Страница:
День померк, наползли тучи. Из лагеря Кайогов все ещё доносился шум. Алон скомандовал:
— Стена!
Голос Эйдрит окреп. Её пальцы быстрее забегали по струнам. К её голосу присоединилось пение Алона, которое подхватили остальные. Только Тревор молчал, но он придвинулся к колдуну и встал перед ним, гордо подняв голову. Ничего детского не осталось в его лице. Обе руки он воздел над головой, сжав пальцы, словно что-то ухватив. Затем он отшвырнул от себя что-то невидимое.
С ними пленник. Мысленное послание Сильвии теперь звучало глуше, как будто между ними возник барьер. Фирдун! Они опутали его мозг!
Голос Эйдрит дрогнул, руки Тревора задрожали, пение стихло. Лицо Алона застыло, как на портрете одного из Великих старцев. Он слегка взмахнул рукой, и остальные отодвинулись от пего.
Сила… Эйдрит чувствовала, как она нарастает…
Затем…
Её швырнуло на землю, прямо на арфу. Она ушибла руку. Тревор забился, закричал, оцарапал её. Впервые в жизни Эйдрит испытывала такой ужас, такую муку. Джойсана поникла и опустилась наземь, увлекая за собой Керована.
Алон внезапно отшатнулся, покачиваясь, закрыв руками искажённое страданием лицо.
Да кончится ли это когда-нибудь? Эйдрит понимала, что никто из собравшихся не выдержит долго. Если это продлится, все погибнут.
Все прекратилось так же внезапно, как и нахлынуло. Они долго лежали неподвижно, как ослабевшие жертвы чумной эпидемии, выползшие из постели.
Новое послание Сильвии привело их в чувство.
Такое было наслано чародейство, которого мир не ведал со времени последней битвы Великой войны — невиданный напор, неслыханная мощь. Те, что из Гарт-Хауэлла, лежат как мёртвые, а пленник их скачет на волю.
Алон вытирал руками мокрое от пота лицо.
— Это было не на нас направлено, иначе мы, чей разум открыт, были бы мертвы. Хиларион… Мне нужно выяснить…
Он развернулся с намерением тотчас же вернуться в башню, где привык запираться, но Эйдрит удержала его.
— Какое отношение к этому имеет Хиларион? Он ведь из Древних, он принадлежит к тем, по чьей воле нас постигла тяжкая участь. Это что, какое-то новое из его чародейств?
Алон притянул её к себе.
— Это не так. Я ведь был его учеником. Он — на стороне Света. Мы сейчас хотим научиться общаться на больших расстояниях. По-моему, именно эта великая сила поможет нам. Но мне нужно выяснить…
— Нам всем нужно кое-что выяснить, — вмешался Керован. — Сдаётся мне, что где-то распахнулась дверь, через которую проникла Тьма. Придётся всем добрым силам объединиться, чтобы уберечь Свет.
Пролог 3
Глава 1
— Стена!
Голос Эйдрит окреп. Её пальцы быстрее забегали по струнам. К её голосу присоединилось пение Алона, которое подхватили остальные. Только Тревор молчал, но он придвинулся к колдуну и встал перед ним, гордо подняв голову. Ничего детского не осталось в его лице. Обе руки он воздел над головой, сжав пальцы, словно что-то ухватив. Затем он отшвырнул от себя что-то невидимое.
С ними пленник. Мысленное послание Сильвии теперь звучало глуше, как будто между ними возник барьер. Фирдун! Они опутали его мозг!
Голос Эйдрит дрогнул, руки Тревора задрожали, пение стихло. Лицо Алона застыло, как на портрете одного из Великих старцев. Он слегка взмахнул рукой, и остальные отодвинулись от пего.
Сила… Эйдрит чувствовала, как она нарастает…
Затем…
Её швырнуло на землю, прямо на арфу. Она ушибла руку. Тревор забился, закричал, оцарапал её. Впервые в жизни Эйдрит испытывала такой ужас, такую муку. Джойсана поникла и опустилась наземь, увлекая за собой Керована.
Алон внезапно отшатнулся, покачиваясь, закрыв руками искажённое страданием лицо.
Да кончится ли это когда-нибудь? Эйдрит понимала, что никто из собравшихся не выдержит долго. Если это продлится, все погибнут.
Все прекратилось так же внезапно, как и нахлынуло. Они долго лежали неподвижно, как ослабевшие жертвы чумной эпидемии, выползшие из постели.
Новое послание Сильвии привело их в чувство.
Такое было наслано чародейство, которого мир не ведал со времени последней битвы Великой войны — невиданный напор, неслыханная мощь. Те, что из Гарт-Хауэлла, лежат как мёртвые, а пленник их скачет на волю.
Алон вытирал руками мокрое от пота лицо.
— Это было не на нас направлено, иначе мы, чей разум открыт, были бы мертвы. Хиларион… Мне нужно выяснить…
Он развернулся с намерением тотчас же вернуться в башню, где привык запираться, но Эйдрит удержала его.
— Какое отношение к этому имеет Хиларион? Он ведь из Древних, он принадлежит к тем, по чьей воле нас постигла тяжкая участь. Это что, какое-то новое из его чародейств?
Алон притянул её к себе.
— Это не так. Я ведь был его учеником. Он — на стороне Света. Мы сейчас хотим научиться общаться на больших расстояниях. По-моему, именно эта великая сила поможет нам. Но мне нужно выяснить…
— Нам всем нужно кое-что выяснить, — вмешался Керован. — Сдаётся мне, что где-то распахнулась дверь, через которую проникла Тьма. Придётся всем добрым силам объединиться, чтобы уберечь Свет.
Пролог 3
Кумирня Гунноры, к югу от Вара
Дестри н'Ренант шла из купальни, держа в одной руке мокрое полотенце, другой застёгивая кожаный жилет. Она всегда легко вставала по утрам, её не тяготила необходимость одеваться, готовить завтрак и выполнять прочие повседневные дела.
Она продела светлые, длинные до плеч волосы в серебряное кольцо, подхватив и непослушные пряди на затылке. При ходьбе с волос летели брызги.
Но мысли её были уже далеко, сосредоточены на предстоящих дневных заботах. Нужно дать Джозефинии зелья, которое помогает при боли в суставах, измучившей беднягу за последнее время, когда одна гроза сменяет другую; нужно заглянуть на ферму Паджана, навестить там слабенького новорождённого жеребёнка. Даже не знаешь, как все успеть, хоть и суетишься от рассвета до заката.
А сегодня она проснулась с каким-то неясным беспокойством. Это не похоже на осадок, который бывает после снов-откровений Госпожи — тут она бы помнила каждую деталь. Но никак не отделаться от этого странного предчувствия.
