Страница:
В другом отзыве в 1944 году утверждалось: "Как личное оружие бойца и офицера в стрелковом подразделении пистолет-пулемет ППС оправдал себя в боевых условиях. Достаточная дальность, кучность стрельбы, удобство в эксплуатации, облегчение веса по сравнению с существующим дают право считать его хорошим автоматическим оружием".
Хочется подчеркнуть, что Алексей Иванович Судаев был человеком необычно трудолюбивым. Мне приходилось встречаться довольно часто с одним из талантливейших конструкторов стрелкового оружия, Михаилом Тимофеевичем Калашниковым, который рассказывал мне об Алексее Ивановиче - с ним он проводил многие недели при испытаниях оружия на полигонах. Известно, что первый образец ППС А. И. Судаев практически сделал своими руками как умелец - слесарь высокой квалификации. На полигоне же он проявлял себя как высокообразованный инженер-конструктор, каковым и являлся. Делился опытом, говорил друзьям и даже конкурентам по созданию нового оружия: "Делайте все проще, не гонитесь за ненужной оригинальностью".
Жаль, очень жаль, что жизнь этого талантливого конструктора оборвалась в тридцатичетырехлетнем возрасте.
Советские оружейники и дальше совершенствовали пистолеты-пулеметы, проектируя все новые и новые системы. А. И. Судаев предложил несколько образцов автоматов. Г. С. Шпагин завершил испытания полностью металлического пистолета-пулемета, который мы опробовали с ним в тире, Успешно работали и другие конструкторы, среди которых хотел бы назвать М. Т. Калашникова, чьи наиболее совершенные автоматы завоевали полную монополию уже после войны.
Однако закончили мы войну в основном с автоматом ППШ. Почему? Ответ прост. Пистолет-пулемет А. И. Судаева был принят на вооружение в 1943 году, а пистолеты-пулеметы Шпагина прочно освоили в производстве и выпускали миллионами штук. Можно ли было остановить их выпуск и перейти на другую продукцию, казалось бы, более прогрессивную? Думаю, что ломать устоявшееся производство, прекращать изготовление полюбившегося и освоенного бойцами и командирами оружия вряд ли в условиях войны было бы правильно. Новые виды стрелкового вооружения шли как дополнение к уже выпускавшемуся в огромных количествах. Это, с моей точки зрения, единственно правильное производственное решение, которое полностью себя оправдало.
Завод в Заволжье, руководимый В. П. Болтушкиным, с кем в молодые годы мы учились в Новгородском техникуме, вырос к концу войны в прекрасное и современное по тому времени предприятие. Он стал одним из основных заводов, снабжавших действующую армию автоматами, которых здесь произвели за годы войны более двух миллионов. Это больше, чем в целом изготовили этого вида вооружения все заводы фашистской Германии.
Автоматы выпускали и многие другие предприятия, среди которых был и Московский автомобильный завод. После эвакуации части автомобильного производства на освободившихся площадях развернули производство вооружения и боеприпасов, прежде всего пистолетов-пулеметов Шпагина. Уже скоро выпуск автоматов поставили на поток. А другой завод наладил изготовление патронных магазинов.
За производством оружия в Москве внимательно следили Государственный Комитет Обороны и Московский городской комитет партии. Когда, например, на автоматы, изготовленные Московским автозаводом, поступили жалобы с фронта, сюда приехал член Политбюро ЦК ВКП(б), председатель Госплана СССР Н. А. Вознесенский. Об этом вспоминает его помощник В. В. Колотов:
"Как-то раз после долгого телефонного разговора со штабом одного из фронтов Вознесенский отправился на Московский автозавод имени Сталина. Директор завода И. А. Лихачев был заметно удивлен неожиданным приездом Вознесенского, но промолчал.
- Есть что-нибудь новенькое, Иван Алексеевич?
- Как не быть, - ответил Лихачев и недоверчиво улыбнулся.
Они пошли в цех, где Лихачев показал Вознесенскому новый метод окраски и сушки автомобилей в специальных камерах, давая пояснения, а сам в то же время выжидательно поглядывал на председателя Госплана: не простое любопытство к техническим новшествам привело того на завод - не то было время.
- А что нового в производстве ППШ? - спросил Вознесенский.
- Там ничего особо нового нет, - ответил Лихачев. - Производство отлажено, поставлено на поток...
- Верю, - сказал Вознесенский. - Стрелковые испытания проходят нормально?
- Вполне...
В помещении, просторном и гулком, где испытывали стрелковые качества пистолета-пулемета системы Шпагина, стоял непрерывный дробный грохот выстрелов, глаза ела устоявшаяся пороховая гарь. Стрельба очередями. Одиночными выстрелами. И - на фронт.
Вознесенский остановился у одного из стендов. Потом прокричал на ухо Лихачеву:
- Нельзя ли провести испытание нескольких автоматов пожестче?
Лихачев подошел к стрелкам и отдал распоряжение. И снова - очереди. И одиночные выстрелы. Очереди. И одиночные. Но вот у одного из стрелков что-то произошло с автоматом.
- В чем дело?
- Непонятно. Не хочет стрелять одиночными, сбивается на очередь.
Вскоре то же самое произошло и с другим автоматом. Потом - с третьим. Лихачев вопросительно взглянул на Вознесенского. Тот сказал.
- Вот-вот. Оно самое...
Когда вышли на свежий воздух, Лихачев спросил:
- Что же вы сразу-то не сказали, Николай Алексеевич?
- Причиной неполадок в автоматической стрельбе могло послужить и неправильное обращение с оружием, не так ли? Признаться, зная вас, я горой стоял за завод перед военным начальством.
- Немедленно соберу конструкторов и технологов, - сказал Лихачев. Причину найдем и устраним.
Буквально через несколько дней Лихачев позвонил Вознесенскому и доложил:
- С ППШ полный порядок. Работает безотказно. Все сделали без остановки конвейера".
Московский автозавод выпустил за годы войны более миллиона пистолетов-пулеметов ППШ. Это была весомая прибавка к тем пяти с лишним миллионам автоматов, что дали фронту другие заводы.
