее очень черная. Ее волосы за плетены в черные косички — эта прическа называется «кукурузная булочка». Деланти мог вспомнить времена, когда она, наоборот, распрямляла волосы.
   — Кстати, об этом писал и Хайнлайн, — сказала Глория Деланти. И, ожидая одобрения, взглянула на Рика. Но он был слишком занят грилем — а в памяти почему-то всплыл образ его жены, когда оба еще жили в Чикаго и были студентами.
   — Новое есть, — вошедший был членом весьма избранной и ограниченной группы. Эван едва не побывал на поверхности Луны. Он был тем, кому выпало остаться в кабине «Аполлона»— О, Нейл разработал эк он ом ич ес кий а сп ек т строительства космических колоний. Он доказал, что можно не только писать рассказы на эту тему, но и заняться делом — то есть реально строить.
   — Мне это нравится, — заявила Глория. — Совместный, семейный, так сказать, проект астронавтов. Каким образом можно подписать контракт?
   — Вы уже это сделали, — сказал Джейн Ритчи. — Когда выходили замуж за летчика испытателя.
   — О, разве мы женаты? — удивилась Глория. — Недоумеваю, Эван, как вам удалось добиться того, чтобы эти люди, стоит им придти в тренировочный центр, четко и без промедления выполняют свои обязанности?
   Из-за тьмы вышел Джон Бейкер:
   — Эй, Рики! Я уже думал, что заблудился. С улицы кажется, что здесь все повымерло.
   Раздался хор приветствий. Голоса мужчин, не видевших полковника Джона Бейкера с тех пор, как он перебрался в Вашингтон, звучали неподдельно сердечно. А в приветствиях женщин особой теплоты не чувствовалось. Ничего другого Бейкер и не мог ожидать: он развелся. Такое случалось со многими астронавтами, и именно поэтому он вернулся обратно в Хаустон (его возвращение озадачило многих).
   Бейкер приветствовал всех взмахом руки, затем засопел, принюхиваясь:
   — А мне дадут одну из вот этих штук?
   — Ваш приказ будет исполнен, сэр, и если вы его только не отмените…
   — Почему у тебя никогда не бывает жареных цыплят?
   — Боюсь поддаться стереотипу. Дело в том, что я…
   — Чернокожий, — учтиво подсказал Джонни Бейкер.
   — А? — Рик испуганно уставился на свои реки. — Нет, это просто жир от бифштексов. Измазался.
   — Так кто же все-таки выбран для полета к комете? — требовательно спросила Эван. — Большого полета?
   — Будь я проклят, если знаю, — ответил Бейкер. — В Вашингтоне все молчат.
   — Черт возьми, намерены послать меня, — сказал Рик Деланти, — у меня эти сведения из надежного источника.
   По хребту Бейкера пробежал холодок. Банка пива осталась полуоткрытой. Трое мужчин, находившиеся поблизости, оборвали разговор, их жены затаили дыхание.
   — Я когда был в Тексархане, сходил к гадалке, и она…
   — Господи! Быстро давай мне ее имя и адрес! — сказал Джонни. Остальные несколько насильственно заулыбались и вновь занялись разговорами. — Ну, и навел ты на нас страху, — шепнул Джонни и рассмеялся.
   — Ага, — бесстыже сказал Рик, переворачивая бифштексы длинной вилкой. — Почему не могут проинформировать нас пораньше? Нас насчитывается около дюжины, мы готовимся неделю за неделей, и нам ни слова. А ведь это будет последний полет — пока не закончат возиться с «Шаттлом». Я нахожусь в списке уже шесть лет, и ни разу не был назначен в полет. Сомневаюсь, стоит ли игра свеч.
   Он положил вилку:
   — Не только сомневаюсь, но и помню судьбу Дика Слейтона.
   Бейкер кивнул. Дик Слейтон входил в первоначально отобранную семерку астронавтов, и он ждал назначения в полет вплоть до совместной экспедиции «Союз-Аполлон». Тринадцать лет ждал назначения. Как астронавт он был не хуже других, но лучшее применение ему находили на земле. Тренировки за тренировками, и снова наверху решают: незаменим на наземной работе.
   — Удивляюсь, как только он это выдержал, — сказал Джонни Бейкер.
   — Я тоже, — кивнул Рик. — Но я — единственный в мире астронавт с черной кожей. Продолжаю надеяться, что это мой козырь.
   К грилю подошла Глория:
   — Эй, Джонни! О чем это вы вдвоем беседуете?
   — А о чем, — от охладителя пива крикнула Джейн, — о чем всегда говорят астронавты, когда намечается космический полет?
