Отряд миновал последние деревья, и наконец Эльхант смог разглядеть повозку. В соломе стояло множество запечатанных крышками пузатых горшков. Запряженная в телегу лошадь была мертва, под колесами и вокруг лежали тела.
– Э, а чего они… – начал Орхар, но агач поднял руку, призывая к молчанию. Все остановились. Эльхант, приподнявшись на стременах, огляделся. Мимо холма тянулась дорога – она выходила из леса и исчезала в лесу. Никого не видно, но тела у повозки…
– Подождите здесь, – решил Эльхант.
Он спрыгнул на землю, обнажив меч, быстро пошел вперед. Лана и остальные увидели, как Септанта обогнул телегу, встал у противоположного склона, сразу отпрянул и махнул рукой.
– К нему, – сказала амазонка.
Возле телеги все спешились. Кучек остановил коня, но вылезать, как и прежде, не стал.
Четыре мертвых крестьянина лежали в траве. Часть горшков треснула или разбилась, густой запах масла окутывал вершину. Слыша доносящийся снизу шум, Лана подошла к агачу. Этот склон был крутым, внизу она увидела гладь озера Флэй, мостки и дома на сваях, ворота, палисад… и толпу орков, атакующих его. Амазонка вслед за Эльхантом присела, чтобы не маячить на фоне голубого неба. Вскоре к ним присоединились солдаты.
Палисад в три эльфийских роста тянулся дугой, концами примыкающей к берегу озера, а дальше из воды торчали верхушки вбитых в дно мощных кольев с натянутыми между ними цепями. Мостки и дома занимали примерно треть озера; на берегу за палисадом был обширный двор с птичьими загонами и сараями. Неширокое пространство между подножием холма и кранногом наполняли орки, мертвые и живые. Зеленокожие атаковали, над оградой виднелись головы обороняющихся, оттуда летели стрелы.
– Хотели поджечь его, – сказала Лана. – Глупцы!
Уж чего-чего, а воды у защитников хватало – палисад дымил, но огня не было. Орки стреляли горящими стрелами и метали факелы, но часть эльфов была занята тем, что поливала дерево из ведер, жбанов и кувшинов.
– Их не так много, – произнес Эльхант и замолчал, когда от подножия холма вперед устремилось семеро зеленокожих здоровяков, сжимающих таран: массивное бревно, на конец которого была насажена отлитая из металла кабанья голова.
– Но ворота хлипкие у них… – добавил Орхар.
Впрочем, нападающие не донесли таран до ворот. Они успели разогнаться, когда на них упало небольшое облако стрел, и четверо из семерых повалились с ног. Оставшиеся не могли тащить бревно – бросив его, отступили под прикрытие каменных глыб, лежащих слева, ближе к холму. Здесь пряталось большинство зеленокожих, сверху виднелись их затылки и спины.
Донеслись крики: несколько орков попытались достичь краннога по мелководью, пробравшись под цепями. С вершины холма наблюдатели увидели, как с мостков в воду нырнули гибкие воины-саилы, сжимающие зубами лезвия ножей. Защитники исчезли в воде, и вскоре озеро огласил вой: орки падали, когда под водой отточенные лезвия перерезали их сухожилия и вонзались в животы.
На некоторое время внизу стало тихо. Зеленокожие прятались у камней, эльфы следили за ними с палисада. Серый дым поднимался в небо, по глади озера ползли облака.
– Теперь горты могут выйти и добить их, – произнесла Лана.
Орхар покачал головой:
– Орки ждут чего-то. Вона, огоньки там – они паклю на стрелах разжигают.
– Нечего им ждать! Когда горты наружу выйдут, мы спустимся и поможем добить…
Раздался хриплый вопль, и сбоку из-за холма одна за другой выехали четыре колесницы. Кто-то из солдат охнул:
– Журги!
