Фирдун медленно поднялся с земли, ничего так сильно не желая, как принять это предложение. Потом ответил:
   — Нет, но моя вам благодарность за ваше гостеприимное предложение, Хозяин Коней! Мне лучше возвратиться в Гнездо. Помни же, я три раза по три наложил заклятие. Если пришлёшь вестника, протруби в рог, начиная скачку!
   Он слышал, что человек может уснуть в седле, если его одолеет сильная усталость, и с наступлением ночи и сам начинал верить в это. И тучи, и темнота сгустились, исключая те места, где цвели ночные растения, чьи цветы ярко мерцали во мраке, привлекая внимание насекомых, которыми они питались. Полоску этой земли ещё не чистили, но кайоги пасли стада в нижней долине, да и сами животные избегали ядовитых растений.
   Однако и он, и его конь не были одиноки в темноте. Он чуял близкое присутствие другого существа, исполненного не угрозы, а лёгкости, которую знал с самого раннего детства. Юноша подтянул узду и через мгновение издал семейный клич, подобный свисту.
   Если женская тварь из Пустыни была воплощением Зла, то та, что так легко неслась над землёй, в слабом тумане, являлась воплощением Света. Фирдун спешился и с нетерпением стал поджидать её.
   — Госпожа Сильвия! Отчего вы в ночном дозоре?
   Её обрамлённая перьями голова поднялась немного, она испустила трель и, как всегда бывало, произнесла нараспев:
   — Я в дозоре по собственной воле, Фирдун, с той поры, как освободилась от Тьмы и Охотника! Всё пришло в движение, и древняя кровь, струящаяся в наших жилах, приказывает быть наготове. Но в эту ночь я пришла, чтобы поторопить тебя. Нивор, Старейший, желает поведать о том, что надобно всем нам!
   Фирдун закусил губу:
   — Но я не из их общества…
   Она приблизилась, лунно-цветочный аромат, появившийся с нею, наполнил округу свежестью и чистотой, и она промолвила:
   — Сегодня ты потрудился на славу, Фирдун. Даже Нивор, хотя я не желала бы уточнять, пока не будет острой необходимости, не мог бы наложить охраны сильнее или с большей властностью. Мы все до какой-то степени стояли в стороне. Разве я сама не последняя в роду? — её улыбка истаяла. — Только здесь, с тобой, человеком из Гнезда, я и обрела своё место. Никогда не смотри за спину и не ищи вины в прошлом, Фирдун, это недостойно тебя. По детской шалости ты разрушил защиты и предал Элис Тьме. И что же, разве теперь ты должен доказывать кому-то, что ты — это ты? И я пребывала во Зле, но теперь — свободна. А ты, маленький мальчик, не мог таить зла в озорстве. Все предустановлено. Разве твой бессмысленный поступок вверг Элис и её нерожденного сына во власть Тьмы, разве Эйдрит не пошла на поиск и не обрела Алона, разве вы не освободились от той безумной женщины, от которой мы все так страдали?
   — Не нам предугадывать наши ошибки, — промолвила Сильвия спокойно, — и я не прошу иного суда, кроме того, которого заслуживаю.
   Она легко прикоснулась к щеке юноши, и он почувствовал нежный, как прикосновение птичьего пёрышка, поцелуй.
   — Фирдун, не думай о прошлом. Ты познаешь будущее, и всё станет лучше, чем мы думаем. А теперь — не заставим Нивора ждать! Кажется, у него нашлась работа для всех, и для меня тоже. Я ещё немного посмотрю по окрестностям, здесь могут оказаться те, кто хочет больше узнать о росте наших сил!
   С этими словами она растворилась в ночном воздухе, а Фирдун устало вскочил на коня и поскакал дальше. Права ли она? Не цепляется ли он за свою вину, не становится ли её рабом? Разве его детский проступок не кончился выигрышем вместо проигрыша? Нет, человек должен отвечать за свои поступки, а не приписывать их предустановлениям, не зависящим от его собственного сознания.