Огромный чёрный кот, сидящий на пороге древней кумирни, которую Дестри восстановила сама, вот этими самыми руками, широко разинул пасть, беззвучно, по своему обыкновению, мяукая. Пресвятая Госпожа, а Вождь-то все растёт и растёт! Уж конечно ни одному коту в округе с ним не сравниться. Да и по уму им до него далеко, разве что они скрывают свои мысли от людей. Но Вождь не из нашего мира, в нём вообще нет местной кошачьей крови. Он вместе с Дестри пережил всё, что случилось в Гавани Мёртвых кораблей, они вместе перешли через эти диковинные врата. Врат этих, правда, больше нет — благодарение Госпоже и её Дару! Этот кот и она, пария, которой все сторонятся, связаны узами, которых сама смерть не разорвёт.
— Не желаете ли позавтракать, ваша милость? — улыбнулась она. — Впрочем, я не сомневаюсь, что ночная охота до отказа наполнила ваш желудок.
Его огромные жёлтые глаза оставались бесстрастными. Он лишь широко зевнул, обнажив клыки, которые, как она отлично знала, он готов употребить во благо и во вред, в зависимости от добычи.
В кумирне было два помещения. Дестри постаралась восстановить каменную кладку, вычистила и вымыла все внутри, натёрла стены составом из ароматических растений, собранных в запущенном саду. Внешняя комната предназначалась для хозяйственных нужд, но и там она не терпела никакого беспорядка. Стол из самого прочного и дорогого варсового дерева, которое отливает золотистым металлическим блеском, когда его как следует отскоблишь, там же две скамьи того же дерева. В углу очаг, которому не положено сыпать пепел на пол, и полки, а ещё один-два поставца.
Никаких гобеленов, никакой богатой резьбы. Но сама Госпожа Гуннора украсила святилище по своему вкусу — там, где сходятся полы и стены, по всей комнате вьются лозы. В любое время года они усыпаны вперемешку цветами и плодами, внося с собой мир и спокойствие, царящие снаружи.
Дестри разложила мокрое полотенце на краю стола и осмотрела цветки на лозах. Нет, голубых не надо — лёгкая тень, что сопровождала её с момента пробуждения, подсказала, что они не годятся. Она тщательно выбрала и сорвала на длинном вьющемся стебле то, что предложила ей лоза: белые цветки — символ поиска, цель которого неясна ищущему, и золотые — обещание обильной жатвы, любимого времени Гунноры.
Дестри прошла в кумирню. Там стояла глыба белого камня, подобного которому не найти нигде в округе. По сторонам его высечена собственная печать Гунноры — сноп спелого зерна, перевитый плодоносящей лозой. Дестри быстро прошла к нему, обогнув длинную лежанку, на которой жаждущие мудрости могли спать и учиться.
На алтаре стояла единственная ваза, изящная и узкая, напоминающая водяные лилии. Дестри вынула вчерашние увядшие цветы и поставила вместо них свой бело-золотой букет.
Она сомкнула руки вокруг своего главного достояния — амулета, который ей так верно служит. Янтарь был тёплым на ощупь, как будто в руке оказалась чья-то тёплая ладонь.
— Госпожа, — медленно произнесла она. Конечно, Великая и так может узнать любые её мысли, но Дестри, как и все люди, нуждалась в словах. — Госпожа, если грядёт беда, позволь мне послужить тебе, для чего я и призвана тобой.
Дестри занималась своими дневными хлопотами, когда вдруг услышала скрип колёс. Закупорив пузырёк, в который она наливала лекарство, Дестри вышла на крыльцо.
Дорога, ведущая к посёлку, была немощёной и узкой. Огромный вол, привычный к плугу, на этот раз запряжённый в грубую повозку, время от времени протестующе мычал.
Джозефиния! Но ведь Дестри собиралась сама доставить снадобье на ферму. Тримбл, муж Джозефинии, шагал рядом с повозкой, держа наготове кнут. С его пояса свешивался топор со сверкающим, только что заточенным лезвием. А позади, держа наготове луки и насторожённо оглядываясь по сторонам, шли Станврик и Фосс — лучшие охотники в округе.
Небольшая процессия осторожно выступила из леса, напоминая отряд путников, ступивших на гиблое место.
Дестри уже неслась им навстречу.
— Что стряслось? — её утренние предчувствия окрепли.
— Лесное чудище, Голос.
Повозка скрипела, и Тримблу приходилось говорить громко. Послышались всхлипы его жены, исполненные не то боли, не то страха. Она лежала, укутанная одеялами.
— Ага! — вмешался Станврик, нетерпеливо протиснувшись вперёд. — Вчерась вечером Лаберт с мельницы слышит, овцы его чего-то зашебаршились, он, значит, и спусти своего Кусаку. Ну а кто ж с им справится у нас в долине — некому, сама знаешь. Но только тут такой скулёж поднялся, такое затеялось, что Лаберт-то сам в дом, да и дверь на запор. А наутро-то… — он хотел перевести дух, но тут рассказ подхватил Фосс, который всегда был немногословен, но на этот раз разошёлся как никогда.
— Только свет занялся, как Лаберт из дома-то и выскочи, да и лук свой прихватил и всё такое. И на лугу-то, что за мельницей, глядит — овца зарезанная, больше половины съедено, да…
Тут снова вступил Станврик:
— А пёс-то его, Кусака который, глядь, лежит напополам разорванный. Ну, я вам скажу, сам бы не видал — не поверил бы! Всё равно как заяц волком задранный. Да и то ещё не все, Голос. Там ещё и следы, скажу тебе, и не какой горной кошкой или медведем там оставлены! Они вроде человечьи, но ноги-то у того, должно, раза в два нашего Тримбла длиннее.
Тримбл подковылял поближе.
— Голос, мы когда ещё несмышлёными детишками, поди, были, наши тятьки да мамки рассказывали, что будто были такие чудища, Тьмы порождения, что за людями охотятся и убивают. И вот кумирня-то эта, Госпоже построенная, будто и стоит как крепость Света, противу тех тёмных сил северных направлена. Но ночная тварь эта, что напала на нас, не иначе как Тьмы порождение, и просим тебя, Голос, умоли ты за нас Госпожу, чтобы она покровом своим нас от Тьмы той укрыла.
— Да, да, — сказала Дестри.
Она отлично знала, как далеко способно проникнуть зло. Тело её напряглось. Разве самой ей не пришлось бороться с последышем Чёрной Силы, заглатывающем экипажи судов, которые он ловил не только в пределах Эсткарпа? Неужели ещё одни врата распахнулись — неужели привели их в действие, с тем чтобы вбросить в этот мир существа из миров иных? А может, какое-то чудовище тайком пробралось в эти южные края, чтобы завладеть новыми охотничьими угодьями. Ей нужно каким-то образом узнать, с кем или с чем они имеют дело. Ибо у людей, живущих в долине, нет никаких средств защиты против происков сил Тьмы.