Эльхант привстал, вглядываясь. Конечно, он и раньше видел боевых кабанов Горака. Были еще жорганы, гигантские кабаны-альбиносы, ужас эльфийского народа – впрочем, теперь их осталось совсем мало.
Но вот чего Септанта не видел раньше – так это чтобы орки во что-то запрягали своих зверей.
Заросшие короткой коричневой щетиной, они неспешно бежали вдоль палисада. Кривые клыки торчали из пастей, способных разинуться так, чтобы целиком заглотнуть голову эльфа. На кабанах были кольчужные попоны, защищающие спину и бока, и шлемы: кожаные колпаки, укрепленные железными бляхами, с острыми зазубренными лезвиями. Вокруг колесниц, бряцая обручами, надетыми на лапы и торсы, рысцой бежало полторы дюжины зеленокожих с пращами, а в самих колесницах…
– Желтые орки! – воскликнула Лана. – Лучшие их стрелки…
Вдоль бортов каждой колесницы тянулись два ряда овальных щитов, и желтые орки прятались за ними от летящих с палисада стрел. Нападающие то и дело приседали, выпрямлялись, поднимая над щитами длинные луки, стреляли и приседали вновь. С палисада донеслись вопли: желтые выпускали с каждым выстрелом по две-три стрелы, и многие из них поражали цель. Бегущие вокруг зеленокожие раскручивали пращи, вопя и рыча, метали в палисад крупные камни.
– А жорганов нету у них? – спросил Орхар, щурясь. – Белых не видать там? Они здоровучие…
– Нет, – прошептала Лана. – Не вижу.
Колесницы встали неподалеку от ворот. К тому времени голов над палисадом значительно поубавилось: желтые успели поразить многих защитников, да и зеленокожие швыряли булыжники беспрерывно, хотя попадали куда реже. Увидев, как полдюжины орков, появившихся из-за каменных глыб, бросились к валявшемуся в траве тарану, Септанта вскочил.
– Желтые их прикрывают, – сказала амазонка. – А те сейчас снесут ворота… Все, конец кранногу!
Эльхант уже бежал к телеге.
– Орхар, огниво есть? – прокричал он.
Кучек неподвижно сидел на своей повозке. Скользнув по нему взглядом, Септанта стал рукоятью кэлгора разбивать горшки. Подбежавший солдат достал кремень.
– Дай сюда. И других позови! – велел агач.
Он поджег солому, как раз когда остальные солдаты подбежали к телеге. Масло загорелось, синеватый огонь разошелся во все стороны…
– Толкай!
Наконец они поняли, что хочет сделать агач. Дюжина рук уперлась в задок телеги.
– Налегли! – рявкнул Орхар.
Искры летели в глаза. Телега пылала почти целиком, когда они подкатили ее к склону.
– Левее бери! – вопил Орхар. – Чтоб врезалась, куда надо… Бедвен, Дривас, сильнее толкайте, а вы, наоборот, отпустите!
Лицо солдата покраснело, широкая грудь тяжело вздымалась под расстегнутой рубахой. Отступившая в сторону Лана увидела, как телега накреняется и катится вниз, все быстрее, скрипя и качаясь, разбрасывая искры. От горящей соломы шел дым. Те горшки, которые Септанта не успел разбить, один за другим взрывались от жара, с треском выстреливали горячими сгустками масла. Орхар сдернул с цепа кожаное кольцо и посмотрел на Эльханта – глаза солдата странно изменились, стали почти безумными. Агач кивнул ему.
– Оружие к бою! – прорычал Орхар. – Склон крутой, пешими пойдем…
Большинство солдат носили льняные штаны и рубахи, торсы их защищали кожаные панцири. Некоторые вооружены лишь мечами или короткими секирами, у других были еще небольшие круглые щиты из древесины вяза, обтянутые толстой навощенной кожей и по краям окованные металлом. Только Лана и Эльхант были без доспехов. Оба худые и высокие, они почти на голову возвышались над остальными эльфами в отряде.