   Ему пришлось оставить эти мысли: ведь он даже не знал пределов своего дара. Юноша досадовал, что оказался в стороне. Однако теперь Фирдун понимал, где может пригодиться лучше всего, и, кажется, Нивор хочет дать ему задание по его способностям!
   Погоняя коня, он смотрел на тёмное небо. Фирдун уже различал слабое свечение самой высокой башни Кар-Гарудийна и с помощью мысленного посыла проверил собственную работу. Да, он хорошо поставил защиты и они готовы к действию.

Глава 18
Арвон, Гнездо в Грифонии, Земля Серебряной Мантии

   Фирдун лежал на каменной скамье во внутреннем дворе, где порою до него доставали струи вечно бьющего источника. Он полностью погрузился в свои мысли и чувства, поддерживая защиты против Тьмы, и таким образом исполняя пока свою задачу. Вместе с Ивиком он помогал держать охрану на тропах, где он странствовал не во плоти, а используя внутреннюю энергию, мысленно касаясь каждого поста по очереди, уверенный, что такое передвижение сил Света не вызовет реакции Тьмы.
   Может быть, в далёком прошлом, когда Кар-Гарудийн был обиталищем Великого Ландсила, такими силами здесь тоже управляли, точно так же мысленно касаясь постов охраны… Нет, он не должен позволять себе расслабление, пока мысленные импульсы несут стражу!
   В этот час все силы Гнезда, вместе с древней властью самого Нивора, слились воедино. Земли Серебряной Мантии услышали Голос — но Голос никогда не отвечал прямо. Теперь, когда князей предостерегли из-за моря, они согласились на установку защит, по крайней мере, те, кто всегда платил дань в землях Серебряной Мантии. Во всяком случае, каждый провидец в любом из княжеств получил бы мысленные сообщения, касающиеся опасности, исходящей от врат, и доложил бы о сновидении властям.
   Он не сплетал символы мысленного поиска правильными кругами, ибо неразумно выстраивать любые знаки, которые мог уловить вражеский дар, воспользовавшийся бы преимуществом малейшей ошибки. Фирдун ясно видел высоты вблизи Драконова Гребня, где расположил одного из самых сильных своих стражей… Потом юноша быстро перешёл к долине лагеря кайогов. Там он ощутил иную Силу, и это согласовалось с обещанием Джонка. Их духовные барабанщики взялись за дело.
   Южный пост: слабое благоухание.. А может ли мысль благоухать? Ах да, там и Сильвия, и с нею двое других, на стороне Света, обладающих странным даром… Фирдун почувствовал взгляд крадущегося барса, несущего сторожевую службу.
   Теперь — на восток от Долин. Там было три места, издавна причинявшие беспокойство, но сила их так ослабела, что походила на слабое бормотание дурного заклинания. Те, что правили здесь некогда, давно сгинули; держалась лишь гнусная аура, но это уже ничего не значило, хотя бы объединённая сила этих мест и касалась защиты, которую он установил.
   К северу, прямо перед приграничными землями Серебряной Мантии, лежала обширная полоса дикого края, но эти земли давно очистили от всякой опасности, исходила она от сильного зверя или же от отчаянного, лихого человека.
   Теперь Фирдун вложил все что имел в мысленный посыл, направленный на Гарт-Хауэлл. В прошлом люди Гнезда иногда пытались произвести мысленную разведку этих стен, но полное развёртывание осязательных способностей открыло бы их самих для ответных действий врага.
   Тело Фирдуна внезапно окостенело. Там, в Гарт-Хауэлле, что-то раскрылось — ловушка для заманивания? Да, у них, конечно, имелись свои стражи и защитники. Но искушение оказалось велико. Он разведал лазейку, а потом понемногу стал продвигаться вперёд, контролируя, как только мог, свой дар. Он видел тени, которые вовсе не были внутренними обитателями, он узнал руины, обломки внутренней стены, разбитую кровлю святилища, прогнувшуюся до самого пола, готовую рухнуть. И тени разбирали завалы и мусор, свидетельствовавшие о катастрофе.
