– Или оживили. Вернее, превратили в мертвоживых солдат.
– Да. Наверное. Мы не знаем. Полдюжины филидов присоединилось к нам в дороге, но друиды так и не появились, ни одного…
– Они все мертвы. Тот, кто правит мракобестиями, появился из жертвенного колодца. Он…
– Орхар рассказывал… И Брислан тоже?
– Даже он не смог справиться с Повелителем Праха. Друиды хотели принести меня ему в жертву, они решили, что это – Мадред.
– Но это был не он?
Септанта качнул головой:
– Не знаю. Может быть. Какая разница?
– Какая разница? – Лана с удивлением воззрилась на него. – Вечный! Как мы можем противостоять…
– Противостоять можно всему. Всем. Нет, я не думаю, что он Вечный. У него два глаза. И Лучшая Песня сказал, что это не так, потому что…
– Лучшая Песня? Так он… Что делал старец в Корневище? Эльхант, что там произошло?
Септанта помолчал, глядя мимо ее плеча, затем сказал:
– Драэлнор появился во время Мар Ани. Он теперь… он в виде музыки, которую видно, потому что она испускает свет. Я… Хорошо, тебе расскажу. Я упал в колодец, в нем была паутина. Портал, понимаешь? Такой… такое колдовство, при помощи которого старшие друиды и возникают нежданно в разных местах. Лучшая Песня спустился за мной. Через паутину я попал под Гору. Драэлнор дал мне рисунок, на нем – пещеры, туннели и порталы. Он сказал, что, возможно, детей деревьев может спасти Кольцо… или Око, не знаю, как его называть, – агач коснулся обруча на плече. – Оно…
– Это – Кольцо золотое? То, которое Артар… – Лана с изумлением пригляделась к обручу, протянула руку, чтобы дотронуться, но Эльхант взял ее запястье и отвел в сторону.
– Все это… все это невероятно, – произнесла она растерянно. – И как Око поможет нам?
– Не знаю. Драэлнор лишь надеется на это. Сказал – другого пути нет. Он собирался что-то разведать, пока я буду внизу. Теперь мне надо к нему – и побыстрее.
– Но как ты собираешься найти его? Где он сейчас? Ведь он прятался от всех.
– Лучшая Песня сказал – у Коры. Там есть приток, в излучине стоит его хижина.
– Но до Коры далеко!
– На поверхности тоже есть порталы, – возразил Септанта. – Один из них где-то рядом. По рисунку можно приблизительно понять где. Сейчас мы у разрушенного летающего корабля, на котором сюда попали живущие под землей карлики. Они называют себя гномами, это племя… не важно. Они помогли мне добраться до Ока, рисунок когда-то давно сделал один из них. Портал – дальше. Я иду туда, а вы возвращайтесь к воеводе.
– Пойдешь один, с Оком, через земли, кишащие мертвоживыми? Даже если до портала недалеко – все равно слишком опасно. Это неразумно, Эльхант.
– Один я смогу незаметно…
– Нет. Я пойду с тобой.
Это было сказано таким голосом, что Септанта внимательно посмотрел в лицо Ланы. Потом оба они глянули вниз – все это время, с того мига, когда амазонка попыталась коснуться золотого обруча, а он не позволил, агач продолжал сжимать ее запястье. Закусив губу, Лана попыталась высвободить руку, но Эльхант не отпустил. Какое-то время они стояли, не шевелясь, потом он шагнул к ней, обнял и наклонился, коснувшись губами ее губ.
С ними пошел Орхар – солдат один стоил всех остальных из отряда Ланы – и, к удивлению амазонки, Кучек. Лана попробовала прогнать его, но голем лишь ворочал головой и скрипел что-то невнятное. Других отправили к войску, наказав передать Монфору, что его дочь встретила пропавшего агача и вместе с ним направилась к устью Коры, в Предел Тверди. "Скажете отцу, чтобы войско ждало на северном склоне. Пусть разошлют небольшие отряды и наездников на грифонах: все, кто остался, должны собраться там, – напутствовала солдат Лана. – Скажете еще, что у нас с Эльхантом есть нечто, способное… быть может, способное спасти детей деревьев. Пусть ждут нас".