   — Может быть, там выжидают нужного момента, — сказал Джонни Бейкер. — Расовые беспорядки. И — когда настанет время — в космос запустят чернокожего астронавта. Чтобы доказать, что у нас все равны.
   — Не смешно, — сказала Глория.
   — Но это предложение ничем не хуже других, — сказал ей Рик. — Я знаю, как проходит отбор в НАСА. Но если Джонни прав, я должен был получить назначения во все полеты — без исключения. Во всяком случае, что ты привез нам из этой забавной пятиугольной лачуги?
   — Приказ. Снова приступить к тренировкам. Я тоже кандидат в экспедицию к Молоту.
   — Гм, — Рик потыкал вилкой в кусок мяса. Почти готов. — Это меняет дело. Очередь из двоих. Ты должен оказаться первым.
   Бейкер пожал плечами:
   — Не знаю, как пойдут дела на этот раз. Так и не смог понять, как это меня назначили на «Скайлэб».
   — Ты должен подойти, — сказал Рик. — Опыт ремонтных работ в космическом пространстве. А корабль приводят в порядок быстро, на все отборочные испытания времени нет. Вывод ясен.
   Глория кивнула, кивнули и другие, кто прислушивался к разговору. Затем окружающие вернулись к своим разговорам. Джонни Бейкер пил пиво, на душе у него сделалось легче. Если вывод ясен для тех, кто здесь присутствует, он, вероятно, не менее ясен и членам Астронавтического комитета Хаустона.
   — Кое-какие известия из Вашингтона я все же привез. Сведения не официальные, но вполне надежные. Русские посылают в полет женщину.
   Странным образом распространяется тишина — по расширяющейся окружности.
   — Леонилла Малик. Доктор медицинских наук. Так что мы доктора наук в космос посылать не будем, — Джонни Бейкер возвысил голос, чтобы слышали все. — Это точно: русские посылают именно ее, и нам не успеть за их «Союзом». Источник моих сведений конфиденциальный, но чертовски надежен.
   — Может быть, — сказал Дрю Веллен, и сейчас говорил лишь он один, — может быть, русские считают, что они должны что-то всем доказать.
   — Может быть, наши тоже так считают, — сказал кто-то.
   Рик почувствовал, как в крови его вспыхнул яркий огонь. Никто ничего ему не обещал, но он уже з на л.
   — Почему вы все так вдруг уставились на меня? — спросил он.
   — У тебя горят бифштексы, — сказал Джонни.
   Рик опустил взгляд, посмотрел на испускающее дым мясо.
   — Гори, дорогуша. Гори, — сказал он.
   В три часа ночи Лоретта Рэнделл услышала доносившийся из кухни странный шум.
   Посреди кухонного пола была расстелена вчерашняя газета. Посреди газеты была поставлена жаровня — самая большая, та, которая прямоугольная. Жаровня была наполнена мукой. На газете и на полу тоже была мука — просыпанная. Гарви бросал что-то в жаровню. Лицо у него было усталое и опечаленное.
   — Господи боже, Гарви! Что ты делаешь?
   — Привет. Служанка придет завтра, не так ли?
   — Да, разумеется, завтра пятница, но что она подумает?
   — Доктор Шарпс сказал, что все кратеры имеют круглую форму, — Гарви поднял руку над жаровней, в пальцах — орех. Пальцы разжались и орех упал. Мука взметнулась клубнем. — Какова бы ни была скорость или масса или угол падения метеорита, все равно кратер будет круглым. Наверное, он прав.
   Вся поверхность муки была усеяна горошинами и мелкими камушками. Пресс-папье оставило кратер размером с обеденную тарелку — сейчас уже почти полностью размытый следами более мелких кратеров. Гарви оглянулся и, нагнувшись, подобрал бутылочную пробку. Кинул — под острым углом — ее в муку. Кратер получился круглым.
   Лоретта вздохнула, осознавая, что ее муж сошел с ума. — Но Гарви, зачем ты занялся этим? Ты знаешь который час?
   — Но если он прав, значит… — Гарви посмотрел на глобус, принесенный им с работы. На глобусе были обведены жирно Заколдованные круги: Японское море, Бенгальский залив. Дугообразная цепочка островов, ограничивающий Индийский океан. Двойной круг, где образовался Мексиканский залив. Если хоть один из этих кругов — след столкновения с астероидом, значит было так: океаны вскипели, все живое было полностью выжжено. Сколько раз рождалась жизнь на Земле, и была стерта с ее лица и зарождалась снова?
   Если он кратко объяснит все Лоретте, она до самого утра будет трястись от ужаса.
   — Не обращай внимания, — сказал Гарви. — Это для фильма.
