– Змей, – скрипнул голем.
– Что? – Септанта оглянулся, затем посмотрел вниз: длинное серебристое тело с несколькими седоками взлетело от одной из проплешин.
– Змей. Ледяной.
– Это дракон, – ответил агач. – Я слышал про них от отца и Лучшей Песни, хотя никогда не видел… И я не думал, что они такие.
– Холод, – скрипнул голем, помолчав. – Змей зимы.
Вырубки остались позади. Дракон летел следом, чуть в стороне от Птицы, догоняя. По чешуе его, состоящей словно из треугольных льдинок, пробегали волны радужного свечения. Голова, шея, туловище, хвост – все было примерно одной ширины, дракон напоминал змею. И никаких крыльев. Будто плывя против течения реки, он извивался, пропарывая холодный воздух, вворачиваясь в него, отталкиваясь боками, подгребая хвостом, и таким образом стремительно двигался вперед.
А еще у него были усы: длинные и белые, толстые в основаниях, то есть у впалых, покрытых чешуей щек, сужающиеся к концам. Их, будто вожжи, сжимал первый из седоков. Сверху Эльхант видел три головы в меховых шапках. Сидящий позади был вооружен щитом. Когда дракон, взлетев на высоту Птицы, понесся в двух дюжинах локтей от нее, стало видно, что щит этот странной формы: вроде приплюснутого сверху и снизу ромба, горизонтального, чтобы прикрывать бок зверя и двоих, сидящих впереди. Под щитом виднелись ноги в меховых сапогах, а над ним – плечи и головы. Тот, что сидел в середине, имел длинную бороду, встречный ветер распластал ее по плечу. Тупые носки сапог были вставлены в стремена: под плоским белым брюхом дракона тянулись ремни подпруги.
Бородатый приложил ладони ко рту и что-то выкрикнул, но ветер унес слова. Тот, кто держался за усы дракона, потянул: шея зверя изогнулась, хищная морда с неподвижными змеиными глазами обратилась к агачу – и расстояние между ними сократилось вдвое.
– Вниз! – Хриплый голос достиг ушей Септанты. – Опускайтесь!
Лес закончился, впереди выросли пологие вершины.
– Вы следопыты? – прокричал Эльхант в ответ. – Охраняете границы?
Вспомнив слова Патлока, он сдвинул на себя подкову: нос летуна приподнялся, машина будто подскочила на некрутой воздушной горке и вновь выровнялась. И тут же под ней оказались горы. Белая пелена с буграми присыпанных снегом кустов понеслась в дюжине шагов под ногами агача.
Справа возникла вспышка. Бородатый наездник выпрямился на стременах, повернувшись к летуну, вскинул руки над головой…
Сверкающий белым и голубым льдистый шар понесся к Птице. Септанта пригнулся; заклинание, оставляя за собой шлейф бушующих льдинок, пронеслось между ним и големом. Волна холода накрыла машину, она качнулась, завалившись на правое крыло, стремительно нырнула… Эльхант нажал на рулевую дугу. Брюхо летуна чиркнуло по снегу, взметнув позади клокочущую дугу; затем машина, пробив носом мохнатый белый куст, рывком поднялась. Маг вновь привстал. Выдернув из чехла огнестрел, Эльхант направил длинный ствол в сторону дракона и дернул крючок.
Его руку и плечо толкнуло так, что он рывком съехал с сиденья, выпустив оружие, которое, вращаясь, врезалось в снег. Повиснув на боку машины, агач, чтоб не упасть, ухватился за конец подковы и вывернул ее до упора. Машина завалилась влево и понеслась всего в двух локтях над пологой вершиной – описала круг, а потом Эльхант сумел выпрямиться и выровнять рулевую дугу.
Льдистая чешуя на голове дракона покрылась сеткой тонких трещин, в которых проступила кровь: ромбами очертила чешуйки по всей щеке. Зверь содрогнулся, взмахнув хвостом так, что сидящий третьим наездник не удержался в седле. Поток воздуха швырнул его назад: кувыркаясь, северянин прокатился по хвосту и исчез позади вместе со щитом.