А у неё?.. Рука её поднялась к амулету. У неё есть Госпожа, и их взаимные обеты остаются в силе до скончания дней.
Пока Дестри разминала и растирала бальзамом скрюченное болью тело бедняжки Джозефинии, мужчины караулили снаружи. Но когда она вышла, погрузив свою подопечную в целительный сон, она обнаружила только Тримбла, который бестолково шагал взад-вперёд. Вол с удовольствием лакомился сладкими высокими травами луга, окружавшего кумирню. Фосс и Станврик исчезли.
— Голос!
Фермер устремился к ней навстречу, протягивая руки, словно хотел схватить её и выжать то, что ему нужно.
— Как человеку справиться с порождением Тьмы? Предки наши в давнее время сбежали от них сюда, а теперь…
Дестри легонько коснулась его плеча.
— Госпожа печётся о тех, кто под её покровительством, Тримбл. Она укажет нам путь.
Он пристально посмотрел на неё. Ему хотелось верить.
— Фосс и Станврик, они пошли поднимать долину, чтобы всем вместе охотиться, взять собак у Пакля… — он медленно покачал головой. — Голос, но ведь не было в долине страшнее Кусаки, да и хитрого такого на охоте не сыскать… А этот-то с ним как расправился — запросто.
Он провёл грязной ладонью по лицу.
— Голос, тебе ли не знать, что за Тёмными охотиться — глупость одна.
Тримбл не трус, она это прекрасно знает. То, что он говорит, толково. Но кто станет его слушать?
— Можно охотиться и по-другому, — она взглянула через плечо на кумирню. — Заверяю тебя, что всё будет испробовано.
Было уже далеко за полдень, когда со стороны дороги донёсся нетерпеливый лай рвущихся с поводков собак, цокот копыт и крики человека, пытающегося навести порядок. Джозефиния уже пробудилась ото сна и осторожно пыталась потянуться.
— Ой, не болит ни капельки, Голос, миленькая, — взволнованно воскликнула она. — Да я просто как новенькая!
Дестри протянула ей флакон.
— Не забывай пить вот это утром и вечером. А также не ешь много мясного, лучше больше потреблять того, что милостью нашей Госпожи растёт из земли.
Одетый в лохмотья парнишка отделился от охотничьего отряда и влетел на поляну перед кумирней, нарушив её благостный покой. Разъярённые псы рвались с поводков. Хозяева их представляли собой пёструю толпу — от недорослей, ещё не получивших права называться мужчинами, до седобородых мужей.
Фосс стащил с головы кожаную шапчонку с длинным козырьком и направился прямо к ней.
— Голос, младшенький Хаббарда был на речке и видал там страшилище, волосами поросшее и огромадное, да с клыками страшенными. Оно тама в речке руку обмывало — не иначе, Кусака его всё же цапнул. Только Йимми к нам прискакал — мы туда, а его и след простыл. Так мы сюда — просить у Госпожи руки наши укрепить и оружие усилить, чтоб нам его поймать, пока оно ещё кого не прикончило.
— Я попрошу, — пообещала она, — но только вот что я должна сказать: если это просто дикий зверь неведомой доселе породы, его можно затравить, но если это что-то пострашнее… Будьте осторожны.
Он кивнул и снова натянул шапку. Процессия пустилась в обратный путь. Несколько человек шагали рядом с повозкой Тримбла в качестве охраны. Джозефиния сидела в повозке, прижимая к пышной груди драгоценный флакон с лекарством. Большинство отправились на север — там чернел густой лес. Дестри тревожно поглядела им вслед.
Но её место было здесь. Она вошла в переднюю комнату и быстро сбросила домотканую одежду. В большую лохань она начерпала воды из котла над очагом и отмерила в него, капля за каплей, масел из разных флакончиков.
Затем омылась с ног до головы, даже волосы макнув в лохань и размазав маслянистую жидкость по всему телу. Не потрудившись вытереться, она направилась во внутренний покой. Стянув с ложа, на котором лежала больная, покрывало, она заменила его другим, которое достала из маленького сундучка у алтаря. Было оно зелёным и коричневым, золотым и алым — цвета так перемешаны, что человеческий глаз не улавливал узора. Покрывало было очень старым, но вполне целым.
Дестри тщательно расстелила его на ложе, легла на него, сложив руки на груди, и закрыла глаза.
Погружение произошло быстрее, чем раньше, те несколько раз, когда она прибегала к этому ритуалу. Страх, боль, желание убежать — бежать, бежать… Как странно — весь мир вокруг странный, никакого путеводного знака… Страх, боль, стремление найти спасение…
И мир, который она смутно видела вокруг, был необычным.
Эта необычность рождала страх. Самый цвет листьев, форма ветвей — все не такое. Папоротники цеплялись за ноги — их прикосновение пугало её. Это не её мир — куда это Госпожа завела её?
Ведь сначала она была в родном лесу, там царил покой, охвативший и её душу. Потом она увидела высокие каменные столбы. Один из них излучал сияние, чем и привлёк её. Она коснулась его, потом… потом её закружило и понесло в никуда. И когда она снова прозрела, то оказалась в этом месте, где ей страшно — где все незнакомо и чуждо.
Дестри попыталась разорвать пелену навязчивого страха. Где она — в царстве Тьмы? Она пыталась учуять запах, ощутить присутствие зла. Но ничего такого не было — только растерянность, испуг, боль…
Грук! Это имя возникло из ниоткуда. Вот она где… Грук! В этот миг ей всё стало ясно, она попыталась разорвать оковы. Вот, значит, куда её послала Госпожа. Она — она и есть это чудище, за которым охотятся.
Но это не зверь. Он думает, он отчаянно пытается узнать, что с ним произошло. Он не имеет ничего общего со злом, идущим с севера. Ему покровительствует сострадающая Госпожа. Значит, снова проклятые врата вырвали откуда-то очередную жертву, и несчастного загонят и убьют, если она не вмешается!
Глаза Дестри распахнулись. Она поднялась с ложа, немного замешкалась, чтобы сложить покрывало по старым швам и достать из шкафа во внешнем покое своё платье для лесных походов. Не юбки, которые она носит, чтобы не раздражать людей в долине, а брюки, рубашку, безрукавку с необычными серебряными застёжками, прочные сапоги, годные на все случаи жизни. Ещё там был пояс с кинжалом и маленьким кошельком. И наконец, она вытащила из глубины ящика заплечный мешок, который был у неё всегда наготове для лесных походов. Она проверила, на месте ли мази и травы для лечения ран.
