Нивен Ларри. Молот Люцифера

   — Осторожнее! — закричал Тим, но было поздно. Она стремглав кинулась к нему, крепко обняла, смеясь. А он старался сохранить равновесие, чтобы оба они не упали. Боль скрежещуще заплясала в кости. — Осторожнее! Господи Иисусе. У меня в бедре кусок металла.
   Она отскочила от него, будто ужаленная.
   — Что случилось? — и увидела его лицо. Улыбка ее пропала. — Ч то с лу чи ло сь?
   — Снаряд мортиры. Он разорвался как раз перед нами. Мы — с радиоаппаратурой — находились на верхушке башни охлаждения. Осколки разнесли радио на куски, а полицейского… э… да, его фамилия была Уингейт — тоже в клочки, а я, Эйлин, стоял как раз между ними. Как раз между ними. Но все, что досталось на мою долю — это горсть песка, выброшенного взрывом из мешка мне в лицо и осколок в бедре. У тебя все в порядке?
   — О, конечно. И с тобой все в порядке, так ведь? Ты можешь ходить. Ты жив. Слава Богу, — и раньше, чем Тим успел прервать ее, Эйлин продолжала. — Тим, мы победили! Мы, должно быть, перебили половину людоедов, а те, кто уцелел, все еще удирают. Джордж Кристофер гнался за ними пятьдесят миль!
   — Они никогда не полезут к нам снова, — хвастливо крикнул кто-то, и Тим понял, что вокруг него столпились. Мужчина, крикнувший это, выглядел странно. По виду похоже индеец. Он сунул Тиму бутылку:
   — Последнее ирландское виски в мире.
   — Хорошо бы поберечь его для кофе по-ирландски, — засмеялся кто-то, — но кофе больше не будет.
   Бутылка была почти пуста. Тим не стал пить.
   — В кузове раненые! — закричал он. — Нужны те, кто понесет носилки! — и повторил снова. — Кто понесет носилки. И сами носилки тоже нужны кстати. — Кое-кто из празднующих направились к больнице. Славно.
   Эйлин нахмурилась — не столько горестно, сколько изумленно. Она все смотрела на Тима — чтобы до конца увериться, что он здесь. И что он жив.
   — Мы знаем, что АЭС была атакована, — сказала она. — Но вы отбили нападение. Никто из наших не убит, не ранен…
   — Это была первая атака, — сказал Тим. — Потом они напали снова. Сегодня днем.
   — Сегодня днем? — недоверчиво переспросил индеец. — Но они же бегут. Мы их преследовали.
   — Они уже не бегут, — сказал Тим. — Остановились.
   Эйлин приблизила губы к его уху.
   — Маурин захочет узнать, как дела у Джонни Бейкера?
   — Он мертв.
   Эйлин потрясенно смотрела на Тима.
   Подошли люди с носилками. Раненые находились в кузове, — они были завернуты в одеяла — словно в коконы. Одним из них был Джек Росс. Мужчин, принесшие носилки, остановились в изумлении глядя на двух других: оба были чернокожими.
   — Полицейские мэра Аллена, объяснил Тим. Он захотел было помочь нести носилки. Но все, что ему кое-как удалось — это «нести» самого себя. Да и то пришлось сперва взять палку, которую вместо костыля дал ему один из рыболовов Харри Джексона. Ковыляя, Тим вошел в больницу.
   Леонилла Малик распорядилась доставить раненых в гостиную. Здесь было тепло, комната обогревалась. И стоял огромный письменный стол, используемый в качестве хирургического. Носилки поставили на пол, и Леонилла быстро и внимательно осмотрела Раненых. Сперва — Джек Росс. Леонилла приставила стетоскоп к его груди, нахмурилась, несколько передвинула стетоскоп. Подняла руку Джека и сильно надавила на ноготь большого пальца. Ноготь побелел и остался белым. Леонилла молча натянула одеяло на лицо Джека и подошла к следующим носилкам.
   Полисмен был в сознании.
   — Вы слышите меня? — спросила Малик.
   — Да. Вы русская женщина — космонавт?