Зеленокожие с тараном почти достигли ворот, и прячущиеся за камнями орки побежали следом. С колесниц градом летели стрелы, над палисадом почти не осталось защитников: те, кто еще был жив, спрятались. Журги рыли копытами землю, наклонив головы, готовые устремиться вперед, как только таран проломит ворота.
Разогнавшаяся телега достигла конца склона. Она уже пылала вовсю – казалось, это сноп огня и трескучих искр мчится на четырех колесах. Орки, чье внимание было приковано к палисаду, наконец заметили ее. Раздались предостерегающие крики, зеленокожие начали поворачиваться. Желтые на колесницах все так же стреляли из луков и метали короткие копья.
– Вперед! – рявкнул Орхар, срываясь с места, и солдаты побежали за ним. Открытые спереди башмаки на толстых подошвах и сандалии – деревянные подметки, привязанные к ступням узкими кожаными ремнями, – затопали по склону.
Сжимая кэлгор обеими руками, Эльхант бросился вниз. Железная кабанья голова на конце тарана вломилась в ворота – и тут же телега достигла орков.
Никто из зеленокожих не попытался остановить ее. Орки разбегались, толкая друг друга и падая. Повозка ударила в колесницу, подпрыгнув, разлетелась горящими обломками и гудящими спиралями огня. Журги рванулись в разные стороны – две колесницы столкнулись, одна накренилась, другая перевернулась. Орхар, ревущий во всю глотку, и Септанта первыми вломились в толпу. Вокруг агача замелькали зеленые и желтые рожи, клыки, палицы, мечи и горящие обломки телеги. Эльхант не ощущал прилива сил, того всепоглощающего буйства, которое испытывали многие воины во время схватки и которое превращало их в берсерков. Он видел Орхара впереди, солдат преобразился: присев на кривых ногах и ревя, он размахивал цепом, железная груша летала вокруг, круша зеленокожих, – Орхар погрузился в стихию боя, растворился в ней, он сам стал боем. Он то захлестывал шеи врагов и резко дергал, сворачивая их головы набок, то перехватывал окованное древко за концы обеими руками, подставляя его под удары дубинок, то вращал грушу или наносил резкие короткие удары будто исподтишка, по неожиданным направлениям. Орки пытались выбить оружие из его рук, некоторые старались схватить цепь, но ту покрывали режущие грани. Солдат хрипло ревел во всю глотку, заглушая звуки боя.
А Эльхант оставался все так же рассеянно-сосредоточен, сдержанно-быстр. Когда к нему метнулся потерявший кольчужную попону жург, чья залитая маслом шкура пылала, распространяя вокруг запах паленой шерсти, Септанта просто перескочил через кабана, в прыжке ткнул вниз кэлгором, всадив острие в твердую, почти как камень, спину. Он присел и наклонился, уходя от ржавого тесака, вонзил кэлгор в брюхо зеленокожего, выпрямился и быстро засеменил наискось между сражающимися, будто танцуя: полы плаща трепыхались, подошвы сапог легко касались земли, голова поворачивалась из стороны в сторону, отстраненный взгляд скользил по врагам. Поблескивающий темно-синими искрами кэлгор сновал с такой скоростью, будто металл стал гибким, и клинок извивался, гнулся, как короткая плеть. Двигаясь, словно партнеры в пляске, оставляя за собой шлейф из криков и стонов, обрубки конечностей и рассеченные тела, Эльхант и его меч протанцевали между горящими останками телеги, перевернутыми колесницами, между живыми и мертвыми – туда, где была Лана. Агач то крепко сжимал оружие, то перебрасывал его из руки в руку, и казалось, что он касается меча кончиками пальцев, едва удерживает за навершие рукояти. Похожая на жидкую грязь темная кровь орков выстреливала слякотными фонтами всякий раз, когда кэлгор рассекал зеленую кожу… а потом перед Септантой возник желтый орк. Этот был одного роста с агачем, куда более худой, чем зеленокожие, с очень длинными руками, большеглазый и лопоухий.