Хочу сказать еще вот о чем. В то тяжелое военное время были и личные вопросы, не связанные прямо с делами заводов. О них почти никогда не пишут. Читаешь книги иных авторов о войне, особенно крупных деятелей, и впечатление такое, что у людей вроде ничего другого и не было - только дела, дела, дела. А разве чужды им были простые человеческие чувства? Об этом стоило бы написать, на мой взгляд, отдельную книгу. О мужестве пишем, а о чем-то другом - нет. А ведь было много такого, с чем приходилось сталкиваться почти ежедневно, принимать те или иные решения, вникать в личную жизнь и руководителей заводов, и простых рабочих, работниц.
В первый период войны, как уже упоминал, я в основном находился в Ижевске. Об этом все знали. И многие рабочие, инженеры и служащие обращались ко мне с различными просьбами личного характера. Кому-то позарез нужно было жилье, другой нуждался в улучшенном питании, третий хотел сменить место работы и т. д. Обычно на первых порах я спрашивал: "Были ли у директора?" Мне, как правило, отвечали: "Были, но вопрос не решается". Чтобы упорядочить дело, я назначил день, когда принимал людей по личным вопросам. Это был обычно четверг. Прием начинал с четырех часов. В первое время в моей приемной собиралось от 100 до 150 человек. Если начать рассказывать о каждом, никакой, конечно, бумаги не хватит. Поэтому позволю себе остановиться лишь на двух-трех эпизодах, как-то уж очень запомнившихся.
Вот заходит женщина. Ей лет тридцать пять. Говорит:
- Товарищ Новиков, выручите из беды, родила двойню, с завода не отпускают.
Тогда действовало жесткое постановление о наказании не только того, кто самовольно менял место работы или просто уходил с нее, но и директора, если уход с завода был недостаточно обоснован.
Спрашиваю женщину:
- Что же тебя директор не отпускает?
Отвечает:
- Говорит, что у меня есть дочки, могут за малышами присмотреть, пока я на работе. А какие они дочки? Малышня. Прошу ее:
- Знаешь, ты еще поговори хорошенько с директором, может, поможет в ясли детей устроить. Вот будет и выход.
Посмотрела на меня как-то искоса, повернулась и ушла недовольная.
В следующий прием опять увидел ее, но уже с двумя младенцами на руках.
- Толку от директора добиться не могу. Так что на, милый, тебе моих деток - возись с ними хоть сам.
И положила мне младенцев на стол. Они, конечно, сразу закричали, а мамаша твердо пошла к двери. Задержал ее, сказал:
- Ребят забери. А это тебе бумага. Здесь я все написал. Тебя отпустят.
Она изменилась в лице, заулыбалась. Затем стала благодарить. И наконец, забрав детишек, скрылась за дверью.
В следующий приемный день она, Анна Андреевна, опять заходит. Я удивленно спросил:
- Ну что тебе, дорогая, еще надо?
Отвечает:
- Вот, милый, ты для меня доброе дело сделал, и я тебя приглашаю в гости. Хорошо угощу.
Я засмеялся:
- За приглашение спасибо, но, сама видишь, вряд ли соберусь. Сколько ко мне народу идет!
Она еще подтвердила:
- Буду рада, если придешь...
В другой раз заходит молодая женщина, не старше тридцати лет.
- Товарищ Новиков, помогите мне ради бога уйти из сверлильно-токарного цеха. Согласна в любой другой.
В этот цех, как помнит читатель, хотя там и были некоторые привилегии, работать шли неохотно. Сверление стволов производили специальным сверлом, внутри которого под сильным давлением проходило веретенное масло. Оно выталкивало образовавшуюся в стволе стружку. В начале и в конце сверления масло разбрызгивалось и обливало работающего. Выдавалась, конечно, специальная одежда - кожаный фартук, но это не спасало от брызг. Руки и даже тело всегда в масле. Отпускать из этого цеха людей особенно не хотелось.
Я спросил:
- Что же за причина, что ты там не хочешь работать? Зарплата хорошая, дополнительное питание есть, выглядишь ты человеком не больным.
Она долго мялась, краснела. Понял, что ей почему-то не хочется называть причину.
- Но как же я отпущу тебя из цеха, если нет причины? Да и директор моего указания не поймет.
Тогда она, покраснев еще гуще, призналась:
- Товарищ Новиков, муж от меня уходить хочет. Говорит, спать с тобой не могу, вся чем-то пропитана, дышать нечем.
Без дальнейших расспросов я написал директору, чтобы перевели женщину на другую работу.
Однажды, закончив прием, я уже было направился из кабинета, как зашел секретарь и сказал:
- К вам еще пришли две девушки из института имени Баумана.
- Ну что ж, пришли - так зовите.
Вошли две студентки. Одна назвалась Катей Сутыриной, другая Соней Байер сестра нашего начальника строительного треста. Заикаясь, Катя сказала, что вчера, когда они были в заводском клубе, у нее пропало зимнее пальто. Простенькое, конечно, но другого нет. На дворе - зима, ходить ей не в чем и купить не может. Не только потому, что нет денег, но и потому, что в продаже ничего нет. Она пришла в пальто подруги.
Я обратил внимание, что Катя очень похожа на актрису Тарасову, которую еще до войны я видел на сцене в пьесе Горького "Враги". Лицо милое, глаза голубые, улыбка очаровательная. Залюбуешься. Поинтересовался, как у девушек идет учеба, как живут, чем питаются. Рассказали мне все и обо всем с восторгом - жизнь у них получалась вся в розовом цвете. Мне понравилось, что девушки все воспринимали с большим пониманием. Прощаясь, сказал, что попробую помочь. Пусть завтра вечером зайдут к заместителю директора товарищу Лещинскому - он им что-нибудь сделает.
Кате сшили новую шубку.
Об этом приеме я, конечно, вскоре забыл. Однако история имела продолжение. Весной в институте имени Н. Э. Баумана, где училась Катя, состоялся выпуск; по традиции организовали вечер. Это был первый выпуск во время войны в эвакуированном в Ижевск институте. Ректор Г. Н. Николаев пригласил меня на этот вечер, убедив, что все студенты знают, как я помогаю институту.
- Им будет очень приятно, если вы выберете время побыть в такой день с ними.
В зале, где все происходило, расставили столы со скромной закуской. Вдоль одной из стен расположились ректор и профессура, сюда посадили и меня. Напутствие выпускникам дали хорошее: любить Родину, не бояться трудностей, показать себя в будущей работе. Когда осмотрелся, увидел Катю. Оказалось, что она отличница, а мать ее живет в деревне - в сорока километрах от Ижевска. Отец умер несколько лет назад, Катя самая младшая в семье. Есть еще три сестры, две из них замужем. Сестры живут в Москве. Иногда она ездит к матери в деревню, обычно по воскресеньям. Мама очень благодарит меня за шубу. Приглашает в гости. Поблагодарил, но, конечно, отказался из-за дел.