Тот, кто сжимал усы дракона, привстал в стременах, что-то вопя. От чешуи на щеке отделился длинный лоскут, затрепетал в воздухе, будто узкая лента из льдистой ткани. С конца его сеялись красные капли. Дракон дернулся вновь, завалился на бок – и головой врезался в снег. Двое кубарем полетели с него. Лишь чудо помогло им не упасть с отвесного склона: вершина горы здесь заканчивалась. Еще мгновение – и далеко под летуном распростерлась сверкающая всеми оттенками белого и голубого долина в окружении гор; долина, полная ледяных дворцов, изгибающихся стен, меховых шатров, сложенных из снежных блоков башен – и всполохов огня, что лился на все это с оранжевых лодок. Септанта лишь мельком оглянулся, чтобы увидеть северян, шевелящихся на краю обрыва, и лежащего в снегу дракона. Покрепче ухватившись за концы рулевой дуги, он уставился перед собой.
– Много, – скрипнул сзади Кучек. – Много корабликов.
Их и вправду было много. Над крышами летали и ледяные драконы, и оранжевые лодки, и машины, формой напоминающие снежинки. Видно было, что последние принадлежат северянам – они не подпускали солов к городу, а те стремились прорваться к нему сверху. Впрочем, некоторым все же удалось опуститься, и когда под летуном потянулись городские кварталы, Септанта увидел, что сражение кипит не только в воздухе, но и на заснеженных улицах. Накрывая ледяные стены зданий круговоротом бликов, там то и дело вспыхивали огненные шары, и в ответ летели голубые росчерки холодных заклинаний. Оранжевые и черные фигуры – последних было куда больше – сновали между другими, одетыми в меха; взблескивали клинки, взлетали копья.
Летун несся невысоко над крышами, приближаясь к башне, что стояла в центре города. Она имела форму перевернутого ведра, очень широкого у основания. Другие постройки северян, даже шпили самых больших дворцов, едва достигали четверти высоты этого здания, сложенного из огромных, в три эльфийских роста, ледяных глыб. Над башней бурлили облака. Из белого варева опускался большой ковчег с покатым корпусом, формой напоминающий разрезанную вдоль каплю воды.
В узких, мгновенно возникающих и тут же исчезающих просветах между облаками мелькали части той громадины, что находилась выше, – нечто темно-коричневое, неровное. Эльхант не мог разглядеть лучше. Ему казалось, что он – пловец, нырнувший в океан, по поверхности которого плывет исполинский корабль… но плывет очень необычно, скорее – скользит низко над водой, едва касаясь ее.
Агач пригнулся, когда сбоку вылетела оранжевая лодка: парус пылал, позади кормы стелился дымный шлейф. По палубе сновали чернокожие. Тут же снизу поднялся ковчег северян, напоминающий сине-белую снежинку: остов в виде колеса, из которого торчало семь остроконечных выступов, и на каждом круглая оружейная башенка. Над корпусом возвышался косой парус, а над башенками виднелись устройства вроде луков на широких подставках. Возле одного суетились люди в мехах. Эльхант рванул подкову, пытаясь увести летун вправо. Оружие выстрелило, копье вонзилось в днище оранжевой лодки, но это не помогло северянам. Машина солов рухнула на "снежинку", сломав мачту, и рассыпалась горящими обломками. Все заволокло дымом.
Башня, пока еще далекая, быстро приближалась. Ковчег-капля опускался к ней, а от городских крыш наперерез летела почти дюжина драконов с наездниками. Чтобы помешать им напасть на ковчег, навстречу мчались оранжевые скорлупки. Засверкало, загрохотало, когда множество огненных шаров и ледяных молний устремились друг к другу.
– Змей, – скрипнул в ухо голем.