   Дикая магия, конечно, поработала и здесь. Это полуобрушившееся святилище могло быть рабочим покоем магов, и, вероятно, они и сами во время урагана работали там!
   А потом…
   Знакомое ястребиное лицо вдруг сверкнуло меж ним и тем, что он пытался так ясно разглядеть, и Фирдуна немедленно вышибли с мысленной тропы. Он успел узнать тварь из Пустыни. Почувствовала ли она, в свою очередь, именно его? Ещё раз юношеское безрассудство могло бы погубить его…
   Быстро завихрился его мысленный узор от одной точки защиты до другой. Все хорошо держалось. Больше не надо приключений на свою голову; он должен держаться долга, который его обязали исполнить здесь и сейчас.
 
   В обширном покое Нивор выпрямился в кресле. Руки его лежали на столе, а меж ними пребывал перстень. Ободок выковали из серебра, потемневшего от времени, а большой камень, сильно выдававшийся над ободком, был тускл, клубился серым и темнел так же, как и металл, окружавший его.
   Пальцы Эйдрит перебирали струны арфы, опиравшейся на её колени. Звучала не песнь со словами, скорее, казалось, музыка просто отвлекала её внимание от прочих, находившихся в этом помещении.
   Звук голоса, как и звук арфы, умолк, когда Керован заговорил:
   — Тревога.
   — Да, люди из владений Мантий озабочены своей собственностью, — ответил Нивор, перекатывая перстень с одного пальца правой руки на другой, пока наконец он не упокоился на указательном пальце, почти полностью скрыв сустав. — Но они слишком хорошо помнят Дорогу Скорби и не желают больше такого странствия. Их помощь невелика, но они будут соблюдать порядок в собственной стране, а когда им сообщат из Лормта, что все защиты действуют, воспользуются ими. Не осуждай их, Керован. Вспомни ночь, когда ты расположился лагерем на этой дороге, вспомни то, что услышал и почувствовал!
   Да, Керован слишком хорошо помнил эту ночь на дороге, когда бросил вызов Рейлу, притворившемуся его единственным другом, и вдруг почувствовал великое бремя отчаяния, которого не мог понять раньше.
   Джойсана показала на перстень и спросила:
   — Каково назначение этой вещи?
   Нивор простёр вперёд руку и посмотрел на кольцо, а потом с удовлетворением в голосе ответил:
   — Проводник. Он предупреждает о присутствии врат, а также о том, действующие они или нет. Он поведёт нас туда, куда велит идти долг. Он ещё и оружие. Нет, — и маг быстро окинул взглядом присутствующих, — Гнездо, конечно, надо защищать. Нравится нам или нет, но земли Мантий тоже наш долг. Здесь истинное сердце нашей силы и оно не должно быть брошено на произвол судьбы, когда мы отправимся в путь. В поход пойдут самые бесстрашные. Но в Пустыню и дальше, на запад, мы идём не с армией; мы посылаем только тех, кто обладает некоторыми дарами, каждый из которых подходит к другому как символ к символу в заклинании! Из Гнезда — Фирдун!
   Тот, которого только что назвали, как раз вошёл в зал, привлечённый музыкой, и теперь остановился, пристально глядя на мага. Может быть, он самое слабое звено здесь?
   Глаза Нивора сверкнули, и он направил палец с перстнем прямо на юношу. Как только он это сделал, камень вспыхнул лиловой молнией и угас едва ли не так же мгновенно, как и загорелся.
   — Так Голоса решают, кто будет нашим проводником. Твой дар ещё проявится, и он нужен будет и в походе, а не только на здешней службе! Ещё, — отодвинув кресло, Нивор встал, — в поход отправятся двое спутников. Сильвия уже увидела их сквозь нашу защиту.
   Они услышали стук копыт, доносившийся из окна, выходившего на внутренний двор замка. Фирдун первым устремился к двери, через которую только что вошёл, остальные последовали за ним.