И вдруг, спустя некоторое время, директор металлургического завода С. К. Медведев предложил посмотреть заводское подсобное хозяйство - совхоз, переданный заводу:
- Поглядим, Владимир Николаевич, как лучше использовать землю.
Встретил нас директор, пожилой мужчина, показал хозяйство, попросил высказать наши пожелания. Совхоз имел около двенадцати тысяч гектаров земельных угодий, которые использовал в основном для заготовки сена и выращивания овса - им кормили наших заводских битюгов. Посев овса и заготовку сена мы одобрили, так как перевозки внутри завода производились главным образом на лошадях. Машины использовали лишь для переброски грузов между цехами, которые находились в разных концах города или между заводами. Эти расстояния достигали пяти километров - на лошадях перевозить долго. А небольшие внутренние перевозки - другое дело.
Помимо овса и сена мы попросили директора увеличить поголовье коров и свиней для дополнительного питания рабочих.
- Это непросто, - ответил директор, - надо подумать.
- А нельзя ли увеличить заводу еще и поставку овощей?
- Можно, - ответил директор, - но нужна помощь.
- Какая?
- Главное - прислать с завода человек сто пятьдесят мужчин. Много тяжелой работы, в основном ручной, а у нас одни женщины. Прокормить людей сумеем.
- Что еще?
- Еще надо прирезать три-четыре тысячи гектаров. Земля есть, но она принадлежит соседнему колхозу. Колхоз землю не использует - мало стало силенок. Пусть дадут эту землю в аренду или хотя бы временно передадут совхозу.
Рабочих с завода на летний период прислали. О земле договорились в областном комитете партии. Все получилось как нельзя лучше. Вместе с другим совхозом, который находился рядом, это хозяйство сослужило добрую службу заводам: в столовых и буфетах всегда были мясо и овощи. Да и заводских коней держали в рабочем состоянии, получая для них и овес и сено. Как бы нам пришлось туго, если бы такого подспорья не было.
Директор совхоза показал нам лошадей: и рабочих и выездных. Во дворе я приметил одноместную беговую коляску. Не удержался - попросил запрячь в неё хорошую лошадку. Выехали с Медведевым со двора. И тут я вспомнил, что недалеко от совхоза живут Катя с матерью. Спросили у прохожих дорогу. Оказалось, надо проехать километров пять. В деревне показали домик, где проживали Сутырины. Остановились возле него, привязали лошадь, пошли в избу. Катя как раз была дома. Увидела меня, бросилась на шею.
- Мама! Мама! Смотри, кто приехал!
Мать угощала нас чаем и, как говорят, чем бог послал. Поинтересовались житьем в деревне. Техники мало, мужчин нет. Старики да парнишки. Но хлеб, картофель, овощи есть. Выращивают для засола на зиму поросят. Разводят кур. В общем, конечно, не густо, однако и голода нет;
Потом говорят:
- Сегодня вечером свадьба в соседней деревне. Женится родственник, вернувшийся с фронта по ранению. Пойдемте с нами на свадьбу.
Тут подъехал директор совхоза. Тоже стал уговаривать побыть на свадьбе:
- Ну хотя бы на часик.
Уговорили.
Война была, а любовь тоже была. И свадьбы были. Может, не такие яркие, как ныне, однако и тогда веселые и добрые. В избу набились до отказу. Поздравляли молодых. Совхоз сделал свадебный подарок. Не скрою, был и самогон, он стоял на столе в чайниках. Понемногу пригубили стаканы и мы и, поблагодарив за приглашение, уехали.
А через несколько лет после войны я встретил Катю в Москве. Работник из нее вышел хороший. Где бы ни была, везде ее очень хвалили. В последнее время она работала в Министерстве внешней торговли на очень ответственном посту.
Сталь Ижевска
Замнаркома - директор завода. - Поддержка обкома. - Проблемы производства: кадры, топливо, оборудование, транспорт... - Подвиг сталевара Александра Борисова. - Линия фронта проходила через каждый цех. - И сталь Ижевска побила хваленую крупповскую сталь.
В конце 1942 года начал "качаться" Ижевский металлургический завод. Причин было несколько: перебои с топливом, неравномерная поставка чугуна, плохо организованная на заводе разделка шихты, недостатки в руководстве заводом, директором которого после Н. П. Дворецкого стал хотя и опытный специалист-металлург, но, как оказалось, человек со слабыми для военного времени организаторскими качествами.
В это время в Ижевск прибыли два представителя от партийного и государственного контроля, чтобы, как они объяснили, обеспечить выполнение плана по изготовлению кузнечных заготовок для авиации. Вначале встретились с директором металлургического завода И. А. Остроушко, но разговора с ним не получилось. Тогда они пришли ко мне, положили свои мандаты за подписью Маленкова и Мехлиса и заявили:
- Товарищ Новиков, просим вас обратить внимание на директора завода. Мы ему говорим одно, а он - другое. Хотим спросить и вас: будет ли обеспечен в этом месяце выпуск кузнечных заготовок, которых ждут авиационные заводы?
- А почему вы сомневаетесь в этом? - спросил я.
- Потому, что директор внятно нам ничего не объяснил. Я заверил, что кузнечные заготовки для авиационной промышленности, как всегда, будут поставлены полностью и вовремя.
Видимо, представители контроля по неизвестным мне причинам не очень поверили моим заверениям и изъявили желание побывать непосредственно в соответствующем цехе, чтобы убедиться во всем на месте. Им выдали пропуска, по которым они могли пройти на завод в любое время дня и ночи. На этом мы расстались.
Утром, как только вошел в кабинет, раздался звонок от начальника кузницы тяжелых поковок И. Ф. Белобородова. Он доложил, что ночью в цехе побывали представители из Москвы и, ссылаясь на большие полномочия, приказали снять со всех молотов изготовление поковок, предназначенных для заводов вооружения, и везде пустить только авиационные поковки. Я сразу направился в цех. Оказалось, что московские гости так застращали всех в цехе, что там вынуждены были подчиниться их нажиму. Дал указание восстановить прежнее производство и других приказаний не выполнять. Позвонил наркому. Устинов меня поддержал, но посоветовал:
- Только не сорвите заготовки для авиации.