Эльхант навалился на подкову, направляя летун к крышам. Смертельно раненный дракон, потерявший всех своих седоков, двигаясь по спирали, пронесся мимо. Раздался грохот. Левое крыло хрустнуло, машину качнуло так, что на мгновение весь мир провернулся, и Эльхант очутился головой книзу, ногами сжав покатые деревянные бока. Летун качнулся обратно, почти выровнялся. Почти – потому что левое крыло накренилось, треснув у основания.
– Держись! – прокричал Септанта.
Стеклянный колпак покрыла сетка крошащихся трещин, и теперь он плохо видел, что происходит впереди. А там полыхнуло так, будто над городом зажглось второе солнце. Лучи света ударили во все стороны; от домов, от фигур снующих между ними людей протянулись глубокие синие тени, и гул разлился круговой волной. Летун мелко задрожал.
Привстав, Септанта выглянул из-за колпака. От большого ковчега, зависшего возле башни, отделился шар пламени, преодолел разделяющее их расстояние и впился в стену. Лед взорвался, фонтан белоснежных осколков напополам со сгустками огня выстрелил, сбив двух драконов и оранжевую лодку. Из пролома хлынула вода, поток ее, полный колотого льда, упал вниз, серебристым гибким языком лизнул стену. Он иссяк еще до того, как нижняя его часть достигла снега у подножия башни. Большой ковчег грузно качнулся в воздухе и уперся бортом в стену под проломом. Там возникло движение, замелькали оранжевые фигуры.
Эльхант сидел, выгнув спину, то и дело сползая с сиденья. Птица летела, сильно накренясь. Агач повернул дугу, пытаясь выровнять ее и направляя к пролому. Вокруг не осталось ни одного дракона, лодки или снежинки – они либо уничтожили друг друга, либо погибли под огненно-ледяным фонтаном, вырвавшимся из башни. Большой ковчег начал разворачиваться, затем полетел вверх. Вспоминая объяснения Патлока, Эльхант потянул один рычаг, нажал на другой. Гул сине-зеленой струи, бьющей из трубы, стал тише.
Ковчег медленно уходил в облачную кипень над башней. Пролом был прямо впереди, Эльхант видел ведущий внутрь зев, каемку подтаявшего льда и бело-голубое сверкание в глубине. Он уменьшил скорость, осторожно поворачивая рулевую дугу. Птица влетела в пролом. Толщина стены достигала дюжины шагов, несколько мгновений они двигались по ледяному коридору. Впереди что-то хлюпало. Белые стены разошлись, открыв зал, полный плеска воды и сияния искр.
Септанта до предела вдавил рычаг. Гул стих, позади сине-зеленая струя исчезла. Пролетев еще немного, Птица начала опускаться. Слева Эльхант видел оплавившуюся воронку в полу – от нее сквозь нижние этажи тянулся лабиринт упавших ледяных глыб и просветов между ними, – а впереди высился белоснежный, наполовину растопленный трон. На нем сидел древний старик. Летун плюхнулся надутым брюхом о пол, подняв брызги. Агач слез. Когда его примеру последовал Кучек, машина начала всплывать – Септанта ухватил ее за нос, придерживая, велел:
– Сядь. Иначе улетит.
Голем взгромоздился обратно. Обнажив меч, Эльхант пошел сквозь весеннюю капель, по весело журчащим ручьям, к трону.
Он долго находился на летуне, и теперь тело протестовало, колени плохо сгибались… Но зато иные, необычные ощущения возникли в нем. Будто бы шестерни, ребристые колеса перекатывались в мышцах, а стальные пружины сжимались в суставах и сухожилиях. Сквозь ткань кошеля Септанта нащупал жемчужину и пошел быстрее.
И остановился, увидев статую: ледяную глыбу, в которую был вморожен еще один старец, могучий великан с длинными седыми волосами, собранными на затылке в хвост.