Дестри не сомневалась в том, что она найдёт Грука, ибо этот бедняга, пришелец из другого мира, — отныне её подопечный. Откуда-то из кустов выскочил Вождь и побежал в сторону леса, но не тем путём, каким поехали охотники. Дестри напрягла слух, но ничего не услышала. Интересно, как глубоко они забрались в лес.
Грук! Она послала мысленный призыв. Но он не мог дойти до цели, потому что она не знала, как выглядит Грук, ей передались только его чувства. Возможно, охота уже началась.
Вождь, видимо, отлично знал, в каком направлении вести поиск. За отсутствием лучшего проводника Дестри пришлось приноравливаться к прыжкам огромной кошки.
Вот, вот — она уже слышит!
По шуму охоты можно было догадаться, что Грука уже обнаружили. Она побежала быстрее. Не дать им убить чужака! Он не по собственной воле оказался здесь. Да, он убил овцу — но это от голода. Он убил собаку, но та на него набросилась. Любой из охотников сделал бы то же самое на его месте.
Дестри выбежала на прогалину. Здесь раньше случился лесной пожар, зажжённый молнией. На прогалине торчали только пни, да кое-где зеленела молодая травка. Ещё там высился большой камень. Вокруг него и происходила схватка.
На земле валялись три мёртвых пса, а четвёртый уползал, жалобно скуля. Спиной к камню, пригнувшись, стояло чудовище. Ростом оно было выше любого человека, когда-либо виденного Дестри. Все тело его покрывала курчавая жёсткая чёрная шерсть. Но голова, по человеческим стандартам, была хороших пропорций, а в зелёных глазах светился ум. Одну руку он неловко обмотал листьями, растрёпанными и наполовину сорванными.
Талию, очень тонкую в сравнении с мощными плечами, стягивал широкий пояс, по которому при каждом повороте тела пробегали искры.
Почему Фосс или кто-нибудь другой из лучников ещё не подстрелил его, Дестри не знала. Может быть, по милости Госпожи? Она крикнула, и громкое эхо отозвалось на её призыв.
— Стойте!
Вслед за Вождём она бросилась вперёд. Охотники повернулись, но голова Фосса тут же откинулась — он изготовился пустить стрелу.
— Он не из Тёмных! — крикнула Дестри, задыхаясь от бега.
Она растолкала мужчин и встала между ними и странным созданием.
Лицо Фосса не изменило выражения.
— Отойди, Голос. Мы тебе многим обязаны, но чудище нам ни к чему.
— Да говорю же я вам! — ей наконец удалось совладать с голосом. — Рука Госпожи простёрта над ним. — Для большей убедительности она протянула руку назад, туда, где Грук еле стоял, прислонившись к камню. Пальцы её коснулись странного на ощупь меха.
— Эта тварь убивает. Ты на свою голову его защищаешь, Голос. Коль тебе дорого, чтобы тебя или твою Госпожу тут слушали, отойди.
Ей удалось уловить тень сомнения лишь на нескольких лицах. Они все здесь заодно. Но она знает свой долг. Дестри глубоко вдохнула, пытаясь найти слова, которые поколебали бы их решимость.
Внезапно произошло неожиданное. Огромная мохнатая лапа рывком ухватила её. Она уловила незнакомый запах чужой плоти, усиленный страхом. Но это продолжалось лишь краткий миг…
Налетел бешеный порыв ветра, явно не Госпожой насланный. Дестри успела сообразить это, пока чувства ещё служили ей, и теснее прижалась к странному существу, а оно — к ней. Это была какая-то дикая неуправляемая магия.
К горлу её подступила тошнота, когда она увидела, как соломинками на ветру разлетаются человеческие тела. Весь мир, казалось, раскалывается. И к этому тоже Госпожа не причастна, нет. Да и Грук, она уверена, не имеет к этому отношения. Врата — неужели врата, которые выбросили сюда этого отверженного, взбесились так же, как тогда, в порту Мёртвых кораблей? Нет, этот колдовской порыв — начало чего-то нового, ещё дотоле невиданного. Наверное, эту уверенность вселяет в неё Госпожа, прорвавшись сквозь оглушающую пелену непонятной магии.
Всё кончилось. Дестри смутно видела, как охотники помогают друг другу подняться на ноги. Один из них поднимает раненую собаку, они поворачиваются и уходят, как будто Дестри и тот, за кем они охотились, не существуют более.
Она продела светлые, длинные до плеч волосы в серебряное кольцо, подхватив и непослушные пряди на затылке. При ходьбе с волос летели брызги.
Но мысли её были уже далеко, сосредоточены на предстоящих дневных заботах. Нужно дать Джозефинии зелья, которое помогает при боли в суставах, измучившей беднягу за последнее время, когда одна гроза сменяет другую; нужно заглянуть на ферму Паджана, навестить там слабенького новорождённого жеребёнка. Даже не знаешь, как все успеть, хоть и суетишься от рассвета до заката.
А сегодня она проснулась с каким-то неясным беспокойством. Это не похоже на осадок, который бывает после снов-откровений Госпожи — тут она бы помнила каждую деталь. Но никак не отделаться от этого странного предчувствия.
Огромный чёрный кот, сидящий на пороге древней кумирни, которую Дестри восстановила сама, вот этими самыми руками, широко разинул пасть, беззвучно, по своему обыкновению, мяукая. Пресвятая Госпожа, а Вождь-то все растёт и растёт! Уж конечно ни одному коту в округе с ним не сравниться. Да и по уму им до него далеко, разве что они скрывают свои мысли от людей. Но Вождь не из нашего мира, в нём вообще нет местной кошачьей крови. Он вместе с Дестри пережил всё, что случилось в Гавани Мёртвых кораблей, они вместе перешли через эти диковинные врата. Врат этих, правда, больше нет — благодарение Госпоже и её Дару! Этот кот и она, пария, которой все сторонятся, связаны узами, которых сама смерть не разорвёт.
— Не желаете ли позавтракать, ваша милость? — улыбнулась она. — Впрочем, я не сомневаюсь, что ночная охота до отказа наполнила ваш желудок.
Его огромные жёлтые глаза оставались бесстрастными. Он лишь широко зевнул, обнажив клыки, которые, как она отлично знала, он готов употребить во благо и во вред, в зависимости от добычи.
В кумирне было два помещения. Дестри постаралась восстановить каменную кладку, вычистила и вымыла все внутри, натёрла стены составом из ароматических растений, собранных в запущенном саду. Внешняя комната предназначалась для хозяйственных нужд, но и там она не терпела никакого беспорядка. Стол из самого прочного и дорогого варсового дерева, которое отливает золотистым металлическим блеском, когда его как следует отскоблишь, там же две скамьи того же дерева. В углу очаг, которому не положено сыпать пепел на пол, и полки, а ещё один-два поставца.