   — Ложись спать. Утром, до того как придет Мария, мы все это уберем здесь.
   — Нет, ничего не трогай. И не позволяй Марии ничего здесь трогать. Мне нужно будет все это сфотографировать… под различными углами…
   И он как в тумане потянулся к ней. Тесно прижавшись друг к другу, Гарви и Лоретта пошли к кровати.

АПРЕЛЬ: ДВА

   Никто не знает, сколько объектов различного размера —
   вплоть до тех, что имеют несколько миль в диаметре
   ежегодно незамеченными проходят невдалеке от Земли.
Доктор Роберт С.Ричардсон. Высокогорная обсерватория Маунт Вильсон

   Когда Гарви вышел из здания теле компании, рядом с вездеходом он увидел Тима Хамнера. Гарви нахмурился:
   — Привет, Тим. Что вы здесь делаете?
   — Если б я вошел в здание, это был бы визит заказчика — важное дело, правильно? Мне не нужны важные дела, мне нужна ваша благосклонность.
   — Благосклонность?
   — Купите мне выпить, и я все расскажу.
   Гарви скользнул взглядом по дорогостоящим костюму и галстуку Тима. Не совсем подходящее одеяние для того, кто хочет остаться незамеченным. В таком костюме ездить на дерби. Служитель парковочной стоянки узнал Тима Хамнера. Знаком он был и хозяйке кафе — она немедленно провела их внутрь.
   — О'кей, так о чем вы хотели со мной поговорить? — спросил Гарви, когда они заняли место за столиком.
   — Мне хотелось бы, чтобы вы — как и я — не имели никакого дела с ИРД, — сказал Хамнер. — Похоже, я перестаю быть владельцем своей кометы. Я ничего не могу поделать со специалистами, и то же самое происходит с теле фильмами. А ведь это ваши фильмы… — Тим замолчал, мелкими глотками потягивая из стакана. Он никогда не выпрашивал у людей сочувствия — особенно у людей, на него работающих. — Гарви. Я хотел бы принять участие еще в одном интервью. Бесплатно, разумеется.
   А, дерьмо. Что произойдет, если я скажу ему, что это невозможно? Консультировался ли он со своими юридическими советниками? Я полностью уверен, что сейчас не время с ним ссориться.
   — Знаете, сейчас для нас это представляет меньший интерес, чем раньше. Сейчас мы интервьюируем людей с улицы.
   — Разве они все — не тупицы?
   — Некоторые — да. Но иногда натыкаешься на жемчужное зерно. А это всегда нравится телезрителям.
   (И кроме того я сам знаю, как мне делать свою работу, черт побери!)
   — Для чего вам это? Хоть какую нибудь ползу вы от этого получаете?
   Гарви пожал плечами:
   — Мне бы не хотелось прерывать работу над этим фильмом… Но не это главное. Я хочу выяснить, как относятся люди к возникшей проблеме. Мне хочется обнаружить неожиданное. Мне мало того, что уже сделано. Я хочу идти дальше. И…
   — Продолжайте, — в кафе царил полумрак, Тим сузил глаза, заметив, какое странное выражение приобрело лицо Рэнделла.
   — Ну… Люди с улицы выражают странные желания — которые я не в силах понять. Они хотят, чтобы Джонни назначили в экспедицию к Молоту и…
   — Черт побери!
   — Вероятно, они захотят этого еще сильнее, если выясниться, что Земле предстоит столкновение с Гигантской порцией мороженного. Им важно одно: пошлите Джонни! Тим, это почти тоже самое, как если бы люди в большинстве желали конца света…
   — Но ведь это ужасно.
   — Может быть. Однако с этим приходиться примириться.
   Ужасно для тебя, подумал Гарви, но не так ужасно для мужчины с улицы, вынужденного ходить на работу, которую он ненавидит. Или для женщины, которой приходиться спать с распустившим слюни боссом — чтобы тот не выгнал ее с работы…
   — Видите ли, заказчик — вы, и я не могу помешать вам. Но я настаиваю, чтобы соблюдались определенные правила. Если хотите, мы начнем съемки рано утром…
   — Хочу, — Тим допил свой стакан. — Мне это будет полезно. А вы… говорят, вы способны извлечь пользу даже из виселицы, на которой вас повесят — если провисите достаточно долго.
   Вездеход был доверху набит людьми и оборудованием. Камеры, ленты, портативный письменный столик — если понадобиться что-то писать. Марк Ческу с трудом нашел место, где можно сесть. Трое уместились на заднем сиденье, Хамнер устроился на переднем. Марку вспомнились проводившиеся в пустыне мотогонки: машины забиты мотоциклами и всяким механическим оборудованием. Гонщиков впихивали как попало — будто о них вспомнили в самый последний момент. Ожидая, когда подойдут остальные телевизионщики, Марк включил радио.