– Гхар жургых! – прокричал он и ударил молотом – железным брусом на тонкой рукояти. Эльхант отклонился назад. Лишь верхняя половина клинка была заточена, нижняя оставалась тупой, и на нее, повернутую наискось, агач принял удар. Рукоять топора соскользнула, скрежеща, вдоль лезвия, ткнулась в короткую гарду кэлгора. Прямо перед собой Эльхант видел рожу орка, запавшие щеки и морщинистый лоб, выпученные круглые глаза с вишневыми зрачками. Молот будто зацепился за кэлгор, упершись в то место, где гарда сходилась с клинком. Агач провернул меч и подался вперед, всаживая острие в незащищенную железным кольцом шею. Густая кровь плеснула в лицо, Септанта фыркнул, отплевываясь. Длинное тело еще валилось на землю, когда он бросился к Лане – амазонка орудовала мечом, стоя спиной к агачу, и сзади к ней подбирались сразу три орка.
– Четвероногие! – взревело несколько голосов слева. На бегу Эльхант подхватил с земли обломок копья, одного из тех, которые метали с колесниц, и широко развел руки. Лана начала оборачиваться, орки почти достигли ее. Септанта прыгнул, вонзил кэлгор в загривок одного из троицы, наконечник копья – в спину другого, и сбил с ног третьего, стоящего посередине. Перекатившись, он поднялся на колени, увидел, как Лана погружает меч в живот зеленокожего… и потом пространство между холмом и палисадом наполнилось стуком копыт. Из развороченных ворот вылетело полторы дюжины кентавров. Над палисадом вновь возникли головы детей деревьев – хотя теперь стрелять защитники не могли, слишком сложно было поразить врага в этой сумятице. На глазах агача здоровенный огненно-рыжий кентавр мускулистыми руками поднял в воздух журга, перевернул его брюхом кверху и резко опустил, сломав хребет о колено. Закричав – звук напоминал одновременно лошадиное ржание и гневный вопль, – он помчался дальше, топча орков мощными копытами. Грудь его перехлестывал ремень висящих на боку ножен. Рыжий выхватил из них меч, широкий, как лопасть большого весла.
Прямо перед агачем и Ланой, стоящей с ним плечом к плечу, оказалась перевернутая набок колесница. Из колес торчали узкие клинки – ими в бою подсекали ноги пеших врагов – на один был нанизан эльф. Сзади набегали зеленокожие, слева и справа, размахивая копьями, подступали желтые, и Эльхант с амазонкой, не сговариваясь, разом вспрыгнули на борт колесницы. Приседая и отбивая мечом копье, Эльхант увидел кентавров, скачущих узким клином и рассекающих толпу врагов, увидел своих солдат – кроме Орхара, все оставшиеся в живых сгрудились спинами друг к другу, – и силуэт Кучека на вершине холма. Кэлгор располосовал рожу орка, вонзился в плечо второго, отбил дубинку. Лана уже исчезла – спрыгнула на другую сторону. Эльхант вдруг упал, вытянулся на боку колесницы. Жург, разогнавшийся и прыгнувший, чтоб вонзить в него клыки, пролетел над агачем, рухнул с другой стороны, взрыв копытами землю, грузно пытаясь развернуться, получил от Ланы мечом в бок…
Они побеждали, орков почти не осталось. Эльфы вытянулись шеренгой и шли на врагов с одной стороны, кентавры напирали с другой, а посередине кружился Орхар, разбрасывая во все стороны всполохи солнечного света, отражавшегося от шипастой груши. Хриплый рев солдата почти заглушал другие звуки, лишь иногда лязг груши, сминающей железные обручи зеленокожих, прорывался сквозь него. Лана, обогнув колесницу, побежала на подмогу, а Септанта остановился, заметив высыпавших из сломанных ворот эльфов – большую толпу саил и гортов. Сперва агач подумал, что обитатели краннога решили наконец прийти на помощь, но потом разглядел, как они толкают друг друга, падая, перепрыгивая через упавших, не пытаясь помочь им, и понял, что дети деревьев отступают.
