Эльхант крутил головой – и нигде не видел Повелителя Праха. Орки шли нестройными рядами, черная фигура в рогатом шлеме двигалась впереди всех. Септанта вновь огляделся. Слева от него был Орхар, потом – Бран, справа – Лана и Кучек.
Земля мелко дрожала – но не под ногами мертвых орков. Они приближались, заполнив весь вход в долину. Черный дукс шел неторопливо, а идущие следом побежали, сразу опередив его. При этом они рассыпались по сторонам, открыв дорогу для жургов.
– И кабаны под ними мертвые? – Солдат щурился, вглядываясь. – Хех! Точно… Но чего дрожит оно, не пойму я? Журги не такие тяжелые…
– Жорганы! – закричал кто-то со стороны реки. – Белые!
Множество лиц обратилось к водопадам: на вершине между ними возникли уродливые силуэты, а потом кошмар целого поколения эльфов, гигантские белые кабаны, на которых сидели желтокожие орки с шипастыми палицами и необычно длинными копьями, понеслись по склону вниз.
Кто-то вскрикнул от ужаса, кто-то попятился. Раздался сдавленный стон.
– А на жорганах – живые, – произнес Орхар.
– Нет! – выкрикнула Лана. – Стой, назад!
Но дети деревьев уже бежали. Заржали кентавры; Бран проревел что-то угрожающее, однако его не услышали. Накрытые общей волной ужаса, четвероногие поскакали прочь. Кабаны, холки которых достигали плеч эльфов, скатывались по склонам, грохоча так, что, казалось, содрогается вся Гора Мира. Первые уже достигли реки, подняв тучу брызг, устремились дальше.
– Назад! – кричала амазонка. – Не отступать!
Ее никто не слышал. Эльфы и гномы бежали к руинам, опережая их, скакали кентавры.
Войско мертвых орков приближалось спереди, а живых – сбоку. Орхар зарычал, пригнулся, выставив перед собой цеп, уперев конец древка в колено, медленно двигал им из стороны в сторону, покачивая шипастой грушей. Теперь их осталось пятеро. Бран заржал, встал на дыбы лицом к водопадам, высоко подняв огромный меч. Лана обнажила свой, Эльхант достал кэлгор. Кучек снял с плеча серп. Не более трех дюжин шагов разделяло кентавра и наконечники длинных копий в руках скачущих на передних кабанах желтокожих.
Позади раздались крики, Эльхант и Лана оглянулись. Три повозки ехали от руин. Эльфы уже не отступали: бежали обратно, подняв оружие, вслед за дюжиной гномов, вооруженных огнестрелами и топорами. Четвероногие тоже возвращались, быстро обгоняя остальных. Но они не успевали, мертвые и живые орки были гораздо ближе.
Вдалеке, над головами мракобестий, которые шли позади орков, возникла почти дюжина воющих крылатых силуэтов – они понеслись над долиной, стремительно приближаясь. Вдруг вождь кентавров начал отходить боком, быстро переступая ногами. Он испуганно заржал, будто лошадиная часть его натуры взяла верх. Тыча мечом в сторону мертвых орков, Бран разевал рот, не в силах вымолвить ни слова. Те, что скакали на кабанах, далеко вырвались вперед, пешие мертвецы отстали, кроме одного – дукса в черном доспехе и рогатом шлеме, с огромным овальным щитом и топором, который вряд ли смогли бы оторвать от земли и трое эльфов. Он был совсем близко, теперь стало видно, что в шлеме его нет забрала.
– Мертвый! – прохрипел Бран. – Хан Горак!
Вождь продолжал пятиться, отступая за спины остальных. Теперь с краю оказался Кучек – голем повернулся, занося серп, чтобы обрушить его на голову первого из желтокожих. Мертвецы были рядом. Эльхант сделал шаг, оказавшись перед Ланой, встал боком к ним. Солдат, рыча, пошел вперед, подняв обе руки и крутя запястьями – древко оружия превратилось в конус, обращенный широкой стороной к небу, а цепь стала серебристым колесом, ободом которому служила шипастая груша. Она пела, тонко звеня. Лана шагнула к агачу. Черный шлем Горака высился над мертвоживыми. Хан бежал тяжело и быстро, несмотря на массивный доспех, щит и топор.