Никаких гобеленов, никакой богатой резьбы. Но сама Госпожа Гуннора украсила святилище по своему вкусу — там, где сходятся полы и стены, по всей комнате вьются лозы. В любое время года они усыпаны вперемешку цветами и плодами, внося с собой мир и спокойствие, царящие снаружи.
Дестри разложила мокрое полотенце на краю стола и осмотрела цветки на лозах. Нет, голубых не надо — лёгкая тень, что сопровождала её с момента пробуждения, подсказала, что они не годятся. Она тщательно выбрала и сорвала на длинном вьющемся стебле то, что предложила ей лоза: белые цветки — символ поиска, цель которого неясна ищущему, и золотые — обещание обильной жатвы, любимого времени Гунноры.
Дестри прошла в кумирню. Там стояла глыба белого камня, подобного которому не найти нигде в округе. По сторонам его высечена собственная печать Гунноры — сноп спелого зерна, перевитый плодоносящей лозой. Дестри быстро прошла к нему, обогнув длинную лежанку, на которой жаждущие мудрости могли спать и учиться.
На алтаре стояла единственная ваза, изящная и узкая, напоминающая водяные лилии. Дестри вынула вчерашние увядшие цветы и поставила вместо них свой бело-золотой букет.
Она сомкнула руки вокруг своего главного достояния — амулета, который ей так верно служит. Янтарь был тёплым на ощупь, как будто в руке оказалась чья-то тёплая ладонь.
— Госпожа, — медленно произнесла она. Конечно, Великая и так может узнать любые её мысли, но Дестри, как и все люди, нуждалась в словах. — Госпожа, если грядёт беда, позволь мне послужить тебе, для чего я и призвана тобой.
Дестри занималась своими дневными хлопотами, когда вдруг услышала скрип колёс. Закупорив пузырёк, в который она наливала лекарство, Дестри вышла на крыльцо.
Дорога, ведущая к посёлку, была немощёной и узкой. Огромный вол, привычный к плугу, на этот раз запряжённый в грубую повозку, время от времени протестующе мычал.
Джозефиния! Но ведь Дестри собиралась сама доставить снадобье на ферму. Тримбл, муж Джозефинии, шагал рядом с повозкой, держа наготове кнут. С его пояса свешивался топор со сверкающим, только что заточенным лезвием. А позади, держа наготове луки и насторожённо оглядываясь по сторонам, шли Станврик и Фосс — лучшие охотники в округе.
Небольшая процессия осторожно выступила из леса, напоминая отряд путников, ступивших на гиблое место.
Дестри уже неслась им навстречу.
— Что стряслось? — её утренние предчувствия окрепли.
— Лесное чудище, Голос.
Повозка скрипела, и Тримблу приходилось говорить громко. Послышались всхлипы его жены, исполненные не то боли, не то страха. Она лежала, укутанная одеялами.
— Ага! — вмешался Станврик, нетерпеливо протиснувшись вперёд. — Вчерась вечером Лаберт с мельницы слышит, овцы его чего-то зашебаршились, он, значит, и спусти своего Кусаку. Ну а кто ж с им справится у нас в долине — некому, сама знаешь. Но только тут такой скулёж поднялся, такое затеялось, что Лаберт-то сам в дом, да и дверь на запор. А наутро-то… — он хотел перевести дух, но тут рассказ подхватил Фосс, который всегда был немногословен, но на этот раз разошёлся как никогда.
— Только свет занялся, как Лаберт из дома-то и выскочи, да и лук свой прихватил и всё такое. И на лугу-то, что за мельницей, глядит — овца зарезанная, больше половины съедено, да…
Тут снова вступил Станврик:
— А пёс-то его, Кусака который, глядь, лежит напополам разорванный. Ну, я вам скажу, сам бы не видал — не поверил бы! Всё равно как заяц волком задранный. Да и то ещё не все, Голос. Там ещё и следы, скажу тебе, и не какой горной кошкой или медведем там оставлены! Они вроде человечьи, но ноги-то у того, должно, раза в два нашего Тримбла длиннее.
Тримбл подковылял поближе.
— Голос, мы когда ещё несмышлёными детишками, поди, были, наши тятьки да мамки рассказывали, что будто были такие чудища, Тьмы порождения, что за людями охотятся и убивают. И вот кумирня-то эта, Госпоже построенная, будто и стоит как крепость Света, противу тех тёмных сил северных направлена. Но ночная тварь эта, что напала на нас, не иначе как Тьмы порождение, и просим тебя, Голос, умоли ты за нас Госпожу, чтобы она покровом своим нас от Тьмы той укрыла.
— Да, да, — сказала Дестри.
Она отлично знала, как далеко способно проникнуть зло. Тело её напряглось. Разве самой ей не пришлось бороться с последышем Чёрной Силы, заглатывающем экипажи судов, которые он ловил не только в пределах Эсткарпа? Неужели ещё одни врата распахнулись — неужели привели их в действие, с тем чтобы вбросить в этот мир существа из миров иных? А может, какое-то чудовище тайком пробралось в эти южные края, чтобы завладеть новыми охотничьими угодьями. Ей нужно каким-то образом узнать, с кем или с чем они имеют дело. Ибо у людей, живущих в долине, нет никаких средств защиты против происков сил Тьмы.
А у неё?.. Рука её поднялась к амулету. У неё есть Госпожа, и их взаимные обеты остаются в силе до скончания дней.
Пока Дестри разминала и растирала бальзамом скрюченное болью тело бедняжки Джозефинии, мужчины караулили снаружи. Но когда она вышла, погрузив свою подопечную в целительный сон, она обнаружила только Тримбла, который бестолково шагал взад-вперёд. Вол с удовольствием лакомился сладкими высокими травами луга, окружавшего кумирню. Фосс и Станврик исчезли.
— Голос!
Фермер устремился к ней навстречу, протягивая руки, словно хотел схватить её и выжать то, что ему нужно.
— Как человеку справиться с порождением Тьмы? Предки наши в давнее время сбежали от них сюда, а теперь…
Дестри легонько коснулась его плеча.
— Госпожа печётся о тех, кто под её покровительством, Тримбл. Она укажет нам путь.
Он пристально посмотрел на неё. Ему хотелось верить.
— Фосс и Станврик, они пошли поднимать долину, чтобы всем вместе охотиться, взять собак у Пакля… — он медленно покачал головой. — Голос, но ведь не было в долине страшнее Кусаки, да и хитрого такого на охоте не сыскать… А этот-то с ним как расправился — запросто.