Часа через полтора ко мне в кабинет почти ворвались прибывшие из Москвы товарищи, снова хлопнули по столу своими мандатами и потребовали объяснений. Я ответил, что на месте виднее, как организовать производственный процесс, а представители контроля превысили свои полномочия.
- Что касается задания, связанного с авиационными поковками, то оно, безусловно, будет выполнено.
Тут же в присутствии контролеров поручил директору завода и начальнику цеха составить график выпуска тяжелых поковок и для Наркомата вооружения, и для Наркомата авиационной промышленности и утвердил его. График сполна отвечал тому, что от завода требовали. Возможно, представители и остались чем-то недовольны, но жаловаться у них оснований не было. Они пробыли у нас две недели, следя за выполнением графика, и, убедившись, что все поступает в срок, убыли в Москву, на этот раз любезно распрощавшись. Заготовки для авиации, как и в предыдущие месяцы, поступали из Ижевска исправно.
Однако директора завода все же освободили от должности - нужен был более крепкий руководитель. Я вылетел в Москву. Нарком в это время находился на заводах. С Рябиковым стали решать, кого назначить директором металлургического завода. Предприятие важное для наркомата и других оборонных отраслей. По телефону переговорили с Дмитрием Федоровичем, наметили кандидатов, кто мог бы, по нашему мнению, справиться с делом.
Вместе с Рябиковым поехали к Вознесенскому, члену Государственного Комитета Обороны, который шефствовал над нашей промышленностью, объяснили сложившееся положение.
- И кого вы предлагаете назначить директором завода?
Мы назвали одного кандидата.
- Нет, - ответили нам. - Этого товарища брать нельзя. Завод, на котором он работает, тоже очень важный. Назвали другого.
- У него нет опыта работы в металлургии. В такой обстановке, какая сложилась на заводе сейчас, он не потянет.
Отклонили и третью кандидатуру. Других предложений не оказалось. Нам сказали:
- Пусть возглавит пока этот завод Новиков, оставаясь замнаркома. Все равно он большую часть времени находится в Ижевске. А подберем директора - Новикова от этих обязанностей освободим.
На том и порешили.
Д. Ф. Устинов отнесся к моему назначению директором металлургического завода по совместительству без восторга. Он понимал, что это еще плотнее привяжет меня к Ижевску. А ведь и другие заводы, производившие стрелковое и авиационное вооружение, нуждались в помощи. Но делать нечего. Я выехал в Ижевск.
Оказавшись на месте, прежде всего позвонил первому секретарю обкома партии А. П. Чекинову, который уже знал о моем назначении. Анатолий Петрович в шутку сказал:
- Теперь, Владимир Николаевич, ты попал в двойное подчинение - и наркомата и нас.
Я попросил, не откладывая, собрать некоторых членов бюро обкома, чтобы посоветоваться - речь пойдет в основном о работе металлургического завода. Войдя в кабинет А. П. Чекинова, я увидел здесь второго секретаря обкома А. В. Караваева, председателя СНК республики П. В. Тронина, секретаря горкома партии Ф. Р. Козлова, начальника управления внутренних дел республики В. М. Кузнецова. Анатолий Петрович сразу сказал, что такой состав собран по моей просьбе, так как он хорошо понимает мое новое положение, когда придется совмещать должности директора крупного завода и заместителя наркома вооружения - дело несколько необычное.
Я рассказал историю с моим назначением и дал небольшую справку о металлургическом заводе. Сказал, что металлургический завод работает на пределе. Выполняя план в целом по объему, недодает то одно, то другое. Дело надо поправить. И не за год или даже полгода, а за три-четыре месяца, не больше. Вот я и прошу у вас помощи. Ведь если этого не сделать, директора других заводов скажут: "Вот посмотрите, назначили директором завода заместителя наркома, а он дело выправить не может". И они будут правы. Думаю, что и вы с этим согласитесь. Престижные соображения, однако, можно и не принимать во внимание. Главное - ижевские металлурги обеспечивают металлом десятки заводов стрелкового и авиационного вооружения, некоторые артиллерийские заводы, поставляют продукцию авиационной промышленности и другим оборонным отраслям. Эти отрасли тоже расшатывать нельзя. Металл надо давать с опережением.
- Придется временно забрать с других ижевских заводов некоторую часть рабочих и специалистов, - продолжил я, - взять долю транспорта, немного оборудования для ремонтных работ, подключив в помощь металлургам машиностроитель ные заводы. Будут жалобы и в областной комитет партии, и в горком. Однако заверяю членов бюро обкома, что возможности каждого завода в Ижевске я знаю не хуже их директоров. Не я сюда из наркомата в командировки езжу, а, наоборот, из Ижевска в наркомате как бы в командировках оказываюсь. Поэтому лишнего с заводов не возьму. Нигде программу не сорвем, так как и я не меньше директоров за нее отвечаю. Просьба к обкому на "стоны" особого внимания не обращать, а где сомнение возьмет, сказать прямо.
Заметил, что надо в первую очередь решить главный вопрос - обеспечить завод топливом. Мне известно, какие усилия прилагает областной комитет партии, чтобы завод ежесуточно имел 300 вагонов дров. И все же доставка топлива идет прямо с колес. От этого больше всего страдают металлурги - то блюминг отключили, то электропечи стоят. Может быть (читатели могут не поверить моей просьбе, но я просил), общими усилиями попытаться создать хотя бы суточный запас топлива. Заводчане тоже помогут республике, чем смогут, но только бы им не трястись, опасаясь перебоев с подачей энергии и газа.
Был еще один вопрос, который я счел необходимым затронуть здесь. Предстояло пересмотреть нормы выработки на всех заводах. По плану производительность труда необходимо поднять на шесть процентов. А ведь производства по любому виду изделий устоялись, и, кажется, уже сделано все, что можно, по повышению производительности труда: все выжато, но никто не спрашивает, есть ли еще резервы, и никто не научит, какую технологию - новую, новейшую или сверхновейшую - принять. И правильно: на заводах есть инженеры и техники, конструкторы и технологи, передовики производства. И у руководителей голова на плечах есть. Что же нас за ручку водить и показывать, как поднять производительность труда, когда сами даже станки изготовляем?
Многое уже делается. Растут ряды передовиков, применяются новые материалы, более стойкие при резании металла, получаем скоростные плавки, ускорена смена валков на прокатных станах, что уменьшило простои, и т. д. Однако нужно, чтобы обком мобилизовал коммунистов, коллективы, привел в действие рычаги партийных, комсомольских и профсоюзных органов, организовал их работу по оказанию помощи металлургам.