   — Да. Сколько у вас ранений?
   — Шесть. Шрапнель. Кишки как в огне горят.
   Пока Леонилла прослушивала его пульс, Тим, ковыляя вышел из комнаты. Вслед за ним, крепко вцепившись в его руку — Эйлин.
   — Ты ранен! Твое место здесь, — говорила Эйлин.
   — Кровотечения нет. Мне нужно туда. Кто-то ведь должен сказать Джорджу о его зяте. И еще мне кое-что нужно сделать. Нам необходимы подкрепления. Как можно быстрее.
   Поглядев в лицо Эйлин, Тим все понял. Никому здесь не захочется услышать такого рода известие. Люди сражались, победили, и никому не захочется узнать, что нужно снова сражаться.
   — Врача на электростанции не было, — сказал Тим. — И никто не пожелал выковыривать из меня этот осколок.
   — Немедленно возвращайся в операционную, — приказала Эйлин.
   — Вернусь. Но сперва — полицейские. Они ранены более тяжело, чем я. На АЭС была санитарка, она залила мою рану сульфамидными препаратами и наложила стерильную марлевую повязку. Со мной пока что все в порядке. Мне нужно переговорить с Харди. — Было трудно заставить свои мысли не разбегаться. Бедро горело словно в огне, от боли в голове все путалось. Путь до здания городского совета был короток. Тим не мешал Эйлин поддерживать его, пока они шли. Черт, снова их окружили.
   — Хамнер, что случилось? — спросил Стив Кокс, управляющий поместьем Джексона. — Не приставайте к нему, сейчас он нам все расскажет, — промычал еще кто-то. И кто-то третий спросил: — Хамнер, вы собираетесь выпить это?
   Тим обнаружил, что в его руке еще зажата полупустая бутылка. Он сунул ее спросившему.
   — Эй! — крикнул Стив Кокс. Отдайте бутылку ему обратно. Ну же, дружище, выпейте с нами, мы победили!
   — Не могу. Мне нужно поговорить с сенатором. И Харди. Нам нужна помощь, — он ощутил, как при этих словах Эйлин вся замерла, напрягшись. Людям ненавистны плохие новости. — Следующие атаки нам не выдержать, — сказал Тим. — Наши потери слишком велики.
   — Нет. Война закончилась, — прошептала Эйлин.
   — Это ты считаешь, что она кончилась, — сказал тим.
   — Все так считают, — на лице Эйлин появилось выражение невыносимого страдания. Это должно было размягчить сердце Тима Хамнера — но не размягчило. — Никому не хочется идти в бой снова, — сказала Эйлин.
   — И не пойдем! — тонким пронзительным голосом выкрикнула Джоанна Макферсон. — Мы уже перебили этих сучьих детей, Тим! — она пододвинулась к нему, подставляя свое плечо ему подмышку, чтобы он мог опереться. — Их осталось слишком мало, чтобы опять воевать. Они разгромлены, и те, кто спаслись будут утверждать, что никогда и не слышали о Братстве. И это тоже у них не получится. Мы их всегда узнаем, — Джоанна сделалась кровожадной, потом она вдруг спросила: — С Марком все в порядке?
   — У Марка все хорошо, — лишь теперь Тим начал осознавать, какую гору пытается он свернуть. Невыполнимая задача. Но ведь нужно же это сделать, должны же его понять. И Тим добавил: — Он более здоров, более счастлив и чище телом, чем любой из вас. На АЭС имеются действующие душевые с горячей водой и стиральные машины.
   Может быть, хоть это подействует.
   В комнате, примыкающей к конференц-залу Городского совета Рик Деланти защищал свою честь, отбиваясь от Джинджер Доу. Джинджер вознамерилась увести Рика к себе. Ее несомненно забавляло происходящее — что было уж совсем неприлично.
   — И знаете, вам совсем не обязательно жениться на мне.
   Рик ничего не ответил, и она рассмеялась. Джинджер была крепкого телосложения матрона лет тридцати с лишним. Ее темные волосы были приглажены так, что даже чуть светились. Вероятно, она причесалась в первый раз со дня Падения Молота.