В этом помещении не было углов и острых выступов, лишь гладкие покатые поверхности. Лес огромных сосулек украшал выпуклый свод. Эльхант шел, будто под дождем – с каждой капала вода. В ледяных толщах застыли размытые полосы, мазки нежно-голубого света. Мириады искр перемигивались по всему залу. Стоящая под стеной кубическая глыба с вмороженным в нее старцем была идеально прозрачной, будто из чистейшего хрусталя. Часть ее оплавилась, стекла – старик оставался во льду, но правая рука, которую он вытянул перед собой, показывая на что-то, торчала наружу. Запястье было отсечено, Септанта видел срез, белый, крошащийся, словно то, в чем находился человек, целиком проморозило его тело.
Агач оглянулся: летун висел возле пролома, голем сидел, чуть покачиваясь, не позволяя машине взлететь.
Трон находился рядом со статуей. Чем ближе подходил к нему Эльхант, тем холоднее становилось. Сидящий человек не шевелился. На лысой голове розовел глубокий ожог, одежда обгорела. И он, и тот, что был вмурован в прозрачный лед, казались глубокими стариками.
Эльхант остановился на краю дыры, видя уходящий вниз лабиринт ледяных глыб. В глубине что-то двигалось, оттуда доносился хруст… кто-то пытался добраться до зала. Воздух потрескивал от холода. Септанта еще раз внимательно огляделся. Нет, Слезы здесь не было, надо искать ее в другом месте, где-то в городе…
– Хозяин? – прошептал голос. – Аркмастер… там красиво?
Агач повернулся так резко, что чуть не упал в дыру. Старик на троне шевельнулся, голова его затряслась. Масляно поблескивающие обожженные губы приоткрылись.
– Вы вернулись за мной…
Эльхант шагнул к трону. Стужа окутывала его посверкивающим искристым облаком.
– Вы говорили: белый мир в оковах льда… – прошептал старик. – Заснеженная страна, вечная зима и кони… Голубые гривы у них. Скачут по белым равнинам… Это красиво, хозяин?
– Кто ты? – спросил Эльхант, склоняясь ниже. Слезящиеся, затянутые морозной пленкой глаза смотрели на него – и не видели. Вокруг правого тянулась морщинистая каемка, след давнего ожога.
– Не узнаете меня… Так много лет прошло… Я живу и живу. Умереть… должен был умереть давно… Но ваш холод заморозил жизнь во мне, и вот… К себе, хозяин, наконец-то вы вернулись за старым Хуго, заберите к себе. Я верю вам, там прекрасно… Ведь вы сказали это, когда уходили… Сказали, когда-нибудь вернетесь и возьмете с собой… Я, хозяин, ведь это я, ваш старый слуга… Гело! Мы вместе… через столько прошли, Гело, теперь – возьмите к себе…
Шум внизу усилился; отвлекшись от старика, Эльхант вновь заглянул в дыру. Теперь он различил троих, взбирающихся по ледяным перекатам. Пожилой здоровяк в белых меховых одеждах и колпаке, и двое северян помоложе, оба наголо стриженные – на лысинах их поблескивали блики. Один остановился, поднял голову – Эльхант отпрянул, но успел заметить длинные светлые усы.
– Отец! – донеслось снизу.
– Правитель! – прокричал другой голос. – Теплые внезапно отступили, их лодки поднялись… Правитель Чаттан, что с вами? Слеза в сохранности?
– Слеза… – прошептал старик, и агач наклонился к нему.
– Да, – сказал он. – Слеза Мира. Где она?
Веки, на которых не осталось ресниц, медленно опустились.
– Браслет, – прошептал голос. – Гело, иду за вами…
Эльхант развернулся к вмороженной в лед статуе. Глаза его сощурились, взгляд скользнул по седой голове, широким плечам, опущенной вдоль тела левой руке и поднятой правой…
Хруст льда прозвучал вновь, совсем близко. Бросившись к летуну, агач закричал:
– Назад! Кучек, поверни его!
* * *
Теперь летун едва слушался. Септанта развернул его носом вверх – они поднимались почти отвесно. Машину шатало, гул сине-зеленой струи стал неровным. Иногда он прерывался, а после в железном баке что-то хлюпало, и струя выплескивалась с прежней силой, толкая деревянную птицу. Крыло трещало – вот-вот отвалится. Но облака уже приближались, в разрывах то и дело мелькало что-то коричнево-желтое.