   Сильвия устроилась рядом с источником и играла пальцами в воде, её кроткая улыбка несла мир уже самим своим появлением. Рядом стояли два странника.
   Мужчина едва вышел из возраста юности, так же, как и девушка, чьи тёмные волосы венчал обруч с серебряной луной. У мужчины были жёлто-коричневые волосы, он носил доспехи, которые являлись мечтой величайших людей этого мира: кольчужную рубаху и шлем кванской стали. Его единственным оружием оказался меч, свисающий с пояса из жёлтого меха того же цвета, что и его волосы, затянутый тяжёлым камнем в форме головы рычащего парда.
   Девушка в лунной диадеме облачилась в одежду для верховой езды тёмно-зелёного цвета, и этот цвет, казалось, менял оттенки с каждым её движением. Вторая серебряная луна покоилась на её груди. На коленях, когда она сидела в седле, девушка хранила короткий жезл, едва ли длиннее волшебной палочки, вокруг большей части которого вились гирлянды лунных цветов, вот-вот готовых расцвести и распространявших своё благоухание среди царящего всюду дневного света.
   Кони приехавших отличались от тех, которых Фирдун когда-либо видел — чуть выше и мощнее кайогских ухоженных жеребцов, оба серые в яблоках различного оттенка. Глаза одного, когда он повернул голову, чтобы посмотреть на них, горели ярко-зелёным цветом, затмевавшим, казалось, и сами зрачки.
   — Ивик! — радостно приветствовал Нивора мужчина. — Как видишь, мы хорошие и послушные дети!
   Маг рассмеялся:
   — Я ещё поверю в это относительно Эйлин, но относительно тебя, Кетан, это ещё большой вопрос! Дай же мне посмотреть на тебя! — и маг обернулся к людям из Гнезда и объяснил: — Это наши новые спутники: Эйлин, Лунная Дева и Целительница, и её приёмный брат Кетан, оборотень и воин.
   Оборотень! Фирдун вздрогнул. Все знали об оборотнях из Серой Башни, сражавшихся против Тьмы, но он всегда представлял их себе только в зверином обличье. Этот Кетан не походил на другого человека, кроме как цветом волос и пояса, от которых Фирдун не мог оторвать взгляда.
   — Наши скакуны, — Кетан говорил так, будто все ещё раскачивался в седле, — не пасутся с другими конями. Они не хотят быть причиной смуты, и лучше бы их разместить отдельно.
   Несмотря на их особенности, о которых Нивор (кого приехавшие называли Ивиком) поведал им, люди Гнезда с удивлением поняли, что новые соратники ничем не отличались от других путешественников, которых вот уже много лет привечали в замке. Они не походили на кайогов, но Кетан, по крайней мере, мог быть принят за сына одного из князей Мантий.
   О Джойсане, Эйдрит, Элис и Гиане Эйлин узнала все за то мгновение, когда они приветствовали её. В самой же Эйлин было что-то от госпожи Сильвии — чувство мира и покоя от одного только её присутствия.
   Тревор тотчас направился к серым скакунам, нависавшим над ним точно горы, и протянул к ним руки. Оба наклонили морды, обнюхивая его пальцы.
   Кетан встал позади ребёнка и объяснил:
   — Это Труссант, а это — Морна. Они скакуны оборотней.
   Мальчик повернулся, чтобы посмотреть на стройного воина, а потом нерешительно спросил:
   — А они… оборачиваются людьми?
   Кетан расхохотался:
   — Нет, они не такие хитрые, они просто наши товарищи, делящие с нами жизнь. Лошади, известные людям, так не делают…
   — А хочет… А хотел бы Труссант, чтобы я на нём поскакал? — Тревор вечно сходит с ума по лошадям, подумала Эйдрит, быстро направляясь туда, где стояли её сын и приезжий.
   Кетан встретил её с улыбкой:
   — Не тревожьтесь, госпожа, за малыша. Если он пожелает, дайте ему поскакать, только присмотрите, где можно устроить их. Они прошли долгий путь и устали, и, как и всякий путешественник, нуждаются в отдыхе.