Бран, поборов страх, заржал. Копыта взрыли землю, когда он поскакал навстречу жорганам. Позади них весь склон между водопадами казался белым из-за спин кабанов, что все еще ссыпались по нему.
Вождь кентавров занес меч, ревя во всю глотку, – и альбиносы словно отпрянули. Находясь в нескольких шагах перед Браном, они рванулись влево, накрыв кентавра тучей земляных комьев, по короткой крутой дуге пронеслись мимо Кучека, очутились прямо перед Ланой, агачем и солдатом – и лоб в лоб вломились в мертвоживых.
Глава 13
Два войска столкнулись, как два кулака. И тот, что состоял из живых, распался напополам: черный дукс прорубил его до самого запястья. Эльхант еще успел разглядеть, что огромные белые кабаны не просто падают под ударами хана, что они сами стараются не попадаться ему на пути, разбегаются в стороны, огибая Горака, – после вокруг замелькали мертвые орочьи лица, – и тут же кентавры, а затем эльфы и гномы ворвались в бой. Агач закружился, разглядел Лану, каким-то образом очутившуюся далеко в стороне, Кучека рядом с ней, и побежал. Мимо пронесся Бран, безумные глаза вождя сверкали. Пара кентавров, сумевших прорваться к хану, наскочили на него с двух сторон. Один тут же упал; другой, встав на дыбы, попытался пнуть врага копытами. Горак принял удар на щит и толкнул с такой силой, что кентавр отлетел, семеня задними ногами, повалился на спину и сломал хребет о лежащее на земле тело в доспехе.
– Горак! – Рев Брана разнесся над долиной. Вождь нагнулся вперед, вытянув меч, насаживая на него стоящих между ним и ханом зомби. Их было уже четверо на клинке, когда Бран взмахнул оружием и отбросил тела в сторону. Мертвые и живые сражались вокруг, но между кентавром и орком не осталось никого. Схватив рукоять обеими руками, Бран высоко занес меч, чтобы одним ударом снести голову в рогатом шлеме. Хан наклонил щит и вдруг метнул его плашмя, низко над землей. Тот подбил ноги вождя: кентавр рухнул на колени, и широкое лезвие топора вонзилось в его шею. Голова взлетела, объятая космами рыжего пламени, упала в толпу мракобестий. Горак перешагнул через содрогающееся тело, поднял щит и вновь прикрылся им.
Эльхант был уже почти возле Ланы, когда на него налетел верещащий жмых. Кривой коготь впился в левое плечо. Агач ухватился за тощую лапу, не позволяя острой матовой кости пробить тело насквозь – пространство рванулось назад. Он увидел мелькающие затылки, полоснул мечом и отсек голову твари… Но тело, хлеща по воздуху кожистыми крыльями, продолжало лететь. Коготь был на длину мизинца погружен в плечо, и если бы Эльхант разжал сейчас пальцы, он бы разворотил тело до ключицы. Ступни зацепили вершину холма, ноги подбросило. Септанта взмахнул кэлгором вновь, прорубил тонкие кости – правое крыло жмыха оторвалось. Безголовое тело накренилось; агач, подавшись назад, сорвался с когтя, будто тяжелый ветхий мешок с гвоздя, вбитого в стену.
Он свалился на пологий склон, прокатился по нему и замер у подножия, ткнувшись лицом в землю. Выпавший из руки меч остался лежать на вершине. Септанта уперся ладонями, рывком приподнялся, увидел бегущую из плеча по изорванной куртке кровь, встал – и тут же упал вновь. Все расплылось, звуки стали тягучими, гулкими. Он сел, широко расставив согнутые ноги, вновь попытался встать. Кое-как выпрямившись, качаясь и почти ничего не видя, добрел до вершины, нагнулся, поднял кэлгор. Окружающее стало четче, звуки – разборчивее. Агач увидел эльфиек, которые тащили раненых к руинам, Ирму и двух гномиц, за ноги волочащих тело Руана. Повернулся – окружающее расплылось, смазалось бледными полосами, но затем вновь стало четким. По карнизу вдоль склона бежали мертвоживые орки; стоящие ближе к балкону дети деревьев поднимали луки, а гномы – огнестрелы. Септанта повернулся дальше: на балконе все еще кипела работа, карлики пока не добрались до могилы.