   — Хотя, если вам все равно, можете ко мне совсем переехать. А не захотите, так утром уйдете. Никого это не взволнует. Сами понимаете, здесь не Миссисипи. На тысячу миль в округе вы не отыщете чернокожей женщины, разве что у людоедов.
   — Ну, допустим, что от этого факта я могу почувствовать себя неуютно, — отбивался Рик. — Но все обстоит не так просто. У меня горе.
   Он бы меньше нервничал, если бы ему и Джинджер не приходилось говорить так громко. Но нужно было перекрикивать пение, доносившееся из зала. Мелодии у песни, похоже, вовсе не было, этот недостаток восполнялся громкостью исполнения.
   Он никогда не сбривал усов
   Со своего лица.
   И в пьяной драке всегда был готов
   Насмерть стоять до конца.
   Улыбка Джинджер несколько увяла.
   — Все мы горюем по кому-нибудь, Рик. Но мы не должны поддаваться. Джил, мой муж, поехал в Портервилль, у него был намечен завтрак с его адвокатом. И больше я его не видела. Он уехал, а потом — бах! Я думаю, что оба они остались под рухнувшей плотиной.
   Мой любимый идет, снег дробя плечом
   Под очень опасным углом.
   Но все преграды ему нипочем —
   Он нервы связал узлом.
   — Сейчас не время предаваться горю, — сказала Джинджер. — Сейчас время праздновать, — она недовольно скривила губы. — Мужчин у нас тут много. Гораздо больше, чем женщин. И никто никогда не говорил мне, что я урод.
   — Вы не урод, — согласился Рик. Хочет ли она присоединить к своей коллекции скальп космонавта или ей нужен скальп чернокожего? Или это охота за мужем? Рик вдруг выяснил, что начинает гордиться. Но воспоминания о доме в Эль Лаго были слишком яркими и свежими. Он открыл дверь к соседям.
   Крепчает ветер, на землю валя,
   Мороз нагоняет страха.
   При 100 градусах ниже нуля
   Мой друг застегнул рубаху.
   В здании Городского совета размещалась также городская библиотека, полицейский участок и тюрьма. Огромный — вдоль стен книжные полки — конференц-зал был украшен драпировками и картинами. Они в какой-то степени поглощали звук, но все равно празднование получалось чертовски шумным. В дальнем конце зала Рик наткнулся на Брэда Вагонера. Вагонер рассматривал что-то, находящееся с стеклянной витрине.
   — Откуда это здесь взялось? — спросил Рик. — Кто-то коллекционирует стьюбеновский хрусталь?
   Вагонер пожал плечами.
   — Не знаю. Прямо настоящий кит, не правда ли? — Лоб Вагонера был замотан бинтом. Выглядела повязка очень внушительно — прямо сцена из «Красной повязки храбреца». О том, как она появилась Брэд, впрочем, никому не рассказывал. Швыряя термитную гранату, он переусердствовал, поскользнулся и, упав, покатился вниз по склону. Он уже думал, что попадет в газовое облако, но повезло — не отравился. Сейчас, кстати, он был вполне отравлен — «Бурбоном»с водой.
   — По крайней мере, больше такие вот вещицы производиться не будут, — сказал Брэд Рику. Он повторял эту фразу уже не в первый раз.
   Ощущение счастья заразительно. Рику тоже захотелось почувствовать себя счастливым. Если б только не мешали тревога — что происходит на этом проклятом ядерном центре? Как там Джонни? И еще — забыть об Эль Лаго. И Рик решил пойти в госпиталь, чтобы помочь там. Находясь в госпитале, он не будет никому своим видом портить праздник. Он пошел к двери, и в это время в зал вошел поддерживаемый с двух сторон Эйлин и Джоанной Тим Хамнер. А вместе с ним целая толпа, что-то галдящая одновременно.
   Рик попытался пробиться к Хамнеру. Шум в зале усилился. Хамнер двинулся к дальнему концу конференц-зала, туда, где дверь в кабинет мэра. Рик пошел следом. Раздалось множество выкриков, требующих тишины — от этого шум только увеличился. Эйлин Хамнер увидела Рика, выскользнула из-под руки Тима и подошла к нему.