   Чей-то голос — внушающий доверие, убедительный. Чувствовалось, что говорит профессиональный оратор.
   «И евангелие сие будет проповедоваться во все мире, дабы засвидетельствовали его все народы. А затем настанет конец света. Поэтому, когда увидите вы, что воцарилась предсказанная пророком Даниилом мерзость запустения, станьте во месте святом. И пусть те, которые в Иудее спасаются в горах»— голос изменил тональность — теперь выступающие не цитировал, а проповедовал. — «Народ мой, разве ты не видишь, что сейчас твориться в церквах? Разве это не та предсказанная мерзость?» Прочитавший сие пусть поймет сие «. Молот приближается, чтобы уничтожить злых и безнравственных».
   — «Ибо настанет пора великого бедствия, которого не было от сотворения мира и до наших дней, какого никогда не было. И когда минуют те краткие дни, не останется нигде никакой плоти живой».
   — Звучит внушительно, — сказал чей-то голос за спиной Марка. И Чарли Баскомб залез в вездеход.
   — Вам проповедовал Евангелие преподобный Генри Армитаж, — сказал радио диктор. — Исполняя заповедь, радиостанция «Голос бога» вещает на весь мир на всех языках. Ваши пожертвования способствуют работе нашей радиостанции.
   — В эти дни — наверняка — слушают эту станцию многие, — сказал Марк. — И, должно быть, сейчас деньги текут к нему со все сторон.
   Машина выехала в Бурбанк и остановилась возле студии «Хорнер Бразерс». Приятная улица: много магазинов, и вообще тут все есть: от кабинок для просмотра короткометражек до изысканных ресторанов. Вдоль широкого бульвара текла людская река. Старлетки и киношники шли вперемежку с делового вида деятелями из страховых компаний. От автобусных и трамвайных остановок растекалась по улицам толпа женщин (эти домохозяйки — средний класс). Следом брели знаменитые артисты телевидения, из тех, кто живет по берегам озера Толука.
   Пока его команда устанавливала камеры и звукоаппаратуру, Гарви вместе с Тимом Хамнером направился в ресторан — пить кофе. Следом за ними — когда все было готово — пошел Марк. Приблизившись к столику, где сидел Гарви и Тим, он услышал, что говорит Гарви — а говорил он так тихо, что Марк едва мог разобрать.
   — …и вся задача состоит в том, чтобы узнать, что думают люди. Свои собственные мысли я постараюсь скрыть: вопросы будут задаваться нейтральные и нейтральным голосом. Ваши мысли вам тоже придется скрыть молчанием. Ясно?
   — Абсолютно ясно, — растягивая слова, ответил Тим. Взгляд у него был острый. — Что я должен буду делать?
   — Вы можете быть полезным. Вы можете помочь Марку в проведении опроса. А можете устраниться.
   — У меня есть хорошая пишущая машинка, — сказал Хамнер. — Я мог бы…
   — Мы не вправе использовать ничего, что у вас есть, — сказал Рэнделл. — Вы не член профсоюза, — подняв взгляд, он увидел Марка. Марк кивнул ему, и Гарви покинул ресторан. Марк вышел вместе с Хамнером.
   — Он поручил мне то, что обычно, — сказал Марк. — Это, если честно говорить, убивает меня.
   — Я вам верю. И, думаю, если б я помешал чем-либо интервьюированию, он бы тут же уволил меня. А ехать на такси отсюда дорого.
   — Знаете, — хмыкнул Марк, — а мне когда-то казалось, что вы — заказчик.
   — Ага. Этот ваш Гарви Рэнделл — крепкий орешек. Вы давно занимаетесь этим делом?
   Марк покачал головой.
   — Это у меня временное, просто хочу чуть поработать для Гарви. Может когда-нибудь я сделаю это своим постоянным занятием, но — вы сами знаете, что такое телевизионный бизнес. Такая работа подрежет крылышки моей свободе.
   Над Бурбанком висел смог.
   — Вижу сегодня в горах правит бал Гертц, — сказал Хамнер.
   Марк уставился на него в удивлении:
   — Это как?
   Хамнер показал на север, туда, где горизонт долины Сан-Фернандо тонул в коричневой дымке:
   — Иногда отсюда видны горы. У меня там в горах обсерватория. Но, видимо, ущелье Гертца сегодня гонит туман обратно.