К нему подбежала амазонка.
– Ты… – начала она.
– Ранен, – Эльхант вновь качнулся и оперся о Лану, обхватив ее за плечи.
– У тебя кровь…
– Нет, неглубоко. Просто о землю сильно ударился. Все, уже лучше. – Он отстранился. – Мертвец. Риг мракобестий – видела его?
– Нет. Разве он здесь? Живые орки пришли нам на подмогу. Но там…
С вершины холма было видно, что в долину вливаются новые отряды мракобестий. Сражение разбилось на отдельные островки, среди них возвышались белые холмы – жорганы, – а еще плескались, будто три небольших озера, три круглых пятна, находящихся на разных расстояниях от холма. Одно приближалось: Кучек ступал ровно и неторопливо, отбрасывая от себя врагов ударами серпа, – он шел в сторону холма, к хозяйке. Позади голема было второе пятно: Орхар, ревя, будто дюжина разъяренных медведей, наоборот, удалялся, прорубая путь в толпе мертвых орков. Еще дальше третье пятно, хан Горак, двигающийся иначе, чем солдат, и не издающий ни звука, тем не менее орудовал своим топором так, что создавалось впечатление: им владеет то же исступление, что и Орхаром. Оставляя за собой неподвижные тела, сквозь стоны и крики, рев, грохот, скрежет и хруст, два сеющих вокруг себя смерть воина медленно сближались.
– Где Мертвец? – Эльхант в который раз посмотрел на каменный балкон, затем – на карниз. Там лежало несколько тел. Вереница мракобестий вновь спешила к эльфам и гномам, которых теперь стало вдвое меньше.
– Иди назад, Лана. К руинам…
– Кучек! – выкрикнула амазонка, показывая туда, где одновременно три мертвых кабана наскочили на голема с разных сторон. Серп взлетел, опустился, поднялся вновь – и голем упал.
Амазонка побежала по склону, Эльхант устремился за ней. Они только успели покинуть холм, когда голем возник перед ними. У Кучека не стало левой руки, из темного провала в плече сыпалась широкая струя песка. Прорубив паутину, изо лба торчал меч, бок был пробит ржавым тесаком. Септанта прыгнул к мертвоживому орку, что подбирался к голему справа, и несколько мгновений не видел, что происходит позади. Когда враг рухнул на землю и остался лежать неподвижно, отскочил в сторону от тела зомби – лишенное обеих ног, оно ползло, цепляясь за смятую траву. Лана, стоя перед големом, протянула руку, собираясь вытащить клинок из головы, но Кучек отстранился и скрипнул:
– Большое летит.
Сквозь грохот боя сзади донеслись удивленные крики. Не оборачиваясь, Кучек взмахнул целой рукой, обрушив кулак на череп, опрокинул выскочившего сбоку скелета. Септанта, упав на одно колено, подсек ноги зомби, увидел, что Лана стоит, подняв голову, что глаза и рот ее стали круглыми от изумления, наконец повернулся: огромный ковчег выплывал из-за склона в дальнем конце долины.
Он летел совсем невысоко, отчетливо видна была сеть канатов, стянувших емкость, и бородатые лица тех, кто перегибался через борта, глядя вниз. Со стороны руин донеслись вопли гномов.
– Это… – начала Лана.
– Механики прислали ковчег! – Эльхант схватил ее за плечо и потащил, на ходу выкрикнув: – Кучек, сюда!
Голем пошел следом. Корабль на треть выплыл из-за склона. Он все еще опускался, хотя и медленно. С бортов полетели веревочные лестницы.
– Все смогут подняться на него! – проорал Эльхант в ухо Лане. Что-то замелькало со стороны водопадов. Там поднялась туча брызг: две дюжины мертвоживых кабанов со всадниками прорвались к реке и теперь мчались по ней, стремясь этим путем достигнуть руин.
– Туда! – Эльхант толкнул амазонку в спину. – Кучек, Лана! Защищайте их, пока они будут подниматься!
Лана сорвалась с места, сделав несколько шагов, оглянулась и крикнула:
– А ты?
– Буду! – ответил Эльхант и махнул мечом. – Я приду! Беги!