 
   Кетан снял кольчугу, шлем, даже свой жёлтый меховой пояс, поддерживавший меч, и положил их поперёк конюшенной стойки, пока чистил лошадей, отвечая на вопросы Тревора.
   Нашлось и свежее сено, которое мальчик настойчиво подкладывал в кормушку, с напряжённым интересом наблюдая, как Кетан разбрасывал над каждой кормушкой по двойной порции того, что выглядело как кормовые бобы.
   — Что тут делаешь, молодой господин? — Гьюрет встал, хмурясь, в пролёте конюшенной двери. Тревор поманил его. Кетан обернулся посмотреть на кайога, вошедшего с властностью человека, бывшего на своём собственном месте, который имел право спросить о присутствии тут других людей.
   — Ты Хозяин Коней? — улыбнулся Кетан и сделал жест рукой, протянутой ладонью вверх в знак дружбы, как воин всегда встречает друга. — Не то чтобы я не доверял вашему мальчику устраивать наших скакунов, просто они другой породы, хотя и быстро узнают, кто друг, а кто враг. Но пока лучше, чтобы я сам позаботился о них.
   Гьюрет не перестал хмуриться и не обращал внимания на Тревора, тотчас схватившего его за руку и потянувшего вперёд.
   — Скакуны оборотней! — жёстко проговорил он. — Я слышал о таких от торговцев!
   — Их нигде не найдёшь, кроме как в Серой Башне и в Рите! — вежливо отвечал Кетан. — Это боевые кони; их учили сражаться.
   Обитатель Рита и не пытался пробиться сквозь столь явное неприятие. Оборотни слишком хорошо знали, что их воспринимали только как колебание тенеподобных существ в темноте.
   — Это, — и Кетан коснулся носком сапога одного из плотных плетёных вьюков, которые сам и снял с лошадей, — мы добавим к корму, когда разместим скакунов в конюшне. Такой корм изготавливается из трав, выращенных госпожой Джилан, и заменяет им зерно.
   И юноша вновь надел кольчугу и пояс, пока Гьюрет продолжал наблюдать за ним, прищурив глаза и ничего не говоря.
   Потом Кетан повесил на плечо первый из подходящих седельных вьюков, а следом и другой. Они оказались довольно тяжелы, и сквозь кольчугу оставляя на его теле синяки, но Гьюрет и не подумал помочь оборотню.
   Однако кайог внезапно повернулся и, поспешив за Тревором, прошёл во внешний двор. Он не видел, как Кетан уже показался в дверях конюшни. Оборотень вздохнул. Да, ясно — в этой конюшне хозяин был важной персоной. И кто теперь из членов гарнизона не посмотрит с тем же самым презрением на его племя?
   Но оборотня встретил Фирдун, и с восклицанием принялся настаивать на том, чтобы взять хоть одну из чересседельных сумок. Так он и вошёл в большой зал, где все уже собрались подле Ивика и гостевая чаша переходила из его рук в руки девушки, которую звали Гиана, и кто-то другой уже забрал у него сумки.
   Очень скоро оборотень понял, что здесь не было предрассудков, а потом и почувствовал, как силён в этих стенах его дар!
   Хорошо, что люди с такими силами на стороне света собрались вместе.
   Путники из Рита обнаружили, что гостеприимство Гнезда и вправду радует их. У них было два дня для обмена мнениями, оба узнали о новостях из-за моря и обо всём, что разведали в Гарт-Хауэлле. Ивик-Нивор проводил много времени с очаровательной женщиной, которая привела их сюда. Она происходила не из людей, но то, что внутри этих стен её рассматривали как родича и союзника — это было очевидно.
   Темы обсуждения не выносились на общество, но того, к чему следовало подготовиться, оказалось очень много, а на удивление и восторг просто-напросто не хватало времени.