Кучек молча сидел позади. Эльхант, прижатый к спинке сиденья, несколько раз выглядывал из-за колпака – сквозь покрытое трещинами стекло почти ничего не было видно. Когда агач посмотрел в очередной раз, облака клубились уже прямо перед ним: бушевала метель снежных хлопьев, длинный белый клок изгибался на ветру, поворачивался, а дальше в узком просвете темнело нечто, висящее в дюжине дюжин шагов над облачным слоем.
Септанта дернул рычаг, в трубе взвыло, летун качнулся, затрещал. Взрезав крылом пуховую массу, оставляя за собой полосу мятущихся хлопьев, он пронесся вдоль облачной стены, будто у отвесного склона заснеженной горы, и начал крениться назад, поворачиваясь брюхом к небу. Ощутив, что сейчас выпадет, агач навалился на подкову. Сзади заворочался, заскрипел голем. Холодный ветер свистел, все вокруг клокотало. Гудение струи ненадолго смолкло, а потом она выстрелила с хриплым воем, швырнув машину вверх.
Они вырвались из холодного зимнего дня в новый, неистовый свет, и сверкающая ширь наднебесья распахнулась, впустив их в себя. Летун вознесся над облаками. Агач зажмурился, почти ослепленный. Седло под ним качнулось и выровнялось. Он раскрыл глаза. Теперь облака были внизу – золотой свет океаном лучей падал на них, выбивая струи белого, завивая их спиралями и кольцами.
Скалы, огромные горы, пологие холмы, долины и ущелья – и все это сверкало на солнце, все это двигалось, весь ландшафт медленно полз в одну сторону в потоке ветра. Слева над остальными возвышенностями выступал далеко в чистые голубые небеса исполинский отрог из мягкого пуха, будто снежный утес, – он кренился и вскоре должен был обрушиться всем своим несуществующим весом на долины и холмы под собой.
И рядом, бросая вниз округлую тень, что скользила, трепеща краями, по облачным перекатам, висел остров из земли и камня. От вида чего-то столь огромного и наверняка невероятно тяжелого, свободно парящего в воздухе, у Септанты закружилась голова.
Летун поднимался. Недолгое время агач видел "дно" острова: камни, массивы спрессованной глины, клочья болтающихся на ветру корней – странный перевернутый пейзаж, – а затем машина оказалась выше громады. Ярко-желтый песок, сочная зелень, крыши построек, купола, шпили дворцов, оранжевые лодочки, стоящие на расчищенных квадратах земли или висящие над нею, большой ковчег в виде половинки капли, опускающийся у середины острова, и там, в самом центре, – пирамида, возвышающаяся над всем… Но выше ее была радуга: сияющая золотая дуга, раскинувшаяся от одного края острова до другого. Вокруг извивались призрачные лучи.
Глава 9
Этот мир был горяч и сух, весь он переливался золотым солнечным светом, исходил жаркой дымкой, струился, плавился в небесном огне.
Ветер гнал по пустыне маленькие злые смерчи. Стоя рядом с Кучеком, Эльхант ладонью прикрыл глаза от солнца. Песок, очень мелкий и необычайно желтый, сиял; пустыня казалась сплошной спекшейся поверхностью, твердой, а не сыпучей. Агач шагнул вперед, чтобы фигура голема не мешала обзору. Справа кромка острова тянулась прямо, а слева загибалась огромной дугой. Впереди, за пустыней, искаженные маревом, виднелись кроны деревьев – бледно-зеленые куполообразные медузы на коричневых столбах, подрагивающие, шевелящие мохнатыми ветвями-отростками. Еще дальше, едва различимые, маячили крыши и шпили; почти прозрачный силуэт пирамиды высился над все этим. Небо сияло бирюзой – ни единого облака, все они остались внизу, лишь бесконечное пространство чистейшего светлого эфира, сквозь которое летел мир, а в невообразимой вышине плыл, тихо звеня, шар солнца.