   — Я должна вам кое-что сообщить, — сказала она.
   Рик мгновенно все понял. Его обдало обморочным холодом.
   — Из-за чего погиб Джонни? — спросил он.
   — Тим сказал, чтобы спасти их задницы. Это все, что я знаю.
   Он почувствовал, что колени его трясутся, обмякают. Но стоял он по-прежнему прямо, не сгибаясь.
   — Я должен был заставить его взять меня с собой, — сказал Рик в пустоту. Теперь в мире осталось лишь три астронавта. — Маурин знает?
   — Еще нет. Где она?
   — В последний раз я ее видел в кабинете мэра. Она там была со своим отцом.
   — Сенатор, похоже, не намеревался уделять слишком много своего времени радостям праздника. — Я пойду с вами. — Рик двинулся сквозь толпу, пробивая дорогу для себя и Тима.
   Итак, Джонни мертв. Теперь все, кого Рик любил — мертвы. Молот уничтожил их всех. Рик ощутил сумасшедшее желание рассмеяться: рекорд Америки остался непревзойденным, ни один американский космонавт не погиб в космосе. — От чего спасал он их задницы? — спросил Рик. Но Эйлин была уже слишком далеко от него, а в зале было слишком шумно.
   Кто-то сунул Тиму бутылку. Шотландское. На этот раз Тим выпил. Так он и вошел в кабинет мэра — с бутылкой в руке. Все руководство находилось здесь, в кабинете. Сенатор, сидевший за письменным столом мэра. Эл Харди, притулившийся возле него. Маурин, шеф Хартман, мэр. Вид у них был довольный, радостный, торжествующий. Тима охватила смешанная с обидой злость. Он понимал, что неправ, что они не участвуют в празднике, но горе его было слишком велико. Он проковылял в кабинет. Сидящие здесь, наконец, увидели, как он идет, увидели выражение его лица — и улыбки их увяли. Тима это порадовало. Он заметил, как вслед за ним, теснясь, вошли в кабинет Эйлин и Рик Деланти, затем дверь закрылась.
   — На вас снова напали? — спросил Эл Харди.
   — Да, — Тим глянул на Маурин. Она уже все поняла по его лицу. Нет смысла быть поделикатнее. — Генерал Бейкер мертв. Мы отбили их атаку — но на этот раз еле-еле. А остальное я хочу сообщить всем. — Все свое внимание Тим сосредоточил на сенаторе. Видеть лицо Маурин ему не хотелось.
   Харди обернулся к сенатору:
   — Я все сделаю.
   Джеллисон кивнул. Харди повел Тима к выходу.
   — Успокойтесь, — сказал он.
   Стив Кокс подошел к сцене и застучал по ней, требуя тишины. Харди повел Тима к трибуне. Множество рук помогло Хамнеру забраться на сцену. Кто-то пододвинул кресло сенатора к дверному проему, чтобы он мог все слышать. За креслом, наклонившись вперед, встали мэр и шеф Хартман. Маурин Тим не увидел.
   Опершись о трибуну, Тим посмотрел в сотни обращенных к нему глаз. Отпил еще шотландского. Виски согрело его. В зале сделалось почти тихо. Люди, если не считать тех, кто только что вошел и толпился в дверях, прекратили переговариваться. А если и говорили, то лишь шуршащим шепотом. Тиму никогда еще не приходилось выступать вот так — перед живой аудиторией. В той жизни, до падения кометы, слушатели были слишком близко, они были слишком реальны. Он мог обонять их. Тим увидел Джорджа Кристофера. Джордж двигался сквозь толпу, словно ледокол. Он шествовал, вид у него был торжествующий, словно у Беовульфа, выставляющего напоказ руку чудовища Гренделля. Черт побери, у них у в се х был точно такой же вид. Торжествующий. Они ждали, что он скажет.