Он провёл грязной ладонью по лицу.
— Голос, тебе ли не знать, что за Тёмными охотиться — глупость одна.
Тримбл не трус, она это прекрасно знает. То, что он говорит, толково. Но кто станет его слушать?
— Можно охотиться и по-другому, — она взглянула через плечо на кумирню. — Заверяю тебя, что всё будет испробовано.
Было уже далеко за полдень, когда со стороны дороги донёсся нетерпеливый лай рвущихся с поводков собак, цокот копыт и крики человека, пытающегося навести порядок. Джозефиния уже пробудилась ото сна и осторожно пыталась потянуться.
— Ой, не болит ни капельки, Голос, миленькая, — взволнованно воскликнула она. — Да я просто как новенькая!
Дестри протянула ей флакон.
— Не забывай пить вот это утром и вечером. А также не ешь много мясного, лучше больше потреблять того, что милостью нашей Госпожи растёт из земли.
Одетый в лохмотья парнишка отделился от охотничьего отряда и влетел на поляну перед кумирней, нарушив её благостный покой. Разъярённые псы рвались с поводков. Хозяева их представляли собой пёструю толпу — от недорослей, ещё не получивших права называться мужчинами, до седобородых мужей.
Фосс стащил с головы кожаную шапчонку с длинным козырьком и направился прямо к ней.
— Голос, младшенький Хаббарда был на речке и видал там страшилище, волосами поросшее и огромадное, да с клыками страшенными. Оно тама в речке руку обмывало — не иначе, Кусака его всё же цапнул. Только Йимми к нам прискакал — мы туда, а его и след простыл. Так мы сюда — просить у Госпожи руки наши укрепить и оружие усилить, чтоб нам его поймать, пока оно ещё кого не прикончило.
— Я попрошу, — пообещала она, — но только вот что я должна сказать: если это просто дикий зверь неведомой доселе породы, его можно затравить, но если это что-то пострашнее… Будьте осторожны.
Он кивнул и снова натянул шапку. Процессия пустилась в обратный путь. Несколько человек шагали рядом с повозкой Тримбла в качестве охраны. Джозефиния сидела в повозке, прижимая к пышной груди драгоценный флакон с лекарством. Большинство отправились на север — там чернел густой лес. Дестри тревожно поглядела им вслед.
Но её место было здесь. Она вошла в переднюю комнату и быстро сбросила домотканую одежду. В большую лохань она начерпала воды из котла над очагом и отмерила в него, капля за каплей, масел из разных флакончиков.
Затем омылась с ног до головы, даже волосы макнув в лохань и размазав маслянистую жидкость по всему телу. Не потрудившись вытереться, она направилась во внутренний покой. Стянув с ложа, на котором лежала больная, покрывало, она заменила его другим, которое достала из маленького сундучка у алтаря. Было оно зелёным и коричневым, золотым и алым — цвета так перемешаны, что человеческий глаз не улавливал узора. Покрывало было очень старым, но вполне целым.
Дестри тщательно расстелила его на ложе, легла на него, сложив руки на груди, и закрыла глаза.
Погружение произошло быстрее, чем раньше, те несколько раз, когда она прибегала к этому ритуалу. Страх, боль, желание убежать — бежать, бежать… Как странно — весь мир вокруг странный, никакого путеводного знака… Страх, боль, стремление найти спасение…
И мир, который она смутно видела вокруг, был необычным.
Эта необычность рождала страх. Самый цвет листьев, форма ветвей — все не такое. Папоротники цеплялись за ноги — их прикосновение пугало её. Это не её мир — куда это Госпожа завела её?
Ведь сначала она была в родном лесу, там царил покой, охвативший и её душу. Потом она увидела высокие каменные столбы. Один из них излучал сияние, чем и привлёк её. Она коснулась его, потом… потом её закружило и понесло в никуда. И когда она снова прозрела, то оказалась в этом месте, где ей страшно — где все незнакомо и чуждо.
Дестри попыталась разорвать пелену навязчивого страха. Где она — в царстве Тьмы? Она пыталась учуять запах, ощутить присутствие зла. Но ничего такого не было — только растерянность, испуг, боль…
Грук! Это имя возникло из ниоткуда. Вот она где… Грук! В этот миг ей всё стало ясно, она попыталась разорвать оковы. Вот, значит, куда её послала Госпожа. Она — она и есть это чудище, за которым охотятся.
Но это не зверь. Он думает, он отчаянно пытается узнать, что с ним произошло. Он не имеет ничего общего со злом, идущим с севера. Ему покровительствует сострадающая Госпожа. Значит, снова проклятые врата вырвали откуда-то очередную жертву, и несчастного загонят и убьют, если она не вмешается!
Глаза Дестри распахнулись. Она поднялась с ложа, немного замешкалась, чтобы сложить покрывало по старым швам и достать из шкафа во внешнем покое своё платье для лесных походов. Не юбки, которые она носит, чтобы не раздражать людей в долине, а брюки, рубашку, безрукавку с необычными серебряными застёжками, прочные сапоги, годные на все случаи жизни. Ещё там был пояс с кинжалом и маленьким кошельком. И наконец, она вытащила из глубины ящика заплечный мешок, который был у неё всегда наготове для лесных походов. Она проверила, на месте ли мази и травы для лечения ран.
Дестри не сомневалась в том, что она найдёт Грука, ибо этот бедняга, пришелец из другого мира, — отныне её подопечный. Откуда-то из кустов выскочил Вождь и побежал в сторону леса, но не тем путём, каким поехали охотники. Дестри напрягла слух, но ничего не услышала. Интересно, как глубоко они забрались в лес.
Грук! Она послала мысленный призыв. Но он не мог дойти до цели, потому что она не знала, как выглядит Грук, ей передались только его чувства. Возможно, охота уже началась.
Вождь, видимо, отлично знал, в каком направлении вести поиск. За отсутствием лучшего проводника Дестри пришлось приноравливаться к прыжкам огромной кошки.
Вот, вот — она уже слышит!
По шуму охоты можно было догадаться, что Грука уже обнаружили. Она побежала быстрее. Не дать им убить чужака! Он не по собственной воле оказался здесь. Да, он убил овцу — но это от голода. Он убил собаку, но та на него набросилась. Любой из охотников сделал бы то же самое на его месте.
Дестри выбежала на прогалину. Здесь раньше случился лесной пожар, зажжённый молнией. На прогалине торчали только пни, да кое-где зеленела молодая травка. Ещё там высился большой камень. Вокруг него и происходила схватка.