Хочется подчеркнуть, что Алексей Иванович Судаев был человеком необычно трудолюбивым. Мне приходилось встречаться довольно часто с одним из талантливейших конструкторов стрелкового оружия, Михаилом Тимофеевичем Калашниковым, который рассказывал мне об Алексее Ивановиче - с ним он проводил многие недели при испытаниях оружия на полигонах. Известно, что первый образец ППС А. И. Судаев практически сделал своими руками как умелец - слесарь высокой квалификации. На полигоне же он проявлял себя как высокообразованный инженер-конструктор, каковым и являлся. Делился опытом, говорил друзьям и даже конкурентам по созданию нового оружия: "Делайте все проще, не гонитесь за ненужной оригинальностью".
Жаль, очень жаль, что жизнь этого талантливого конструктора оборвалась в тридцатичетырехлетнем возрасте.
Советские оружейники и дальше совершенствовали пистолеты-пулеметы, проектируя все новые и новые системы. А. И. Судаев предложил несколько образцов автоматов. Г. С. Шпагин завершил испытания полностью металлического пистолета-пулемета, который мы опробовали с ним в тире, Успешно работали и другие конструкторы, среди которых хотел бы назвать М. Т. Калашникова, чьи наиболее совершенные автоматы завоевали полную монополию уже после войны.
Однако закончили мы войну в основном с автоматом ППШ. Почему? Ответ прост. Пистолет-пулемет А. И. Судаева был принят на вооружение в 1943 году, а пистолеты-пулеметы Шпагина прочно освоили в производстве и выпускали миллионами штук. Можно ли было остановить их выпуск и перейти на другую продукцию, казалось бы, более прогрессивную? Думаю, что ломать устоявшееся производство, прекращать изготовление полюбившегося и освоенного бойцами и командирами оружия вряд ли в условиях войны было бы правильно. Новые виды стрелкового вооружения шли как дополнение к уже выпускавшемуся в огромных количествах. Это, с моей точки зрения, единственно правильное производственное решение, которое полностью себя оправдало.
Завод в Заволжье, руководимый В. П. Болтушкиным, с кем в молодые годы мы учились в Новгородском техникуме, вырос к концу войны в прекрасное и современное по тому времени предприятие. Он стал одним из основных заводов, снабжавших действующую армию автоматами, которых здесь произвели за годы войны более двух миллионов. Это больше, чем в целом изготовили этого вида вооружения все заводы фашистской Германии.
Автоматы выпускали и многие другие предприятия, среди которых был и Московский автомобильный завод. После эвакуации части автомобильного производства на освободившихся площадях развернули производство вооружения и боеприпасов, прежде всего пистолетов-пулеметов Шпагина. Уже скоро выпуск автоматов поставили на поток. А другой завод наладил изготовление патронных магазинов.
За производством оружия в Москве внимательно следили Государственный Комитет Обороны и Московский городской комитет партии. Когда, например, на автоматы, изготовленные Московским автозаводом, поступили жалобы с фронта, сюда приехал член Политбюро ЦК ВКП(б), председатель Госплана СССР Н. А. Вознесенский. Об этом вспоминает его помощник В. В. Колотов:
"Как-то раз после долгого телефонного разговора со штабом одного из фронтов Вознесенский отправился на Московский автозавод имени Сталина. Директор завода И. А. Лихачев был заметно удивлен неожиданным приездом Вознесенского, но промолчал.
- Есть что-нибудь новенькое, Иван Алексеевич?
- Как не быть, - ответил Лихачев и недоверчиво улыбнулся.
Они пошли в цех, где Лихачев показал Вознесенскому новый метод окраски и сушки автомобилей в специальных камерах, давая пояснения, а сам в то же время выжидательно поглядывал на председателя Госплана: не простое любопытство к техническим новшествам привело того на завод - не то было время.
- А что нового в производстве ППШ? - спросил Вознесенский.
- Там ничего особо нового нет, - ответил Лихачев. - Производство отлажено, поставлено на поток...
- Верю, - сказал Вознесенский. - Стрелковые испытания проходят нормально?
- Вполне...
В помещении, просторном и гулком, где испытывали стрелковые качества пистолета-пулемета системы Шпагина, стоял непрерывный дробный грохот выстрелов, глаза ела устоявшаяся пороховая гарь. Стрельба очередями. Одиночными выстрелами. И - на фронт.
Вознесенский остановился у одного из стендов. Потом прокричал на ухо Лихачеву:
- Нельзя ли провести испытание нескольких автоматов пожестче?
Лихачев подошел к стрелкам и отдал распоряжение. И снова - очереди. И одиночные выстрелы. Очереди. И одиночные. Но вот у одного из стрелков что-то произошло с автоматом.
- В чем дело?
- Непонятно. Не хочет стрелять одиночными, сбивается на очередь.
Вскоре то же самое произошло и с другим автоматом. Потом - с третьим. Лихачев вопросительно взглянул на Вознесенского. Тот сказал.
- Вот-вот. Оно самое...
Когда вышли на свежий воздух, Лихачев спросил:
- Что же вы сразу-то не сказали, Николай Алексеевич?
- Причиной неполадок в автоматической стрельбе могло послужить и неправильное обращение с оружием, не так ли? Признаться, зная вас, я горой стоял за завод перед военным начальством.
- Немедленно соберу конструкторов и технологов, - сказал Лихачев. Причину найдем и устраним.
Буквально через несколько дней Лихачев позвонил Вознесенскому и доложил:
- С ППШ полный порядок. Работает безотказно. Все сделали без остановки конвейера".
Московский автозавод выпустил за годы войны более миллиона пистолетов-пулеметов ППШ. Это была весомая прибавка к тем пяти с лишним миллионам автоматов, что дали фронту другие заводы.
Хочу сказать еще вот о чем. В то тяжелое военное время были и личные вопросы, не связанные прямо с делами заводов. О них почти никогда не пишут. Читаешь книги иных авторов о войне, особенно крупных деятелей, и впечатление такое, что у людей вроде ничего другого и не было - только дела, дела, дела. А разве чужды им были простые человеческие чувства? Об этом стоило бы написать, на мой взгляд, отдельную книгу. О мужестве пишем, а о чем-то другом - нет. А ведь было много такого, с чем приходилось сталкиваться почти ежедневно, принимать те или иные решения, вникать в личную жизнь и руководителей заводов, и простых рабочих, работниц.