Амазонка приказала, чтобы один из солдат отдал Эльханту плащ, а другой – верхнюю рубаху. Дождь прекратился, дующий в вышине ветер начал разгонять тучи. Солнце, клонящееся к Пределу Тверди, посылало сквозь прорехи в облаках косые лучи. Папоротники, шелестящие тяжелыми сочно-зелеными листьями, с которых стекали крупные капли, остались позади. Путники покинули глубоко вдающуюся в предгорья долину, где на склоне лежал разрушенный летающий корабль гномов, и направились вдоль опушки Леса-Шептуна в сторону Коры. Судя по рисунку Путешественника, паутина была где-то здесь, у одного из каменистых холмов – гряда их тянулась вдоль Шепчущего леса.
– А фейка жива, – сказал Орхар в ответ на вопрос Эльханта. – Двух других погрыз пес, а эта спаслась. Я ее за собою в дупло затянул. Мы там лежали, а после к нам вторая прилетела, мелкая совсем… Вся в крови, в синяках, грязнущая… Рыдала. Я ее за пазухой спрятал. Зверь – тот, с хвостом – он нас вроде почуял, встал под дубом – сопит, рыгает… Я уж решил: все, пришла смерть. Думал цеп свой хватать да прыгать на него. Не сладил бы, нет, демон же, – да хоть бы помял бока ему. И тут голос. Такой… неживой. Навроде эха холодного. Позвал его, пес и ускакал. Я не выглядывал, боялся. Так и не уразумел, не то они в колодец сиганули, не то ушли куда. Стены-то ужо не стало к тому времени. Ну от… – солдат по привычке вытер нос рукавом. – Потом я, значит, выбрался, под утро, штоб уж наверняка никого вокруг… Баб этих крылатых успокоил кое-как… Хотя какое там "успокоил", ежели сплошь трупаки кругом, да не просто, а растерзанные, с кишками вывалившимся, а кто без башки или еще чего… Хех! Ну, пошли мы прочь. Как из Кричбора выбралися – не помню того. Фейка нас вела, Поэми. Им-то песнь лесная не так морочлива, они ж сами – лесные, от. Выбрались, стало быть, из Кричбора, поплюхали по полю, а там и наших увидали, они дальше шли, к Горе. А ты как спасся оттедова, дукс-агач?
Кучек топал позади них, а Лана легкой походкой шла впереди.
– А то ты не знаешь? – спросил Эльхант тихо, чтоб не слышала амазонка. – Когда я ей рассказывал…
Солдат хмыкнул.
– Заметил, а? Я пошел, штоб спросить кой-чего, а после услыхал, как ты ей про паутину толкуешь, ну и стал там за лестницей сломанной. Но ты не думай, как ты ее поприжал – я слушать перестал. Отвернулся сразу, а потом и назад пошел. Та рыбина деревянная, дукс… Што оно такое? Откуда взялось? Навроде корабль, но почему возле Горы он…
– На нем сюда гномы прилетели, – ответил Эльхант. – Карлики такие, они под Горой живут.
– Как – прилетели? Не могет быть, чтоб такое…
Идущая впереди Лана остановилась, и солдат замолчал.
Эльхант достал квадрат кожи, прислушиваясь к шуму, что доносился с другой стороны холма, положил на землю. Втроем они присели вокруг рисунка.
– Не пойму я, – проворчал Орхар. – Что это за каляки? – Махнув рукой, он отошел к голему, который стоял с оружием на изготовку.
– Как раз сворачивать пора? – спросила амазонка.
Эльхант упер палец в сетчатое пятно возле истрепанного края.
– Да. Прямо за холмом.
Они стали подниматься, обнажив оружие: шум, доносящийся с другой стороны, настораживал. С вершины открылся пологий склон, опушка Леса-Шептуна, возле нее – большое селение, а между селением и холмом – кладбище. Дома были трудноразличимы: плесневелый туман, будто низко опустившееся облако, стоящее на множестве расплывчатых столбов, скрывало их. Оно медленно приближалось, вяло переставляя ноги-столбы. В селении никого не было видно, на кладбище все застыло, лишь колонны болотной зелени двигались между могилами, заполняя воздух хлопьями не то тины, не то водянистого мха. Накрыв все селение, до могильных камней облако только добралось, большая их часть оставалась свободной, лишь дальние заволокла блеклая хмарь.