На земле валялись три мёртвых пса, а четвёртый уползал, жалобно скуля. Спиной к камню, пригнувшись, стояло чудовище. Ростом оно было выше любого человека, когда-либо виденного Дестри. Все тело его покрывала курчавая жёсткая чёрная шерсть. Но голова, по человеческим стандартам, была хороших пропорций, а в зелёных глазах светился ум. Одну руку он неловко обмотал листьями, растрёпанными и наполовину сорванными.
Талию, очень тонкую в сравнении с мощными плечами, стягивал широкий пояс, по которому при каждом повороте тела пробегали искры.
Почему Фосс или кто-нибудь другой из лучников ещё не подстрелил его, Дестри не знала. Может быть, по милости Госпожи? Она крикнула, и громкое эхо отозвалось на её призыв.
— Стойте!
Вслед за Вождём она бросилась вперёд. Охотники повернулись, но голова Фосса тут же откинулась — он изготовился пустить стрелу.
— Он не из Тёмных! — крикнула Дестри, задыхаясь от бега.
Она растолкала мужчин и встала между ними и странным созданием.
Лицо Фосса не изменило выражения.
— Отойди, Голос. Мы тебе многим обязаны, но чудище нам ни к чему.
— Да говорю же я вам! — ей наконец удалось совладать с голосом. — Рука Госпожи простёрта над ним. — Для большей убедительности она протянула руку назад, туда, где Грук еле стоял, прислонившись к камню. Пальцы её коснулись странного на ощупь меха.
— Эта тварь убивает. Ты на свою голову его защищаешь, Голос. Коль тебе дорого, чтобы тебя или твою Госпожу тут слушали, отойди.
Ей удалось уловить тень сомнения лишь на нескольких лицах. Они все здесь заодно. Но она знает свой долг. Дестри глубоко вдохнула, пытаясь найти слова, которые поколебали бы их решимость.
Внезапно произошло неожиданное. Огромная мохнатая лапа рывком ухватила её. Она уловила незнакомый запах чужой плоти, усиленный страхом. Но это продолжалось лишь краткий миг…
Налетел бешеный порыв ветра, явно не Госпожой насланный. Дестри успела сообразить это, пока чувства ещё служили ей, и теснее прижалась к странному существу, а оно — к ней. Это была какая-то дикая неуправляемая магия.
К горлу её подступила тошнота, когда она увидела, как соломинками на ветру разлетаются человеческие тела. Весь мир, казалось, раскалывается. И к этому тоже Госпожа не причастна, нет. Да и Грук, она уверена, не имеет к этому отношения. Врата — неужели врата, которые выбросили сюда этого отверженного, взбесились так же, как тогда, в порту Мёртвых кораблей? Нет, этот колдовской порыв — начало чего-то нового, ещё дотоле невиданного. Наверное, эту уверенность вселяет в неё Госпожа, прорвавшись сквозь оглушающую пелену непонятной магии.
Всё кончилось. Дестри смутно видела, как охотники помогают друг другу подняться на ноги. Один из них поднимает раненую собаку, они поворачиваются и уходят, как будто Дестри и тот, за кем они охотились, не существуют более.
Глава 1
Сборище в городе Эс
Город был древний, даже самой буйной фантазии не дано представить, что его когда-то не существовало — он есть и был всегда. Никто не задумывался о временах, когда город был молод: самые камни его, стёртые, дышащие стариной, вызывали почтение. Все знали, что для возведения города, от пятиугольной крепости в самом сердце его и до крошечного домишки, который жался к ней и другим себе подобным в поисках защиты, призывали Силу. Он был и пребудет вечно.
Но вот, впервые за долгие годы, в городе началось нечто непонятное его мирным обитателям. Некоторые районы Эса, до того тихо дремавшие, пока одно поколение сменяло другое, вдруг оживились. Все больше усталых путников прибывало в город по дорогам, ведущим к четырём городским воротам.
А время было не праздничное. Те, что жили себе тихо-мирно год за годом, не чувствовали себя причастными к происходящему. Ремесленники остановились у дверей своих мастерских, молодые подмастерья и детишки отваживались отойти подальше. На верхних этажах приподнимались занавески на окнах, чтобы женщины и старики, обычно не покидавшие домов, могли посмотреть на любопытное зрелище — на приезжих, на их коней и одежду, на тех, кто их сопровождает.
Не слышалось приветствий, какими обычно встречают победителей. Ухо могло уловить лишь глухое бормотание да шёпот, в котором можно было изредка разобрать имя-другое. Старшие указывали младшим на отдельных всадников, и молодёжь смотрела на них с трепетным восторгом. Ибо те, что въезжали сейчас в Эс, были легендарными героями, о них рассказывали проезжие, и с трудом верилось, что видишь их собственными глазами.
Всадники ехали в молчании — никакой болтовни, только звон амуниции, фырканье боевого торгианца, перестук копыт.
Портной взволнованно потянул за рукав жену, которая спустилась в лавку.
— Вон-вон, смотри, этот из Зелёного Дола! Видишь, рога у него! А дама, что с ним, — это Дахон!
Женщина не то вздохнула, не то ахнула.
— А Паркин-то ещё говорил, она-де славится красотой — да она просто богиня!
Чужаки все прибывали. С севера шли отряды, охраняющие проходы в Ализон. Из реки, соединяющей Эс с морем, вылезали существа с гладкими телами, с перепончатыми лапами — молча оглядывались вокруг, а потом шли в город. Были здесь и салкарские капитаны, в откинутых назад просторных, подбитых мехом плащах. Их украшенные рогами или гребнями шлемы сверкали золотом, свидетельствуя о том, что они люди бывалые и удачливые.
Целых три дня продолжалось это нашествие. И только раз городские охранники отказались впустить прибывших. Они с сомнением окружили двух всадников с юга: женщину, одетую в кожу, и её явно вельможного супруга, принадлежащего к Старой Расе. Дело в том, что стражников насторожили скакуны этих двоих.
Здесь уже знали торгианцев, славных постоянной готовностью к бою. Видели также за последние дни и рыже-чалых рентианцев, которые позволяли садиться на себя всадникам из Эскора.
Как и рентианцы, эти неведомые дотоле кони также не имели сбруи и, очевидно, являлись не слугами, но товарищами всадников. Они были крупнее торгианцев, их вороные шкуры блестели. Когда они вскидывали головы, фыркая в сторону стражников, те, что стояли ближе, могли заметить яркую синеву их огромных глаз — синеву ясного летнего неба. Но всё же…
— Кеплианцы! — раздался возглас из толпы. Наездница пригнулась, держа руку на выгнутой шее кобылицы.
— Мы всадники Света! — в её голосе звучал вызов. — Неужели вы думаете, нам удалось бы иначе преодолеть вашу защиту? — она слегка повернулась и махнула рукой в сторону стены.