Вокруг колесницы не осталось ни одного орка. Эльхант спрыгнул и быстро пошел навстречу эльфам. Озерные жители и кентавры добивали последних зеленокожих, с другой стороны их тоже теснили – орков осталось не больше полудюжины, они пытались отбиваться от врагов, которые наседали со всех сторон. Орхар опустил цеп и направился к агачу, слегка покачиваясь. Волосы солдата были всклокочены, глаза горели огнем.
Остались последние два орка. Большая часть высыпавших из краннога эльфов бежала к холму. Один из них, высокий светловолосый воин с породистым лицом, облаченный в серебристую кольчугу, с коротким мечом в правой руке и кинжалом в левой, приостановился возле Эльханта. Это был горт – голову украшал венок из плюща.
– К лесу! – выкрикнул воин и побежал дальше.
Теперь все орки были мертвы. Озерные эльфы отступали к холму. Тяжело дышащий – и все еще напоминающий безумца – Орхар остановился рядом с Ланой. Солдаты Эльханта приближались, а кентавры поскакали вслед за отступающими, кроме одного – рыжего здоровяка. Тот навис над агачем.
– Бран! Я – Бран.
Окинув взглядом кентавра, Септанта посмотрел на палисад.
– Мертвоживые?.. – полувопросительно произнес он.
– Они.
В проломе, оставшемся на месте ворот, виднелось нечто странное – дома на сваях пока оставались прежними, но синие воды Флэя, далекий противоположный берег и голубое небо над всем этим медленно блекли, зеленея.
Септанта оглянулся: покинувшие кранног эльфы столпились за каменными глыбами, где раньше прятались от стрел орки. Кентавры тоже были там. Горт с венком на голове широким шагом направился к четверым, все еще стоявшим возле палисада.
– А ваши жены? – спросил Септанта, когда эльф приблизился. – Старики, дети?
– Там никого нет, – возразил горт. – Их отправили к Монфору еще вчера, остались только воины. Ты – дукс этих солдат?
– Да. Мы собираем оставшихся в лесах и отправляем к лагерю воеводы. Если в кранноге ваших теперь нет…
Все посмотрели в сторону Флэя. Озеро словно плесневело, менялось вместе с воздухом над ним – облако бледно-зеленой мути заволакивало пространство, наползая со стороны дальнего берега, вытягивая вперед щупальца туманных отростков… И каждым отростком была низкая лодочка или плот, на которых маячили неясные фигуры.
Позади раздался шум, Септанта обернулся: на вершине холма возникла и сразу исчезла фигура Кучека, а затем какой-то округлый предмет, подскакивая, покатился вниз.
Трое эльфов отпрыгнули в разные стороны. С треском предмет ударился о каменную глыбу, подскочил, упал в траву и прокатился еще немного, пока Орхар не остановил его, подставив ногу. Разглядев череп, между темными глазницами которого зияла трещина, Септанта сказал:
– Наверх, быстро…
На вершине холма они увидели мертвых лошадей – тех, на которых приехал отряд агача, – перевернутую телегу и Кучека, стоящего рядом с мосластым конем. Тот дергал ногами, пытался встать, изгибал шею и ржал, кося полным боли глазом на торчащий в его боку зазубренный ржавый тесак. В руках голема было необычное оружие: длинное древко с узким серпом на конце. Эльхант решил, что раньше Кучек прятал его в соломе, устилающей дно телеги. Голем занес серп, двое кентавров дернулись было к нему, но Кучек уже резко опустил напоминающее полумесяц лезвие и перерезал шею коня.
– Га, храннг! – огорченно рявкнул рыжий Бран. Его племя относилось к лошадям куда лучше, чем, к примеру, дети деревьев.
– Что случилось? – спросила Лана.