Под холмом стояла хижина с покатой соломенной крышей и распахнутыми дверями. Вокруг – голая или заросшая невысокой травой земля.
– Ну и где паутина твоя, дукс? – спросил Орхар недоверчиво. – Нету тут ни…
Из хижины донесся крик.
– Туда! – скомандовал Эльхант и побежал.
И услышал удивленное оханье солдата, скрипучий голос Кучека…
Он остановился на мгновение, оглянулся: вершина была далеко, три фигуры, спешащие по склону, маячили на фоне неба. Агач слетел вниз с такой прытью, что и сам не заметил, как очутился у домика. Спутники не преодолели даже половину склона.
– Эльхант! – прокричала Лана.
Септанта решил, что разберется с этим позже, и шагнул к распахнутой двери домика, где скорее всего обитал кладбищенский смотритель – обычно это был бард или молодой филид, помогающий друиду отправлять ритуал погребения и выполняющий другую работу. Лана с Орхаром быстро приближались, позади тяжело топал голем. Из двери донесся шум, Эльхант поднял кэлгор. В домике было полутемно – смутный силуэт возник там, и тут же звук шагов донесся со стороны кладбища. Септанта повернулся боком к дверям, чтобы в поле зрения оставались и они, и могильные камни.
Это оказался железнодеревщик в кирасе. Он пятился, волоча что-то. Лана остановилась рядом, тут же подбежал Орхар.
– Как ты успел… – начала она и смолкла, увидев фигуру, которая теперь целиком выступила из домика, вцепившись в длинные патлы того, кого тащила за собой.
– Седобородый! – рявкнул Орхар, показывая в сторону кладбища. – Мертвяк…
Услыхав голос, железнодеревщик бросил тело филида и повернулся. Лицо его было синим, губа отвисла, глаза запали, на груди – запекшаяся кровь. Ни слова не говоря, он потянул из ножен меч, но Эльхант ткнул кэлгором – и чуть не упал головой вперед. Мертвое тело, влажно хлюпнув, отлетело так, что ударилось о дверной косяк и почти сломало его вместе со стеной – бревна затрещали. Орхар крякнул, Лана ахнула. Мертвец свалился на землю, а Септанта с удивлением поднял меч, разглядывая его и свои пальцы, крепко сжимающие рукоять.
– Я… – начал он, и тут сбоку полился знакомый голос:
– Снова ты, живой? Я спустился за тобой в брызги Полномастии. Ты… – Эхо, донесшее отголоски слов из какого-то иного, мрачного мира, смолкло.
Септанта, Лана, Орхар и подошедший Кучек обернулись к седовласому существу, что приближалось со стороны кладбища. Позади него облако эфирной плесени двигалось, шевеля призрачными столбами, переставляя их, подтягивая свое расползшееся осклизлое тулово и заволакивая пространство. В каждой "ноге" была фигура, которая, качаясь из стороны в сторону, шла по кладбищенской земле.
Мертвоживой друид молчал, темными поблескивающими глазами уставившись на Септанту. Агач скосил глаза на обруч, охватывающий плечо. Мертвец вдруг качнулся, будто тот, кто управлял телом, покинул его, не справившись с изумлением. Бывший друид стал заваливаться на спину, ноги подогнулись – и сразу вновь распрямились.
– Мир. Мир у тебя! – прошелестело холодное эхо. – А тело Октона, живой? Ты нашел и его?
Мракобестия широкими шагами устремилась к агачу, вытянув руки, чтобы вцепиться в золотой круг. Эльхант отпрянул, взмахивая кэлгором, и тут же серп на конце длинного древка, описав дугу, опустился на голову мертвеца.
В этот раз не было беззвучного воя и прозрачных червей, произошло нечто другое: тело сложилось, вмялось само в себя, а после растеклось блином пены, крупных пузырей, густой жижи. Масса белого света распалась отростками; стремительно вытянувшись, они плеснулись обратно к кладбищу, разошлись веером – каждый достиг одной из могил и впился в нее, зарылся под камень.
Плесневелое облако содрогнулось, за миг покрыв половину расстояния до холма. А могильные камни уже шевелились, взрыхляя землю, приподнимались и накренялись.