Теперь все смешалось. Кто-то бежал к руинам, кто-то – в обратную сторону, кто-то – к реке. По карнизу гуськом шли мертвоживые – и падали один за другим, будто это были передвигающиеся мишени для тренировки: возле балкона стояли четверо лучников и по очереди стреляли. Часть мракобестий неслась по мелководью, другие, наоборот, отступали. Эльхант ворвался в группу из полдюжины сражающихся, закрутился посреди них, ударился о кого-то спиной, отпрянул… Перед ним стоял желтый орк с огромным копьем. Оно начало подниматься, кэлгор тоже… и оба опустились.
– Возле Коры, – сказал Эльхант.
– Грахх! – ответил орк.
Что-то мелькнуло сбоку, агач повернулся. По карнизу, преодолев уже треть расстояния, шла темная фигура, окруженная снопом шевелящихся белых жгутов. Мракобестий там не осталось, лучники возле балкона целились, но пока не стреляли: до Мертвеца было еще далеко. Вдруг из-за руин полилась барабанная дробь – все громче и громче, она лавиной обрушилась на долину и смолкла. Эльхант увидел, как белый смерч над балконом разрастается, стремительно кружась, заливая все вокруг пронзительною трелью сопелки. Это был знак Лучшей Песни: гномы добрались до могилы Октона.
Слыша позади ритмичный лязг, агач сделал шаг туда, где карниз полого примыкал к земле, но остановился. Опустив копье, желтый орк пятился, скалясь и тихо рыча, будто испуганный зверь. Полные немого ужаса глаза смотрели на источник тяжелого глухого лязга.
Хан шел в сторону руин. Он будто оседлал волну боя, уловил тот неровный суматошный ритм, что владел сражающимися, – овальный щит поднимался, поворачивался, менял наклон, всякий раз успевая отразить удар или летящее копье. Топор с необычайно длинной рукоятью то обрушивался на головы тех, кто подступал ближе, то взлетал, описывая стремительные круги, то будто выстреливал сбоку от щита или над ним, тыча в лица эльфов венчающим обух длинным шипом. Словно оживший темный утес, Горак двигался сквозь накатывающие и отступающие волны тел, и вслед за ним узким клином шли мракобестии. До сих пор ни один нападающий не преодолел преграду из щита и топора, никто не смог даже зацепить черного… кроме Орхара. Шлем хана был проломлен; в черепе, пробив его шипами, застряла груша, с которой свешивался обрывок цепи. Он качался и звенел всякий раз, когда хан поворачивался или делал резкое движение.
– Почему вы не убьете его? – прокричал Септанта.
Желтый орк кривил толстые морщинистые губы и продолжал пятиться. Эльхант бросил меч в ножны, вцепился в копье, судорожно сжатое сильными пальцами, вырвал его и поднял над плечом. Оружие было необычайно тяжелым и раза в два длиннее тех, которые использовали эльфы. Повернувшись вполоборота к хану – их разделяло теперь полторы дюжины шагов, – широко расставив ноги, приподняв левую руку, агач отвел копье назад и замер, выжидая, стараясь влиться в тот ритм, что владел Гораком, уловить единственно верное мгновение – и, уловив его, метнул копье.
Эльхант сорвался в места, оставляя за собой фонтанчики земли, двигаясь следом едва ли намного медленнее копья. Оно вонзилось в верхнюю часть щита, вошло глубоко, больше чем на половину узкого трехгранного наконечника. Мгновение хан удерживал его на весу, а затем щит наклонился вперед, и противоположный конец копья уперся в землю. И тут же по древку застучали подошвы. Эльхант взбежал, сделав несколько коротких шагов, балансируя широко расставленными руками, в одной из которых был кэлгор, оттолкнулся от щита, взлетел, занеся меч над головой, выгнувшись, – упал на голову хана и погрузил клинок в пролом, скрежеща по шипастой груше. Меч вошел до рукояти – пробил голову, шею и грудь. Септанта, ударившись подбородком о шипы, вскрикнул, отстранился, вися на голове хана и двигая кэлгором по кругу, будто палкой, которой размешивают что-то густое в большом жбане. Выдернув оружие, он соскользнул по доспеху, шагнул назад, ударился поясницей о щит. Тот выпал из руки Горака, упершись нижней частью в землю, завалился вперед. Хан тоже кренился, но в другую сторону, на спину. Топор упал – и тут же упал хан.