В первый период войны, как уже упоминал, я в основном находился в Ижевске. Об этом все знали. И многие рабочие, инженеры и служащие обращались ко мне с различными просьбами личного характера. Кому-то позарез нужно было жилье, другой нуждался в улучшенном питании, третий хотел сменить место работы и т. д. Обычно на первых порах я спрашивал: "Были ли у директора?" Мне, как правило, отвечали: "Были, но вопрос не решается". Чтобы упорядочить дело, я назначил день, когда принимал людей по личным вопросам. Это был обычно четверг. Прием начинал с четырех часов. В первое время в моей приемной собиралось от 100 до 150 человек. Если начать рассказывать о каждом, никакой, конечно, бумаги не хватит. Поэтому позволю себе остановиться лишь на двух-трех эпизодах, как-то уж очень запомнившихся.
Вот заходит женщина. Ей лет тридцать пять. Говорит:
- Товарищ Новиков, выручите из беды, родила двойню, с завода не отпускают.
Тогда действовало жесткое постановление о наказании не только того, кто самовольно менял место работы или просто уходил с нее, но и директора, если уход с завода был недостаточно обоснован.
Спрашиваю женщину:
- Что же тебя директор не отпускает?
Отвечает:
- Говорит, что у меня есть дочки, могут за малышами присмотреть, пока я на работе. А какие они дочки? Малышня. Прошу ее:
- Знаешь, ты еще поговори хорошенько с директором, может, поможет в ясли детей устроить. Вот будет и выход.
Посмотрела на меня как-то искоса, повернулась и ушла недовольная.
В следующий прием опять увидел ее, но уже с двумя младенцами на руках.
- Толку от директора добиться не могу. Так что на, милый, тебе моих деток - возись с ними хоть сам.
И положила мне младенцев на стол. Они, конечно, сразу закричали, а мамаша твердо пошла к двери. Задержал ее, сказал:
- Ребят забери. А это тебе бумага. Здесь я все написал. Тебя отпустят.
Она изменилась в лице, заулыбалась. Затем стала благодарить. И наконец, забрав детишек, скрылась за дверью.
В следующий приемный день она, Анна Андреевна, опять заходит. Я удивленно спросил:
- Ну что тебе, дорогая, еще надо?
Отвечает:
- Вот, милый, ты для меня доброе дело сделал, и я тебя приглашаю в гости. Хорошо угощу.
Я засмеялся:
- За приглашение спасибо, но, сама видишь, вряд ли соберусь. Сколько ко мне народу идет!
Она еще подтвердила:
- Буду рада, если придешь...
В другой раз заходит молодая женщина, не старше тридцати лет.
- Товарищ Новиков, помогите мне ради бога уйти из сверлильно-токарного цеха. Согласна в любой другой.
В этот цех, как помнит читатель, хотя там и были некоторые привилегии, работать шли неохотно. Сверление стволов производили специальным сверлом, внутри которого под сильным давлением проходило веретенное масло. Оно выталкивало образовавшуюся в стволе стружку. В начале и в конце сверления масло разбрызгивалось и обливало работающего. Выдавалась, конечно, специальная одежда - кожаный фартук, но это не спасало от брызг. Руки и даже тело всегда в масле. Отпускать из этого цеха людей особенно не хотелось.
Я спросил:
- Что же за причина, что ты там не хочешь работать? Зарплата хорошая, дополнительное питание есть, выглядишь ты человеком не больным.
Она долго мялась, краснела. Понял, что ей почему-то не хочется называть причину.
- Но как же я отпущу тебя из цеха, если нет причины? Да и директор моего указания не поймет.
Тогда она, покраснев еще гуще, призналась:
- Товарищ Новиков, муж от меня уходить хочет. Говорит, спать с тобой не могу, вся чем-то пропитана, дышать нечем.
Без дальнейших расспросов я написал директору, чтобы перевели женщину на другую работу.
Однажды, закончив прием, я уже было направился из кабинета, как зашел секретарь и сказал:
- К вам еще пришли две девушки из института имени Баумана.
- Ну что ж, пришли - так зовите.
Вошли две студентки. Одна назвалась Катей Сутыриной, другая Соней Байер сестра нашего начальника строительного треста. Заикаясь, Катя сказала, что вчера, когда они были в заводском клубе, у нее пропало зимнее пальто. Простенькое, конечно, но другого нет. На дворе - зима, ходить ей не в чем и купить не может. Не только потому, что нет денег, но и потому, что в продаже ничего нет. Она пришла в пальто подруги.
Я обратил внимание, что Катя очень похожа на актрису Тарасову, которую еще до войны я видел на сцене в пьесе Горького "Враги". Лицо милое, глаза голубые, улыбка очаровательная. Залюбуешься. Поинтересовался, как у девушек идет учеба, как живут, чем питаются. Рассказали мне все и обо всем с восторгом - жизнь у них получалась вся в розовом цвете. Мне понравилось, что девушки все воспринимали с большим пониманием. Прощаясь, сказал, что попробую помочь. Пусть завтра вечером зайдут к заместителю директора товарищу Лещинскому - он им что-нибудь сделает.
Кате сшили новую шубку.
Об этом приеме я, конечно, вскоре забыл. Однако история имела продолжение. Весной в институте имени Н. Э. Баумана, где училась Катя, состоялся выпуск; по традиции организовали вечер. Это был первый выпуск во время войны в эвакуированном в Ижевск институте. Ректор Г. Н. Николаев пригласил меня на этот вечер, убедив, что все студенты знают, как я помогаю институту.
- Им будет очень приятно, если вы выберете время побыть в такой день с ними.
В зале, где все происходило, расставили столы со скромной закуской. Вдоль одной из стен расположились ректор и профессура, сюда посадили и меня. Напутствие выпускникам дали хорошее: любить Родину, не бояться трудностей, показать себя в будущей работе. Когда осмотрелся, увидел Катю. Оказалось, что она отличница, а мать ее живет в деревне - в сорока километрах от Ижевска. Отец умер несколько лет назад, Катя самая младшая в семье. Есть еще три сестры, две из них замужем. Сестры живут в Москве. Иногда она ездит к матери в деревню, обычно по воскресеньям. Мама очень благодарит меня за шубу. Приглашает в гости. Поблагодарил, но, конечно, отказался из-за дел.