   Они подошли к вездеходу. Камеры были уже установлены, наготове показать хоть крупный план, хоть широкую панораму — по выбору. Гарви начал работу: остановил мускулистого мужчину в каске и рабочих ботинках. Мужчина явно выделялся на фоне толпы торговцев и бизнесменов.
   — …Рич Коллантц. Занят на стройке — вон там — «Авери Билдинг».
   Голос и манеры поведения Гарви Рэнделла такие, чтобы человек разговорился. Если понадобиться, то, как он задает вопросы, будет заснято повторно.
   — Вы слышали что-нибудь о комете Хамнер-Брауна?
   Коллантц рассмеялся.
   — У меня не так много свободного времени, как вы, наверное, думаете, чтобы размышлять о кометах.
   (Гарви улыбнулся)
   — Но я смотрел «Ежевечернее обозрение». Там сказали, что она может столкнуться с Землей.
   — И что вы по этому поводу думаете?
   — Гав… дерьмо, — Коллантц перевел взгляд на камеру. — Некоторые умники всегда что-то предсказывают. Озон исчезнет, мы все погибнем. А вспомните шестьдесят восьмой, когда все предсказывали и гадалки утверждали, что Калифорния соскользнет в океан, и психи бежали спасаться в горы.
   — Да, но астрономы говорят, что если голова кометы столкнется с землей, это послужит причиной наступления…
   — Ледникового периода, — прервал Коллантц. — Я это знаю. Прочел об этом в журнале «Астрономия», — он усмехнулся и поскреб затылок по желтой металлической каской. — Это уже на самом деле будет что-то. Подумайте сами, какое тогда разовьется строительство. А всем этим, которые благополучные, понадобиться не счет в банке, а мех полярных медведей. Кто-то ведь должен отстреливать этих медведей для них. Может, и я смогу заполучить эту работенку для них, — улыбка Коллантц стала шире. — Да, это могло бы быть славно. Я бы с радостью попробовал, как это — стать великим охотником.
   Гарви покапал еще чуть глубже. Хотя — не похоже, чтобы это интервью пригодилось для фильма. Но оно и не являлось самоцелью. Гарви был рыболовом, а камера приманкой. Теле компания не одобряла подобных методов изучения общественного мнения. Слишком дорого, слишком ненадежно и слишком в лоб — таково было мнение боссов компании. Информацию, отражающую общественное мнение, можно получить от подготовленных специалистов в этой отрасли знания — тех, которые сами хотят поработать на «НБС».
   Еще несколько вопросов, касающихся науки и технологии. Коллантц явно наслаждался, позируя перед камерой. Слышал ли он, что планируется запуск «Аполлона»к комете? Что он об этом думает?
   — Это мне нравится. Хорошее будет зрелище. Покажут по экрану много интересного, а стоить мне это будет меньше, чем билет в «Розовую чашу»— это я вам гарантирую. Кстати, надеюсь, что в полет назначат Джонни Бейкера.
   — Вы знакомы с полковником Бейкером?
   — Нет. Но хотел бы с ним познакомиться. Мне бы понравилось встретиться с ним. Я видел фотографии, где он ремонтировал «Скайлэб». Это была славная работа. А когда он вернулся на Землю, то наверняка задал жару этим ублюдкам из НАСА. Так ведь? Эге, мне пора двигаться. Пора приступать к работе.
   Коллантц помахал рукой на прощание и отбыл. За ним в погоню — в ладони анкета — кинулся Марк.
   — Сэр, вы не можете уделить нам немного времени?
   Это был юноша — шел, понурив голову, погруженный в какие-то свои мысли. Внешность у него была подходящая, но лицо — как-то странно одеревеневшее. Он испуганно вздрогнул, когда Рэнделл прервал течение его мыслей.
   — Что?
   — Мы опрашиваем людей, что они думают о комете Хамнер-Брауна. Могу я узнать, как вас зовут?
   — Фред Лаурен.
   — Что вы думаете насчет кометы?
   — Ничего. — И Лаурен довольно неохотно добавил: — Я смотрел вашу передачу. — На его скулах заиграли желваки. Такое Гарви было знакомо. Некоторые люди всю свою жизнь постоянно злятся. И мышцы, с помощью которых челюсти сжимаются, а зубы скрежещут, у этих людей хорошо развиты.
   Гарви стало любопытно, не наткнулся ли он субъекта, страдающего выпадением памяти? Все же…
   — Вы слышали о том, что есть вероятность того, что голова кометы столкнется с Землей?
   — Столкнется с Землей? — Лицо у парня сделалось ошеломленным. Внезапно он повернулся и широкими шагами быстро пошел прочь — гораздо быстрее, чем он шел раньше.
   — Что случилось? — Спросил Тим Хамнер.