И сразу все вокруг изменилось: множество орков, бегущих к развалинам, сбились с шага, а другие, уже достигшие мшистых валунов, остановились, так и не обрушив оружие на эльфиек и фей. Прочие мракобестии по-прежнему сражались, но мертвоживые кабаны, мчавшиеся вдоль берега речки, остановились, взрыв землю, закрутились на месте.
Септанта, перепрыгнув через щит, не оглядываясь, побежал туда, где можно было запрыгнуть на ведущий к балкону карниз.
Риг Праха пересек две трети его. Червями он ловил стрелы, ломал и отбрасывал. Схватка переместилась к руинам. Ковчег, почти целиком вплывший в долину, висел неподвижно; по лестницам к нему карабкались фигуры эльфов и гномов. Вдоль бортов то и дело возникали вспышки и взлетали облачка темного дыма: команда вела огонь, целясь в мракобестий, которыми кишели руины.
Когда Эльхант забрался на карниз и побежал по нему, риг достиг лучников. Короткий вопль, стук – и тела полетели вниз. Мертвец пошел дальше, а навстречу ему уже бежали вооруженные кирками гномы. Завал камней все еще высился посреди площадки, но теперь у него не было вершины – там зияла обширная яма. Драэлнор исчез, скорее всего, спустился в нее.
Глянув в сторону, Эльхант увидел Лану, которая взбиралась по одной из лестниц, последняя в длинной веренице карабкающихся фигур, и крота-оборотня, ползущего прямо за нею с кинжалом в зубах. На соседней лестнице позади нескольких гномов поднимался Кучек – с трудом перехватывал веревочные ступеньки единственной рукой, не имея возможности отмахнуться от жмыха, который, вереща, раз за разом налетал на голема, бил, словно саблей, кривым когтем, оставляя к глине глубокие прорехи, из которых сеялись струйки песка.
Спереди донеслись сдавленные вопли. Стукнула о камни кирка, высоко взлетела и упала вдоль склона оторванная бородатая голова.
Риг Праха ступил на балкон.
Каменная стена содрогнулась. Далеко под ногами агача повозка гномов, облепленная мертвоживыми телами, врезалась в склон. Кто-то пронзительно закричал, и повозка взорвалась. Густое облако дыма, сквозь которое молниями посверкивали языки пламени, поднялось к карнизу.
Септанта достиг балкона. Над завалом вился прозрачный смерч музыки: Лучшая Песнь мира деревьев звучала там.
Ковчег начал взлетать. Мертвец был уже совсем рядом – взбирался по камням. Агач прыгнул, продавив своим телом качающиеся белые жгуты. Ногами он сжал поясницу Мертвеца, одной рукой обхватил его за грудь, другой вдавил в шею лезвия кэлгора и принялся пилить ее.
Что-то ухватило его за щиколотки и голени, сдавило так, что хрустнули кости, рвануло, приподняло – и что-то другое выдернуло меч из пальцев. Эльхант повис над Повелителем Праха головой вниз. Увидев кэлгор, колыхающийся в кроне червей, потянулся к нему левой рукой. Пальцы правой были крепко сжаты.
Смерч над горой камней сузился, превратившись в силуэт старца, поплыл к ним. Белые жгуты дрогнули – и кэлгор сломался на середине. Обломки упали; черви распрямились, сначала подняв агача выше, а после швырнули его далеко вперед.
Лучшая Песня спустился по склону, Эльхант пролетел над ним. Он видел, как голова старца поднимается, видел извивающиеся потоки мелодий, облачка созвучий и нити аккордов. Септанта резко выпрямил правую руку, разжал пальцы – сорванная с черной цепи на шее Мертвеца бледно-зеленая жемчужина упала.
– В могиле! – прозвенели колокольчики под ним.
– Посмотри в могилу! – свистнула дудка.
– Загляни туда! – простучал барабан.