– В дом! – приказал Эльхант.
Они гурьбой ввалились в хижину. Орхар захлопнул дверь, сдвинул деревянный засов.
В очаге горел огонь, на столе стояли миска и кувшин с чашкой, под стеной – сундуки. Кроме двери, наружу вели два узких окна с распахнутыми ставнями.
– Они окружат… – начала Лана, но Септанта, метнувшись за стол, перебил:
– Закройте окна.
Положив меч на дощатый пол, он широко расставил руки, схватил сундук и понес к двери.
– Дукс… – растерянно протянул Орхар, захлопывая ставни на одном окне, в то время как амазонка занималась другим. – Как ты его поднял?
Септанта, бросив ношу у двери, побежал назад, на середине комнаты остановился, глянул на сундук, потом – на свои руки.
– Не знаю, – пробормотал он, вновь обегая стол. Навстречу уже шел Кучек со вторым сундуком.
На него взгромоздили третий, и в конце концов дверь была привалена ими полностью. И тут же она содрогнулась от мощного удара снаружи.
– Ну и где твоя паутина, дукс? – спросил солдат. Он прижался спиной к стене возле окна, с цепом на изготовку. Ставня затряслась, потом хрустнула.
Стоя посреди помещения, Эльхант огляделся. Обычная хижина…
Дверь содрогнулась вновь.
– Эльхант! – позвала Лана.
Углядев прибитую к стене мешковину, Септанта бросился к ней, сорвал – там была узкая полутемная кладовка с полками. Глиняная посуда, связки трав, старый топор… Агач вернулся, вновь посмотрел по сторонам. Он мог ошибиться, хотя по рисунку выходило, что паутина где-то здесь. Но на коже не было никакой хижины – конечно, ведь Дик-Путешественник нашел и исследовал паутину порталов давным-давно…
Кучек, скрипя досками, шагнул ко второму окну, когда ставня чуть не вылетела под могучим ударом.
– Живой! – донеслось снаружи.
Септанта глянул на голема, потом топнул ногой.
– Пол. Сломай его!
Тот скрипнул что-то неразборчивое и затопал на середину помещения, не обращая внимания на стол и табуреты, сдвигая их. Грохнул перевернувшийся кувшин, что-то полилось, посыпались остатки еды. Голем наклонился и вонзил серп в доски.
У окна солдат сдавленно выругался, и агач повернулся к нему. В щели просачивалась дымная плесень: зеленые струйки изогнулись, расплываясь облачками и воспаряя к низкому потолку. Затрещало дерево, пол дрогнул. Кучек рывком выпрямился – часть досок с хрустом сломалась, полетели щепки.
– Срывай дальше.
Лана вдруг прыгнула к тому окну, которое раньше охранял голем. Ставня накренилась, сорвалась и упала: поток марева вяло потек внутрь. В проеме появился череп. Амазонка вонзила в него меч, отбросила назад, чуть попятилась, приготовившись нанести удар тому, кто попытается пролезть следом за первым гостем. Со всех сторон легкие струйки тянулись вверх, вливаясь в плесневелый дым, слой которого закрыл потолок. Дым уплотнялся и набухал, нижняя граница опускалась.
– Вот он!
Лана обернулась. Под досками была плотно утрамбованная земля, и ближе к дальней стене на ней мерцала сиренево-желтая паутина – округлая, шириной в три шага, посверкивающая радужными искрами.
– Подожгите дом!
Орхар с размаху ударил шипастой грушей по голове, возникшей на месте проломленной ставни, и отпрыгнул от окна. "Зачем…" – начала Лана, но голем, не задавая вопросов, уже шагнул к очагу, занес ногу и пнул его так, что скрипнули, накреняясь, камни. Железная дверца оторвалась, угли пополам с горящими дровами полетели наружу.
В этот миг сундуки у двери наклонились, медленно заваливаясь, а сквозь окно просунулась рука и ухватила цепь, которой железная груша крепилась к древку. Звенья были покрыты острыми выступами, но костям не страшны порезы. Орхар отшатнулся, дернул и втащил мракобестию в комнату. Со скелета комьями сыпалась земля и ошметки гнили; следом лез еще один.