Скользнув взглядом по зарывшемуся носом летуну, Эльхант повернулся и встал на краю земли. Тонкая струйка песка сбегала между камнями, сеясь в прозрачный воздух, изгибалась на ветру и пропадала. Океан облаков стелился под островом. Нижняя часть полого изгибалась к центру; корни, выползшие между камнями и глиной – которая теперь тоже превратилась в камень, скрепив глыбы, – давно высохли и напоминали мочала. Они дергались, извивались в потоках воздуха, будто умирающие в судорогах змеи с лоскутьями отставшей чешуи.
Ветер дул ровно и сильно. Эльхант вернулся к летуну, присел рядом. Крыло почти отвалилось, колпак побелел, трещина пересекала корпус над емкостью. Но газ все еще наполнял ее, и машина взлетела бы, если бы Кучек не держался за рулевую дугу.
– Пирамида… – начал Септанта, и тут раздалось знакомое потрескивание. Паутина во лбу голема разгорелась сиренево-желтым, в узорах проступило лицо.
– Лана! – позвал агач, выпрямляясь.
Амазонка глянула назад, затем вновь уставилась перед собой.
– Эльхант, он убит! – Она подалась вперед, лицо увеличилось, и агач увидел засохшую на подбородке кровь. – Ты слышишь? Кто же теперь будет… Там… это ты? Я почти ничего не вижу!
– Лана… – повторил Эльхант.
– Ты нужен нам здесь! – Голос то звучал громче, то совсем стихал. – Завалена камнями… Очень много… Карлики… А он мертв, Эльхант! Не знаю, что делать теперь. – Ее лицо начало пропадать. – Когда подошел… Скребуны отогнали…
Паутина померкла, лицо исчезло. Голем качнулся, чуть не упустив летун, который, выдирая нос из песка, тут же стал медленно взлетать. Кучек вновь возложил на него руку и заскрипел:
– Что было? Когда оно… – другой рукой он показал на паутину. – Теряет, Кучек теряет себя. Потом… опять жив.
– Лана пыталась поговорить со мной, – пояснил Эльхант. – Ты понял, что произошло внизу? Солы на большом корабле забрали жемчужину северян. Корабль возле пирамиды. Значит, жемчужина теперь где-то в ней? Надо идти туда.
– Как вернуться?
Агач оглядел покореженную машину.
– Развалится птичка в дороге, – проскрипел Кучек. – Можно чинить.
– Ты сможешь починить ее?
– Кучек сделан… создан, чтобы чинить. Строить и чинить. Обучался этому. Деревянная птица… да, сможет.
– Ну так начинай.
– Не так. Не здесь. Нужны инструменты.
– Хорошо, надо осмотреться получше. Я залезу на летун, а ты будешь держать его, – решил Эльхант.
Сжав руками бока емкости, голем поднял машину над головой. Септанта уперся ступнями в седло и выпрямился во весь рост.
Слева, где кромка острова загибалась, парили оранжевые лодки; множество их стояло на расчищенной от песка земле. Трудно было рассмотреть подробности в струящемся воздухе, но агач различил невысокие строения и крошечные фигурки солов за границей пустыни. Он вглядывался, глаза слезились от яркого света… А потом что-то шевельнулось за барханом справа.
– Опускай! – не дожидаясь, когда брюхо летуна ткнется в песок, Эльхант прыгнул и схватился за меч. Невысокий бархан тянулся прямой линией наискось от края острова. Теперь, очутившись внизу, Эльхант не видел, что происходит за ним. Прижав машину к песку, голем тоже повернулся в ту сторону.
– Убоюна снова нету, – скрипнул он. – Без него плохо. Нужен убоюн Кучеку.
По спине струился пот. Обнажив кэлгор, агач развязал шнурки, движением плеч скинул меховой плащ. Затем, вспомнив, приблизился к летуну, свободной рукой вырвал из чехла огнестрел с коротким стволом.