Вокруг телеги валялись раздробленные кости и обрывки истлевшей от времени одежды.
– Мракобестии, – скрипнул голем и толстой короткой рукой указал в сторону лесной дороги. – Там ехали, мимо. Много. Телеги, клетки на них. Углядели, часть свернула. Напали. Кучек их… – он показал свой серп, потом пнул ногой останки одного из врагов. – Но лошадок побили.
– Мракобестии? – повторил Эльхант.
– Так еще называют мертвоживых, – пояснила Лана. – Кучек, ты ранен…
Голем повернул голову, разглядывая свое плечо, из которого, пробив глиняную корку, торчал ржавый кинжал. Кучек выдернул его и равнодушно бросил в траву. Эльхант шагнул ближе, с интересом приглядываясь к узкому отверстию – ране? трещине?
– Тебе не больно?
– Боль… – скрипнул Кучек. – Боли нет.
– Если начнет крошиться дальше? Отваливаться?
– Затянется. Очень сильные раны, чтобы стал Кучек разрушаться.
Агача тронули за плечо, он повернулся – рядом стоял горт в серебристой кольчуге, с венком из плюща на голове.
– Мое имя Руан. Гляди, дукс…
С вершины холма было видно, что зеленое облако заняло уже большую часть озера. Возле причалов, тянувшихся вдоль дальней части краннога и ставших теперь почти неразличимыми, покачивалось множество лодочек и плотов. Фигуры мракобестий – дюжина дюжин, если не больше, – двигались по мосткам, стремительно приближаясь. Линия наступления изгибалась дугой, слева и справа вдоль берегов она двигалась быстрее: вскоре мракобестии возьмут холм в кольцо.
– Орки напали, – отрывисто произнес кентавр Бран. – И сразу – мертвоживые. Зеленокожие и мракобестии сговорились? Великий Ствол! – это плохо, очень плохо. В долине Вольных, откуда мы, – тоже мракобестии. Они везде…
Агач видел, что все, кроме Ланы, смотрят на него – будто ждут приказа. Но он решил, что с приказами надо повременить. Все менялось. Оказывается, он плохо понимал положение дел: Монфор Билал прав, и нападение мракобестий на Аргос – лишь часть чего-то куда более серьезного. Значит, он слишком мало знает, чтобы командовать. А раз так – надо узнать больше и уж потом делать выводы. Коль скоро все стало сложнее и запутаннее, теперь надо меньше действовать, но больше наблюдать и думать. Поэтому он молчал, разглядывая стремительно мутнеющее озеро, и наконец горт Руан произнес:
– Надо отступать. Я знаю лес, проведу вас… всех нас. Идем к Твердокамню.
Глава 4
Эльхант покосился на Орхара. Тот уже пришел в себя, глаза стали обычными, дышал солдат ровно. Лана и эльфы шли впереди, как и кентавры, за ними – агач, Орхар, рыжий Бран и молодой юркий жеребчик. Последний то отбегал в сторону, выискивая что-то среди деревьев, то принимался скакать вокруг Брана, пока вождь не велел:
– Уймись, тонконогий!
Позади всех тяжело топал Кучек, несший на плече серп с длинным древком. Теперь лес был со всех сторон. Горт Руан быстро вел отступающих в направлении Огненного Предела – мракобестии могли задержаться на озере, а могли и устремиться в погоню.
Бран некоторое время приглядывался к агачу и наконец спросил:
– Кедр?
Септанта кивнул.
– Ты знаешь язык орков, Бран?