От досок возле очага пошел дым. Сундуки упали вместе с дверью, в проеме возник здоровенный зомби. Орхар сумел вырвать цепь из костяных пальцев и замолотил грушей, круша череп. Второй скелет протискивался в окно. Лана, занося меч, шагнула к нему, когда что-то подхватило ее, вознесло в воздух.
Голем всадил серп в брюхо зомби и приподнял. Сжимая древко обеими руками, попытался выбросить мракобестию из хижины, но в проем уже лезла толпа других.
Амазонка извернулась, когда ее пронесли через все помещение, увидела обхватившую талию руку и выкрикнула:
– Отпусти!
Когда Лана оказалась над паутиной, Септанта сделал то, о чем она просила: световые нити с тихим хрустом прогнулись, и тело амазонки исчезло из помещения.
– Орхар, туда!
Солдат бросился от окна, вытянув руки с цепом, будто в воду, нырнул следом за Ланой. Из-за очага валил дым, бревна уже горели. Зеленая пелена достигла темени Эльханта, ну а голова Кучека целиком скрылась в ней. Из обоих окон и от двери лезли мракобестии. Огонь расходился – угол, где стоял очаг, пылал, темный дым смешивался с хмарью под потолком.
– Иди, – скрипнул голем, взмахивая серпом и подсекая ноги скелета. – Кучек позже.
Эльхант кивнул, пятясь. Едва различимый в дыму голем вращал оружием. От дверей и окон приближались фигуры. Оглянувшись, Септанта сделал еще шаг и ногами вниз провалился в паутину.
И захлебнулся ледяной водой.
Глава 5
Здесь была не дымка, но паутина, такая же, как в хижине у кладбища. Она прилипла к коряге, лежащей между двумя валунами, едва различимая в мутной воде. Извивались плоские стебли водорослей, течение вздымало со дна завихрения песчинок. Выпав из паутины, Септанта задергался, оттолкнулся от камня, проехавшись скулой по шершавой поверхности другого, потерял направление, не понимая, где верх, а где низ… холодный и темный мир вокруг него содрогнулся, взмыли серебристые пузыри вырвавшегося изо рта воздуха. Потом все поплыло, потекло быстро чернеющими красками, распалось ледяными брызгами, обнажая подкладку, на которую был наложен холст мира – он пошел белыми пятнами разрывов, и вдруг одно из этих пятен обернулось лицом Ланы.
Эльхант содрогнулся, сипя, извергнул воду. Лицо склонилось ниже, губы раздвинулись – амазонка что-то спросила. Агач перевернулся на бок, вода потекла из носа и рта. Он лежал на пологом берегу, ногами в реке; стоящая на коленях Лана держала его под мышки. Обруч был на левом плече.
– Меч… – выдохнул Эльхант, с хрипом втянул воздух и уже разборчивее сказал: – Кэлгор…
Вода плеснулась – в нескольких шагах от земли во весь рост встал Орхар. Вместо цепа в его руках было оружие Эльханта. Солдат бросил его вперед, повернулся и нырнул.
– Вот он. – Лана, отпустив наконец агача, потянулась к упавшему рядом мечу, ухватила за рукоять и подтащила его.
Мелкие волны набегали на берег. Противоположный был виден неясно: наступил вечер. Сжав пальцы на затупленной возле рукояти части клинка, Эльхант сел. Лана провела ладонью по его лбу, стирая не смытую водой полоску гари.
– Только теперь поняла, зачем ты велел поджечь дом, – сказала она.
– Если завалит горящими обломками… Может, не найдут. Хотя…
Орхар появился вновь, торжествующе потряс цепом и побрел к ним.
– А Кучек? – крикнула Лана.
Стоя по пояс в воде, солдат развел руками.
– Он остался там! – Амазонка вскочила. – Надо вернуться… нет. Как мы теперь попадем туда?
Голая земля тянулась на три дюжины шагов, дальше начинался кедровник; возле опушки стояла хижина вроде той, у кладбища, но с необычной остроконечной крышей, напоминающей колпак из досок. Позади строения, между деревьями, виднелся сарай.
Орхар подошел к Лане с агачем, и все трое повернулись к реке. Вода текла с них. Эльханта еще немного покачивало.