У ближней стороны бархана возник человек. Босой и почти голый, лишь в обматывающем бедра тряпье, низкорослый, с широкими покатыми плечами и буграми мышц под загорелой кожей. Откинув с лица спутанные темные волосы, он сделал несколько быстрых шагов, занося над головой длинную кость – единственное его оружие. Кэлгор был уже поднят, кончик его смотрел в грудь незнакомца, как и ствол огнестрела.
– Откуда… – низким хриплым голосом произнес мужчина и остановился, не опуская кости. – Нет, вы не хранители…
Говорил он необычно, мягко и протяжно произнося слова. Септанта не сразу разобрал их смысл.
– Ты – раб солов, – произнес он, разглядев широкий ошейник с горящей в нем рубиновой звездочкой.
Незнакомец окинул взглядом агача, затем голема и летун.
– Да, – сказал он. – Вы не хранители. А я – уже не раб.
– Но этот ошейник… – начал Эльхант.
Мужчина вдруг качнулся, выронив кость. Ноги подогнулись, и он боком упал на песок.
– Пить.
Еще мгновение Септанта глядел на него, затем боком шагнул к летуну, сунув огнестрел в чехол, достал флягу, зубами открыл ее, выплюнул пробку в песок и приблизился к незнакомцу. Не опуская меча, присел на колени и протянул флягу – мужчина вырвал ее, приник, громко глотая. Вода потекла по обветренной загорелой коже, заросшему густой темной щетиной подбородку. Рубиновая звезда посверкивала на ошейнике – слишком большом даже для могучей шеи незнакомца и очень широком, напоминающем железный воротник, верхний край которого вдавился в скулы. Правую щеку рассекал тонкий шрам, проходя между глазом и ухом, заканчивался под волосами.
– Рабский ошейник, – пояснил человек, закончив пить. – Но я не раб, уже нет. Благодарю. – Он вернул флягу. – Кто вы? Этот глиняный человек… Вы из Нижнего мира?
– Мое имя Эльхант, – сказал агач. Он отпил, кинул взгляд на емкость и отдал ее незнакомцу. – Мы снизу. Кто ты?
– Тор Гилонг, – произнес бывший раб. Найдя в песке пробку, вытер ее о грудь, закрыл флягу и медленно встал. – Возле порта я должен встретиться с другими, кто сбежал. Благодарю тебя. Я спешу…
Септанта перебил:
– Порт? Нам надо починить эту машину. Там есть инструменты?
– Инструменты… Да. С их помощью мы хотим попробовать сломать ошейники. Иначе голову разнесет, как только покинешь остров. Мы разделились, чтобы хранителям было тяжелей найти нас. Через пустыню лучше идти поодиночке. Хотим захватить лодку…
– Как ошейник может разнести голову?
– Это… – Тор Гилонг показал на красный огонек, горящий в металле. – Заклинание, вернее, часть… Как лучи. Звезда – в центре, в Пирамиде. У нее множество лучей, конец каждого – на ошейнике раба. Если он уходит от центра дальше, чем положено… Если покидает остров – луч вспыхивает… взрывается. Прожигает шею, разносит голову.
– Но я видел рабов с черной кожей далеко отсюда, – возразил Септанта. – Лодки напали на острова… Как же они смогли прилететь туда?
– На тех ошейниках камни тусклы, – ответил Тор. – Хранители гасят их, перед тем как отправить рабов на лодках.
– Снять, – проскрипел Кучек.
Бывший раб покосился на него и с легким удивлением произнес:
– Так он говорит… Никогда не видел говорящего глиняного человека. – Вдруг глаза его сузились, он сделал шаг назад и произнес севшим голосом: – Ты маг?
– Нет, – ответил Эльхант. – Я не владею магией.
Мужчина внимательно посмотрел на него и кивнул.
– Да, хорошо. Магия… слишком много бед от нее. А ошейник снять нелегко. Очень крепкий металл. Я надеюсь, в порту мы сможем убить охрану, снять ошейники, захватить лодку и бежать. Надеюсь… и не верю в это. Хотя сейчас, когда Огненная Рука восстала…