   — Сперва хорошие новости, — сказал Тим. — Ядерный центр все еще действует. На нас напали. Сегодня днем. Мы отбили атаку, но с трудом. Некоторые из нас погибли. Многие ранены. И многие из раненых умрут. Вы уже знаете, что большая часть сил Братства была направлена не к ядерному центру…
   Взрыв торжествующего смеха и аплодисментов. Тиму следовало бы заранее ожидать этого. Ведь перед ним были те, кто почти полностью разгромили главные силы Братства. И все же этот взрыв был для него неожиданностью. Его трясло. Эти дикари — они пьют, танцуют и хвастаются, а тем временем товарищи Тима, мужчины и женщины, ждут смерти. Откуда они только взялись, эти дикари? Когда снова стало тихо, Тим заговорил — в ярости.
   — Генерал Бейкер мертв. А Новое Братство еще не умерло, — Тим увидел, какую реакцию вызвали эти слова. Гнев. Неверие.
   —  Сю даони снова не полезут, — выкрикнул кто-то. Послышались возгласы одобрения. — Дайте ему сказать! Что случилось? — требовательно крикнул Джордж Кристофер. В зале вновь воцарилась тишина.
   — В первый раз Братство атаковало нас, посадив своих солдат в лодки, — сказал Тим. — Это нападение мы отбили без особого труда. Затем мы услышали по радио, что у вас здесь началось сражение с ними. Когда вы сообщили, что победили, мы вообразили, что это означает конец войны, — Тим пальцами вцепился в трибуну, вспомнив, какое радостное ликование поднялось на ядерном центре Сан-Иоаквин после сообщения о победе Твердыни.
   — Но они вернулись. Сегодня. Они соорудили огромный плот. Навалили по его периметру мешки с песком. Установили на нем мортиры. Они оставались вне пределов дальнобойности любого имеющегося у нас оружия. И били по нам. Один из снарядов попал в паропровод. В паропровод, по которому шел перегретый пар. Ремонт паропровода занял у людей Прайса очень много времени. Другой снаряд прикончил Джека Росса.
   Тим увидел, что с лица Джорджа Кристофера сползла его торжествующая улыбка.
   — Джек был еще жив, когда из лодки мы перенесли его в фургон. Но когда мы добрались сюда, он был уже мертв, — продолжал Тим. — Один снаряд разорвался прямо передо мной. Он попал в мешки с песком, которые мы использовали в качестве ограждения на вершине башни. Там, на вершине башни охлаждения, была установлена наша радиоаппаратура. Снаряд прикончил того, кто стоял рядом со мной и разнес радиоаппарат на части. Один шрапнельный осколок угодил мне в бедренную кость. Он и сейчас у меня в кости.
   — Они и дальше так продолжали действовать. Оставались на дистанции, недосягаемой для нашего ответного огня. Сотрудники Прайса соорудили что-то вроде пушки. Ее сделали из обрезка трубы, заряжалась она с дула и приводилась в действие сжатым воздухом. Потом сделали еще несколько таких пушек. Эти пушки били очень неточно. Мы никак не могли попасть в баржу. А на нас все сыпались, черт бы их взял, снаряды мортир. Бейкер отобрал часть из нас, посадил в лодки. Из этого тоже ничего не вышло. У солдат Братства были пулеметы, и лодки не смогли приблизиться к плоту… и ведь плот был защищен мешками с песком. Наконец, Бейкер отвел лодки обратно. И высадил всех на берег.
   Углом глаза Тим увидел Маурин, появившуюся в дверях кабинета мэра. Она стояла за спиной своего отца, положив руку ему на плечо. Рядом с ней стояла Эйлин.
   — У нас была гоночная лодка, мы ее использовали в качестве буксира. «Синди Лу». Джонни сказал Барри Прайсу: «Я был летчиком — истребителем. Нас всегда учили, что есть только один способ не промахнуться. Потом на полной скорости он вывел» Синди Лу»к плоту — и таранил его. Весь плот оказался покрытым слоем горящего бензина. Джонни ведь сперва заставил всю палубу банками с бензином и термитом. После этого, Братство повело наступление на лодках, но тут им пришлось оказаться в пределах нашего огня. И мы нанесли им большие потери. Наконец, они отошли.