Мертвец, понявший, что произошло, метнулся вперед, выхватывая из ножен меч с иссиня-черным прямым клинком. Драэлнор неловко попытался поймать жемчужину, но не смог, и она ударилась о камни. Эльхант свалился на краю глубокой ямы, голова оказалась над ней: длинный сверток внизу, истлевший саван в прорехах, сквозь которые видны кости, горящие призрачным светом, на них лежит золотой круг, в нем сверкают, образуя концы треугольника, переливаясь разными цветами, три Слезы Мира.
Сквозь самую большую прореху на конце савана виднелся череп. Септанта ухватился за камни и на животе пополз вниз.
Позади него Мертвец несколькими ударами черного клинка разметал Драэлнора в клочья, которые отлетели, кружась, будто листья в порыве ветра. Некрос Чермор, бывший великий глава цеха мертвой магии, худой изъязвленной рукой поднял жемчужину и шагнул к вершине. За его спиной почти опустившиеся к земле клочья взметнулись и начали срастаться. Некрос был уже над могилой. Эльхант встал во весь рост перед ним и вонзил в грудь Повелителя Праха горящий бледно-зеленым огнем меч.
Тот меч, которым век назад Некрос убил Октона, тот, что все это время оставался в теле старого мага.
Его клинок состоял из беззвучно вопиющих лиц, из разинутых ртов, мольбы и стонов – жизней всех тех, кто в разное время был убит им.
– Лик Смерти? – произнес Некрос удивленно и упал на колени.
Его тело плеснулось. Пальцы раздвинулись; что-то, мелко стуча, покатилось по камням.
Эльхант выбрался из могилы. Риг Праха сжал клинок, посмотрел вниз – на рябь, что шла кругами, но не от того места, куда вонзился меч, а к нему.
– Беги… – прозвенел едва различимый силуэт. Рука была не видна, и лежащая на ладони бледно-зеленая жемчужина будто плыла по воздуху.
– Беги, находиться рядом смертельно.
Тело Некроса Чермора начало втягиваться в меч. Но риг не замечал этого. Он запрокинул лицо, глядя непонятно куда, словно в иное пространство, выкрикнул:
– Нет, погоди! – Мертвец упал на бок, выгнувшись, обратив лицо к небу. – Ты! Оставь ее! Я доберусь до вас, где бы вы ни были!
Но в ином мире темная башня его плоти уже рушилась, сложенные из огромных черепов стены кренились, и что-то большое, постукивая камнями и скрежеща железом, возносилось от них в багровые небеса.
Драэлнор пролетел мимо Некроса, а Эльхант в это время сбежал по другой стороне горы. Старец бросил Слезу в могилу. Она упала в золотой обруч, образовав вместе с тремя жемчужинами концы фигуры из двух перекрещенных отрезков, которыми стала пара лежащих друг на друге костей, хорошо видимых в разрыве ткани. Кости налились свечением, и золотой крест взорвался молниями. Они разошлись, протянулись в стороны, накрыв, будто змеящимися трещинами, скелет под саваном, впитались в него, исчезли…
Увидев, кто поднимается над могилой, Лучшая Песня отпрянул. Составляющие его тело едва сросшиеся клочья разлетелись, теряя плотность.
У подножия горы Эльхант повернулся.
– Прочь отсюда! – пропели клочья множеством тонких переливчатых голосов. – Это не то, что я хотел. Он слишком зол! Он разрушит все!
Позади облака призрачных мелодий из могилы встал исполинский силуэт. Великан с длинными черными волосами, нагой, с молотом на плече. Глаза пылали яростью – слишком долго ему пришлось пробыть в маленьком темном коридоре тела Октона.
Вечный огляделся и увидел лежащего на боку Повелителя Праха. Страшные, горящие чуждым разумом глаза сверкнули. Рука величиной с дерево поднялась, палец, будто длинное полено, указал на Некроса Чермора. Губы существа, которого в одном далеком мире называли Кузнецом, а в мире деревьев – Таранесом или Суцеллом – Тем, Который Бьет, – раздвинулись… и со всех сторон заскрипели, задрожали камни. Рот приоткрылся: Гора просела, на склонах ее взбурлил, клокоча, снег. Шевельнулся темно-красный язык: от небес к вершине протянулась молния, громовые раскаты покатились вниз – и все это слилось в слова:
– АХА? СНОВА ТЫ, ПОХИТИТЕЛЬ ЧУЖИХ КОЛЕЦ!