Четвероногие и орки когда-то дружили, а потом на свадьбе хана Горака и королевы амазонок Сении два напившихся кентавра попытались похитить невесту, после чего между племенами и началась война. Вообще же эта свадьба стала событием, изменившим всю историю Атланса. Амазонки-питши жили далеко в Пределе Тверди. Раньше орки с детьми деревьев не враждовали, лишь иногда на границах у Гравийской пустоши и руин Скребунов возникали стычки окраинных туатов с отрядами кабаньих пастухов. Но хан Горак, нарушив все традиции своего племени, возжелал взять в жены повелительницу амазонок Сению, она же за Горака идти не собиралась. В конце концов ее выкрали, на свадьбе кентавры напились – они были невоздержанным, диким племенем, – попытались похитить Сению у похитителя, были убиты охраной Горака и самим ханом. Затем, когда пьяный Горак ночью после свадебного пира пришел в шатер, где держали Сению, и собрался возлечь с женой, амазонка оскопила супруга (где она смогла раздобыть нож, осталось неизвестным), прирезала двух охраняющих вход орков и скрылась, воспользовавшись ночным мраком и тем, что большинство зеленокожих едва держалось на ногах. Горак не умер – но обезумел. Спустя непродолжительное время его кабанья орда напала сначала на кентавров (те вынуждены были, потеряв треть своего народа, переселиться на северные границы Баркентин), а после и на эльфов. Горак стал легендарной фигурой, им пугали детей, друиды назвали его сыном Мадреда. Если бы не Монфор Билал, сумевший сплотить войско туатов, зеленокожие сейчас властвовали бы над всем Атлансом. Во время решающей битвы, произошедшей между северными отрогами Горы Мира и лесом Кричбор, Монфор в поединке убил Горака – это, по сути, и стало концом войны. Лишь безумный гений хана мог объединить такой своенравный и буйный народ, как орки. После смерти военачальника и поражения под Кричбором отступившее войско не перегруппировалось и не попыталось захватить Срединный Атланс вновь, а распалось на небольшие стаи, которые еще недолго мародерствовали в окрестностях Горы Мира, пещер Абиата и Шепчущего леса, но, преследуемые детьми деревьев, быстро отступили в продуваемый всеми ветрами пустынный Огненный Предел.
– Знаю язык мохов, – проворчал Бран, – но плохо.
– «Гхар жургых», – сказал Эльхант. – Это выкрикнул желтый, перед тем как я убил его.
– Жургых – жург. Так мохи величают своих кабанов. Гхар… нет, не ведаю.
Кентавры называли орков мохами, потому что те вели свой род от мха на ветвях Высокого Древа. С происхождением самих кентавров дело оставалось неясным. Они полагали, что являются корой Древа, хотя друиды утверждали, что кентавры – лишь завядшие побеги на его ветвях.
Эльхант шел, искоса разглядывая могучую грудь Брана, широкие плечи, низкий лоб и приплюснутый нос… Во всех кентаврах присутствовало нечто необузданное, как в Орхаре на поле боя, – только солдат становился таким лишь во время сражения, а четвероногие были такими всегда. Спину Брана покрывала забрызганная темной кровью орков и кабанов кольчужная попона, широкую грудь перехлестывал ремень ножен, а в рыжий хвост были вплетены разноцветные кожаные шнурки. От кентавра шел сильный дух пота и крови. Эльхант заметил, что с самого их появления перед воротами краннога Лана старается держаться от четвероногих – и в особенности от Брана – на некотором расстоянии. Их любвеобильность не знала границ и превосходила даже их свирепость в бою. Вряд ли Лана опасалась, что кто-то из кентавров начнет заигрывать с нею, скорее амазонке были неприятны взгляды, которые они кидали в ее сторону.
– Как вы попали в кранног? – спросил Септанта.
– Малым отрядом скакали, – проворчал Бран. – Из долины Вольных. У нас появились мохи, навалились толпой с Огненного Предела. А с Предела Тверди, от гор, мракобестии пришли. Разом напали – будто в сговоре.
– Орки и мертвоживые заодно?.. – начал Орхар, и кентавр воскликнул:
– Разом! Не знаю, сговорились – нет, но похоже на то. Мы прослышали, что и в ваших владениях нечисто, и поскакали к воеводе. Думали совет с ним держать… – он замолчал, хмурясь.