   — Удрали, — поправил Джордж Кристофер. — Они всегда удирают.
   — Они не удрали, — сказал Тим. — Они отступили. У них на одной из лодок был какой-то седовласый псих. Он стоял, не скрываясь. Мы стреляли в него, но так и не попали. Он кричал, призывая их убить всех нас. Пока я мог его слышать, он выкрикивал только это. Они повторят нападение.
   Тим сделал паузу, чтобы увидеть, какое впечатление произвели его слова. Не то. Он испортил собравшимся праздничное настроение, но на их лицах он увидел лишь негодование или печаль. И больше ничего.
   — Они убили четырнадцать из нас — считая Джека. Ранены, наверное, в три раза больше, и многие из раненых умрут. На АЭС была санитарка и некоторый запас медикаментов, но врача там не было. Нам нужен врач. Нам необходим второй комплект радиоаппаратуры. — На лицах слушающих: гнев, печаль, негодование. Тим понял, что ему следует сказать теперь. И упрямо продолжил: — Но более всего нам необходимо подкрепление. Следующей такой атаки нам не выдержать. Мне кажется, что от газовых гранат будет большая польза. Нам нужны винтовки. Очень могут помочь пулеметы, которые вы захватили у Нового Братства. Но более всего нам нужны люди. Потому что почти все работники ядерного центра окажутся занятыми: они будут поддерживать его работу… Они окажутся занятыми, если АЭС вновь подвергнется мортирному обстрелу. Люди Прайса…
   — Тим заколебался в поисках подходящего слова. Черт, то, что он хотел сказать — слишком бездушно. Так какое нужно тут слово? — Они — великолепны. Я сам видел парня, который вошел в облако перегретого пара. Пе ре гр ет ого п ар а. Он пошел туда, чтобы перекрыть клапан. Чтобы прекратить выход пара. Когда я уезжал, он был еще жив, но везти его сюда не имело смысла.
   — Другой работник АЭС сращивал, находившиеся под напряжением, кабели. Под напряжением в тысячи вольт. Вокруг него разрывались снаряды, а он продолжал работать — и по кабелям вновь пошел ток. Бейкер погиб. Но те, кто остался на АЭС, еще живы. Им нужна помощь. Нам нужна помощь. Я вернусь туда, — последнее Тим сказал, не смея взглянуть в лицо Эйлин.
   Он почувствовал, что кто-то появился за его спиной. Это на сцену поднялся Эл Харди. Эл встал слева от трибуны и поднял руку, требуя тишины. Он заговорил, его голос был голосом опытного оратора, этот голос заполнил весь зал.
   — Спасибо, Тим, — сказал Харди. — Вы говорили очень убедительно. Конечно, вам хочется вернуться обратно. Но вопрос состоит вот в чем: что мы выиграем, спасая от уничтожения ядерный центр? Сколько там на этой атомной электростанции людей? Суть вот в чем: мы располагаем лодками, у нас теперь достаточные запасы пищи, мы можем принять к себе всех, кто находится сейчас на АЭС. Эвакуация их особых трудностей не доставит, и я уверен, что для такого дела у нас не будет недостатка в добровольцах.
   Пришедший сюда из госпиталя Гарви Рэнделл поспел как раз к моменту, когда Тим начал свое сообщение. Он пошел в зал окружным путем, через кабинет мэра, и вдруг обнаружил, что стоит рядом с Маурин. Когда Тим сказал, что произошло с Бейкером, рука Гарви легла на руку Маурин. Легла — но легонько, почти неощутимо. Маурин не зарыдала, не упала в обморок. Может быть она закричала — но про себя, беззвучно. Так, чтобы этого никто не заметил. И Гарви никак не хотелось быть настолько тупым, чтобы лезть к ней в душу.
   Он подумал про себя: сукин ты сын!
   Маурин держалась лучше, чем Деланти. Чернокожий астронавт, казалось, готов был убить — кого угодно. Ладно, это понятно. Двух других из тех, кто вместе с Бейкером совершили полет на «Молотлабе», в зале не было. Леонилла оперировала раненого в живот полисмена, а Товарищ помогал ей.