Первый Дух взмахнул молотом. Тупой железный брус на конце мощной рукояти вознесся над Горой, над Атлансом, достиг небес, заставив облака свернуться бурлящей воронкой, – и рухнул, оставляя за собой широкую семицветную радугу.
Эльхант прыгнул к краю площадки. Мертвец лежал на боку, протянув руку вверх, что-то неслышно говоря. Молот ударил, и по камням в две стороны скользнула трещина. Змеясь, она прошла под тем, что осталось от Драэлнора – клочья музыки упали вниз, будто затянутые водоворотом. Удлиняясь зигзагами, словно молния, трещина достигла Некроса – и Мертвец провалился, исчез. Она добралась до отвесного склона, устремилась к вершине; с другой стороны достигла края площадки в тот миг, когда ступня агача оттолкнулась от него. Под Септантой распростерлась пустота, всасывающая в себя все, что было над ней, глухая и черная. Его неудержимо повлекло вниз, словно незримая великанская рука ухватила, сжав тело в кулак, и дернула, сдавливая, чтобы утащить в бездну. Трещина, извиваясь, упала к долине, а Эльхант всем телом налетел на веревочную лестницу. Та изогнулась, качнулась в сторону, но пальцы уже вцепились в нее.
Он пополз. Под ним трещина бежала дальше в две стороны, поднимаясь к вершине Горы и спускаясь к ее подножию, – бездонная пропасть, которая с каждым мгновением становилась шире.
К тому времени, когда Эльхант достиг двух крюков, торчащих из борта ковчега, не стало каменной площадки, завала камней и части долины – они превратились в грохочущий каскад, что ссыпался по склонам быстро расширяющегося провала. Трещина добралась до основания Горы Мира, а с другой стороны прочертила вершину. Она рассекла море папоротников, болото и побежала вдоль берега Коры. Второй конец, черной плетью прошив предгорья и западную оконечность Кричбора, вонзился в пещеры Абиата. Мгновение – и берег пролива Селадон раскололся напополам, а с другой стороны по Баркентинам разнесся грохот: одну за другой бездна начала пожирать горы. И в тот миг, когда она достигла берега у островов Троицы, из середины ее, из того места, где когда-то стояла Гора Мира, – а теперь два уродливых изломанных пласта, будто языки из камня и земли, медленно расходились по краям исполинского ущелья, – в миг, когда череп мира треснул, из глубины, на дне которой посверкивали огненные всполохи лавы, будто вскипевшее мозговое вещество, – взлетело что-то одновременно и видимое и невидимое, огромное, напоминающее очертаниями корпус ковчега, хотя и куда больше: взлетело, покачиваясь, к небесам и растаяло в них.
Септанта ухватился за крюк и за край борта, подтянулся, а потом на фоне темнеющего неба над ним возникло знакомое лицо.
* * *
Плач и стоны звучали вокруг. Эльхант пробирался между эльфами и гномами. Команда летающего корабля помогала им разместиться на широком пространстве между носовой частью и постройками, что начинались ближе к середине ковчега. Раненых вели или несли в каюты под палубой. Холодный ветер дул над высокими бортами, небо темнело.
– Где Лана? – спросил Эльхант.
– Здесь, здесь она! Не зна, поищи… – прозвучало в ответ.
На палубе не было ни одного кентавра или орка. Но далеко впереди, возле приземистой постройки из светлых досок, Септанта увидел фей и пошел к ним.
– Как ты спасся? – спросил он, не поворачивая головы.
– Да я, понимаешь, дукс… – солдат смущенно потер лоб. – Я ж добрался до хана. Мадред его знает как! Плохо помню, когда драка – все в пелене. Но прорубился к нему, потом все совсем уж закрутилось, очнулся – лежу на земле! В руках какая-то палка, на ей железяка разорванная… ну эта, кольцо, значит, к которому цепь крепилась. И на меня прямо этот рогатый прет, хан, значит. И груша, груша моя! – на башке евонной, впилась в черепуху шипами. Цепь болтается. А у меня же нету другого оружия. А он с топором таким, што гору подрубить можно. И уже он прям надо мной, уже замахивается… Хех! Мне вдруг страшно стало, разумеешь, дукс? А ведь я раньше никогда… ну, не боялся я махача, наоборот, весело мне это дело, люблю я. Вскочил, значит, да как побегу от него прочь между остальными. Тока увертываться успевал от клинков. Поскакал прям! Гляжу, а эта вот… – Орхар стукнул босой пяткой по палубе, – висит, значит, и к ней по веревкам лезут. Уже и руины вокруг, и вдруг вижу: Ирма вверху! Ребятенка на плечо положила, одной рукой держит, а второй цепляется. Тут же визги, стоны… Я дите схватил какое-то и следом.