– Остался там, – повторила амазонка.
– Сгорел глиняный… – согласился солдат. – Или, мож, отбился от них да выскочил, пока крыша не провалилась? Дукс, што это с тобой в том доме… Как ты сундук поднял? И с холма… ты вниз слетел – я моргнуть не успел.
– Глядите!
Лана показала на что-то округлое, темно-серое, возникшее в воде. Оно рывками двигалось к берегу.
Зазвенела цепь: солдат поднял оружие.
– Нет, это он, – сказал агач.
Серый круг увеличился, ручейки заструились по нему от центра к краям. Он стал полусферой, потом шаром – со смазанными, неявными чертами плохо вылепленного лица, с глазами-дырами и трещиной рта. Из них текла вода.
– Хех! – Орхар опустил цеп. – Ну точно… ему ж дышать не надо!
Кучек шел по дну, быстро приближаясь.
– Серпик, – скрипнул он, выбравшись по пояс. Когда голем заговорил, изо рта выплеснулся целый водопад. – Серпик потерян. Убоюн. Кучек без убоюна.
– Э, да ты черный весь, – заметил солдат. – Слышь, здоровяк, обгорел ты…
– Крепче кожа будет, – ответствовал голем, проходя мимо. Не останавливаясь, он затопал в сторону хижины. – Прокалилась, задубела. Убоюн Кучеку!
Они оглянулись: голем целеустремленно топал вперед.
– Чего это он… Мозги спеклись у глиняного? – удивился Орхар.
Эльхант сказал:
– Это жилище Драэлнора. Идем.
Внутри никого не оказалось. Кучек сразу направился к сараю, принялся чем-то греметь и шуршать там, остальные вошли в хижину. Орхар сунулся в кладовку, нашел жбан с молоком и краюху хлеба, сев за колченогий стол, принялся с аппетитом чавкать и хлебать молоко прямо из горлышка.
– До меня топайте, – предложил он, хлопая по лавке рядом. – Тока чашки раздобудьте в кладовой.
Очаг давно остыл. Кроме стола, в комнате, полной острых, кислых запахов, стояла пара сундуков да низкая лежанка. На окнах не было ставен, лишь куски холстины, на двери – засова или щеколды. С балок под низким потолком свешивались связки трав, веревочные сетки, полные кореньев и высохших бледных клубней.
– Точно Лучшая Песня здесь обитает? – спросил Орхар. – Не боится, однако, старец никого, двери не запирает… Что там глиняный наш поделывает? Пойду гляну.
Лана с Эльхантом вышли вслед за солдатом. Кучек неподвижно стоял под хижиной со стороны реки. В руках была длинная, чуть кривоватая палка с ржавым серпом на конце.
– Плохое, – молвил голем не оборачиваясь, когда они приблизились. – Неказистый убоюн. Другой отсутствует. После Кучек краше оружие найдет.
– Что ты там выглядываешь? – спросила Лана.
– Огонька много было, – пояснил он, все так же пялясь на реку. – Крыша вниз скоро рухнуть должна. Могло завалить паутинку, но вдруг? Если полезут из воды кости, Кучек здесь будет. Следить будет. – Он тяжело сел, положив свое новое оружие на округлые, покрытые мелкими трещинами колени, и заключил: – Всю ночь.
– Будем ждать Лучшую Песню, – подтвердил Септанта, когда Лана и Орхар повернулись к нему. – Он знал, что я появлюсь. Должен прийти.
Они стали возвращаться к хижине, и тут впереди раздался шум. Все трое одновременно схватились за оружие, когда увидели фигуры между деревьями. Похрустывая ветками, из лесу появился отряд орков – в основном желтокожих, хотя были среди них и зеленые. Многие ранены, все выглядели помято и устало. Во главе шел высоченный вожак с длинным копьем на плече. Он остановился, вскинув голову, и вслед за ним стали остальные. Раздалось ворчание.
– Меньше дюжины их, – прошептала Лана.
Вожак склонил голову набок, разглядывая троих возле хижины. На низком морщинистом лбу и правой скуле виднелись темные пятна запекшейся крови. Вдруг он поднял лапу и показал череп, который держал, просунув пальцы в глазницы.