   (Его теперь все обитатели Твердыни называли Товарищем. Генерал Петр Яков был последним оставшимся в досягаемом мире коммунистом, и он гордился этим. Кроме того, прозвище позволяло избегнуть недоразумений, связанных с его именем: Петр Яков, Питер Джейкоб).
   Лицо сенатора сделалось пепельно-серым, лежащие на коленях руки сжались в кулаки. Один из задуманных вами планов не удался, сенатор, думал Гарви. Конечно, это для него удар: один из принцев погиб, а второй околдован ведьмой.
   Джордж Кристофер отнюдь не пребывал в гордом одиночестве. Рядом с ним стояла Мария. Она была единственной женщиной в зале, одетой в юбку, чулки и туфли на каблуках. Еще на ней была рубашка мужского покроя, свитер и неброские украшения. Она и Джордж стояли не порознь, а именно вместе. Если кто-нибудь стоял слишком близко к Марии или оглядывал ее слишком масляными глазами, лицо Джорджа мрачнело.
   Три принца. Один убит в схватке с великанами — людоедами. Второго опутали чары ведьмы. Третий… враг разбит и третий принц стоял рядом с принцессой. Нужда в умеющих сражаться мужчинах еще не прошла, но она уже не является критически острой. Теперь Твердыне нужны люди, умеющие создавать, строить — и вот это Гарви Рэнделл умеет делать. Я теперь принц, завоевавший корону, думал он. Сукин сын.
   Но Тим Хамнер призывает к новой битве!
   Буквально только что прекративший убивать, старающийся забыть об арбалете, Гарви просил мысленно — мысленно и беспомощно: заткнись! Заткнись! Когда Эл Харди предложил эвакуировать работников ядерного центра в Твердыню, Гарви чуть не зааплодировал. Кстати, некоторые из присутствующих зааплодировали. Но у Рика Деланти по-прежнему был вид человека, готового убить кого угодно, а Тим Хамнер…
   — Мы не оставим ядерного центра, — сказал Тим Хамнер. — Ваши лодки понадобятся на то, чтобы доставить нам людей, оружие и боеприпасы! А не для того, чтобы мы могли бежать на них. Мы не уйдем с ядерного центра.
   — Будьте благоразумны, — сказал Эл Харди. Голос его звучал рассудительно, он достигал самых дальних концов зала. В нем, в этом голосе, чувствовались теплота, дружелюбие, понимание. Умение владеть своим голосом — это первое, что необходимо политику, а Эл Харди прошел хорошую школу. Тим по сравнению с ним был ноль. — Мы сможем прокормить всех. Нам понадобятся и инженеры, и техники. В войне с Новым Братством мы понесли людские потери, зато не потеряли ни крупицы из запасов пищи. Мы даже захватили часть из имеющейся у врага пищи. Мы не просто располагаем достаточным запасом пищи — мы имеем достаточно запасов еды, чтобы без ограничений прокормиться всю зиму! Мы сможем прокормить всех, в том числе и оставшихся в живых людей Дика Вильсона (это женщины, дети и небольшое количество мужчин). Новому братству нанесено поражение, тяжелое поражение, — Эл сделал паузу, пережидая вновь вспыхнувшие аплодисменты. И точно в тот момент, когда они смолкли, продолжил: — Сейчас Братство слишком ослаблено, чтобы попытаться напасть на нас снова. К весне, немногие выжившие людоеды, умрут с голода…
   — Или сожрут друг другу, — выкрикнул кто-то.
   — Верно, — согласился Харди. — Когда настанет весна, мы сможем присоединить к своим владениям захваченную ими Территорию. Тим, теперь у нас нет необходимости гнать прочь своих друзей. Более того, нам нужны люди — чтобы обрабатывать имеющуюся сейчас у нас землю. Равно, как и ту землю, которая к весне перейдет под наш контроль. Я не имел в виду, что ваши товарищи должны искать спасения в бегстве. Я имел в виду, что мы радушно примем их, как наших гостей. Как наших друзей. Как наших новых сограждан. Все согласны?