Они приближались к феям. Эльхант делал широкие шаги, солдат семенил рядом.
– Понимаешь, дукс? – пробормотал он. – Вся, значит, отвага моя – она в груше была, в ей. Сила вся… в шипах. А как цепь порвалась – так и храбрость вместе. Вона какое дело, значит… удивительное дело.
Заметив Септанту, феи разлетелись, пропуская его к той, что лежала у стены рубки. Нежное лицо Поэми обратилось к небу, широко раскрытые неподвижные глаза смотрели вверх. Лесные озера, которыми они были когда-то, иссохли – влага жизни покинула их. На шее Поэми, обхватив ее за подбородок широко расставленными ручками и целуя мертвую в губы, давилась слезами пирси. Эльхант постоял, глядя на них, нагнулся, двумя пальцами осторожно взял пирси за талию и поднял. Она извернулась, попыталась зашипеть, но издала лишь жалкое бульканье, узнала Эльханта и, взвизгнув, обхватила его за палец. Слезы, будто мельчайшие бисеринки росы, заблестели на коже агача. Он оглядел фей, потом ладонью погладил пирси по голове и сунул за пазуху – рубаха была изорвана, и когда Септанта пошел дальше, голова пирси высунулась сквозь одну из прорех. Она терла глаза кулаками и всхлипывала, но уже тише. Сворачивая к борту, чтобы обойти палубные надстройки, агач оглянулся – Орхар за ним не пошел. Солдат стоял рядом с Ирмой, которая была на полголовы выше его, и слушал, а женщина говорила что-то.
На пути попалась троица гномов из команды, но они лишь отмахнулись, когда Эльхант попытался узнать, где капитан. Затем показались другие карлики, толкающие перед собой тележку с Кучеком. От голема осталась горка сухого песка, из которой возвышалась голова с глазами-дырами. Они обратились к агачу, трещина рта шевельнулась – раздался еле слышный скрип. Эльхант заступил гномам дорогу, им пришлось остановиться.
– Жив? – спросил Септанта, показывая на голема.
– А то как же, – ответил один из карликов. – Заклинание-то в башке у него. Отойди, спешим мы.
– Куда вы его везете?
– В трюм. Потом починим, если время будет, а сейчас не до него.
– Хорошо, – сказал Эльхант. – Но обращайтесь с ним осторожно, ясно?
– Ты чего это раскомандовался, дылда? – взвился гном, но другой пихнул его локтем в бок, и карлик лишь махнул рукой.
Они покатили Кучека дальше, а Эльхант добрался до кормы и там увидел фигуру у борта.
Лана повернулась к нему, ее лицо преобразилось, она сделала шаг навстречу, потом лицо погасло, и амазонка прошептала растерянно:
– Он тонет…
Корма далеко выступала за край исполинской емкости. Солнце село; ночь, сожрав день, разбухла, расползлась над мирами, накрыв их своей черной тушью в татурах созвездий. Позади в полумраке едва виднелась вершина Горы, расколотая пополам, будто ударом огромного молота. Вокруг бурлила вода, выстреливали пенные столбы. Атланс почти целиком погрузился в океан, лишь остатки Горы Мира выступали над ним – но и они вскоре исчезли.
Эльхант обнял Лану за плечи, повернул лицом к себе. Несколько мгновений они стояли не шевелясь, затем он склонил голову, а она подняла лицо.
Они надолго замерли. Со стороны носа доносились причитания, стоны и плач, но у кормы было тихо. Ковчег летел к Пределу Воздуха, все еще медленно поднимаясь, приближаясь к облакам. Навстречу ему, пока что неразличимый, с небес опускался Верхний мир.