   Решение приняли такое: разведывательный отряд пойдёт на юго-запад, через земли Серебряной Мантии, по направлению к Пустыне. Тёмный отряд из Гарт-Хауэлла следовал почти тем же самым путём, и Ивик-Нивор, который назывался теперь первым именем, считал, что надо пойти за ним вдогонку.
   Фирдун дважды докладывал о странном чародее, и каждый раз Кетан чуял, что этот странник, которого он никогда не видел, именно тот враг, которого действительно боялись.
   Сам Кетан работал со своими скакунами и лошадьми, которых кайоги привели из долины — одни действительно ездовые, а другие — вьючные. Сначала Гьюрет и другие погонщики не хотели допускать оборотня и его скакунов к обожаемым ими животным. Но лёд сломила Эйлин, показавшаяся на второе утро, когда они вели коней вниз в долину, где те отбирались кайогами, чтобы пастись вместе. Хозяин Коней Джонк тоже явился туда, в сопровождении старых воинов и стройной женщины, одетой в платье, расписанное странными знаками, которая несла на бедре небольшой барабан.
   Эйлин взяла под уздцы Морну, всё время тыкающуюся в её спину мордой, пока Кетан вёл серого в яблоках жеребца. Сначала среди табуна поднялись ржание и визг и прочие знаки неудовольствия, и люди пытались успокоить коней. Но Эйлин подняла вверх лунный жезл. Беспокойные животные долины насторожились, пока она осторожно водила обвитым гирляндами лунных цветов жезлом над Морной и Труссантом.
   Сильное благоухание лунных цветов одолело запах пыли и пота, идущий от кайогских лошадей. Оба скакуна оборотней, спокойно стоявшие под жезлом, внезапно заржали, громче, чем кайогские кони.
   Потом животные долины успокоились. Они повернули головы к скакунам оборотней, но уже не вращали в ужасе глазами и не вскидывали морд.
   Эйлин кивнула Джонку и улыбнулась:
   — Хозяин Коней! Твоим добрым скакунам теперь нет нужды беспокоиться. Знай, что в Труссанте и Морне нет зла, и они будут им товарищами по походу.
   На пятое утро после прибытия людей Рита все приготовились к любому пути, который изберёт для них Ивик. Фирдун в последний раз проверил защиту, и они узнали, что Гарт-Хауэлл снова ограждён от любого прикосновения внешнего мира.
   Алон пытался связаться с Хиларионом, но понапрасну. Наконец они решили положиться только на собственные знания и умения. Кверт и два других юных кайога, Обред и Лиро, высказали желание пойти в поход, и когда они прошли испытание перстнем мага, их приняли.
   «Какой у нас маленький отряд», подумал Фирдун, прилаживая шлем, когда розовая полоска зари окрасила небо. Грифонийцы и Сильвия остались охранять Гнездо, а Ивик сообщил, что перстень обладает и другими свойствами, помимо отбора людей и указывания врат. С помощью тусклого камня время от времени маг мог сообщаться и с Алоном. Таким образом, они легко держали связь с теми, кто упорно сражался на их стороне.
   Маг намекнул, что по пути они могут подобрать и других союзников, не появлявшихся на территории Гнезда. Что случится в Долинах или в землях Мантий, они не знали, но, по крайней мере, предупредили их.
   Первый день похода прошёл быстро по территории, хорошо знакомой Фирдуну и кайогам. Они не замечали никаких других следов, кроме оставленных стадами кайогов, но по ночам всё-таки учредили постоянные посты. Когда луна снова стала входить в полную фазу, Эйлин укрепила жезл в центре стоянки и призвала на помощь и собственные силы.
   На пятый день после выхода в поход Фирдун почувствовал беспокойство с самого момента пробуждения и обошёл вокруг стоянки. Будто что-то кололо его, словно тёрн на дороге. Тут он столкнулся с Кетаном.
   — Там поднимается тень, — сообщил оборотень, — но ещё недостаточно сильная, чтобы её выследить. Разве только если ты захочешь, господин Фирдун.