И вдруг, спустя некоторое время, директор металлургического завода С. К. Медведев предложил посмотреть заводское подсобное хозяйство - совхоз, переданный заводу:
- Поглядим, Владимир Николаевич, как лучше использовать землю.
Встретил нас директор, пожилой мужчина, показал хозяйство, попросил высказать наши пожелания. Совхоз имел около двенадцати тысяч гектаров земельных угодий, которые использовал в основном для заготовки сена и выращивания овса - им кормили наших заводских битюгов. Посев овса и заготовку сена мы одобрили, так как перевозки внутри завода производились главным образом на лошадях. Машины использовали лишь для переброски грузов между цехами, которые находились в разных концах города или между заводами. Эти расстояния достигали пяти километров - на лошадях перевозить долго. А небольшие внутренние перевозки - другое дело.
Помимо овса и сена мы попросили директора увеличить поголовье коров и свиней для дополнительного питания рабочих.
- Это непросто, - ответил директор, - надо подумать.
- А нельзя ли увеличить заводу еще и поставку овощей?
- Можно, - ответил директор, - но нужна помощь.
- Какая?
- Главное - прислать с завода человек сто пятьдесят мужчин. Много тяжелой работы, в основном ручной, а у нас одни женщины. Прокормить людей сумеем.
- Что еще?
- Еще надо прирезать три-четыре тысячи гектаров. Земля есть, но она принадлежит соседнему колхозу. Колхоз землю не использует - мало стало силенок. Пусть дадут эту землю в аренду или хотя бы временно передадут совхозу.
Рабочих с завода на летний период прислали. О земле договорились в областном комитете партии. Все получилось как нельзя лучше. Вместе с другим совхозом, который находился рядом, это хозяйство сослужило добрую службу заводам: в столовых и буфетах всегда были мясо и овощи. Да и заводских коней держали в рабочем состоянии, получая для них и овес и сено. Как бы нам пришлось туго, если бы такого подспорья не было.
Директор совхоза показал нам лошадей: и рабочих и выездных. Во дворе я приметил одноместную беговую коляску. Не удержался - попросил запрячь в неё хорошую лошадку. Выехали с Медведевым со двора. И тут я вспомнил, что недалеко от совхоза живут Катя с матерью. Спросили у прохожих дорогу. Оказалось, надо проехать километров пять. В деревне показали домик, где проживали Сутырины. Остановились возле него, привязали лошадь, пошли в избу. Катя как раз была дома. Увидела меня, бросилась на шею.
- Мама! Мама! Смотри, кто приехал!
Мать угощала нас чаем и, как говорят, чем бог послал. Поинтересовались житьем в деревне. Техники мало, мужчин нет. Старики да парнишки. Но хлеб, картофель, овощи есть. Выращивают для засола на зиму поросят. Разводят кур. В общем, конечно, не густо, однако и голода нет;
Потом говорят:
- Сегодня вечером свадьба в соседней деревне. Женится родственник, вернувшийся с фронта по ранению. Пойдемте с нами на свадьбу.
Тут подъехал директор совхоза. Тоже стал уговаривать побыть на свадьбе:
- Ну хотя бы на часик.
Уговорили.
Война была, а любовь тоже была. И свадьбы были. Может, не такие яркие, как ныне, однако и тогда веселые и добрые. В избу набились до отказу. Поздравляли молодых. Совхоз сделал свадебный подарок. Не скрою, был и самогон, он стоял на столе в чайниках. Понемногу пригубили стаканы и мы и, поблагодарив за приглашение, уехали.
А через несколько лет после войны я встретил Катю в Москве. Работник из нее вышел хороший. Где бы ни была, везде ее очень хвалили. В последнее время она работала в Министерстве внешней торговли на очень ответственном посту.
Сталь Ижевска
Замнаркома - директор завода. - Поддержка обкома. - Проблемы производства: кадры, топливо, оборудование, транспорт... - Подвиг сталевара Александра Борисова. - Линия фронта проходила через каждый цех. - И сталь Ижевска побила хваленую крупповскую сталь.
В конце 1942 года начал "качаться" Ижевский металлургический завод. Причин было несколько: перебои с топливом, неравномерная поставка чугуна, плохо организованная на заводе разделка шихты, недостатки в руководстве заводом, директором которого после Н. П. Дворецкого стал хотя и опытный специалист-металлург, но, как оказалось, человек со слабыми для военного времени организаторскими качествами.
В это время в Ижевск прибыли два представителя от партийного и государственного контроля, чтобы, как они объяснили, обеспечить выполнение плана по изготовлению кузнечных заготовок для авиации. Вначале встретились с директором металлургического завода И. А. Остроушко, но разговора с ним не получилось. Тогда они пришли ко мне, положили свои мандаты за подписью Маленкова и Мехлиса и заявили:
- Товарищ Новиков, просим вас обратить внимание на директора завода. Мы ему говорим одно, а он - другое. Хотим спросить и вас: будет ли обеспечен в этом месяце выпуск кузнечных заготовок, которых ждут авиационные заводы?
- А почему вы сомневаетесь в этом? - спросил я.
- Потому, что директор внятно нам ничего не объяснил. Я заверил, что кузнечные заготовки для авиационной промышленности, как всегда, будут поставлены полностью и вовремя.
Видимо, представители контроля по неизвестным мне причинам не очень поверили моим заверениям и изъявили желание побывать непосредственно в соответствующем цехе, чтобы убедиться во всем на месте. Им выдали пропуска, по которым они могли пройти на завод в любое время дня и ночи. На этом мы расстались.
Утром, как только вошел в кабинет, раздался звонок от начальника кузницы тяжелых поковок И. Ф. Белобородова. Он доложил, что ночью в цехе побывали представители из Москвы и, ссылаясь на большие полномочия, приказали снять со всех молотов изготовление поковок, предназначенных для заводов вооружения, и везде пустить только авиационные поковки. Я сразу направился в цех. Оказалось, что московские гости так застращали всех в цехе, что там вынуждены были подчиниться их нажиму. Дал указание восстановить прежнее производство и других приказаний не выполнять. Позвонил наркому. Устинов меня поддержал, но посоветовал:
- Только не сорвите заготовки для авиации.
Часа через полтора ко мне в кабинет почти ворвались прибывшие из Москвы товарищи, снова хлопнули по столу своими мандатами и потребовали объяснений. Я ответил, что на месте виднее, как организовать производственный процесс, а представители контроля превысили свои полномочия.