– Харгархх! – донесся не то вопрос, не то восклицание.
– На орков мертвоживые напали, – поняла Лана. – Их больше, но они без сил… Можем добить сейчас, мы же с Кучеком, да и Орхар…
– Уходите! – прокричал Эльхант, поднимая руку. – Ступайте к Горе! Здесь не выжить.
Он махнул в сторону Предела Воздуха и медленно положил кэлгор на землю.
Еще несколько мгновений вожак глядел на них, потом с размаху швырнул череп себе под ноги и наступил на него. Раздалось неразборчивое ворчание; орки направились дальше – наискось от леса, прошли позади хижины, постепенно удаляясь.
– Зачем? – спросила амазонка.
– Сейчас не они главные наши враги. – Эльхант поднял меч.
– Да, но… Все равно – орки растерзают любого из нас при первой возможности. А это – еще и желтые. У них есть жорганы, белые кабаны. Они куда хуже жургов. В детстве, когда я не слушалась, нянька пугала ими.
– А я видал жорганов, – Орхар поежился. – Однажды, во время того боя… Горак на белом скакал. Он как… как корова все одно! Ладно, чего там. Ушли они – и Мадред с ними.
В конце концов солдат спать в хижине отказался. Покосившись на Лану с агачем, он сказал, что от духа друидских трав его мутит и в голову лезет что-то дивное, да и одежа на ветерке быстрее обсохнет, и вообще он привык почивать под звездами. Орхар залез в кладовку, вытащил ком тряпья, затем, бормоча что-то про ночной холод и про то, что "вы тута и так не померзнете", забрал с лежанки покрывало, после чего удалился. Вскоре снаружи донесся скрип двери – почему-то, несмотря на свои слова, солдат решил спать не под звездами, а в сарае. За окном, если приподнять холстину, можно было увидеть неподвижного Кучека, сидящего лицом к реке. Стемнело окончательно. Под потолком между балками едва заметно мерцали, то исчезая, то возникая, блеклые расплывчатые светляки. Из сарая некоторое время доносился шелест соломы и приглушенное ворчание Орхара, затем все смолкло.
* * *
– Матери не помню, – сказал Эльхант, кладя руку под голову. Вторая его рука лежала на затылке Ланы, пальцы перебирали ее волосы. Их одежда сохла, развешенная на табуретах и столе. Септанта лежал на спине, уставившись в потолок, амазонка – на боку, щекой на его плече.
– Помню только что-то большое и светлое. Волосы почти белые. Она умерла, когда мне восемь было. Через год после изгнания.
– А отец? – спросила Лана.
– Альвар… он строгий был. Но такой… рассеянный. Что-то велит сделать, а после забудет. Серьезный. Думал всегда о чем-то своем.
– Как он погиб? Если не хочешь – не говори.
– Нет, я могу. Он орков лечил и заразился от них.
– Орков? – Она с удивлением приподняла голову, разглядывая его лицо в профиль.
– Детенышей, да. Появились филиды и друиды, отрядом. Пришли за Альваром, чтоб убить его. Или, может, чтоб пленить и в Корневище привести. Думаю, их оллам послал. Но они ж Гравийской пустоши не знают совсем. Между Баркентинами и Горой Мира прошли, потом через Кору, мимо руин как-то проскользнули… и в пустоши на стаю орков сразу наткнулись. Не воинов, а пастухов. Хотя орки – они все воины, если нужда… Они на сынов омелы и наскочили ночью, те прям возле их становища лагерем стали, не заметили даже. Друидов два было, да пятеро филидов. Орки их порезали, прежде чем те сообразили, что к чему, только один песнь боли успел затянуть… Взрослым оркам ничего, а детенышей несколько, которые с ними пришли, – тех свалило. Друиду рот заткнули, чтоб не пел, и к дереву прибили. Утром два детеныша до нас добрались, до нашего дома, – стонут, плачут, все в язвах, волдырях. Альвар их вылечил и пошел к становищу. Нашел друида, уже едва живого, с дерева снял. Тот ему рассказал, откуда они взялись, потом помер. Отец тогда к оркам. Остальные детеныши у ручья лежали, подыхали уже. Он их вылечил. Но зараза на него перешла.