   — Но разве это благоразумно следить сейчас за тенью? Если б оттуда чувствовалось что-то враждебное… — он не знал, отчего подумал об этом или почему заговорил о своей нерешительности вслух.
   Кетан просто кивнул и заметил:
   — Я думаю, это гораздо дальше в этом направлении, — и он показал на запад, где стояла тьма предрассветных сумерек.
   — Земли Серебряной Мантии простираются на север. Мы должны пересечь эти земли, чтобы достичь Пустыни. Если мы находимся достаточно близко к приграничью… Но это решать Ивику, — Фирдун быстро вернулся к центру стоянки, чтобы найти мага.
   Хотя он и держал открытым мысленный канал по мере их продвижения вперёд, он так ничего и не смог открыть, кроме следа Силы. Однако ничто сейчас и не таило зла. Но след могли оставить и приграничные стражи, расположившиеся для охраны, но не обнаруживающие себя до тех пор, пока то, что противостояло им, не оказывалось Тьмой.
   Они продвигались по необжитым краям, где не встречалось ни жилищ, ни имений. И жизнь, которую они видели, казалась другой, не такой, как в их отряде, она представала перед ними в виде маленького семейного стада, зубчатых верхушек травяных изгородей, каким-то существом, которое вдруг бросилось в сторону и зарычало, когда они прошли мимо. Фирдун заметил, как голова Кетана быстро повернулась и, открыв разум для мысленного посыла, он ухватил что-то вроде бормотания, похожего на речь этого существа: «Мир тебе, брат-в-шкуре, мы не охотимся на твоей территории!»
   И Фирдун мельком увидел степного кота с пятнистым мехом, который куда-то крался и ужасно негодовал на их вторжение.
   Ивик объявил дневной отдых у источника, у которого они и съели сухой паёк, состоявший только из сухарей, зато вволю попили воды. Эйлин порылась в большом общем вьюке и достала оттуда стебельки какого-то растения, придававшие вкус и свежесть пище, которые они и разделили меж собой.
   — За вершиной, — и маг указал на холм, у подножия которого и бил источник, — лежат земли Серебряной Мантии. Фирдун, так как ты ставишь защиты, то можешь когда необходимо и проходить сквозь них. Я же могу только видеть, — и он встал позади юноши, сидящего на земле, и положил ему руки на плечи.
   Повинуясь магу, Фирдун закрыл глаза и ощутил охранную стену. Юноша устремил к ней мысленный посыл, и, сосредоточившись, метнул словно копьё, сгусток лилового огня. Посыл коснулся стены и вошёл в неё. Они немного подождали, а потом…
   Ивик поднял голову, посмотрел в небо и молвил:
   — По воле Голосов, мы идём с миром, по своим делам. Прочтите наши сердца и изведайте правду!
   Охранная стена исчезла. Фирдун открыл глаза. Ивик прошёл туда, где Гьюрет держал его коня, и сказал:
   — Нам повезло, мы получили разрешение пройти.
   Страна, простиравшаяся перед ними, не отличалась разнообразием пейзажей, когда они поднялись на холм и обнаружили только звериные следы, ведущие вниз. Если там и располагалось какое-нибудь имение или стояла сторожевая башня, то ни дороги, ни тропы, которыми бы пользовались, там не оказалось.
   Они все ещё находились в пустынной стране, когда разбили на ночь стоянку, просто ещё дальше прошли к югу. Фирдун направился устанавливать на ночь защиту — и увидел на земле окружность, в которую и вступил.
   Дойдя до рощицы, он внезапно остановился, как будто бы удерживаемый каким-то заклятием. И заклятием это и оказалось, как юноше пришлось узнать мгновением позже. Хотя он и пытался воспользоваться даром, стремясь выяснить, кто же зачаровал его, все средства по контролю над чувствами вдруг отказали. И теперь он шагал, вопреки собственной воле, прочь от стоянки. Он обнаружил, что даже не мог послать мысленное предупреждение или позвать на помощь.