- Что касается задания, связанного с авиационными поковками, то оно, безусловно, будет выполнено.
Тут же в присутствии контролеров поручил директору завода и начальнику цеха составить график выпуска тяжелых поковок и для Наркомата вооружения, и для Наркомата авиационной промышленности и утвердил его. График сполна отвечал тому, что от завода требовали. Возможно, представители и остались чем-то недовольны, но жаловаться у них оснований не было. Они пробыли у нас две недели, следя за выполнением графика, и, убедившись, что все поступает в срок, убыли в Москву, на этот раз любезно распрощавшись. Заготовки для авиации, как и в предыдущие месяцы, поступали из Ижевска исправно.
Однако директора завода все же освободили от должности - нужен был более крепкий руководитель. Я вылетел в Москву. Нарком в это время находился на заводах. С Рябиковым стали решать, кого назначить директором металлургического завода. Предприятие важное для наркомата и других оборонных отраслей. По телефону переговорили с Дмитрием Федоровичем, наметили кандидатов, кто мог бы, по нашему мнению, справиться с делом.
Вместе с Рябиковым поехали к Вознесенскому, члену Государственного Комитета Обороны, который шефствовал над нашей промышленностью, объяснили сложившееся положение.
- И кого вы предлагаете назначить директором завода?
Мы назвали одного кандидата.
- Нет, - ответили нам. - Этого товарища брать нельзя. Завод, на котором он работает, тоже очень важный. Назвали другого.
- У него нет опыта работы в металлургии. В такой обстановке, какая сложилась на заводе сейчас, он не потянет.
Отклонили и третью кандидатуру. Других предложений не оказалось. Нам сказали:
- Пусть возглавит пока этот завод Новиков, оставаясь замнаркома. Все равно он большую часть времени находится в Ижевске. А подберем директора - Новикова от этих обязанностей освободим.
На том и порешили.
Д. Ф. Устинов отнесся к моему назначению директором металлургического завода по совместительству без восторга. Он понимал, что это еще плотнее привяжет меня к Ижевску. А ведь и другие заводы, производившие стрелковое и авиационное вооружение, нуждались в помощи. Но делать нечего. Я выехал в Ижевск.
Оказавшись на месте, прежде всего позвонил первому секретарю обкома партии А. П. Чекинову, который уже знал о моем назначении. Анатолий Петрович в шутку сказал:
- Теперь, Владимир Николаевич, ты попал в двойное подчинение - и наркомата и нас.
Я попросил, не откладывая, собрать некоторых членов бюро обкома, чтобы посоветоваться - речь пойдет в основном о работе металлургического завода. Войдя в кабинет А. П. Чекинова, я увидел здесь второго секретаря обкома А. В. Караваева, председателя СНК республики П. В. Тронина, секретаря горкома партии Ф. Р. Козлова, начальника управления внутренних дел республики В. М. Кузнецова. Анатолий Петрович сразу сказал, что такой состав собран по моей просьбе, так как он хорошо понимает мое новое положение, когда придется совмещать должности директора крупного завода и заместителя наркома вооружения - дело несколько необычное.
Я рассказал историю с моим назначением и дал небольшую справку о металлургическом заводе. Сказал, что металлургический завод работает на пределе. Выполняя план в целом по объему, недодает то одно, то другое. Дело надо поправить. И не за год или даже полгода, а за три-четыре месяца, не больше. Вот я и прошу у вас помощи. Ведь если этого не сделать, директора других заводов скажут: "Вот посмотрите, назначили директором завода заместителя наркома, а он дело выправить не может". И они будут правы. Думаю, что и вы с этим согласитесь. Престижные соображения, однако, можно и не принимать во внимание. Главное - ижевские металлурги обеспечивают металлом десятки заводов стрелкового и авиационного вооружения, некоторые артиллерийские заводы, поставляют продукцию авиационной промышленности и другим оборонным отраслям. Эти отрасли тоже расшатывать нельзя. Металл надо давать с опережением.
- Придется временно забрать с других ижевских заводов некоторую часть рабочих и специалистов, - продолжил я, - взять долю транспорта, немного оборудования для ремонтных работ, подключив в помощь металлургам машиностроитель ные заводы. Будут жалобы и в областной комитет партии, и в горком. Однако заверяю членов бюро обкома, что возможности каждого завода в Ижевске я знаю не хуже их директоров. Не я сюда из наркомата в командировки езжу, а, наоборот, из Ижевска в наркомате как бы в командировках оказываюсь. Поэтому лишнего с заводов не возьму. Нигде программу не сорвем, так как и я не меньше директоров за нее отвечаю. Просьба к обкому на "стоны" особого внимания не обращать, а где сомнение возьмет, сказать прямо.
Заметил, что надо в первую очередь решить главный вопрос - обеспечить завод топливом. Мне известно, какие усилия прилагает областной комитет партии, чтобы завод ежесуточно имел 300 вагонов дров. И все же доставка топлива идет прямо с колес. От этого больше всего страдают металлурги - то блюминг отключили, то электропечи стоят. Может быть (читатели могут не поверить моей просьбе, но я просил), общими усилиями попытаться создать хотя бы суточный запас топлива. Заводчане тоже помогут республике, чем смогут, но только бы им не трястись, опасаясь перебоев с подачей энергии и газа.
Был еще один вопрос, который я счел необходимым затронуть здесь. Предстояло пересмотреть нормы выработки на всех заводах. По плану производительность труда необходимо поднять на шесть процентов. А ведь производства по любому виду изделий устоялись, и, кажется, уже сделано все, что можно, по повышению производительности труда: все выжато, но никто не спрашивает, есть ли еще резервы, и никто не научит, какую технологию - новую, новейшую или сверхновейшую - принять. И правильно: на заводах есть инженеры и техники, конструкторы и технологи, передовики производства. И у руководителей голова на плечах есть. Что же нас за ручку водить и показывать, как поднять производительность труда, когда сами даже станки изготовляем?
Многое уже делается. Растут ряды передовиков, применяются новые материалы, более стойкие при резании металла, получаем скоростные плавки, ускорена смена валков на прокатных станах, что уменьшило простои, и т. д. Однако нужно, чтобы обком мобилизовал коммунистов, коллективы, привел в действие рычаги партийных, комсомольских и профсоюзных органов, организовал их работу по оказанию помощи металлургам.