Все увидели какое-то свечение, затем мгновенную голубую вспышку. Собравшиеся вскрикнули, потрясённые. Они смутно догадывались, что Эс охраняется не только теми, кто готов стоять на его стенах с мечом и топором, но прямых проявлений таинственной силы никому ещё не доводилось видеть.
Капитан стражников поднял руку, отдавая честь, люди его отступили, а эти двое на конях, вид которых всколыхнул древние страхи, миновали ворота как ни в чём не бывало — так они въехали бы в собственные конюшни. Будет что порассказать тем, кто видел их! Полетели слухи и домыслы. Кто эти двое и как им удалось приручить кеплианцев — чудовищ из Тёмных земель, — никто не знал. Но всадница эта показала бесспорное свидетельство Силы, чтобы убедить всех, что они не несут с собой погибели.
Дней шесть ещё продолжали съезжаться в город странные гости. Гружённые припасами суда прибывали по реке с востока и запада. Провианта требовалось так много, что фермеры, даже из далёкого Готтема, отлично заработали, сбывая излишки урожая.
Наконец нашествие чужаков прекратилось. Время от времени появлялись отряды пограничников. Один из них прибыл вместе с сокольничими, утомлёнными долгой дорогой. Всех прибывших разместили в крепости. Казалось, больше никто не приедет.
Однако пришлось удивиться ещё раз. Явились чародейки, сопровождаемые эскортом под знаменем военачальника Кориса. Колдуний последнее время здесь видели редко. Число их поубавилось — так дорого им обошёлся Поворот. Самые старшие и почитаемые по большей части умерли или утратили свои способности. Небольшое число самых стойких удалились в Храм Мудрости, где они когда-то обучались своему мастерству.
Но вот, впервые за долгие годы, в городе началось нечто непонятное его мирным обитателям. Некоторые районы Эса, до того тихо дремавшие, пока одно поколение сменяло другое, вдруг оживились. Все больше усталых путников прибывало в город по дорогам, ведущим к четырём городским воротам.
А время было не праздничное. Те, что жили себе тихо-мирно год за годом, не чувствовали себя причастными к происходящему. Ремесленники остановились у дверей своих мастерских, молодые подмастерья и детишки отваживались отойти подальше. На верхних этажах приподнимались занавески на окнах, чтобы женщины и старики, обычно не покидавшие домов, могли посмотреть на любопытное зрелище — на приезжих, на их коней и одежду, на тех, кто их сопровождает.
Не слышалось приветствий, какими обычно встречают победителей. Ухо могло уловить лишь глухое бормотание да шёпот, в котором можно было изредка разобрать имя-другое. Старшие указывали младшим на отдельных всадников, и молодёжь смотрела на них с трепетным восторгом. Ибо те, что въезжали сейчас в Эс, были легендарными героями, о них рассказывали проезжие, и с трудом верилось, что видишь их собственными глазами.
Всадники ехали в молчании — никакой болтовни, только звон амуниции, фырканье боевого торгианца, перестук копыт.
Портной взволнованно потянул за рукав жену, которая спустилась в лавку.
— Вон-вон, смотри, этот из Зелёного Дола! Видишь, рога у него! А дама, что с ним, — это Дахон!
Женщина не то вздохнула, не то ахнула.
— А Паркин-то ещё говорил, она-де славится красотой — да она просто богиня!
Чужаки все прибывали. С севера шли отряды, охраняющие проходы в Ализон. Из реки, соединяющей Эс с морем, вылезали существа с гладкими телами, с перепончатыми лапами — молча оглядывались вокруг, а потом шли в город. Были здесь и салкарские капитаны, в откинутых назад просторных, подбитых мехом плащах. Их украшенные рогами или гребнями шлемы сверкали золотом, свидетельствуя о том, что они люди бывалые и удачливые.
Целых три дня продолжалось это нашествие. И только раз городские охранники отказались впустить прибывших. Они с сомнением окружили двух всадников с юга: женщину, одетую в кожу, и её явно вельможного супруга, принадлежащего к Старой Расе. Дело в том, что стражников насторожили скакуны этих двоих.
Здесь уже знали торгианцев, славных постоянной готовностью к бою. Видели также за последние дни и рыже-чалых рентианцев, которые позволяли садиться на себя всадникам из Эскора.
Как и рентианцы, эти неведомые дотоле кони также не имели сбруи и, очевидно, являлись не слугами, но товарищами всадников. Они были крупнее торгианцев, их вороные шкуры блестели. Когда они вскидывали головы, фыркая в сторону стражников, те, что стояли ближе, могли заметить яркую синеву их огромных глаз — синеву ясного летнего неба. Но всё же…
— Кеплианцы! — раздался возглас из толпы. Наездница пригнулась, держа руку на выгнутой шее кобылицы.
— Мы всадники Света! — в её голосе звучал вызов. — Неужели вы думаете, нам удалось бы иначе преодолеть вашу защиту? — она слегка повернулась и махнула рукой в сторону стены.
Все увидели какое-то свечение, затем мгновенную голубую вспышку. Собравшиеся вскрикнули, потрясённые. Они смутно догадывались, что Эс охраняется не только теми, кто готов стоять на его стенах с мечом и топором, но прямых проявлений таинственной силы никому ещё не доводилось видеть.
Капитан стражников поднял руку, отдавая честь, люди его отступили, а эти двое на конях, вид которых всколыхнул древние страхи, миновали ворота как ни в чём не бывало — так они въехали бы в собственные конюшни. Будет что порассказать тем, кто видел их! Полетели слухи и домыслы. Кто эти двое и как им удалось приручить кеплианцев — чудовищ из Тёмных земель, — никто не знал. Но всадница эта показала бесспорное свидетельство Силы, чтобы убедить всех, что они не несут с собой погибели.
Дней шесть ещё продолжали съезжаться в город странные гости. Гружённые припасами суда прибывали по реке с востока и запада. Провианта требовалось так много, что фермеры, даже из далёкого Готтема, отлично заработали, сбывая излишки урожая.
Наконец нашествие чужаков прекратилось. Время от времени появлялись отряды пограничников. Один из них прибыл вместе с сокольничими, утомлёнными долгой дорогой. Всех прибывших разместили в крепости. Казалось, больше никто не приедет.
Однако пришлось удивиться ещё раз. Явились чародейки, сопровождаемые эскортом под знаменем военачальника Кориса. Колдуний последнее время здесь видели редко. Число их поубавилось — так дорого им обошёлся Поворот. Самые старшие и почитаемые по большей части умерли или утратили свои способности. Небольшое число самых стойких удалились в Храм Мудрости, где они когда-то обучались своему мастерству.